Голос мертвых

Глава 13 Первый контакт. Вызов. Пленники

Прежде чем уснуть, Гарри еще раз попытался войти в контакт с Мёбиусом. Безуспешно. Его мысленные речи уносились в сторону Лейпцигского кладбища к могиле Мёбиуса, но ответа не было. Одной из причин того, что Гарри не сразу последовал за Яношем, была еще теплившаяся в глубине его души надежда на восстановление способности к вычислениям и на проникновение в пространство Мёбиуса. Таковы были его планы... Но теперь надежда постепенно умирала, превращалась в ничто...

Все еще мучаясь от сознания неудачи, Гарри в конце концов уснул. Но заботы не оставили его и во сне. Отрешившись от менее значительных проблем, беспокоивших его наяву, Гарри и во сне пытался мысленно перенестись через Великий Темный Залив, называемый Смертью. Многие из Великого Большинства мертвых слышали его в своих могилах и рады были бы откликнуться, чтобы успокоить некроскопа, однако не осмеливались это сделать. Он не искал никого из них, пустые разговоры не смогут принести ему пользу. Они понимали, что их безграничное сочувствие и понимание в данный момент лишь помешают Гарри следовать по избранному им пути. Ибо некроскоп не сможет отказаться от возможности побеседовать с мертвыми, безмерное страдание которых от одиночества лишь один он мог понять — никому другому из мира живущих этого не было дано.

Среди них, однако, была одна женщина, которая, несмотря на то что любила его, наверное, больше всех остальных, гораздо меньше, чем кто-либо другой, трепетала перед ним. Более того, очень часто она даже осмеливалась его упрекать. Все матери мира одинаковы.

— Гарри? — донесся до него ее мертвый голос. — Ты слышишь меня, сынок?

Он со вздохом прекратил поиски Мёбиуса, ибо что-то в тоне ее голоса заставило его насторожиться.

— В чем дело, мама?

— В чем дело? — Гарри явственно ощутил, что она нахмурилась. — Так-то ты теперь со мной разговариваешь, Гарри?

— Мама, — Гарри снова вздохнул и попытался оправдаться, — я был очень занят. А то, чем я сейчас занимаюсь, очень важно. Ты даже представить себе не можешь, насколько это важно.

— Ты так думаешь? — ответила она. — Ты и в самом деле думаешь, что я не имею об этом понятия? Но кто же знает тебя лучше, чем я, Гарри? Что ж, одно, по крайней мере, я знаю наверняка: ты напрасно теряешь время, сынок!

Спящий разум Гарри пытался осмыслить ее слова, но не мог найти им никакого объяснения. Едва ли ему вообще удалось бы понять, что она имела в виду, если бы сама она не пришла ему на помощь. Мать тут же догадалась об этом и буквально налетела на него с упреками — такой сердитой Гарри ее никогда не ощущал.

— Как?! Это так-то ты ко мне относишься? Ты срываешь на мне свое настроение? Демонстрируешь нетерпение? Что ж, мертвые могут сколько угодно восхищаться тобой, но они не знают тебя так, как знаю тебя я, Гарри! Ах Гарри, ты... ты... ты поистине причиняешь одни неприятности!

— Мама, я...

— Ты, ты, ты! Всегда только ты! Ты что, один на всем свете? Почему ты всегда говоришь “я” Гарри? Почему никогда ты не произносишь слово “мы”? Какое право ты имеешь думать, что ты один? Да из всех людей ты последний, о ком можно сказать такое! Миллионы лет уже люди умирают и остаются в одиночестве лежать в темных могилах, наедине со своими мыслями и желаниями. Все они отделены друг от друга, но всех их объединяла уверенность в том, что смерть — это черная, мрачная, лишенная воздуха (и, надо признать, боли!), безжалостная тюрьма, пока... пока тоненький яркий лучик по имени Гарри Киф не появился и не сказал им: “А почему бы вам не побеседовать со мной? Я выслушаю вас. А потом вы можете попытаться поговорить друг с другом!” О! Какое облегчение! Это прозвучало словно божественное откровение!

Гарри молчал, ибо не знал, что на это ответить. Он не понимал, хвалила она или ругала его. Ему никогда не приходилось слышать от нее ничего подобного, даже тогда, когда он бодрствовал. Никогда она так не сердилась. И эти его мысли мать услышала мгновенно.

— Ты не понимаешь, почему я сержусь? Не могу поверить! Многие годы ты не имел возможности побеседовать со мной, когда тебе этого хотелось, ибо тебе за это грозила смерть, а теперь, когда ты можешь свободно разговаривать со мной...

Теперь, кажется, он понял, в чем дело, и признавал, что она права. Однако он надеялся, что знает, как выйти из этого положения.

— Мама, — начал он, — другим необходимо узнать обо мне, убедиться в том, что смерть отнюдь не означает одиночество. Им нужно было увериться в том, что смерть спасительна. Она избавляет от таких, как Драгошани, Ференци и других, им подобных. Но мертвых так много и среди них у меня столько друзей, что я даже и не надеюсь когда-либо успеть побеседовать со всеми. Во всяком случае, до того момента, когда я сам стану одним из них. Но мне нет нужды объяснять все это тебе, ибо ты и сама все знаешь. Как знаешь и всегда знала, что... я тебя очень люблю, мама.

Мать молчала.

— А потому, — продолжал Гарри, — если случается так, что я не прихожу к тебе, чтобы побеседовать с тобой, мама, значит, мне мешает сделать это что-то очень и очень важное. И так было и будет всегда, мама... Мама? Ты здесь?

Она была очень взволнована, а потому не отвечала... но она по крайней мере не плакала. Гарри, во всяком случае, надеялся на это. Наконец она нашла в себе силы откликнуться:

— Ах, я знаю, знаю это, сынок! Просто... просто все дело в том, что я... я очень беспокоюсь о тебе. А мертвые... они ищут тебя, спрашивают о тебе. И из любви к тебе готовы на все. Разве тебе это неизвестно? Как ты не понимаешь, что все мы хотим тебе помочь? Почему ты не вспомнишь о том, что среди нас есть настоящие специалисты — во всех областях... а ты... ты не пытаешься воспользоваться их талантами и знаниями.

«О чем это она? О каких неиспользованных талантах она говорит? Что она хочет этим сказать?»

— О чем ты, мама? Ты имеешь в виду мертвых? И почему ты считаешь, что я напрасно теряю время?

— Я говорю о твоих попытках войти в контакт с Мёбиусом, — тут же откликнулась она. — И если бы ты поддерживал с нами связь, ты бы знал, что мы стараемся найти Мёбиуса с того самого момента, когда ты вновь обрел способность беседовать с мертвыми.

— Вы... что? Но каким образом? Мёбиуса здесь нет. Он где-то в другом месте. Он может быть где угодно... в буквальном смысле где угодно...

— Мы знаем об этом, — ответила она, — как и то, что это “где угодно” весьма обширно. До сих пор нам не удалось найти его. Но как только это произойдет, он сразу же получит твое сообщение и, мы надеемся, вернется, чтобы войти с тобой в контакт. А пока тебе нет нужды беспокоиться по этому поводу. Ты можешь заняться другими проблемами.

— Мама, ты не понимаешь! Послушай? Вполне возможно, что Мёбиус находится в своем пространстве. И мертвые — даже если все они обратят туда свои мысленные призывы — никогда не смогут его там отыскать. Пространство Мёбиуса лежит вне пределов нашей вселенной. Так что, как видишь, не только я напрасно теряю свое время. И вы тоже тратите его зря!

Он ощутил отрицательное покачивание ее головы и вновь услышал голос матери:

— Сынок, неужели, когда Гарри-Младший лишил тебя возможности беседовать с мертвыми и математических способностей, он заодно отнял у тебя и способность соображать?

— Что?

— Когда ты пользуешься пространством Мёбиуса, сколько времени ты обычно проводишь там?

И тут он понял, что мать совершенно права. “Неужели умение логически мыслить действительно так тесно связано с математическим даром? — подумал Гарри. — Неужели мой сын и в самом деле уничтожил мою способность делать разумные умозаключения?"

— Нисколько, — ответил он. — Все происходит в одно мгновение.

Мёбиус вовсе не находился в пространстве Мёбиуса. Он лишь воспользовался им, чтобы куда-то попасть.

— Вот именно. Тогда зачем, скажи, ты тратишь время, обращаясь к пустой могиле в Лейпциге. Ты прав, все так: он сейчас где-то вне этого мира. Он был астрономом при жизни и остался им после смерти. А потому сейчас очень и очень многие из нас обращают свои мысли к звездам. И если только он где-то там, мы рано или поздно непременно отыщем его.

— Ах, мама, что бы я без тебя делал! — с благодарностью воскликнул Гарри.

— Я всего лишь помогаю тебе принять правильное решение, подсказывая, что ты должен пока заняться другими проблемами.

— Какими именно?

— Гарри, ты имеешь доступ в самую большую и богатую в мире библиотеку. Книги, хранящиеся в ней, не только содержат обширнейшие знания, но и могут поделиться ими с тобой. Ты можешь читать в умах мертвых, как в открытых книгах, а все их таланты и способности всегда к твоим услугам — ты всегда имеешь возможность поучиться у них. Точно так же, как ты учился у Мёбиуса, ты можешь учиться и у всех остальных.

Однако об этом Гарри думал уже давно, но после долгих размышлений отказался от этой идеи. Драгошани тоже учился у мертвых. Тибор Ференци был его наставником в деяниях зла. Кроме того, будучи некромантом, Драгошани украл талант у Макса Бату и выудил все секреты отдела экстрасенсорики у Григория Боровица. И все же, в конце концов, ничто не могло его спасти. Больше того, дурной глаз Макса Бату сыграл не последнюю роль в уничтожении Драгошани. Нет, существовали определенные вещи (такие, например, как будущее), которые Гарри предпочитал не знать. Все эти мысли пронеслись у него в голове, и, конечно же, мать тут же уловила их.

— Возможно, ты прав, — сказала она, — и, тем не менее, тебе не следует забывать об этом. Многие из нас обладают разного рода талантами, Гарри, и если когда-нибудь ты будешь в них нуждаться, тебе достаточно лишь слово сказать...

Голос ее постепенно стихал, растворялся в снах, но теперь Гарри, по крайней мере, будет помнить этот разговор. В конце концов, совершенно измотанный и физически, и умственно, Гарри отключился от всего и провалился в глубокий сон. Какое-то время он крепко спал, распростертый на кровати, но вдруг...

— Га-а-а-а-рри?! — услышал он голос Мёбиуса, который узнал бы среди тысяч других, в любой обстановке. Но даже с учетом того, что все происходило во сне, голос Мёбиуса был... словно не от мира сего — смутный, неясный. Это был совсем другой, изменившийся Мёбиус.

— Август Фердинанд? Это вы? Я искал вас. Точнее, многие из нас разыскивали вас повсюду.

— Знаю, Гарри. Я был... там... Но правы были вы, а не они. Я был в пространстве! Во всяком случае, я провел там столько времени, сколько смог вынести. Я услышал мысленные призывы ваших друзей, как только вернулся.

— Что именно вынести? — ничего не понимая, переспросил Гарри. — Пространство Мёбиуса — это только пространство, и больше ничего.

— Так ли? — голос Мёбиуса звучал по-прежнему неуверенно, смутно, как если бы это был голос лунатика или человека, впавшего в транс. — Так ли это, Гарри? Или оно есть нечто, намного большее, чем может показаться? Но... все очень странно, мальчик мой, все очень странно, непонятно, чуждо. Я хотел поговорить с вами об этом — мне необходимо было поговорить, но... вас не было так долго, Гарри!

— Это не моя вина, — ответил Гарри. — Я не мог связаться с вами, это было не в моих силах. Со мной произошло кое-что, точнее с моей способностью беседовать с мертвыми, и я был отрезан от всех. И в этом состоянии — одна из причин, приведших меня к вам сейчас. Видите ли, я утратил не только способность разговаривать с мертвыми, но и возможность пользоваться вашим пространством. А мне оно сейчас как никогда необходимо.

— Пространство? Оно вам необходимо? — Мёбиус не был похож сам на себя, даже отдаленно не напоминал прежнего Мёбиуса. — О, оно необходимо всем нам! Без него нет ничего, Гарри! Оно — это ВСЕ! И... и... и... извините меня, Гарри, но я должен вернуться туда.

— Понимаю, — ответил Гарри в полном отчаянии, чувствуя, как постепенно мертвая речь Мёбиуса удаляется. — Клянусь, я никогда не побеспокоил бы вас, если бы в этом не было столь острой необходимости.

Но...

— Оно... оно говорит со мной! — голос Мёбиуса превратился в благоговейный шепот, но и он постепенно уплывал, затихал, ибо его внимание уже переключилось на нечто другое. — И я думаю мне кажется, я знаю что это. Это может быть лишь одно... Я должен идти... сейчас... Га-а-а-а-рри!

В следующую секунду он исчез, пропал, не осталось даже эха. И Гарри понял, что Мёбиус вернулся в то единственное место, которое в настоящее время оставалось для некроскопа запретным, — в пространство Мёбиуса.

Теперь Гарри остался один на один со своим сном, который хотя и лишен был сновидений, не принес ему покоя и отдыха.

На следующее утро, когда вместе с Манолисом они ехали навестить Тревора Джордана, Гарри вдруг нашел ответ на загадку, которая подсознательно мучила его все это время.

— Манолис! — воскликнул он. — Я полный идиот!

Мне следовало подумать об этом раньше!

— Подумать о чем, Гарри? — покосившись в его сторону, спросил Манолис.

— В КГБ знали, что я направился в Румынию. Знали об этом еще до того, как я туда улетел. Когда мой самолет приземлился, они, то есть их наемные головорезы, уже поджидали меня в аэропорту. А это значит, что кто-то сообщил им. Кто-то, кто был здесь, на Родосе!

Какое-то мгновение Манолис выглядел совершенно озадаченным, потом вдруг улыбнулся и хлопнул ладонью по бедру.

— Гарри! Вы совершенно необыкновенный человек и обладаете удивительными возможностями, но вам никогда не стать полицейским! Мне казалось, что вы догадались о том, что я пришел к такому же заключению еще вчера, когда вы обо всем мне рассказали. Я не мог не сделать подобный вывод! И я тут же спросил себя: а кому еще было известно о том, что вы отклоняетесь от своего заранее определенного маршрута? Ответ был: никому... кроме служащего аэропорта, регистрировавшего пассажиров. Именно этим сейчас занимается городская полиция. И они непременно все выяснят.

— Прекрасно! — ответил Гарри. — Но я сейчас говорю уже о другом. Мне чрезвычайно не хотелось бы, чтобы кто-то поджидал меня еще и в Венгрии, если, конечно, мне удастся туда отправиться.

— Мне понятна ваша тревога, — кивнул головой Манолис. — Будем надеяться, что парни из городской полиции сумеют докопаться до правды.

Ни Манолис, ни Гарри, ни Дарси не могли знать, что именно в это время полицейские были уже в аэропорту и разговаривали с человеком, работавшим в справочном бюро. С ним и с его братом, относительно которого у них уже давно были определенные сомнения и подозрения. Они вели допрос и, независимо от тех ответов, которые получали, уже были твердо убеждены в том, что не ошиблись и рано или поздно услышат то, что хотят.

В лечебнице для душевнобольных их встретила медсестра и проводила всех троих к Тревору Джордану. Палата, в которой он находился, больше походила на камеру: маленькая комнатушка с высоко расположенными зарешеченными окнами и дверью, снабженной смотровым окошечком. Дверь была заперта снаружи, видимо, у врачей все еще оставались опасения. Сестра заглянула в окошечко, улыбнулась и поманила к нему Гарри, который последовал ее примеру и тоже заглянул внутрь. Джордан, сцепив руки за спиной, мерил шагами из угла в угол тесное, замкнутое пространство комнаты. Гарри постучал в дверь, и Джордан тут же остановился и поднял голову. Его ожившее лицо выражало напряженное ожидание.

— Гарри? — откликнулся он на стук. — Это вы?

— Да, это я, — ответил Гарри, — Подождите минутку.

Сестра отперла ключом дверь, и все трое вошли в палату, оставив ее в коридоре.

Джордан пожал руку Дарси, хлопнул по плечу Манолиса, потом замер как вкопанный, и губы его медленно растянулись в приветственной улыбке, которая предназначалась Гарри.

— Ну вот, — сказал он, — в наши ряды вернулся некроскоп!

— Временно, — улыбнулся в ответ Гарри. — Вы напугали нас, Тревор. Мы уже подумали, что он повредил ваш разум.

Обменявшись первым рукопожатием с Джорданом, Дарси незаметно отошел назад, а затем, пробормотав:

"Извините, я сейчас вернусь”, вышел обратно в коридор. Манолис тут же последовал за ним и увидел, что Дарси стоит рядом с сестрой, точнее сказать — с белым, как мел, лицом привалился спиной к стене.

— В чем дело? — шепотом спросил Манолис. — Такое выражение я уже видел на вашем лице раньше.

— Вызовите сюда Гарри, — прошептал Дарси. — Быстрее!

Сестра начала уже проявлять беспокойство, но Дарси приложил палец к губам, призывая ее к молчанию.

— Гарри, — совершенно спокойным, обыденным тоном позвал Манолис, заглянув в палату, — не могли бы вы на секунду выйти?

— Вы не возражаете? — обратился Гарри к Джордану.

— Нисколько, — ответил тот, и на лице его появилась странная, всепонимающая улыбка.

— Что случилось? — спросил уже в коридоре Гарри. Дарси прикрыл дверь и повернул в замке ключ.

Потом взглянул на Гарри, кадык его при этом дергался от волнения.

— Все очень плохо, — сказал он. — С ним что-то... не совсем в порядке. Точнее говоря, совсем не в порядке, все не так, как должно быть.

— Ваш талант опять сработал? — уточнил Гарри, своими проницательными глазами вглядываясь в дрожащее, перекошенное лицо Дарси.

— Да. Я чувствую, что это не Тревор. Он похож на него внешне, но я не ощущаю его как Тревора. Во всяком случае, мой ангел-хранитель его не признает. Он не позволяет мне оставаться там, внутри.

— Гарри! — послышался из-за двери голос Джордана. — Почему вы задерживаетесь? Послушайте, мне необходимо вам кое-что сказать, но только вам одному. Мы можем поговорить с глазу на глаз?

Манолис быстро сориентировался в обстановке. Показав медсестре свое полицейское удостоверение, он точно так же, как до того Дарси, призвал ее к молчанию, приложив палец к губам. Потом достал свою “Беретту” и протянул оружие Гарри.

— Оставьте дверь открытой, — прошептал он, — а мы будем наготове.

— Но сможет ли это его остановить? — с сомнением с голосе спросил Дарси, указывая на пистолет в руках Гарри.

— Да, — кивнул тот в ответ. — Он не вампир. Положив оружие во внутренний карман, он отпер дверь и вошел в комнату.

Джордан уже сидел в кресле. Напротив него стояло другое кресло, и он жестом предложил Гарри сесть. Некроскоп последовал приглашению, но... очень осторожно, с опаской, ни на секунду не сводя взгляда с человека, сидевшего напротив.

— Ну, — начал он наконец, — вот я и пришел. Почему вдруг такая таинственность, Тревор?

— Вы неожиданно почти перестали интересоваться мной, — ответил тот, все еще сохраняя на лице ту же странную, загадочную, всепонимающую улыбку. Гарри обратил внимание на его замедленную речь, как будто он старательно подбирал правильные слова.

И тут некроскоп догадался, что произошло с Джорданом, и в подтверждение своей догадки решил провести небольшой тест.

— Что вы, меня ваши дела очень интересуют! — ответил он, заставив себя улыбнуться. — Уверен, что вы даже представить себе не можете, насколько. Тревор, вы помните, как называли Гарри-младшего ваши коллеги из отдела экстрасенсорики, когда вы все заботились о нем?

Странное, неестественное выражение исчезло с лица Джордана. Лицо вдруг расслабилось, вытянулось и помрачнело, а глаза сделались пустыми. Но это длилось лишь несколько мгновений, а потом оно снова ожило, и Джордан ответил:

— Ну конечно! Мы называли его Боссом!

— Правильно, — кивнул Гарри и сунул руку в карман, где лежал пистолет, — но вы чересчур долго вспоминали это. А ведь вы больше всех любили его.

И потому вам не потребовалось бы время, чтобы вспомнить об этом... или спросить... если бы вы были действительно собой!

Едва из кармана начал постепенно появляться пистолет, Джордан вскочил. До сих пор все его движения были такими же замедленными, как его речь... но таковыми бывают и движения хамелеона, прежде чем его язык произведет быстрое и смертоносное движение. Янош крепко держал под контролем разум Джордана. Он молниеносно бросился вперед, левой рукой схватил Гарри за горло, а правой прижал руку Гарри, державшую пистолет, не позволяя вытащить его из кармана.

Инстинкт самосохранения Гарри сработал мгновенно. Как только Джордан попытался выпрямиться и встать с кресла, Гарри нанес ему мощный удар в пах... бесполезно — разум, владевший телом Джордана, нейтрализовал боль. В ответ тот выпустил горло Гарри и наотмашь ударил некроскопа стальным кулаком. Прежде чем Гарри успел оправиться от удара, Джордан приподнял его в кресле и попытался ткнуть его своей головой в лицо. В последний момент Гарри успел отвернуться, но сильнейший удар в висок едва не лишил его сознания. Джордан тут же швырнул его обратно в кресло и вытащил руку с пистолетом. Но...

Дверь распахнулась, и, в комнату ворвался Манолис. За его спиной был Дарси, изо всех сил боровшийся со своим необыкновенным даром, тащившим его обратно в коридор. Застонав от отчаяния и разочарования, Джордан в последний раз попытался вырвать пистолет из рук Гарри, но безуспешно — в ту же секунду Манолис ударил его. А наносить удары маленький грек умел хорошо. Он отбросил Джордана от Гарри, сбил его с ног и прижал к полу, потом, не давая ему возможности встать, заломил руки за спину.

Гарри оказался между ними и направил пистолет прямо в лоб Джордану.

— Не вынуждайте меня стрелять! — крикнул он, обращаясь к захваченному человеку. Голос его звучал жестко и неумолимо.

— Не я начал вам угрожать! — взревел тот, и голос его уже ничуть не походил на тот голос Джордана, который они знали и привыкли слышать. — Это вы угрожали мне!

— Да, это так, — ответил Гарри, — мне лично вы не угрожали, во всяком случае, пока. Янош Ференци! — Он сделал движение рукой с пистолетом, приказывая тому встать.

Янош, завладевший телом Джордана, поднялся на ноги и, яростно сверкая глазами, смотрел на троих стоявших вокруг его мужчин.

— Ну что ж, Гарри Киф, — наконец произнес он, — теперь ты меня знаешь. Маски — в сторону! Мы встретились! Я хотел познакомиться с тобой и показать тебе некоторые из своих возможностей. Ты имел возможность убедиться в том, с какой легкостью я завидел этим разумом. Телепатия? Ха! Тревор Джордан был сущим дилетантом в этом деле!

— Твои возможности не произвели на меня ровным счетом никакого впечатления, — солгал Гарри. — Не больше, чем зловоние, исходящее от дохлой свиньи!

— Ты... ты осмеливаешься?.. — Янош шагнул вперед. Гарри до скрипа сжал зубы и нацелил пистолет точно между глаз Яношу... Криво улыбнувшись, тот неохотно остановился и вдруг... покачнулся.

— Что это с тобой? — прищурившись, спросил Гарри.

— Я... я слишком перенапряг тело этого слабака, — прозвучали из уст Джордана слова Ференци. — Позвольте мне сесть.

— Садись, — ответил Гарри и после того, как Янош бессильно рухнул в кресло, вновь занял место напротив его.

— А теперь хитрости в сторону, Янош, — сказал он. — Зачем ты хотел видеть меня? Чтобы убить?

— Убить тебя? — Янош залился лающим смехом. — Если бы мне нужна была твоя смерть, можешь быть уверен — ты давно был бы покойником. Нет, ты необходим мне живым!

— Постойте-ка! — воскликнул Манолис. — Гарри, вы хотите сказать, что это и есть Янош Ференци? Это, и в самом деле, тот самый врикулак?

— Ты полный идиот, грек! — рявкнул на него Янош Джордан.

— Это его разум, — сказал Гарри, — который при помощи телепатии контролирует сознание и тело Тревора Джордана.

— Немедленно убейте его! — воскликнул Манолис.

— В этом-то все и дело! — ответил Гарри. — Весь ужас положения в том, что я таким образом убью не его, а беднягу Джордана.

— Ты бессилен и беспомощен! — расхохотался Янош. — И я совершенно спокойно могу уйти отсюда. Вы все передо мной беззащитны, как младенцы! — Он перестал смеяться и, злобно взглянул на Гарри. — Так ты и есть тот самый всемогущий некроскоп? Человек, умеющий разговаривать с мертвыми, великий победитель Вамфири? А я считаю тебя полным ничтожеством!

— Правда? И ты пришел сюда только затем, чтобы сказать мне об этом? Что ж, хорошо, ты высказался. А теперь живо отправляйся обратно в свой замок в Карпатах и убери свой мерзкий и скользкий разум из головы моего друга!

Глаза Яноша на лице Джордана сверкали и едва не выкатились из орбит. Он не сводил с Гарри разъяренного взгляда, а руки, сжимавшие подлокотники кресла, дрожали от напряжения. Наконец он заговорил:

— Мне... доставит... истинное... удовольствие... встретиться с тобой еще раз, Гарри Киф! — Он заскрежетал зубами. — Но только лицом к лицу и без свидетелей!

Гарри хорошо были известны все приемы и уловки Вамфири. И он знал, каким образом можно нанести им наиболее жестокое оскорбление.

— Лицом к лицу? — он насмешливо фыркнул. — Ты что, вообразил себя человеком? О да, ты вознес себя на поистине недосягаемые высоты, Янош! Тараканы, и те более достойны этого звания, чем ты!

Манолис опустился на одно колено возле кресла, в котором сидел Гарри, и протянул руку к пистолету.

— Дайте его мне, — потребовал он, — и скажите, что именно вы хотите у него узнать. Поверьте, я заставлю его рассказать все!

— Я ухожу, — сказал Янош, — но твердо уверен в том, что ты ко мне придешь. — Он расхохотался как сумасшедший, и было видно, как в его раскрытой пасти бешено пляшет отвратительный язык. — Я уверен в этом так же, как в том, что уже сегодня ночью — да, уже сегодня ночью! — прекрасная Сандра будет извиваться и корчиться от страсти в моих объятиях, купаясь во влаге, излившейся во время нашего греховного совокупления!

Он вновь громко расхохотался, но вдруг сник и осел в кресле. Глаза его закрылись, голова свесилась набок, рот открылся и в углу его появилась пена... рука, бессильно упавшая с подлокотника, мелко дрожала...

Гарри, Дарси и Манолис переглянулись между собой, и Гарри уже почти выпустил из рук “Беретту”, передавая ее Манолису... и тут глаза Джордана снова открылись! Он со смехом резко подался вперед и выхватил пистолет.

— Ха! Ха! Ха!, Младенцы, сущие младенцы! — и с этими словами он вложил пистолет в правое ухо и нажал на курок.

Гарри успел вместе с креслом отодвинуться, но Дарси и Манолис оказались с ног до головы забрызганными кровью и мозговой жидкостью, когда вся левая сторона черепа Джордана разлетелась в куски. Вскрикнув от ужаса, они отскочили прочь.

В проеме распахнутой двери возникли три сестры милосердия и застыли на месте, прижав руки к губам и не в состоянии даже кричать от страха. Они все видели и слышали, во всяком случае, финальную сцену.

— О Боже! Боже мой! — не переставал повторять Дарси, выходя в коридор, оставив Гарри и Манолиса стоять с открытыми ртами возле окровавленного трупа Джордана...

Гарри и Дарси направились пешком обратно в отель, оставив Манолиса разбираться с полицией. Версия была очевидной: самое обычное самоубийство, свидетелей которого было вполне достаточно.

Еще не было и десяти утра, а жара стояла уже невыносимая, казалось, что каждый камень на узких улочках старого города раскален до предела. Дарси затолкал поглубже в мусорный контейнер свой, испачканный кровью, пиджак и умылся в питьевом фонтанчике, попавшемся им на пути.

В отеле они приняли душ, и Гарри продезинфицировал свои царапины, а после, этого в течение более чем получаса они просто сидели и ничего не делали...

Перед полуднем появился Манолис.

— Что будем делать дальше? — спросил он. — Действуем по плану?

— И да, и нет, — некоторое время подумав, ответил Гарри. — Вы вдвоем работаете, как и было намечено: завтра отправляетесь в Халки, потом на Карпатос, а там уже действуете в зависимости от обстоятельств. К тому моменту уже должны прибыть люди из отдела экстрасенсорики, которые будут вам помогать. А я не могу ждать. Я должен разобраться с этим ублюдком. Я не в состоянии жить с мыслью о том, что он сказал в конце. Необходимо поставить все на свои места.

— Вы едете в Венгрию? — Манолис выглядел измученным и обессиленным.

— Да, — ответил Гарри. — Понимаете, я думал, что, после того как они захватили Сандру, время перестало иметь значение — она превратится в вампира, и ей уже ничто не поможет. Но мне и в голову не приходило, каким образом он может воспользоваться ею. Что ж, вполне возможно, что ей уже все равно, но мне — нет! А потому... я должен ехать. Даже не ради нее, возможно, а ради себя самого. Не знаю, хватит ли мне сил и возможностей, чтобы расправиться с ним... вероятно, нет... но я не могу позволить, чтобы все это с ней продолжалось.

— Не слишком хорошая идея, Гарри, — покачал головой Дарси. — Разве вы не видите, что Янош дразнил вас, провоцировал, вызывал на бой, который, он уверен, вы не сможете выиграть? А вы поддались на его провокацию. С, самого начала вы были правы в том, что касалось Сандры: что сделано, то сделано. Сейчас самое время собраться с силами и думать о том, что ждет нас впереди, время строить планы и готовиться к их осуществлению. Но ни в коем случае нельзя уходить со сцены на полпути, нельзя позволить вот так просто убить себя. Кому как не вам хорошо известно, как трудно добраться до Яноша и иметь с ним дело там, с Карпатских горах, но вы также хорошо знаете, что, если вы оставите его на какое-то время в покое, рано или поздно он станет разыскивать вас, а следовательно, у вас будет возможность встретиться с ним на евреи территории и на своих условиях. Ему не избежать этого, если он хочет когда-либо почувствовать себя в безопасности в этом мире.

— Гарри, — вступил в разговор Манолис, — мне кажется, что Дарси, возможно, прав. Я так до сих пор и не понял, почему этот маньяк убил себя, а не вас, но то, что вы задумали... это все равно что снова поставить свою голову под дуло пистолета!

— Согласен, Дарси, вероятно, совершенно прав, но я все таки сыграю в эту игру, — упорствовал Гарри. — А что касается самоубийства Джордана... это Янош стремился продемонстрировать мне свое “могущество и силу”. К тому же, ему хотелось причинить мне боль. Но убить меня? Нет, он этого не сделает, ибо, как он сам сказал, я нужен ему живым. Ведь я некроскоп, я обладаю не одним редчайшим даром, и в моей голове хранятся многие тайны, до которых стремится добраться Янош. Да, он может воспользоваться своими способностями некроманта и по-своему побеседовать кое с кем из мертвых, из этих несчастных созданий... но он никогда не заставит их относиться к себе с таким уважением и любовью, какие они испытывают ко мне. А ему этого очень хочется, ибо он столь же тщеславен, как и все они, но по-прежнему не чувствует себя Вамфири. А потому... он не успокоится до тех пор, пока не станет самым великим и могущественным из всех когда-либо существовавших на этом свете Вамфири. А до тех пор... если ему удастся найти какую-либо возможность украсть у меня мои знания и способности... Гарри замолчал, не окончив фразу...

Но тут же, уже совсем другим тоном, продолжил:

— Так или иначе, вам обоим предстоит большая работа. Так что хватит переживать по моему поводу — пора вам подумать и о себе. Манолис, как обстоит дело с покупкой гарпунных ружей? И еще одно: пожалуйста, забронируйте мне место на ближайший рейс АО Афин с пересадкой на рейс до Будапешта. А вы, Дарси...

— Ну, знаете! — воскликнул Дарси. — Вы чересчур быстро сменили тему разговора, Гарри. Будем говорить прямо: не может быть никакого, сравнения между тем, что нам предстоит сделать здесь, на островах, и тем, с чем придется столкнуться в Карпатах вам. Кроме того, нас с Манолисом двое, а завтра вечером станет еще больше. А вы будете совершенно один на всем протяжении своего пути.

Гарри поднял на него честный и искренний, не правдоподобно невинный взгляд.

— Один? Это не совсем так, Дарси. У меня повсюду множество друзей, и они еще ни разу не подводили меня, никогда не давали меня в обиду и не предавали.

"О Господи! Ну конечно! Я все время забываю о том, кто он, точнее, что он представляет собой по сути своей!” — подумал Дарси, глядя на некроскопа.

Но Манолис еще недостаточно хорошо знал Гарри.

— Друзья? — переспросил грек, не уловив сути их разговора. — В Венгрии и Румынии?

— И там тоже, — обернулся к нему Гарри, пожимая плечами. — Везде и повсюду. — Он встал. — А теперь я пойду к себе. Мне необходимо попытаться войти в контакт с некоторыми людьми...

— Везде и повсюду?.. — эхом повторил вслед ему Манолис.

Дарси кивнул и, несмотря на невероятно мучительную средиземноморскую жару, поежился.

— Друзей у Гарри действительно несметное количество, — сказал он. — Ими полны кладбища по всему свету.

Гарри вновь попытался связаться с Мёбиусом, но не добился успеха, так же, как и множество его мертвых союзников, которым то же задание поручила его мать. Он попытался связаться и с Фаэтором, чтобы, еще, раз обсудить один из советов, данных ему бывшим вампиром, ибо теперь Гарри начал сомневаться в его правильности и разумности. Однако и здесь его ждало разочарование. По-видимому, жар полуденного солнца, ослепительно сиявшего над Румынией, так же как и над Средиземноморьем, пугал дух старого Вамфира, подавлял его. Расстроенный, Гарри перенесся мыслями в лечебницу для умалишенных на Родосе, в морге которого под бдительным оком своих тюремщиков и мучителей лежал Тревор Джордан, уже недосягаемый для пыток и издевательств материального мира. Там, наконец, он обрел покой.

— Это вы, Гарри? — В голосе Джордана сначала слышалось беспокойство, сменившееся облегчением, после того как он уверился в том, что не ошибся. — Конечно же вы, больше некому! Гарри! Я так рад, что вы пришли, — возбужденно заговорил он. — Я хочу, чтобы вы знали, это был не я. То есть я хочу сказать, что никогда...

— Конечно же, вы не могли совершить подобное! — перебил его Гарри, говоря при этом вслух, как он имел обыкновение делать всегда, когда позволяли обстоятельства. — Это одна из причин того, что я пришел побеседовать с вами. Мне хотелось вас успокоить и сказать, что мы все прекрасно понимаем. Янош воспользовался вами, чтобы высказаться и поведать нам о своих замыслах и ужасных безбожных деяниях. Но... это просто непростительно, что он убил вас — лишь затем, чтобы быть совершенно уверенным в том, что я буду его преследовать!

— Гарри, — сказал ему в ответ Джордан, — что сделано, то сделано, и я знаю, что назад пути нет. О, я не сомневаюсь в том, что позже, когда я окончательно осознаю, сколько я потерял, мне будет очень плохо. Уверен, что все они, то есть теперь уже мы, проходят через эту боль. Но сейчас я способен думать только о мести. Давайте говорить прямо; я пострадал в меньшей степени, чем многие другие. Бог свидетель! Я предпочитаю смерть рабству и зависимости от этого чудовища!

— Как несчастный Кен Лейрд!

— Да, как Кен! — Гарри почувствовал, что Тревор содрогнулся.

— Это еще одна моя забота — постараться поставить все на свои места, — сказал некроскоп с тяжелым вздохом. — Кен сейчас полностью находится во власти Яноша, служит ему в качестве локатора. Но Тревор! Теперь и Сандра у него в руках!..

На миг воцарилась полная тишина, потом вновь раздался полный ужаса и сочувствия голос Джордана:

— Ах, Гарри! Какое несчастье! Я просто не нахожу слов, чтобы выразить свое сожаление. В ответ Гарри лишь кивнул.

— Господи, это кажется просто невероятным! — вновь заговорил Тревор, обращаясь, скорее к себе самому, чем к Гарри. — Мы отправились в Грецию, чтобы напасть на след наркотиков, и... подумать только, что мы нашли на самом деле! Смерть, разрушение и этот проклятый тип, который похож на готовую в любой момент разразиться моровую язву. А как велико его могущество! Да Юлиан Бодеску рядом с ним, словно тусклый свет карманного фонарика рядом с лучом лазера! Знаете, я по ошибке сканировал его. И почувствовал себя крохотным паучком, попавшим в ванну с водой, когда кто-то вдруг выдергивает пробку! С ним невозможно было бороться, Гарри. Его разум, мозг напоминает огромный черный водоворот. А я старый дурак... я бросился туда головой вниз и, естественно, утонул.

— 06 этом я тоже хотел поговорить с вами, — сказал ему Гарри. — О том, каким образом мог он держать вас под контролем даже на расстоянии. Как же ему это удавалось? Ведь вы и сами были весьма сильным телепатом!

— Вот в этом-то все и дело! — горько воскликнул Джордан. — Гарри, все мы похожи на радиостанции, то есть я имею в виду наш разум, конечно. Большинство из нас работает на собственных, индивидуальных частотах и каналах. Мы говорим только сами с собой. Мы думаем про себя. Большинство из нас, во всяком случае. Но с другой стороны, мы обладаем особым даром — умением настраиваться на частоты других людей. Но Янош — это очень мощная, гораздо более сложно устроенная радиостанция. И стоит кому-либо попасть на одну из ее частот, как он тут же будет проглочен, полностью поглощен ею. И чем сильнее сигнал, попавший в сети Яноша, тем быстрее он его перехватывает, поглощает и отключает. И тем страшнее его гибель.

Вот и все. Объяснение очень простое.

— Вы хотите сказать, что он завладел вами только потому, что вы телепат? Следовательно, обычным людям подобное не грозит?

— Не могу утверждать это с уверенностью, но мне так кажется. Одно я знаю наверняка: обладая таким мощным разумом, он, без сомнения, является весьма сильным гипнотизером. Нет никаких сомнений в том, что он владеет всеми свойственными Вамфири способностями и возможностями разума.

— Да, мне об этом говорили, — мрачно кивнул головой Гарри. — Но тогда кое-что из того, что мне сказал Фаэтор, теряет всякий смысл.

— Фаэтор? Вы снова разговаривали с этим бессердечным чудовищем? Гарри, ведь он же был отцом Яноша!

— Знаю, — ответил Гарри. — Но если вы не станете беседовать с ними, вы не узнаете их никогда. А знание в данном случае служит мне самым надежным и мощным оружием.

— Ну что ж, вам виднее. Вам лучше знать, как поступать. Но, Гарри, ради всего святого, никогда не позволяйте им проникнуть в ваш разум! Накрепко закройте его от этих ублюдков! Ибо стоит только им однажды оказаться там, они останутся в нем навсегда!

Эти слова полностью противоречили тому, что говорил Гарри Фаэтор.

— Я это учту, — просто и без улыбки ответил Гарри. — А теперь скажите мне, Тревор, могу ли я сделать что-либо для вас? Может быть, вы хотите кому-либо что-нибудь передать?

— У меня остались друзья. Если вы дадите мне время, я подумаю. Но только не сейчас. Может быть, вы еще придете ко мне. Я, во всяком случае, надеюсь на это, — Тревор, при жизни вы были телепатом. Вы останетесь им и теперь. Там вы никогда не будете чувствовать себя одиноким. Вот увидите! Поверьте мне! А сейчас еще одно, последнее!

— Я слушаю вас.

— Я... мне... мне хотелось бы, чтобы вас кремировали. А потом, если все получится как надо... мне хотелось бы сохранить у себя ваш прах.

— Гарри, — помолчав некоторое время, откликнулся Джордан, — вам никто никогда не говорил, что вы просто больной? — И вдруг Тревор расхохотался, хотя в смехе его ощущалось глубокое потрясение. — Черт побери! Мне нет никакого дела до того, что станется с моим прахом! Хотя, полагаю, в этом случае у меня появится возможность почаще беседовать с вами. Не так ли? С каминной полки, конечно!

Гарри заставил себя улыбнуться, чтобы удержаться от рыданий.

— Думаю, что такая возможность у вас непременно будет, — ответил он.

К середине дня положение вещей стало принимать определенную форму.

Гарри по-прежнему никак не удавалось связаться с Фаэтором, но Манолис и Дарси вернулись из поездки в город, нагруженные кучей гарпунных ружей. Это были итальянские ружья марки “Чемпион”, те самые, которые советовал купить Манолис, с очень мощными резиновыми спускателями.

— Мне однажды приходилось видеть человека, случайно раненного из такого ружья в бедро, — рассказал Манолис, — Для того чтобы вытащить гарпун, пришлось разрезать ногу. Наши гарпуны сейчас покрывают серебром. Мы получим их сегодня вечером.

— А как обстоят дела с моим вылетом в Афины? — Гарри был настроен решительно.

— Все так же, — вздохнул Манолис. — Завтра в два тридцать. Если не будет проблем с пересадкой, без четверти семь вы будете уже в Будапеште. Но мы оба надеемся, что вы передумаете.

— Да, это так, — подтвердил Дарси. — Завтра вечером здесь уже будут люди из отдела экстрасенсорики. Они, в свою очередь, пытаются связаться с Зек Фонер и Джазом Симмонсом, которые сейчас в Закинтосе, и хотят предложить им присоединиться к нам, если у них есть желание. Гарри, у нас соберется великолепная команда. Нет никакой необходимости вам лететь в Венгрию одному. Кто-то может полететь вместе, с вами, о всяком случае, до определенного пункта. Скажем, хороший телепат или прогнозист.

— Зек Фонер? — Услышав это имя, Гарри хмуро взглянул на Дарси, и лицо его посуровело. — И Майкл Симмоис? О, я уверен, что они захотят участвовать в этом!

И поскольку до сих пор у него не было возможности рассказать им о том, что он узнал от Тревора Джордана о непревзойденных экстрасенсорных возможностях вампира, он сделал это теперь, а в конце добавил:

— Неужели вы не понимаете, кто такая Зек Фонер? Да она одна из наиболее выдающихся телепатов в мире, профессионал высшего класса! Стоит ей только мысленно прикоснуться к разуму Яноша — и он тут же возьмет ее под свой контроль! А что касается Джаза... он был просто, незаменимым человеком на Темной стороне, но здесь — не Темная сторона. Суть в том, что я не осмелюсь, не имею права использовать кого-либо из наших высокоодаренных людей в борьбе против Яноша. Он захватит их, одного за другим, и будет использовать в своих целях. И в этом состоит главнейшая причина того, что я должен справляться со всем этим в одиночку. Слишком многих прекрасных людей уже нет, слишком многие погибли, чтобы рисковать и снова ставить их под удар.

— Вы, безусловно, правы, — согласился с ним Дарси. — Но вы — наша основная надежда, наш последний шанс на успех! И потому нам вдвойне страшно вот так просто, ни слова не говоря, позволить вам рисковать своей головой. Ведь без вас... без вас мы, как слепые котята, будем бессмысленно бродить в полной темноте.

Этими словами он продемонстрировал свое отношение к замыслу Гарри и то, что он на самом деле думает о возможности успешного завершения его миссии.

— Не стану спорить с вами, — тихо и спокойно ответил Гарри. — Но буду действовать на свой страх и риск и всю ответственность возьму на себя.

В голосе его слышалась безысходность, но одновременно в нем прозвучала непоколебимая решимость...

Весь день им некогда было даже перекусить. Вечером они отправились в город за посеребренными гарпунами и на обратном пути остановились возле небольшой таверны, чтобы поесть и выпить чего-нибудь. Во время еды все молчали, пока Дарси вдруг не произнес:

— Ситуация накаляется. Я это отчетливо чувствую. Мой ангел-хранитель отчаянно хочет, чтобы завтра не наступило никогда, но, тем не менее, знает, что оно обязательно наступит.

Гарри поднял глаза от тарелки, на которой лежал большой непрожаренный бифштекс.

— Давайте сначала переживем эту ночь, если вы не возражаете, — в голосе его слышались непривычные для Дарси рыкающие нотки, и слова прозвучали достаточно жестко. Такой тон вовсе не был ему свойственен. Дарси подумал, что виной всему нервное перенапряжение. Стоило ли удивляться и винить Гарри за это?

Гарри не подозревал еще, что ему предстоит нелегкая, беспокойная ночь. Не успела голова его коснуться подушки, как он уже спал, но со всех сторон его обступили странные сновидения — они казались совершенно реальными, но при этом были туманными, неясными, такими, которые обычно забываются сразу же после пробуждения.

Еще со времени детства, когда его дар некроскопа только формировался, Гарри посещали сны двух родов. Одни из них — “реальные” — представляли собой подсознательную перетасовку событий и воспоминаний действительности, такого рода сны свойственны всем людям... Другие — метафизические “послания” в виде предупреждений, предостережений, предзнаменований, иногда видений или кратких фрагментов событий, давно происшедших, забытых или тех, которые еще только должны случиться. Последние, как правило, являлись провозвестниками развивающегося дара, способности беседовать на языке мертвых, облегчая обитателям могил путь к его разуму. Он быстро научился отличать одних от других, знал, какие из них важны и достойны того, чтобы их помнить после пробуждения, а какие можно легко забыть, отбросить за ненадобностью. Иногда, правда, сны эти смешивались, и беседа с мертвым другом перерастала в “реальный” сон, в кошмар — как, например, тот, в котором его мать превратилась в визжащего, орущего вампира. Иногда, впрочем, могло происходить наоборот: тревожный, неспокойный сон прерывало появление кого-либо из его мертвых друзей.

В эту ночь ему суждено было испытать не один кошмар — увидеть оба типа своих снов, причем по отдельности, ибо на этот раз они не переходили один в другой, но и те, и другие были ужасны.

Поначалу они были вполне безобидны, но с течением ночи он постепенно стал испытывать все большее давление на свой разум. Если бы в комнате находился кто-то еще, то увидел бы, что Гарри вертится с боку на бок и мечется по кровати, в то время как в мозгу его возникали и проносились одна за одной все более странные картины.

В конце концов, Гарри устал бороться с ними и провалился в глубокий сон. Как почти всегда бывало в подобных случаях, вскоре он оказался на темном и мрачном кладбище. В сущности, в этом ничего страшного не было, ибо он знал, что, стоит только ему обнаружить свое присутствие, как он тут же найдет здесь множество друзей. Но, как это часто бывает в снах, он поступил вопреки логике: вместо того чтобы окликнуть их и назвать себя, он молча бродил среди заросших травой могил и покосившихся надгробий, освещенных серебряным светом луны.

От земли поднимался туман, окутывая узловатые корни чахлых низкорослых деревьев и превращая узкие утоптанные тропинки между могилами в извилистые молочные ручейки. Гарри безмолвно шел под висящей в небе лампой луны, и почти материально осязаемый туман клубился у его ног.

И вдруг... неожиданно он понял, что он здесь не один, и ощутил такой холод и леденящий душу, безмолвный ужас, какого ему не приходилось ощущать до сих пор ни на одном кладбище. Затаив дыхание, он стал прислушиваться, но, казалось, даже биение его собственного сердца стихло в столь жутком месте. В следующую секунду он догадался, почему оно кажется ему таким ужасным. Дело было даже не в противоестественном холоде и зловещем молчании, а в самой природе и сущности этой тишины.

Мертвые молчали... они в оцепенении лежали в своих могилах, парализованные страхом перед чем-то, появившимся среди них. Но перед чем именно?

Гарри захотелось покинуть это место, он почувствовал непривычное желание оказаться подальше от того, что могло бы стать (для него, во всяком случае) надежным убежищем в снившемся ему мире, но одновременно его непреодолимо тянуло в тот скрытый туманом угол кладбища, где среди курящихся испарений буйно разрослась свежая зелень.

"Могильные испарения, — подумал он, — словно дыхание мертвых, поднимающееся из всех этих могил” Эта мысль поразила его своей необычностью, ибо он знал, что мертвые лишены жизни... А так ли это?

Да, это, конечно же, так, поскольку эти два состояния человека совершенно различны: живые и мертвые столь же несовместимы, как две стены бездонной пропасти, и Гарри единственный среди живых, кто может перебросить над этой пропастью мост.

Разве? А как же бессмертные?

Что-то захлюпало под его ногами. Звук походил на тот, который издают лопающиеся пузыри морских водорослей. Гарри посмотрел вниз. Он стоял возле самого края островка зелени, за которым клубился весьма странного вида туман, поднимавшийся, судя по всему, из какой-то заброшенной гробницы. А у его ног... группа маленьких черных не то грибов, не то пылевиков, распространявших во все стороны алые нити спор.

Гарри недоумевал, что это за могила, из которой тянутся вверх и питаются столь отвратительные грибы, чья она. Он вошел в этот островок свежей зелени, хотя густая листва и цепкие ветви, казалось, отказывались пропускать его дальше. Оказавшись по другую его сторону, он попал в совершенно другой мир!..

Здесь не было ни склепов, ни покосившихся, поросших лишайником надгробий, а вместо них... что это?.. болото?

Да, это именно топкое болото. Гарри стоял на краю обширного, окутанного туманом пространства, покрытого ползучей растительностью и полусгнившими деревьями. И повсюду, куда ни посмотри, из заболоченной почвы торчали сморщенные, почерневшие поганки, уродливые и отвратительные, во все стороны протягивающие красные споры.

Он хотел было повернуться и убежать, но вдруг обнаружил, что не может сдвинуться с места, и замер, пораженный неожиданно возникшим в глубине лепрозной, грязно-серого цвета трясины движением. Прямо перед ним болото сотрясалось, во все стороны медленно расходилась рябь, как будто что-то огромное и тяжелое шевелилось в глубине, поднимая кверху отвратительные черные пузыри, источавшие зловоние.

В следующую минуту из недр квакающего болота поднялся... дымящийся надгробный камень вместе с прямоугольным, похожим на могилу куском отвратительно хлюпающей земли!

До этого момента сон Гарри, хотя и был несколько беспокойным, все же двигался вперед плавно и походил на замедленный танец, но теперь, продолжение последовало с невероятной скоростью.

Все еще стремясь броситься прочь отсюда, но по-прежнему не в состоянии сдвинуться с места, Гарри мог лишь в ужасе наблюдать, как болотная жижа соскальзывает с могильного камня, обнажая его истинную суть... точнее — открывая личность обитателя могилы: имя, начертанное на нем, возникало постепенно, по мере того как отвратительная грязь пузырилась и стекала с выгравированных на камне букв. И имя это оказалось до боли знакомым... Надпись была проста и гласила:

ГАРРИ КИФ, НЕКРОСКОП.

И вдруг!..

Поверхность могилы с грохотом разверзлась, и огромные комья грязи полетели во все стороны. И там, в открытой могиле, словно огромный червь в загноившейся ране, лежало нечто похожее на карикатурное воспроизведение самого Гарри... из которого торчали безобразные грибы, во всех направлениях протягивающие свои споры!

Гарри попытался крикнуть и не смог, ибо у него не было рта. Но его подобие сделало это за него. Бормоча проклятия, двойник сел в разверстой могиле, раскрыл желтые, наполненные гноем глаза и кричал до тех пор, пока не превратился в булькающий черный пень.

Гарри поднял руку к глазам, чтобы избавиться от этого ужасного видения... рука была покрыта черными наростами, росшими и плодящимися прямо у него на глазах. И тут он понял, почему не в силах был убежать, — он прирос к месту и сам превратился в гриб, в кошмарный гибрид, чьи пальцы изогнулись и намертво вросли в гнилую землю на берегу чавкающего болота. Обратив лицо к луне, Гарри мысленно издал полный ужаса и боли крик.

— Господи! Боже мой! Боже!!!

И прежде чем сухая гниль и извивающиеся грибковые отростки успели закрыть ему глаза, он увидел, что луна — вовсе не луна, а череп, хохочущий над ним, купающийся в кровавом небе. Но небо не успело пролить на него свой алый дождь — лунообразный череп вдруг протянул к Гарри костлявые руки, выдернул его из болота и вновь вернул ему человеческий облик...

— Га-а-а-а-рри! — голосом Сандры обратилась вдруг к нему луна. — Почему ты не отвечаешь мне?

Прежний сон постепенно уступал место новому. Гарри метался в кровати весь мокрый от пота, мысленно устремляя в ночь дрожащую мертвую речь, но...

— Нет, нет, Гарри, — донесся до него вновь напряженный и взволнованный голос Сандры, — в этом нет необходимости, ибо я не мертва. Хотя... лучше бы мне умереть, наверное, но этого не случилось. Ты только посмотри на меня, Гарри, только посмотри!

Гарри с трудом открыл крепко зажмуренные глаза и попытался осознать то, что открылось его взору.

Сама по себе картина была весьма странной, таинственной, будто возникшей из средневековья, и тем не менее все ее участники были хорошо знакомы Гарри:

Сандра, бродящая взад и вперед, заламывающая руки и рвущая на себе волосы... и Кен Лейрд, неестественно согнувшись, скрючившись и зажав голову когтистыми пальцами, сидящий за деревянным столом и лихорадочно вглядывающийся в загадочные уголки собственного разума... Сандра — телепат, Кен — локатор... и оба они теперь принадлежат Яношу...

Полностью и навечно?

Сам Гарри был сейчас бестелесен, лишен своей материальной оболочки. Он сразу же узнал знакомое чувство — сознание собственного несуществования, которое он испытывал в период между, физической гибелью Гарри Кифа и моментом, когда его бессмертный разум соединился с опустошенным, лишенным мозга телом Алека Кайла. Здесь сейчас присутствовал только его дух, но не плоть. Невероятное, невозможное состояние... такое могло происходить лишь во сне или в пространстве Мёбиуса. И все же интуитивно некроскоп понимал, что все происходящее было чем-то большим, чем просто сон.

Он внимательно огляделся вокруг.

Перед ним была просторная спальня с большой нишей, в которой находилась кровать с массивным пологом над ней, опиравшимся на четыре столба. Кроме нее здесь стоял низкий топчан с лежавшими на нем старыми, покрытыми плесенью, одеялами и набитым соломой матрацем, широкие деревянные стулья, грубо сколоченный стол, огромных размеров почерневший и закопченный камин; мрачные каменные стены прикрывали ветхие гобелены. Окон в комнате не было, а единственная тяжелая дубовая дверь была обита железом, наглухо заперта и лишена ручки. Гарри догадался, что она, должно быть, запирается на засов снаружи.

Единственным источником света служили две оплывшие свечи, ронявшие растопленный воск прямо на стол, за которым скорчился, дрожа от напряжения, лихорадочно пытавшийся сконцентрироваться Лейрд. Их тусклый свет позволял увидеть сводчатый потолок, где на растворе, скреплявшем массивные каменные балки, выступили кристаллы селитры. Пол тоже был сложен из каменных плит. В целом, в помещении царила холодная и неприятная атмосфера, воздух, казалось, был пропитан угрозой и жестокостью, царящими обычно в темнице. Это и была темница или, во всяком случае, нечто весьма на нее похожее.

Темница разрушенного замка Ференци...

— Гарри? — голос Сандры был тихим и испуганным, словно она боялась, что кто-то может ее услышать.

Она перестала ходить взад и вперед, и крепко обхватила себя руками, пытаясь справиться с непроизвольной дрожью, вызванной ужасом и страхом, и вдруг все тело ее напряглось, словно она почувствовала что-то. Тихо, едва слышно вскрикнув, она обратила напряженное лицо в пустоту, словно ожидая увидеть там что-то.

— Гарри? Это... ты? — шепотом спросила она. Кен Лейрд тут же поднял голову.

— Ты добралась до него? — Лицо его было мрачным, искаженным невыносимой мукой, лоб покрылся испариной. Но едва он заговорил, картина перед глазами Гарри заколебалась и начала тускнеть, а сам он, хотя и против своей воли, начал отдаляться от нее.

— Не позволяй ему ускользнуть, не отпускай его! — свистящим шепотом воскликнула Сандра.

Она бросилась к столу и схватила в руки голову Лейрда, соединяя свою волю с его, стараясь поддержать его экстрасенсорный дар, усилить его действием. Картина вновь прояснилась, и лишенный оболочки, бесплотный в этот момент некроскоп наконец-то понял!..

Они не были полностью подчинены Яношу. Да, они принадлежали ему, но в свое отсутствие он вынужден был запирать их в целях предосторожности, держать под контролем... вот как, например, сейчас. Сознавая, что они обречены вечно служить ему, ибо превратились в бессмертных вампиров, они объединили свои экстрасенсорные способности, чтобы вызвать Гарри, предприняв эту, возможно, последнюю попытку, пока еще их разумы хотя бы частично оставались в их распоряжении и власти. Лейрд воспользовался своим даром локатора, чтобы отыскать и “зафиксировать” Гарри, спящего в номере отеля на Родосе, а Сандра последовала по данному им маршруту, чтобы в указанном Лейрдом месте вступить с Гарри в телепатический контакт. Однако их возможности расширились и увеличились — видимо, причиной тому послужила переданная им Яношем часть плоти вампира. А потому они сумели достичь гораздо большего успеха, чем могли ожидать. Им удалось не только отыскать Гарри и вступить с ним в контакт, но и обеспечить ему телепатический и визуальный доступ в свою темницу!

На Сандре было надето платье из полупрозрачной материи, просвечивающее в тусклом сиянии свечей. Она была босиком, без нижнего белья, а на груди и бедрах отчетливо виднелись темные полосы и пятна — царапины и синяки. Одежда Лейрда была чуть более плотной — одеяло, подпоясанное на талии, наподобие рясы или сутаны. Здесь, в подземелье должно было быть очень холодно и сыро, но Гарри справедливо предположил, что это едва ли их теперь беспокоит.

— Гарри! Гарри! — снова зашептала Сандра, поворачиваясь в ту сторону, откуда наблюдал за ними лишенный материальности Гарри. — Я же знаю, что мы сумели найти тебя! Ну почему же ты мне не отвечаешь? — Ее огромные глаза были полны страха и отчаяния.

— " Вы... вы нашли меня, я с вами, но мне потребовалось несколько минут, чтобы освоиться с обстановкой и осознать то, что я увидел.

— Гарри! — с каждым ее словом изо рта вырывалось маленькое облачко пара. — Боже мой! Мы действительно сумели связаться с тобой!

— Сандра, — взволнованно ответил он. — Я сплю и... ну, в общем... мне как будто снится сон. Но я могу проснуться, или кто-то может разбудить меня в любой момент. И тогда... возможно, наш контакт сохранится, но может случиться, что нет. Вы искали и нашли меня... вероятно, у вас были на то какие-то причины, а потому будет лучше, если вы не станете медлить и расскажете мне обо всем.

Его слова — такие холодные, отстраненные и лишенные эмоций, — казалось, потрясли ее. Она ожидала совершенно другого. Подойдя к столу, она бессильно упала на стул рядом с Лейрдом.

— Гарри, — вновь обратилась она к нему, — меня использовали, изменили мою сущность, отравили меня. Если бы ты когда-нибудь любил меня, если бы ты питал ко мне сейчас те чувства, которые должен был бы в этом случае питать, я уверена — ты бы плакал от горя... Но ты не плачешь, Гарри.

— Я не испытываю никаких чувств, я не имею права что-либо чувствовать! Да, я сейчас разговариваю с тобой, Сандра, но я не пытаюсь заглянуть внутрь. И ты не проси меня об этом, Сандра!

— Ты такой холодный, холодный! — всхлипывала Сандра, закрыв руками лицо. — Ты когда-нибудь, когда-нибудь в своей жизни способен был испытывать теплые чувства, Гарри?

— Сандра, — ответил он, — ты стала вампиром. И хотя ты, возможно, сама не сознаешь этого, ты уже пользуешься их" хитростями и приемами, в тебе проявляются свойственные им черты. Они никогда просто так не разговаривают — они играют словами. И они спекулируют на чувствах, которые сами испытывать не в состоянии, таких, как любовь, дружба, оперируют понятиями, совершенно чуждыми и непонятными им самим, как, например, честность и честь. Используют они и такие чувства, которые им знакомы слишком хорошо, — ненависть и страсть. Они стремятся перепутать, смешать все эти понятия, чтобы, таким образом, смутить своих оппонентов, притупить их разум. А для вампира каждый, кто ему неподвластен, является врагом. Вы искали меня потому, что вам необходимо было сказать мне нечто очень важное, а теперь вампир внутри тебя мешает сделать это, сбивает тебя с толку, стремясь увести от намеченной цели.

— Ты никогда не любил меня, никогда! — с упреком говорила Сандра, буквально выплевывая слова и демонстрируя изменившие свою форму зубы.

И тут Гарри впервые заметил, что глаза у нее, как и у Лейрда, горят желтым огнем. Пройдет время... и они станут красными... если, конечно, он потерпит неудачу и допустит, чтобы это произошло.

Теперь уже Гарри внимательнее присмотрелся к обоим пленникам Яноша и увидел, что вампир изрядно потрудился над ними. Не только глаза стали другими, изменилась и утратила человеческую сущность их плоть. Они стали бессмертными, и в них теперь было достаточно много от самого Яноша. И прежде необыкновенная красота Сандры стала теперь поистине неземной, а Лейрд... он походил на объемную, частично сломанную, смятую, картонную фигуру.

Мысли Гарри, хотя и не высказанные вслух, тем не менее были услышаны.

— Но меня действительно сломали, Гарри — Лейрд поднял от стола голову и обратил глаза в пространство — На Карпатосе, в тот момент когда Янош отвлекся, я сломал валявшуюся на берегу палку и попытался пронзить его. Тогда он позвал своих людей с “Лазаря”, они связали меня, бросили на прибрежной полосе и начали швырять в меня камни с низких скал. Они остановились только тогда, когда я, весь переломанный, оказался практически погребенным под ними. Сейчас вампир во мне лечит меня, восстанавливает мои кости, но мне никогда уже не распрямиться полностью.

Жалость захлестнула Гарри и едва не поглотила целиком, но он сумел подавить ее.

— Зачем вы позвали меня? Хотели предложить мне что-то, посоветовать или заставить меня испытывать сожаление и раскаяние и, таким образом, ослабить меня, вызвать в моей душе страх за собственную жизнь?

— Сейчас мы вновь стали самими собой, — ответил Лейрд. — Как долго это продлится... кто знает... До его возвращения. А после... происходящие в нас изменения необратимы. Ты прав, Гарри: мы превратились в вампиров! Мы очень хотим помочь тебе, но черная плоть, живущая в нас, мешает нам это сделать.

— Но мы не сдвинулись с места, — сказал Гарри.

— Только скажи, что ты любил меня! — умоляюще крикнула Сандра.

— Я любил тебя, — ответил он.

— Обманщик! — свистящим шепотом проговорила она.

Гарри чувствовал, что внутри у него все разрывается — Я не способен любить, — с отчаянием в голосе признался он и впервые в жизни вдруг осознал, что это, вероятно, правда. Когда-то, быть может, он мог испытывать это чувство, но только не сейчас. Манолис Папастамос был прав: он стал холодным и равнодушным.

— В тебе нет ни капли любви, — съежившись, сказала Сандра. — Неужели мы должны помогать тебе советами, чтобы в конце концов ты получил возможность убить нас?

— Но разве не в этом все дело? — вмешался Лейрд. — И разве не этого мы хотим сейчас, пока у нас еще есть выбор?

— Неужели? О, неужели этого? — Сандра схватила Лейрда за сломанную руку и заговорила, уже обращаясь к Гарри:

— Мне казалось, что я не хочу больше жить! Но теперь я не знаю... я не знаю, Гарри! Янош... он... он познал меня! Он знает меня всю! Во мне не осталось ни единого уголка, который не заполнен им. Я... он... он мне противен, и в то же время я хочу его! Что может быть хуже, чем испытывать страсть к чудовищу! Но страсть является частью жизни, а я всегда так любила жизнь! И что будет, если победишь ты? Неужели меня ждет та же участь, что и леди Карен?

— Нет! — Гарри начисто отверг даже мысль об этом. — Я никогда больше не смогу совершить ничего подобного! Ни по отношению к тебе, ни по отношению к кому-либо другому. Никогда! Если мне удастся победить, я сделаю все возможное, чтобы ты перенесла это как можно более безболезненно.

— Но беда в том, что вы не можете победить! — простонал Лейрд. — О, как бы мне хотелось, чтобы вы смогли!

— Но он мог бы, мог бы! — Сандра вскочила со стула. — Вполне возможно, что Янош ошибается!

— В чем? — Гарри почувствовал, что ему удалось наконец сломать стену и сейчас что-то должно проясниться. — Возможно, что он ошибается. В чем?

— Он заглянул в будущее, — ответила Сандра. — Это один из многих его талантов. Он прочитал будущее и увидел, что победит он!

— А что он увидел? Что именно?

— Что ты придешь, — пояснила она. — И что вокруг будет смерть, огонь и грохот, способный разбудить мертвых! Что в этот ужас будут вовлечены и живые, и мертвые, и бессмертные и в беспредельном хаосе сумеет выжить лишь один, — самый ужасный, самый могущественный из всех вампиров. И это будет не обыкновенный вампир, а истинный Вамфир!

— Вот в чем парадокс! — со всхлипом воскликнул Лейрд. — Теперь вы знаете, почему вам ни в коем случае не следует приходить!

Гарри кивнул (но сделал это как бы лишь для себя) и ответил:

— Так происходит всегда, когда заглядываешь в будущее...

И вдруг...

Тяжелая дверь темницы с грохотом распахнулась! На пороге стоял Янош. Он был дьявольски красив и являлся, одновременно, самим воплощением зла и порока. В глазах его горел адский огонь. И прежде чем все исчезло и погрузилось во мрак, Гарри успел услышать, как он сказал:

— Ну что ж! Дай дураку волю, и он сам себя погубит! Я не сомневался в том, что вы попытаетесь вступить с ним в контакт. Прекрасно. То, что вы сделали для себя, вы с таким же успехом сможете сделать и для меня. Да будет так!