Голос металла

Глава 13

Поправив картину, Голстейн отступил назад, оценивая результат своих трудов. Что ж, неплохо, весьма неплохо! Теперь первым, что увидит любой, кто войдет в двери его приемной, будет большой портрет Братьев, висящий прямо над креслом Инспектора.

Светло-русый Свиллейн в белоснежных одеяниях и со свитком в руках, и его старший темноволосый брат Фреггейл, облаченный в черные доспехи и опирающийся на тяжелый меч встречали каждого вошедшего тяжелыми пронизывающими взглядами, словно вскрывающими человека до самых сокровенных тайн и секретов.

И только потом, опомнившись от первоначального шока, посетитель обратит внимание на все остальное, что даст время, чтобы оценить его реакцию на каноническое изображение столь ненавидимых многими местными жителями властителей. После он может говорить что угодно и рассыпаться в заверениях о своей искренней и безграничной преданности Божественным, но слова уже не будут иметь никакого значения, поскольку самое первое оставленное человеком впечатление расскажет о нем все.

Губернатор хотел выделить для приемной просторную комнату с высокими выходящими на площадь окнами, но Голстейн отказался, предпочтя небольшую каморку с единственным окошком, в которое виднелся лишь кусок облупленной стены дома напротив. Он полагал, что для доверительного общения с людьми необходима более тесная, можно сказать, даже интимная обстановка, когда ты можешь различить тончайшие нюансы мимики собеседника, видишь как поблескивают крохотные бисеринки пота у него на лбу, слышишь его сиплое от напряжения дыхание. А сидя на разных концах длинного массивного стола и разглядывая друг друга чуть ли не в бинокль, особого доверия не построишь.

А потому вся обстановка приемной ограничивалась маленьким столиком и двумя жесткими стульями с высокими вертикальными спинками по бокам от него. Лишний комфорт расслабляет и притупляет бдительность. Если хочешь держать собеседника в тонусе и оставаться бодрым и сосредоточенным сам, то придется потерпеть. Тем более, что долгая армейская служба привила Голстейну любовь к некоторому аскетизму во всем и научила довольствоваться малым.

Уборщица вымела мусор, протерла пыль с подоконника, два охранника затащили мебель, и теперь, после того, как Голстейн поставил в углу вешалку со своим парадным мундиром и повесил у себя за спиной портрет Божественных Братьев, приемная была готова к встрече первых гостей. Оставалось только немного подождать.

Долго скучать Инспектору не пришлось. Его кровавая «презентация» возымела должное действие, посеяв в душах людей не только страх, но и чувство неопределенности. Ведь так или иначе в перечисленных Голстейном прегрешениях были замешаны практически все и, держа в уме возможную кару, многие сочли лучшим вариантом донести на соседа прежде, чем он донесет на тебя сам.

До полудня в каморку заглянуло всего несколько человек, но потом жиденький ручеек страждущих донести Власти о возможных прегрешениях и богохульствах окреп и превратился в полноценную очередь, тянувшуюся со ступенек крыльца ратуши.

Простоявшую там всю ночь виселицу утром убрали, тем более что тела бандитов кто-то, по всей видимости родственники покойников, уже снял, и держать перед входом пустую деревянную раму уже не было смысла. Сохранившегося на ступенях грязно-бурого пятна и все еще витавшего в воздухе запаха гнилой плоти вполне хватало, чтобы вереница просителей изогнулась широкой петлей, огибавшей место вчерашней экзекуции.

Как Голстейн и предполагал, подавляющее большинство доносов и жалоб касались сугубо мелких личных моментов, не имевших большого значения. У кого-то дома видели икону Пастырей, кто-то непочтительно отозвался об Имперских властях, то да се… Пара посетителей, правда, явились с повинной и сдали Инспектору изрядно потрепанный Пастырский псалтырь и небольшой образок Пламенного Архангела, от которого за версту несло чьей-то самодеятельностью. В целом Голстейн не выяснил для себя ничего нового или существенного, все услышанное в полной мере соответствовало тому, что он сам видел на грязных переулках Цигбела.

И тем не менее, он не оставлял надежды выловить в проходящем через его сеть людском потоке отдельные крупицы ценной информации. Иногда человек, сам того не желая, способен раскрыть тщательно охраняемый секрет, рассказывая о совершенно посторонних вещах. Достаточно внимательный слушатель, не пропускающий ни одной, даже самой незначительной детали, способен по его мелким оговоркам и умолчаниям достроить всю картину и сделать нужные выводы. Беда лишь в том, что для получения результата порой приходится процеживать огромное количество совершенно пустой информации, и никто не даст гарантии, что в итоге тебе все же повезет урвать что-то действительно важное.

К немалому удивлению Голстейна человеком, сообщившим ему нечто реально интересное, оказался капитан Кхольси – один из тех полицейских, что прибежали на его свисток после стычки в подворотне. Парень стянул с головы фуражку и теперь молча мял ее в руках, примостившись на самом краешке стула.

– Вы чем-то хотели со мной поделиться, молодой человек? – аккуратно подтолкнул его Инспектор. – У вас имеется важная для безопасности Империи информация?

– Да, госп… то есть… ну, я хотел… но не касательно меня или… просто… – несчастный окончательно запутался и умолк.

– Рассказывайте, – кивнул Голстейн, словно не заметив его волнения. – Ценность может представлять любой, даже самый малозначительный факт.

– Я хотел сказать, что есть один… человек, – Кхольси замялся. – Темная личность, знаете ли, крайне скользкий и неприятный тип.

– Это само по себе еще не преступление.

– Да, верно. Поговаривают, кстати, что он мог иметь отношение к организации того покушения на вас, – капитан тряхнул головой, – но я вспомнил о нем по другому поводу.

– Что с ним еще не так?

– Просто когда-то, будучи крепко выпивши, заявлял, причем не без бахвальства, что однажды не только собственными глазами видел Пастыря, но даже сражался с ним и остался жив. А поскольку с фантазией у него откровенно туго, то я склонен полагать, что он не сочинял.

– Вот как? – Голстейн заинтересованно приподнял бровь.

Одно дело выслушивать бесконечные перепевы одних и тех же историй о родственниках, поминающих Пастырей к месту и не к месту, или о спрятанной у кого-то под занавесочкой иконе, и совсем другое – обнаружить человека, утверждающего, что он знаком с ними лично. Это уже гораздо, гораздо интересней!

– Любопытно, – инспектор побарабанил пальцами по столу. – Доставьте его ко мне.

– Что?.. О! – судя по всему, отправляясь к Инспектору на прием, юный капитан даже не удосужился заглянуть хоть немного в будущее, и никак не ожидал подобного поворота. Полученный приказ определенно застал его врасплох. – Каким образом?

– Это уже вам решать. Целым и невредимым необязательно, можете и помять, ежели вздумает упрямиться. Но хотя бы часть зубов ему оставьте, я все же хотел бы с ним более-менее нормально поговорить. Задача ясна?

– Э-м-м, да… так точно, господин генерал! – спохватившись, Кхольси подобрался и ответил как положено.

– Исполняйте!

Вопреки опасениям Голстейна, Кхольси не подкачал, и ближе к вечеру закованного в наручники угрюмого вида мужика втолкнули в его приемную. Выглядел он и впрямь довольно устрашающе – нечесаные космы спутанными прядями спадали на плечи, где переплетались с такой же всклокоченной густой бородой, делая посетителя похожим на заросшего густой шерстью лесного обитателя. Он слегка сутулился, но даже так оказывался почти на полголовы выше капитана, подталкивавшего пленника в спину.

– Да завязывай ты толкаться-то, служака! – хрипло огрызнулся он. – А не то я сейчас тебя так толкну, что ты у меня… О!

Из-под спадавших на глаза грязных волос сверкнули глаза, обшарившие помещение быстрым цепким взглядом, мгновенно ухватив и мундир в углу и портрет на стене. Должные выводы были сделаны мгновенно. Густая борода, даже сквозь которую проглядывали покрывающие правую щеку человека страшные шрамы, расплылась в широкой подобострастной улыбке.

– Мое почтение, господин начальник! – воздух в кабинете мгновенно наполнился ароматом дешевой выпивки.

Голстейн молча указал глазами на стул напротив, и Кхольси, грубо рванув пленника за рукав, усадил того перед Инспектором.

– Уймите же своего служаку, наконец, господин начальник! – возмутился бородач. – У меня от его тычков уже вся спина в синяках!

– Скажи спасибо, что не в крови… – невозмутимо заметил Голстейн, которому категорически не нравились фамильярные и даже развязные манеры гостя. Люди обязаны четко знать, кто есть кто, и вести себя соответственно.

– О! – его собеседник изобразил поклон. – Премного благодарен, господин нач…

– …но это недолго поправить.

Бородач умолк и сел прямо, внимательно изучая генерала. Первобытные животные инстинкты не раз спасали ему жизнь и сейчас они подсказывали, что выходки, которые сходили ему с рук при общении с Моккейли, в случае Имперского Инспектора могли обернуться весьма серьезными неприятностями. Вплоть до роли еще одного «наглядного пособия», болтающегося на виселице с выпущенными кишками.

– Докладывайте, – убедившись, что сидящий напротив пленник верно понял его более чем прозрачный намек, Голстейн перевел взгляд на Кхольси.

– Это Верерг Хорн, – изрядно довольный собой капитан положил руку тому на плечо, как будто упреждая попытку побега, – известный дебошир, подозреваемый помимо всего прочего в разбойных нападениях, грабежах и организации заказных убийств.

– Неплохой послужной список, – кивнул генерал и задумчиво вытянул губы. – Заказных убийств, говоришь?

Повисла звенящая пауза, и почуявший неладное пленник заерзал на стуле.

– Я не имею к той истории ни малейшего отношения! – поспешно затараторил он. – Я им говорил, господин нач… Я их предупреждал, что это неудачная идея! Отговаривал! Но нет же! Меня никто не слушал! «Мы его только слегка припугнем, и все!» Ага! Припугнули, как же!

– Как любопытно! Я ведь даже ничего спросить не успел! – Голстейн криво ухмыльнулся.

– Ну, я быть может и не ангел, но не дурак уж точно! И когда меня прям посреди посиделок с друзьями схватили, приволокли пред ваши очи, госп… да еще и сопроводили такими рекомендациями, – косматая шевелюра кивнула на стоящего рядом Кхольси, – то я сразу смекнул, к чему меня хотят приплести. Но нет, началь… не в этот раз! Это дело вы мне не пришьете! У меня и свидетели есть!

– Свидетели – дело такое… – рассеяно заметил Инспектор, – могут заговорить, а могут и умолкнуть если надо.

– Да я клянусь вам! Я тут ни при чем! – почти взмолился Верерг. – Я еще кое-что соображаю и знаю, где находятся пределы дозволенного. Вы – не Мокки, и вам я дорогу перебегать ни за что не стал бы! Вы уж мне поверьте! Я такие вещи чую безошибочно!

Голстейн задумался. За свою долгую и насыщенную армейскую карьеру он успел провести сотни допросов и ничуть не хуже Верерга чувствовал, когда человек перед ним юлит и извивается, пытаясь скрыть правду, а когда говорит начистоту. Сидящий перед ним бандит определенно не врал, хотя и выглядел не на шутку напуганным, оказавшись перед перспективой ответа за чужие прегрешения. Будь он действительно замешан в заговоре против Инспектора, его страх выглядел бы совершенно иначе, да и пах бы по-другому.

Такого рода публика демонстрирует смелость и самоуверенность исключительно в ситуации, когда численный перевес складывается в их пользу, а противник заведомо слабее и не может ударить в ответ. Встретившись с достойным оппонентом, они предпочтут уйти от прямого столкновения с тем, чтобы подгадать более удачный момент и ударить в спину. Ну а сейчас, оказавшись один на один с Голстейном, способным одним щелчком пальцев отправить его к праотцам, и не имея возможности улизнуть, Верерг старательно изображал покладистость и лояльность, пусть даже насквозь фальшивые.

– Это все неважно, – небрежно отмахнулся генерал. – Те недоумки, что напали на меня, уже кормят земляных червей, а их заказчик уже очень скоро сам на ловца выбежит. Я пригласил тебя по другому поводу.

– Ах это было приглашение! – хохотнул бородач, чье настроение, освободившись от угрозы немедленной расправы, немедленно вновь вернулось к привычному развязному состоянию. – Что же вы сразу-то не сказали, господин начальник!

– Еще одна подобная шуточка, – негромко и ровно произнес Голстейн, – и ты вернешься домой по частям. Тебе ясно?

– Да, господин! Так точно! – сообразив, что хватил лишнего, Верерг перестал ухмыляться и снова сел прямо.

– Вот так-то лучше, – генерал повернулся к стоявшему рядом Кхольси. – Капитан, снимите с него наручники.

Дождавшись, когда полицейский разберется с замками, Голстейн продолжил:

– В данный момент меня куда больше беспокоят твои россказни о Пастырях и о том, как ты, якобы, даже сражался с ними. Распространять подобную ересь крайне неразумно. Можно схлопотать серьезные неприятности на свою голову.

– Ах, это! – пленник тряхнул спутанной шевелюрой. – Да мало ли что наболтаешь по пьяни! Я же не проповедями какими-то там занимался, просто байки травил.

– Такого рода «байки» подтачивают власть Империи не хуже термитов! – Голстейн угрожающе подался вперед. – Сначала ты не обращаешь на них внимания, но потом, когда спохватишься, будет уже поздно, и твой дом просто рассыплется в труху!

– Виноват! Больше не повторится! – торопливо замотал головой Верерг, перед которым вновь замаячила неприятная перспектива отправиться восвояси в виде отдельных кусочков.

– Очень на это надеюсь, – генерал снова откинулся на спинку стула и взмахом руки отослал Кхольси. – Ну а теперь расскажи, что там у тебя с Пастырями приключилось? Максимально подробно и детально, меня интересует любая, даже самая незначительная мелочь.

– Прошу прощения? Но вы же только что…

– Ты все правильно понял. Не стоит травить подобные истории на публике. Однако для того, чтобы более эффективно противостоять этой мерзкой и удивительно живучей ереси, мне требуется как можно больше информации, причем желательно из первых рук.

– Знаете что, господин, – насупился бандит, – вы можете сколько угодно называть Пастырей и все, что с ними связано, ересью, выдумками дремучих крестьян, сказками для маленьких детишек и так далее, но я-то знаю, как именно все обстоит в действительности. У меня от той встречи даже автограф на память остался!

Верерг засучил правый рукав и продемонстрировал Голстейну свое предплечье, вокруг которого обвивался жуткого вида лиловый рубец, начинавшийся от кисти и уходивший дальше под куртку.

– Вы можете, конечно, запугать людей, можете заставить их замолчать, – бородач вернул рукав обратно, – но все ваши усилия никоим образом не отменят того факта, что Пастыри – реальны.

– Я знаю, – кивнул генерал. – А теперь – рассказывай.

Повествование у Верерга поначалу выходило путаным и сбивчивым, поскольку он всеми силами пытался замять свою роль в нападении на обоз и выставить себя едва ли не пострадавшим. Впрочем, обстоятельства его преступной жизни интересовали Голстейна мало, тот желал вытрясти из допрашиваемого как можно больше информации, касающейся именно Пастырей. Сколько их было, как и откуда они появились, какое оружие использовали и так далее. Бородач старался отвечать максимально подробно, вспоминая все обстоятельства той ночи, тем более что исполненные боли воспоминания до сих пор стояли у него перед глазами как живые.

– …и слышу, как сзади кто-то истошно орет. Поворачиваюсь, и надо мной пролетает Икрес, обмотанный этой раскаленной веревкой. Аж дымится, бедолага, – свой рассказ Верерг сопровождал энергичной жестикуляцией, изображая своего размахивающего руками несчастного соратника. – Пастырь сгреб их в одну охапку – и как хватит о землю! Только брызги кровавые во все стороны полетели! А потом и меня… так же.

От Голстейна не укрылось, как бандит запинается и начинает путаться в деталях всякий раз, когда речь заходит об его действиях, которые он явно не хотел предавать огласке. Но сейчас генерала волновал исключительно Пастырь и обстоятельства его появления на лесной дороге.

– Когда и как Архангел отбыл обратно на небо?

– Вы уж меня извините, господин, но в тот момент мне было как-то не до любования происходящим вокруг, – фыркнул Верерг. – Я когда немного очухался, обнаружил себя застрявшим на какой-то сосне. Всю щеку себе разодрал, вся одежда в крови, правой руки вообще не чувствовал. Я только наутро кое-как спуститься смог. Нас тогда только трое из всего отряда в живых осталось, да и те – калеки.

– А что с обозом?

– Уехал. Они забрали всех своих покойников и укатили дальше в Ахово, оставив наших мертвых ребят валяться в придорожных канавах.

– А ты ожидал, что они устроят им пышные похороны? Скажи еще спасибо, что вас не добили.

– Думаю, после встречи с Архангелом, они и сами не верили, что остались живы, и поспешили убраться подобру-поздорову. Тут уж не до отмщения.

– Ты не знаешь, кто именно из беженцев призвал Пастыря?

– Призвал?! – Верерг недоуменно нахмурился. – В каком смысле?

– Пастыри не являются сами по себе, – терпеливо разъяснил Голстейн, – даже если ситуация совсем ни к черту, и все вы вот-вот отдадите концы. Они явятся на помощь только если услышат достаточно громкую и убедительную мольбу.

– Услышат? Каким образом?

– Посредством Пастырского Амулета.

– О!

Верерг умолк, осмысливая услышанное. Инспектор же терпеливо ждал, покуда новая информация должным образом уложится в голове бандита и поднимет из глубин растревоженной памяти новые подробности, ранее ускользавшие от его внимания.

– У одной из нищенок был младенец, – заговорил бородач осторожно, словно по крупицам восстанавливая картину давно минувших событий, – и у него в пеленках она запрятала странный голубой кулон. Я помню, как мне показалось любопытным, что он светится посреди ночи, хотя вокруг стояла тьма кромешная.

– Это означает, что он услышал зов о помощи, и Пастырь уже в пути, – пояснил Инспектор.

– Да, кто-то из ребят закричал, что это не к добру, и лучше бы делать ноги, пока не поздно, но мы даже с места сдвинуться не успели…

– Строго говоря, в тот момент вы все уже были обречены. От гнева Пастыря невозможно спрятаться или убежать. И никакие доспехи тут не помогут.

– А Его самого не берут никакие стрелы, – кивнул Верерг. – Несколько штук в него выпустили – и только искры в стороны полетели!

– То есть у кого-то из беженцев при себе имелся Амулет, – Голстейн вернул беседу в нужное ему русло. – У кого именно? Можешь вспомнить? Имя, лицо, характерные приметы?

– Да какие там приметы в грязи и кромешной тьме, помилуйте! Там бабу от мужика-то едва отличишь. Что тот, что другая – куча грязных лохмотьев и слезная мольба о пощаде!

– Они направлялись в Ахово? – уточнил Голстейн, что-то прикидывая в уме.

– Насколько мне известно, да.

– И младенец был совсем грудным, несколько месяцев от роду, не более?

– Начальник, помилуйте! – взмолился бородач. – Я в таких делах ни черта не смыслю. Все, что я помню – перепуганная юная мамаша и маленький орущий кулек в ее руках, да и только!

– Это означает, что где-то в Ахово сейчас должен присутствовать подросток примерно двенадцати-тринадцати лет от роду, родители которого прибыли с тем обозом. Взрослые еще могут как-то раствориться среди соседей и других работяг, но вот юную поросль спрятать невозможно, – Инспектор тяжело опустил ладонь на стол. – Найди мне в Ахово все семьи, подходящие под данное описание.

– Кто? Я?! – опешил Верерг.

– Ты предлагаешь моему капитану с полицейским патрулем обходить по очереди все дома, стучаться в каждую дверь и задавать нелепые вопросы? Думаешь, хоть кто-нибудь согласится отвечать ему честно? Да все только глубже забьются в свои раковины, точно улитки, и все! – Голстейн нацелил палец на слегка ошалевшего пленника. – А вот ты здесь родился и вырос, тебя каждая собака знает. Тебе даже по дворам ходить не придется, достаточно своих приятелей расспросить. Поселок небольшой, все друг про друга все знают, что-нибудь обязательно да всплывет. Смекаешь?

– Вы хотите, чтобы я пошел в услужение Империи?! Совсем рехнулись, что ли, господин начальник?! Да за такое меня же собственные кореша в темном углу порежут!

– А кто им расскажет?

– Но как я объясню им, что нам надо побегать по окрестным деревням в поисках какой-то побрякушки, которая вам так срочно понадобилась?!

– Вознаграждение, мой дорогой, вознаграждение! – генерал приветливо улыбнулся, отчего Верегу стало еще грустней. Он вдруг осознал, что путей для отступления у него попросту не осталось. – Империя всегда платит тем, кто оказывает ей содействие, и платит щедро. Так что напряги фантазию, прояви должное красноречие – и внакладе не останешься. Будешь упрямиться – вздерну, как и тех трех недотеп, но только еще живого. И только потом, на виду у всех, выпущу тебе ливер.

– Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь!

– Думаю, тебе будет несложно сделать правильный выбор.

– Но как я могу вам доверять? Кто даст гарантию, что вы, получив желаемое, точно так же не выпотрошите меня на потеху публике? Да и денег своей казне сэкономите!

– Я – офицер Имперской гвардии, и слово свое, пусть даже данное такому мерзавцу, как ты, держу! – довольно резко осадил собеседника Голстейн. – Полюбопытствуй на досуге, попробуй найти хоть один пример, когда я кого-либо обманул или предал. Да, я бываю жесток и беспощаден, но никто, слышишь, ни одна тварь не может обвинить меня в лживости!

– Прошу прощения, господин! – бородач даже слегка съежился под его гневным взглядом.

– Вот так-то лучше. В общем, не теряй времени даром, и начинай действовать уже сегодня. Отыскать тот Амулет жизненно необходимо!

– Так сколько лет прошло! Думаете, он все еще цел, и его никому не продали, не подарили?

– Амулет практически невозможно повредить или уничтожить, и любой почитатель Пастырей скорее примет смерть, чем добровольно с ним расстанется. Так что я почти уверен, что Амулет до сих пор находится у того, кто им воспользовался в прошлый раз. В крайнем случае – у его родственников. Столь мощное оружие всегда хочется держать под рукой, не делясь им ни с кем. Один раз он помог, следовательно поможет и снова. Главное – правильно попросить.

– Я все понял, начальник! – Верерг немного приободрился, поставленная перед ним задача более не казалась такой уж невыполнимой как поначалу. – Не извольте беспокоиться – мы перетрясем все Ахово и окрестные поселки, но найдем Амулет!

– Вот и отлично! – Голстейн холодно ухмыльнулся. – Будешь паинькой – и мы закроем глаза на твои прошлые грешки. Сейчас наибольшую угрозу для Империи представляет Пастырская ересь, и именно на борьбе с ней нам следует сосредоточить основные усилия. Все остальное – неважно.

– Мы все сделаем! – подтверждая свои слова, бородач горделиво ударил себя кулаком в грудь. – В конце концов, у меня ведь и свои счеты с Ними остались несведенными. Сунутся сюда в следующий раз – горько пожалеют!

– Амулет, дорогой мой, Амулет! – предостережение генерала спустило Верерга с небес на землю. – Мне плевать на вашу самодеятельность, но Амулет необходимо найти и доставить сюда, ко мне!

– А что делать с людьми?

– Делайте, что хотите! – отмахнулся Инспектор. – В крайнем случае, для тех, кто вздумает упрямиться, у нас всегда наготове свеженькая, еще пахнущая смолой виселица. Так или иначе, но Империя должна время от времени напоминать своим подданным, кто здесь хозяин. Тебе все ясно?

– Да, господин! – судорожно закивал Верерг, которого по-прежнему не воодушевляла перспектива выступать в роли послушного служки Империи. Но выбора у него все равно не оставалось. – Сделаем!

– Вот и отлично! Выполняйте!

– Эм-м-м… а на карманные расходы?