Голос металла

Глава 7

Если немного отойти от прилегающих к вокзалу переулков, запруженных пестрой толпой торговцев, праздношатающихся зевак и обвешанных чемоданами сошедших с каравана пассажиров, и углубиться в старые кварталы города, то может сложиться впечатление, что за прошедшие годы вообще ничего не изменилось.

Все те же покосившиеся обшарпанные здания, зажатые между ними тесные грязные улочки и играющие на них дети, больше напоминающие ожившие кучки лохмотьев – все выглядело ровно так же, как и десять и двадцать лет назад. Как будто и не было войны, как будто Империя со своими законами и наставлениями так и осталась чем-то далеким и чуждым. Словно ветер, шумящий в кронах вековых сосен, до подножия которых не долетает даже легчайшего дуновения.

Инспектор специально выбрал столь странный маршрут, чтобы заглянуть в те уголки города, которые, как правило, избегают показывать высокопоставленным гостям, и которые как нельзя лучше отображают истинное положение дел. Парадные фасады везде одинаковы, а вот изнанка всегда разнится и способна поведать о городских властях намного больше, чем они желали бы рассказать сами. Именно поэтому его прибытие никак не анонсировалось, чтобы лишить губернатора возможности припудрить неприглядную действительность и повернуть ее к важному гостю своей начищенной до блеска стороной.

Сложно, конечно, ожидать от провинциального захолустья какого-то лоска, даже отдаленно сравнимого со сверканием купающегося в деньгах Кверенса, но хоть что-то за прошедшие годы должно было измениться?! Как-никак, а власти Империи выделяли немалые средства на обеспечение должного уровня безопасности и правопорядка даже в самых дальних провинциях. И представлялось логичным ожидать некоторых, пусть минимальных, но видимых результатов. Ан нет.

Кривые и темные переулки Цигбела буквально утопали в грязи, а нависавшие над ними дома, казалось, грозили вот-то обрушиться. Во всяком случае, судя по их внешнему виду, куски штукатурки они роняли на головы прохожих регулярно. С разных сторон, едва пробиваясь сквозь гудение бесчисленных мух, доносились то пьяные песни, то ругань, то какие-то жутковатые утробные звуки, заставлявшие невольно ускорять шаг. В подворотнях то и дело мелькали подозрительные личности, которые провожали вышагивавшего по грязным лужам Инспектора прищуренными взглядами, но так и не решились к нему приблизиться.

Душная, вязкая, почти липкая атмосфера нищеты и разложения вызывала приступы самой натуральной тошноты, но Инспектор продолжал свой путь, поскольку ознакомление с реальной ситуацией на местах, пусть даже такой неприглядной и опасной, являлось его прямой обязанностью.

Цигбел выглядел точь-в-точь как выеденная изнутри мышами тыква – снаружи-то все пристойно и аккуратно, но достаточно поддеть ножом кожуру, как вскроется набитое мышиным пометом пустое грязное нутро.

Такое положение дел не стало для Инспектора большим сюрпризом. Он повидал уж немало больших и малых городков, чтобы более-менее представлять себе, с чем ему предстоит столкнуться. Показная лояльность Империи всегда оборачивалась тонкой внешней корочкой, под которой крылась старая прогнившая сердцевина, уже давно нуждающаяся в радикальной очистке. Именно за этим он, собственно, и прибыл в Цигбел. Тяжелой и неблагодарной работы ему предстояло много, невероятно много.

Вдоволь поплутав по мрачным закоулкам, пропахшим нечистотами и гнилью отбросов, Инспектор испытал немалое облегчение, когда наконец вышел на центральную площадь, где высилась городская ратуша – обиталище официальных имперских властей в лице губернатора и его свиты.

Само здание и прилегающая к нему территория выглядели куда более ухоженными и опрятными, нежели окружающие трущобы, что только дополнительно подчеркивало контраст между лакированной официальной картинкой и приземленной действительностью. И точно таким же контрастом воспринималась явная безлюдность как самой площади, так и поднимающихся к крыльцу ратуши ступеней.

В Кверенсе правительственные здания постоянно находились в своего рода осаде, когда желающие пообщаться с властью граждане образовывали довольно длинные очереди. У Братьев ушло немало времени и сил, чтобы приучить чиновников воспринимать приходящих к ним просителей не как досаждающих букашек, а как источник их собственного благосостояния. В результате бюрократические шестеренки в столице крутились как сумасшедшие, тогда как здесь, в Цигбеле, они уже давно покрылись пылью и заросли паутиной.

Над центральным входом ратуши висела большая картина с каноническим изображением Братьев, в самом центре которой красовалось засохшее пятно от метко брошенного помидора. Грязно-бурые брызги разлетелись и по белоснежным одеяниям Свиллейна, и по черным доспехам Фреггейла, и по их совершенным и чистым юным лицам. Лицо Инспектора исказила мимолетная тень ярости, но он быстро взял себя в руки. Нельзя позволять эмоциям брать над собой верх, гнев – плохой советчик в государственных вопросах. В немалой степени именно Братья научили его держать свои чувства в узде, и руководствоваться в первую очередь голосом холодного разума.

Инспектор легко взбежал по каменным ступеням и толкнул массивную дубовую дверь, немедленно разразившуюся пронзительным скрипом, игравшим, по всей видимости, роль дверного звонка. Посетители захаживали сюда и впрямь нечасто.

Скучавший за стойкой адъютант смерил нежданного гостя слегка брезгливым взглядом, должным отваживать от визитов к начальству всяческую чернь. Он уже собирался через губу привычно поинтересоваться целью столь несвоевременного визита, как вдруг почувствовал, как его язык вдруг испуганно попятился, пытаясь спрятаться в гортани, где наткнулся на сгрудившиеся в панике слова.

– Л… Л… Л… – только и смог выдавить он.

– Будьте так любезны, молодой человек, – посетитель скинул плащ, открыв взорам армейский китель, грудь которого украшали ряды орденов и медалей, а на плечах поблескивали генеральские погоны, – приглядите пока за моей одеждой.

– Л… Л… Лорд Голстейн?!

– К вашим услугам, юноша, – Инспектор коротко кивнул и добавил, бросив свой плащ несчастному адъютанту. – И, кстати, неплохо бы его почистить, а то у вас тут многовато навозных мух развелось, так и норовят на голову нагадить.

– Д-да, мой господин, разумеется!

Не удостоив перепуганного адъютанта даже короткого взгляда, Инспектор быстрым шагом направился к приемной губернатора. Он не знал заранее, где именно тот разместил свой кабинет, но все ратуши в Империи строились по стандартному проекту, а опыт подсказывал, что чиновники всегда стараются занять самое просторное помещение из доступных. Так что ошибиться или заблудиться представлялось просто невозможным.

Адъютант, правда, попытался промычать вслед что-то предостерегающее, но его сведенные судорогой челюсти не позволили сформулировать и озвучить соответствующую фразу должным образом. Да оно и к лучшему.

Когда в твой городок из самой столицы Империи прибывает с инспекцией аж сам легендарный лорд Голстейн, личный опекун Их Божественных Величеств, то вставать у него на пути – далеко не самая лучшая идея. «Стальной кулак», «Кровавый Папочка», «Бешеный бык» – бывший генерал имперской армии за свою жизнь заслужил немало звучных эпитетов, но все они говорили об одном.

В самое ближайшее время Цигбел ожидали самые радикальные перемены, и можно было биться об заклад, что они мало кого обрадуют.

Кабинет губернатора встретил Инспектора плотным комом духоты, густо пропитанной алкогольными ароматами. Одного мимолетного взгляда на зашторенные и наглухо закрытые окна хватило, чтобы понять, сколь сильно чужд чиновничьей душе окружающий мир. Он всеми силами старался отгородиться от него, поскольку тот и сам отторгал его всеми мыслимыми способами, и даже простой уличный шум звучал для его ушей пугающе чужеродно. Как будто оккупационные власти Империи утвердились здесь, на враждебной территории, только вчера.

А ведь именно назначенный из столицы губернатор должен был приложить максимум усилий, чтобы донести до людей, что Империя – не враг, а союзник. Та сила, что способна навести в окрестных землях столь долгожданный порядок и утвердить главенство закона.

Губернатор Моккейли, пухлый низенький человечек, успел только жалобно пискнуть, прежде чем его тело охватил паралич, вызванный появлением Голстейна. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, да так и застыл. И только его широко распахнутые глаза продолжали двигаться, следя за тем, как Инспектор не спеша подошел к столу и сел в стоящее рядом с ним большое кожаное кресло.

Словно проснувшись, руки губернатора предприняли ряд суетливых действий, выдвигая и задвигая нижние ящики стола и предательски позвякивая при этом стеклом бутылок. Одолев мимолетное замешательство, круглое лицо губернатора расплылось в полагающейся моменту улыбке.

– О! Лорд Голстейн! Какая приятная неожиданность! – весь вид всполошившегося чиновника буквально вопил о том, что внезапный визит столь высокопоставленного гостя, напротив, крайне его обеспокоил и даже напугал.

Продолжая хранить интригующее молчание, Инспектор закинул ногу на ногу, внимательно наблюдая за несчастным Моккейли, чей лоб уже успел покрыться крупными каплями пота. Он заранее ознакомился с его личным делом и нисколько не удивился, обнаружив, что тот был фактически сослан в Цигбел, поскольку дома систематически манкировал своими служебными обязанностями. Да и здесь, похоже, не шибко напрягался. Расписанный предательскими прожилками лиловых вен нос толстячка недвусмысленно намекал, что горячительные напитки оставались для него здесь, в Цигбеле, едва ли не единственным развлечением. И он, судя по всему, предавался сей забаве с полной самоотдачей.

– Как же долго до вас добираться! – Голстейн все же сжалился над несчастным губернатором. Он вовсе не желал довести его до инфаркта, нет. Напугать бедолагу до полусмерти – вполне достаточно. – Мне бы горло чем-нибудь промочить!

– О! Разумеется! Один момент, где-то у меня завалялся один флакончик…

Моккейли вскочил с кресла и метнулся к шкафу, где у обычных функционеров хранились документы. Но здесь он, по всей видимости, исполнял роль буфета. Послышался звон переставляемых бутылок. Судя по звуку, весьма многочисленных.

– Вот! Урожай прошлого года. Весьма удачный, надо сказать, – словно по мановению волшебной палочки перед Голстейном появился дорогой, отделанный позолотой бокал, который губернатор оперативно наполнил сочно-рубиновым вином, – Ваше здоровье, мой генерал!

– Благодарю! – Инспектор пригубил напиток, отметив про себя, что тот и впрямь был весьма неплох. Моккейли стоило сохранить жизнь хотя бы ради того, чтобы взять его на работу в качестве личного сомелье.

– Чем обязан такой чести? – бокал Моккейли завис на полпути, словно раздумывая, опрокинуться ли фатальным залпом или деликатно вернуться на стол для продолжения интеллигентной беседы.

Инспектор находился в кабинете губернатора уже несколько минут, и тот был все еще жив, что само по себе уже вселяло в его душу определенный оптимизм. Кроме того, Голстейн не отказался от предложенного вина – еще один позитивный сигнал. Толстячок заметно приободрился.

– Ваши регулярные отчеты…

Неоконченная фраза повисла в воздухе, заставляя самостоятельно домысливать ее продолжение, волей-неволей вытаскивая из тайников души доселе тщательно укрываемые темные секреты и грязные тайны. Умело применяемое мастерство понимающего молчания и глубоких проникновенных пауз способно разговорить даже покойника.

– Отчеты? – Моккейли непонимающе распахнул глаза. – А что с ними не так?

– Они слишком благостны, чтобы походить на правду, – Инспектор аккуратно поставил пустой бокал на стол. – Что невольно вызывает определенные сомнения. А потому руководство поручило мне проверить ситуацию на месте.

– Божественные Братья обратили свой взор на Цигбел?! – губернатор даже привстал от волнения.

– Они, скорее, обеспокоены общей расхлябанностью и нежеланием местных администраций продвигать интересы Империи с должным усердием. Империя пришла в здешние края вовсе не ради того, чтобы оставить все как есть, наша задача – изменить этот мир!

Голстейн покосился на застывшего с отрешенным видом губернатора и усмехнулся.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь зачитывать вам дежурную проповедь, напичканную формальными призывами к борьбе за лучшее будущее. Мы исходим не из неких идеалистических представлений о правильном мироустройстве, а исключительно из трезвого и прагматичного расчета, – Инспектор кивнул на свой пустой бокал, и тот был незамедлительно наполнен. – Там, где правят порядок, закон и безопасность, там и деньги крутятся активней. Куда проще заниматься своим делом, когда твою мастерскую не грабят каждую неделю, а обозы с товаром не обчищают на лесных дорогах. Ну и налоги, соответственно, лучше собираются. Так что в итоге все оказываются в выигрыше. Простая бухгалтерия.

– Э-м-м-м… я понимаю вашу мысль, – кивнул Моккейли, – хотя мне несколько непривычно видеть вас, заслуженного боевого генерала, в роли бухгалтера.

– Под небом нет ничего вечного и неизменного. Любые войны рано или поздно заканчиваются, и приходит время налаживать мирную жизнь, – Голстейн отпил вина и нацелил бокал на губернатора. – Но никакое строительство и планирование невозможны без достоверной информации о положении дел на местах. А вы и ваши коллеги раз за разом присылаете доклады, значительная часть которых высосана из пальца. Такое положение дел категорически неприемлемо, и Братьям понадобился кто-то, кто будет время от времени перепроверять поступающую информацию, кто-то, кому они могут всецело и полностью доверять. Вот мне и пришлось сменить род занятий.

При взгляде на проблему с такого ракурса выбор именно Голстейна на роль доверенного лица Божественных Братьев выглядел абсолютно логичным и закономерным. Их личный опекун, давний друг и соратник их отца, покойного Императора, верный служака до мозга костей, да еще и имеющий столь специфическую репутацию, что многие только от одного упоминания имени генерала могли обмочить штаны – лучшей кандидатуры и не сыщешь!

– Как выяснилось, вести солдат в бой, даже рискуя собственной жизнью, но когда ты точно знаешь, кто твой враг, было намного проще. Сражаться с банальным бардаком, который завелся в твоем же собственном лагере – совсем другая история, – Голстейн с легким сожалением отставил пустой бокал в сторону. – Божественные Братья весьма обеспокоены наблюдаемыми тенденциями, и я полностью разделяю их тревогу. Терпеть такое положение дел более невозможно, поскольку это становится уже просто опасным.

– Мне кажется, вы изрядно сгущаете краски, – Моккейли нервно хихикнул. – Не скрою, я иногда несколько… приукрашивал данные в отчетах, но я не думаю, что столь незначительные огрехи способны как-то угрожать Империи и Их Божественным Величествам. Налоги мы собираем исправно и регулярно отправляем полагающиеся суммы в Кверенс. Разумеется, всем нам хочется большего, но должно пройти некоторое время…

– Главная проблема не в деньгах! – Инспектор оборвал его раздраженным взмахом руки.

– Но… в чем же?!

– В портрете Братьев, который висит над входом в ратушу.

Губернатор замешкался, лихорадочно соображая, о чем идет речь. Похоже, он уже несколько месяцев не покидал этих стен, и происходящее за ними воспринималось Моккейли как вести из другой вселенной.

– Эм-м-м, – озадаченно протянул он, – а что с ним?

– Кто-то довольно метко запустил в него помидором. Причем, насколько я могу судить, случилось это уже достаточно давно. И всем наплевать! – кулак Голстейна резко ударил по подлокотнику, заставив губернатора подпрыгнуть в кресле. – В том числе и вам!

– Но… но я… – только и смог промямлить Моккейли, вновь покрывшись липким потом страха.

– Подобное святотатство преступно, и должно караться со всей возможной строгостью! Равно как и потакание ему!

– Но я не знал!..

– В том-то все и дело! – длинный палец генерала нацелился на побледневшего толстячка. – Вы, по большому счету, понятия не имеете, что творится на вверенной вам территории. Даже того, что находится прямо у вас перед носом, не замечаете. Вы когда, вообще, в последний раз в город-то выходили?

– Я… я… не помню. Как-то… надобности не возникало.

– «Надобности»! – фыркнул Голстейн. – Это ваша прямая обязанность – быть в курсе творящихся вокруг дел! А сидя здесь, за зашторенными окнами, вы ничего и никогда толком знать о происходящем не будете. И Жизнь будет постоянно подбрасывать вам неприятные сюрпризы.

– Вы предлагаете мне разгуливать по городу, приставая к его жителям с расспросами?! – в глазах губернатора идея выглядела настолько нелепой, что он слегка опешил. – Такого рода прогулки могут оказаться откровенно небезопасными!

– Ну надо же! Какая неожиданность! – хохотнул Инспектор. – Выходит, кое о чем вы все же осведомлены, да? Но вместо того, чтобы попытаться хоть как-то это изменить, вы просто заперлись в четырех стенах и носу наружу не кажете. И мне приходится тащиться из самого Кверенса, дабы рассказать вам, какое непотребство висит у вас на фасаде. Просто чудесно!

– Я немедленно распоряжусь, чтобы портрет отмыли!

Моккейли вскочил на ноги, собираясь куда-то бежать, но Инспектор взмахом руки усадил его обратно.

– Суетиться раньше надо было, – проворчал он, чем вызвал у губернатора очередной приступ тихой паники. – Ну отмоете вы его, а назавтра все повторится. И что? И как быть с остальными изображениями Братьев на улицах Цигбела? Практически все они либо изгажены, либо порваны, либо еще как-то осквернены! С ними что делать?

Моккейли только молча сглотнул. Ответа у него так и не нашлось.

– Подобные проявления непочтения к действующей власти опасны и категорически недопустимы!

– Вы… – где-то заплутавшая мысль наконец добралась до мозга губернатора, заставив его глаза потрясенно распахнуться, – вы что, один, без охраны, так запросто расхаживали по улицам города?!

– Именно так! – Голстейн поморщился. – И вы, если принюхаетесь, наверняка различите исходящий от моих сапог специфический «аромат».

– Вас там могли запросто убить! Пырнули бы ножом в подворотне, обчистили и скинули в ближайшую канаву! Делов-то!

– Но я, как видите, все еще жив и чертовски зол. С того дня, как я с войсками более десяти лет назад вошел в этот город, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Все перемены, связанные с правлением Божественных Братьев просто прошли мимо Цигбела! – Инспектор ткнул большим пальцем себе за спину. – В то же время над очень многими дверями я встречал приколоченные Пастырские обереги. Вам следовало уже давно искоренить эту опасную ересь, но и тут все остается по-прежнему.

– Люди крайне неохотно отказываются от старых привычек, – вздохнул Моккейли. – Вера в Пастырей все еще сильна, и заставить людей изменить свои религиозные воззрения в приказном порядке вряд ли возможно. Думаю, будет лучше, если мы позволим им жить как прежде и молиться старым привычным богам.

– Вы, похоже, невнимательно меня слушали, – Голстейн рассеянно смахнул с рукава какую-то пылинку. – Проявление неуважения к Божественным Братьям недопустимо! А почитание вместо них старых фальшивых божеств именно таким неуважением и является! А из него в дальнейшем неизбежно произрастает неподчинение, а то и саботаж. И что тогда? Опять войска присылать?

– Люди и так не питают к Империи особо теплых чувств, а если мы начнем давить на них слишком сильно, то можем спровоцировать открытый протест, – ситуация, когда Цигбел и его жители сами по себе, а он просто не лезет в их дела, губернатора полностью устраивала. Необходимость выдирать свои изнеженные телеса из уютной норки и переходить к каким-то решительным действиям пугала его до колик.

– Империя не нуждается в пылкой любви своих граждан. Но вот проявлять к ней должное уважение необходимо! Мы, в конце концов, проделали огромную работу по установлению на новых присоединенных территориях минимально необходимого законопорядка и обеспечению безопасности, – Инспектор снова наставил свой обличающий палец на несчастного Моккейли. – И тот факт, что люди не признают в том нашей заслуги, полагая, что все перемены происходят как бы сами собой – еще одно ваше упущение. Вам следовало активней разъяснять им, какую роль сыграла Империя, к примеру, в практически полном прекращении грабежей на окрестных дорогах. А также в исчезновении степных кочевников, то и дело терроризировавших караваны еще несколько лет назад. Глядишь – и меньше бы помидорами по портретам бросались.

– Я понимаю, – губернатор окончательно поник. – Но что теперь делать-то?

– Работать, что же еще! – Голстейн поднялся. – Проблема еще и в определенной однобокости вашего прежнего подхода. Империя по факту подарила жителям Цигбела немало пряников, но от них мало проку, если в другой руке они не видят карающего кнута. Так уважения не заработать, в фундаменте авторитета всегда должна присутствовать толика страха. Так что я намерен им этот кнут продемонстрировать.