Голубиная книга анархиста

Глаза Вали

Глаза Вали расширились.

– Какие зеландцы? – спросила она.

– Новые! – ответил Вася. – Красные! Все, пошли, сама увидишь. Целые толпы Red Rabbits[1]. РэРэ.

– Кого? – совершенно сбитая с толку, если можно применить это выражение к Вале, спрашивала девушка, уже собираясь следовать за таким изощренным представителем умственного труда, знающим языки непонятные.

– Сама увидишь, – отвечал Вася, выходя из вагончика.

И они пошли к шедам. Летел мелкий мокрый снежок, погода была мерзкая. И всюду серели непроглядные небеса. На высоких березах остро кричали галки. Никого не повстречав, они подошли к первому шеду, Вася открыл дверь. Валя стояла позади в своем то ли пальто, то ли в длиннополой куртке, в спортивных штанах с лампасами и разбитых кроссовках.

– Заходи, чего ты? – позвал ее из пахучих сумерек Вася.

– Я… я… кхм, кха, – закашляла Валя.

– Ну? – Вася выглянул из дверного проема.

Оробевшая Валя была бледна, ее полные губы беззвучно шевелились. Вася засмеялся.

– Ты как миссионер, приплывший на дальние острова к людоедам. Ну, с молитвой ведь можно смело хоть в огонь, хоть в воду?!

Но Валя не входила, мешкала. И ему пришлось выйти и схватить ее за руку. Валя упиралась. Вася тащил ее внутрь. Оба громко пыхтели. Наконец ему удалось затащить девушку в шед и, захлопнув дверь, встать перед нею. Валя боялась оглядываться.

– Фу… фух, дерьмо, – отдышался Вася. – А ты здорова, подруга… зараза… Будешь навоз таскать, как Геракл из древнегреческих конюшен. Хотя он и не чистил-то навоз сам, а просто пустил две реки… Поступок, достойный героя умственного труда, хоть древнего, хоть современного. Ну, гляди. Вот, вот они, новозеландцы, иммигранты с далекого острова – зайцы! Гляди, это же – хыххыхых – кролики! Red Rabbits! Красные Кролики. Ну, ну. Вот, вот, красавцы, пушистые… Только не улизни за каким-нибудь в нору, как Алиса.

Вася открыл дверцу ближайшей клетки, запустил внутрь руку и, схватившись за теплые уши, поволок кролика наружу. Это был большой кролик почти шоколадного цвета.

– Пусти! Не надо! – крикнула неожиданно Валя и толкнула Васю, так и не успевшего полностью извлечь упиравшегося кролика из клетки.

Вася удивленно смотрел на нее.

– Чего ты? Я просто хотел показать тебе… Чтобы ты сама увидела…

Валя рассматривала сквозь сетку кроликов.

– Ой, точно… коричневенькие какие-то… я таких в жизни не видала…

Вася торжествующе простер руку, как некий патриций.

– Ну вот, владей… лелей… И будь красной Алисой, хыхыхы, нашим ответом проклятым пиндосам.

– Эта порода какая-то заморская, – бормотала Валя, идя вдоль клеток.

– Да, я же говорил: новозеландцы.

Она оглянулась на Васю.

– А это где такое?

– Новая Зеландия? Ты чего, в школе совсем не обучалась?

– Обучалась, – буркнула Валя.

– Новая Зеландия – остров в Тихом океане, – сказал Вася. – Или… в Индийском?.. – Он потер нос. – Проклятье… Земля такая маленькая, а всего не упомнишь. В общем, ниже Индии, около Австралии… Да, за Австралией… у черта на куличках. А на самом деле – как у бога за пазухой.

– Они там живут?

– Ага. Наверное… Ну, раз их так называют. Хотел бы и я там сейчас оказаться. Уж там ни попы, ни жандармы не достанут. Даже корабли американцев с ядерным оружием не могут заходить.

– А там они живут так, сами по себе? – спрашивала Валя, наблюдая, как Вася начинает засыпать корм в плошки, наливать воду.

– Ага, и воду пьют из хрустально чистых речек, и травку хрумкают изумрудную. Новая Зеландия – экологически чистая страна. Хотя у них там и монархия, дерьмо и проклятье. А могли бы анархию учредить. Хы-хы-хы, – Вася начал смеяться по своему обыкновению.

Отсмеявшись, он пояснил, что вспомнилось, как батька Махно мечтал о своем рае: мол, лошади и девушки в травах; а тут вместо лошадей кролики… Измельчали анархисты.

Валя наморщила лоб.

– А… так… это же… ну как так?

– Что?

– Этот же… Махно, он ведь бандюга и жил как давно? – спросила девушка.

– Пропаганда, – сказал Вася. – А жил – да, давненько.

– А говоришь – батька, – сказала Валя.

Вася остановился посреди прохода между клетками с ведром воды, посмотрел на Валю и ничего не ответил. Позже он велел ей сметать катышки новозеландцев в совок, опорожнять совок в ведро. Валя поморщилась и ответила, что нет, лучше она будет поить и кормить новозеландцев.

– Ого, какая цаца, – откликнулся Вася. – Быстро ты забыла свое прошлое, жизнь в смоленском нутре. Ладно, давай. А я послежу.

Валя взяла мешок с кормом и стала насыпать в железные миски, бормоча что-то. Вася с изумлением следил за ней. Она взглянула на него. Вася покачал головой.

– Да ты прирожденный кроликовод, Красная Алиса!

Валя нахмурилась.

– Зови меня Вальчонком, – сказала она.

В полдень к ним заглянул сам Борис Юрьевич. Был он в брезентовых штанах, свитере, вязаной шапке, высокий, немного нескладный, с длинным лошадиным лицом и почти квадратной челюстью, кареглазый. Поздоровался, прошелся вдоль клеток, сунул руку в одну миску, вынул щепоть корма, поднес к носу с горбинкой, то ли природной, то ли образовавшейся от перелома, понюхал.

– Мм… – промычал он, отправляя щепоть обратно и вытирая руку об руку. – А вода свежая?

Вася замешкался.

– Они любят свежую, – сказал фермер.

– Хыхых, – просмеялся Вася. – И рацион у них ничего себе. Гурманы.

Фермер слегка поморщился.

– Вас Эдуард не обучал технике безопасности? – спросил он.

– Какой? – спросил Вася растерянно. – Не совать палец в клетку?

Фермер повел головой.

– Главному правилу? А оно простое: не давайте им кличек и не называйте их гурманами или там зайчиками. Это все.

Он доставал пачку сигарет.

Валя откашлялась и быстро спросила:

– Дяденька, не угостите?

Фермер перевел глаза на нее.

– Ты разве куришь?

– Ага, – откликнулась Валя радостно, вытирая руки о штаны.

– Да ладно тебе, – одернул ее Вася.

Но она уже шла к фермеру, протягивая руку.

– Привыкла с протянутой рукой, – пробормотал себе под нос Вася.

Фермер дал ей сигарету, но попросил в шеде не курить, и сам тоже вышел. На улице они продолжали разговаривать с Валей. Вася сметал веником катышки по желобам, ссыпал их в ведро. Покурив, Валя вернуться не спешила, так что в конце концов Вася выглянул из шеда. Вали нигде и не было. Вася затараторил свое: зараза, проклятье. Но еще поработал: отогнал тачанку в дальний угол, опростал ее. Мелкий гадкий снег все летел докучно, колол лицо, обжигал уши. Вася нахлобучил вязаную шапку, скрывая уши, оглядел пространство и лишь выдохнул:

– Тоска!..

Валя сидела в вагончике. Там было накурено.

– У тебя тут взвод кролиководов, что ли, дымил? – спрашивал Вася.

– Не-а, – откликнулась Валя. – Дядя Боря подарил всю пачку.

Вася увидел на столе пачку «Sovereign» и в сердцах воскликнул:

– Ну и дерьмо же! Зараза. Проклятье.

Валя вытаращила на него и без того крупные ясно-кофейные глаза.

– Чего, а? Чего такого, а? А? Вася? Вася?..

– Ничего, – откликнулся Вася. – Но это конкретная засада.

Валя испуганно моргала.

– Какая? Какая, Вася?

– Такая, такая, – в тон ей отвечал он. – «Соверен» – значит «Монарх». Ну и монета, конечно.

Валя смотрела на него.

– Это все знаки! – воскликнул Вася.

– К-какие? – заикнувшись, спросила она.

– Собаки Баскервилей! – ответил Вася ожесточенно.

– Это чего такое?

– Стозевно, лаяй, обло… озорно… Чудище такое, Вальчонок. На цепи в волосатой руке депутата там, мэра, губернатора, попа, само собой. Оно-то, зараза, за мной и гонится.

– Кто? – спросила Валя, таращась на него.

– Ну чудище… Собака. Обло… Баскервилей.

Валя хихикнула вроде, но, взглянув в напряженные глаза Васи, примолкла.

Пора было отправляться за обедом. А Вале приспичило… Она поспешила в дощатое сооружение, стоявшее неподалеку. Вася не стал ее дожидаться, пошел один. Взял у Надежды Васильевны один контейнер, та предложила забрать и второй. Вася заупрямился было, но Надежда Васильевна в сердцах сказала, что некогда ей возиться, мол, бери сразу и уходи, а то еще та грязь притащит.

– Какую грлязь? – спросил недоуменно Вася. – На улице снег.

– Такую! – сердито выпалила женщина и сунула ему второй пластмассовый контейнер.

Пришлось Васе взять обед и на Валю. А та и не показывалась. Вася шел, поглядывая исподлобья на унылые окрестности, и вдруг отчетливо вспомнил свой сон про шиповник. Он даже остановился, соображая.

– Хых… Так это сам Чжуанцзы и был, – пробормотал он и добавил восхищенно: – Вот зараза!.. Смотритель шиповника, правда. А настоящий работал смотрителем сада лаковых деревьев. Чего это такое, кто знает… Потому Вальчонок и крестилась. Неужели в самом деле?..

Валя была в вагончике.

– Ой, Вася, я токо собиралась пойти, а ты тут как тут. Ой, спасибачки, – говорила она.

Вася поставил контейнеры на стол.

– Ты руки-то помыла?

Она закивала энергично.

Вася тоже шагнул к рукомойнику, звякнул штырьком, заругался:

– Дерьмо, зараза! Проклятье. Воды нету. Не могла, что ли, принести? Чего ты такая ленивая?

Схватив ведро, он пошел за водой и так и забыл спросить о Смотрителе шиповника – точно ли она дозналась о нем? А Валя уже уплетала второе, гречку с поджаркой и подливой. В вагончике пахло этой гречкой.

– Вася, – говорила она с набитым ртом, – а кто такая эта… про которую ты рассказывал… ну… Красная…

Вася наливал воду в рукомойник.

– Шапочка?

– Не-а, – ответила она, покачав головой из стороны в сторону. – Эта… ну, с кроликами…

– Алиса, – вспомнил Вася, моя со звоном и хлюпом руки.

Он уселся за стол, раскрыл свой контейнер, взял ложку, хлеб, начал хлебать суп.

– Кто, Вася? – снова спросила Валя.

Он покосился на нее и ничего не ответил.

– Ну кто, Вася?

Вася вздохнул.

– Откуда ты вообще свалилась?

– Я-а-а? Ниоткуда. Ниоткуда.

– А по-моему откуда-то, откуда-то.

– Откуда?

Вася хмыкнул.

– Это я у тебя и спрашиваю.

– Так откуда? – снова спросила Валя.

Вася посмотрел на нее и начал мелко смеяться.

– Ну я-то откуда знаю? Это ты должна знать.

Валя пожала плечами.

– Хорошо, как называлась твоя деревня, твой район какой? Область? Страна? Континент? – спрашивал Вася. – Планета?

Валя вдруг стала очень серьезной.

– А зачем это тебе?

Она подозрительно щурилась.

– Да просто интересно, и все, – ответил Вася.

Валя молчала, сосредоточенно попивая кисель.

– Не скажешь? – спросил Вася, принимаясь за гречку.

Валя кротко вздохнула, глядя в стол.

– Ну и я не расскажу про Алису, эту очень любопытную штучку.

Валя молчала.

– Про ее приключения в норе, во дворце у Королевы, во время чаепития, в лесу, в поезде, на линиях шахматной доски… Классные приключения.

Валя отмалчивалась.

Второй трудовой день тянулся долго. Пришедший с проверкой под вечер Эдик разразился бранью. В последнем шеде еще не было убрано, и миски для воды пустовали. Валя их как-то пропустила. И кролики целый день не пили. Эдик пообещал выставить с фермерского подворья этих бродяжек, за что их только мамаша кормит. Валя и Вася уныло выслушивали ругань. Наконец Валя попросила его:

– Дяденька, не надо уже, ведь сказано же было: не судите да не судимы будете, ну? И сказано было благодарить ненавидящих вас и молиться за обижающих. Ну-тка я и помолюся.

Тот запнулся и уставился на нее. А Валя, полуприкрыв глаза, продолжала нараспев:

– Ай вы нуте-ка, ребята, / За царей – Тут она проглотила слово, – … молити, / За весь мир православный! / Кто нас поит и кормит, / Обувает, одевает, / Темной ночи сохраняет, / Сохрани его… – Снова проглотила слово.

Эдик оглянулся с изумлением на Васю.

– Хм… бл… кх-а… Чего это она?

Вася пожал плечами. А Валя напевала, покачиваясь:

– От лихого человека, / От напрасного от слова, / Сохрани… помилуй! / Что он молит и просит, / То создай ему… – Она открыла глаза и, ясно взглянув на Эдика, спросила: – О чем вы, дяденька, молите?

Эдик почесал подбородок.

– Э-э-э… Ишь, как шпарит. Ты бы так и работала складно, девка. В самодеятельности, что ли, выступала?

– Хыхы, – просмеялся Вася. – Это древняя самодеятельность.

– То песни-молитвы, – сказала Валя.

– Ладно, – откликнулся Эдик, сбавляя тон. – Молитвы молитвами, но здесь не богадельня, ребята. Включу вам свет – все сделайте, приду проверю.

Он погрозил коротким пальцем с грязным ногтем и ушел. Вася усмехался.

– А здорово это у тебя получилось.

Валя поправляла волосы, охорашивалась.

Все доделав, они выключили свет и пошли было к вагончику, но потом повернули к дому Эдика. Уже пора было забирать ужин. В доме работал телевизор: «В Москве прошла акция движения “Антимайдан”, организованная в связи с годовщиной протестов в Киеве, в ходе которых погибли более ста демонстрантов и которые привели к отстранению президента Украины… “Антимайдан” назвал события в Киеве “переворотом”… По сообщению арабской газеты “Аш-Шарк аль-Аусат”, в руки ливийских радикальных группировок попала часть химического оружия, принадлежавшего ранее Муамару Каддафи, и они уже провели первые испытания этого оружия… Армия Нигерии сообщила о том, что ей удалось вернуть контроль над городом Бага на северо-востоке страны, сотни жителей которого были в январе убиты боевиками исламистской группировки “Боко харам”».

– Ну чего, все чики-чик?! – крикнул из комнаты Эдик, когда Вася и Валя вошли.

– Да, – ответил Вася.

– Эй! Я спрашиваю… – начал Эдик.

Но тут Надежда Васильевна ему сама ответила:

– Да, да, тебе говорят.

Подавая контейнер Вале, она внимательно глядела на нее.

– Хлеба-то хватает? Не стесняйтесь, скажите.

Валя кивнула. Забрав свои коробки с ужином, они отправились восвояси.

В вагончике было холодно. Зажгли лампу. Вася решил сначала затопить печку, а потом ужинать. Но Вале не терпелось, и она сразу стала есть. А Вася, глотая слюнки, разводил огонь. Наконец пламя загудело в железной печке. Вася открыл свой контейнер. Валя разлеглась на койке и курила сигарету.

– Проклятье, – заворчал он, попробовав картошку. – Остыла уже. На чем бы подогреть?

Отыскав железную миску на полке, он переложил картошку в нее и поставил на печку. Вскоре запахло подгоревшей картошкой.

– Возьми тряпку, – предупредила Валя.

Вася обвернул руку тряпкой и снял миску. Шумел огонь в печи, красноватые отсветы бросала лампа.

– Вася, – подала голос Валя. – Что такое… основная… основная теория?

Вася Фуджи поперхнулся и взглянул на Валю, на ее лицо в струйках табачного дыма.

– Не знаю, – ответил он. – Смотря о чем речь. Основная теория в какой области?

Валя мотнула головой, как бы сбрасывая вопрос. Вася снова занялся картошкой. Доев, обернулся к Вале.

– Может, та, про которую Эйнштейн догадался? Великий физик.

– Чиво это такое? – спросила Валя.

– Ну… Теория относительности. Искривление времени-пространства, черные дыры, отклонение света… Даже машина времени.

Валя встрепенулась.

– Ага, – пробормотала она, – машина? Поезд?

– Какая разница. Из этой теории выходит, что можно совершать путешествия во времени. Попадать, короче, в прошлое. Или в будущее. Но сам Эйнштейн считал это лишь… ну, научной фантазией, точнее выводом, который в реальности не имеет смысла. Зачем тебе это?

Валя не ответила.

– Алиса, ну, та штучка с кроликами, как раз и попадала в какие-то искривленные пространства, – сказал он. – Наркоманы ее обожают.

Они укладывались спать. В вагончике было тепло, даже жарко. Вася попросил Валю задуть лампу, но та не двинулась. Он решил пересилить ее лень и тоже не вставал, чтобы загасить лампу. Ей-то дотянуться было ближе. Но она не делала этого.

В доме кто-то был, точно. Точно-точно. Как только они вошли, сразу ощутили чье-то присутствие. В кухне – никого. В спальне – никого. А вот в большой комнате? И здесь – никого. Сервант. Стол. Стулья, телевизор, диван. За шторами – никого. Они сели на диван. Между ними оказался чемодан. Он лежал на диване. Она прикоснулась к выпирающим округлостям чемодана. И отдернула руку, взвизгнув: кожа чемодана дышала. Он тут же рванул крышку… Ах!

В чемодане лежал, подтянув колени к самому подбородку, человек.

– Кто ты такой?!

– Извините, извините, – бормотал человек.

– Вор!!!

– Извините…

– Полицию…

– Не надо, я прошу, прошу вас. Я ничего не взял, ничего, совсем, клянусь. Умоляю.

– Не клянись!

– Почему?

– Таково поучение!

– Хорошо, не буду. Я никогда больше не буду клясться. Никогда.

– Точно?

– Клянусь… То есть – нет. Но обещаю, да, вот-вот, обещаю. Даю слово. Слово можно давать?

– Слово?.. Это не клятва.

– Тогда я пошел?

– Ну смотри же.

– Да, да.

Он ушел, а они еще ходили по дому, считали деньги из шкатулки, доставали цепочки, медальоны, все проверяли, рылись в шкафах, перебирали ложки. Как вдруг она спохватилась: где котенок? Но и котенок был здесь, он вылез из-под комода, позевывая розоватой крошечной пастью, потягиваясь.

И тут раздался стук. Или звонок. Они открыли дверь. На пороге стоял тот вор, на руках он держал медвежонка.

– Вот, я же обещал отблагодарить, пожалуйста, берите.

– Это же медведь!

– Медвежонок.

– Но он вырастет и станет медведем.

– Ну, тогда вы можете отдать его в зоопарк или в цирк.

– Какой цирк…

– Никулину.

– Он же помер?

– Его сыну.

– Нет, постойте…

Но вор убежал. А медвежонок перевалился через порог и стал играть с котенком.

Валя открыла глаза и увидела освещенный потолок, повернула голову. Лампа горела на столе. Она посмотрела на Васю. Тот ровно дышал. Приподнявшись, она потянулась к лампе и попыталась задуть огонек, но красноватый гребешок пламени продолжал трепетать.

– Фу! Фу!

Нет, не угасал. Тогда она догадалась прикрутить огонек, а потом уже легко его задула.

Обыкновенная вроде бы женщина, а на самом деле – пантера. С кем-то вдвоем мы уходили от нее и оказались в тупике. Обернулись. Она шла неторопливо, мягко ступая, пластично. Вот снова – да обычная, лишь весьма тренированная, спортивная грациозная женщина. Но я взглянул на ее перчатки – сквозь них прорезались стальные когти и даже на ладонях – острые тонкие шипы. Сейчас она исполосует своими лапками нас обоих.

В отчаянье я крикнул:

– Как с тобой справиться?

И она засмеялась и ответила:

– Тридцать вторым воображением!

Тогда я схватил ее и отшвырнул: таково мое тридцать второе воображение. И она не смогла меня цапнуть. Мы спаслись.