Гоньба

Глава 528

"Выдохнули". А некоторые - снова "вдохнули". Опасные для меня Смоленские и Новгородские земли остались позади. Но теперь и в Суздальских землях пребывать... тревожно.

Я провалил задание князя Андрея.

За неисполнение поручений Боголюбский взыскивает. Жёстко. Даже и смертно. Причём у меня нет "неубиваемых" оправданий.

-- Опознали? Квартирьер Великого Князя? К тебе - с любовью да лаской? Так это ж здорово! Он в самое нужное место и привёл бы! По попке гладил, за ягодичку хватал? Так это ж - прекрасно! Свой-то интерес - самый крепкий! Поиграл бы с ним. Коли он сам налезть тщится. Потерпел бы. Или тебе твоя задница дороже светлого князя приказа? Заботы его государевой?! Сколько там, в летописи, новгородцы в Заволочье, побитых суздальцев считают? Тыщу и ещё триста? Твой задок дороже тех жизней?! Ты недотрогу изобразил, пофыркал, поломался. А нам мужей добрых - сотнями в сыру землю закапывать? Их вдовам и сиротам - ты слёзы утирать будешь?

Для Андрея есть только одно понятное обоснование - смерть.

-- Не смог. Потому что - умер.

-- Жаль. На всё воля божья. Тихого тебе лежания. Следующий.

"Шоу маст гоу". Всё остальное - глупость или трусость. Или - измена.

Да и по сути. Мог бы как-то... "покрутить динамо".

Ах, я сегодня не могу! У меня голова болит, настроения нет, ножку сводит, место не нравится, свет яркий, музыка громкая, зубы почисти, ноги помой, подушка псиной пахнет, скоро гости придут... Да мало ли есть уловок по-мурыжить мужикашку! А уж в моём тогдашнем битом состоянии - просто очевидно. Чуть подумал бы и...

Да я бы его самого в три дня раком поставил! Он бы мне сапоги вылизывал! Или ещё что... С восторгом и причмокиванием! Только объяснить правильно - на что он нарвался. Что я - тот самый "Зверь Лютый". Про которого по "Святой Руси" уже звон идёт. Такой... весьма харАктерный. И сколько он может от моей благосклонности получить. И что он может потерять. Включая голову.

Спокойно, Ваня. "Остроумие на лестнице" - термин французский, а жанр - наш, отечественный.

А даже если и... И что? Ты, Ванюша, не девочка - знаешь, пробовал. Потерпел бы. Было бы время вспомнить... таблицу интегралов. Или прикинуть насчёт "побелки потолков, переборки полов и прочего мелкого ремонта". От этого не умирают. А вот те сотни суздальских мужиков в Заволочье... - реально землёй накроются.

Мог бы их спасти. Мог бы... да прирезал бы того Даньслава! Врага. Опасного. Храброго, хитрого.

Здесь людей мало - выбьешь одного, на его место другого поставят. Но - другого. С другим набором талантов, с иным характером. Возможно, такая замена... и порушила бы дела новогородские. Не все! Но те, погибшие в Заволочье люди... Может быть.

Конечно, совсем не факт, что удалось бы того Даньслава... прибрать. Что это повлияло бы. Что он вообще на той "поряди" был. Но ведь даже и не пытался!

Вместо этого - зарезал вполне приличного человека, "мужа доброго". Невредного, а, может статься, очень даже полезного. Уничтожил "ценный контакт". Вот просто так - ф-р-р - и оборвал важную ниточку. Возможно - "чрезвычайно важную". И не только в данном Великолуцком эпизоде. Это имя - Хотеней - звучит... э... будет звучать в переписке князя Андрея со смоленскими княжичами в связи с убийством Глеба (Перепёлки) в Киеве через пять лет. Наряду с Никифором Киевлянином.

Хотенея можно было бы так разрабатывать...! По давней памяти. По душевной приязни! Его собственной...

А как с этим у наших храбрых разведчиков? Ну, Штирлиц, там, к примеру. В верхушке нацистов были... разные люди. При аресте Рэма, например, в комнате находился ещё один мужчина, отчего Геббельс заявил: "Нашим глазам представилась картина столь отвратительная, что вызвала состояние рвоты". Геббельс, конечно, тот ещё источник. Все выделения у него... даже пищеварительные - с идеологическим оттенком.

Ещё были кое-какие британские аристократы. Сами понимаете, закрытые школы для мальчиков, всякие там... Итоны, Вестминстеры, Хэрроу... А потом кое-кто из этих "хэрроувцев" становился шишками в разных МИ 5-6... Наши с ними работали? Разными способами? Разведчик - это ж такая сущность... "Прежде думай о Родине, а потом о себе". А уж о разных частях себя... Герои.

А я такой сверх-супер-архи-важный - дружественный! - "контакт" - тупо завалил. Ножиком под ребро. Просто от каких-то своих давних, детских даже, переживаний! Не за дело, а от воспоминаний! О кое-каких всего-навсего эмоциях! Случившихся где-то когда-то...

Ах-ах! Я горько разочаровался в своём идеале! - Да у нас, в смысле - в человечестве, разочарованных - каждый второй! Я уж не говорю - каждая первая! Так чего?! - Хватай ножики, пошли резаться?!

Ваня, ты сравни! Какие-то личные сопли по поводу чуйств давно прошедших лет, и массовые жертвы будущего побоища в Заволочье. Я уж о грядущих более кровавых делах и не говорю.

Идиот. Кретин. Бестолочь. Сблягородничал. Рыцырнулся. Нагеройничал дерьма вонького. И быстренько свалил - пусть другие расхлёбывают. Сопляк-мерзопакостник.

С точки зрения Боголюбского, государя - однозначно. И хорошо, если только так. Потому что дальше - изменник, вор, враг. А вот это уже... "государев враг"... в наших условиях... такая куча разного жидкого... во все стороны... никакой промокашки не напасёшься.

Утёрся? Морально-интегрально страданул? - Пошли по конкретике: под это задание я получил согласие Андрея на получение ряда профитов. Передача Костромы и Галича, фактории, сказочники, телеграф, георазведка, высылка людей, страховое общество...

Ох же ж, боже ты мой, сколько на успех этого дела завязано...! Причём - уже начато! Я же из Боголюбова своим просемафорил, отмашку дал - давайте, делайте.

Дело - провалено.

"Reset"? Возвращаемся к состоянию "до"? - Мы не в компе. В жизни "даже бессмертные боги не могут сделать бывшее небывшим".

Мы оба можем "сделать вид". Если Андрей не посчитает, что мой провал - "злой умысел". Тогда... В любом случае - репутация моя... "поплыла".

"Взялся да не осилил". И - четвертование с головосечением. Обратный порядок операций - высочайшая милость и глубочайший гуманизм.

В худшем случае - враг, в лучшем - неудачник.

-- Говорит-то Ванька правду. Да только не всегда его правда - истина. Может и сбрехнуть. По бестолковости да бездельности. Полной веры ему - впредь не давать.

И сыпется куча дел, которые зависят от Суздальского князя.

-- Ванька жалуется, что в Серпейске его рудознатцев в поруб кинули? - А тамошний воевода пишет, что за дело. Надо бы окольничего послать, чтобы разобрался. Но нынче нету. А Ванькиным словам верить... Окольничего - послать. Когда будет свободный и для такого дела гожий. А пока - пусть сидят. До выяснения.

И так не в одном - в десятке мест! Торможение, зависание, запаздывание... Как результат утраты репутации. Моей.

И оправдываться здесь - бессмысленно. Потому что невозможно.

Ситуация - необратима.

Факеншит же уелбантуренный!

Слышь, задница моя, а не слишком ли дорого ты мне обходишься?

Вроде, и не такая большая. Во, уже и мозоли от гоньбы княжеской, седлом набитые, сошли. Вполне, знаете ли, рядовая, общепринятая задница.

"Вещью владеет тот, кто может её уничтожить".

Вот это... седалище - владеет человечеством?! Его жизнью и смертью? Его умами и душами? Потому что может уничтожить его "светлое будущее". Не-не-не! Не вообще! "Светлое" - оно придёт! Неизбежно! Но - потом. Сильно потом. Веков через семь-восемь. А пока десятки миллионов людей... десятки поколений... "Накрылись". Вот этой... вполне рядовой... "пятой точкой". "Точкой бифуркации". Которая "фуркать" не схотела. По своим морально-душевным предпочтениям.

Цена "фурку" - продолжение обычной Реальной Истории. Где количество "преждевременно умерших" - многократно более числа погибших в любой войне. Мог спасти. Но задница не согласилась.

Слышь, задница моя, а не слишком ли ты дорого обходишься человечеству? Не из-за своих неповторимых изгибов и очертаний, а просто потому, что приделана к единственной в этом мире вот такой голове. Тоже - вовсе не самой лучшей из возможных. Но вот "здесь и сейчас" - уникальной. Иггдрасилькнутой. Попандопулопипнутой.

"Пусть враги запомнят это:

Не грозим, а говорим.

Мы прошли с тобой полсвета.

Если надо - повторим".

Поскольку просто "повторим" не получилось - "душа" помешала - придётся "повторять" в какой-то иной, особо... "извращённой" форме.

М-мать... О-хо-хошеньки...

...

На четвёртые сутки уложили пьяненького Тихое Лето в санки и налегке погнали Волгой к Ярославлю. Там мы с Тихим Летом и попрощались. Собрал он молча лошадей и пошёл в Боголюбово. Так мне и слова не сказал. Коней, по моей вине потерянных... не забудет, не простит.

В Ярославле - мой двор. Фактория процветает, воевода - вась-вась, чего изволите-с. И санки беговые лёгкие, и кони резвые, и возницы умелые и воинов в охрану дал. Хотя, конечно... впереди - "пустое пространство". Становиться - некуда. А ночевать в заснеженном лесу...

Ещё засветло приняли с реки на густо поросший строевым лесом берег. Я постоянно крутил головой: опыт встречи с волками в этом походе - спокойствию не способствовал. Когда высказал свои опасения старшему ярославских, он, бывалый немолодой гридень, принялся успокаивать:

-- Сучьев нарубим, костры зажжем, волки не подойдут: всякий зверь боится огня.

Мне, однако, было неспокойно. Дважды в этом походе мы сталкивались с волчьими стаями.

"Бог троицу любит" - русское народное наблюдение.

Тогда мы были в движении, с добрыми конями, могли убежать от них. В селении же у нас была защита - хоть какой, а - забор, избёнки-сараюшки. Здесь - лес, вотчина "серого брата". Его дом - не наш.

Лошадей выпрягли, задали овса. Утоптали вокруг снег и сделали привал. Нарубили сучьев да валежника, сложили костры и, когда стемнело, зажгли их. Гридень вытащил из саней большую кожаную кису, вынул из неё хлеба, пирогов, квашеной капусты, медный кувшин с квасом. Устроили постную трапезу: тюри с луком накрошили, капусты с квасом, грибов соленых. Хоть невкусно, да здорово поужинали.

То, чего мы были лишены весь поход. Туда шли - корм крестьянский, чего дадут. Обратно - сухой хлеб с салом, всухомятку. Быстро поел - поскакал. Здесь - спокойно, потихоньку. Для жизни и здоровья - хорошо, для гоньбы - плохо, медленно.

Ночь надвигалась. Красное зарево костров, освещая низины леса, усиливало мрак в его вершинах и по сторонам. С треском горевших ветвей ельника и фырканьем лошадей смешались лесные голоса... Ровно плачет ребенок, запищал где-то сыч, потом вдали послышался тоскливый крик, будто человек в отчаянном боренье со смертью зовет к себе на помощь: то были крики пугача (филина)...

Поближе завозилась в вершине сосны векша (белка), проснувшаяся от необычного света, едва слышно перепрыгнула она на другое дерево, потом на третье и все дальше и дальше от людей и пылавших костров... Чуть стихло, и вот уж доносится издали легкий хруст сухого валежника: то кровожадная куница осторожно пробирается из своего дупла к дереву, где задремал глупый красноглазый тетерев. Еще минута тишины, и в вершине раздался отрывистый, жалобный крик птицы, хлопанье крыльев, и затем все смолкло: куница поймала добычу и пьет горячую кровь из перекушенного горла тетерева...

Опять тишь, опять глубокое безмолвие, и вдруг слышится точно кошачье прысканье: это рысь, привлеченная из чащи чутьем, заслышавшая присутствие лакомого мяса в виде лошадей. Но огонь не допускает близко зверя, и вот рысь сердится, мурлычет, прыскает, с досадой сверкая круглыми зелеными глазами, и прядает кисточками на концах высоких, прямых ушей... Опять тишь, и вдруг либо заверещит бедный зайчишка, попавший в зубы хищной лисе, либо завозится что-то в ветвях: это сова поймала спавшего рябчика...

Лесные обитатели живут не по-нашему - обедают по ночам...

Но вот вдали, за версту или больше, заслышался вой, ему откликнулся другой, третий - все ближе и ближе. Смолк, и послышалось пряданье зверей по насту, ворчанье, стук зубов... Ни один звук не пропадет в лесной тиши.

- Волки! - в тревоге прошептал я, толкая в бок задремавшего старшого. Сухан, возницы и второй гридень давно уж спали крепким сном.

- А?.. Что?.. - промычал, приходя в себя, старшой. - Что ты говоришь?

- Слышишь? Воют, - несколько смущённо сообщил я ему.

- Да, воют... - равнодушно отвечал ярославец. - Эк их что тут! Чуют мясо, стервецы!

- Беда! - промолвил я.

- Какая ж беда? Никакой беды нет... А вот побольше огня надо... Эй, ребята! - крикнул он. - Проснись!.. Эка заспались!.. Вали на костры больше!

Спутники мои встали неохотно, тяжко просыпаясь посреди ночи, и вместе с нами навалили громадные костры. Огонь стал было слабее, но вот заиграли пламенные языки по хвое, и зарево разлилось по лесу пуще прежнего.

- Видимо-невидимо!.. - высказался я, несколько оторопев, слыша со всех сторон волчьи голоса. Зверей уж можно было видеть. Освещенные заревом, они сидели кругом, пощелкивая зубами.

- Ничего,- успокаивал старшой,- огонь бы только не переводился. То ли еще бывает в здешних лесах!..

И вспомнился мне рассказ Тихого Лета, как он на ёлке три дня сидел: "- А конь? - А съели".

На какую сосну тут забираться? Ежели что...

Волки никак не смели близко подойти к огню, хоть их, голодных, и сильно тянуло к лошадям, а пожалуй, и к людям.

Звери все близились, было их до пятидесяти, коли не больше. Смелость их росла с каждой минутой: не дальше, как в трех саженях сидели они вокруг костров, щелкали зубами и завывали. Лошади давно покинули торбы с лакомым овсом, жались в кучу и, прядая ушами, тревожно озирались.

Без малого час времени прошел, а мы все еще сидели в осаде. До свету оставаться в таком положении было нельзя: тогда, пожалуй, и костры не помогут, да не хватит и заготовленного хвороста на поддержание огня. Но наш старший гридень - человек бывалый. Когда волки были уже настолько близко, что до любого из них палкой можно было добросить, он расставил нас по местам и велел, по его приказу, разом бросать в волков изо всей силы горящие еловые лапы.

- Раз... два... три!.. - крикнул он, и горящие лапы полетели к зверям. Те отскочили и сели подальше, щелкая зубами и огрызаясь.

- Раз... два... три!.. - крикнул он снова, и, выступив за костры, мы дружно еще пустили в стаю по горящей лапе. Завыли звери, и, когда гридень, схватив чуть не саженную пылающую лапу, бросился с нею вперед, волки порскнули вдаль, через несколько минут их не было слышно.

- Теперь не прибегут, - молвил наш предводитель, надевая шубу и укладываясь в сани спать дальше.

Я лежал в соседних санях и удивлялся. Несоразмерности. Себя, человечества вообще - и мира.

У меня - чуйства-эмоции, планы-расчёты. Аж паром из ушей со свистом. Пуп земли, центр вселенной. А тут стоит лес. В нём живут звери. Много. Больше, чем людей. Разных. Различнее, чем люди. Живут своими, часто весьма насыщенными, полными событий и эмоций, жизнями. В этом огромном зелёном платке, который раскинулся отсюда - на тыщу вёрст в любую сторону. Огромный мир. Со своими законами, страстями, любовями и ненавистями... Куда больше и разнообразнее нежели наш - мир "венцов творения". И мы тут... так, вошки по бахромёшке. По краюшку платочка. Суетимся, перескакиваем. Сношаемся, жрём, давим друг друга... Изображаем из себя нечто... разумное, духовное, могучее... Важное. Вечное. Со своей повседневной суетой и мелочностью желаний и опасений.

А я этот лес - океан смыслов и форм - почти не вижу, не замечаю. К стыду своему. Вот бы стать сосной. Или - белкой. Или - волком. А чего ж нет? Если меня в тело средневекового мальчишки иггдрасилькнуло - может, и в лесу подходящий "приёмник" сыщется? И посмотреть на это зелёное море - изнутри. Неужто оно страшнее, омерзительнее, нежели здешнее средневековье? С таковыми же людЯми.

Ладно, Ванюша, хватит философствовать - вздремни полчасика. Потом дальше поскачем. Хорошо бы вдругорядь на волков не нарваться...

...

Нарвались. Только не на волков и не в лесу.

Верстах в пяти выше Костромы - "богатырская застава". Несколько саней, на одних - будка, оттуда из всех щелей дым валит - "богатыри" греются у очажка, выпряженные, привязанные к оглоблям, лошади, поперёк наезженной полосы на снегу рогатка - бревно на кОзлах. Перед ней выходит бородатый мужик в железной шапке и меховой шубе, важно поднимает руку, зычно провозглашает:

-- Стой! Застава Костромская. Кто такие?

Мы идём тремя тройками. Возницы - ярославские, в первой тройке - двое гридней, у нас с Суханом по пятипудовому мешку овса под боком. Первая тройка начинает убавлять ход.

Из будки вылезают стражники... Вдруг во вторых санях поднимается Сухан, наклоняется к вознице, что-то говорит, тот, продолжая натягивать вожжи, придерживая лошадей, что-то отвечает... и вылетает с облучка в сторону, на снег. Сухан, ухватив вожжи, нахлёстывает коней, рычит по-медвежьи и гонит их вправо, через невысокий снежный гребешок на соседнюю полосу нетронутого снега.

Зачем?! Почему?! Мой зомби взбесился?!

Многолетний уже опыт, рефлексы, наработанные до автоматизма... Разбираться - потом.

Первая тройка уже останавливается перед рогаткой, а я, перегнувшись к своему возчику, ору ему в ухо:

-- Вправо бери! Следом! Не останавливайся!

Он поворачивается ко мне, натягивая вожжи, туповато спрашивает:

-- Чегой-то? Эта... вот... застава же...

Выдёргиваю у него кнут, прижимаю за шиворот, сгибая к коленям, хватаю и вытягиваю правые вожжи, нахлёстывая коней кнутом, ору:

-- Бар-ра! Пошла! Ур-р-р-у-у-й-я-я!

Кони вздёргиваются, чуть не обернув сани, выносят через снежный вал в сторону, по следу, пробитому упряжкой Сухана, несут дальше. А у первой, уже совсем остановившейся перед рогаткой тройки - убивают ярославцев.

Факеншит! Как всегда! "А брони везли следом на телегах".

Кольчуги гридней - в их же санях. Но нужно хоть пару минут, чтобы надеть. А ярославцев уже бьют сулицами. В грудь, прикрытую только полушубком с кафтаном. Протыкают насквозь, так, что наконечник, прорвав одежду, вылезает из спины. Из спины нашего ночного спасителя. Разумного, бывалого гридня.

Тут же рубят топорами его напарника - мужика помоложе. Рубят - в голову. На которой всей защиты - шапка заячья. Мы же только что, несколько часов назад, с ним рядом горящими ветками в волков кидались...! Он же чётко так... чуть в морду матёрому не попал. А вот нынче...

Вон, и сбитого Суханом возчика поймали. Мужик на колени встал. Характерное движение одного из его собеседников: топором вниз и сразу, пока уже труп - ещё не упал, хлопок по рукояти влево. От такого - череп разваливается на части, половина в сторону отлетает.

Сухан останавливает тройку метров за триста, мы догоняем, становимся рядом. Мой возница, молодой парень, неотрывно смотрит назад, плачет, дрожит губами, тычет рукой:

-- А... эта... как же...

Да, факеншит, чуть не влетели. Точнее: мы-то - "чуть", а они-то... "по самое не балуй".

Насмерть.

Охренеть.

Насколько близко.

На ровном месте. В смысле - на ровной дороге.

А чего удивляться? - Русь же! Твою маман... В нынешний день господь судил так. В завтрашний... поглядим. Если будет чем.

Тут есть одна подробность...

Я удивлённо смотрю на Сухана:

-- Почему повернул?

Он флегматично объясняет:

-- Шиши.

-- Ага... А как узнал?

-- Мечей, броней - нет. Шуба - хорёк. Под рукавом - прореха. Кони. Гридни на клячах?

А как же наши ярославцы? Проспали? - Похоже на то. Бессонная ночь с волчьей стаей. Прикемарили в равномерном беге тройке по льду, не сразу заметили, не сходу сообразили... не удержали "ухо востро". Мой-то зомбяра - под меня выучен, к "рваному" сну привычен.

-- Логично. Но... А ты... ты ж решение сам принял! Ты сам понял, ну, насчёт шишей, сам решил, сам... вот возчика сбил, тройку в сторону увёл. Суханище! Так, выходит... заклятие волхвов голядских кончилось?! У тебя душа нынче есть!

-- Ну.

Что "ну"?! Как это "ну"?! Волхвы же из него душу вынули! В палец костяной спрятали! Его же души лишили! "Свободу воли" - отняли. Он же мог только по приказу! Я ж за ним как за малым ребёнком! Он же даже в сортир сам не мог...! А теперь, выходит, он свободный человек... "В своей воле"...

-- И как оно? В смысле - своим умом?

-- Нормально.

Офигеть! Человек - стал человекам! Перестал быть мертвяком ходячим! А ему просто... "нормально".

-- И давно?

Это у него вот только что произошло? Когда увидел опасность... Нет, кони его бояться раньше перестали...

-- С Ярёмы Зуба.

Как это? Это ж когда было! Это ж ещё до Бряхимовского похода! Когда мы в усадьбу Рыксы попали. "Как кур в ощип" - в разбойное кубло. Точно, было там что-то такое... он сказал или сделал... сам. Без моего приказа. Что-то тогда моё внимание царапнуло. Но... некогда было разбираться. А после... такой же как всегда.

-- А чего ж ты раньше не говорил?

-- Ты не спрашивал.

-- Ну... Хоть похвастал бы! Это ж чудо! Душа вернулась!

-- Не. Не вернулась. Новая выросла.

-- Что?! Вот так враз?!

-- Не. Проблесками. То, вроде, чувствую её. А то вроде - нету.

-- Ишь ты... А свойства твои? Ну, там, слух удивительный, память, сила, выносливость...

-- Ты ж сам видишь.

И правда. Весь нынешний изнурительный "вестовой скок" с Суханом проблем не было.

Почему? - Похоже... Пока он был в отключке... э... в "бездушье" - я его гонял. Болевые рецепторы были отключены гипнозом голядских волхвов, а мне было интересно иметь подле себя крепкого охранника. Да и вообще - интересно. Он делил со мною каждый день всякие... хлопоты. А ещё мы с Артемием его в качестве живого "видика" приспособили. Боевой тренажёр с памятью. Отчего он и приобрёл... некоторую физическую форму. Экстремально выдающуюся.

Как-то мне... С одной стороны - радостно. Что человек, который годами возле меня, который меня не раз защищал, спасал, хлеб и кров делил... - выздоровел? Душу обрёл. С другой...

-- Раз ты теперь... ну... одушевлённый - тебе чего-нибудь хочется?

-- Чего?

-- Ну... я не знаю... кафтан дорогой, конь резвый...

-- Не. Чего надо - есть. А лишнее... не с руки.

-- А... бабу? Какую-нибудь... такую-эдакую?

-- На что? Бабы сами... отбоя нет. А одну... на кой?

-- Так... А палец?! Костяной палец, в который душу твою волхвы спрятали? Я ж его на груди, возле креста ношу...

Я несколько суетливо полез к себе под одежду, пытаясь вытащить этот, можно сказать - намозоливший шею, "сувенир". Сухан остановил:

-- Не надо. Я его и поныне чую. Он - на тебе, и мне ведомо - в какой ты стороне.

Я принялся запоясывать шубу, пребывая в немалом смущении. Как-то я в такие ситуации... когда зомби не только встал-пошёл. А ещё и душу вернул... Нет, не вернул - новая выросла.

Столько слышал про зомбирование, про всякие зомбоящики... А вот как оно назад, в люди...

Офигеть. Факеншит уелбантуренный! Первый раз с таким сталкиваюсь! И как же теперь...?

-- Так у тебя совсем никаких-никаких желаний нет?

-- Есть.

О! Наконец-то! У живого человека должно быть много разных переменчивых желаний!

-- Какое?

-- Ехать.

И он кивнул в сторону оставленной позади разбойной заставы.

Едрёна матрёна! Они ж там наших коней распрягают да засёдлывают!

Ходу, родимые, ходу!

Уж и не знаю - с согласия Костромского тысяцкого Бориса Жидиславича такое безобразие творится или нет, а кубло разбойное надо чистить. Дядя Боря "лямку не тянет".

Я то удивлялся изменениям, произошедшим с моим неотлучным зомби - вижу каждый день, а не заметил - появление души!, то задумывался о наведении порядка в Костроме. А тройки уносили нас вниз по Волге. Шиши, поглядев на нашу резвость, повернули назад.

У устья Унжи наскочили на ещё одну команду. Другие - издалека видать. Характерное единообразие в одежде, оружии, упряжи. И стяг над берегом - "Чёрт на тарелке". Мои. Землемеры, егеря, лесорубы.

В РИ это место назовут Юрьевцем. Не по Долгорукому, а по внуку его, который здесь крепостицу поставит почти перед Батыем. В АИ - самому приходится.

Дальше как-то легче, спокойнее. Вроде бы - та же Волга, те же леса по берегам, а такой тревоги нет - моя земля. "Я - дома".

В Городце я "завис" - кучу дел пришлось решать спешно, по телеграфу. Особенно "горячих" здесь, в нынешнем продвижении Всеволжска вверх по Волге, в очень ограниченном времени - последние недели перед ледоходом.

Пока у меня нет однозначного запрета Боголюбского - делаю как уговаривались.

...

-- Ну что, Урюпа. Был ты душегуб, стал градоначальник. Не худой. Я гляжу, ты тут Городец славно обустраиваешь. И округа по уму становится. И помощники у тебя разумные, вроде. Дело понимают, что, к чему - соображают. Сам-то не заскучал?

-- Ты, Воевода, это к чему?

-- В Кострому посадником... Как?

-- Вона чего... А...?

-- Решаемо. Давай-ка прикинем...

Через неделю воинский отряд с Чарджи во главе, с Чимахаем в роли "разносчика слова божьего", с пересидевшем у меня зиму Гладышем, с Урюпой и другими многими гражданскими людьми и необходимыми припасами - двинулся от Городца вверх по Волге. На Унжу, в Кострому, в Галич...

...

По приезду в Городок я собрался-таки с духом и, понимая, что тянуть уже нельзя - Тихое Лето доберётся до Боголюбова, а надо, чтобы моё донесение попало к князю Андрею раньше, сел сочинять послание. Отчёт о провале.

Подробностей - минимум. Но - чтобы у Боголюбского не возникло подозрений. И таких, чтобы не выглядело, будто я пытаюсь отвлечь внимание на мелочи. И, безусловно, ни в коем случае, что я - беглый холоп. Который убил своего хозяина.

Тут уж для него не будет иметь значения - кто я и чего сделал. У него - "твёрдые принципы". Мне смерть - однозначно. Хоть бы я из земли золото возами выкапывал и ему слал - неважно. Он - правдоруб и законобдень. Фанатик законности и столп православия.

Вот если бы я Хотенею отдался, у него остался, да Андрею весточку послал. То он... меня бы выкупил. Может быть. В челядь дворовую определил. Коли бы доказал годность свою - в помощники скарбника поставил. А чего? Читать-писать умею.

Нет, не годен. Я пишу с разделением на слова и скорописью - на Руси так не умеют, правильным письмом - не считают.

Ну, другое бы чего сыскалось. Стремя господину держал бы да ответствовал. Когда спросят. Он бы меня ценил. Даже порол бы не сильно. За не совпадающие с его мнением сентенции. Даст по-отечески в морду. Сапогом. Чтоб место своё помнил. А потом, поди, и одарит. Теплыми портянками, а то - и штанами новыми.

Виноват - портками.

Но убийство Хотенея... - смерть без вариантов.

Даже картинка того, что я на церковном дворе шапку не снял... уже нехорошо. А уж попытка самообороны против вятших...

-- Ты ж в сермяге? Какая у сермяжника может быть оборона? Сам дурак.

По счастью, Андрей привычен к краткой, командной речи. Кавалерист - "неколи рассусоливать". Я об этом уже...

Короче: опознали смоленские стражники. И это правда - спаситель мой. Пришлось убивать. И быстренько сваливать. Спасая свою голову и твою, княже, честь. Я ж там - твой шпиён был. Коней оставшихся тебе Тихое Лето приведёт, сёдла он продал. В прочем - следую нашей договорённости: отправляю людей в Кострому и Галич, две бригады строителей вышек в Боголюбово... и т.д.

Лазарь отнёс моё послание Боголюбскому, получил обычный недовольный фырк. И две фразы:

-- Серебро привёз? Пусть делает.

Позже я узнал - был у Андрея в Луках свой человечек. Ситуацию тот уловил со стороны, без некоторых важных подробностей. Все подумали на новгородцев, на людей Якуна. Наш уход к Ильменю был тому подтверждением. Ропак, вернувшись в Новгород "на всей своей воле", пытался вести сыск какого-то здорового лысого мужика из смердов или дворовых. Но времени у него не было: "Станем промышлять о себе, не то начнут об нас другие промышлять". Другие - начали.

Чарджи повёл караван вверх по Волге, а на Днепре в этот день принял свой смертный час Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович. "Тихим голосом читая молитву, смотря на икону Спасителя и проливая слезы Христианского умиления".

Закончилась эпоха.

Здесь, среди сугробов над Волгой это незаметно. Да и вообще - не думаю, чтобы на "Святой Руси" это понимали. Но я-то, попандопуло иггдрасилькнутое, "прозревая грядущее" по учебнику истории, чувствую: кончилась Русь Киевская, начинается Русь Московская.

Ещё "дышит" "путь из варяг в греки", ещё не было погромов итальянских купцов в Константинополе, ещё не случился захват крестоносцами Константинополя, ещё не пал Иерусалим. Ещё не вышли на Балтику массово немцы, Ганза - в зародыше. Границы государств и вер ещё не сдвинулись. Торговые пути и экономики только набухают, только собираются перераспределиться.

Но я-то, кукарекая с верхних ветвей мирового дерева Иггдрасил, понимаю. К древней новгородской "свободе", круто замешанной на ещё родовой архаике с вкраплениями торгашеской продажности, к стремительно нарастающей раннефеодальной "братской любви" рюриковичей, в форме бесконечной междоусобной войны - естественной, обязательной фазе феодализма, добавляется третья... "тень". "Намёк". Сам ещё этого не осознающий.

"Тень кровавого самодержавия".

Рано. На четыре века раньше Ивана Грозного.

Именно по его приказу умрёт последний удельный князь на Руси - двоюродный брат царя Владимир Андреевич Старицкий.

В 1569 году, при возвращении из похода, на одной из ямских станций Старицкий был окружён отрядом опричников Малюты Скуратова и Василия Грязного. Вместе со старицким князем погибла его жена и дочь, чуть позже "отравили дымом" его мать.

До этой "радости" - четыре века. Раздробленности, удельности, братоубийственности. Естественного, историчного, по законам природы и общества, развития. "Силы вещей", "по тому самому Исааку".

Эти четыре века... это "естественно"? С гибелью двух третей городов и трети населения за четыре года "Батыева нашествия"? С ежегодными - столетиями! - набегами ордынцев, ногайцев, казанцев, крымчаков... с регулярно уводимыми многотысячными полонами? С реконкистой от Миндовга до Сталина, при котором только и были возвращены под "общерусскую шапку" последние из нынешних земель государства древнерусского?

Может, эти века - "неестественны"? Может, если "намёку" - намекнуть, а "тень" - оттенить... Ну и там, всякого чего... создать условия, учесть обстоятельства... производительные силы и производственные отношения... поташ со стеарином, пикелевание со сталеварением, соломки подстелить...

Марксизм, безусловно, рулит. Форева! Но уж очень глобально. Как за зайцем с водородной бомбой гоняться. Жаркое будет. Но есть ты его не станешь. Ибо - нечем.

А вот как бы мне тут... уелбантурить? Чего-нибудь эдакого?

Мне?! Дерьмократу и либерасту?! Пролетарию и посылалию?! В провозвестники и созидатели "кровавого монарьхизьма"?!

Ваня! Будь реалистом! Марксизму - пофиг. Что твои личные завихрюшки, что либерастия с дерьмократией. Ему же - одного надо. Как в сексе: что бы "силы" соответствовали "отношениям". А что там внутри... "лепота и человецах благорастворение" или "вставай проклятьем заклеймённый" - ему без разницы.

***

А что говаривал по этому поводу наш, знаете ли, т. Ленин? А он, когда ему толковали, что пролетариат в России слаб и малочисленен, что в крестьянской стране не может быть пролетарской революции, удивлённо спрашивал:

-- Но мы же взяли власть? Не отдавать же её обратно эксплуататорам.

***

Дело за малым: взять власть в одной, отдельно взятой стране. И устроить здесь... абсолютизм.

Чего?!!!

Да факеншит же!

"Ванька плешивый - делатель королей"... Бредятина третьей выгонки!

Причём ближайший кандидат на должность царя - Андрей Юрьевич Боголюбский - в Иваны Грозные не годится. Слаб. Гуманен.

Кто?! Боголюбский?! Казнелюб и законобдень?!

Да. Увы. Братьев, родных и разно-юродных - не режет. "Родную кровь проливать - грех". Ему с удельщиной не справиться. Просто по мягкости характера, по границам допустимого.

Ну и кому тогда всё это дерьмо расхлёбывать? Как тебе, попандопуло из эпохи плюрализма, феминизма и охраны животных, ипостась Малюты Скуратова? Противно, с души воротит? - А ты давно в русских городках бывал? Там же дворов полторы сотни - уже много! И каждую неделю из церкви везут детские гробики.

Можно не заметить. Можно перекреститься. "На всё воля божия". И дальше, по своим делам. Хрусталь варить или, там лепесточки в гравитационных веялках загибать. А эти - пусть мрут. Или как?

"Шаг вперёд есть часто результат пинка в зад". "Пинок" я получил. История в Луках заставило заново оценить себя, окружающее... Подумать. И принять решение.

Об этом позже.

Конец девяносто шестой части

copyright v.beryk 2012-2018