13

Да, оно для меня очень много значит, думал Пол, пере­ступая порог кабинета. Безил Ким, владелец и директор издательства "Ким Паблишер компани", оторвался от чте­ния рукописи и сделал Шорту знак подойти ближе. При виде пуританской обстановки кабинета никто бы не подумал, что отсюда руководят деятельностью десятка крупных и мелких журналов и даже книжного издательства. Два дешевых кре­сла, небольшой письменный стол, сплошь заваленный газе­тами, вырезками из статей, письмами, на полу — кипы книг в живописном беспорядке, ориентироваться в котором спо­собен разве что сам хозяин. По виду Кима тоже не скажешь, что перед вами богатый человек. Костюм болтался на нем, как на вешалке, каблуки у ботинок стоптаны, кожа на руках потрескалась, словно Ким надрывался на тяжелой физичес­кой работе. За ним утвердилась слава демократа, он прини­мал всех желающих, правда, большую часть посетителей — всего лишь раз. Правом свободного доступа к издателю об­ладали только несколько известных писателей, люди, при­ближенные к Киму. Шорт не принадлежал к их числу, и ему все труднее становилось прорываться сквозь кордон секре­тарш, а на сей раз у него было четкое ощущение, что это его последний, в лучшем случае предпоспедний визит к велико­му человеку.

Великий человек в свое время издал под псевдонимом книгу репортажей о военных действиях на Фолклендах, сни­скавшую шумный успех. Собрать материал для книги ему помог Пол; он свел Кима со своими бывшими товарищами по оружию и сумел убедить их, что с Кимом они могут быть вполне откровенны. Шорт также разыскал раненых участни­ков высадки на острова, героев, удостоенных боевых наград, и здорово выручил Кима, предоставив в его распоряжение собственные воспоминания и опыт. Но время идет, и чувство благодарности тает.

Пол сел и приготовился к дурным вестям. Достаточно было взглянуть на лицо Кима, чтобы сообразить: ничего уте­шительного от него не услышишь.

Ким отложил рукопись, снял очки и окинул Пола скучаю­щим взглядом.

— Дрянная рукопись, — отрезал он. — Пачкотня. — Он заметил, как дрогнуло лицо Шорта. Ким имел репутацию че­ловека, который не привык деликатничать, когда дело ка­сается работы. — Я имею в виду не стиль. Кстати, стиль не так уж и плох. Беда в том, что у вас нет концепции.

— Как это — нет концепции? — возмутился Пол. Он под­готовил книгу репортажей о подростковой преступности: со­брал обширнейший материал, вложил уйму труда, не раз подвергал себя серьезной опасности. А теперь выясняется, что у него, видите ли, нет концепции.

— В книге нет концепции, — мрачно повторил Ким. — Так же как нет ее и в вашем отношении к жизни. Взгляните на себя: на свой старомодный костюм, галстук, зонт. Все это поза, и только поза. Вам надоели джинсы с футболкой, и теперь вы устраиваете демонстрацию под другими знамена­ми. Приобрести машину английской марки? Да ни за что на свете! Родился кокни — значит, лопни-тресни, а усвой окс­фордское произношение. Умри, но ешь на завтрак только яичницу с ветчиной!

Пол протестующе поднял руку, но Ким не дал ему и рта раскрыть.

— Знаю, все знаю, вы как-то раз высказались передо мной! Прежде, в шестидесятые годы, джинсы и длинные во­лосы служили своего рода вызовом тупому, закоснелому обществу. Теперь, когда все дозволено, когда каждый, кому заблагорассудится, волен лезть в автобус хоть в подштанни­ках, когда любой, у кого появилась куцая мыслишка, не стес­няется марать стены краской из пульверизатора, когда на футбольный матч ходят ради того, чтобы подраться, когда человеку спокойно могут проломить голову лишь потому, что его физиономия кому-то показалась несимпатичной, — теперь формой протеста стало возвращение к облику джентльмена. В былые времена вы протестовали против ско­вывающих человека пут, теперь вопите о восстановлении ре­гламентирующих норм.

— Верно, — признался Пол не без зависти. Он бы не су­мел так четко сформулировать свою мысль. Вот только не­ясно было, какое отношение она имеет к молодежным бан­дам.

— Однако, повторяю, это всего лишь поза, а в глубине души вы остались прежним. Ведь могли бы написать эту растреклятую книгу с позиций левацкой критики, бичующей общество. Вызвали бы в читателе сочувствие к юным подон­кам, околачивающимся на каждом перекрестке, свалили бы ответственность за все их делишки на нас, грешных: по на­шей, мол, вине они скатились вниз, и если какой-нибудь ще­нок ворует, грабит, пускает в .ход кулаки, то в этом повинен я со своим богатством, а вовсе не его кровный папаша, пропи­вающий все до последнего гроша. Такая книга пришлась бы мне не по нутру, но я бы ее издал. Можно было изложить проблему и с точки зрения лорда в цилиндре, показав на примерах, как отвратительно, опасно это умственно отста­лое отребье из несовершеннолетних. Да-да, я знаю, что го­ворю, тридцать лет отдать журналистике — это вам не шут­ка... Вы могли бы отразить и обе точки зрения одновремен­но. Правда, это потребовало бы взвешенно-холодного, бес­страстного тона. А вы искренне переживаете все ситуации, мечетесь от настроения к настроению и от роли к роли.

— Значит, отказываетесь издать? — спросил Пол.

— Отказываюсь, — подтвердил Ким. — Воля ваша, може­те предложить другому издателю, но я лично не вижу в этом смысла.

Пол поднялся с места. Ким снова придвинул к себе объе­мистую рукопись.

— Ну как, не надумали? Пока еще вакансия не занята, но вряд ли я смогу долго ее придерживать.

Ким — вероятно, чтобы окончательно расквитаться с дол­гом, — предлагал Полу место в одной из газет. Газетенка третьеразрядная, да и должность что-то вроде мальчика на побегушках.

— Благодарю, — усмехнулся Пол. — Но вам мое мнение известно.

— Известно, — кивнул головой Ким. — Только ведь и ва­ше тридцатилетие не за горами.

— Мне подвернулась сногсшибательная тема, — с на­пускной бодростью проговорил Пол уже с порога. Краем глаза он успел увидеть, как физиономия Кима скривилась в кислой гримасе, а очутившись в приемной, где теснились машинистки и секретарши в окружении компьютеров и мо­ниторов, Пол тоже помрачнел. Тема, конечно, сногсшиба­тельная, но при условии, что он сумеет размотать это дело.

Загрузка...