В начале ноября, когда в Крыму догорал бархатный сезон и отшумевший за лето Судак обезлюдел, меня вызвал в Москву Валера Нефедов.
— Садись, — сказал он мне, указывая на стул, положил передо мной чистый лист бумаги и ручку. — Пиши!
— Ага, пишу, — ответил я, склонившись над столом.
— «Начальнику…» Тут сделай пропуск, номер отдела я поставлю сам. «Начальнику отдела Федеральной службы безопасности». Точка. Ниже: «Прошу вас принять меня на службу в органы…»
Я отложил ручку и выпрямился.
— Валера, — произнес я, с удивлением глядя на бывшего сослуживца. — Но я не хочу служить у вас!
— Что значит — не хочешь? — удивился Нефедов.
Я пожал плечами.
— Зачем служить? Какой в этом смысл? Да и не смогу я.
— Ерунду говоришь! — нахмурился Нефедов. — Я о тебе уже доложил начальству. Никакие отговорки не принимаю! — Он склонился надо мной и громким шепотом сказал: — Чудак! В Москву переберешься, хату получишь. А делать будешь то же, что делал до этого. Ты же самородок, талантище! От твоих подвигов весь отдел тащится!
Но я вновь покачал головой, еще дальше отодвинул от себя ручку, а лист на всякий случай скомкал и сунул его в карман.
— Нет, Валера. Не хочу я служить у вас. Какой я самородок, что ты говоришь? Баб я люблю, вот в чем весь фокус. А вот форму и начальников над собой на дух не переношу… Так что, прости, друг.
Валера закурил, с прищуром глядя на меня.
— А ты сильно рискуешь, старичок.
— Почему?
— А потому.
Он не договорил, но от его слов у меня пробежал холодок между лопаток.
— Слышал такое: меньше знаешь — дольше живешь? — спросил он.
— Ты считаешь, что я много знаю?
Нефедов опять не ответил, а я обозвал себя в уме за свою неумеренную болтливость. Как только мы с ним встретились, я тотчас понес:
— Валера, что творится у нас в стране? Ты слышал новость? Наш бывший начальник политотдела генерал Вольский создал свою партию! Человек рвется к власти так, что треск стоит. — И неудачно пошутил: — А вы до сих пор чешетесь, будто не знаете, что он замешан в делах Князя…
Нефедову, естественно, не понравились мои слова. Он нахмурился, ничего не ответил и переменил тему разговора.
Он проводил меня на поезд. По пути на Курский вокзал мы свернули в тихий сквер, сели на лавочку, блестящую от наледи, и Валера рассказал мне о судьбе Князя. Он был взят органами госбезопасности и посажен в следственный изолятор месяц назад. Там стал требовать к себе представителей прессы и телевидения для сенсационного заявления, но внезапно скончался от сердечного приступа.
Рассказал мне Нефедов и подробности гибели парома «Пярну».
Героин, который Князь получил в цинковых гробах из Таджикистана, был переправлен сначала в Литву Глебу, а затем — в Эстонию. Сопровождала его Валери. После того как Анна передала Нефедову флэшку с информацией, ФСБ, не теряя времени, немедленно связалась с ЦРУ — паром уже отчалил, и взять наркотик можно было только в Швеции.
Центральное разведывательное управление сработало плохо, и информация о готовящемся в стокгольмском порту обыске «Пярну» каким-то образом попала к Глебу. Тот сразу же связался по радио с Валери и предупредил ее.
Валери пошла к капитану «Пярну», который, естественно, был в курсе дел и имел свою долю, и потребовала, чтобы тот избавился от наркотиков, в том числе и от нескольких десятков тонн цветных металлов, под прикрытием которых перевозился героин. Капитан сначала возражал: отправить за борт десятки тонн груза, когда в ночном море бушует шторм, было крайне рискованно, но его быстро «уломал» Августино, вышедший с ним на связь.
В грузовом отсеке парома началось маневрирование грузовиков, загруженных металлом и героином. За несколько минут до начала гибели парома они съехались в носовую часть. Экономя время (при выгрузке пришлось бы остановить движение парома и, как результат, опоздать с прибытием, что вызвало бы лишние вопросы), капитан увеличил скорость парома до пятнадцати узлов и заблаговременно ослабил фиксацию механизмов подъема носовых ворот. Несколько минут спустя их сорвало с корпуса, и в образовавшуюся гигантскую дыру хлынула вода. Перевернувшись на бок, паром быстро пошел ко дну, унося в себе почти девятьсот жизней, в том числе и жизнь Валери.
Я тяжело переживал ее гибель. Анна, насколько у нее хватало такта и терпения, старалась не трогать меня и не докучать своим присутствием. Мы встретились лишь на Рождество: я сам позвонил ей в Москву и предложил распить бутылку коллекционного новосветского шампанского в полночь на Девичьей башне. Анна не стала демонстрировать свою гордыню и заставлять упрашивать себя. Она прилетела в Крым в тот же день, и мы неплохо провели с ней остаток недели. Перед расставанием Анна уточнила, помню ли я, как в разгар нашего веселья на берегу моря я признался ей в любви и сделал предложение.
Я ответил ей честно: не помню, хоть убей. Может, и в самом деле говорил нечто подобное. Но чего только не скажешь красивой девушке, выпив полдюжины стаканов массандровского портвейна рядом с бушующим зимним морем.