Господа офицеры

Глава 39

Ольга испуганно ойкнула.

Под сводами подвала, отдаваясь гулким эхом, стучали шаги. Их шаги!

Ну вот и все!

Бредущие по подвалу люди глядели недружелюбно, исподлобья.

Ольга испуганно жалась к его ногам.

И лишь Мишель Герхард фон Штольц стоял, гордо расправив плечи, потому что был растянут в две стороны наручниками.

Вот сейчас, через мгновение все и случится! Он сообщит им о колье, потребует лист бумаги и карандаш, и они развяжут ему руки!...

Злодеи подошли.

Подле Мишеля, с интересом глядя на него, остановился Георгий Маркович.

С минуту они играли в детскую игру переглядки и никто — ни тот ни другой — не опустил взгляд!

— Мне кажется, вы что-то хотите мне сказать? — усмехнулся завлаб, которому нельзя было отказать в проницательности. — Или я ошибаюсь?

— Хочу — ответил Мишель Герхард фон Штольц предвкушая, как тот сейчас завертится ужом на раскаленном противне!

— Ну хорошо, если вам так приспичило — говорите, — вздохнул Георгий Маркович.

Миг торжества настал!...

Мишель изобразил презрительную гримасу и открыл было рот, но Георгий Маркович его перебил:

— Если вы хотите рассказать мне про дубликат колье, который будто бы находится у вас, так можете себя не утруждать — мне это ничуть не интересно! Тем паче что вы все равно меня обманете, нарисовав какой-нибудь липовый план несуществующей в природе местности. Да еще надумаете по дороге сбежать...

Мишель не понял... В первое мгновение.

И во второе тоже.

Понял — в третье... С трудом...

Миг торжества и верно настал — но не его!

Откуда он... откуда... знает о колье?! И знает о его плане! Что за чертовщина?!

— Нет уж, увольте! Я, конечно, мог бы в качестве откупного принять ваше колье, но не теперь — после. А теперь меня интересует, что вы там против нас нарыли?...

Но Мишель Герхард фон Штольц завлаба не слушал — ему было не до него! Он пытался понять, где и на чем прокололся. Георгий Маркович все знал — это было очевидно. Будто бы при их разговоре присутствовал...

Ах ты, черт его побери!...

Так ведь так оно и есть! Как же можно было так лопухнуться!

Его подслушивали! Георгий Маркович подслушивал! Как это низко!...

Правда, как он смог?! В подвале никого не было, он сам видел, как все ушли! Он говорил тихо, и его слова заглушала капель с труб, и шум пара, и гул механизмов там, наверху!

И тем не менее...

Микрофон, здесь где-то должен быть микрофон!

Мишель Герхард фон Штольц стал крутить во все стороны головой, разыскивая микрофон. Но кругом были только сочащиеся водой трубы.

Нет, вряд ли, микрофон должен быть не там — здесь, где-то совсем рядом, потому что в таком шуме его голоса издалека не услышать.

Ближе всего к нему была Ольга.

Еще ближе — только он сам.

Уж не на нем ли?...

А почему бы не на нем?

Но тогда где?... На груди?

Он стал, выпучивая глаза, осматривать свою грудь.

Георгий Маркович обеспокоенно косился на него...

"Нет, на груди вряд ли — в грудь меня пинали, — вспомнил Мишель Герхард фон Штольц. — Чего они делать бы не стали из опасения повредить «жучок».

А куда его тогда не пинали?

Мишель Герхард фон Штольц прислушался к своим ощущениям.

Тело болело все — от пяток до макушки. Выходит, его пинали и били везде!

Он вновь закрутил вокруг головой, осматривая себя, чувствуя, как его разбитый подбородок шоркает воротник.

Воротник!... Обычно туда вшивают ампулы с ядом. Но можно и микрофон!

А вот мы сейчас проверим!

Он втянул голову в плечи, прижал подбородок к груди и стал хватать зубами края воротника.

Дегенеративные подручные завлаба глядели на него во все глаза — ты глянь, сам себя жевать начал!

Но Мишель Герхард фон Штольц жевал не себя, а ткань, перетирая ее меж зубов.

Вдруг на его резцы попало что-то плотное и округлое, как виноградная косточка!

Ага — вот он!...

Мишель Герхард фон Штольц оказался прав, как всегда!

К его воротнику с изнанки был приколот микроскопический — размером с рисовое зерно — микрофон, который улавливал и передавал каждое сказанное им слово!

Так вот почему им все известно!

Было!...

— Эй, ты что там делаешь?! — забеспокоился Георгий Маркович.

Но было уже поздно!

Мстительный фон Штольц, с силой сцепив зубы, выкусил «рисинку» микрофона из воротника и, набрав в рот побольше слюны, проглотил! Вместе с куском откушенной ткани.

Откусил и отрыгнул.

— Смотрите, он что-то съел! — закричали, запричитали дегенераты, думая, наверное, что он сейчас забьется в предсмертных конвульсиях.

Но пленник был живехонек и был горд собой!

Хоть так, хоть мелко, но все же он смог им напакостить!

Если они желают измельчить его в порошок, то пусть измельчают и свой микрофон. Или пусть ищут его, копаясь в его внутренностях!

Так им и надо!

Мишель Герхард фон Штольц глядел победителем — уж коли он не смог укусить ненавистного ему врага, то хотя бы описал ему тапочки!

Но Георгий Маркович тоже держался молодцом. Он лишь осуждающе покачал головой.

— Если вы решили разыгрывать юродивого — так у вас ничего из этого не выйдет! — предупредил он. — Тоже мне, самострел!

Мишель Герхард фон Штольц демонстративно отвернулся, давая понять, что разговаривать в таком тоне он не намерен! И ни в каком не намерен!

— Я так понимаю, что ваше сиятельство нас презирает... — верно истолковал его гримасу завлаб. — А если мы будем спрашивать не так?

Да хоть как!

Начали спрашивать «хоть как».

Георгий Маркович кивнул, и все его служки, сорвавшись с места, стали лупить висящего Мишеля как боксерскую грушу, отчего его мотало из стороны в сторону.

— Все, довольно!

Дегенераты отхлынули, шоркая об одежду окровавленные кулаки.

— Ну, что вы теперь скажете?

Ничего! Мишель Герхард фон Штольц молчал, с ненавистью глядя на своих палачей.

Георгий Маркович вновь кивнул, и один из его подручных вытянул из кармана и чиркнул зажигалкой, подвернув рычажок так, что пламя стало бить на добрых полметра. Наверное, они именно такие зажигалки и выбирали!

— Ну что? — спросил он, угрожающе поигрывая огнем.

Мишель Герхард фон Штольц презрительно сплюнул. Попав точнехонько в пламя. Отчего зажигалка потухла.

— Ах ты!... — рассвирепели бандиты.

Зажигалка была зажжена вновь и притиснута вплотную к его телу, так что Мишель услышал, как затрещали волосы на его груди, и оттого болезненно поморщился. Он терпеть не мог запаха паленого мяса. С детства, когда однажды в деревне при нем палили паяльной лампой свинью.

Теперь палили его.

Пламя обжигало тело, оставляя на нем красную полосу выжженной плоти...

— Черт, больно-то как! — вскрикнул, запрыгал на одной ноге дегенерат, отчаянно размахивая рукой. — Жжется, зараза! Вот, палец опалил! — продемонстрировал он всем желающим палец.

— Я же говорил — утюг надо было брать! — досадливо выругался кто-то.

— Ага, утюг, ты еще скажи — паяльник!

— Нуда, а чего?...

— Того самого!... Куда его втыкать-то?

— Как куда — туда!... — назвал бандит наиболее подходящее для паяльника место.

— Дурак ты! — выругали его. — Мы ж не про место, мы про розетку говорим! Он же электрический, паяльник-то!

— А-а...

«И этих людей ему суждено видеть в последние мгновения своей жизни», — досадливо подумал Мишель Герхард фон Штольц!

Впрочем, нет, на них он даже глядеть не станет, он лучше будет смотреть на Ольгу! Пусть не эти рожи, пусть ее лицо будет последним впечатлением его уходящей жизни!

Он повернул голову...

Ольга стояла, забытая всеми, широко раскрытыми глазами глядя на то, как мучают ее Мишеля. Наверное, она восхищалась его мужеством, видя, как его жгут, а он хоть бы вскрикнул!

Мишель, собрав все свои недюженные силы, улыбнулся ей. Улыбнулся как мог ободряюще — мол, держись!...

Если бы Ольги не было рядом, его мучения возросли бы во сто крат и, хоть это невозможно представить, он бы мог, наверное, поддаться боли, мог не выдержать пытки. Но его любимая была рядом и глядела не него во все глаза, что придавало ему сил.

Пасть в ее глазах он не мог!...

Лучше мучительная смерть, чем вечный позор!

— Гля — ухмыляется! — заметили все. — Может, он умом тронулся? А ну, жги его шибче!...

Вспыхнула не одна, разом вспыхнуло несколько зажигалок! Жаркие огоньки приблизились, окружили Мишеля со всех сторон, как гирлянда елку.

Вот теперь станет по-настоящему жарко!

Ольга метнула растерянный, умоляющий взгляд в сторону Георгия Марковича. И тот, словно это почувствовав, обернулся к ней.

Не надо! — покачала головой Ольга.

Наивная девочка — она надеялась остановить их!...

— Прекратите! — вдруг скомандовал завлаб.

Палачи замерли на месте, удерживая пред собой горящие зажигалки, будто были на концерте любимой рок-группы.

Или он тоже не переносит запаха паленого мяса? — подумал Мишель.

Но завлаб никакими такими аллергиями не страдал.

— Не трогайте его! — сказал он. — Ее!... Займитесь ею!

Дегенераты растерянно глядели на своего, похожего на плюшевого Франкенштейна главаря. Даже их закостеневшие в преступлениях сердца в это мгновение дрогнули.

— Ее? — удивленно переспросили они.

— Да, ее! — повторил приказание главарь.

Дегенераты гурьбой пошли к Ольге.

— Не смейте трогать даму! — в бессильной ярости заорал Мишель Герхард фон Штольц, извиваясь на трубах. — Идите сюда, возьмите меня, вот он я — здесь!...

Дегенераты замерли в нерешительности.

— Ну что же вы встали? — в отчаянной решимости вскрикнула Ольга. — Не смейте его мучить, лучше убейте меня! Ну, что же вы?...

Растерявшиеся дегенераты обернулись к своему главарю.

— Кого бить-то? — спросили они.

— Меня!... — крикнул Мишель Герхард фон Штольц.

— Меня!... — воскликнула Ольга. — Вы что — не слышите?!

И в голосе Ольги прозвучали приказные нотки!

— Ее, ее, — кивнул Георгий Маркович.

Злодеи обступили Ольгу, робко потянув к ней свои страшные, окровавленные руки.

— Сейчас мы сделаем тебе больно! — предупредили они.

Ольга в ужасе выпучила глаза.

Кто-то, ухватив пальцами блузку, рванул надвое тонкую ткань. Раздался страшный хруст, и из прорехи выскочила белая упругая грудь, отчего злодеи на мгновение зажмурились.

— Мерзавец! — истерически вскричала Ольга. — Что ты сделал?! Ты знаешь, сколько стоит эта блузка?!

Дегенерат испуганно замотал головой.

Все же странные создания женщины, все готовы стерпеть, кроме порчи своих любимых вещей!

Что было дальше, Мишель Герхард фон Штольц не видел. Бандиты обступили Ольгу со всех сторон, совершенно закрыв ее своими огромными торсами.

Он ничего не видел. Но он слышал!... Чего ему было более чем довольно.

— Не трожьте меня! — вскрикивала Ольга. — Не смейте!... Отпустите меня, ублюдки!... Мне больно!...

Ей было больно!

Мишель, бессильно скрежеща зубами, извивался на трубах, не в силах помочь своей возлюбленной.

— Ай! — вскрикивала Ольга.

И ее крик болью отзывался в его сердце.

— Ой!...

И вдруг, не выдержав, Ольга сорвалась на отчаянный визг:

— Не надо, нет!... Помогите!...

Чем?... Чем он мог помочь ей?!.

— Мне больно-о! Больно-о-о-оо!

Слышать этот заходящийся, отчаянный крик спокойно было нельзя. Не слышать — невозможно Он даже не имел возможности заткнуть руками уши!

— Мишель... Мише-ель!... Мне больно! Помоги мне! Скажи!... Скажи им!... Все!... Мне же бо-о-льно!

Злодеи, пыхтя, возились подле несчастной жертвы, отчего крик все нарастал и нарастал!

— Скажи-и-им!!

Что можно было требовать от слабой женщины — стойкости, на которую не всякий мужчина способен? Как было выдержать ей, маленькой, хрупкой, эти нечеловеческие пытки?

Она уже ничего не просила, она уже только кричала:

— А-а-а-ааа!

— Стойте! — не совладав с собой, крикнул Мишель. — Не трогайте ее! Я скажу!... Я все скажу! Только, бога ради, оставьте ее в покое!

Злодеи замерли, обернувшись в сторону Георгия Марковича.

Он все верно рассчитал, их главарь, Мишель мог выдержать все, что угодно, — его можно было жечь, резать, ему живому можно было мотать на шомпол кишки, он и тогда бы молчал! Но он не мог перенести страданий, причиняемых близкому человеку. Это было выше его сил!

— Ну давай, говори... — играя равнодушие, сказал Георгий Маркович.

В последнее перед своим падением мгновение Мишель увидел обращенные в его сторону глаза Ольги, в которых была надежда. Отчаянная надежда.

— Все будет хорошо! — прошептал он.

Мишель рассказал все.

Ну или почти все!

Про то, кто он такой есть на самом деле.

Про поиски царских сокровищ.

Про место, где спрятано колье...

Он умолчал лишь о самом-самом главном, о чем не сказал бы ни под какой пыткой. О том, что его знакомство с Ольгой не было случайностью, что это он все подстроил, наняв напавших на нее хулиганов.

Его падение состоялось. Он был распят, как Христос, но он не был Христосом...

— Ну вот и славно! — радостно потер руки Георгий Маркович. — Сразу бы так!... А вы, сударь, вовсе не такой супермен, каким хотите казаться. Нет!...

И, повернувшись к Ольге, сказал:

— Благодарю за подсказку. Я бы никогда не додумался пытать вас вместо него!

Злодеи-дегенераты расступились, открыв Ольгу.

Она стояла на своих ногах, пытаясь прикрыть грудь болтающимися полами разорванной блузки. Ее руки были свободны, с них сняли наручники. Наверное, чтобы удобнее было ломать ей пальцы.

Ольга с ненавистью смотрела на своих мучителей и вдруг, изловчишись, одному из них, тому, что был к ней ближе, влепила звонкую пощечину, истерически крикнув:

— Зачем ты разорвал мою блузку?!

«Вот теперь ее убьют!» — испугался Мишель.

И обрадовался — пусть лучше убьют сразу, без мук, мгновенно.

Но Ольгу не убили.

Она поправила блузку и с ходу влепила еще одну пощечину — другому палачу, который ее стоически стерпел, хотя ладошка отпечаталась на его щеке красным пятном.

«Какая же она у меня молодец!» — подумал Мишель.

— Ну чего пялитесь, уроды? — сказала Ольга. — Дайте мне какую-нибудь одежду!

Кто-то побежал в глубь подвала, принес какой-то пиджак, который Ольга набросила на плечи, зябко ежась.

Ну да, конечно, подумал Мишель, теперь им незачем ее пугать, теперь они узнали все, что желали. Теперь можно проявить гуманизм...

Но у всякого гуманизма есть какие-то рамки, а этот был безмерным.

Подскочивший к Ольге Георгий Маркович, согнувшись в полупоклоне, приложился губами к ее ручке.

— Извините, если мы слегка переборщили, — извинился он.

И все его дегенераты согласно закивали головами, виновато улыбаясь и шаркая ножками.

«Нет, все же не бывает на свете рафинированных злодеев, — в который раз смог убедиться Мишель. — В каждом злодее всегда найдется хоть что-то человеческое!»

Кто-то услужливо пододвинул Ольге стул.

Она села, закинув ногу на ногу, щелкнула пальцами.

— Дайте сигаретку! — потребовала она.

Ей быстро передали сигаретку, поднеся зажженные зажигалки. Наверное, те самые, которыми жгли Мишеля.

Ольга жадно затянулась, выпуская узкую, похожую на извивающуюся змейку струйку дыма.

Георгий Маркович и его дегенеративные подручные стояли, кружком обступив Ольгу, и, влюбленно глядя на нее, чего-то ждали.

Чего?

Когда она закончит курить?... А когда она закончит — убьют ее? То есть эту сигарету можно считать последним желанием приговоренной к смерти жертвы?...

Ольга докурила, но ее не убили.

Хотя Мишель сильно надеялся на это.

Ее не убили — ей подали руки, опершись на которые она встала. И подошла к Мишелю.

— Извини, милый, — сказала она, — что так получилось!

И то, как она это сказала, очень не понравилось Мишелю Герхарду фон Штольцу. Какие-то они были иные, чем раньше, какие-то незнакомые.

— Так ты?... — выдохнул Мишель. — Ты с ними?

— Не я с ними — они со мной! — кивнула Ольга.

«Ну да, ее пытали, ее сломали заранее! — все понял Мишель. — Ее заставили подыгрывать им! За что ее нельзя, трудно осуждать. Ведь она всего лишь слабая женщина!...»

— Прости меня, — сказал Мишель.

Ольга удивленно вскинула бровь.

— Прости, что я втравил тебя в эту историю.

— Ты втравил? — хмыкнула Ольга. — А впрочем да, наверное. Некоторым образом ты...

Мишель уже мало что понимал.

— Но ведь они тебя, наверное, мучили!...

— Меня? — переспросила Ольга. — Ах, ты про это!...

И, сжав кулачки и зажмурившись, Ольга отчаянно взвизгнула:

— Не надо, нет!... Помогите!... Мне больно-о! Ты это имеешь в виду?

Да, она кричала именно так. Точно — так!

Но только теперь Мишель видел ее и обратил внимание на то, что Ольга выглядит вполне сносно — на ее теле и лице не видно ран, крови, ссадин. Пожалуй, только блузка порвана.

Неужели ее даже не мучили?

Мишель лихорадочно прокрутил назад события последних часов. Как пущенную в обратную сторону кинопленку.

Метро... Ольга пошла через тот, дальний, выход... Где их остановил сержант. И это именно она уговорила его подойти к милицейскому микроавтобусу... И не убежала, когда его схватили. Тогда он подумал, что из желания спасти его. А теперь?...

Но потом она вела себя как настоящая героиня, она кричала, она требовала, чтобы его не трогали, а лучше убили ее.

Как она кричала?

— Ну что же вы встали?... Не смейте его мучить, лучше убейте меня!...

Да, верно — так.

Но тут скорее важен не сам крик, а тон!... Тон был странный, почти приказной.

Так что это было — мольба или приказ?

И что сказал Георгий Маркович, когда все кончилось? Он сказал:

— Благодарю за подсказку... Я бы никогда не додумался пытать вас вместо него!

За подсказку...

То есть это не он придумал, это она подсказала ему верный ход. А когда злодеи стали тормозить, боясь к ней приблизиться, — прикрикнула на них!

Но тогда выходит... тогда выходит, что главный здесь вовсе даже не Георгий Маркович, а... она!...

Ольга?!!

Нет, не может такого быть!

— Ольга! — позвал Мишель.

Ольга повернулась к нему.

— Неужели... неужели ты все знала заранее?

Ольга кивнула.

— Но как же так, как ты могла знать, если нас свел случай?...

— Случай? — недоверчиво переспросила Ольга.

Да, верно, не случай, а его интриги... Наверное, она все знает, догадалась.

— Ты права — не случай, — виновато вздохнул Мишель. — Это я познакомился с тобой...

— Какие же вы, мужчины, глупые, — кокетливо улыбнулась Ольга. — Вам всегда кажется, что это вы выбираете себе дам, хотя в жизни все происходит строго наоборот. Это я выбрала тебя.

— Как, если ты меня даже не знала?

— Это ты меня не знал, а я много раз видела тебя против входа в Гохран и возле стоянки автомашин тоже.

— Но хулиганы!... — хватался, подобно утопающему за соломинку, Мишель.

— Да, хулиганы были, — согласилась Ольга. — Но это были не твои хулиганы — а мои хулиганы. Это не ты, это я их наняла. А твоих отправила куда подальше. Неужели непонятно?

Нет, непонятно!...

— Я наняла хулиганов, чтобы они встретили меня в том месте, где другие хулиганы должны были встретить не меня! Но чуточку позже. Ты, конечно, вступился за даму, после чего мы познакомились. Ведь я в твоем вкусе?

Это верно. Ольга была совершенно в его вкусе.

— Ты так легко заглотил мою наживку, что мне даже было тебя жалко, — вздохнула Ольга. — Ты хотел познакомиться с кем-нибудь из Гохрана, а я хотела познакомиться с незнакомцем, который желал сблизиться с кем-нибудь из Гохрана. Как видишь, наши желания совпали! Правда, ты так ничего мне и не рассказал. Отчего пришлось прибегать к крайним мерам. Вот к этим... — обвела она взглядом подвал. — Прости, но если бы ты больше доверял близким людям, тебе не пришлось бы теперь так мучиться.

— Погоди, но те, другие, что приходили к тебе домой, — припомнил Мишель, — они тоже были твои?

— Нет, они были твои. Всю мебель мне переломали!...

— А взятка Георгию Марковичу?!

— Ах, это... — махнула рукой Ольга. — При чем здесь он?... Считай, что это был твой свадебный подарок. Мне. Переданный через Георгия Марковича. Или ты считаешь, что я не стою этих денег?...

Это была катастрофа: любимая женщина, которой он верил как себе, предала его! Нет, даже не предала, потому что предают только друзья, а она никогда не была его другом, была — врагом.

— Лучше бы ты меня убила, — в отчаянии прошептал Мишель.

— Всему свое время, — пообещала Ольга. И вдруг, обернувшись, приказала: — А ну-ка, отойдите все на десять шагов. И зажмите уши.

Все злодеи дружно шагнули, отсчитав десять шагов, и встали, заткнув себе уши указательными пальцами.

— Не хочу, чтобы они это слышали, — тихо сказала Ольга. — Мне действительно было с тобой хорошо. Честно-честно — очень хорошо... Я даже иногда жалела, что это именно ты, а не кто-нибудь другой. Наверное, я тебя даже немного любила. Но... это недостаточный повод для того, чтобы отправиться на двадцать лет в лагеря.

— Так это не Георгий Маркович, это — ты! — все окончательно понял Мишель. — А он, как и все остальные, всего лишь пешка.

— Да, — ответила Ольга. — Согласись, быть у воды и не напиться — по меньшей мере глупо. Вернее, противоестественно. Знаешь, когда я первый раз попала в Алмазный фонд?

Ну откуда?...

— В пятом классе. Нас привели туда всей школой на экскурсию. Уже тогда я решила, что буду работать там, чтобы каждый день видеть эти сокровища. Потом, правда, я хотела быть артисткой, но это было лишь мимолетное увлечение. После школы я поступила в Геологический институт, где изучала минералы. А окончив его, смогла устроиться в Гохран. Всего лишь мэнээсом. Но я бы и полы согласилась там мыть. Ты слышал что-нибудь о власти золота над людьми?... Я тоже раньше думала, что это сказки. Но знаешь, нет — это не сказки, это так и есть! Тот, кто долго имеет дело с золотом, с бриллиантами, тот уже не может без них — он хочет держать их в руках, вдыхать запах... Да-да, золото, настоящее, которому не одна сотня лет, имеет свой, особый запах! А блеск бриллиантов! На них можно глядеть часами не отрываясь. В них можно влюбляться!... Я читала, что римский император, кажется Нерон, валялся голым в грудах золота и глотал жемчужины, чтобы физически ощущать свое богатство. Как я его понимаю!... Когда однажды я примерила изделие, присланное на экспертизу, это была небольшая сапфировая брошь, я вдруг поняла, что хочу ее иметь. Любой ценой!

— Ты сумасшедшая, — тихо сказал Мишель. — Такая же, как твой Нерон!

— Может быть, — легко согласилась Ольга. — Хотя никто не называет сумасшедшими мужиков, которые хотят иметь «шестисотый» «Мерседес» или навороченный джип, а получив, обихаживают их сильнее, чем собственную жену. Я не хотела иметь «Мерседес», я хотела иметь брошь! Я нашла ювелира, который смог мне по фотографиям изготовить ее точную копию. Очень похожую на оригинал, но все равно это было не то! Одно дело — владеть украшением, которое носила до тебя императрица, и совсем иное — подделкой. И я подумала: а почему бы не поменять их местами?... Ведь все равно ту брошь никто не видит, потому что она не выставляется — она просто лежит в коробочке в сейфе, и никому до нее дела нет. Кроме меня! Наверное, тогда, раньше, это было бы невозможно, но не теперь, когда все привыкли к тому, что все продается, покупается и перепродается, я смогла совершить подмену. Конечно, не одна... Мне помогли. Георгий Маркович помог. Конечно, не за так.

— Ты продала брошь? — догадался Мишель.

— Нет, я продала свою честь, — ответила Ольга. — Это была цена сделки. Я знала, что очень нравлюсь Георгию Марковичу, и предложила ему себя в обмен на помощь. Он почти ничем не рисковал — в случае неудачи все можно было свалить на меня, а выигрывал он много. Он подсказал мне, что нужно сделать. И взял на контрольную экспертизу это изделие. Брошь оказалась у меня. Она и теперь у меня, а там, в хранилище, стекляшка!... Георгий Маркович получил то, что желал. И попал на крючок. Мы стали сообщниками, и с ним уже не нужно было спать... Потом были другие изделия — немного, много из такого хранилища, так чтобы этого не заметили, не унести. Но цена каждого такого изделия сравнима со стоимостью пуда золота. Только изъять его несравнимо легче, чем золото.

— Но это же воровство, — сказал Мишель Герхард фон Штольц.

— А кого это теперь пугает? — пожала плечиками Ольга. — В государстве воров все воры. Остальные — неудачники! Это не я придумала, я лишь приняла условия игры. Почему те, кто крал нефтяные скважины и целые заводы, ничуть по этому поводу не переживают, а живут в полное свое удовольствие, ни от кого не скрываясь, давая интервью и швыряясь деньгами? Почему им можно, а мне нельзя? Нам — нельзя?

— Нам? — не понял Мишель. Он вообще в последнее время стал тугодумом.

— Да, нам... А почему бы нет? У тебя хорошие связи в высших кругах, за границей, где находятся основные наши покупатели. Почему бы тебе не взять на себя сбыт изделий? В конце концов, мы ведь их не уничтожаем, мы лишь передаем их в другие руки на хранение. Поверь, такие сокровища не пропадают, это невозможно, они лишь меняют хозяев, оставаясь во владении человечества. А так ли уж важно — здесь или там... Там, мне кажется, они сохранятся даже с большей гарантией, чем здесь. Может быть, это и воровство, но воровство во благо! Так почему бы не помочь мне? За очень хорошие проценты.

— За такие же, как у Георгия Марковича? — с горечью спросил Мишель Герхард фон Штольц.

— Нет, не за эти — за наличные, — ничуть не смутившись, ответила Ольга. — А все остальное ты в отличие от Георгия Марковича получишь бесплатно. Ну, что ты на это скажешь?...

А что на это можно сказать?

— Нет, — ответил Мишель Герхард фон Штольц.

Быстро и не задумываясь!

Потому что если начать думать, то можно додуматься черт знает до чего! От соблазнительных предложений нужно отказываться, как в ледяную воду прыгать — разом и не раздумывая. А потом уже поздно...

— У меня есть кое-какие вопросы относительно того колье, — произнесла Ольга. — Но ты, конечно, ничего мне не скажешь?

— Не скажу, — хотел было развести руками Мишель Герхард фон Штольц, но они и так уже были растянуты в стороны — дальше некуда.

— Жаль, — вздохнула Ольга. — Жаль, что все так получилось... Мне будет плохо без тебя! — И, помедлив мгновение, подошла к Мишелю и, встав на цыпочки, поцеловала его. И он бы мог поклясться, что она не лукавила, что ей действительно было жаль, потому что он почувствовал на своей щеке ее слезы.

Наверху отчаянно ревели, скрежетали, грохотали, перемалывали в муку органические отходы механизмы мусороперерабатывающего завода, где суждено было успокоиться мятежной душе Герхарда фон Штольца.

А он стоял, раскинув в стороны руки, распятый на ржавых трубах, как на кресте. То ли святой, то ли просто дурак...

— Эй! — громко крикнула Ольга.

Отошедшие на десять шагов головорезы разом выдернули пальцы из ушей и обернулись.

— Вы меня хорошо слышите?

Все согласно кивнули.

— Тогда убейте его! — показала она на Мишеля. — Убейте его быстро!... Чтобы он не мучился!... Не теперь!... Когда я уйду!

И, резко повернувшись, Ольга пошла прочь, чтобы не видеть, как будут лишать жизни Мишеля Герхарда фон Штольца. Ее Мишеля.

И еще чтобы никто не заметил ползущих по ее лицу слез...