Господин Разрушитель (СИ)

— Уходи, ладно?

Она сглотнула, борясь с накатывающим плачем.

— Мне нужно всё тебе рассказать! — надрывно затараторила Никольская. — Всё изменилось! Да, я правда хотела добраться до твоего прошлого! Хотела показать всем, какой ты на самом деле… Опозорить! А ты оказался такой замечательный… Лёнь! Я ненавидела тебя, даже не подозревая, через что ты прошёл!..

Ненавидела.

Ева сжала мои руки крепче, умоляюще впиваясь ногтями в кожу, но я через силу вздохнул и ускользнул от её прикосновений, ещё немного тянущихся мне вслед.

— Я никогда не пойму, правда… Не объясняй. Просто уходи.

Задрав футболку и торопливо отвернувшись к девчонке спиной, я протёр щиплющие глаза.

Она видела и знала всё без исключений. Но слёзы… уже чересчур.

— Успехов тебе в карьере журналиста, Никольская… Прощай. И захлопни дверь, когда будешь уходить.

***

Мои дорогие, настоятельно Вас прошу не называть имя анонима в комментариях во избежание спойлеров))

p. s. Хэппи-энду быть!

61. Пазл

— А ты знаешь, кто я такой?

— Конечно, знаю. Ты — Господин. Господин-герой-любовник.

— Это разве плохо? Быть героем-любовником?

— Отвратительно. Терпеть не могу таких мужиков, как ты!

Почему? Почему я не услышал раньше… Предупреждала ведь, единственное, в чём не соврала и бережно пронесла через весь тур… Тот наш первый разговор нужно было просто прервать и уйти, не оборачиваясь!

Я вспоминал весь грязный флирт. Не мог не сжиматься от всепоглощающего стыда. Одной задранной майки хватило зацепить «героя-любовника». Той же ночью я накатал контракт, пока девчонка, видимо, отправилась выпивать из «Подвала» на мероприятие, куда мы с парнями не дошли, добыла сплетни для свежего скандала. На следующий день я верно ждал её, отсыпающуюся, как сторожевой пёс, в ресторане, почивал, наплевав на собственные дела! А ведь Ева всего лишь надо мной смеялась…

— Ты подрабатываешь проституткой?

— Нет. Просто общаюсь с Господином на его языке.

Имела в виду, я руководствуюсь похотью? Оттоком крови от мозгов? Похоже, Никольская была жестоко права. А я, дурак, поверил, что её желание могло перерасти в нечто большее, чем вынужденный секс. Она былавынужденаменя соблазнять, чтобы заполучить тайны, пока я умудрялся хорошо ей приплачивать.

— И за это ты хочешь всего лишь двадцать пять процентов? Какая маленькая продюсерская комиссия.

— То есть, перепихон тебя не смущает?

— Знаешь… карьера мне важнее.

От этой внезапно всплывшей фразы, чувствуя, как бессильный плач начинает душить меня за горло, я укрыл ладонью сморщившееся лицо. В опустевшей комнате до сих пор пахло ирисками.

— Теперь он не сможет списать нас со счетов. Мы прогулялись по аэропорту в полном составе, ещё и с девчонкой. Все увидели. Пускай делает из этого сенсацию.

— Я думаю, он ничего не напишет. Слишком хорошая новость для его блога…

— О ком вы говорите? — Ева выглянула из-за подголовника с заднего сидения. — Что за журналист?

Её изумлённое выражение лица, лишённое всякой наигранности, возникло в моей памяти, щемя в занывающих рёбрах. Никольская была достойна голливудской премии за свои выдающиеся актёрские способности! Удивительно талантливая девушка! Удивительно… Ещё и вспомнившийся полный состав группы в салоне минивена, пока ещё не заражённый конфликтами по её вине, вынудил меня судорожно вздыхать.

— Ты притащилась прямо впритык! Я предупреждал, что меня злить — опасно для твоей психики?

— Да ну… Просто я уже привыкла приезжать прямо перед посадкой. Живу ведь в Петербурге, а в Москву мотаюсь по работе.

Туше моему рассудку! Я не разглядел в этом ничего предосудительного!

Как и в вырезах на её паршивых блузках, едва ли не до пупка! В полуголых променадах по коридору коттеджа! В агрессивных попытках забраться мне в штаны… Ева буквально ловила меня на живца, а я и рад был ловиться, игнорируя, её ловкие исчезновения. Ей было легко выезжать в город, пока мы часами корпели над записью альбома. Я сам подарил девчонке уйму свободного времени, когда изображал труднодоступного подонка!

— Помнишь же? Никаких поцелуев!

— Нет, я не могу без поцелуев! У тебя какая-то психологическая травма?

Я съёжился и перекатился по не застеленной кровати, источающей привычный запах, без которого у ни одного утра не оставалось смысла. Зажмурил глаза и уткнулся в её ледяную подушку.

Я тоже! Не представляю, как буду без поцелуев с тобой, Никольская!

Прикосновения жарких губ — агрессивные, звериные, в первый раз. Всё откровеннее и медленнее, с каждым последующим случаем… в её комнате, в моей. Пьяные в бассейне в последний день перед отлётом. Тепло её дыхания под курткой на открытой сцене фестиваля. Нетерпеливые вздохи, угождающие в мой рот, от ласк в душевой номера отеля. И множество повлечённых следом — вся моя жизнь превратилась в один сладкий затянувшийся поцелуй с чокнутой Никольской.

Если бы я только знал, к чему он заведомо был сведён…

— Знаешь, мне показалось, у тебя тоже есть неприятная история. Не поделишься?

Год. Она притворялась без одного месяца год, чтобы осторожно извлечь из меня прошлое. Использовала уши Муратова, а когда надо — и рот, и кулаки, чтобы пробить на чувства! Столкнула нас лбами! Об их «романе» с Лёшей даже писали в интернете, пока я глодал губы и ногти, мечтая её отвоевать. Рассорила каждого в посыпавшемся коллективе, подбросила камеры, чтобы я поверил в предательство друга… Даже подражала в чём-то речи Гриши. Я серьёзно думал: только он использует слово «чел» в наши дни…

Какая же Ева оказалась прожжённая стерва!

— В восемнадцать лет её насильно выдали замуж родители. За богатого дедулю, чтобы обеспечить дочери связи и будущее. Он избивал её, изменял. Ева продержалась полгода и сбежала в Питер.

Неужели эта раздирающая душу, пугающая история — всего лишь легенда? Омерзительный способ отвести подозрения! Просто охренеть… И как же ей, будучи журналисткой, удалось разоблачить саму себя, при этом сохранив нашу с Муратовым тайну? Зачем?

Я прикрыл воспалённые глаза и увидел, словно вживую, как надрывно Ева плачет в коконе из одеяла. Как сжимает ладонь Муратова, жалобно сморщившего лицо. Играла?.. К тому, ещё неизвестному мне Лёше, я продолжал невольно ревновать Никольскую и сейчас. В висках пульсировало от боли и непонимания.

Чел. Ты, наверное, не понял… Я не продажник. Я — возмездие для таких как ты З

Что ж, видимо, святой и благородный Лёша заслужил спасения от вездесущей кары… Ева пожалела его? Не стала ломать парню жизнь, решила растоптать только Господина… Её выходки, слова, порой, странное поведение хаотично возникали в памяти, вводя меня во всё больший приступ безнадёжности, проедающей солнечное сплетение. Как можно верить кому бы то ни было, если эта земля сносила настолько правдоподобно искреннюю лгунью?

Как мне ступать на эту землю, чувствуя, что Еве принадлежат мои грёбанные губы и сердце? Боясь слезть с кровати, я съёжился на мятых простынях, которыми мы, счастливые, укрывались ещё сегодняшний утром, и продолжил предаваться истомным воспоминаниям, стремительно теряющим ясность.

62. Прощение

Шины оставляли полосы на нетронутом сверкающем снегу. Его тугой хруст заполонил салон. Но, когда позади остались жилые дома и облезший лес, на занесённой дороге показались свежие следы опередившей меня машины. На участке, не прикрытом стволами осин, показались высокие снежные сугробы, напоминающие силуэты людей, только это были не люди, а кресты.

На скромном кладбище в Зубово найти Юдина было бы несложно, пройдясь по считанным рядам. Но по знакомым номерам припаркованной тойоты и чёрной движущейся фигуре среди белых «мертвецов» я сразу понял, где находилась его могила.

Я вывалился из нагретого за три часа салона на холод, провалившись ботинками в хрупкий снег, тихо захлопнул дверь и побрёл вглубь кладбища.

С минуты три брёл между оградок, разглядывая редкие памятники и чужие очищенные таблички, с каждым тяжелеющим шагом будто водружая на плечи всё больше психологического груза. И вот. Поравнялся с басистом в длинной чёрной куртке, разглядывающим на кресте имя, от которого поледенела кровь.

Юдин Иван Денисович.

— Спасибо, что сказал, — не поворачиваясь, бросил Андрюха.

Да… правда, поздно. И почему-то я думал, что бывший друг не захочет составить мне компанию.

Теперь мы стояли над могилой Вани вдвоём. В голове моей зазвенела пустота, а руки сами собой стянули с неё шапку. На сугробе за оградкой лежали свежие алые гвоздики.

— Как его родители? Им не нужна помощь? — продолжил басист, выпуская изо рта пар.

— Я отдал им оставшуюся часть денег, которые должен был отправить Ване по контракту.

— Хорошо, — он кивнул, не сводя с креста карих глаз.

Лохмы неизвестной длины скрывались между спиной и курткой. К бородке добавились щетинистые усы.

Я не знаю, сколько ещё мы молчали, прислушиваясь к завыванию ветра. Дома воспоминания находили на меня одно за другим, а здесь — даже под силой воли не воспроизводились.

— Что же ты наделал, дурак?.. Не верится, — Андрюха, наконец, повернулся ко мне.

Он тебе уже не ответит.

Хоть я и терпел унылый взгляд басиста, уставившись на бутоны гвоздик, не смог не заглянуть в его скорбящее лицо.

— Мы разве не должны рассказать об этом фанатам?

Я медленно вздохнул…

Плохая идея. Мы обсудили с Андреем в переписке, что успешно провёрнутый план с подменой должен остаться в тайне. А если сюда съедутся поклонники и увидят дату смерти Юдина, быстро сопоставят с датами последних концертов, где он ещё «был жив». К тому же сегодня нашлись аргументы поважнее, чем попытка спасти свою задницу…

— Ваня был бы против. И его родители не хотят сталкиваться с фанатами на кладбище. Не будем устраивать здесь столпотворение.

— Понял… А ты так говоришь, случайно, не из-за нового альбома Лёхи? Ты анонсировал же…

— Нет. Муратов разорвал со мной контракт, хер забил на альбом и уехал домой.

— Да ладно?

Андрюха шокировано открыл рот, хлопая расширившимися глазами. Понимаю, он уже решил, что мы с Лёшей побратались в туре… Да, так оно и было, если бы только я всё не испортил. Басист ничего не добавил.

Над погостом сгущались сумерки и повалили хлопья снега.

— А ты как сам? — осторожно просипел я, боясь, что Андрюха ответит что-то в духе: «не твоё дело».

— Да норм. Отрепетировали программу. Все даты на новогодние разобрали.

Я покосился на басиста из-под тяжёлых век.

Правильно понял, что из рок-звезды он превратится в звезду московских корпоративов?

— Мы с Гришей взяли поющего гитариста и втроём снимаем репетиционную. Хуйню всякую играем, тебе бы не понравилось.

Приятно слышать, что они поддерживают общение.

— Да нет… молодцы, — пожал я плечами. У Андрюхи снова округлились глаза. — Про других что-нибудь слышно?

Он помедлил, похлопал ртом, прежде чем ответить. Возможно, басист впервые слышал от меня похвалу.

— Кхм… Дрон — сам знаешь, в «Инферно». Юргену после тура предложил сотрудничество Wilday. Он занимается записью их англоязычного альбома в Америке… Юра, конечно, обижался, материл тебя. Но сказал мне недавно, что, если бы ты не пригласил его оператором в тур, ему не светила Америка. Это правда. Так что… он передаёт тебе привет. А… как у вас запись проходит? Как Ева?

— Ева?! — придя в смятение от одного только её упоминания, я прикусил губу и понуро опустил голову, не справляясь с участившимся дыханием. — Я… попросил её уйти.

Андрюха уже не знал, как шире разинуть пасть от удивления. Ладно… неужели это оказалось настолько неожиданно? В курсах ведь, что я никогда ни с кем подолгу не водился.

— Что случилось? — мрачно выдал басист. — Я думал, ты остепенился.

— Боюсь сказать, будешь надо мной ржать, — вставил я, чтобы смягчить свою непостижимую тупость.

— Ты что, изменил? — раздался презрительный шёпот.

Ого… А я думал, Андрей ненавидел Никольскую, обрадуется поводу её обматерить. Уходя, ведь столько наговорил.

Я стыдливо уткнулся взглядом в его зашнурованные до икр ботинки.

— Ева оказалась анонимным журналистом. Даже не проплаченной пособницей, а… тем самым анонимом.

Чтобы больше не видеть, как Андрей охреневает, я отвернулся туда, где вдалеке блестел замёрзший клочок льда на белом озере. Темнота поглощала пейзажи посёлка, а заодно мою неутешимую душу.

— Лёнь… — басист приобнял меня, насильно заставив пододвинуться ближе, и похлопал по плечу. — Бля… Если б я только знал! Держись.

Не ожидал столько поддержки. Просто не ожидал… Разве я заслужил?

— Извини, чувак, — проронил я, похлопывая Андрюху по спине в ответ.

Он притих. Выпустил меня из практически братских объятий и как-то ревниво глянул на Юдинский крест.

— Охренеть. Оказывается, чтобы ты извинился, нужно сдохнуть?

— Я перед тобой…

— Передо…

Он осёкся, и мы быстро развели взгляды по разные стороны.

— Я совсем не ценил. Обвинял тебя, парней. А это была Никольская.

Под ногами Андрюхи похрустел снег.

— Проехали, — он толкнул меня в плечо, вынуждая обернуться, и протянул широкую ладонь.

Друг… я даже не рассчитывал!

— И… чем ты сейчас занимаешься? Сколько я тебя помню, ты каждую минуту то созванивался с организаторами, то сочинял песни, то репетировал их, то давал нам пиздюлей… Чем же ты теперь занят без всех нас?

— Ничем, — прозвучало как-то жалко. У басиста озадачено приподнялись брови. — Пожалуйста… только не зови меня в свой говно-бэнд.

Он по-доброму рассмеялся.

— Ладно, не буду. И не собирался, на самом деле. Эти твои барские замашки нам, простым людям, ни к чему, — Андрюха уныло улыбнулся. — Но, если тебе станет совсем хуёво… приезжай на Костомаровский переулок три, строение восемь.

— А как же поющий гитарист?

— Подвинется. Ради такой-то легенды.

Я горько ухмыльнулся. Скучал по стёбу.

Возможно, басист догадывался, что без работы, которая много лет занимала каждую свободную мою минуту, я чувствовал себя бесполезным.

— Спасибо…

— Ну всё. По машинам? — будто засмущался он. — Может, выпьем по рюмке в баре за него?..

Андрюха кивнул на могилу Юдина.

— Поехали, — я оставил последний продолжительный взгляд на снежном сугробе и цветах, тяжко выдохнув.

Басист развернулся и резво зашагал с кладбища в сторону тачек.

Судя по не сгибающимся пальцам, мы простояли над могилой достаточно долго, но мне не хватило. В скромных надеждах на существование того света я ещё пару секунд задержался на месте и мысленно попросил прощение и у Вани.

Надеюсь, он там не перевернулся…

А затем стал догонять Андрюху.

— Жестоко Ева с тобой обошлась, — вдруг продолжил басист, явно услышав меня по хрусту снега. — Перешёл ей дорогу?

В чём же?

— Не… — я хотел было в кои-то веки поделиться неудачей в личной жизни во всех подробностях, но лишь заикнулся. В горле встал ком.

Несмотря на наш разговор, на кладбище простиралась всепоглощающая тишина.

Я вдруг вспомнил, как выбешенный поведением Евы, укравшей у меня поцелуй и осуществившей план-перехват анонса в моей спальне, предложил анониму её голые фотографии… То есть я написал Еве. Я собирался опорочить её на всю страну и… рассказал ей об этом!..

И всё это время девчонка знала! Твою же мать…

— ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУЙ! ПО-ЦЕ-ЛУЙ!

Я продолжаю стоять на открытой сцене, разглядывая её азартно горящие глаза. Длинные ресницы томно подрагивают, губы ухмыляются.

— Я не хочу на людях, — жалобно шепчу я.

По накрашенному личику скользят розовые лучи софитов, её зрачки злобно сужаются, а один уголок губ, остающийся в тени, кровожадно подрагивает.

Она могла тогда отомстить. Уничтожить меня. Но ведь не стала…

— Эй, всё в порядке?

Андрюха, практически добравшись до выхода, обернулся и остановился между двух оградок.

Видимо, я добровольно желал испытать боль. Судорожно вытащил из кармана джинсов телефон обледеневшими пальцами и впервые с момента нашего расставания начал открывать переписку с журналистом. Хотел открыть…

— Что у тебя там?

Но, когда перешёл на её профиль, увидел серую иконку и надпись: «аккаунт удалён».

63. Чьё-то счастливое будущее

13:31

Понедельник, 27 февраля

Разблокировать

Я очнулся вспотевший на кухонном диване и в той же позе, в которую рухнул ночью — щекой в мягкий подлокотник. Одетый в уличную кожаную куртку, обутый в кроссовки. Шея и руки затекли, а в башке звенело после неопределённого количества выбуханного в «Подвале». В онемевшей ладони лежал практически разряженный телефон. Так банально начиналось каждое моё утро на протяжении двух месяцев с тех пор, как я согласился выпить с басистом.

Втянув слюну, вытекающую изо рта на подлокотник, я повернул к своему лицу загоревшийся экран и свайпнул по нему. В мутных глазах замелькали сотни чужих фотографий и комментариев.

КУДА ТЫ ПРОПАЛ???

АААААААААААААА, Я НЕ МОГУ! НА ХЕРА БЫЛО ДЕЛАТЬ АНОНСЫ? ГДЕ НОВЫЕ ТРЕКИ? ЗАЕБАЛ!

Господин, я тебя люблю!

Если бы я только знала, что тот концерт в Москве будет ПОСЛЕДНИМ;(;(;(;(;(;(;(;(

#Господинвозвращайся

ВОЗВРАЩАЙСЯЯЯЯЯ, ПРОШУ #господинвозвращайся

Где Никольская? Поматросил и бросил?

Уважаемый Леонид! Я благодарю вас за то, что вы одумались и закончили свою карьеру! Наконец-то, моя дочь будет слушать нормальную музыку!

Дура, не позорься!

+341 сообщение

Я плачу каждый вечер! Сначала распадDB, теперь ты ничего не постишь! Пожалуйста, дай о себе знать!!!!!

ВЕРНИИИИИСЬ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

#ГОСПОДИНВОЗВРАЩАЙСЯ

пидор

Не всем быть такими, как ты.

Как же достали ваши пиар-романы! Я так и знала, что разбежитесь!

С чего вы взяли? Инфы нигде не было!

Видела Еву в стори у Артёма Загорина.

И что дальше? Она писала пост о том, что отказалась от сотрудничества с ним.

+1274 сообщений

#Господинвозвращайся #Господинвозвращайся #Господинвозвращайся #Господинвозвращайся #Господинвозвращайся #Господинвозвращайся

Похер, куда ты пропал! КУДА ДЕЛ ЮДИНА, ЧЕРТИЛА?

Лёнечка, ты лучший З #Господинвозвращайся

Расходимся, он сдох!!!

ЧТО?

Я вижу Господина в «Подвале» регулярно. Буквально вчера ночью он тоже там был. Живой! Правда, бухой.

Мы тебе на слово должны верить?

+1599 сообщений

Вымученно вздохнув, стараясь облегчить тяжесть в рёбрах, я приподнялся над подлокотником на дрожащих руках. В затёкшие плечи, стянутые курткой, будто вонзились иглы, и я поспешил принять сидячее положение, устало сгорбившись и расслабив обмякающие «культи». В лицо тут же нацелилось дневное ослепительное солнце. Включенный телефон с бесконечной лентой споров фанатов с хэйтерами так и валялся на диване. Первым делом после пробуждения я привык узнавать свежие подробности о своей личной жизни и делах Никольской. Вместо газет и новостных сводок — блог, вместо утреннего кофе — полуденный перегар.

Заканчивалась зима. Истекал срок продлённого контракта с Мисс Кисс, о расторжении или исполнении которого мы с ней оба не позаботились. В марте я планировал представить публике её сольник, сопроводить на интервью в «Вече» к «самому зловещему разоблачителю Бастеру», а вместо этого сопровождать нужно было меня в медицинский центр для лечения алкоголизма.

Я, хоть и забросил соцсети, никогда не отказывал себе в сомнительном удовольствии за графином водки полистать редко обновляющийся личный блог Мисс Кисс и страницы бывших участников Death Breath. Всё моё существование свелось к тому, что я интересовался ими в интернете, пил, курил и иногда что-то ел.

А сегодня, двадцать седьмого февраля, переодевшись в домашнее шмотьё, я заварил растворимую лапшу и в вечно пустом профиле Муратова Лексы не без волнения наткнулся на свадебные фотографии. С них он в костюме Джеймса Бонда счастливо улыбался вместе с Виолеттой Сергеевной, облачённой в белый полушубок и непышное платье, расшитое этническими узорами, как мой кухонный тюль. Я бы и не обратил внимание на такую бабскую хуйню, если не разнопёрые гости нерусской наружности… Забавно, с чьей стороны родственники?

Я приближал сияющие лица молодожёнов — надеюсь, про неё ещё можно было так выражаться, — пристально рассматривал и, кажется, в кои-то веки тоже улыбался. Ведь у Лёхи получилось вернуть Вилку и отвести её в ЗАГС.

14:29 Эй! Поздравляю вас. Я так парился, что вместе со своей жизнью сломал и твою… Рад, что ты вернул Вилку.

Набрав первое пришедшее на ум и отправив, я в ужасе заблокировал телефон и отодвинул подальше, набросившись на острый доширак. От столь обыденного действия заклокотало сердце.

Муратов говорил, что надеется больше никогда меня не увидеть. Про переписку сказано не было!

Экран моментально загорелся. Твою ж…

14:29 Спасибо, Савицкий!

Я задержал дыхание с набитым ртом и в слезах от остроты, пока ещё Лёха оставался на связи, кинулся писать свою идею.

Он же не планировал возвращаться, ему это было не за чем. Тем более, мне бросилось в глаза, что на свадебных фотках его шея загримирована.

14:30 У меня есть знакомый тату-мастер в твоём городе. Он может вывести татуировку. Хочешь?

14:30 Да. Меня несколько раз путали с Юдиным в универе.

Что ж, это для него не лучшие воспоминания. Я откопал знакомую фамилию в журнале звонков. Скинул Лёше имя и контакты.

А пока ждал ответ, успел доесть лапшу, от которой уже привычно жгло в желудке, и нетерпеливо откинулся на спинку стула. Возможно, так и чувствуется гастрит, но я не был уверен… Зато хорошо помогало от похмелья.

Экран телефона снова загорелся, и я отчаянно за него схватился, жадно вчитываясь в сообщения Муратова.

14:39Ты не надумал её простить?

Что?

Моё сердце в миг заколотилось где-то в обожжённой пищей глотке, а ещё слегка кружащуюся голову повело.

Я облокотился об руку, набирая фразу по плывущим перед глазами клавишам.

14:40 Откуда ты знаешь?

14:40 Это большой секрет.

Не то что бы я заревновал… Дико взволновался, что она дала о себе знать через наших знакомых. Через Лёшу.

14:40 Две пресс-службы предложили Еве выкупить аккаунт, но она его удалила. И изменила своё мнение по поводу журналистики.

Я, судорожно дыша, несколько раз перечитал его последнее сообщение. То ли от очередного отстойного завтрака, то ли от её упоминания, меня затошнило.

Сглатывая переполнившую рот слюну, я еле нашёлся, что ответить.

14:42 Зачем ты мне это пишешь? Думаешь, можешь повлиять на моё решение?

14:42 Да.

В своём духе написал Лекса одно слово и замолчал.

Серьёзно? Я уже третий месяц хочу выть от несправедливости.

14:43 Ева забралась мне в душу и собиралась рассказать об этом всей стране!

Пока я строчил, он уже что-то набирал в ответ.

14:43 А ты предложил ей карьеру за секс) Как когда-то поступил с ней брюссельский старикашка. И?

Кровь отхлынула в направлении ног. Я проморгался.

Как дерьмово сказал… как будто я виноват в том, что она двуличная гадина!

14:44 То есть, Ева не соврала? Старикашка и правда был?

14:44 Был. Откуда сомнения? Сам же видел фотографии.

14:44 А зачем тогда Ева разоблачила саму себя? По сравнению с моим прошлым не велика ли её плата? Я не понимаю!

14:45 А ты мог бы узнать у неё сам?) Если она тебе напишет сейчас, предложит увидеться, ответишь?

64. Последние приготовления

В темпе барабанного кардана я протрезвел, проблевался. Около часа отсиделся в душе. Надел то, что оставалось в шкафу нетронутым за сезон алкогольного марафона. Хотел ещё и поспать, чтобы лицо не выглядело таким помятым, но не смог. Просто трясся, лёжа на не застеленной кровати, и ждал, когда малая стрелка на часах достанет до шести, и мне придётся выйти из квартиры.

Трясся не то от слабости в отравленном организме, не то от предвосхищения. В своей жизни я не догадывался, что такого воскрешающего можно сказать человеку, которого ты безбожно предал. И как за это простить. Стоило ли оно того, или лучше мне было сразу убить ещё пару лет на сборы нового деткорного коллектива? Записать альбом о том, что все бабы — коварные стервы? Может, это бы кому помогло?

Точно не мне. Посвятив Маше песню в последнем туре Death Breath, я попробовал путь мести и не испытал удовлетворения в той мере, каким блаженным успел его представить. Из города в город просто вспоминал её приевшееся лицо и не понимал, зачем продолжаю о нём петь. У меня изменились мысли, состояние. Я тогда начал сочинять романтичные стихи, удивляясь черни, которую вынашивал раньше. А что теперь я мог написать?

От одной только мысли, что я заявлюсь на люди: в студию звукозаписи, на интервью, на сцену или ещё куда бы то ни было с песнями о жестокой Еве… даже преподнося окружающим её как художественный образ, у меня не повернётся язык рассказать им, кто на самом деле их любимая Мисс Кисс. Они ведь так защищали девчонку в комментариях от малейших нападок в моём блоге! У меня просто отсутствовало желание разоблачать Еву — поступать с ней так, как она планировала поступить с Господином.

Поэтому-то я растрачивал время. Не знал, что ещё могу дать своим слушателям, когда исчерпал всю злобу, которой руководствовался прежде, а с ней и шаткую веру в хорошее. Но стоило Еве предложить мне встретиться… я согласился без колебаний.

Спустя три месяца расставания хотя бы взглянуть на неё. Убедиться, что всё это не затяжной сон, а самый реалистичный кошмар.

В тысячный раз за день я достал телефон и с млеющей в груди бережностью перечитал последние сообщения.

9 декабря

16:34 Хлеб, картошка, салфетки, масло.

31 декабря

23:14 Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь.

27 февраля

14:47 Ты придёшь сегодня в семь в тот ресторан, где мы подписывали с тобой контракт?

14:47 Да.

Пока я кис на кровати, солнце успело скрыться. На улице стало пасмурно, затем быстро стемнело, и, оказывается, даже началась метель. Наверное, последняя в этом году. Бесцельно мотаясь по комнате от окна к зеркалу с телефоном в руке, я понял, что не прочь уложить высохшие отросшие волосы и сбрить запущенную щетину, благодаря которой я походил на брошенное одичалое животное.

От прихорашиваний ко встрече с Евой стало не по себе. Но я всё-таки закрылся на двадцать минут в ванной, стесняясь заглянуть в собственные замутнённые глаза. В круглом зеркале над раковиной застыло отражение какого-то мало известного мне мужика с бритвой в руках, напоминающего Робинзона Крузо. Так было страшно увидеть в его взгляде надежду…

Ресторан находился рядом с моим домом — по этой причине год назад на него пал выбор. Но я так и не запомнил его название. Как вышел из квартиры, не заметил, заботясь только о более-менее ровном дыхании. С каждой ступенькой в сторону подъездной двери взгляд всё сильнее мутнел, пока я отбивался от обрушившихся воспоминаний о нашей короткой совместной жизни с Евой. Как на зло, спускаясь, обернулся на дверь квартиры, из которой выселился Лёха, и замандражировал, чувствуя на коже уличный воздух, кружащийся у приближающегося с каждым пролётом выхода. Ч и т а й н а К н и г о е д. н е т

Очнулся я уже во дворе, когда писк домофона остался за спиной, а снег начал врезаться в бритое лицо. Ёжась от хлопьев, оседающих за шиворот кожаной куртки, я свернул к шоссе. Торопливо шагал в направлении тепла, хотя до семи часов, на которые мы договорились, оставалось ещё двадцать минут. Зная Никольскую, можно было прийти к половине восьмого и ещё немного подождать.

Видимо, отсутствие растительности на лице сказалось на моей морозостойкости. Не глядя на вывеску, я судорожно зарулил к знакомым чёрным дверям, чуть выпускающим на улицу приглушённый свет, и попал в фойе ресторана. По ощущениям я провёл снаружи одно мгновение, но успел одубеть.

— Добрый вечер, — уставший швейцар улыбнулся.

Могу ошибаться, но вроде даже тот самый.

Пока я стаскивал куртку перед гардеробной, ко мне приблизился администратор.

— Леонид?

Я получил номерок. Обернулся, настороженно осмотрел молодого худощавого работника с идиотской бабочкой на шее и нехотя кивнул. Его явно кое-кто предупредил о моём визите. Будем надеяться, здесь не слушают тяжёлую музыку…

Наверное, глупо рассчитывать на непопулярность жанра среди основной массы встречающихся мне людей. Но, кажется, в радиусе пары километров от своего дома я действительно оставался неузнаваемым. Я даже пренебрёг очками сегодня.

— Пойдёмте.

Он шустро направился мимо гардеробной и пролёта, разделяющего два больших зала, в длинный коридор. Я, чувствуя, что меня потряхивает не только от холода, пригладил волосы и двинулся следом.

Значит, Ева уже была здесь…

Все речи и красивые ответы, что я себе заготовил, куда-то исчезли из вскружившейся головы. Пульс участился, под замёрзшей кожей ощутился неприятный жар, как при зарождающейся болезни.

Администратор остановился возле очередной занавешенной арки в тускло освещённом коридоре.

— Прошу. Вас ожидают, — он заговорщически улыбнулся и указал мне на вход.

Единственное, что я смог — кивнуть. И то не с первого раза. Дождался, когда парень, теребивший бабочку, додумается уйти в сторону дальней двери во главе коридора, и на долю секунды задержался перед полами занавеса, занеся раскрасневшиеся руки.

За плотной тканью не было ничего видно и слышно. Но она ждала меня там…

Не верилось.

Я судорожно выдохнул и раздвинул полы занавеса, тут же остолбенев в арке.

— О… какие люди!

— Здравствуйте, Господин, — я ошарашено забегал взглядом по узнаваемым лицам.

— Ох, ебать, как надушился-то! Ты на свидание, что ли, собрался?

У меня опустилась нижняя челюсть.

За столом сидели Андрей, Гриша, Дрон и Муратов.

65. Наша с ней любимая фотография

— Так и будешь стоять, как не родной? Садись уже, — по-свойски кивнул басист на пустое место рядом с собой.

Безропотно шагнув вперёд, я ощутил, как по спине скользнул выровнявшийся занавес. В узком углу комнаты, вмещающей только два дивана, стол и стул в его главе, расположилась гора рюкзаков, которые я не раз наблюдал в туре.

Это… шутка?

Лёша сидел у стены, деловито сложив ладони в замок. В рубашке, с распущенными кудрями, с вычурно сияющим на безымянном пальце кольцом. Снисходительно ухмылялся, не сводя с меня взгляд. Рядом с Муратовым из-под густой чёлки злобным глазом в меня ценился Дрон. Стул, расположенный спинкой к арке, был занят склонившимся над тарелкой человеком в оранжевой шапке. Гриша, пережёвывая выглядывающий из его рта лист салата, обернулся ко входу, в котором я застрял, и скептически приподнял брови. Кажется, на его лице поприбавилось татуировок. А Андрея я видел не раз с тех пор, как мы навестили Юдина, но его присутствие вместе с полным составом вызвало у меня потрясение. Возможно, даже приятное… Я пребывал в трансе.

Раз уж на то пошло, не хватало звукаря и… Никольской. Где же она сама?

Скромно опустившись на полупустой диван рядом с Андрюхой, я продолжил метаться взглядом между лицами музыкантов.

Не рассчитывал, что когда-либо снова увижу их вживую, в одной комнате.

— А… ч-что вы здесь делаете?

— Ева нас позвала, — пожал плечами басист. — Ща, подожди… ещё Юргену позвоним по видео-связи. А то у него не вышло так быстро вылететь из Америки.

Андрюха уткнулся в телефон.

— А-а… — задыхаясь от волнения, я еле смог произнести. — А где же… Ева?

— У неё рейс из Питера задержали. Погоду видел? — недовольно вякнул Дрон. — Она написала, что уже едет сюда из аэропорта.

Ничего нового в этой жизни… Зато только сейчас я понял, что не был готов увидеть Никольскую так скоро. На что я рассчитывал, когда сюда ворвался?

В груди заклокотало от осознания, что разговор с ней неминуемо случится.

— Так, а… позвала зачем? — проронил я, пугливо разглядывая всех исподлобья.

— Сказала, нас ждут извинения, — хохотнул Гриша, отправив очередную вилку в рот. — Твои что ли?

В комнате раздался сдавленный мужской смех. У меня снова безвольно раскрылась челюсть, пока я искал нужный ответ.

— Ева хотела извиниться перед всеми, — вдруг громогласно пояснил Лёша, спасая меня от публичного смятения.

— За что это? — Дрон покосился на Муратова.

— Она должна рассказать сама.

— Ты решил Дрона помариновать? — усмехнулся драмер. — Вообще-то, он единственный из нас не знает. Ты — понятно, в курсе. Мне рассказал Андрей, а Андрею — Господин.

— Юрген тоже не знает, — поправил Гришу басист.

— Не знает «что»? — раздался пятый голос, словно из рупора.

Андрюха облокотил о набор солонок и перечниц свой телефон, транслирующий серьёзное лицо звукооператора, скрестившего руки на груди. А вот и белобрысый подобревший Юра. Ещё слегка похожий на русского зека, но уже подкоптившийся в лучах голливудского солнца.

Мы все заглянули в экран.

— О… Здорово, чепушилы. Так что я там не знаю? — где-то на фоне слышался беглый английский.

Меня пробрало дрожью до костей. Я обнаружил, что вышел из запоя прямо навстречу нашему прежнему коллективу, и все они были достойны кое-что знать…

— Парни говорят о том, что аноним раскрыл свою личность. И я… виноват перед вами всеми, — кажется, видео-звонок проходил с небольшой задержкой. Я стыдливо всмотрелся в замеревшее лицо на экране. Не сразу сообразил, что дело было не в связи. Просто Юра обалдел. — Теперь я знаю, что никто из вас не предатель… Получается, обвинял несправедливо… И-извините.

Свою сбивчивую речь я закончил с опущенной головой, пылающей, словно генератор огня на сцене, и не видя их глаз, потому что никогда. Никогда прежде я не приносил извинения публично, да ещё и с таким раскаянием. Я заслуживал насмешек.

Но в нашей людной нише вдруг стали слышны редкие шаги из коридора и отдалённая джазовая музыка, звучащая в основных залах. Парни будто и дышать перестали, пока не раздался звук вспорхнувшей ткани.

— Могу я принять ваш заказ?

Я неловко взобрался взглядом по занавесу и увидел, что его раздвинул официант, практически, школьник, растерянно разинувший рот. Судя по тому, как заблестели его глаза, узнал нас.

— Принесите ему водки, — раздался серьёзный голос Андрея.

— Минуту…

— Не надо, — успел я затормозить пацана. — Можно просто воды?..

Пригодится.

Он кивнул и буквально побежал выполнять мою просьбу, оставив шторы мотаться. Мы снова погрузились в некомфортное молчание.

Понимаю, словами теперь ничего не исправить. Но, может, им станет не так паршиво вспоминать те лучшие для Death Breath времена?

— Дрон, — я бегло прошёлся взглядом по его вытянувшемуся лицу, на половину спрятанному волосами, и опустился к скатерти на столешнице, которую он ковырял ногтём. — Прости меня. Я пожалел, что потерял такого гитариста, как ты… Инферно с тобой повезло.

Часто заморгавший, как неисправный тюнер, парень тряхнул чёлкой, задрав нос, и пожал плечами.

— Н-не ожидал, — недоверчиво процедил Дрон.

Я тоже!

— Гриша. И ты меня прости… пожалуйста. Я запомнил твои слова, когда ты уходил. Нужны нормальные извинения… правда, я… виноват, признаю. Мне не стоило бросаться громкими заявлениями.

Драмер закашлялся. Отложил вилку на край звякнувшей тарелки и медленно стянул с лохматой головы шапку. Мы обменялись растерянными взглядами, но он так ничего и не ответил.

— Юра… — я несоображающе уставился в экран телефона, всё это время фиксирующего мои выстраданные сипящие реплики и загорелое лицо звукача.

Говорить становилось всё сложнее.

— Кхм-кхм… Спасибо тебе, что отыграл с нами тур до конца. Я должен был… благодарить тебя чаще, а не обвинять. Мне очень жаль, извини… и да, я придурок. Согласен с тобой.

Юрген неодобряюще нахмурился.

— Оу, ну… это уже было не обязательно. По желанию, — насмешливо донеслось из мобильника, но беззлобно. — Ладно, Господин. Передаю эстафету Ване, которого ты заставил бежать в лес из тур-автобуса. А потом начистил ему морду… мы ещё в тот день ночевали в одном номере. Он его весь забрызгал кровью, когда собирал вещи в больницу.

Если бы парни только знали, насколько не полон список моей озвученной вины перед Муратовым…

Припомнив всё это вновь, я, задержав дыхание, еле смог взглянуть в его светлые глаза на противоположном конце стола.

— Не надо. Мы уже всё уладили, — благородно кивнул Лекса. — Да, Господин?

— Ещё раз не помешает, — подвякивал Юрген.

И был прав. Лёша ведь сорвался в Москву, стоило мне согласиться на встречу… Вероятно, когда я раскисал, лёжа в кровати, он хреначил на всех парах в местный аэропорт, чтобы мы все смогли сегодня взглянуть друг на друга ещё раз.

— Прости меня. Прости, — повторился я, искренне желая, чтобы это помогло Муратову не тратить время на обиду. Если это было возможно после всего, что я натворил… — Ты…

— Я тронут, — улыбнулся он. — Не продолжай.

— Ваша вода, — влетевший в нишу официант звонко водрузил на стол графин и стакан, дав мне немного продохнуть от инородных, застревающих в глотке извинений.

Я судорожно выдохнул. Парнишка в фартуке окинул всех восхищённым взглядом и, остановившись на мне, попятился к шторам. Скрылся за ними, словно маньяк.

Если бы я встретил любимую распавшуюся группу в ресторане, решил, что это похоже на план по возвращению…

— Давай ты всё-таки продолжишь. Я тоже буду рад послушать, — Андрей подтолкнул меня в плечо, напомнив, на чём мы остановились, и подставил поближе своё большое ухо.

Я нервно сглотнул. Мы же говорили с ним на кладбище… вполне откровенно, чтобы закрыть этот вопрос и продолжить вместе напиваться по воскресеньям.

Басист будто по выражению лица догадался, о чём я подумал, и добавил.

— Не, а чем я хуже? Тоже хочу ещё раз! — он хохотнул, явно ни на что не рассчитывая.

И, хоть мой язык успел окостенеть от долгожданного короткого затишья… я было подумав, что самое страшное позади, всё равно нашёл, что ему ответить.

Парни тихо улыбались от шуточных требований Андрюхи, а я, облокотившись об стол, спрятал рот за ладонями и продолжил сквозь них бубнить.

— Ты прав, нужно при всех. Прости меня, Андрюх. Позор мне… что усомнился в лучшем друге.

Я боязно покосился в сторону замеревшего басиста и понял, что даже его бородка грустно осунулась вместе с опустившимися уголками губ.

— Нет… не позор. Ты, Лёнчик, мужик, раз перед всеми извинился. Я не ожидал от тебя такого широкого жеста… Думаю, все не ожидали.

— Да, удивил, — кивнул Гриша.

Я взволновался от дружеских комплиментов. Суетливо потянулся к графину, наполнил стакан, чуть расплескав воду на скатерть, быстро впитавшую капли, и залпом осушил. Когда я шёл сюда, даже не мог помыслить, что мне выдастся возможность всё исправить. Ни сегодня, ни когда-либо… Я не решался об этом и мечтать, строить планы на внезапно освободившуюся до конца дней жизнь. Но теперь, покаявшись… проматывать её станет гораздо легче.

Сжимая в руках опустевший стакан, я наблюдал, как тлеет в груди от неожиданного облегчения.

— А можно всё-таки узнать, кто аноним? — заговорил Юра в телефоне, прервав тишину. — Так, для справки… кто-то из команды? Операторы там, визажистки, танцовщицы?.. Не говорите только, что это была Никольская.

Мы с басистом тяжело переглянулись, и он уже раскрыл рот, чтобы всё, наконец, объяснить. Но занавес вновь распахнулся. К нам вошёл официант, направившийся в угол к рюкзакам, и я вдруг понял, что парень ставит к ним чужую сумку.

В следующее мгновение в нише показалась краснощёкая девушка с торчащими из кос наэлектризованными волосами. Никольская.

Моё сердце болезненно заколотилось от одного её узнанного силуэта, что я не мог видеть всю зиму. Дыхание участилось, а упрямый взгляд, пытающийся против моей воли скользнуть хоть раз по её родным глазам, мучительно заплутал поблизости приоткрытых розовых губ. Они потрескались и подрагивали, видимо, от мороза, и от этого зрелища всё моё тело изнывало желанием сорваться с кресла и встретить Еву согревающим поцелуем.

Но вместо этого я нашёл в себе немного сил хладнокровно отвернуться к пустому поблёскивающему стакану, что крутил в тревожных руках. Поплыл мыслями, стараясь унять вздымающуюся грудную клетку. Официант получил отказ на предложение принять заказ и вышел. А Никольская всё также стояла на прежнем месте, словно стыдясь приблизиться к общему столу.

— Извините… я опоздала, — бледно сообщила она.

Никогда бы не подумал, что этот безжизненный голос принадлежал Мисс Кисс. Я даже моментально оказался близок к тому, чтобы решить, что Ева тоже страдала в разлуке со мной, и поступиться опасениями на её счёт. Но лишь продолжил уговариваться себя держаться. Не вестись на актёрскую игру и беречь привычное, уже ставшее укромным уныние.

По тому, как щекотливо раздалась тишина, я понял, что она сейчас скажет…

— Вы спрашивали, кто он… Это я. Я анонимный журналист. Я одна добывала все эти сплетни. Уходила за кулисы на фестивале. Пробиралась на мероприятия. Больше никто к этому не причастен… Только я.

Не выдержав накала правды, что девчонка смело озвучила без прелюдий, я глянул на не движимого Юру, заточённого в экран, и Дрона, у которого всё шире раскрывался один видимый мне глаз. Лекса уже знал, что скажет Никольская, не удивился ни на секунду. Только печально поглядывал на неё из угла. Гриша предпочитал мрачно пялиться в тарелку и тыкать выпирающим за щекой языком.

И Андрюха смиренно выслушал, помолчал. Пока не разродился на угрюмый комментарий.

— М-да. Мы к тебе как долбанные гномы к Белоснежке… А ты, оказывается, Злая Мачеха?

Я ненадолго остановил неподъёмный взгляд на её жёлто-зелёных сверкающих глазах, и больно сглотнул ком. Ева выглядела так жалобно… как в ту ночь, когда вышло её разоблачение в блоге.

— Зачем ты всё это делала? — просипел я. — Кто ты такая?

Мы неосторожно заглянули друг другу в глаза. Попеременно теряя терпение, посматривали ниже и как-то робко возвращались обратно к чёрным зрачкам, петляя по лицам.

Она немного изменилась. Стала меланхоличнее и приобрела неизгладимые черты человека, осмысливавшего многое. Заполучила отпечаток взрослости и вряд ли уже походила на ту девчонку, которая могла задрать перед незнакомцем майку или ехать зайцем на тур-автобусе… Видимо, Еве пришлось многое сыграть передо мной.

Но, заметив, как привычно томно подрагивают её ресницы, я вдруг осознал, насколько был плох и одинок в её отсутствии.

Никольская первая не выдержала. Прикрыв веки, едва заметно выдохнула, и двинулась ближе к столу. Опустилась на кресло рядом, нечаянно прислонившись ледяным коленом к моему и тут же напрягла его, чтобы удержаться от нелепого соприкосновения.

Я чуть не тронулся умом. От неё веяло уличным холодом и до занывания в груди стойким запахом ирисок.

— Мой отец — известный журналист, — стальным голосом начала Ева, избегая внимательных глаз. Я стиснул челюсти от факта, ударившего мне, словно обухом, по башке. А поискать в интернете я не догадался… — Он сделал себе карьеру в Европе, здесь вы про него не услышите. И… я мечтала пойти по его стопам. Всё моё детство прошло в разъездах по разным странам, отец брал интервью даже у Билла Гейтса, у Опры. Писал про жизнь владельца чайной мануфактуры в Китае. Писал про известных людей и о тех, кто без его сюжетов навсегда остался бы в тени. Я мечтала быть, как он… Но, видимо, оказалась недостаточно умна и хороша для этого… Я практически всё детство провела на домашнем обучении, которое мне организовали родители. Из-за бесконечных переездов, смены учебных программ, я считаю, что получила комнатное образование. Так и есть. Мне везде находили русскоязычных преподавателей-воспиталок, которые давали уроки только, чтобы сводить концы с концами. Это я сейчас понимаю… Я могла бы изучить столько языков, живя за рубежом… Мама, правда, делала вид, что я словно из института благородных девиц, очень этим гордилась… Читаю художественные книги, изучаю этикет, беру уроки по вокалу и сольфеджио. Она хотела вырастить божий одуванчик. Покладистую жену для кого-то очень богатого — считала, что это залог женского счастья. Красивую и русскую быстро возьмут в жёны… А они, между прочим, эти благородные девицы, знали не один язык! Мне с ломаным разговорным английским стать журналистом казалось недостижимой мечтой!

Она так красиво говорила, что на мгновение я счёл эту профессию романтичной… А потом вспомнил, во что её превратила уже повзрослевшая девчонка.

— Я не осуждаю их… Куда бы мы не приезжали, родители везде потакали моим прихотям. Чтобы я и мама не напрягала извилины лишний раз, вся прислуга говорила на нашем родном языке. Мне довелось увидеть многие страны. Меня баловали. Правда, когда папа спалил, что учитель вокала даёт экстремальные техники, которые я выпросила, музыкальные уроки закончились. Не гоже девушкам, будущим жёнам, исполнять такую черноту! Отец не выносил, когда я выкрутасничала и спорила. А чем больше он запрещал, тем больше этого не выносила я!

Да… Теперь я примерно понимал, откуда росли ноги.

— После отмены музыки в моей жизни, мне оплатили репетиторов для подготовки к поступлению в академию журналистики. Правда, постоянно уточняли, не передумала ли я заниматься чепухой. Отец вообще сразу сказал, что с такими внешностью и характером лучше молчать. Либо на подиуме, где мозгов особо не надо, либо у плиты. Я всё ещё добросовестно готовилась. Потом родители, глядя на мои умственные потуги, решили проплатить место, чтобы я попробовала, узнала, что там ещё сложнее, и успокоилась. А уж когда я поступила и завалила первую сессию… папа так радовался. Был уверен, что я сама отчислюсь. Но я стала ещё тщательнее учить, ходить на пересдачи. Мне тогда только исполнилось восемнадцать и… отец сказал, что у него есть хороший знакомый. Он стал новым владельцем целого издательства в Брюсселе. Сказал, что будет здорово, если я, уже будучи студенткой, начну там практиковаться. Оставалось только стать Эдуарду женой, и он будет согласен исполнить все мои капризы. И я… согласилась. Думала, может, хоть замужем буду делать то, что мне нравится. Протерпела унижения полгода и сбежала в Россию. Ни в один ВУЗ здесь меня, конечно же, не взяли. А из всех рекламных агентств и даже газетёнок, в которые я попадала, меня вытуривали в среднем за неделю. С теми же словами, какими бросался папа: «вам, девушка, один путь — в модели». Это значило, что я глупая и взбалмошная!.. Только внешностью и удалась! И вот, единственное, что я хорошо умела, оставшись в Питере с голой жопой — это читать книжки и петь. Но, оказалось, чтобы зарабатывать столько, чтобы хватало на еду и квартиру, девушке хорошо петь — мало! Нужно ещё носить декольте!

Она, заметно разозлившись и пытаясь отдышаться, наконец, посмотрела в мою сторону впервые за весь свой монолог, но на таком его моменте, что я чуть не провалился сквозь пол.

Ева продолжила, глядя в мои забегавшие глаза.

— Было, конечно, мерзко, но я привыкла. Выступала по барам. И из-за внешности меня начали замечать, приглашать на музыкальные мероприятия, но не петь, а просто светить лицом. В качестве той, кем меня до сих пор считают хейтеры… — я нервно сглотнул. — Я очень быстро смекнула, что в шоу-бизнесе много компрометирующих тем. Гостей запоминала по ботинкам, пыталась их разговорить и отследить. Купила подслушивающие устройства, оставляла в уборных, носила на своей одежде. Но самое интересное, что меня никто никогда не подозревал. Я ведь слишком для этого глупа и наивна! — нет… далеко не так… я не согласен. — А мне было гадко! От того, как всё устроено в нашем мире… Вам, наверное, трудно это понять.

Было видно, что ей хотелось плакать. Ева чуть поморщила лицо, но сдержалась.

— Меня не взяли ни в одно агентство, зато я набрала три миллиона подписчиков в анонимном блоге. Интересно, подписались ли бы они на меня, зная, что всё это пишет девчонка? Когда ты говоришь от мужского лица, ты автоматически становишься умнее?.. Даже сильнее, что ли… Я почувствовала себя всевластной. Решила, что покорила этот мир! Единственное, о чём я жалела, разоблачая артистов — что отец не может знать, чего я добилась!.. И когда ты ко мне подошёл, — Ева вдруг осмелевше ткнула в меня острым ногтем, но тут же стушевалась. Я даже не шелохнулся, стараясь представить, что она чувствовала тогда. — Предложил продюсирование за секс, я поняла, что… уничтожу тебя. Сначала воспользуюсь, попаду в узкие музыкальные круги, а потом уничтожу! За всё то, что ты себе позволял! За всё, что о тебе говорили люди. И поначалу, я даже находила подтверждения их словам. Господин — мерзкий человек… А потом… Потом я поняла, что это далеко не так, — её голос смягчился и вдруг дрогнул. — Я узнала, какой ты на самом деле… Ты самый лучший, — подытожила при всех девчонка, затерзав губу.

Я ощутил, что мой бесконтрольный рот открыт слишком долго. Обвёл взглядом притаившихся музыкантов, дрожа от сказанного.

Сколько же раз я мысленно называл Еву глупой? Судил о ней по внешности, как поступали даже её родители… и сколько раз, опрокидывая рюмки, удивлялся, как ей удалось меня обдурить.

В эту самую секунду я прозрел. И даже проникся надменной философией Мисс Кисс.

Она заметила, как я искоса слежу за её пальцами, ковыряющими расцарапанную кожу вокруг ногтей, и громко сглотнула.

— Ты разоблачила саму себя, чтобы мы считали тебя невиновной? — Гриша улучил момент тишины, пока мы не знали, что добавить. А я уже и забыл спросить… — Если честно, это жесть.

— Да, но… Мне было ужасно больно обнародовать те снимки. Они бы точно всплыли. Так лучше уж было это сделать мне. Хотя бы не так обидно и принесло пользу блогу, — Никольская воспряла так, будто что-то вспомнила, и осмотрела каждого. — Я не желала вам зла! Единственный, за кем я охотилась в группе — Лёня, доказал мне, что у меня нет права устраивать кому-то суд! Я не хотела, чтобы группа распадалась… клянусь! Камеры, которые нашёл Андрей, я спрятала в общий отсек, чтобы Лёня не наткнулся на них в моих вещах. Я не собиралась кого-то подставлять… Просто всё зашло очень далеко. Я привязалась к вам, полюбила Господина… а признаться не было смелости. Я просто знала, что вы меня не простите. Лёня не простит…

Это была правда. Никольская не лукавила. Только размеренно дышала и поглядывала на потолок, препятствуя наполнившим её искренние глаза слезам.

Не поворачиваясь, осторожно пододвинула ладонь тыльной стороной к моей руке, и невесомо прикоснулась. Обессиленно вздохнув, я водрузил на столешницу стакан, что всё это время держал.

— Я даже рада, что ты обо всём догадался. Потому что я устала лгать любимому человеку, — надломлено прошептала девчонка и всё-таки обезоруживающе заплакала. — Аккаунт я удалила. Больше никогда не вернусь к этому… я решила, что как бы там не сложилось, буду петь. Всё… Наверное, всё. Спасибо, что выслушали… Простите меня, пожалуйста.

— Да ну… это вроде надо не у нас просить прощение, — тут же отозвался басист, выглянув в Еве из-за моей кружащейся головы. — Мы-то что… Ты вон, чуть Господина до поседения не довела. Глянь, это что, реально седой волос?

Я бы улыбнулся. Но не сегодня.

— Вы распались из-за меня, — жалобно пискнула Ева. — Простите… Вы простите меня?

— Ну-у-у-у-у… — скептично протянул басист. — Раз у нас сегодня вечер прощения, — снова его дебильные шутки. Ради этого стоило мириться. — Прощаю, Киса!

— Прощаю, — серьёзно подхватил Гриша и кивнул.

За ним последовал Муратов. А потом заговорил Юра. И, поначалу, его голос чуть искорёжили помехи.

— А я сра… знал, что ты непрос… девка! Господин как-то забыл свой ноут в студии, ты крутилась рядом, лиса! Хор…, что Андрей его тогда заб… — он завис с идиотским выражением лица, и связь восстановилась, только когда Юрген, снимая свои ноздри, что-то затыкал в своём мобильнике.

— Раз знал, чего нам не сказал? — съязвил драмер.

— Так а я же наивный человек! — улыбнулся звукарь. — Как вы все, между прочим! Когда вышло разоблачение с бизнесменом, у меня отбило все подозрения… А знаешь, после всего, что ты рассказала, мне тебя жаль.

— Надо говорить «прощаю».

— Я вам что, архиерей?

— Странно, когда извинялся Господин, ты улыбался, — хохотнул Муратов из угла, но Юра точно узнал его по голосу, и прыснул.

Я был слишком напряжён, чтобы рассмеяться со всеми. Как и Ева.

— Ну а ты чё молчишь? Тоже всё знал с самого начала? — Гриша вызывающе кивнул Дрону. — Быстро гони прощение!

— Да я на неё и не обижался! — важно подметил гитарист. — Я только что узнал правду! Но после всего, что Киса рассказала, обижаться всё равно не хочется. Зря что ли она собрала нас снова?

В нише наступило оглушительное молчание. Все музыканты переглянулись между собой и вдруг единогласно уставились на меня.

Не знаю, за какие проступки заслужил встретить таких добродушных людей… И это я даже без сарказма. Они простили то, за что другие вполне могли плюнуть в лицо. Особенно меня впечатлили Андрей и Лёша… Глядя на них у меня закрались подозрения в том, что к двадцати семи годам я так и не понял чего-то слишком важного, ускользающего из-за кадра.

Я повернулся к Никольской и увидел, что её глаза были на мокром месте. Напугано смотрели в одну точу на скатерти.

Моего решения ждала та, что объединила нас всех за считанные часы, и дала мне последний шанс раскаяться…

Может, стоило впервые в жизни поступиться принципами?

— Я тебя прощаю. И ты меня прости… мне, оказывается, много есть, за что извиняться, — я выдохнул и еле стерпел её молниеносный измождённый взгляд. — Может, ты хочешь… с-снова сойтись?

Никольская торопливо закрыла рукой распахнувшийся рот. Под её ладонь затекли слёзы.

— Хочу!

— Соситесь!

Я даже не успел опомниться…

Под безудержный смех придвинулся к холодной и потрясывающейся, так и не согревшейся девчонке. Обнял, пробираясь лицом под её влажную от слёз ладонь. Мы порывисто приникли к губам друг друга, потягивая их в неосторожном поцелуе, но я тут же беспрепятственно протолкнулся языком. Как и моя башка, он иступлено закружился, бережно оглаживая солоноватый приоткрытый рот девчонки. Всё тело ныло от нежности, с которой Ева, обмякшая в моих руках, отвечала. Я нащупал её замёрзшие пальцы, плохо скрывающие нас от любопытных взглядов, сжал крепче, притягивая к торсу и вынуждая её обхватиться. Зажмурился, чтобы не видеть их рожи, но чуть не рассмеялся.

— Щас все подумают, что я смотрю порнуху, — раздалось из телефона.

Я вынужденно оторвался под вновь разразившийся смех и медленно чмокнул Никольскую в потеплевшие губы. Она приоткрыла сияющие глаза и тяжко вздохнула.

— Ладно, если вместо порнофильмов решите записать новый альбом — звоните. А мне это, идти пора. Работа ждёт.

— И что, даже не выпьешь с нами? — улыбнулся Дрон.

— Хорошая идея. Пойду выпьюзавас. Не теряйте.

— Внимание! Завтра в два всех ждём на Костомаровском переулке! Мы с Гришей проплатили реп-базу до апреля. Надо отрабатывать! Повторяю… на Костомаровском переулке!

Я не мог отвести взгляд от её томных глаз. Приглаживал пальцами растрепавшиеся петли волос на длинных косах и не мог поверить, что Ева вернётся сегодня домой…

— Только без меня, ребят. Мне пора в аэропорт.

— Почему это? Юдин, ты обалдел? У нас тут воссоединение года вообще-то!

— Я решил закончить публичную жизнь.

— Да у него появилась личная! Ты смотри на кольцо-то!

— Охренеть! Поздравляю!

— Ты чё-ё-ё! А кто будет соляки пилить? Ва-а-а-ань! Ва-а-аня-я!

— Ты будешь пилить.

— Вообще-то, я в Инферно! Забыл?

— Чел, неужели там так хорошо, что ты припёрся к нам мириться?

Над столом временно повисла тишина.

— Да они… да они вообще деграданты! У них все песни на квинтах! Возьмите меня обратно! Я вас молю!

Я, посмеиваясь, нагнулся к уху Никольской, ласково отодвинув косу.

— Я люблю тебя, Киса.

— А я тебя, Господин.

— Ребят, мне правда пора…

— Че-е-л, ну нет! Дай я пожму тебе руку!

Приободряюще потеребив руку Никольской, я с уже грустной улыбкой нашёл взглядом Лёшу. Он встал из-за стола, протягивая парням ладонь для рукопожатия. А из-за приоткрытого занавеса за нами, оказывается, виновато наблюдал официант.

— Господин, а можно ваши автографы? — отчеканил он, увидев, что я его заметил, и вытащил из фартука блокнот.

— Конечно, дружище. Только… сфотографируешь нас на память?

— Да!.. Я так рад, что вы воссоединились! Очень переживал… Только жаль, что без Ивана, — парнишка поджал губы, восхищённо рассматривая Муратова.

— Мне тоже жаль, — согласно кивнул я, достал телефон и протянул ему. — Давайте запечатлеем лучший состав Death Breath…

Мы, поторапливаясь и пытаясь уместиться в кадр, тесно выстроились возле стола. Андрей снова дозвонился до Юры, и тот позировал вместе с нами с экрана мобильника с бутылкой пива. Он не знал, что басист облизывал корпус телефона. Улыбчивый драмер демонстрировал свои шестёрки. Дрон держал рукой чёлку, показывая второй глаз, а Муратов, наоборот, закрывал один, натянув на него прядь кудрей. Меня, когда-то нелюдимого Господина, нежно целовала самая очаровательная Киса.

Наша с ней любимая фотография.