Государевы люди

Глава 11

И все же, почти наверное, Густав Фирлефанц из Москвы уехал бы обратно к себе в Голландию, кабы не зима, Уж и засобирался было, да только куда из Руси можно зимой уехать?

— Куда ты? — ахал да охал Геррит Кист, всплескивая руками.

И все охали и ахали, рассказывая о страшных морозах, пропадающих в сугробах дорогах, шайках разбойников и стаях оголодавших волков, задираюших одиноких всадников и даже целые обозы.

А ну как с дороги собьешься, а тут метель?.. Заметет, запуржит сани по самые оглобли, задеревенит руки-ноги, и пропал человек, как не было, и даже косточек его не найти! Сколько так людей навек пропало!

— Что ты — даже не помышляй!..

И Густав решил остаться до весны.

А весной развезло дороги так, что не проехать, не пройти. В Голландии да Германии, где сплошь песочек, дождь пройдет, да схлынет, просочившись, как сквозь сито, сквозь почву. А на Руси размажется жирным черноземом, превратится в липкую, чавкающую, хватающую путника за подошвы, а телеги за колеса, кашу! Увязнешь, утонешь — не вырвешься!

Дороги такие и города тоже!

Уж на что Москва, а и там не встретишь каменных мостовых, зато, куда ни глянь, — сияют крытые чистым золотом купола. А рядом с самым Кремлем, в лужах после дождей тонут лошади и целые повозки. И там же вповалку в холодной грязи валяются пьяные, которые на следующий день встают и идут себе домой как ни в чем не бывало, даже не заболев.

Такая она, Русь!

В общем, задержался Густав до лета, когда дороги подсохнут и станут проходимыми.

А летом на Руси хорошо — просторно, сухо и тепло. Трава кругом, леса, реки рыбой полные, птицы под окном щебечут, пчелы гудят...

Да и дело у Густава стало налаживаться. Обласканного царем голландского ювелира с радостью принимали в лучших домах, засыпая заказами. В Москве он быстро стал богатым, потому что мог назначать за свою работу любую цену, на которую тут же, не торгуясь, все соглашались. Русские совершенно не знали истинной цены вещей — за золотую безделицу, которую он мог изготовить в полчаса и за которую на его родине в Голландии ему бы не заплатили и гульдена, здесь ему легко выкладывали целое состояние.

Куда уж тут возвращаться? Кто по доброй воле от богатства, которое само в руки идет, уедет?

Остался Густав...

Год прошел, другой миновал, а на третий начал он строить себе большой каменный дом, причем точно такой, какой мечтал иметь в милой его сердцу Голландии. Он облюбовал место на берегу Москвы-реки, откуда виден был Кремль, и натащил туда, к всеобщему удивлению, гору камней. Русские строили свои дома, которые именовали избами, все больше из сухих бревен и только крепостные стены да церкви из валунов. Глупый народ... Их дома горели чуть не каждый год, занимаясь один от другого, так, что разом выгорало по пол-Москвы. Дома сгорали, и русские тут же, на их месте, возводили точно такие же. Густав не желал вкладывать деньги в то, что может в мгновение ока превратиться в прах, — лучше строить дороже, но один раз, чтобы дом простоял века. Именно так строят у него на родине.

Каменные стены выросли быстро, уставившись на Кремль черными провалами непривычно высоких и больших окон, которые пустовали так недолго...

Цветные стекла и черепицу для крыши Густав заказал польским купцам, которые, удачно соседствуя с Европой и Россией, активно и с немалой для себя выгодой торговали в обе стороны, сбывая европейцам пеньку, деготь и пушнину, а русским изящные товары, производимые немецкими и голландскими ремесленниками. Черепица и стекла, которые за две тысячи верст везли на огромных возах вначале по мощеным немецким дорогам, а потом по русской хляби, обошлись Густаву в немереные деньги, которые у него имелись.

Двор и часть улицы перед воротами он тоже вымостил каменной брусчаткой, чтобы избавиться наконец от прилипчивой русской грязи и сходить с крыльца как есть, не надевая сапог, в домашней обуви, и возвращаться обратно, не переобуваясь. Уж коли он не мог вернуться обратно в Европу, то решил построить ее здесь. Чтобы жить так, как привык!

Конечно, иностранцы приезжали в русскую столицу и раньше, но жили все больше отдельно, подальше от русских, на Кукуе, и лишь Густав, один из первых, начал строиться в самой Москве.

Он каждый день бывал на строительстве, пересчитывая камни и черепицу, перемеривая стены и приглядывая за работниками, которые так и норовили — попробуй только отвернись — стащить, что плохо лежит. Он смотрел, и сердце его радовалось тому, как быстро и ладно на берегу Москвы-реки, под самым боком дворца русских царей, растет и поднимается, подобно цветку из грязи, маленький кусочек Голландии.

И кто бы мог подумать, что все его мечты исполнятся так быстро — он имел свою мастерскую и лавку, имел деньги и уже почти имел большой, каменный дом. Правда, не в Голландии, а в России, но все равно имел! Лет десять назад, работая подмастерьем в ювелирной мастерской, подметая полы и получая по поводу и без повода тумаки, он даже помыслить ни о чем таком не мог!

А теперь... Теперь у него было почти все желаемое!

И... то ли еще будет!..