Государственный переворот

Одна из характерных черт современного государства — наличие обширной и разветвлённой системы органов безопасности. Эта черта стала следствием общего краха внешней безопасности и внутренней стабильности, который произошёл во многих странах на протяжении жизни последних двух-трёх поколений. У каждого государства есть вооружённые силы, силы полиции и службы безопасности в той или иной форме. Многие страны считают необходимым иметь полувоенные формирования жандармерии, дублировать органы безопасности и использовать другие вариации на ту же тему.

В мире до 1914 года государства были не менее агрессивными, чем сегодня, но недостаток транспортных артерий помимо железных дорог и приверженность дипломатическим обычаям приводили к тому, что существовал определённый промежуток времени между возникновением враждебности и военными действиями как таковыми. Современный тип боевых действий — неожиданное нападение и необъявленная война — имеет в качестве естественного последствия «военный» мир. Вместо небольших профессиональных армий, которые являются кадрированной основой для развёртывания армий военного времени, многие государства пытаются содержать постоянные армии, способные организовать немедленную оборону — и тем самым немедленное нападение.

Появление и укреиление основанных на идеологии революционных партий — как правых, так и левых — привело к симметричному укреплению внутренних сил безопасности. Тайные отделы и «политические» подразделения сил полиции, полувоенные силы внутренней безопасности стали обычным делом для многих государств, включая «демократические».

В 30-х годах вооружённые силы США насчитывали менее 300 ООО человек; и единственным разведывательным подразделением в них была небольшая, но очень эффективная часть, занимавшаяся дешифровкой кодов противника. Силы внутренней безопасности в то время ограничивались несколькими сотрудниками службы охраны президента и относительно «мягким» и слабо финансируемым ФБР. Позднее разведывательное сообщество превратилось в многоголового монстра, состоящего из ЦРУ, не менее важного АНБ, других разведывательных подразделений и бесчисленных оборонных «исследовательских» институтов.

Сегодня только в корпусе морской пехоты США служат более 280 ООО человек в форме, в то время как во всех армейских структурах насчитывается 3 400 000 человек, что превосходит население некоторых стран — членов ООН. В сфере внутренней безопасности у ФБР не появилось никакой конкуренции, за исключением некоторых видов специализированных работ. Но оно превратилось в мини-ЦРУ, имея несколько тысяч агентов, работающих не только в криминальной, но и в «политической» области.

Ни одно иное государство оказалось не в состоянии повторить столь бурный рост сил безопасности, и даже другая сверхдержава — Советский Союз[43] — не смогла в этом смысле соревноваться с США, несмотря на тот факт, что СССР получил ряд возможностей в этой сфере очень дёшево, вспомнить хотя бы Кима Филби. Будучи не в состоянии соревноваться с США, большинство государств сделали всё, что было в их силах. Даже такая средняя по многим критериям страна, как Италия, не имеющая враждебных соседей с серьёзным военным потенциалом, без серьёзного повстанческого движения с приручённой и «парламентской» коммунистической партией, сочла нужным выстроить обширную систему безопасности, состоящую из национальных полицейских сил, нескольких служб безопасности, 300-тысячной армии, 40-тысячных ВМС и больших ВВС. Другие, находящиеся в более тревожной обстановке государства вовлекли в ту или иную систему обороны и безопасности практически всё гражданское население.

Израиль, окружённый явными врагами, не имеющий естественных рубежей обороны и не защищённый членством в военном союзе, представляет собой экстремальный пример: несмотря на численность населения как у среднего по размерам города, он смог выставить на июньскую войну 1967 года более 250 ООО мужчин и женщин.

С точки зрения осуществления переворота величина и мощь вооружённых сил, полиции и служб безопасности является как большим препятствием, так и большой надеждой.

С одной стороны, как заметил Троцкий, модернизация вооружения, транспорта и средств связи расширила пропасть между организованными вооружёнными силами и гражданскими лицами, оснащёнными импровизированными средствами. Троцкий подчёркивал, что если французские толпы образца 1789 года могли преодолеть обороняемые пехотинцами позиции, то российская толпа 1917 года — сколь бы большой и решительно настроенной она ни была — будет сметена «современным» автоматическим оружием. Под «современным» оружием он имел в виду неуклюжий и не очень скорострельный пулемёт «максим»; сегодня каждый солдат, противостоящий толпе, может быть оснащён оружием с примерно такой же скорострельностью.

С другой стороны, рост численности регулярных вооружённых сил и «технологическая революция» улучшили и характеристики системы безопасности государства с точки зрения её потенциальной вовлеченности в переворот. Современная армия и силы безопасности обычно слишком велики, чтобы представлять собой единый социальный организм, связанный узами традиционной лояльности; необходимость иметь в армии технический персонал разрушила барьеры, которые часто препятствовали набору в войска людей из определённых социальных групп в той или иной стране. Пуштуны и бедуины могут быть колоритны и политически надёжны, но они неадекватны в качестве пилотов, членов танковых экипажей и даже сотрудников современных полицейских сил.

Избыточность и разношёрстность личного состава государственной системы безопасности означает, что мы, будучи организаторами переворота, можем проникнуть в эту систему. Работая над этим, нам придётся решить двойную задачу: превратить несколько подразделений в активных участников переворота, одновременно нейтрализовав остальные части. Это не означает, что мы вынуждены будем с ними бороться. Надо только предотвратить их возможное противодействие нам в короткий период совершения переворота.

Наши методы будут зависеть от характера каждой конкретной организации либо воинской части и от того, что является нашей целью — превращение её в активного участника переворота или же только оборона. Сырьё для решения наших задач — весь спектр сил подавления государства, а так как они сильно различаются по своему оснащению, размещению и психологии, мы рассмотрим каждую из них в отдельности.

Нейтрализация вооружённых сил

В июне 1967 года, когда израильтяне, победив другие арабские армии, взялись за сирийцев, глава Национального революционного совета Сирии Салах Джадид оставил две лучшие бригады сирийской армии в казармах в Хомсе и Дамаске[44]. Министр обороны Хафез Асад умолял Джадида разрешить послать 5-ю и 70-ю бригады на фронт, но Джадид, ударив министра, заявил, что хотя бригады, вероятно, и сумеют удержать несколько квадратных миль территории, их использование на фронте может угрожать выживанию режима в целом. Правительство левой партии БААС[45] не пользовалось популярностью ни в одном сегменте населения, и эти две бригады были основными опорами режима.

Вряд ли Джадид был патриотом, но он оказался, по крайней мере, реалистом. Власть в феврале 1966 года он захватил с помощью двух ключевых бригад, офицеры которых были связаны с ним политически и этнически. Эти бригады отстранили от власти предыдущего «сильного человека» — Хафеза Асада, так как его бригады оказались в тот момент далеко от Дамаска или были подорваны проникновением в них людей Джадида.

Повсюду в мире отмечается одна и та же тенденция: в то время как численность врачей, учителей и инженеров растёт медленно, численный состав вооружённых сил увеличивается очень быстро. Интересно отметить, что если технический прогресс, скажем, в сельском хозяйстве, позволил сокращающемуся количеству фермеров производить всё больше и больше продовольствия, то армиям нужно всё больше и больше «рабочей силы» несмотря на рост их эффективности — или, скорее, разрушительной мощи. У современного взвода из 30 человек примерно в три раза больше огневой мощи, чем у взвода образца 1945 года[46]; сомнительно, что технологии в сельском хозяйстве улучшаются в том же темпе.

Эффективность современных солдат с их быстрыми средствами транспортировки, надёжной связью и хорошим вооружением означает, что даже одна лояльная режиму воинская часть может вмешаться и подавить переворот, если — как, скорее всего, и будет — наши силы не очень велики, а массы населения и оставшаяся часть сил государства нейтральны. Поэтому наше исследование вооружённых сил в государстве, где планируется совершить переворот, должно быть максимально полным: мы не имеем права упустить из виду ни одну из сил, способных вмешаться в события, — какой бы маленькой она ни была.

В большинстве государств помимо сухопутных войск есть ещё и ВВС и ВМС. Но мы должны сконцентрировать своё внимание именно на первых, потому что процедуры, которым придётся следовать, обычно одинаковы для всех трёх видов вооружённых сил и потому что — при некоторых исключениях — только сухопутные силы важны с точки зрения переворота. Конечно, возможно использовать истребители-бомбардировщики, чтобы «выключить» президентский дворец вместо того, чтобы направить туда группу для ареста его хозяина, как и было сделано во время переворота 1963 года в Ираке, но это всё же слишком экстремальная игра. Несмотря на то, что при использовании авиации достигается очень высокое соотношение огневой мощи на человека, тактическая бомбардировка нашей собственной столицы — и вероятной столицы нового режима — вряд ли способна внушить доверие к новому правительству.

Однако в определённых географических условиях транспортные элементы военно-морских и военно-воздушных сил могут оказаться важнее сухопутных войск, как произошло, например, в Индонезии. Так как центры её населения рассеяны по нескольким крупным и тысячам мелких островов, а на самих островах не очень много хороших дорог, подразделение морских пехотинцев — или парашютистов — может действовать эффективнее, чем гораздо более многочисленное подразделение сухопутной армии, расположенное в неподходящем месте. Когда в Индонезии разразилась организованная коммунистами революция с элементами переворота (coup-сum)[47], военные командиры смогли использовать свой транспортный потенциал с большим успехом. Хотя части армии, в которые проникли коммунисты, были очень мощными, они оказались в неподходящем месте, и, пока они находились в джунглях Борнео[48], антикоммунистически настроенные парашютисты и морские пехотинцы захватили столицу Индонезии Джакарту и всю страну.

Армии разделены на традиционные подразделения, с вариациями в различных странах: дивизии, бригады, полки, батальоны, роты, взводы. Однако центр принятия решений и реальная организационная структура обычно сконцентрированы на одном или двух конкретных уровнях. Для нас очень важно выявить решающий уровень, а затем направить на него все усилия. Таблица I показывает некоторые альтернативы, с которыми мы можем столкнуться, хотя на самом деле для того, чтобы достичь глубокого проникновения, нам придётся оперировать на нескольких уровнях ниже реального центра принятия решений; оперировать выше не имеет смысла.

В разделе (а) Таблицы I оперативным звеном является батальон; если есть лица, имеющие должность командира дивизии, это, скорее всего, офицеры, исключённые из реальной цепочки командования и получившие пышную форму и помпезные звания в качестве утешительного приза. Если мы перетянем на свою сторону командующего дивизией или бригадой, а он отдаст приказы, продиктованные нами, командиру батальона, последний — привыкший получать приказы непосредственно из главного командования сухопутных войск — скорее всего, удивится и сообщит о казусе по инстанции. То есть помимо того, что работа с командирами дивизии в этом случае бесполезна, в неподходящем эшелоне принятия решений она может быть ещё и рискованной.

В разделе (б) Таблицы I, где практически каждое звено является оперативным, мы можем подорвать контрольный механизм почти на каждом уровне, и отданные нами приказы будут выполняться на каждом более низком уровне. В разделе (в) мы снова можем оперировать на каждом уровне, исключая уровень дивизии и батальона.

Хотя может показаться, что местонахождение основного центра контроля и связи произвольно, на самом деле оно зависит от чётко обусловленных психологических и технических факторов. Если уровень подготовки и мотивации войск недостаточно высок, людей необходимо сводить в большие единые блоки под жёстким контролем сверху, потому что у них нет ни дисциплины, ни способности воевать индивидуально. Даже очень высоко мотивированным солдатам нельзя разрешать действовать далеко от места концентрации основной массы войск, если только они не соединены с этим местом эффективной системой связи, которая позволяет им получать новые приказы и докладывать о развитии ситуации. В целом, чем проще местность и чем ниже уровень дисциплины и эффективности, тем большим по численности должно быть подразделение, которому позволят оперировать самостоятельно. И наоборот. Чем лучше обучены войска, чем современнее их вооружение, чем труднодоступнее местность (например, джунгли или болота) — тем более мелкими могут быть действующие самостоятельно части.

Оба эти экстремальных варианта наблюдались на Синае во время арабо-израильской войны 1967 года. Египетская армия была организована в три больших блока под жёстким контролем верховного командования, не способных к самостоятельным действиям. Израильтяне, напротив, оперировали небольшими группами, чья численность примерно равнялась составу бригады, которые концентрировались для совместных действий и разъединялись для проникновения в оборону и тыл противника быстро и в гибкой манере.

Определив реальный оперативный эшелон в войсках страны, где готовится переворот, мы можем перейти к следующей стадии: определению тех частей, которые имеют возможность вмешаться в пользу или против переворота. Мы должны следовать двум главным критериям: вид того или иного подразделения и место его дислокации. Эти критерии описываются на примере португальских вооружённых сил.

Португальские вооружённые силы: ситуация по состоянию на 1967 год

Существующий в Португалии режим можно охарактеризовать как партнёрство между землевладельческим классом, новыми предпринимательскими кругами и бюрократическим средним классом (который формирует государственную гражданскую службу и офицерский корпус вооружённых сил). Как и в Испании, ВВС и ВМС состоят из традиционно менее консервативных элементов, чем офицеры сухопутных войск, и незначительны по численности и выделяемым на них ресурсам.

Сухопутные войска. Общая численность — примерно 120 ООО человек, размещённых следующим образом (исключая административный персонал).

1 дивизия сухопутных войск, имеющая на вооружении несколько средних танков, которую используют прежде всего как учебное подразделение и численность которой не превышает половины от штатной. Только 2000 человек имеют возможность транспортировки, и только небольшое количество военнослужащих оснащены танками и БТР. В любой конкретный момент дивизия состоит из множества новобранцев с низкой степенью подготовки и дисциплины.

Дислокация: центральная Португалия.

1 дивизия сухопутных войск. Это соединение обычно имеет численность гораздо более низкую, чем штатная. Примерно 3000 человек прошли тот или иной вид подготовки. Транспортных средств хватает для переброски только половины этого количества военнослужащих.

Дислокация: северная Португалия.

Оставшаяся часть сухопутных войск: большое количество солдат, примерно 100 000, с высокой степенью подготовки и лучшим вооружением, рассеяны по Африке: Анголе, Мозамбику и Гвинее-Бисау.

ВМС. У португальцев есть великая мореходная традиция, и наличие «заморских» территорий, казалось, оправдывало бы наличие большого флота, который мог бы частично финансироваться за счёт программ военной помощи США. Но по причинам, описанным ниже, флот Португалии поддерживался в относительно слабом состоянии: один эсминец, четырнадцать малых боевых кораблей, три подводных лодки и тридцать шесть других судов. При этом для нас имеют особый интерес двенадцать вспомогательных кораблей, четыре десантных судна, и полбатальона морских пехотинцев. Даже если бы ВМС остались особенно лояльными по отношению к режиму, из-за отдалённости африканских провинций они не успели бы быстро перебросить достаточное количество войск из Африки в Португалию. Морские пехотинцы обычно находятся далеко от страны, и их численность не очень значительна.

ВВС. Около 14 000 человек. Вооружены устаревшей разномастной техникой американского и итальянского производства. Входящие в состав ВВС 3000 парашютистов размещены в африканских провинциях, в то время как транспортная эскадрилья ВВС способна перебрасывать оттуда в Португалию лишь примерно тысячу человек каждые 24 часа.

Таким образом, в случае с Португалией при общей численности вооружённых сил около 150 000 человек только небольшая их часть будет иметь значение с точки зрения возможного переворота. Большинство частей не смогут вмешаться в события в районе Лиссабона из-за своей отдалённости и отсутствия подходящих транспортных средств. Другие вмешаются недостаточно эффективно, так как их обучение и оснащение не подходят для этого. Итого — из общего состава вооружённых сил только три или четыре батальона (возможно, 4000 человек) имеют возможность действенно повлиять на события. Небольшая численность этих войск снижает риск провала переворота, но она же снижает и возможность для привлечения к перевороту дополнительных сил в месте его проведения.

Если ВВС и ВМС перебросят назад в Португалию из Африки некоторое количество войск, то ко времени их прибытия мы уже будем правительством, и эти войска уже будут под нашим командованием. А если к этому моменту нам не удастся установить свою власть — будет ясно, что переворот провалился и сам по себе, и прибытие этих войск не изменит ситуацию. Можно предположить, что предварительно мы сумеем перетянуть на свою сторону войска в Африке, но это слишком трудоёмкий процесс при планировании переворота.

Из этого вытекают принципиальные критерии, по которым мы разделяем силы, ключевые с точки зрения возможного переворота, безотносительно того, вооружённы они или нет. Силами, имеющими значение с точки зрения возможного переворота, являются те, которые с учётом своей дислокации и/или оснащения способны вмешаться в события в районе своего размещения (обычно в столице) в течение 12–24 часов, необходимых им для установления контроля над государственной машиной.

Проникновение в вооружённые силы

Наше первоначальное исследование вооружённых сил в стране, выбранной мишенью для переворота, выявило две категории сведений, ключевых с точки зрения планирования переворота. Речь идёт о виде и составе частей, способных вмешаться в события, и реальном оперативном эшелоне командования внутри них. Эти данные иллюстрирует приводимая ниже наглядная таблица:

До сих пор мы размышляли в категориях формальных военных подразделений, но анализ необходимо продолжить для того, чтобы выявить «ключевые» личности в каждом подразделении. Если мы имеем дело с примитивной военной организацией, то сможем быстро установить тех, кто реально командует тем или иным подразделением. В межплеменной войне, например, будет несколько типичных «вождей», отличающихся друг от друга внешним видом больше, чем происхождением или репутацией; другие воины будут отличаться друг от друга только функционально благодаря своей индивидуальной силе или сноровке.

В современной военной организации дело обстоит иным образом: эффективность целой структуры зависит от использования многих различных типов вооружения и другой техники, управляемых специализированным персоналом. В каждой конкретной ситуации это будет подходящая «смесь» для использования данных видов оружия, и поэтому вся система зависит от «ключевых» личностей двух типов: «технических специалистов» и тех, кто координирует их действия, — «лидеров»[49].

Соответственно, наша следующая задача: выявление «ключевых» индивидов в тех частях вооружённых сил, которые могут вмешаться — в нашу пользу или нет — в ход переворота. Ранее мы уже выявили оперативную цепочку командования внутри каждой конкретной военной группировки и тем самым — «лидеров». Теперь нам следует заняться выявлением «техников». Кто ими окажется, зависит от типа организации части и той задачи, которую она призвана выполнять. Если, например, во время переворота правительство обратится за помощью к боевой единице (в) из нашей наглядной Таблицы II, то прибытие этих сил в столицу можно предотвратить сотрудничеством всего лишь с одной из следующих групп:

a) персонал, обслуживающий систему связи между политическим руководством и группировкой (в);

b) пилоты и/или наземный персонал транспортной эскадрильи;

c) охрана аэропорта/аэропортов;

d) персонал центра управления полётами в каждом аэропорте, особенно в тяжёлых полётных условиях;

e) охрана аэропорта/аэропортов;

f) персонал центра управления полётами в каждом аэропорте, особенно в тяжёлых полётных условиях.

В целом, чем сложнее организация, тем выше её эффективность — но и её уязвимость. И группировка (а), и группировка (в) в Таблице II могут действовать успешно, даже если значительная часть личного состава не поддерживает своё руководство. Для этих группировок потеря сотрудничества с 10 % их личного состава будет означать потерю примерно 10 % их эффективности; в случае с группировкой (в), однако, даже потеря всего лишь одного процента личного состава может привести к полной утрате эффективности при выполнении конкретной задачи (такой, как вмешательство в события в столице).

Это подсказывает нам, что, стремясь нейтрализовать группировку вооружённых сил, стоит наладить сотрудничество скорее с «техниками», чем с «лидерами», потому что первые гораздо эффективнее в индивидуальном смысле и их легче (и безопаснее) привлечь на свою сторону. Второе правило гласит, что при прочих равных нам надо избрать для нейтрализации подразделения с самой сложной организацией, а для привлечения к перевороту — самые простые с организационной точки зрения подразделения. Это сделает нас менее уязвимым в случае неожиданного отпадения части сил и минимизирует общее количество людей, которое потребуется в конечном итоге привлечь.

Прежде чем мы займёмся «подбором» «ключевых» личностей и убеждением их в целесообразности принять на нашу сторону (что даст нам реальный контроль над их подразделениями), нам нужно собрать достаточно информации по следующим моментам:

а) военные подразделения, которые могут вмешаться в события во время и в месте переворота;

б) реальная структура командования внутри таких подразделений и выявление «лидеров»;

в) техническая структура подразделений и выявление ключевых «техников».

Чтобы привлечь то или иное подразделение к участию в перевороте, необходимо заручиться активным сотрудничеством ряда его «лидеров». В случае технически простых подразделений отпадение некоторых технических специалистов не составит для нас большой проблемы. Если же в достаточно «подготовленных» к участию в перевороте подразделениях некоторые «лидеры» останутся лояльными прежнему режиму, это не станет серьёзным препятствием[50].

Следует нам сконцентрировать усилия на «лидерах» или на «техниках», зависит от конкретной структуры эффективной силы вмешательства и от конкретного политического климата. Если в войсках наблюдается резкое политическое размежевание между солдатами и офицерами, возможно, мы сумеем привлечь на свою сторону целые подразделения без налаживания сотрудничества с их «лидерами». Но проблема выявления неформальных лидеров может оказаться весьма сложной, и в любом случае нет оснований считать, что мы планируем переворот именно в тот момент, когда размежевание между солдатами и офицерами достигло пика. Технические структуры в любом случае более стабильны, и одной из наших целей является избежать зависимости от слишком многих звеньев в технической цепи. Таблица III показывает оптимальную стратегию в проникновении в типичную структуру потенциальных сил вмешательства.

Конечно, в странах, созревших для переворота, те, кто отдаёт такого рода приказы, сознают свою уязвимость в случае отпадения части вооружённых сил. Поэтому весьма вероятно, что «лёгкий» батальон № 1, тщательно выбранный нами из-за его надёжности не подойдёт, так как его командиры — верные сторонники правящей группы. Если это так, нам придётся работать с батальоном № 3. На батальон № 2 полагаться не следует, потому что отпадение от нашего дела всего лишь нескольких его «техников» будет иметь драматические последствия.

До тех пор пока мы не начнём собирать информацию о конкретных личностях и делать первые подходы к ним, мы можем и не знать, какие подразделения вооружённых сил политически привязаны к режиму. В более общем смысле — до тех пор нам не известно, каковы наши шансы на привлечение к перевороту тех или иных подразделений. Поэтому, хотя в уме мы уже и поделили все подразделения на потенциальных союзников и потенциальных «нейтралов», такое разделение должно быть достаточно гибким. Когда картина нашего потенциала в каждом подразделении станет вырисовываться, мы сконцентрируем усилия на тех подразделениях, которые вполне реально привлечь к перевороту. Надёжность подразделения — предполагаемого союзника может стать выше, если мы глубоко проникнем в него, но нет смысла слишком глубоко проникать в то подразделение, которое надо всего лишь нейтрализовать. Каждый подход к конкретной личности содержит в себе элементы риска; каждое увеличение количества тех, кто знает, что что-то готовится, снизит уровень безопасности при планировании переворота. Поэтому нам нужно избегать привлечения лишних людей.

Допустим, мы подошли к офицеру армии и предложили ему участие в планирующемся перевороте. Если он не ярый сторонник режима, в его мыслях возник целый ряд вариантов, таящих в себе как опасности, так и возможности. Предложение может оказаться «подставой» со стороны органов безопасности, чтобы проверить лояльность этого офицера режиму. Предложение может оказаться реальным, но быть частью ненадёжного и неэффективного заговора. И наконец, предложение может исходить от команды, у которой есть все шансы на успех.

Если предложение окажется «подставой», то его принятие может лишить офицера работы и многого другого, в то время как сообщение о нём принесёт награду за лояльность. Если это реальное предложение, то у офицера есть ненадёжная перспектива выиграть от переворота и вполне надёжная — получить немедленную выгоду, сообщив о нём. Естественным шагом, исходя из этого, будет сообщение о предложении.

Вся техника подхода направлена на то, чтобы обезоружить эту логику. Помимо награды за участие в успешном перевороте (которую можно представить как гораздо более соблазнительной, чем награда за лояльность) есть и ещё один фактор, который будет работать в нашу пользу. Он состоит в том, что лицо, которому офицер доложит о подходе, может оказаться сторонником переворота. Поэтому оба эти пункта нужно подчёркивать как можно сильнее, в тоже время уменьшая в разговоре опасность потенциального риска. Но мы надеемся, что у наших потенциальных сторонников будет и иная мотивация помимо жадности и страха, и на их выбор повлияют другие факторы. Дружеские связи с заговорщиками и общие политические взгляды могут быть важны, но обычно главными факторами при принятии решения оказываются семейные, клановые и этнические связи с теми, кто планирует переворот.

В большинстве слаборазвитых стран различные этнические группы только по видимости объединены в одно целое, а массовое образование и СМИ ещё отнюдь не сломали традиционные формы соперничества и подозрительности. В любом случае, первые шаги на пути экономического прогресса обычно только усиливают эти конфликты, и часто мы видим, что этнические связи гораздо важнее, чем политические пристрастия.

Например, там, где не строятся сталелитейные заводы, не будет и региональных конфликтов на тему, где их строить; если посты на гражданской государственной службе даются только гражданам метрополии, не будет конфликта между этническими группами колоний по вопросу справедливого распределения постов. Конфликты по поводу рабочих мест в месте строительства сталелитейного завода обычно куда более интенсивны, чем старые конфликты по распределению земли: если раньше только пограничные части племени находились в контакте с соперниками, то теперь каждое племя борется с другими на национальной арене. Если по вопросу земли возможно достичь компромисса, то сталелитейный завод может быть построен либо в точке А, либо в точке В — середины здесь нет. (Альтернативой, конечно, является постройка завода на границе двух провинций; и хотя такие места обычно удалены от дорог и других объектов, такое иногда происходит[51].)

По мере того как увеличиваются размах и интенсивность старых конфликтов, укрепляется инстинктивная солидарность внутри этнических групп, и африканский «трайбализм» — всего лишь экстремальный пример очень распространённого явления. Скажем, многие современные и подчёркнуто нерелигиозные евреи, как выясняется, заключают браки только с евреями, хотя считают себя полностью ассимилированными. Несмотря на торжественные заявления чехов и словаков об их единстве, капиталовложения распределяются в точном процентном соотношении для каждой территории, и конфликт по этому поводу был одной из причин падения правительства Новотного («великого мастера выживания») в 1968 году. На самом деле повсюду в Восточной Европе старые конфликты лишь спрятаны под поверхностью, а новая социалистическая национальная политика только реанимирует их[52]. В Румынии почти полмиллиона немцев и полтора миллиона венгров чувствуют себя обделёнными, в то время как в Югославии хорваты, сербы, далматинцы и македонцы вовлечены в этнический баланс, не говоря уже о более малочисленных группах албанцев, влахов и словенцев. Во многих странах этнические конфликты отягощены наложенным на них религиозным противостоянием. Народность ибо в Нигерии, например, находится в постоянном конфликте с северянами-мусульманами на протяжении длительного периода времени, но введение среди ибо христианства лишь означало, что старый этнический конфликт между народностями ибо и хауса только обострился за счёт привнесения в него нового конфликта между мусульманами и христианами.

Поэтому мы максимально учтём этническую составляющую при планировании переворота, избегая, однако, отождествления его с конкретной этнической группой. Что касается малой фактики, мы сведём каждого потенциального сторонника переворота с вербовщиком из его этнической группы и, если нужно, представим ему переворот так, как он его хочет видеть.

Но мы должны учитывать также и специфический фактор, характерный для бывших колоний. При колониальных режимах сформировалась традиция набирать в армию представителей тех национальных меньшинств, которые имели репутацию более воинственных людей и, что ещё важнее, от которым можно было ждать, что они с энтузиазмом примут участие в репрессиях против большинства. После обретения независимости эти национальные меньшинства в некоторой степени утратили политическую власть и социальный статус, но по-прежнему составляют большую часть армии. Это привело к странному спектаклю, в котором меньшинства выступают в роли охранителя режима, который их же и подавляет. Друзы и алавиты[53] в Сирии находились именно в таком положении после того, как в 1945 году ушли французы, и поэтому неудивительно, что недовольные офицеры из этих двух групп играли выдающуюся роль в многочисленных переворотах после достижения независимости.

Во многих странах Африки народности, составляющие этническое большинство, пользуются репутацией «мягких» племён побережья[54], которые захватили политическое лидерство благодаря своей численности и образованности, в то время как большинство армии состоит из представителей малочисленных горных племён. Это результат поверхностной этнографической теории, которую британцы усвоили в Индии, а французы — в Алжире, но которая в условиях Африки была практически абсурдной. Как только офицеры колониальной армии высаживались на новой территории, они пытались найти горы и, оказавшись там, стремились повторить свои полугомосексуальные отношения с «коварным пуштуном» или «яростным кабилом», набирая якобы суровых горцев в армию.

Не скатываясь к сценарию межплеменной войны, нам надо использовать этот фактор, учитывая, что там, где есть реальная политическая жизнь, важны будут и политические взгляды потенциального участника переворота. Что касается нас, комбинирование всех оттенков политического спектра против левых и правых экстремистов даст нам самое желательное политическое прикрытие переворота. Режим Касема в Ираке, который существовал пять лет, балансируя между разными силами, был, в конце концов, свергнут в 1963 году, когда умеренный националист Ареф (Абдель Салам) убедил все политические фракции от левой партии БААС до правых консерваторов объединить усилия против якобы имевшего место коммунистического проникновения в правительство[55].

Если в наличии нет экстремистской фракции, нам придётся прибегнуть к тактике малых действий, говоря самым разным потенциальным участникам переворота о нашей с ними политической близости. Однако помимо нарушения такой добродетели, как честность, это чревато необходимостью постоянной презентации переворота то с одной, то с другой политической точки зрения, что может привести к неудаче.

Выяснить, к какой этнической группе принадлежит тот или иной офицер, не составит труда; выявить его политические взгляды — дело, куда более сложное. Но труднее всего будет узнать, находится ли он в натянутых отношениях со своим армейским руководством. Только семье и близким друзьям этого офицера известно, считает ли он, что его начальники относятся к нему несправедливо или являются некомпетентными, раздражён ли он до такой степени, что будет приветствовать радикальное изменение существующего режима. Если у нас нет прямого выхода на конкретного человека, придётся, чтобы понять его внутренний настрой, получать информацию из вторичных источников.

Стандартной процедурой сбора сведений является отслеживание карьеры того или иного офицера с целью выяснить, кого обошли при повышении в должностях и званиях, предполагая — при прочих равных — что именно они охотно присоединятся к возможному перевороту. Во многих странах мира данные о повышении в званиях в вооружённых силах публикуются в официальных газетах, и, начав с определённого выпуска военной академии (или училища), можно отследить карьеру любого офицера от выпуска до нынешнего момента. В некоторых странах, где данные о присвоении званий не публикуются (скажем, по соображениям безопасности), можно собрать соответствующую информацию, используя телефонные справочники за разные годы, в которых имена и фамилии офицеров приводятся вместе с их должностями. Там, где ни телефонные справочники, ни газеты не служат полезными источниками информации (как, например, в Советском Союзе), мы можем прибегнуть к другим методам: попросить старого товарища того или иного офицера организовать с ним встречу или составить мини-биографии с помощью знакомых этих офицеров; какими бы средствами мы ни пользовались, наша цель — восстановить как можно более точно карьерный путь каждого выпускника военной академии (училища). Карьерную позицию любого офицера надо сравнить с позицией его однокашников, а не с позицией его сослуживцев по части. Таблица V представляет эту информацию в нужном формате.

Семь лейтенантов наверняка с удовольствием присоединятся к перевороту, направленному на изменение существующего порядка вещей, но низкое звание этих офицеров, скорее всего, адекватно их способностям, и в таком случае их «помощь» может негативно сказаться на перевороте. В общем смысле гораздо полезнее знать, что капитаны и майоры с куда меньшим энтузиазмом поддерживают существующий режим, чем полковники[56], в то время как два бригадных генерала — если их вообще не назначили на этот пост из-за политической надёжности — вероятно, станут ярыми сторонниками тех. кто дал им эту должность.

Этническая принадлежность, политические взгляды и карьерные перспективы могут служить для нас путеводной нитью для прогнозирования возможной реакции того или иного потенциального участника переворота, когда мы найдём к нему подход. Но здесь надо иметь в виду два фактора. Первый из них — организационный, а второй — чисто человеческий.

Недовольные офицеры обычно охотно участвуют в переворотах, однако нам нужны люди, которые не только будут сотрудничать с нами лично, как это имеет место в случае с «техниками», но и вовлекут в переворот части, находящиеся под их командованием. Таким образом, «лидеры», которых мы привлечём, могут (и должны) быть отчуждены от своих начальников, но не должны быть «аутсайдерами», которым не доверяют офицеры-сослуживцы и солдаты-подчинённые. Зачастую нас подстерегает опасность привлечения к перевороту неэффективного, непопулярного, коррумпированного недовольного офицера. Если мы позволим участвовать в перевороте подобным людям, то поставим под угрозу саму безопасность переворота, оттолкнём от него лучшие элементы и, что самое важное, — столкнёмся с тем, что привлечённые нами «лидеры» не смогут задействовать в перевороте свои части.

Второй фактор, который нельзя упускать из виду, — непредсказуемость человеческого поведения. До сих пор мы пытались выяснить, какого рода связи могут быть выше лояльности армейского личного состава по отношению к начальникам. Можно ожидать, что из этих связей самыми сильными окажутся семейные, однако полностью полагаться на это не стоит. Арабская пословица говорит: «Я и мой брат против моего двоюродного брата; я и мой двоюродный брат против целого мира». Но вспомним историю семьи Арефа в Ираке в 1958–1968 годах (Таблица VI).

Отношения между братьями показывают, насколько сложно прогнозировать человеческое поведение. Между 1958-м и 1962 годами один из них находился в тюрьме, будучи приговорён к смертной казни (исполнение приговора отложили), а другой командовал частью, которая могла бы двинуться на столицу в любой момент. Лидеры БААС, которые помнили об этом прецеденте, позволили Абд-эль-Рахману Арефу сохранить командование важной бронетанковой частью вблизи Багдада, и это было их ошибкой. Сразу после первого переворота 1963 года позиции брата президента были слабыми, и партийная милиция БААС, абсолютно необученная, но хорошо вооружённая, могла быть использована, чтобы отстранить брата-военного от командования. Однако лидеры БААС решили, что Абд-эль-Рахман не будет сотрудничать со своим братом и поведёт себя так же, как в 1958-м и 1959–1962 годах. Но на этот раз он поступил по-другому, хотя брат нуждался в его помощи гораздо меньше, чем тогда, когда сидел в тюрьме и был приговорён к смерти.

Последний правитель Ирака президент Абд-эль-Рахман Ареф[57] был избран армией как компромиссный кандидат после случайной смерти в апреле 1966 года его брата Абд-эль-Салама, бывшего диктатора Ирака. Карьерное продвижение братьев показывает, что, оба будучи видными военными лидерами, они не всегда сотрудничали друг с другом.

Но, хотя люди непредсказуемы, а каждый потенциальный участник переворота обладает индивидуальными качествами, мы всё же используем собранную нами информацию для того, чтобы классифицировать армейских лидеров в зависимости от возможной реакции на наше предложение сотрудничества.

После того, как мы выясним карьерный путь, а также этнические и политические связи потенциальных участников переворота, мы можем приступить к анализу наших перспектив, как показано в Таблице VII.

При анализе информации нужно, конечно, иметь в виду, что важность того или иного фактора варьируется в зависимости от среды, в которой будет происходить переворот. Например, в Латинской Америке надо в первую очередь учитывать социальное происхождение офицера. Важнейший фактор в Западной Европе и Северной Америке — политические взгляды кандидата; этническая принадлежность практически не играет роли, хотя социальное происхождение имеет определённый вес.

Итак, мы видим, что из пятнадцати потенциальных участников переворота только № 3 предпочтителен со всех точек зрения; № 5 совершенно не годится, да и подход к нему будет, вероятно, опасным делом; остальные находятся где-то посредине между ними.

Когда мы повторим процедуру, применённую к батальону № 1, в отношении всех других частей вооружённых сил (или, во всяком случае, в отношении тех частей, которые могут реально вмешаться в ход событий), нам будет известна перспектива привлечения к участию в перевороте каждой части и каждого офицера внутри неё. Стопроцентного результата в охвате частей и личностей достичь не удастся никогда; в некоторых случаях вооружённые силы будут слишком большими по отношению к доступным нам ресурсам анализа или будут постоянно перемещаться, поэтому наш анализ может оказаться очень неполным.

Это не имеет большого значения, если «неизвестные» с точки зрения отношения к перевороту части можно нейтрализовать «технически».

Если же их способность вмешаться в ход событий не зависит от сложных и уязвимых технических средств и оборудования, то наш переворот может оказаться под угрозой. Тем не менее мы зависим не только от процедуры привлечения или нейтрализации тех или иных частей и будем в состоянии изолировать физически те части, которые неожиданно появятся в месте совершения переворота, и те, в которые нам вообще не удастся проникнуть. Перед тем как приступить к рассмотрению проблем, связанных с третьим и наименее желательным методом работы с вооружённой оппозицией, стоит уделить внимание тому, чтобы привлечь на нашу сторону людей в тех частях, по которым мы уже имеем требующуюся информацию.

Как только мы выйдем за пределы секретной фазы планирования и сбора информации, фактор опасности для нашего переворота очень сильно возрастёт. Как уже отмечалось ранее, любой индивидуум, к которому мы осуществим подход, может оказаться потенциальным информатором и рассказать властям о наших усилиях, что поставит переворот под угрозу провала. Опаснее всех будет первый человек в любой части, к которому мы осуществим подход, так как у нас, пока мы не заручимся его сотрудничеством, не будет внутреннего надёжного источника информации о части и её отдельных военнослужащих. Поэтому наш первый сторонник в каждой части должен быть старослужащим, по возможности — старшим офицером или даже командиром части. Когда мы наметим «своего» человека, первым шагом станет встреча с ним на предмет «зондирования» в осторожных и расплывчатых выражениях относительно его взглядов на возможные политические преобразования. Этот зондаж следует поручить человеку или нескольким людям, которые отвечают некоторым чётким критериям отбора: он или она должны быть верными сторонниками переворота, но не входить в узкий круг его инициаторов. Другими словами, он должен быть ценным сотрудником, но таким, без которого можно обойтись. Это — идеальный вариант. Привлечение к зондажу члена узкой группы лидеров переворота может оказаться для него фатальным, ведь он рискует быть выданным властям. В Сирии, классической стране переворотов, политические лидеры практически открыто ходили по казармам, убеждая военных оказать им вооружённую поддержку, но специфические условия сирийской политической жизни вряд ли можно проецировать на другие страны.

Когда переговоры с нашим потенциальным сторонником достигнут той фазы, когда открыто обсуждается возможность переворота, ему надо сообщить три вещи: а) политическую цель переворота; б) что мы уже привлекли на свою сторону других офицеров и воинские части; в) задачу, которую ему предстоит выполнить в ходе переворота. Всё, что мы скажем потенциальному стороннику напрямую или через посредников, надо очень тщательно взвесить. Мы будем работать исходя из посыла, что каждый потенциальный сторонник может оказаться «двойным агентом» сил безопасности.

Конечно, мы не станем ассоциировать наш переворот с той или иной политической партией (чья политика известна) или конкретной политической фракцией (чьи лидеры известны). Вместо этого мы расскажем об общей политической направленности переворота, но не не переходя на конкретные политические тенденции или личности, потому что это может вызвать нежелательную реакцию. Позиция, которую мы представим, должна быть тщательно продумана, выражать озабоченность судьбой страны и предлагать пути решения существующих проблем, а по форме — отражать общие политические взгляды, превалирующие среди населения страны. Так, например, в Британии мы можем говорить о необходимости «привести к власти правительство, более связанное с бизнесом». Не помешает намекнуть (безотносительно того, правда это или нет), что переворот связан с видными общественными деятелями: владельцами газет, влиятельными бизнесменами или высшими менеджерами национализированных отраслей промышленности. В Латинской Америке представленная нами программа может содержать рассуждения на тему «святого долга вооружённых сил», который требует их вмешательства для «исправления того беспорядка, который устроили гражданские политики» в целях достижения социального/ национального прогресса и с уважением к правам собственности и правам человека.

Если правительство, которое мы пытаемся свергнуть, само — продукт переворота, мы скажем, что наша цель — всего лишь восстановление «нормальной политической жизни». А если мы являемся левыми, то будем говорить о «необходимости восстановления демократии».

Выдвижение лозунгов кажется лёгким делом, но на самом деле лозунги надо тщательно продумать, чтобы удовлетворить ими как можно больший политический спектр. Например, следует избегать излишней конкретики — но, рассуждая в слишком общих выражениях, у умных слушателей мы вызовем подозрения, а среди идеалистов не сможем разжечь энтузиазм. Мы должны помнить, что вооружённые силы многих стран зачастую не имеют таких же психологических и политических настроений, как гражданское население, и у них могут быть иные — возможно, антагонистические — заботы и воззрения. Как граждане офицеры могут разделять мнение, что экономия государственных расходов необходима, но в то же время ощущать, что армию держат на голодном пайке. Там, где социальный статус военнослужащих подорван поражением в войне или просто слишком длительным мирным периодом, мы подчеркнём необходимость «восстановить достойное место защитников отечества в обществе».

Представляя цели переворота потенциальным сторонникам, надо проявлять определённую гибкость, чтобы достичь совпадения с теми взглядами, которые, по нашим данным, имеются у этих людей, но при этом избегать риска быть разоблачёнными как непоследовательные оппортунисты. Разделяем ли мы взгляды, которые образуют наш имидж, или нет — не играет никакой роли, если удовлетворены другие условия. В любом случае надо как бы невзначай заявить, что мы идём на переворот очень неохотно и нам бы хотелось, чтобы так же думал и наш будущий сторонник.

Как только идея переворота найдёт достаточную поддержку в уме нашего потенциального сторонника, мы должны обрисовать ему его роль в перевороте. Это не значит, что мы должны выдать ему оперативные детали, но следует абсолютно чётко прояснить следующие моменты:

а) его роль будет ограниченной и заключаться в осуществлении малого количества конкретных действий;

б) почти каждый в его подразделении уже вместе с нами;

в) поэтому ему ничего не грозит.

Если наш собеседник станет реальным, а не потенциальным сторонником, и только в этом случае, мы можем открыть ему истинную природу его задачи. Она будет описана самым детальным образом, но так, чтобы сторонник не сумел понять все последствия, к которым приведёт выполнение его задачи. Если, например, задачей станет блокирование дороги с помощью его части, ему надо сказать, как должны быть оснащены его люди, сколько их должно быть и как он получит сигнал к действию. Но не надо сообщать ему дату переворота, место, где нужно будет блокировать дорогу, или описывать Задачи других участвующих в перевороте части.

Информация — самый ценный наш актив и наше самое большое преимущество на стадии планирования переворота — будет заключаться в том, что мы знаем о силах сопротивления государства многое, а те, кто их контролируют, почти ничего не знают о нас. Поэтому нам надо избегать получения кем бы то ни было любой информации, кроме той, которая на данный момент явно необходима. Даже в том случае, если наш потенциальный сторонник захочет узнать о перевороте побольше, прежде чем дать своё согласие на участие в нём, он будет ощущать себя в большей безопасности, видя, что операция готовится с максимальной осторожностью и поэтому риск её провала невелик.

После того, как мы найдём первых сторонников в каждой части, других убедить будет гораздо легче; к тому же и людей, которые включатся в процесс убеждения, будет больше, потому что мы задействуем с этой целью своих первых сторонников в период между привлечением их к участию в перевороте и самим его осуществлением. Таким образом, в результате действий наших первых сторонников, которые постепенно создадут климат, благоприятный для дальнейшего привлечения нужных людей, мы получим эффект «снежного кома» (а если повезёт — «лавины»).

Когда поиски и убеждение «ключевых» личностей начнут приносить результаты, мы сможем определить, какие подразделения сумеют принять деятельное участие в перевороте. Они будут лишь небольшой частью вооружённых сил, но, как мы надеемся, единственной их частью, которая окажется способной сыграть активную роль в то время и в том месте, где свершится переворот. Мы сконцентрируем дальнейшие усилия именно на них, так как глубокое проникновение в эти части будет для нас очень ценным, в то время как «излишняя нейтрализация» других частей может только представить дополнительный риск. В идеале мы нейтрализовали бы все части, которые не привлекли на свою сторону, но вряд ли это произойдёт в действительности. Методы «изоляции» тех частей, в которые нам не удалось проникнуть, будут рассмотрены в четвёртой главе.

Глубина, на которую необходимо проникнуть в военные подразделения, прежде чем приступить к оперативной фазе совершения переворота, зависит от ряда военных, политических и географических факторов; один и тот же уровень проникновения может быть достаточным для успеха в одной стране и полностью неадекватным для другой. В случае с Португалией ввиду преимущественного размещения активных войск в отдалённых африканских «провинциях», а также слабых боевой подготовки и механизации частей, дислоцированных в самой стране, мы можем удовлетвориться минимальным проникновением (Таблица VIII).

Это экстремальный пример небольшой и бедной страны, которая стремится удержать свою африканскую империю любой ценой и поэтому в метрополии держит только очень небольшие вооружённые силы. Степень проникновения в этом случае достигает всего 2 %, тем не менее переворот не столкнётся ни с каким вооружённым противодействием, если успеет победить в Лиссабоне в течение срока, не превышающего время, необходимое для переброски войск из Африки в Португалию. То, что нынешний режим вовсе непопулярен, лишь усилит благоприятные для переворота военные факторы.

Если, однако, мы возьмём развитую страну с хорошим транспортным сообщением, войска которой не размещены за её пределами, то тот же самый процент сторонников переворота и активной нейтрализации, что гарантировал бы успех в случае с Португалией, привёл бы к неминуемому поражению. Это иллюстрирует Таблица IX.

Так как мы ничего не сможем сделать для предотвращения вмешательства больших войсковых-группировок, наш переворот наверняка провалится, если только мы не представляем собой высшее руководство вооружённых сил.

Большинства реальных ситуаций находится где-то посредине между описанными выше примерами, когда малый процент вооружённых сил активно участвует в перевороте, больший процент нейтрализован благодаря нашим усилиям и очень небольшой процент «изолирован» благодаря выводу из строя извне его линий связи и транспортных возможностей. Кроме вооружённых сил правительство будут защищать полиция и её полувоенные формирования, и ниже мы рассмотрим проблему их нейтрализации.

Нейтрализация полиции

Флаги и форма вооружённых сил разных государств отличаются друг от друга, но структура и организация обычно очень похожи, так как отражают универсальность современной технологии. Тактическое использование вооружений и вспомогательной техники диктуют определённое единство военной организации, и это позволило нам изучить возможность проникновения в вооружённые силы в обобщающей манере.

Полицейские силы, однако, организованы в соответствии с социальным и политическим условиям общества, которому служат, и поэтому они очень разнятся. Полиция может иметь тяжёлое вооружение или не иметь никакого; может быть сконцентрирована в мобильных хорошо вооружённых подразделениях или рассеяна небольшими группами; может находиться под контролем министерства обороны и поэтому иметь военную подготовку и соответствующие взгляды, а может контролироваться местными органами власти, и тогда взгляды её служащих будут близки взглядам гражданского населения.

Хотя структура полицейских сил столь различна, они похожи друг на друга целями, которым служат: предотвращение и расследование преступлений[59] и поддержание общественного порядка. Криминальная составляющая деятельности полиции требует наличия широкой сети участков, которым помогают специальные подразделения криминальной полиции в больших городах. Поддержание общественного порядка, однако, осуществляется силами отдельных полувоенных формирований или, там, где нет таких частей, с помощью концентрации и соответствующего размещения обычных полицейских, отозванных с основного места работы. Работа полиции также включает в себя элемент разведки. Информацию неформально собирает весь полицейский аппарат вместе со своими информаторами, но обычно есть и специальное подразделение полиции, которое занимается только этим делом. Разведывательный аспект полицейской работы будет эффективно нейтрализован нашими общими усилиями по защите тайны переворота в противостоянии со службами безопасности, что мы рассмотрим ниже.

Полувоенных сил полиции нет в Великобритании, где задача поддержки гражданских властей возложена на армию, но британские вооружённые силы размещены во многих странах. Во Франции, например, есть две полицейские структуры — национальная полиция (Surete Nationale) и префектуры полиции (Prefecture de Police)[60] — но помимо них есть ещё и полувоенные полицейские силы, которые обычно действуют как сельская полиция: жандармерия (Gendarmerie).

Жандармерия находится под контролем министерства обороны, и её офицеры включены в состав вооружённых сил, а сотрудники имеют лёгкую пехотную подготовку наряду с обычной полицейской. Численность жандармерии составляет примерно 63 ООО человек. Она организована в группы по департаментам, разбитые на небольшие подразделения в сельской местности и «мобильные группы», объединённые в большие соединения (легионы — Legions). Мы можем проигнорировать департаментские группы, так как они, вероятно, не смогут вмешаться в события в течение короткого промежутка времени осуществления переворота; но мобильные части, состоящие из семи эскадронов жандармерии на грузовиках и одного бронеэскадрона каждая, представляют собой очень внушительную силу, которую придётся нейтрализовать или изолировать.

Сотрудники мобильной жандармерии живут в казармах военного типа и оснащены автоматами и тяжёлым пехотным вооружением; их БТР (13-тонные колёсные машины с 40-миллиметровой бронёй) могут быть остановлены только стандартным противотанковым вооружением. Официально жандармерия — в отличие от двух других полицейских структур — не имеет собственного разведывательного подразделения; но во время войны в Алжире был учреждён отдел безопасности, и, как обычно имеет место в бюрократических организациях, он пережил отмирание своей первоначальной функции.

Национальная полиция, которая ведёт работу в относительно крупных городах с населением более 10 ООО жителей (исключая Париж и его пригороды), состоит в основном из секретных сотрудников (CID men) и рассеянных по местности полицейских, но у неё тоже есть своё полувоенное формирование. Это Compagnie Ripublicaine de Securite (республиканские роты безопасности CRS). Они насчитывают примерно 13 500 человек, и их подготовка и вооружение похожи на мобильные части жандармерии, за исключением БТР. CRS состоят из людей, которых тщательно отобрали, руководствуясь политическими мотивами, и эту структуру возглавляет заместитель министра внутренних дел. У национальной полиции есть разведывательная служба, которая в основном занимается расследованием особо хитрых видов преступлений, а также есть и контрразведка, которая среди прочего ведёт «политическую» работу и наблюдает за иностранцами. Обе разведывательные организации оперируют по всей Франции, включая Париж[61], в отличие от остальных структур национальной полиции.

Вся полицейская работа в парижском департаменте Сена (Department de la Seine) полностью подчинена префектуре полиции, которая стала знаменитой во всём мире благодаря придуманному писателем Сименоном инспектору Мегре. Институт префектуры оказал влияние на организацию полицейских сил во многих государствах Южной Европы и Ближнего Востока, и этот вид сил французской полиции мы изучим подробнее, чем прочие.

Анатомия полицейских сил на примере Парижской префектуры

Надеемся, что полиция в столице, которая станет ареной переворота, будет менее могущественной, чем описанная ниже сила. Она состоит из примерно 24 ООО человек и организована в несколько директоратов, из которых к нам имеют прямое отношение следующие:

а) Муниципальная полиция (Police Municipals) представляет собой самый большой директорат и контролирует всем известных «фликов» в форме, с их в целом символическими пистолетами и широко применяемыми дубинками. Они распределены по двадцати районным участкам столицы и по 26 участкам в пригородах; уровень их подготовки и дисциплина сильно улучшился в эпоху Пятой республики, но жестокость ещё не делает из них эффективные силы вмешательства. В случае возникновения беспорядков их направляют на место событий в автобусных колоннах гражданского типа, которые можно остановить подходящими блокпостами на дорогах. Их подготовка и менталитет, вероятно, превратят их в «нейтралов», если мы сможем предотвратить их концентрированное применение.

б) Судебная полиция (Police Judiciatrej — парижская секретная служба, один из пионеров в деле научного расследования преступлений. Мы можем игнорировать этот директорат, за исключением случайных разведывательных аспектов его работы,

в) Разведывательная служба у так же как и её коллеги в национальной полиции, в основном занимается расследованием особо хитроумных видов преступлений: наркотики, порок, азартная игра по-крупному. Но там есть и политическая секция, которая занимается слежкой и наблюдением. Мы рассмотрим ниже оборонительную тактику в отношении подобного рода структур, как и в отношении других органов безопасности.

г) Директорат по делам иностранцев — небольшая группа, занимающаяся главным образом бюрократическими процедурами по выдаче и проверке видов на жительство. Она наблюдает и за транзитёрами, то есть иностранцами, следующими через эту страну в другую (данные, которые вы вносите в карточку при регистрации в отеле, попадают в эту службу), и за иностранными общинами. Её работа затронет нас только в том случае, если мы будем иметь дело с иностранными элементами, в особенности, с иностранными сообществами с опытом политической активности в насильственной форме.

д) Безопасность президента. Этот директорат занимается обеспечением физической защиты президента, но и превентивными разведывательными операциями тоже. После неоднократных угроз покушений со стороны ОАС[62] и близких ей организаций эта секция полицейской префектуры была усилена тщательно проверенным персоналом, набранным из всех структур безопасности. Созданная этой организацией система безопасности Елисейского дворца будет серьёзным препятствием для его захвата во время переворота.

е) Республиканская гвардия (Garde Ripublicaine). Хотя и контролируется префектурой, представляет собой часть жандармерии и оснащена лёгким пехотным вооружением и рядом транспортных средств. Из её состава набирается президентская гвардия (этих гвардейцев, на лошадях и в шлемах с плюмажами, можно видеть во время официальных церемоний), но два её боеспособных мобильных полка — сила, нейтрализация которой будет ключевым фактором успеха переворота.

Существование раздельных структур полицейского аппарата представляет собой одну из проблем при нейтрализации этой составной части механизма безопасности государства. В Британии разделение полицейских сил носит в основном чисто Территориальный характер, и его целью является предоставление местным органам власти определённого контроля над полицейскими силами. Но там есть и специализированные подразделения, построенные по функциональному признаку. Помимо сил полиции графств (которые сегодня сводятся в более крупные группы) существуют следующие независимые полицейские силы:

Констебли адмиралтейства — Admiralty constabulary;

Констебли министерства воздушного транспорта — Air Ministry constabulary;

Констебли ведомства по атомной энергии — Atomic Energy Authority constabulary;

Пять независимых полицейских портовых подразделений — Five independent harbour police forces;

Полиция Британской транспортной комиссии — British Transport Commission police;

Констебли гражданской авиации — Civil aviation constabulary;

Констебли военного министерства — War Department constabulary.

Все эти полицейские силы строго привязаны к объектам, безопасность которых они обеспечивают, но подобные организации в других странах, где бюрократические процедуры подвержены более слабому контролю, показали их значительную способность к росту и разветвлению.

Хотя французская полицейская система является особенно разветвлённой, её основные черты можно встретить в полиции многих африканских, азиатских и ближневосточных стран. Полувоенный характер как правило, имеют «полевые силы», приданные обычной полиции, или бронированные подразделения. Элементы по контролю над беспорядками обычно присутствуют в ближневосточных полицейских силах в виде специальных подразделений («взводов»), которые могут работать очень эффективно, несмотря на небольшую численность. Там, где, как во многих частях Азии, пришлось столкнуться с повстанческим движением, описанная выше общая организационная структура была нарушена появлением полицейских сил ad hoc[63], которые исполняют комбинированную функцию внутренней безопасности и административного контроля. Южный Вьетнам представляет собой экстремальный пример этой тенденции: там есть как минимум пять таких подразделений[64].

Если британская полицейская система характеризуется территориальной организацией, а французская — функциональной, то в Соединённых Штатах разделение полиции носит в целом конституционный характер. За исключением специализированных видов деятельности, закреплённых за полицейскими структурами отдельных федеральных ведомств, только ФБР имеет общегосударственную юрисдикцию, и то лишь в отношении некоторых видов преступлений, определённых законом как «федеральные»[65]. Большая часть обычной полицейской работы выполняется полностью независимыми местными силами полиции, которые содержатся на уровне муниципалитетов, графств и штатов. Фрагментация системы означает, что полиция как таковая имеет очень ограниченный потенциал вмешательства в переворот, несмотря на солидные арсеналы оружия и средств связи. Конечно, в США есть ещё и Национальная гвардия, но сама её организация не даст ей реальной способности вмешаться, что показали события лета 1967 года, когда гвардия не смогла эффективно подавить даже не подготовленных специально гражданских лиц.

Таким образом, стратегия переворота в том, что касается работы с полицией в стране, где он готовится переворот, должна быть разделена на следующие составные части.

Полувоенный элемент полиции

Полувоенные силы обычно способны выполнять как военные, так и полицейские функции. Такая многосторонность привела к их быстрому росту, отчасти потому, что это — экономичный способ улучшения системы безопасности в целом, отчасти потому, что на них охотнее выделяются средства, чем на обычную полицию. Общественное мнение или оппозиционные партии зачастую сопротивляются увеличению расходов на бюджет полиции, но не возражают против выделения средств министерству обороны, а полувоенные силы находятся обычно под контролем именно этого ведомства. В новых независимых государствах полувоенные силы могут быть очень серьёзным препятствием на пути переворота потому, что если армия часто появляется в процессе постколониального развития, то полиция — и её полувоенные подразделения — обычно возникают гораздо раньше. Это означает, что полиция может быть больше армии и иногда превосходить её уровнем подготовки и оснащения. В такой ситуации мы, используя ту часть армии, которую привлекли на нашу сторону, не сумеем установить контроль над полувоенными формированиями полиции.

К счастью, правительства новых независимых государств делают всё возможное для увеличения численности своих вооружённых сил, и таким образом первоначально неблагоприятный для нас баланс сил между армией и полувоенными формированиями полиции обычно изменяется через несколько лет после достижения независимости. Вероятно, этим отчасти объясняется неожиданный рост числа переворотов в Африке в 1966–1967 годах. Интересно отметить, что если «беспощадное угнетение» со стороны колониальных держав часто осуществлялось средствами сельской полиции с небольшим военным оснащением, то новая «эра свободы» часто требует создания тяжеловооружённых полувоенных полицейских сил[66]. В Гане, например, полицейская система была расширена после обретения независимости в 1957 году, и к уже существовавшей мобильной полиции добавились подразделения БТР; систему связи полиции сделали независимой от гражданских служб, а «эскортная полиция», которая была раньше толпой босоногих дружелюбных неграмотных оборванцев в фесках, превратилась в эффективное подразделение по борьбе с беспорядками.

Если численность полувоенной полиции велика в сравнении с теми частями вооружённых сил, которые мы привлекли к участию в перевороте, необходимо повторить всю процедуру анализа и проникновения. Мы можем даже сконцентрироваться на полувоенной полиции и ограничиться нейтрализацией армии техническими средствами. Но обычно баланс сил между различными государственными средствами подавления не требует этого, и, вероятно, нам удастся изолировать полицию с помощью армии на время переворота.

Первый шаг на пути нейтрализации этих сил — установление численности, дислокации и организационной структуры полувоенных полицейских формирований. Это, как правило, легче, чем в случае с армией, потому что, в отличие от последней, полувоенная полиция обычно размещается в постоянных казармах. Далее мы попытаемся выяснить степень её преданности существующему режиму. Нам не потребуется настолько глубокий анализ, как в случае с армией, поскольку сейчас нужно выяснить только настроения всей структуры в целом, а не её отдельных представителей. Менталитет полувоенной полиции может быть «бюрократическим», то есть озабоченным сохранением рабочего места и карьерным продвижением — как это имеет место в итальянской Pubblica Sicurezza и её полувоенных формированиях Celere; если дело обстоит таким образом, то можно ожидать минимальной степени вмешательства. Но менталитет такого рода формирований может походить и на армейский, т. е. озабоченный лояльностью и честью[67] (наряду с работой и карьерой) или отражать политические связи, как это имеет место в случае с КГБ или «тонтон-макутами» Дювалье[68].

Если оснащение, дислокация и менталитет полувоенных полицейских формирований превращают их в силу эффективного вмешательства, нам надо контролировать их так же, как и «ядро твёрдых лоялистов» (то есть сторонников правительства) в армии (пути и методы насильственной изоляции будут рассмотрены в пятой главе). Но, скорее всего, мы выясним, что полувоенные полицейские формирования представляют собой в целом бюрократическую структуру, и поэтому, несмотря на свой внушительный вид и экипировку, они не будут выступать против инициированного армией переворота. Я не смог найти ни единого случая за последние 20 лет, когда полувоенная полиция защитила бы своих политических руководителей во время переворота, — хотя было несколько случаев, когда она поддержала переворот.

Сельская полиция и жандармерия

Во многих слаборазвитых странах именно этот элемент полиции является самым многочисленным; но неудивительно, если учесть, что большинство населения этих стран проживает в деревнях и занимается сельским хозяйством. Несмотря на большую численность, у сельской полиции и жандармерии практически никогда нет потенциала для вмешательства против переворота. Обычно там служат армейские сержанты в отставке, полностью интегрированные в сельское общество, где живут. Даже если предписания на предмет мобилизации и концентрированного применения этих сил и существуют, вряд ли их можно собрать, экипировать и подготовить для борьбы с нами. Если сельский полицейский представляет собой garde champetre с древним пистолетом с гравировкой La Lo, или ближневосточного Zaptie, играющего роль деревенского босса, он едва ли сорвётся с места, чтобы отправиться в далёкую столицу для защиты не менее далёкого от него правительства.

Городская и национальная полиция

Несмотря на то, что эта часть полиции обычно гораздо менее рассеяна, чем сельская полиция, её основные компоненты обычно не более полезны в борьбе против переворота. Персонал городской полиции можно поделить на три широкие категории: а) криминальная полиция и следствие;

б) обычное наблюдение; в) дорожная полиция. Службы секретных сотрудников (CID) обычно бывают небольшими и очень бюрократизированными, а поэтому могут быть нами проигнорированы (за исключением их разведывательного компонента)[69]. Полиция в форме, которая выполняет традиционную функцию наблюдения за общественным порядком, обычно более многочисленна. Она может служить силой для борьбы с беспорядками, но вряд ли выступит против вооружённых оппонентов во время серьёзного политического кризиса. Муниципальная полиция, занятая в основном регулированием правил дорожного движения, состоит в основном из людей среднего возраста, находящихся на пороге отставки, и вооружена небольшими ржавыми пистолетами. Есть здесь, однако, и свои исключения. Например, испанская Policia Armada у del Trafico, чей персонал проходит политическую проверку. Она оснащена адекватным транспортом и средствами связи и оттого способна на вмешательство во время крупных политических беспорядков, а возможно, и настроена на него. Детальный анализ полицейских сил страны — мишени для переворота, вероятно, выявит следующую проблему их организационной структуры: после того как мы разделим полицию на «жёсткий» и «мягкий» компоненты, мы можем обнаружить достаточно серьёзные «жёсткие» подразделения в «мягких» элементах структуры.

Наш краткий обзор показал, что лишь небольшая часть полиции сможет выступить против нас и лишь небольшая часть этой части сделает это с энтузиазмом. Естественной желанием полицейских будет «пересидеть» кризис и не подставлять под угрозу свои рабочие места, учитывая возможную смену работодателя. Переворот можно планировать как военную операцию, но он — если, конечно, полностью или частично не потерпит неудачу, — не подразумевает реальных боевых действий. Поэтому тот факт, что у полиции нет тяжёлого вооружения, не объясняет в фундаментальном смысле её низкую по сравнению с армией способность вмешательства. Главное различие между армией и полицией — в разной степени интеграции в гражданское общество. Если в армии может развиться корпоративная идеология и менталитет, которые отличаются — или даже противостоят — менталитету гражданского общества, то полиция обычно слишком вовлечена в гражданскую жизнь, чтобы там появилось нечто подобное.

С нашей точки зрения это может быть как преимуществом, так и препятствием. С одной стороны, своеобразие армейской специфики позволяет режиму может сохранить свою популярность в закрытом мире военных казарм, утратив её в обществе в целом. Не исключено, что это помешает нам привлечь военнослужащих к участию в перевороте, но есть и обратная сторона — возможно, выяснится, что армия настроена решительно против правительства, поддерживаемого большей частью общества. Привлечь на нашу сторону полицейских практически наверняка будет труднее, чем военнослужащих. Во-первых, более низкий уровень дисциплины означает, что если мы привлечём на свою сторону офицера полиции, ещё не факт, что с ним пойдут «его люди». Во-вторых, то, что полицейский живёт в обычном обществе, означает, что здесь не стоит ожидать эффекта «снежного кома», который в случае с закрытом миром армии привлечёт на нашу сторону целые части после ограниченной степени проникновения. Эти факторы — низкая степень возможного вмешательства в переворот, как на нашей стороне, так и против нас, и сложность привлечения — указывают на то, что проникать надо именно в армию, а с полицией можно разобраться и после переворота.

Нейтрализация служб безопасности

Службы безопасности страны — мишени для переворота обычно самые малочисленные из сил профессиональной защиты государства, но зачастую и самые опасные из них. В отличие от армии и полиции, силы безопасности будут активно пытаться выявить и устранить угрозу, исходящие от таких групп, как наша; в отличие от вооружённых сил и полиции их организация, дислокация и персонал обычно не поддаются изучению извне, и мы можем вообще не знать об их существовании. Почти в каждом государстве есть тот или иной вид «секретной службы», а во многих странах — сразу несколько таких организаций, которые оперируют как в пределах, так и за пределами национальной территории. До сих пор мы описывали все эти службы общим термином «органы безопасности». Теперь первой нашей задачей будет идентифицировать их более точно.

Хорошо известно, что бюрократический организм в его естественном состоянии имеет определённые характеристики своего поведения: он растёт и распространяет свою сферу действия на новые области до тех пор, пока какая-либо внешняя сила не положит этому предел. Эту роль обычно исполняет финансовая бюрократия, инстинктивно противодействующая росту всех других бюрократических структур. Столь же важно, сколь этот ограничительный фактор, совместное давление отдельных бюрократических структур, каждая из которых борется за сохранение и расширение своей сферы влияния. Кумулятивный эффект этих отдельных сил давления ограничивает до определённой степени рост бюрократии в целом, и, возможно, без этого все жители развитых стран сегодня уже были бы служащими государственного бюрократического аппарата.

Эти силы давления слабо выражены или отсутствуют вовсе в случае со службами безопасности. Их бюджеты распределены по нескольким различным министерствам и обычно засекречены, так что о них трудно узнать, не говоря уже о том, чтобы их сократить. Другие бюрократические структуры не могут воспрепятствовать им в проникновении на «свою» территорию, потому что, поскольку силы безопасности действуют тайно, им нельзя вменить в вину чрезмерную активность.

Наконец, тот престиж, которым часто пользуются всякого рода тайные агенты, позволяет им нарушать правила, обязательные для других бюрократов, и работать во всех сферах общественной жизни. Результат такой свободы действий предсказуем: во многих странах службы безопасности росли в более динамичной и беспорядочной манере, чем прочие части бюрократической машины, и обычно имеют дублирующие друг друга сферы деятельности.

Прежде чем начать изучать животных, зоолог классифицирует их и пытается выявить их отношение к уже известным видам. Мы используем такой же ход рассуждений и в функциональном смысле (в целом применимом ко всем странам), и в организационном (специфическим для каждой страны).

Чисто разведывательная функция

Эта функция включает в себя сбор и анализ опубликованной и неопубликованной информации всех видов, что требует владения широким спектром специализированных знаний и задействования множества самых разных организаций. Всё это приводит к тому, что данный сектор оказывается самым «переполненным» разными службами безопасности. Тактические военные сведения (изучение того, чем занимается потенциальный противник) могут собираться отдельными службами трёх видов вооружённых сил; в традиционных морских державах разведка ВМС часто самая многочисленная и развитая служба безопасности. Стратегическая информация (что планирует потенциальный противник?) может быть предметом деятельности различных, в том числе и конкурирующих между собой агентств, контролируемых генеральным штабом, министерством обороны и министерством иностранных дел. Научная информация может собираться государственным ведомством, отвечающим за «науку» и специализированными учреждениями, отвечающими за отдельные вопросы, например, за атомную энергию, космос и телекоммуникацию. Экономическая разведка представляет собой хрестоматийный случай дублирования, когда ведомства, отвечающие за демографию, энергетику и сельское хозяйство, действуют параллельно наряду с той структурой, которая отвечает за экономику в целом. Политическую разведку может осуществлять открыто через свою дипломатическую службу ведомство иностранных дел и тайно — специальное агентство.

Функция контрразведки

Эта функция, в которую входит предотвращение описанной выше деятельности, может осуществляться как единым органом, так и специализированными службами. Военные часто имеют своё собственное агентство такого рода, полиция каждого вида вооружённых сил может заниматься тем же самым. У министерства внутренних дел наверняка есть своя служба по «отлову шпионов», такая, например, как служба безопасности МВД Великобритании (Security Service of the Home Office), а отдельные структуры ведают охраной объектов (но эта функция редко выходит за рамки обычных полицейских мероприятий). С нашей точки зрения, этот сектор является самым важным. Мы можем — если не сумеем сохранить планы переворота в тайне — попасть в поле зрения: а) полицейского агентства, вроде Специальной службы (Special Branch) в Великобритании или ФБР (FBI) в США, б) специальной службы того или иного министерства; в) военной разведки. Многое из нашей работы по планированию и проникновению с виду почти не будет отличаться от того, что делают иностранные разведки, и поэтому мы будем оперировать в сфере, за которой обычно внимательно наблюдает контрразведка.

Функция борьбы со шпионажем

Это функция, требующая особых тонкости и ума. Она включает в себя заранее спланированный контакт с противостоящими разведывательными службами для того, чтобы передать им дезинформацию или чтобы подорвать их организацию. Вряд ли этим занимаются сразу несколько агентств, потому что здесь нужен очень точный контроль над всеми операциями. Такое агентство может быть подразделением упомянутых выше служб, но для эффективной работы ему надо осуществлять ту или иную форму контроля над всеми другими конкурирующими агентствами — особенно над контрразведкой, которая соотносится с борьбой со шпионажем, как мясник с хирургом.

Внутренняя (политическая) безопасность

Для нас очень важна и эта сфера. Ведь забота о внутренней безопасности государства подразумевает предотвращение именно того, что мы намерены сделать: свержения правительства. Во многих странах есть «политическая» полиция, состоящая как из людей в форме, так и из секретных агентов. Она может находиться под контролем как МВД, так и политического руководства страны, либо напрямую, либо как в однопартийных государствах, через партию. В других местах, где есть более или менее развитая демократия, в полиции существует политический департамент, как во Франции, Италии или Западной Германии[70], и его главной задачей является наблюдение за экстремистскими группами. В странах с военными диктаторскими режимами этим часто занимается военная разведка; в некоторых странах агентство, которое ведает физической охраной высшего руководства, наряду со своей основной функцией предоставления телохранителей может иметь и отдел по сбору информации.

Внутренняя разведка

Эту функцию осуществляют информационные службы полиции и полувоенные формирования государства. В Италии помимо полиции (Pubblica Sicurezza), у которой есть собственный «политический» отдел, полувоенные формирования карабинеров имеют собственную службу информации (SIFAR), в основном занимающуюся военной контрразведкой, но также работающую и в сфере внутренней политики.

Наше поведение в зарослях этих бюрократических джунглей должно быть чисто оборонительным, если у нас нет прямого канала связи с той или иной службой безопасности. Наличие этого канала обеспечит нам идеальное прикрытие для деятельности. Но, если такого счастья на нашу долю не выпало, мы можем попытаться создать прямой канал связи путём проникновения в какую-либо из служб безопасности. Однако это чревато тем, что сама эта служба использует этот контакт, чтобы проникнуть в наши ряды. Это стандартная процедура действий для любой спецслужбы и элементарная оборонительная тактика, используемая в случае провала проникновения в вооружённые силы (отключения связи, односторонней связи и т. д.).

Для того чтобы обеспечить нашу операцию с точки зрения безопасности, нам придётся следовать правилам, которые исходят из базовой предпосылки, что вся информация о нашей деятельности является в той или иной степени источником опасности, если попадает за пределы нашей узкой группы. Отсюда вытекает стандартный алгоритм действий: а) любую информацию следует передавать только устно; б) информацию надо передавать другим лицам только тогда, когда нет возможности; в) все каналы связи от группы руководства переворотом к его сторонникам должны быть односторонними; г) руководители переворота не должны делать ничего, что могут сделать люди за пределами этой узкой группы.

Эти правила просты и широко известны; проблема в том, чтобы соблюдать их в психологически и эмоционально напряжённой атмосфере тайной работы. Рискованнейшим видом нашей деятельности станет поиск и вербовка новых сторонников переворота. Опасность здесь усиливается из-за самой природы секретных служб: во многих странах службы безопасности спрятаны внутри абсолютно неприметных административных органов. Кое-где это отражает управленческую традицию, например, в Министерстве финансов США, «тайна» существования Секретной службы при котором — едва ли не общественное достояние. Однако в других местах система «департамент внутри департамента» хорошо продумана и изощрённо устроена. Поэтому, пытаясь внедриться в «нормальный» с точки зрения безопасности департамент, мы можем обнаружить, что имеем дело с секретной службой. Всё, что мы можем сделать, — составить список мест, в которых присутствие и экспансия секретных служб были бы «естественны»: службы картографии и переписи населения; центральный банк и агентство по борьбе с подделкой товарных знаков; департаменты почтовой службы; пресс-службы; департаменты таможни и иммиграции, а также налоговые органы.

Не надо думать, что вся операция непременно полностью провалится, если в наши ряды внедрятся сотрудники секретных служб[71]. Если мы следовали соображениям конспирации, скорее всего, выявлена будет лишь небольшая часть наших действий, а конечная цель останется неустановленной. Даже узнав о планах переворота, служба безопасности может выжидать и не предпринимать каких-либо мер, чтобы затем арестовать всех заговорщиков, — и упустить нужный момент. Когда наши подразделения примутся за выполнение конкретных задач переворота, для секретных служб станет слишком поздно противодействовать нам с «информационной» точки зрения, а их боевая мощь незначительна в сравнении с армейскими подразделениями, которые выступят на нашей стороне. Наконец, политические секретные службы по своей природе восприимчивы к политическим тенденциям, и они могут решить присоединиться к заговорщикам, зная, что те хорошо организованы и готовы к захвату власти.