Государственный строй Монгольской империи XIII в.

1

Еке Монгол улус (Великая Монгольская держава) — название империи, употреблявшееся монголами в XIII в.

2

В. Я. Петрухин назвал государственной традицией предания об основании и основателях государства [История первобытного общества, 1988, с. 445].

3

Близким к этому определением природы традиций завершилась дискуссия 1984–1985 гг. в журнале «Советская этнография» по вопросу о месте сельской общины в социальном механизме формирования, хранения и изменения традиций (см. [СЭ, 1985, с. 81]). Ряд исследователей этого феномена также относит его к сфере общественного сознания (см. [Малинин, 1966, с. 201, 208; Першиц, 1981, с. 70; Суханов, 1976, с. 25, 76]).

4

Идеологическая функция государственной традиции в книге подробно не рассматривается. Некоторые соображения по этому поводу см. [Овчинникова, Трепавлов, 1982, с. 33].

5

Имеются в виду оседло-земледельческие народы.

6

Туцзюэ — китайское название алтайских и орхонских тюрок, создавших в VI–VIII вв. восточные и западный каганаты.

7

Свой тезис В. В. Бартольд подкреплял следующими соображениями: 1) тюркский каган, судя по орхонским эпитафиям, делает бедный народ богатым, малочисленный народ многочисленным и т. п. А «Чингиз-хан настаивает на том, что до него в степи не было никакого порядка: младшие не слушали старших, подчиненные не уважали начальников, начальники не исполняли своих обязанностей по отношению к подчиненным. Чингиз-хан, вступив на престол, ввел строгий порядок и указал каждому свое место» [Бартольд, 1968, с. 261]. Получается, что каган туцзюэ заботился о благе подданных, а Чингисхан стремился к установлению строгой социальной иерархии; 2) во всех своих наставлениях Чингисхан обращается не ко всему народу, подобно тюркскому кагану, а только к родственникам, вельможам и военачальникам [Бартольд, 1968, с. 261]. Однако, во-первых, мы не можем слепо следовать концепции источника и принимать на веру альтруизм государя Ашина. Перечисление Бильге-каганом собственных благодеяний еще не свидетельствует о «демократическом» характере древнетюркского общества. Во-вторых, стелы с руническими надписями были выставлены на всеобщее обозрение и представляли собой политические декларации. Вероятно, в таких документах трактовка отношений сюзерена и подданных должна была выглядеть иначе, чем в засекреченных хрониках правящего рода, откуда В. В. Бартольд взял наставления Чингисхана.

8

Понятие «каганат цзубу» мною встречено только в работах Н. Ишжамца.

9

Термин «чифдом» ввел в советскую науку Л. С. Васильев. Как обозначение стадии социополитического развития, он впервые появился в трудах американских историков и социологов Л. Крадера, Э. Сервиса, М. Фрида.

10

Л. С. Васильев применяет понятие раннего государства для следующей за «чифдомом» ступени политического развития (см. [Васильев, 1983, с. 49]). И как раз признаки этой, более поздней формы гораздо больше соответствуют картине общественных отношений в крупнейших кочевых империях.

11

С. А. Плетневой принадлежит, видимо, самая подробная схема сравнения держав номадов. Хотя С. А. Плетнева и относит Хунну, Тюркский каганат и Монгольскую империю к разным «моделям», она все же неоднократно подчеркивает наличие сближающих их политических факторов [Плетнева, 1982, с. 69, 117, 141–142].

12

Речь идет именно о попытках развернутой аргументации, а не о простом констатировании наличия тюркского наследия.

13

Под древнетюркской эпохой я подразумеваю период с середины VI до середины IX в. — время существования в Центральной Азии каганатов тюрок-туцзюэ, сеяньто, уйгуров. А. Д. Грач и Л. Р. Кызласов в своих статьях и монографиях вели многолетний спор о хронологических рамках древнетюркской эпохи и правомерности самого этого понятия. Первый отстаивал широкое толкование этого времени (VI–X вв.), т. е. включал и период «кыргызского великодержавия» [Грач, 1966], второй выступил за датировку VI–VIII вв., т. е. до падения второго Восточно-тюркского каганата [Кызласов, 1969, с. 121; 1979, с. 140–143]. Доводы Л. Р. Кызласова мне представляются более убедительными. Но в этой дискуссии не учитывался момент традиционности. Если государственные образования на Енисее возникли еще до установления гегемонии туцзюэ, то эль уйгуров сформировался на основе тех же политических институтов, что действовали в империи Ашина (об этой преемственности см. [Бернштам, 1946, с. 191; Гумилев, 1967, с. 222; Кызласов, 1964, с. 117, 132; Плетнева, 1982, с. 90, 91; Сэр-Оджав, 1971, с. 21; Тихонов, 1966, с. 31; Kwanten, 1979, с. 7; и др.]). Следовательно, кыргызы должны быть выделены в самостоятельный политический массив, а уйгуры (теле) представлены как продолжатели традиций разгромленного ими второго Восточного каганата. Административные органы в обеих державах были идентичны. Конечно, такое объединение условно, так как уйгурское ханство на Орхоне с его выборными предводителями, постоянной враждой равноправных телесских племен-федератов было антиподом государства туцзюэ, возглавлявшегося самодержавным монархом и сплоченным вокруг него правящим родом.

Специфическую уйгурскую традицию попытался определить К. Цегледи, но он причисляет к таковой только один феномен — десятичную разверстку армии и населения [Czegledy, 1974, с. 304]. Однако известно, что она бытовала задолго до того у хуннов, жужаней и орхонских тюрок, поэтому не может считаться «изобретением» уйгуров.

14

Противоположного мнения об оригинальности корпуса кэшиг придерживаются Д. Гонгор и Ш. Нацагдорж [История МНР, 1967, с. 67].

15

О приоритете сяньби см. [Материалы, 1984, с. 217, 227, 234; Сухбатар, 1971а, с. 79, 80]. К. Сиратори и Н. Сэр-Оджав считают, что первым в истории каганом был жужаньский Шэлунь [Сэр-Оджав, 1971, с. 16; Shiratory 1926 с. 3, 4, 7, 8, 16].

16

Ныне установлено, что время жизни Бортэ-Чино — середина VIII в. (см. [Викторова, 1980, с. 161]). Одно поколение — приблизительно 20–25 лет.

17

Перечислить всю литературу по этой теме невозможно — она многочисленна. Назовем лишь последние исследования — статьи А. Ш. Кадырбаева [Кадырбаев, 1977; 1978; 1979; 1980; 1982; 1982а] и И. де Рахевилца [Rachewiltz, 1983]. Кроме того, Ш. Бира предпринял единственную в своем роде попытку выявить кушанскую религиозно-политическую традицию в Юани, привнесенную буддийским монашеством через писания древнеиндийских мудрецов [Бира, 1975].

18

А. Зеки Велиди Тоган впервые попробовал проанализировать лишь историко-этническую преемственность.

19

Того же мнения придерживаются и другие исследователи (см. [Кычанов, 1974; Kwanten, 1979, с. 196]). Е. И. Кычанов справедливо считает главными направлениями внутригосударственной деятельности Чингисхана в тот период организацию главной ханской ставки (орды) и налаживание управления войсками и народом [Кычанов, 1986, с. 96, 97]. О развитии и усложнении улусных магистратов см. [Трепавлов, 1989, с. 156–161].

20

Титулы «каан», «каган», «хаган» употребляются в книге как синонимы. «Каган» — раннесредневековое обозначение верховного монарха кочевой империи. В монгольском языке того времени ему соответствовало слово «хаган», передававшееся персидскими хронистами как «каан». Но иранские источники относят этот титул к монгольским правителям лишь с 1229 г., а монгольские — уже с середины XII в., с Хабула, прадеда Чингисхана. Иерархический статус главных государей Еке Монгол улуса, начиная с Чингисхана, был одинаковым: по своему положению они, несомненно, являлись каганами. Однако в научной литературе термин «каан» традиционно закрепился за Угедэем, Гуюком, Мункэ, Ариг-бугой, Хубилаем и Улджэйту-Тэмуром. Поэтому, упоминая их, мы будет употреблять этот титул, а говоря об основателе империи, воспользуемся термином «каган».

21

Чингисхан говорил: «Я хочу высказать свое благоволение и пожаловать нойонами-тысячниками тех людей, которые потрудились вместе со мною в создании государства» [Козин, 1941, с. 158].

22

См. беседу суйского посла и тюркского западного кагана Чулу. она состоялась в 605 или 606 г. [Chavannes, 1903, с. 16].

23

В 30-е годы VII в., после падения второго Восточно-тюркского каганата, танское правительство попыталось ввести у тюрок хуннскую систему должностей и уделов (см. [Бичурин, 1950, т. 1, с. 261]).

24

Например, в «Истории династии Тан» подчеркивается, что Уйгурский каганат занял те же территории и расположился в тех же границах, что и государство хунну (см. [Бичурин, 1950, т. 1, с. 309]).

25

В комментариях юапьского времени к стихам Елюй Чжу (середина XIII в.), сына чжуншулина Елюй Чуцая, говорится: «Город Хоринь (т. е. Каракорум. — В. Т.) есть древняя… земля Бикя-Кэханя (Бильге-кагана. — В. Т.). Тай-цзун (Угедэй. — В. Т.) построил тут дворец…на северо-запад от города в 70 ли находятся развалины города с дворцом Бикя-Кэханя; на северо-восток от города находится памятник Кюэ-Тэцзиня (Кюль-тегина. — В. Т.) с надписью, составленной танским императором Мин (Сюань-цзуном. — В. Т.) в год жэнь-шэнь (732)» [Васильев, 1897, с. 9].

26

Описывая свое путешествие к Чингисхану, Елюй Чуцай неоднократно ссылается на события эпохи Тан, в частности, цитируя хронику «История династии Тан» (см. [Bretschneider, 1888, с. 16, 24]).

27

Ш. Бира не сомневается, что до монголов дошли «историографические достижения» древних тюрок, но тексты рун, по его мнению, монголы не могли прочесть и пользовались лишь фольклором [Бира, 1978, с. 29].

28

Но содержание тюркского и китайского вариантов надписи на памятнике Кюль-тегину очень разнится, и иероглифический текст не дает каких-либо подробностей о государственном устройстве у туцзюэ.

29

Их аргументы таковы: 1) развитой литературный язык, которым написана «Тайная история монголов», не мог оформиться без письменности; 2) у сяньби, жужаней и киданей были свои оригинальные письмена, значит, ими пользовались и этнические потомки этих народов — монголы. Но авторы не поясняют, почему они считают язык «Тайной истории монголов» литературным. Кроме того, не обнаружено ни одного документа, написанного сяньбийскими или жужаньскими знаками, если таковые вообще существовали, а наличие письменности у киданей не означает, что ею пользовались и монголы.

30

Выражение Слой Тина: «Не иметь письменности» — не является традиционным китайским обозначением отсутствия иероглифики (применявшееся встарь и в отношении тюрок-туцзюэ — обладателей рунического алфавита), так как в обоих источниках в один ряд с китайским ставится уйгурское письмо.

31

Едва ли можно согласиться с мнением Б. 3. Базаровой о том, что родословия старших ветвей праматери Алан-гоа в «Тайной истории монголов» опущены потому, что они «ничем не прославлены» [Базарова, 1986, с. 67, 68]. У других кочевых племен Центральной Азии наверняка имелись свои предания о предках, может быть столь же разветвленные, как и у борджигинов. Но «Тайная история монголов» посвящена истории только борджигинов.

32

О Каракоруме как древней земле уйгуров см. также [Путешествия. 1957, с. 130]. Вообще основание главной ставки на Орхоне традиционно для центральноазиатских кочевых империй.

33

Решающее значение «генеалогической традиции» (т. е. эпических повествований) для сохранения дуальной структуры у арабов отмечал А. И. Першиц [Першиц, 1958, с. 93].

34

Это расходится с общепринятым у тюркских и монгольских народов порядком (см. гл. 4).

35

Память о каганате сохранилась до этнографической современности у башкир-тангаур, возводящих свое происхождение к Кюль-тегину (см. Кузеев, 1974, с. 137]).

36

Особая роль устного народного творчества для передачи социально значимой информации объяснялась не только отсутствием письменности у большинства кочевых народов, но и стадиальными чертами их общественного сознания. Совершенно верно отмечал Э. Г. Абрамян, что «в первобытной культуре любая инновация более или менее быстро превращается в стереотип, тогда как временные интервалы между инновациями достаточны для того, чтобы любое изобретение или открытие успело уйти из памяти этноса как реальный факт и войти в него в качестве предания, легенды или мифа» [Абрамян, 1978, с. 91].

37

В написании термина нет единообразия. Тöрÿ — форма, применявшаяся в древнетюркских рунических памятниках и принятая в «Древнетюркском словаре» [Древнетюркский словарь, 1969, с. 169, 360, 581, 582].

38

В. Банг признавал допустимыми обе интерпретации тöрÿ (в нашем тексте — пункты «1» и «2») в зависимости от контекста (см. [Bang, 1896, с. 342, 343]).

39

О другой сфере применения тöрÿ — титулатуре — см. [Малявкин, 1974, с. 78; Материалы, 1969, с. 235, 378, 412–416; Материалы, 1984, с. 413, 414; Schlegel, 1896; Togan, 1941, с. 273].

40

Так С. Е. Малов перевел термин «тöрÿ» [Малов, 1951, с. 230].

41

Возможно, это началось раньше, так как структура тюркских каганатов во многом повторяла устройство хуннской империи, да и прототипом Огуз-кагана иногда считают Модэ-шаньюя (см. [Бернштам, 1935]).

42

Подробнее о сферах применения норм тöрÿ у кочевников VI–XVII вв. см. [Трепавлов, 1991].

43

Единственный письменно зафиксированный памятник монгольского законодательства XIII в. — указ Хубилая корёскому королю 1280 г. (см. [Сумъя-батар, 1985]) отразил развитие некоторых правовых норм под китайским влиянием и касался лишь внутриармейских отношений.

44

Обычно-правовое регулирование деятельности высшей администрации не позволяет расценивать каана как полного автократора. Его власть основывалась на традиционных канонах. Поэтому вызывает сомнение тезис П. Рачневски о том, будто «воля правителя была главным законом в империи» Чингисидов [Ratchnevsky, 1987, с. 84]. «Воля правителя», выражавшаяся в так называемых биликах, касалась лишь второстепенных аспектов управления.

45

Б. Аталай при переводе глагола «qal» на турецкий язык использовал слово «birakilmak» («быть брошенным, оставленным») (Divanii, 1941, с. 221), а С. М. Муталлибов при переводе на узбекский — «ташламак» («выбрасывать, оставлять») [Махмуд Кошгарий, 1963, с. 240]. Такое толкование согласуется, во-первых, с пояснением, следующим за пословицей в тексте «Дивана»: «Это изречение говорят человеку, которого побуждают повиноваться обычаям предков» [Divanii, 1941, с. 221]. Во-вторых, соответствует одному из старых значений глагола «qal-» («отставать, оказываться позади»), знакомому и кашгарскому писателю (см. [Древнетюркский словарь, 1969, с. 410]); А. М. Щербак переводит данную фразу буквально, т. е. с противоположным смыслом: «Страна остается, обычаи не остаются» [Древнетюркский словарь, 1969, с. 169].

46

М. М. Громыко считает общественное мнение и трудовой ритм общины факторами воспроизводства традиций [Громыко, 1984, с. 71, 74, 77]. Но для такой надобщинной структуры, как государство, эти факторы отступают на второй план. Для государственной традиции не обязательно соблюдение сезонности хозяйственных работ, а общественное мнение нейтрализуется ссылками на порядки «героической эпохи», отображенной в эпосах, и на установления тöрÿ.

47

Л. Квантен не уточняет, в чем, по его мнению, заключались эти меры.

48

В разное время в различных «варварских» государствах важную роль играли инонациональные кадры советников — согдийцы в тюркских каганатах, особенно Западном, в Уйгурском каганате; бохайцы и кидани в империи Цзинь. Кочевой народ, организующий государство, не мог обойтись без помощи более цивилизованных соседей.

49

Правда, Д. Г. Савинов считает, будто хуннские традиции способствовали присоединению тюркоязычных номадов, противников монголоязычных киданей, к Тюркскому каганату [Савинов, 1984, с. 34]. Но этим не объяснить распространение гегемонии каганата до Причерноморья, т. е. далеко за пределы бывшей территории хуннов. Кидани же в VI–VIII вв. не представляли: собой сколько-нибудь значительной силы.

50

Ф. С. Фасеев критикует все ныне существующие объяснения семантики «кöк», убедительно опровергая его толкование как «знать, аристократия» [Фасеев, 1978а]. Отвергается также трактовка синего цвета тюрками в качестве обозначения востока, но никаких доводов Ф. С. Фасеев не приводит. При этом он ссылается не на суждения А. Н. Кононова и О. Прицака, специально исследовавших этот вопрос, а только на мнение А. фон Габен, лишенное аргументации. Однако и Ф. С. Фасеев признает возможность смысловой аналогии «кöк тÿрк» с «кöке монгол» [Фасеев, 1978а, с. 139]. Н. Л. Жуковская справедливо полагает, что «монголы, называя себя "синими", тем самым помещали себя на востоке» [Жуковская, 1988, с. 154, 155]. Отметив несоответствие такого обозначения традиционным монгольским понятиям о пространственной символике, данный автор видит объяснение этому несоответствию или в заимствовании тюркской концепции (вслед за А. Н. Кононовым), или в памяти о прародине в междуречье Онона и Керулена, «которая действительно лежит на восток от той территории, где Чингисхан заложил основы своей империи и ее столицу Харахорин» [Жуковская, 1988, с. 155]. Но и в последнем случае этот автор указывает на расхождение с традиционной монгольской схемой обозначения различных народов разными символическими цветами (по этой схеме монголы должны были быть не «синими», а «желтыми»). Таким образом, остается, пожалуй, единственное объяснение разбираемому применению понятия «кöке» — возрождение в XIII в. древнетюркской геополитической символики.

51

По сообщению Рашид ад-Дина, навстречу монгольской армии выехали три князя: «Еди-инал, Алдиэр, Олебег-дигин» [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 1, с. 150]. В «Тайной истории монголов» приводятся те же имена, но элементы первого из них (Еди и Инал) С. А. Козин при переводе посчитал принадлежащими разным людям [Козин, 1941, с. 174]. Л. Р. Кызласов предположил, что речь идет о правителе-инале Еди-Уруна («Семи урочищ») — хакасско-минусинской области кыргызского государства [Кызласов, 1984, с. 86]. Владения кыргызов в то время делились на две части — Хакасию (Киргиз) и Туву (Кэм-Кэмджиут) [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 1, с. 150]. Домонгольская Тува включала шесть районов-багов [Кызласов, 1964а, с. 158, 159]. Тогда допускаем, что она была представлена на переговорах с Джучи шестью удельными правителями, имевшими титул «эр» («муж, воин»); «алды эр» — шесть эров. Правда, Л. Р. Кызласов переводит данное словосочетание как «шестой мужчина» [Кызласов, 1984, с. 87], но здесь термин «алды» именно количественное числительное, и передано оно в обоих источниках в характерной тувинской форме (у других тюркских народов — алты). См. [Наджип, 1979, с. 226]. Стало быть, депутация кыргызов состояла из минусинского инала, шести тувинских владетелей и некоего Олебег-тегина (у Рашид ад-Дина — «дигина»),

52

Титул одного из начальников юаньского военного ведомства.

53

Так, Л. П. Потапов считает, что средневековые обитатели Алтая, теленгуты и телесы, в основном происходили от племен теле (доланьгэ), смешанных с туцзюэ (тöлис) и большей частью входивших в Западно-тюркский каганат [Потапов, 1969, с. 159–162, 175, 186, 194]. То, что телесы — потомки тюрок-туцзюэ, а не теле, полагают Л. Н. Гумилев и Л. Р. Кызласов [Гумилев, 1967, с. 262; Кызласов, 1969, с. 52].

54

Подтверждение находим в словах Чингисхана: «Ты, Джочи, старший из моих сыновей, недавно лишь вышел из дому, а в землях, куда ты ушел по хорошей дороге, уже успешно покорил лесные народы. Ни люди, ни кони не получили ран. Отдаю тебе эти пароды» [Лубсан Данзан, 1973, с. 184].

55

Заключаем это из того, что в источниках телесы упоминаются в начале XIII в. как самостоятельное племя, вне всякой связи с найманами.

56

О концепции «внутренних» и «внешних» земель в традиционной китайской геополитике см. [Кроль, 1987].

57

Под алтайским регионом подразумевается местность, включавшая Горный Алтай, северную часть Монгольского Алтая и прилегающие территории. Вопрос об улусной принадлежности данного региона специально рассматривался, видимо, только в работах Л. П. Потапова, который утверждал, что эти территории принадлежали Джучидам. В качестве доказательств Л. П. Потапов приводил следующие факторы: общность родовых наименований у многих народов — бывших подданных Золотой Орды, сходные детали их фольклора [Потапов, 1949, с. 125], тесные культурные связи алтайцев с кыпчаками [Потапов, 1953, с, ПО]. Наличие этих факторов объясняется общностью материальной и отчасти духовной культуры кочевников, возникшей задолго до создания удела Джучи. Источники сообщают о пожаловании Чингисханом Алтая и Прииртышья старшему сыну [Лубсан Данзан, 1973, с. 184; Рашид ад-Дин, 1960, с. 78], но эти сведения касаются событий, происходивших непосредственно после похода 1207 г. По окончании хорезмийской кампании (около 1224 г.) Джучи был назначен «главным даругачи над кыпчаками» [Лубсан Данзан, 1973, с. 229, 230], и Алтай, таким образом, исключался из его сюзеренитета. Впоследствии у истоков Иртыша находились личные земли и усыпальница Угедэя, владения его потомков [Рашид ад-Дин, 1960, с. 43]. Хайду, внук Угедэя, управлял территориями Енисейско-Иртышского междуречья и Алтая [Кычанов, 1963, с. 62]. Так что можно отнести алтайский регион к улусу Угедэя.

58

Путешественники подчеркивали, что Алтай имел особое значение для правящего рода империи. Марко Поло писал о захоронениях Чингисхана и других монгольских каанов «в большой горе Алтай» [Книга Марко Поло, 1955, с. 87, 88, 274]. Хоронили их все же, по нашему мнению, на Орхоне или на родине, в Трехречье.

59

С. М. Ахинжанов видит причину похода в откочевкена север зависимых от Мухаммеда кыпчакских племен [Ахинжанов, 1970, с. 49]. Но Джузджани сообщает о походена йемеков: «Мухаммед отправился истреблять племена Кадыр-хана… сына Йакафтана йемекского» [Тизенгаузен, 1941, с. 13–14].

60

В объяснении причин тяготения Чингисхана к уйгурам я солидарен с другими историками, изучавшими этот вопрос (см. [Бартольд, 1968е, с. 264; Владимирцев, 1922, с. 116; Кадырбаев, 1982а, с. 30; Семенов, 1978, с. 31; Чулошников, 1924, с. 92]).

61

Елюй Даши — киданьский принц, бежавший с частью своих подданных в Среднюю Азию после разгрома чжурчжэнями империй Ляо в 1125 г. и Бэй Ляо в 1130 г. Основал царство Си (Западное) Ляо и принял титул «гур-хан». Население Си Ляо стало называться кара-китаями.

62

По мнению Й. Маркварта, поддержанному А. М. Щербаком, «в уйгурском варианте легенды об Огуз-кагане, которая в форме древнего предания тюрок и монголов содержит обозрение завоеваний Чингисхана, тюркские народы представляются с сознательным намерением не как враги, но как союзники Огуз-кагана (= Чингиз-хана)» (цит. по [Щербак, 1959, с. 92]).

63

Мавераннахр — область между средними течениями Амударьи и Сырдарьи.

64

Арабский хронист XIII в. Ибн ал-Асир приводит доводы самаркандских воинов, решивших капитулировать: «Мы из рода их (т. е. монголов. — В. Т.), они не убьют нас» (цит. по [Тизенгаузен, 1884, с. 11]).

65

Рашид ад-Дин дополняет информацию Ибн ал-Асира расшифровкой «договора»: «Мы с вами заключим договор, что не причиним друг Другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете» [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 220]. Скорее всего аналогичным образом заключались соглашения между монголами и добровольно покорявшимися им кочевыми князьями — заключались соглашения о ненападении и о доле в трофеях.

66

Заметим, что бегство южнорусских номадов от наступавших войск Субедэя и Джебе последовало лишь после того, как они узнали о судьбе кыпчаков Дагестана, порвавших с аланами (см. [Тизенгаузен, 1884, с. 25, 26]). Получается, что до этого они спокойно ожидали приближения монголов, наивно надеясь на заключение «союзных договоров». Позже в кыпчакской диаспоре сохранялось представление о единстве степняков, и египетский султан-мамлюк говорил: «Мы [кыпчаки] и татары — из одного рода, один от другого не отречемся» (цит. по [Кумеков, 1987, с. 38]).

67

При жизни Чингисхана фактически был завоеван только Восточный Дешт-и Кыпчак.

68

Например, у анатолийских турок память о Чингисхане сохранилась лишь как о свирепом захватчике (см. [Nesri, 1983, с. 36]).

69

В «Тайной истории монголов» Угедэй титулует себя так: ulus-un ejen qagan [Козин, 1941, с. 320], т. е. «державы господин каган». Во-первых, это не персональный титул, а наименование монгольского высшего государя вообще, что следует из контекста. Ведь каан кается в разгульном поведении: «Опускаться до [столь] вопиющих нарушений недостойно для кагана, владыки державы» [Козин, 1941, с. 320]. Во-вторых, для данной титульной конструкции имеется эквивалент в Бугутской надписи VI в., где имена правителей первого Тюркского каганата сопровождаются согдийским словом «βγ» (γ) — «господин» (см. [Кляшторный, Лившиц, 1971, с. 129, 139–141],— имевшим хождение и у самих тюрок (было, например, звание «бойла-бага-тархан»). Монгольское «ulus-un ejen qagan» равнозначно тюркскому «el baγa qagan». Cp. титул Ышбара-кагана в примеч. 73.

70

Варианты: qan nere…okba («нарекли ханом»), qan orkuba («подняли ханом»), qan еrkuеt («когда возвели ханом»). [Козин, 1941, с. 158, 209, 312.]

71

В «Алтан тобчи» Лубсан Данзана эта фраза подается более логично: tendece cingis qagan qagan bolju [Ertenü, 1937, c. 73], т. e. «после того, как Чингис-каган стал каганом».

72

Интересное решение предложил Л. Крадер. По его мнению, Чингисхан сам себя называл ханом, а подданные его — каганом. С эпохи Угедэя «каан» превратился в общеупотребительный титул монгольского монарха [Krader, 1945, с. 19–20].

73

Реконструкция титула произведена на основе следующих наблюдений. В «Суй шу» («История династии Суй», VII в.) звания кагана переданы так: цун тянь шэн да туцзюэ тянь ся сянь шэн тянь цзы или цзюйлу шэ мохэ шибо-ло кэхань. Во-первых, здесь допущена тавтология: цун тянь шэн («рожденный Небом») и тянь цзы («Сын Неба»); тянь ся («мир, поднебесная», что в понимании средневековых китайцев-синоцентристов было равнозначно понятию «страна, государство») и или, т. е. il, el (тюрк, «держава»); шэн («священный») и цзюй лу (иероглифическая передача тюркского qutluγ — «обладающий магической силой, благодатью qut», т. е. счастливый, священный, благословенный, помазанный и т. п.). Во-вторых, титул имеет две части — китайскую (поддающуюся переводу с китайского) и тюркскую (транскрипционную). Перевод китайской части, т. е. цун тянь шэн да тупзюэ тянься сянь шэн тянь цзы: «Рожденный Небом, великой тюркской державы [Поднебесной] мудрый священный Сын Неба». Перевод тюркской части, т. е. или цзюйлу шэ мохэ шиболо кэхань (el qutluγ šad baγa ïšbara qaγan): «Державы священный (счастливый) князь Бага Ышбара-каган». Как видим, имеет место дублирование понятий одного и того же титула. Цун тянь шэн — это китайский перевод известного по орхонским памятникам выражения tänri dä bolmïš; тянь ся шэн и или цзуй-лу — это соответственно el qutluγ; стоящее перед шэн в первой половине фразы сянь («мудрый») — это, несомненно, обязательный каганский эпитет bilgä. Учитывая, что слово «bilgä» имело значение не только «мудрый», но и «правящий» [Кононов, 1980, с. 16–17], оно могло быть обозначено китайцами и через иероглиф «да» («великий»). Таким образом, личный титул Ышбара-кагана, начинающийся со слова «шэ» («шад»), и замыкающее китайский перевод выражение «тянь цзы» взаимозаменяемы. А если все же учесть синонимичность «цун тянь шэн» и «тянь цзы» («Рожденный Небом» и «Сын Неба»), то возможно, что с последнего начинается «тюркская» часть титула. Китайская же в таком случае кончается на слове «шэн» (quiltу), после которого во второй, транскрибированной половине всей фразы начинаются тронные имена кагана. М. Мори реконструировал этот же титул; следующим образом: tänri dä bolmïš uluγ türük tört bulunka üzä olurmïš bilgä qutluγ tinsi illig köl baγa ïšbara qaγan [Mori, 1981, c. 72–73]. Таким образом, осталась незамеченной повторяемость двух частей титула, поэтому в предложенной М. Мори фразе присутствуют tinsi (тюркское произношение «тянь цзы») и громоздкая конструкция tört bulunka üzä olurmïš («на четырех углах [мира] севший», т. е. над всем миром воцарившийся), не характерная ни для древнетюркской, ни для уйгурской титулатуры. М. Мори верно отождествляет «сянь» с bilgä и «шэн» с qutluγ, по не обращает внимания на «цзюй лу», для которого неудачно, на мой взгляд, подобран эквивалент köl.

Такое же смешение китайского перевода и китаизированной транскрипции тюркских терминов произошло, вероятно, и в зафиксированном китайской хроникой титуле Эльтерес-кагана: «Тянь шэн дэ го-бао тянь нань ту-цзюэ шэн тянь гу-ду-лу» [Bombaci, 1965, с. 287]. Дублирование начинается с «тянь нань». До этих слов переводим: «Рожденный Небом обладатель qut»; по мнению А. Бомбачи, «го-бао» есть буддийская интерпретация понятия «qut» [Bombaci, 1965, с. 287–288]. После этих слов идет: «Дитя Неба тюркский мудрый небесный обладатель qut», т. е. тюркское tänri dä bolmïš türk bilgä tarri qutluγ (el töriš qaγan).

74

Так же именовались позднее и уйгурские каганы — тянь (небесный) хан, тянь кэхань, тэнгри-хан, тэнгри-каган (см. [Бичурин. 1950, т. 1, с. 323, 324; Васильев, 1897, с. 25, 26; Klyashtorny, 1982, с. 342, 344]).

75

Не случайно суйский двор, отвечая Ышбара-кагану, сохранил в адресате послания только название государства и личные почетные звания и эпитеты, изъяв из титула указание на связь правителя туцзюэ с Небом: «Велико-Тукюесский Или-Гюйлу-ше Мохэ Шаболио-хан» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 237], т. е. el qutluγ šad türk bilgä bаγа ïšbara qaγan.

76

Здесь приводятся отдельные, наиболее яркие фрагменты орхонских текстов о связи кагана с Небом-тэнгри. Более подробную их подборку и интерпретацию см. [Giraud, 1960, с. 101–127; Mori, 1981, с. 50–58]. Правда, Р. Жиро и М. Мори больше акцентируют внимание на представлениях о роли небесных сил в судьбе всего тюркского народа, а не только его правителей.

77

Анализ титулов произведен В. В. Радловым весьма убедительно. Вызывают возражения лишь два компонента восстановленной им уйгурской титульной формулы. «Дын-ли» — вероятно, не aydinliq («блестящий»), a tänri («небо»), ср. «Дэнли-хан» у туцзюэ. «Би-гя» — это bilgä («мудрый» или «правящий»), Таким образом, кроме пышных эпитетов, которые могли варьировать, присутствуют основные элементы титулатуры, использовавшейся предшественниками уйгуров — древними тюрками, помимо одной детали — не указана этнополитическая принадлежность монарха (по традиции должно было-бы быть «уйгурский мудрый каган»). Впрочем, термин «uyγur qaγan» в составе титула неоднократно встречается в рунической Тесинской надписи и на монетах [Майдар, 1981, с. 72; Klyashtorny, 1985, с. 152, 153], a «bilgä qaγan» — в Терхинской надписи [Klyashtorny, 1982, с. 341, 343].

78

В «Алтай тобчи» Лубсан Данзана приведен вариант подобного обозначения государя: «Сын Вечного Высшего Неба, обладающий счастьем августейший Чингис-хаган» (möngke tngri-yin köbegün sutu boγda činggis qagan) [Лубсан Данзан, 1973, с. 175].

79

Дословно «Великого Монгольского улуса океана хана приказ», т. е. понятие «dalay» относится не к «qan», а к «ulus».

80

А. П. Григорьев тоже находит возможным переводить выражение «da-lay-yin qan-u» как «великого хана» [Григорьев, 1978, с. 17–19, 20–21, 31].

81

В монгольском варианте высшего титула благодаря аффиксу «-yin» у слова «dalay» в почетный эпитет превращается вся предыдущая часть фразы (если указанное слово не относится к «qan»).

82

Понятие сакральной силы кÿчÿ (kücü) — играло важнейшую роль в формировании монгольской концепции верховной власти (см. [Скрынникова, 1896; 1987]), причем монголы усматривали действие кучу в различных успехах и удачах ханов (см. [Allsen, 1987, с. 43–44]). По мнению кочевников, личные качества государей все же не играли такой большой роли, как благоволение Неба и Земли. В кругу соратников это отметил и сам Чингисхан: «Я сделался владыкой не по своей храбрости. Я стал владыкой по велению Неба, моего отца! Я сделался владыкой не из-за удивительных своих достоинств. Я стал владыкой по велению моего отца Хан-Тэнгри. Он даровал мне победить хитрых врагов» [Лубсан Данзан, 1973, с. 123]. Эта речь перекликается с письмом Чан-чуню, но теперь для Чингисхана нет необходимости высказывать мнение о чжурчжэньской монархии. Попутно заметим: в рассуждения хана о своей богоизбранности логично включается сентенция о том, что Небо является отцом правителя (ср. с тюрко-уйгурской титулатурой).

83

Представление о правителе как о деятеле, который «устраивает государство и управляет народом», отражено на государственных печатях ильханов Аргуна и Газана [Mostaert, Cleaves, 1952, с. 483].

84

О подробностях акта воцарения хуннского шаньюя источники умалчивают.

85

Возможно, такой же «отказ» имел место у туцзюэ. В 716 г. царевич Могилян, «сознавая, что он не по личным заслугам возведен, уступил престол Кюэ Дэлэ (т. е. своему старшему брату Кюль-тегину. — В. Т.), но Дэлэ не смел принять, почему Могилян вступил на престол» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 273]. Ритуальные уговоры старших родственников со стороны младших могли происходить и до решающего курултая, в чем мы убедимся ниже, разбирая отношения Мункэ-каана и Бату.

86

В восточных источниках прямо не говорится о поднятии каана на войлоке, но в отношении Угедэя «Тайная история монголов» применяет выражение «qan orkuba» — «подмяли ханом» [Козин, 1941, с. 312]. Существовало и общетюркское выражение «хан кöтäрмäк» — «поднимать ханом» [Заседателей, 1895, с. 380].

87

В Тесинской рунической надписи при описании церемонии провозглашения уйгурского кагана использован глагол «aγïnturtï»— «был поднят» [Klyashtorny, 4985, с. 152]. У венгров и хазар нового правителя поднимали на щите [Константин Багрянородный, 1989, с. 161].

88

Такой же обряд практиковался у Великих Сельджуков (см. [Агаджанов, 1973, с. 65]).

89

Но в целом ляоская многодневная церемония возведения на престол с ее сложными обрядами вторичного рождения и опознания императора мало напоминала древнетюркскую и монгольскую (см. [Е Лунли, 1979, с. 524–527]).

90

Вручение этих предметов в качестве символов инвеституры практиковалось в VII–IX вв, в отношениях китайского двора с тюрками и уйгурами (см. [Бичурин, 1952, т. 1, с. 287, 293, 340; Кюнер, 1961, с. 44, 186]).

91

Использование заимствованного титула верховного государя было весьма распространенным явлением. Достаточно вспомнить многочисленные модификации слова «цезарь» в европейских монархиях. Наиболее близким к разбираемой ситуации начала XIII в. мне представляется применение литовской аристократией древнерусских высших феодальных титулов — именно для упрочения своего господства над Западной Русью [Пашуто и др., 1982, с. 116].

92

Но X. Франке понимает «дуальную концепцию» не в традиционном смысле, как пару правителей, а как соуправление «метафизического» компонента — духа Чингисхана с правящим кааном [Franke, 1978, с. 24].

93

В понятии «соправительство» присутствуют характерные признаки совместного правления двух ханов: «со» — «совместный, взаимный»; «правительство» — отражение частичного или полного суверенитета каждого из монархов в своей половине государства. Аналогичный термин (Mitregentschaft) применил Г. Дёрфер для обозначения древнетюркского правящего триумвирата— каган, ябгу, шад [Doerfer, 1967, с. 162].

94

В «Тайной истории монголов» этой сцены пет, но содержится следующая информация. Чингисхан обратился к сыновьям с вопросом о кандидатуре своего преемника. Джучи тут же повздорил и подрался с Чагатаем, а затем сказал: «Будем служить парой с Чаадаем. Высказываемся за Огодая!» — «К чему же… — возразил Чингисхан, — непременно парой? Мать-земля велика. Много на ней рек и вод. Скажите лучше — будем отдельно друг от друга-править иноземными народами, широко раздвинув отдельные кочевья» (цит. по [Козин, 1941, с. 186]). Данная версия наделения старших царевичей тоже свидетельствует о задуманной обособленности западных улусов, но умалчивает о главенстве Джучи на западе.

95

Л. Л. Викторова утверждает, что младший сын Чингисхана, Толуй, «в последние годы жизни Чингисхана… был его соправителем» [Викторова, 1987, с. 16]. Однако Толуй, насколько можно судить но источникам, не имел под началом крыла армии, не выполнял функций правителя одной из половинных частей империи, поэтому я не рассматриваю его как соправителя.

96

«Когда всех четырех сыновей Чингисхана не стало, то старшим над всеми внуками его стал он (Бату. — В. Т.), и он был у них в великой чести и почете. На курултаях никто не противился его словам, все царевичи повиновались и подчинялись [ему]» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 71].

97

В других летописях вместо имени Батыя стоит слово «его» [Ипатьевская летопись, 1962, стб. 785; Московский свод, 1949, с. 131; Тверской сборник, 1965, стб. 374], т. е. может подразумеваться и Гуюк. Но поскольку везде указано, что «он» «не от роду» каана, а Гуюк — сын Угедэй-каана, то скорее всего речь шла о Вату. В научно-популярной литературе уже высказывалось суждение о том, что еще до воцарения Мункэ (1251) «Батый был не только ханом улуса Джучи, но и в какой-то степени соправителем ханов Каракорума. Поэтому на Русь двинулось все монголо-татарское войско, во главе его тумеиов стояли почти все принцы крови и… Субэ-дэй» [Греков, Шахмагонов, 1986, с. 58].

98

Обзор дискуссии по этому вопросу см. [Allsen, 1987, с. 55, 56].

99

Благосклонностью Батыя и Сартака пользовались и многие другие армянские феодалы, представители торгово-ростовщических кругов. См. [Бабаян, 1969, с. 130; Киракос, 1976, с. 218, 219].

100

Ал-Муфаддаль указывает, что такой порядок распределения касался лишь земель «от реки Джейхунана запад» [Тизенгаузен, 1884, с. 158]. Сравните с двухлетней задержкой армии Хулагу на Джейхуне в 1253 г.

101

Не случайно средневековые арабские авторы считали хулагуидский Иран зависимым от Золотой Орды. См. [Федоров-Давыдов, 1978, с. 26].

102

Сын [Ta'rikh, 1912, с, 223] или брат [Рашид ад-Дин, 1960, с. 72] Сартака. Был утвержден Мункэ главой улуса Джучи после смерти Сартака и вскоре тоже умер.

103

Впрочем, обратим внимание на приписывание Бату функции главного военачальника и вспомним определение его русской летописью как «первого и великого воеводы» при каане. Эти сведения пригодятся нам ниже, при разборе внутриулусного соправительства.

104

Неизвестно также о какой-либо церемонии назначения соправителя. Источники иногда фиксируют лишь факт назначения и изредка «напутствие» верховного хана. Можно предположить, что церемония выделения западной половины государства ограничивалась выдачей соответствующего ярлыка. Однако таких данных нет, а вот о позднейшей эпохе имеется следующая информация: в Ногайской Орде XV–XVI вв. провозглашение очередного западного соправителя-нурадина сопровождалось обрядом, при котором бий (государь ногаев) торжественно вел под уздцы коня нурадина, что, с точки зрения Е. А. Поножепко, должно было подчеркнуть получение этой должности из рук бия и вассальную зависимость от него нурадина [Поноженко, 1987, с. 35].

105

Уточнение в монгольском источнике этнического состава населения западной половины владения Джучи заставляет усомниться в предположении В. П. Юдина о том, что до похода 1236–1238 гг. на Булгарию и Северо-Восточную Русь разделение улуса на крылья касалось только земель на восток от Яика до Иртыша [Юдин, 1983, с. 424–125].

106

Из общей схемы здесь выбивается лишь то, что Хукин-нойон не принадлежал к «золотому роду»; поэтому он может считаться не соправителем Джучи, а только военным предводителем крыла. Если Хукин-нойон у Лубсан Данзана и Хушитай-Байку у Рашид ад-Дина — одно и то же лицо, то можно добавить, что этот военачальник командовал правым крылом армии Бату, которая имела статус правого крыла Джучидов. Позднее данный пост перешел к его сыну [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 1, с. 172]. То есть после смерти Чингисхана и Джучи во главе крыльев улуса встали дети последнего, а. Хукин (Хушитай-Байку) оказался у них армейским предводителем одного из улусных крыльев. По сведениям «Тайной истории монголов», некий Хунан был определен Чингисханом в качестве нойона-темника под началом Джучи [Козин, 1941, с. 163–164].

107

Белый (ак) и синий (кöк) — традиционные тюркские символы восточной (левой) и западной (правой) сторон. Такая же ориентировка практиковалась у средневековых монголов [Кононов, 1975; Gabain, 1964, с. 211; Pritsak, 1954, с. 472]. Относительно улуса Джучи вопрос о цветообозначениях крыльев разобран Г. А. Федоровым-Давыдовым [Федоров-Давыдов, 1973, с. 141–144].

108

Азиатские, европейские, тихоокеанские и другие аналогии такой ситуации, когда соуправляющий монарх или вождь считается главой войска, см. [Hocart, 1936, с. 159–160, 178, 181].

109

Г. А. Федоров-Давыдов, напротив, считает, что у Ногая были какие-то права на трон как у старшего в роде по отношению к Тохте [Федоров-Давыдов, 1973, с. 73]. Но ведь Ногай сам настоял на воцарении этого хана [Тизенгаузен, 1884, с. 108].

110

См. также [Георгия Пахимера история, 1862, с. 211]. «Нелюбозье» между Ногаем и Тула-бугой, когда «боястася сии сего, а сей сего» [Ипатьевская летопись, 1962, стб. 892, 895], ни в коей мере не опровергает тезиса о существовании формально-вассального отношения беклярибека к хану.

111

Чагатай считался «старшим в роде» (ака) и хранителем ясы [История монголов, 1834, с. 109; Шейбаниада, 1849, с. 48; Hambis, Pelliot, 1945, с. 51]. Но объяснение автономии Ногая только как старейшины рода кажется несостоятельным, Мупкэ-Тэмур и Туда-Мункэ, в правление которых Ногай «уже начальствовал у них», т. е. у Джучидов [Тизенгаузен, 1884, с. 155], являлись его старшими троюродными братьями, а старшинство началось только с воцарением потомков Джучи в четвертом колене — Тула-буги и Тохты.

112

Впоследствии Н. Н. Мингулов решил, что цветовые обозначения применялись только для восточной половины улуса Джучи: владения Шибана — Кок-Орда, владения Орду-эджена — Ак-Орда. В качестве довода использована информация источника XVII в. «Фирдаус ал-икбал» о походе Мункэ-Тэмура в неподвластную ему Кок-Орду [Мингулов, 1981, с. 85]. Н. Н. Мннгулов заключает, что речь идет о походе в улус Шибана. Но источник не идентифицирует Кок-Орду с чьим-либо улусом. Ее столица Сыгнак находилась очень далеко от Сарая, откуда обычно отправлялся в походы Мункэ-Тэмур Едва ли хан в данном походе совершил набег именно на Сыгнак. Скорее всего сведения «Фирдаус ал-икбал» свидетельствуют о более широком применении и распространении термина «Кок-Орда», чем домениальная провинция Орду-эджена. Мнения Н. Н. Мингулова и В. П. Юдина, будто территория Шибанидов составляла некую «буферную зону», «Серую Орду» между владениями Бату и его старшего брата [Мингулов, 1981, с. 83; Юдин, 1983, с. 130], все же не могут опровергнуть тезиса о принадлежности юрта Шибана к одному из крыльев. Ведь о трехчленном делении ханства Джучидов никаких данных нет, а членение его на два крыла абсолютно достоверно.

113

Под управляемой Шибаном «областью Корел» Абулгази и Рашид ад-Дин подразумевают, конечно, не Корелу, а страну «келаров» — «королевство», скорее всего Венгрию [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 67, 76; 1960, с. 78–79; Тизенгаузен, 1941, с. 23; Pelliot, 1949, с. 115–162].

114

О том же см. [Материалы, 1969, с. 327, 347]. Правда, Махмуд ибн Эмир Вали сообщает, что Багадур выбрал Ак-Орду для поселения сам, без чьей-либо инвеституры.

115

Схема в Приложении поможет разобраться в хитросплетениях структуры крыльев.

116

Асимметричность крыльев в принципе возможна. Об этом явлении, присущем вообще дуальной организации, см. [Rivers, 1926, с. 28]. Еще при Чингисхане войска джунгара почти вдвое превосходили по численности армию левого фланга [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 267, 270]. Однако если двукратный количественный перевес еще можно было бы умозрительно вывести из приблизительно равной площади кочевий, занятых контингентом ополченцев, мобилизуемых в каждое крыло, то десятикратная разница в размерах территории [Егоров, 1985, карта] необъяснима.

Мысль об объединении улусов Орду-эджена и Шибана в одном государстве (Ак-Орде) уже высказывалась К. И. Петровым и К. А. Пищулиной [Петров, 1961, с. 94, с. 102; Пищулина, 1971, с. 231], но, к сожалению, без единого аргумента. Н. Н. Мингулов допустил, что Ак-Орда — это владения Орду-эджена, Кок-Орда — Шибана (см. примеч. 112). Абулхайр, объединив обе Орды, якобы присвоил этому конгломерату общее имя Ак-Орда [Мингулов, 1981, с. 85–86]. Но Абулхайр — потомок Шибана, и следовало бы ожидать, что он даст своей державе традиционное название владений Шибанидов. Если эти владения назывались все же Ак-Ордой, то именно так и произошло в XV в. Т. II. Султанов предлагает следующее движение термина «Ак-Орда»: сначала так назывался улус Бату, затем это обозначение распространилось на владения Багадура, сына Шибана, с усилением узбеков-Шибанидов так стал именоваться весь бывший улус Орду-эджена [Султанов, 1972, с. 74]. В этой схеме допускается нетрадиционное для тюрок-кочевников перемещение цветообозначений крыльев и не объясняется, почему же Шибаниды вдруг стали «белыми».

Интересна интерпретация инвеституры Шибана Н. И. Веселовским: «Орда-Ичен от себя дал младшему брату, Шейбани, за храбрость, обнаруженную в походе на Русь, особый удел: от верховьев Яика (Урала) до низовьев Сырдарьи» [Веселовский, 1894, с. 634]. Это самое логичное объяснение географического положения и крыльевой принадлежности улуса Шибанидов. Но автор не сообщил, на основании каких фактов он сделал подобное заключение. По приведенным мною данным, наделение Шибана улусом произвел Бату.

117

Косвенным подтверждением этому служит информация ал-Муфаддаля о времени Тохты: «Пошлины и другие доходы с Судака делились между четырьмя татарскими царями; одним из них был… Токтай… Говорили, что цари, которые были соправителями его, обижали наместников его при [дележе]… доходов» [Тизенгаузен, 1884, с. 195].

118

К этим признакам возможно отнести и командование Шибаном авангардом монгольской армии во время европейского похода [Ta'rikh, 1912, с. 225, 226]. У ряда народов соправитель (или соответствовавший ему на ранних стадиях политогенеза «напарник» главного вождя) кроме прочих функций, в том числе главенства над правым крылом, возглавлял именно передовые воинские отряды [Hocart, 1936, с. 177, 179, 180]. Махмуд ибн Эмир Вали в «Бахр ал-асрар» утверждает, что Шибан вел правое крыло армии Бату в «семилетием походе» 1236–1242 гг. [Ахмедов, 1965, с. 4 63]; это согласуется и с первоначальным выделением в удел Шибану Паннонии. В том же источнике содержится сообщение о том, что Джучи-буга, сын Багадура, внук Шибана, стоял во главе авангарда во время похода Мункэ-Тэмура на хулагуидское Закавказье [Ахмедов, 1965, с. 163]. Вероятно, наследственностью должности начальника авангарда объясняется и пребывание внука Шибана со сторожевой ратью на Кавказе, на переднем крае борьбы с ильханами [Рашид ад-Дин, 1960, с. 74]. Но между словами Джувейни о главенстве Шибана над правым крылом и сведениями Махмуда ибн Эмир Вали о командовании авангардом нет неустранимого противоречия, поскольку пост командира передового войска в условиях жесткой двухкрыльной структуры мог сочетаться с предводительством над барунгаром. Видимо, вся сумма фактов подводит к следующей реконструкции событий. Шибан являлся начальником авангарда и правого крыла при Бату до отвода монгольских гарнизонов из Венгрии за Карпаты (1242). Вновь завоеванные Булгария, Крым, Северный Кавказ и западный Дешт-и Кыпчак от Дуная до Урала включались в улусную систему и распределялись между царевичами. Вот тогда-то Шибан и был «передан» в крыло к Орду-эджену, оставшись главой авангарда общеджучидского войска.

119

По вопросу о совмещении одним лицом постов соправителя и главного военачальника необходимы дополнительные изыскания в источниках, так как существуют многочисленные соответствия этому вне евразийских степей (см. примеч. 108).

120

Может быть, это имело место и у Караханидов [История Казахской ССР, 1979, с. 19].

121

По сообщению Махмуда ибн Эмир Вали, теми же соображениями руководствовались позлее и узбеки (см. [Бартольд, 1964, с. 393]).

122

Р. Груссе даже думал, что подобные взгляды номадов на расположение стран света происходили от планов завоевания чужих территорий — «веером на юг»: слева Китай, в центре Туркестан и Иран, справа южнорусские степи [Gronsset 1960, с. 283]. На самом деле цветопространственные обозначения улусно-крыльевых образований соответствуют этнокультурному монгольскому стереотипу, в частности ориентировке входа юрты на юг [Жуковская, 1988, с. 16]. Объяснение же старшинства левого крыла расположением сердца представляется позднейшим переосмыслением. Повсеместное в древности распространение дуальной организации и, следовательно, фратрий (предшествовавших и типологически эквивалентных крыльям) позволяет по-иному объяснить причины старшинства левой стороны. Этнографии известны народы как правого, так и левого «приоритета». Интересующий нас второй феномен, по мнению В. В. Иванова, происходит из инверсии естественных отношений между сторонами правой (положительной, мужской) и левой (отрицательной, женской). Он зародился в первобытном обществе от следующих факторов: сакрализации левой руки с целью воспитания праворукости у детей, особенно мальчиков — будущих воинов, которым придется пользоваться оружием; зеркальности мифологической картины мира, где главенство сторон обратно обыденному. Различение правой и левой рук имело, «несомненно, биологическую основу» н было существенным для практической деятельности каждого человека [Иванов, 1988, с. 44]. К этому добавлю, что монгольские обозначения крыльев — барγун гар и зγн гар — буквально переводятся соответственно как «правая рука» и «левая рука».

123

Рашид ад-Дин четко разделяет войска Чингисхана, доставшиеся Толую, и те, что каган «отдал по отдельности другим своим сыновьям и братьям» [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 274]. Японский историк И. Ямада из сообщений китайских источников заключил, что у хунну существовала структура с большими общеимперскими крыльями и малыми, подчиненными непосредственно шаньюю и составляющими центр. Н. Ямада сопоставил ее с разделением монгольского войска на «тысячи», но он рассматривал систему крыльев империи Чингисидов безотносительно к их территориальному расположению, просто отметив сходство с хуннской [Yamada, 1982, с. 577, 578].

124

Это подтверждается и принадлежностью урянхатов, обитавших в Северной Монголии и Саяно-Алтае, т. е. на землях Толуя, к левому крылу [Рашид ад-Дин, 1952, кн. 2, с. 273]. В. П. Юдин полагает, что в Монгольской империи не было центра как административной единицы, так как, во-первых, триада «крыло — центр — крыло» создавалась, по его мнению, только в действующих армиях кочевников; во-вторых, империя делилась на число улусов и имела ханских ставок больше чем три [Юдин, 1983, с. 151]. Этот вывод можно было бы сделать из перевода С. А. Козиным одного из распоряжений Чингисхана: «Наша личная охрана, усиленная до тьмы кешиктенов, будет в военное время и Главным средним полком» [Козин, 1941, с. 170]. Но монгольский текст гласит: bidano čaada tumen kešikten kekeleju yeke qol bolun atuqai [Козин, 1941, c. 288], т. e. буквально: «ближайший к нам тумен кешиктенов усилен, великим центром пусть станет». Как видим, здесь не идет речь о военном времени. Из источников видно, что гол все же имел и территориальный статус (гол-ун улус), а количество улусов и главных орд не обязательно было пропорционально крыльевому разделению.

Центр, происходящий от концентрической дуальной структуры, был более пластичен по сравнению с крылом — порождением диаметральной дуальной структуры. По закону Хокарта — Леви-Строса, при наложении концентрической структуры на диаметральную образуется троичная конструкция (крыло — центр — крыло), в которой диаметральный порядок оказывается основным, а концентрический — дополнительным (см. [Иванов, 1968. с. 280; 1969, с. 114; Леви-Строс, 1985, с. 121]). К. Леви-Строс заметил, что обычно восточной части в дуальных структурах приданы и функции центра, западной — функции периферийного круга [Леви-Строс, 1985, с. 133].

125

Названный в одном ряду с ними Чагатаид Хара-Хулагу, таким образом, состоит в общеимперском правом крыле.

126

Назначение Хубплая начальником левого крыла войск в Китае знаменовало начало оформления вторичных крыльев каанского улуса, так как в «Джами ат-таварих» прямо указано, что Хубилай заменил на этом посту Тогачара, племянника Чингисхана [Рашид ад-Дин, 1960, с. 157]. Ведь уделы младших борджигинов, в том числе и Тогачара, располагались в Восточной Монголии, Маньчжурии и цзиньской части Китая. На территорию Южной Сун, где воевала армия Тогачара — Хубилая, они не распространялись.

127

Мункэ овладел Семиречьем, Бату — Мавераннахром [Бартольд, 1963, с. 561, 566; Греков, Якубовский, 1950, с. 71; Тревер, Якубовский, Воронец, 1950, с. 334, 335]).

128

Г. Г. Стратанович и У. Э. Эрдниев указали на двухступенчатость крыльевого деления у монгольских народов: с одной стороны, по отношению к общему построению армии ханства, с другой — по отношению к своему племенному ополчению (если ханство было многоплеменным) [Стратанович, Эрдниев, 1964, с. 4]. Сходное явление наблюдается и в древних структурах родства (см. [Иванов, 1985, с. 404, 405]). Данная закономерность дуальной организации сформулирована А. Хокартом: в первобытном и раннеклассовом обществе «каждая общественная единица делится на две ритуально противостоящие половины, семейные ветви. Они соотносятся друг с другом как море и суша, побережье и глубинные районы и как передняя и тыльная стороны… как правое и левое, внутреннее и внешнее» [Hocart, 1952, с. 33]. Ясно, что это характеристики прежде всего экзогамных фратрий. По мере своего развития и ветвления фратрии все более утрачивают функции брачного обмена и экономические и усиливают свое ритуальное значение. В конце концов они совсем исчезают, оставив след в мировоззрении и общественной жизни [Золотарев, 1964, с. 288 и сл.]). В нашем случае это пережитки фратриального деления в улусно-крыльевой системе.

129

Тубшин был скорее всего главным военачальником крыла, поскольку общее управление восточными землями обычно поручалось, как и у хуннов, наследникам, старшим сыновьям ильханов [Рашид ад-Дин, 1946, с. 61, ПО, 111].

130

Б. Шпулер высказал это мнение относительно каанства и ильханства в Иране.

131

Старших братьев у Темучина не было, он первенец Есугэй-багатура.

132

Термин «конический клан» введен в науку П. Кирхгофом [Kirchhoff, 1955].

133

Р. Груссе считал пассаж о возможности детронизации Угедэидов позднейшей вставкой, обоснованием воцарения Толуидов [Grousset, 1941, с. 230, 303]. Такая трактовка встретила возражения П. Пельо и И. де Рахевилца. Обзор дискуссии по данному вопросу см. [Бира, 1978, с. 42, 43].

134

Л. Л. Викторова предлагает следующее объяснение выбора Чингисханом Угедэя. Джучи и Чагатай враждовали между собой, к тому же было подозрение, что первый — «плод меркитского плена» ханши Бортэ-хатун, и Чагатай оспаривал у него старшинство. Угедэй явно стремился к власти. Толуй же из всех сыновей был наиболее близок к Чингисхану. Поэтому каган принял компромиссное решение: трон передал Угедэю, а реальную силу (101 тыс. воинов и управление Коренным юртом) — Толую [Викторова, 1987, с. 16, 17]. При такой интерпретации событий остается ряд неясных моментов. Как бы пи враждовали между собой двое старших царевичей, они единогласно предложили отцу остановить выбор на Угедэе. Таким образом, претензии Чагатая на старшинство не имеют значения. Насколько мне известно, в источниках не содержится данных о каких-либо намерениях Угедэя занять место отца. Как бы ни относился Чингисхан к Джучи, непонятно (если принять точку зрения Л. Л. Викторовой), почему большинство монгольского войска получил Толуй, а не Чагатай, который был вынужден довольствоваться 4-тысячным отрядом, как и его старший брат-«бастард». Ведь Чагатай и Угедэй находились в наиболее дружеских отношениях, и получается, что Чингисхан сам провоцировал будущую кровавую распрю между сыновьями, наделив одного каганским званием, а другому завещав почти всю армию (Л. Л. Викторова сама приходит к заключению о преднамеренном отравлении Толуя Угедэем).

А теперь перечитаем примеч. 95. По логике соправительственных отношений, разобранных выше, Толуй действительно мог быть соправителем Угедэя (а не Чингисхана, как думает Л. Л. Викторова), поскольку фактически возглавил вооруженные силы империи. Однако он унаследовал домен, а не правое крыло. Полноценным соправителем каана в то время являлся все же Чагатай. В. В. Бартольд, не подозревая о соправительстве, тем не менее тоже отмечал у последнего такую власть, «которой должен был подчиняться даже сам великий хан Угэдэй» [Бартольд, 1964а, с. 538].

135

Сын Сартака, согласно сведениям Джувейни. См. примеч. 102.

136

Ариг-бугу избрал межулусный курултай. Но, во-первых, Чингисиды присутствовали на нем далеко не в полном составе; во-вторых, новый каан открыто заявил, что является ставленником Берке и Хулагу [Рашид ад-Дин, 1960, с. 160].

137

Конечно, в провозглашении Темучина ханом имела значение и политическая конъюнктура, признание за ним реальной военной силы (см. [Владимирцев, 1934, с. 85; Сандаг, 1970, с. 27]), но нас сейчас интересует только формальная очередность родичей на ханский трон. Обратите внимание на последние фразы Чингисхана: воцарение подано как «безвыходный» акт после отказа родичей. Свое воцарение он объясняет избранием на курултае. Вероятно, в этом обстоятельстве заключались как смысл ритуального отказа, так и «земное» (в отличие от небесного благоволения) объяснение полномочий кагана. Добровольное вручение власти кагану родственниками принуждало их заранее примириться с его прерогативами, явно более обширными, чем у остальных членов клана.

138

Так что напрасно, по нашему мнению, Я. И. Гурлянд считал самостоятельность Золотой Орды нарушением ясы [Гурлянд, 1904, с. 25]. Верховенство каана в улусе Джучидов номинально сохранялось до периода правления Мункэ-Тэмура, а возможно, и позднее — до Узбека.

139

А. И. Карагодин тоже обратил на это внимание: распространяясь на целые народы, «дуальная организация… скоро угасла ввиду полной невозможности сохранения и поддержания ее в таких широких масштабах» [Карагодин, 1984, с. 28].

140

Исследователи не раз указывали на временную непрерывность любых традиций как на непреложный фактор их воспроизводства и жизнестойкости (см., например, [Аленина, 1977, с. 17–18; Есенгелдиев, 1969, с. 5; Захарова, 1978, с. 8]). Однако те ученые, что анализировали историческую конкретику и проблемы исторической преемственности, отмечали возможность явления, названного в данной работе хронологической прерывностью. Так, по мнению В. Т. Пашуто, коллективный сюзеренитет русских князей XII в. после векового перерыва возродился на рубеже XIII–XIV вв. в Северо-Восточной Руси [Пашуто и др., 1982, с. 12, 13]. У Э. А. Баллера рассматривается как непрерывный, так и прерывный характер преемственности тех или иных явлений в процессе исторического развития. Эту особенность он напрямую не связывает с традицией (хотя приводимый им пример развития атомистического учения от античности к новому времени может быть отнесен к материалистической традиции). Впрочем, Э. А. Баллер не указывает, в каком качестве эти явления существуют в периоды «перерыва»; он просто констатирует их временное «исчезновение из культурного обихода» и «возрождение к жизни на новом этапе» [Баллер, 1969, с. 37]. Для изучения ранней, в том числе кочевой, государственности принципиально важно рассмотренное А. В. Коротаевым и А. А. Оболонковым свойство родовой организации регенерировать даже через несколько столетий в условиях ослабления действия организации государственной [Коротаев, Оболонков, 1989, с. 41].

141

В этом тезисе я, видимо, солидаризируюсь с Э. С. Маркаряном, считающим возможным включать в сферу действия традиции все без исключения «социально организованные стереотипы» [Маркарян, 1981, с. 80]. Типологически сходное с государственной традицией явление — политические традиции — попытался рассмотреть Л. М. Медведь. Он видит в них «способ, механизм трансляции политического опыта» [Медведь, 1986, с. 28]. Но тогда получается, что традиция сама выступает в качестве механизма своего развития, и непонятно, за счет чего она движется во времени.

142

Преднамеренный отбор социальной верхушкой выгодных для нее первобытных норм происходил повсеместно при формировании права в эпоху разложения родового строя и образования государства [Куббель, 1988, с. 161].

143

Некоторые из выделенных характеристик государственной традиции соответствуют особенностям общекультурной традиции, определенным Э. С. Маркаряном [Маркарян, 1978, с. 85, 86]. Следовательно, разобранное нами явление государственной традиции действительно можно расценивать как частный случай традиционности.

144

Понимание субъективного фактора автором настоящей работы в силу приведенных выше данных совпадает с его трактовкой А. П. Великом: «Субъективный фактор — это социологическое понятие для обозначения принципов и методов функционирования системы целеполагания-стимулирования» организации и управления человеческой деятельностью, степень совершенства! которых, т. е. соответствие объективным условиям, выступает мерой эффективности и целесообразности использования объективных условий, его культуры, способности оптимально овладеть этими условиями, свободно ими маневрировать» [Велик, 1982, с. 198].