Грачевский крокодил. Первая редакция

XI

Отецъ Иванъ былъ старикъ лѣтъ шестидесяти, бѣлый какъ дунь, благообразный, серіозный, худой, высокаго роста, съ пріятнымъ лицомъ и человѣкъ весьма почтенный и уважаемый въ околоткѣ. Онъ имѣлъ камилавку, набедренникъ, наперсный крестъ и Анну; былъ нѣсколько лѣтъ благочиннымъ, но въ настоящее время по старости лѣтъ отъ должности этой отказался и занимался только своимъ приходомъ. Служилъ отецъ Иванъ каждый праздникъ, служилъ благообразно, торжественно. Проповѣди говорилъ рѣдко, но если когда говорилъ, то проповѣди его была всегда продуманы, прочувствованы и такъ какъ каждое просто сказанное слово его дышало правдой, то оно и западало глубоко въ душу каждаго слушавшаго. Говорилъ онъ просто, но тѣмъ не менѣе простота эта какъ бы подавляла торжественностію истины и имѣла какую-то особенно убѣждающую силу, дѣйствовавшую та на массу и на каждаго отдѣльно…

Насколько отецъ Иванъ былъ примѣрнымъ пастыремъ настолько былъ онъ и примѣрнымъ хозяиномъ. Онъ самъ за всѣмъ присматривалъ и потому домъ его былъ полная чаша и между священниками онъ слылъ за богатаго человѣка. И дѣйствительно, у отца Ивана деньги были и онъ этого не скрывалъ; не таился съ ними какъ таятся другіе, не клалъ ихъ украдкой въ банкъ, но старался деньгами своими приносить дѣйствительную пользу. Но уваженіе прихожанъ отецъ Иванъ заслужилъ не однѣми деньгами. Его любили болѣе всего за то что онъ былъ человѣкъ сердца.

Отецъ Иванъ былъ вдовецъ. Когда умерла его жена, у него остались дочь и сынъ. Дочери было шестнадцать лѣтъ, а сыну восемь. Оставшись одинъ съ двумя дѣтьми, старикъ сначала оробѣлъ, но робость эта мало-по-малу уступила разсудку. Дочь Серафима принялась за домашнее хозяйство, а сына своего Асклипіодота отецъ Иванъ отвезъ въ духовное училище. Мальчикъ имѣлъ хорошія способности и сначала пошелъ хорошо, такъ что пріѣзжая домой привозилъ отцу всегда хорошія отмѣтки. Серафима тоже попривыкла къ хозяйству, а отецъ Иванъ мало-по-малу успокоился.

Прошелъ годъ. Встрѣтилась надобность возобновить въ церкви стѣнную живопись. Отецъ Иванъ отправился въ городъ разыскивать живописца. Въ губернскомъ городѣ отрекомендовали ему художника Жданова, молодаго человѣка только что кончавшаго курсъ въ Московской шкодѣ живописи. Отецъ Иванъ отправился къ нему, разказалъ что нужно сдѣлать для церкви и поладившись съ нимъ возвратился домой довольный и счастливый. Недѣли чрезъ двѣ пріѣхалъ и живописецъ съ тремя подмастерьями. Отецъ Иванъ предложилъ ему остановиться въ его домѣ и вскорѣ пустая церковь заполнилась громомъ отъ уставляемыхъ подмостей и стукомъ молотковъ. Когда все было готово и по зыблившамся подмосткамъ можно было взобраться подъ самый куполъ, Ждановъ нарядился въ блузу и полѣзъ наверхъ съ кистями и красками. Работа шла успѣшно, а отецъ Иванъ, любуясь искусствомъ нанятаго имъ художника, почти не выходилъ изъ церкви и все смотрѣлъ черезъ кулакъ на плафонъ и засматривался до того что воротясь домой не могъ поворотитъ шеи. Ждановъ, сверхъ того что былъ отличный художникъ, оказался и превосходнымъ человѣкомъ. Ему было лѣтъ 25 не болѣе; онъ имѣлъ старуху мать, которую содержалъ своими трудами и которая жила въ городѣ, въ собственномъ небольшомъ домикѣ оставленномъ ей мужемъ. По вечерамъ отецъ Иванъ любилъ бесѣдовать со Ждановымъ, и изъ этихъ бесѣдъ старикъ убѣдился что Ждановъ человѣкъ дѣльный, честный и съ добрымъ сердцемъ. Ждановъ тоже полюбилъ отца Ивана и всю семью. Такъ прошло нѣсколько недѣль.

Однажды Ждановъ, желая попытать свои силы въ портретной живописи, попросилъ какъ-то Серафиму позволить ему сдѣлать ея портретъ. Она согласилась, а вотъ Ждановъ принялся за портретъ и нерѣдко работая заглядывался на пріятное и симпатичное лицо дѣвушки. Отецъ Иванъ куда-то въ это время уѣзжалъ, а когда онъ возвратился и когда увидалъ совершенно уже оконченный портретъ дочери, онъ даже руками всплеснулъ.

— Боже мой! да это живая! Превосходно, превосходно!..

— Вамъ нравится? скромно спросилъ Ждановъ.

— Еще бы!

— Такъ давайте мѣняться. Я вамъ отдамъ копію, а вы мнѣ оригиналъ.

Старикъ былъ пойманъ. Но такъ какъ Ждановъ ему нравился и онъ успѣлъ полюбить его какъ сына и такъ какъ по наведеннымъ справкамъ оказалось что и сердечко Серафамы Ивановны было не совсѣмъ равнодушно къ молодому живописцу, то въ концѣ концовъ дѣло покончилось полнымъ согласіемъ. Дали звать старухѣ Ждановой. Послѣдняя, какъ только прочла письмо сына, такъ тутъ же отъ радости расплакалась, въ одну минуту наняла себѣ подводу, плакала всю дорогу и къ крыльцу дома отца Ивана пріѣхала вся въ слезахъ. У Серафимы въ это время была ея подруга, рябая и кривая дѣвушка; увидавъ ее въ сѣняхъ старуха Жданова залилась слезами и крѣпко обнявъ дѣвушку завопила:

— Ангелъ, красавица, херувимъ писанный!…

Но когда объяснили старухѣ что это не невѣста и когда подвели къ ней Серафиму, застыдившуюся и раскраснѣвшуюся, то старуха залилась еще пуще, упала лицомъ на плечо Серафимы и положительно вымочила ее слезами.

— Эхъ, мать-то твоя какая слезливая! проговорилъ отецъ Иванъ, похлопывая Жданова по плечу.

Кривую и рябую дѣвушку такъ и прозвали съ того времена «херувимъ писанный».

Когда живопись въ церкви была окончена, лѣса разобраны и церковь была вымыта и убрана какъ слѣдуетъ, вошелъ отецъ отецъ Иванъ въ сопровожденіи дочери и Жданова. Онъ остановился посреди церкви и сказалъ: «Домъ Отца Моего домомъ молитвы наречется. Да, это правда. Достоинъ сокрушенія тотъ кто войдя въ храмъ молитвы не почувствуетъ потребности въ молитвѣ. Я молю да благословитъ Всевышній и всѣ святые Его, паки коихъ изображены здѣсь, васъ дѣти мои, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ.» И подозвавъ къ себѣ причетника онъ приказалъ ему подать епитрахилъ, надѣвъ которую проговорилъ:

— А теперь поблагодаримъ Господа помогшаго намъ окончить труды ваши.

И онъ началъ благодарственный молебенъ.

Въ тотъ день когда въ Рычахъ праздновалось поновленіе храма, было совершено и бракосочетаніе Серафимы со Ждановымъ. Посаженною матерью была Анфиса Ивановна, и недѣли чрезъ двѣ послѣ свадьбы молодые вмѣстѣ со старухой Ждановой, которая очень много плакала разставаясь съ отцомъ Иваномъ, уѣхали въ губернскій городъ.

Такъ шелъ годъ за годомъ. У Серафимы родился ребенокъ, который конечно привелъ въ восторгъ и родителей, и отца Ивана. Между тѣмъ и Асклипіодотъ кончилъ курсъ въ училищѣ съ грѣхомъ пополамъ, и съ грѣхомъ же пополамъ былъ принятъ въ семинарію. Отецъ Иванъ помѣстилъ сына къ зятю, просилъ посматривать за мальчикомъ, а сыну совѣтовалъ учиться хорошенько.

Затѣмъ отецъ Иванъ возвратился въ свои Рычи и принялся за свои обычныя занятія. Но онъ чувствовалъ что старѣетъ, что спина его какъ-то сгибается, что ноги плохо ходятъ, что сонъ становится безпокойнымъ, энергія слабѣетъ, а что всего обиднѣе, что голова его какъ будто не та что была прежде!… И его тянуло на покой! Сидя на своемъ пчельникѣ онъ часто думалъ: «Богъ дастъ кончитъ Асклипіодотъ курсъ, и если будетъ у него призваніе ко священству передамъ ему свое мѣсто. Я все для него приготовилъ, а имѣя все, легче быть хорошимъ пастыремъ и учителемъ прихода своего. Обезпеченному матеріально легче говорить правду и дѣлать добро, а я утѣшаясь дѣятельностію сына уйду сюда. Я не буду мѣшать молодому хозяйству, я знаю что молодежь жаждетъ самостоятельности; знаю и понимаю это. Такъ ребенокъ едва ступившій на ноги силится уже ходить, а если падаетъ, то ползетъ. Подъ тѣнью этихъ деревьевъ, вблизи этого храма я выстрою себѣ келью и удалюсь. Я все отдамъ дѣтямъ и оставлю себѣ малое. Пустъ дѣти наслаждаются плодами трудовъ моихъ. Я трудился для нихъ, а не для себя!…»

Несмотря однако ка то что ноги у отца Ивана ходили плохо, что голова была какъ будто другая, онъ все-таки не переставалъ трудиться. Ему было только скучно, его тяготило одиночество, и онъ сталъ часто ѣздить въ городъ къ дѣтямъ, но каждый разъ возвращался домой еще болѣе скучнымъ. Дочь Серафима утѣшала его, но сынъ учился плохо и объяснялъ это отцу тѣмъ что профессора будто его притѣсняютъ, а Ждановъ говорилъ между тѣмъ что Асклипіодотъ отбивается отъ рукъ, никого не слушаетъ и даже дѣлаетъ дерзости тѣмъ кто даетъ ему совѣты и просилъ отца Ивана взять отъ него Асклипіодота и передать въ другія руки. Отецъ Иванъ помѣстилъ сына къ одному изъ профессоровъ семинаріи и Асклипіодотъ какъ будто остепенился, но все-таки экзамена не выдержалъ и въ другой классъ не перешелъ. Прошло еще мѣсяца три и профессоръ прислалъ отцу Ивану письмо, въ которомъ просилъ взять отъ него Асклипіодота, такъ какъ послѣдній ничего не слушаетъ и нѣсколько разъ напивался пьянымъ. Отецъ Иванъ поѣхалъ въ городъ, думалъ было подѣйствовать на сына строгостью, но Асклипіодотъ надѣлалъ отцу дерзостей. Асклипіодота снова помѣстили ко Жданову, но не прошло и мѣсяца какъ Асклипіодотъ былъ исключенъ изъ семинаріи. Извѣстіе это поразило старика, онъ слегъ въ постель, и пролежалъ недѣли три, а когда оправившись отъ болѣзни онъ пріѣхалъ въ городъ, то увидалъ сына въ форменной фуражкѣ желѣзнодорожнаго служащаго, Асклипіодотъ весело встрѣтилъ отца и объявилъ что онъ служитъ конторщикомъ на одной изъ сосѣднихъ станцій, получаетъ въ мѣсяцъ 25 рублей, имѣетъ перми на безплатный проѣздъ по линіи (такъ что гуляй себѣ сколько хочешь), надѣется въ скоромъ времена получить должность помощника начальника станціи и что онъ совершенно доволенъ своимъ мѣстомъ. Отцу Ивану хотя и не понравилось что сынъ его остался неучемъ, но дѣлать было нечего и приходилось покориться печальнымъ обстоятельствамъ. Онъ сшилъ ему хорошее платье, теплое пальто, далъ денегъ и со слезами на глазахъ просилъ Асклипіодота не убивать отца, подумать о собственной своей будущности и служить хорошенько на вновь избранномъ имъ поприщѣ. Мечты отца Ивана видѣть своего сына священникомъ села Рычей не осуществились, но старикъ утѣшалъ себя тѣмъ (старики всегда ухитряются разыскать что-нибудь утѣшительное въ поступкахъ дѣтей своихъ) что Асклипіодотъ, не имѣя призванія къ священству, пожалуй хорошо даже сдѣлалъ что избралъ себѣ иную дорогу. Мѣсяца чрезъ два Асклипіодотъ увѣдомилъ отца что мѣсто помощника онъ получилъ, что жалованье хотя и то же, но все-таки назначеніе это есть шагъ впередъ, прислалъ ему свою фотографическую карточку въ форменной фуражкѣ на бекрень и смотрящимъ куда-то вверхъ, и звалъ къ себѣ старика погостить. Старикъ отправился, пробылъ у сына нѣсколько дней и возвратился домой совершенно довольный и счастливый. Но счастье это было непродолжительно. Не получая отъ сына мѣсяца два писемъ, отецъ Иванъ отправился на станцію, но на станціи уже не было Асклипіодота, и начальникъ станціи сообщилъ отцу Ивану что въ кассѣ былъ недочетъ, что въ недочетѣ этомъ подозрѣвается Асклипіодотъ тайно скрывшійся и что во избѣжаніе форменнаго дѣла онъ растрату внесъ изъ собственныхъ своихъ денегъ, которыя и просилъ ему возвратить. Старикъ уплатилъ начальнику сто рублей, поблагодарилъ его и, возвратясь домой, опять слегъ въ постель. Мѣсяца четыре не получалъ онъ отъ сына никакихъ извѣстій и даже не зналъ гдѣ онъ находится, какъ вдругъ нежданно, негаданно Асклипіодотъ явился къ отцу. Старикъ глазамъ не вѣрилъ, но все-таки обрадовался и, крѣпко обнявъ сына, зарыдалъ какъ ребенокъ. Асклипіодотъ передалъ что это время онъ жилъ у какого-то помѣщика, приготовлялъ сына его въ гимназію, но такъ какъ сынъ помѣщика оказался совершенною тупицей, то онъ, Асклипіодотъ, не желая брать денегъ даромъ, мѣсто это бросилъ. Затѣмъ Асклипіодоть высказалъ намѣреніе пожить нѣкоторое время съ отцомъ, а осенью просилъ его опредѣлитъ въ учительскую семинарію, такъ какъ онъ желаетъ быть народнымъ учителемъ. Отецъ Иванъ опять утѣшился. Сынъ нашелся, онъ проведетъ съ нимъ все лѣто, а осенью онъ отвезетъ его въ какую-нибудь учительскую семинарію и сынъ его будетъ учителемъ. Отецъ Иванъ устроилъ сыну комнату въ которой когда-то жила Серафима, выписалъ ему книгъ, обновилъ его жалкій костюмъ и о прошломъ не было помину. Между тѣмъ прихожане стали приходить къ отцу Ивану съ жалобами на Асклипіодота что онъ очень уже озорничаетъ, не даетъ прохода ни бабамъ, ни дѣвкамъ, напивается пьянъ, всѣхъ ругаетъ, богохульничаетъ и обижаетъ стариковъ. Отецъ Иванъ позвалъ сына и началъ говорить ему что человѣкъ готовящійся быть народнымъ учителемъ не долженъ вести себя такъ какъ ведетъ онъ себя. Асклипіодотъ отвѣчалъ насмѣшкой и даже не далъ отцу докончитъ нравоученія. Осенью отецъ Иванъ повезъ сына въ учительскую семинарію гдѣ Асклипіодоть и пробылъ года два и не окончивъ курса снова явился въ Рычи.

На этотъ разъ Асклипіодотъ прибылъ уже въ Рычи совершенно возмужалымъ. Онъ отпустилъ себѣ бороду, носилъ выпуклыя синія очки, волосы закидывалъ назадъ и хотя курса и не кончилъ, но все-таки чувствовалъ себя вполнѣ готовымъ быть народнымъ учителемъ. Онъ разказалъ отцу о звуковомъ методѣ, о дѣтскихъ садахъ, о географическихъ играхъ, о методѣ Фрёбеля, много говорилъ о наглядномъ обученіи и кончилъ тѣмъ что попросилъ отца съѣздить въ земскую управу и похлопотать объ опредѣленіи его въ какую-нибудъ народную шкоду. Отецъ Иванъ съѣздилъ къ предсѣдателю управы, и благодушный предсѣдатель далъ отцу Ивану слово при первой же открывшейся вакансіи помѣстить его сына. Асклипіодотъ поблагодарилъ отца и въ ожиданіи вакансіи поселился въ его домѣ.

Въ это самое время, какъ намъ уже извѣстно, отцу Ивану опять пришлось выручатъ сына, для чего онъ по совѣту становаго и отправился въ Москву.