Грация и Абсолют

31

Чёрной «волге» пришлось поскучать у подъезда, прежде чем появилось бедствие нескучающих в серебристо-серых брюках и в ярко-пунцовой блузке с широкими рукавами: воротничок-стойка переходил в бант, роскошные волосы были укрощённо подобраны вверх и заколоты. Перекинув куртку через руку, Алик приближалась к Виктору, который стоял у машины, держась за приоткрытую дверцу, и смотрел изнурённо: «Мучительно изысканная девочка!»

– Что случилось?

Он выдавил:

– Нет, ничего…

– Но я же вижу! Ты болен?

Он насильственно улыбнулся и жестом неудавшейся церемонности пригласил её в машину. Душа Алика заныла: профессор решил предпринять наступление и Виктора давит предвидение победы влиятельного старика. Лонгин Антонович возбуждал нарастающую досаду. «Старый немощный человек – какого чёрта ещё надо?!» Видит небо, как нелегко ей дастся жестокость.

Парень, с побито-тоскливым видом управляя «волгой», молчал. Схватить бы его за волосы и встряхнуть как следует.

– Что вы там мне готовите? – спросила она нервно.

Он прибавил скорость, проговорил бесцветно:

– Хочешь, чтобы я высадил тебя и разбился?

В охватившем её страхе ей захотелось притворно пошутить: «Кончай театр!» Справа заходило солнце, принуждая жмуриться. Не собирается ли профессор сообщить ей, что парень платит алименты? У неё зачесался висок. Автострада устремлялась к горизонту под тучкой, оставляя по бокам изрытую под строительство местность. Потом дорога стала хуже, они катили вдоль лесного массива, он поредел, и дорога повернула в него.

Въехали в открытые, очевидно, заранее ворота и оказались среди яблоневого сада. Множество яблок отягощало ветви, землю усеивала падалица, и это изобилие напоминало об обилии попрошаек, которые предпочитают вымогательство собирательству, подстрекая к наслаждению ограбить ворующих.

Виктор остановил машину перед просторным деревянным домом, обсаженным кустами, и, когда направились к двери, попытался обнять Алика. Он сделал это замедленно-трусовато – и она ошпаренно вскинулась:

– Брось!

– Пойми… – в каком-то горестном исступлении сказал он, – одно твоё слово – и ты ничего не потеряешь.

– Да что это? – выдохнула она в яростно-испуганном недоумении и отвернулась.