Грани доверия

Глава 11

Зазвонил телефон. Трэвис поднял голову, удивляясь, откуда раздается этот назойливый, непрекращающийся звук. Наконец он понял и, как бы очнувшись от летаргического сна, взял трубку.

— Мистер Кент?

— Да, Донна. Что случилось?

— Звонит мистер Аркрайт из Аллертона, старый пивоваренный завод. Соединить? Он говорит, это срочно.

— Ну что ж. — Трэвис провел пальцами по волосам и невидящим взглядом окинул стол с переполненным подносом и скомканным факсом. Он подавил мучительный вздох. — Соедини меня, Донна, — вяло попросил он. — Но потом уже больше ни с кем не соединяй. Даже если сама королева позвонит с поручением по Виндзорскому замку, меня нет. Меня здесь просто нет, — добавил он.

Хотя речь шла об эскизах, Трэвису удалось успокоить Аркрайта без большого труда. Все это он делал как во сне, автоматически.

«Уйдите с моих глаз». Слова эти звучали ужасным эхом в его голове. Был ли мой тон так же груб, как эти слова? — мрачно размышлял он. И она ушла. Ни слова, ни просьбы, ни единого извинения. Просто ушла. Но сначала он нанес удар сам, чувствуя непереносимую боль.

Ох, Билли, Билли, что же ты наделала? И почему? — недоуменно спрашивал он себя. После всего, что мы пережили вместе, что разделили с тобой. Почему? Почему? Почему?

Он подошел к окну, поднял жалюзи и уставился на улицу невидящим взглядом. Из окна была видна автомобильная стоянка. Трэвис поймал себя на том, что неосознанно просматривает ряды автомобилей, почти надеясь, что знакомый старенький «эскорт» стоит на своем обычном месте, рядом со входом. Но нет. Билли уехала. Уехала и, правильно это или неправильно, но она никогда не вернется.

Осознание этого чертовски ранило. Он доверял ей. Работал с ней, спорил, шутил и смеялся, почти любил ее в то незавершенное мгновение волшебства во Флите. Но хуже всего то, что он доверял ей. Но впредь — никогда и никому, поклялся он. Обманутый один раз боится вдвойне. А Трэвис Кент уже наелся досыта. Доверие. Он потянул веревочку жалюзи, дав им упасть и полностью закрыть окно. Пусто, тихо, лишь резкий звук маятника.

Трэвис взглянул на часы. Три пятнадцать. Он почувствовал, что ему необходимо выпить. Тихо проклиная нескончаемый день, он умышленно пошел через рабочее помещение, мрачно кивая ничего не подозревающим людям, чьи теплые приветствия застыли у них на губах.

Он подходил к машине, когда в кармане затрещал радиотелефон.

— Трэвис, дорогой…

— Извини, Клео, — грубо оборвал он ее. — Сейчас у меня нет времени. Я позвоню тебе.

— Но вечером…

— Не могу сейчас. Извини, душенька. — И он прервал связь, одновременно отключив телефон.

Трэвис сказал себе — надо выпить, это означало напиться. Он направился в ближайший бар «Собака и охотник». От воспоминаний о посещении этого заведения в компании с Билли болезненно сжалось сердце. Да, ему сейчас просто необходимо выпить. И он выпьет. Затем еще. А когда почувствует, что ему достаточно, возьмет такси и поедет домой. Только будет ли ему когда-нибудь достаточно для того, чтобы заглушить боль, залечить раны от обмана Билли.

Посетителей было мало, и они рассредоточились по всему залу.

— Добрый день, сэр, — приветливо поздоровался с ним бармен. Поставив насухо вытертый стакан к другим стаканам, он спустился к стойке бара, которую облюбовал Трэвис. — Прекрасная погода для охоты на уток, не правда ли?

— Разве? — Интонация Трэвиса не располагала к беседе. — Коньяк, пожалуйста. Нет, двойной коньяк.

Со стаканом в руке он прошел в угол, сел за пустой столик и предался грустным размышлениям в стороне от навязчивых любопытных глаз.

Билли. Он не мог отделаться от мыслей о ней. И даже несмотря на двойную порцию коньяка, он не мог о ней не думать. Она казалась такой естественной, такой правдивой, правда, колючей как еж, если задевалась ее гордость. Билли… Мысленно он вел диалог с нею, но почему-то у этого диалога не получилось логического конца. Задумчиво вращал он в руке шарообразный стакан с золотистой жидкостью. И, как жидкость в стакане, вращались мысли в голове.

— Здесь свободно?

Трэвис поднял глаза. Он не заметил, как подошла незнакомая женщина. Странно, неужели она надеется подцепить кого-нибудь в почти пустом баре? Это была молодая высокая крашеная блондинка довольно хорошо одетая для проститутки, с подчеркнуто утрированным макияжем, в неприлично короткой юбке и со странным молящим выражением глаз. В какой-то миг он испытал болезненное искушение принять кое-что из того, что она может предложить: получасовую бессмысленную беседу за еще одним стаканом коньяка и получасовое пребывание в одном из анонимных номеров мотеля. Но тут же его охватила волна отвращения.

Он покачал головой, и надежда в глазах женщины умерла.

— Вы тут ни при чем, — попытался смягчить удар Трэвис. — Просто я жду кое-кого.

Это было правдой. Он ждал Билли. Будет ли он всегда ждать ее? Но почему, почему, Билли? Почему так вышло? Он ведь и раньше терял контракты, и не так уж редко. Настоящий бизнесмен в таких случаях не должен поддаваться унынию. Бизнесмен — это человек со стальной волей. Как правило, разочарование компенсируется следующими удачными проектами. Но сейчас… Лучше взглянуть фактам в лицо, старик. Сейчас Билли воткнула нож ему в живот и повернула лезвие.

Он осушил стакан. Четыре тридцать. Две двойные порции коньяка, выпитые менее чем за час, не заглушили боль, но зато благодаря им маленькое зернышко истины проросло из самых потаенных глубин его сознания. Билли. И какой же я дурак, клял он себя. Ему бы следовало все это предвидеть с самого начала. Потому что были все признаки. Но он просто отказывался взглянуть правде в глаза. И вот получил. Он самый настоящий дурак.

— Какого черта ты себе позволяешь, Трэвис? — возмущалась Клео. — Я должна лгать Финчли-Бейкерсам, самой влиятельной семье этой части Лондона. И все потому, что ты пальцем о палец не ударил для того, чтобы наша встреча состоялась.

— Я уже говорил тебе, Клео. Что-то помешало.

— Да ну? Что-то или кто-то? — спросила она с необычайной для нее проницательностью.

Клео была в ярости: зеленые глаза извергали огонь, на побелевших щеках горели два ярких пятна. Она стояла перед ним, уперев руки в бедра, и дрожала от негодования.

А он устал. Слишком устал, чтобы спорить, искать какие-то доводы.

— Пойдем домой, Клео, — устало выдохнул Трэвис. Он взял со стола раскрытую газету и подчеркнуто сложил ее так, что сверху оказалась страница бизнеса. — У меня был трудный день, и я устал.

— Ну нет!

Клео вскочила и выхватила у него газету. Трэвис почувствовал приступ раздражения. Но какой смысл вымещать свою злость на ней? Она не сделала ничего плохого, просто выбрала неудачный момент для выяснения отношений. Со вздохом он сложил руки на груди и вопросительно поднял бровь. Его нарочито спокойная поза подействовала на Клео как красная тряпка на разъяренного быка.

— Ну? — зашипела она.

— Что «ну»?

В ушах у него шумело — остатки ночной головной боли, с которой он проснулся. Бессчетное количество коньяка и бутылка красного вина, которую он позже выпил дома, не прошли бесследно. Но хотя бы заснул ночью. Вернее, забылся. А потом был бездарный рабочий день, который он провел в мрачном состоянии духа, с трудом выходя из шока, связанного с уходом Билли. И менее всего он сегодня нуждался в Клео, охваченной приступом небывалого гнева.

— Ты подводишь меня. Ты отвратительно груб, когда я звоню. Ты исчезаешь на полночи, и я не могу дозвониться к тебе по радиотелефону. Ты заставляешь меня лгать любимым друзьям. А сейчас ты имеешь наглость притворяться, что не понимаешь, в чем дело. — Визгливые ноты ее голоса осколками пронзали его голову.

— Послушай, дорогая, я знаю, ты разочарована…

— Ха! Это мягко сказано. Разочарована, оскорблена, разозлена! Ради Бога, Трэвис, ведь мы помолвлены. Предполагается, что мы должны делиться всем…

— Мы это и делаем.

— Тогда почему ты не можешь объяснить?..

— Я только что объяснил. Что-то случилось. С бизнесом.

— С бизнесом или с мисс Воображалой Тейлор? — Клео была настроена явно решительно.

Трэвис невольно улыбнулся. Так вот что бесит ее. Не несостоявшееся свидание, не отказ от обеда у Финчли-Бейкерсов. Ревность. Все тот же зеленоглазый монстр. Который сразу напомнил ему о Билли. Какая ирония! Какая злая ирония! — признался он. Билли. Она снова была здесь. И снова лезвие ножа поворачивалось у него в животе. Ему опять захотелось выпить. Несмотря на мучительную головную боль, он снова нуждался в выпивке.

— Коньяк? — спросил Трэвис, направляясь к подносу с бутылками, украшавшему один конец встроенного шкафа.

Клео взглянула на часы.

— В такое время дня? Нет, благодарю, — неодобрительно отозвалась она. Глаза ее были холодны, а злой рот растянулся в тонкую линию.

Трэвис пожал плечами, налил себе почти полный стакан виски и автоматически добавил содовой.

— Может быть, кофе или фруктовый сок?

— Я не хочу ничего пить, — отрезала Клео. — Я хочу ответа.

— Прекрасно. — Трэвис тянул время. Он вращал золотистую жидкость в стакане, устроившись на краю дивана с великолепной обивкой. — Садись Клео, — мягко сказал он.

— Не хочу.

— Нет, ты все-таки сядь. Ты ведь ждешь ответа, не так ли?

Никакой реакции. Две пары глаз впились друг в друга: злые, нерешительные, сомневающиеся зеленые глаза Клео и непроницаемые черные — Трэвиса. Он улыбнулся, как бы разряжая напряжение, и подтолкнул Клео к креслу напротив себя.

Она неохотно села с выражением вызова на лице.

— Итак… — Он поднял стакан и сделал глоток, задумчиво глядя на нее. — Что именно ты хочешь знать?

— Ты разговариваешь со мной, как с любопытной подозрительной шлюхой.

— Но ведь мы оба знаем, что это не так, — спокойно ответил Трэвис, слишком спокойно, но с выражением сарказма на лице.

— Хорошо, но…

— Ах, есть еще «но»… — Он снова улыбнулся, но глаза при этом оставались абсолютно непроницаемыми. — Всегда «но», — как бы про себя пробормотал он. А затем театральным жестом поднял вверх стакан, осушил его под изумленным взором Клео и осторожно поставил на дымчатое стекло разделяющего их кофейного столика. — Если ты так уж хочешь знать правду, — произнес он, разорвав гнетущую тишину, — я ушел, чтобы напиться.

— Один? — подозрительно спросила она.

«Один», а не «почему», отметил Трэвис, хотя, несомненно, «почему» просматривалось где-то внутри общего дознания.

— Конечно, один. За кого ты меня принимаешь? Ни одному джентльмену не пришло бы в голову затянуть кого-то еще — мужчину или женщину — в эту трясину.

Он действительно дошел вчера до опасной черты, кажется, до чертиков. Но желание напиться продолжало мучить его и сейчас, и он ничего не мог с ним поделать.

— Но… — Клео нахмурилась. Ее пальцы нервно подрагивали, а с ними и кольцо с огромным сапфиром и бриллиантами, которое она носила на левой руке. — Я не понимаю.

— Мы оба не понимаем, — сухо констатировал он.

— Пожалуйста, перестань говорить загадками! — оборвала она. На нее снова накатил приступ злости.

— Но ведь ты сама хотела услышать правду. Я напился. Возникла проблема на работе, и впервые я нашел легкий выход из положения и напился до положения риз.

— На работе?

— Да. Ты же знаешь мою работу. Работа с девяти до пяти, которая позволяет мне оплачивать счета. — Он вспомнил счет за это кольцо с сапфиром и бриллиантами в честь помолвки, счета за дюжину других дорогих безделушек, которые пополнили коллекцию драгоценных украшений Клео.

— Ладно, Трэвис. Однако, веришь или нет, но я доберусь до настоящей причины.

В этом я сомневаюсь, усмехнулся он про себя.

— Причину я тебе назвал, она очень проста. — Он выдержал ее взгляд. — Таким образом…

— Что ты хочешь сказать? Конец объяснению?

— Да, — небрежно согласился он.

— Ты лжешь! Как ты смеешь!..

— Моя дорогая. — Он смерил ее взглядом с плохо скрываемым презрением. — Если ты вообще меня знаешь, то могла бы понять, что я никогда не лгу.

— Но я не понимаю! — шипела она. — А что касается последней ночи…

— Да, Клео? По поводу последней ночи? Продолжай, не стесняйся. Выплесни то, что тебя мучает. — Он сложил руки и откинулся на подушки, снова приподняв свою выразительную бровь.

— Ты… ты… Ты невозможен! — Сердито шелестя юбками, она пробежала через всю комнату к подносу с напитками.

— Налей мне еще виски! — провокационно крикнул Трэвис, так как она готовила себе водку с тоником. — Нельзя пить одной. За первым стаканом последует второй. А потом, после ночи, наступит утро, и сотни маленьких молоточков забарабанят в твоих висках.

— Хорошо. Это все, что ты заслуживаешь, — вяло сказала Клео, ставя перед ним виски и занимая свое место в кресле. — Поздравляю, — зло добавила она, сдерживая дыхание. — Надеюсь, теперь ты захлебнешься.

— Этого не будет.

Они погрузились в молчание. Трэвис абсолютно не реагировал на злость, заполнившую ее до краев.

Бедная Клео, размышлял он. Бедная избалованная Клео, которая не в состоянии пережить, что мир вдруг перестал вращаться вокруг нее. Единственный капризный ребенок богатых родителей, она за всю свою жизнь не проработала и дня.

Однако несправедливо так судить о ней, вдруг осознал он. Клео легко заполняет свое время: магазины, визиты в парикмахерский салон, престижные дома моделей, участие в дорогих ленчах с длинной вереницей похожих на нее подруг, ночные клубы, благотворительные балы. У нее никогда не было необходимости работать, она росла и воспитывалась в ожидании радостей жизни, в ожидании такого же богатого и желательно титулованного мужа. Она, конечно, знает, как прожить жизнь в свое удовольствие. Ее неунывающая натура гарантирует ей никогда не иссякающий поток новых знакомых в высшем свете. И сама она была для Трэвиса лишь удовольствием, неким всплеском легкомыслия в его упорядоченном мире. Хотя иногда, лишь иногда, ему казалось, что он ищет в ней чего-то большего. Или кого-то? — вдруг задался он вопросом, трезвея от неожиданной мысли.

Он взял свой стакан. Больше соды, чем виски, заметил он и выпил с гримасой отвращения. Ну и ладно, вечер еще только начинается. Почему бы не добавить, не закончить бутылку — ведь именно это ему сейчас нужно. В конце концов, это его жизнь и его проблема. Что? Билли — его проблема? Нет, никогда, горько признал он. Никогда.

— Сколько ты уже выпил? — неодобрительно спросила Клео.

— Еще недостаточно, — отрезал Трэвис.

— Я не согласна, — натянуто возразила она. — Ты пьян.

— Нет. Еще нет. Но я стараюсь.

— Почему, Трэвис, почему?

Ах да. Он сам бы хотел знать ответ на этот каверзный вопрос.

— Почему? — Он пожал плечами. — Кто знает? Поверь мне, Клео, для меня это столь же непонятно. — Он ухмыльнулся одними губами. Глаза его оставались все такими же бесстрастными.

— Но ты не хочешь сказать мне, что у тебя плохо, — раздраженно пожаловалась она. — Как я могу помочь, если ты не объяснишь мне ситуации?

— Но, моя дорогая, ты же не спросила меня, почему я напился, — холодно подчеркнул он. — Ты лишь предположила, что я пил не один. Понимаешь, Клео, — Трэвис начал жестикулировать, — это все сводится к доверию. Она не доверяла мне. Я не доверял ей. Ты тоже не доверяешь никому из нас.

— Итак, я была права! — истерически выкрикнула Клео. — Здесь замешана женщина… эта женщина. Ты подлец!

— Если ты так говоришь… — усмехнулся Трэвис. Его не взволновали эти слезы, еще одна вспышка ее гнева. Хорошо, что он напился. Это сняло остроту боли, остроту последних сцен. Он снова усмехнулся. Возможно, стоит чаще прибегать к этому средству. Он вытащил из кармана чистый носовой платок. — Пожалуйста, возьми, Клео. — Он положил платок ей на колени и нехотя поднялся с софы. — Я приготовлю кофе, пока ты придешь в себя. И приведешь себя в порядок, — добавил он мягко, но со скрытым предупреждением.

Трэвис надеялся, что она обидится и уйдет. Но нет, она не сдвинулась с места. Она сидела, прямая как шомпол, когда он шел к ней через комнату, утопая в глубоком ворсе ковра.

Клео подняла голову. Лишь темные круги под глазами выдавали, что она плакала. Но она была прекрасна. Несмотря на потеки от косметики, она была прекрасна.

— Ты моя девочка, — сказал он и сам вздрогнул от столь неожиданно вырвавшихся слов.

— Разве я?

— А кто же?

— Я твоя девочка? Или более ловкая мисс Тейлор, которой удалось вонзить в тебя свои когти?

— Ты ошибаешься, Клео.

— Сомневаюсь. Я видела, как она смотрела на тебя тогда в саду. А что касается работы, то за несколько коротких месяцев она стала для тебя незаменимой. Ты сам говорил это довольно часто, так что вряд ли теперь осмелишься отрицать.

— Ты принимаешь желаемое за действительное, Клео. Ты ошибаешься на каждом шагу. А Билли от меня ушла.

— Что значит ушла?

— Оставила работу. Рассчиталась. На Гиддингсов больше не работает.

— Ты хочешь сказать, что уволил ее? — Недоверие, радость — вся гамма эмоций отразилась на тонком фарфорово-кукольном личике.

— Я хочу сказать, что она оставила компанию и не вернется.

— Но я никогда… — Клео запнулась и вспыхнула от смущения.

— Никогда что? — резко спросил Трэвис.

Она передернула плечами, потом расчетливо-медленными движениями разлила по чашкам кофе, добавила себе сливки, положила в обе чашки сахар.

— Так-так-так. — Клео задумчиво сделала глоток. — Кто бы мог поверить?

— Ты уж точно никогда, да, Клео? — Трэвис спрашивал так мягко, его черные глаза впились в нее, не позволяя ей отвести взгляд.

Она улыбнулась слабой улыбкой, не затронувшей ее изумрудных глаз.

— Ох… ты знаешь… я действительно не ожидала этого, — сказала она с плохо скрываемым ликованием. — А что она сделала? Ничего серьезного, надеюсь?

Не дожидаясь ответа, Клео резко сменила тему разговора.

— А помнишь, как мы развлекались, Трэвис? — спросила она. — Когда жили в Лондоне, до того как ты переехал в этот крошечный город. Развлечения! Развлечения! Развлечения! — Она защебетала и, подпрыгивая, стала носиться по комнате, как будто услышала какую-то потустороннюю мелодию.

Трэвис внимательно присматривался к ней. Было во всем этом что-то неестественное, нечто беспокоящее его. Однако радость Клео казалась довольно искренней. Он почесал в затылке, как бы оценивая ее со стороны. Изящная, пропорционально сложенная, с прекрасным цветом лица, она была бы находкой для любого мужчины. Он ясно понимал, как ему повезло. Поэтому он и сделал в свое время предложение, заручившись согласием ее родителей. Будучи человеком амбициозным, Трэвис наслаждался, демонстрируя Клео на всех наиболее значительных обедах самых влиятельных семейств страны. Она умела неотразимо улыбаться, блистать, поддерживать беседу, вставляя точное слово в единственно подходящий для этого момент, а если была в настроении, могла очаровать даже птиц на деревьях. Она и в самом деле красива… и избалованна… и вспыльчива… и тигрица в постели.

Постель… Он задохнулся, вспомнив испуганно-сладострастное выражение глубоких синих глаз, каскад рыжеватых волос, рассыпавшихся по подушке. Билли была прекрасна! От нее исходила аура невинности, которая подпитывала огонь его желания. Он хотел ее, мучился из-за нее.

Но это-то и мешало ему по-настоящему приблизиться к ней. Он испытывал чувство, какое, должно быть, испытывает человек в пустыне, увидевший мираж, — боязнь, что он исчезнет при приближении. А как застенчиво она улыбалась! В ее глазах действительно можно было прочесть желание, физическую потребность и страх неизвестности. Поэтому он испугался. Трэвис Кент, который впервые переспал с женщиной в шестнадцать лет, испугался. Потому что он жаждал Билли так, как человек в пустыне жаждет воды. Каждое прикосновение, каждый поцелуй были чудом. Он хотел ее, нуждался в ней, однако инстинктивно знал, что натиск с его стороны может испугать ее. А это разбило бы его сердце.

Требовался строжайший самоконтроль, и он сдерживал себя, но напряжение все росло, особенно когда он раздел ее, стянул шифоновый лифчик с плеч, обнажив упругие полные груди. Ему сразу же захотелось уткнуться в ложбинку между ними, но он выжидал, ему достаточно было просто смотреть — это было мучительное, почти мазохистское наслаждение. Потом он стянул с нее колготки, и она лежала перед ним голая, во всем великолепии молодого цветущего тела.

Затем он прикоснулся к ней… Трэвис застонал, вспоминая мельчайшие подробности тех упоительных мгновений: роскошная комната, мягкий свет лампы, широкая кровать, Билли. Удивительная, удивительная Билли! Она так молода, так свежа, так чиста! Он вновь ощутил на губах вкус нектара, как тогда, когда он целовал ее губы, ласкал каждый сантиметр ее вздрагивающего тела. Это было божественное состояние. Божественное и дьявольски трудное. Хотелось ее с такой силой, о существовании которой он даже не подозревал, хотелось любить, прижимать ее к себе и… отказываться от нее.

— Трэвис! Трэвис!

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Но оно все еще не хотело исчезать. Билли крепко засела в его голове. Он мог чуть ли не наяву видеть ее, прикасаться к ней, чувствовать ее запах. Однако она не принадлежала, никогда не принадлежала ему.

— Трэвис!

Он провел пальцами по волосам, пытаясь сосредоточиться. Какое разочарование! Перед ним, сложив руки на маленьких вздернутых грудях, сидела хищная женщина. Он смущенно улыбнулся.

— Извини, дорогая. Мне кажется, я был далеко отсюда.

— У черта на куличках, судя по твоему лицу. Грезишь наяву, Трэвис? Это на тебя не похоже.

— Я же сказал, у меня был длинный день и я устал.

— Настолько устал, что забыл пригласить невесту пообедать? — Клео нахмурилась еще больше.

Трэвис подавил мучительный вздох. Он не выдержит еще одной сцены. Он сейчас не в настроении. И если ей вдруг изменит чувство меры, он может взорваться, а тогда одному Богу известно, к чему это приведет.

Но удивительно, грозовые облака вдруг исчезли. Клео улыбнулась.

— Я знаю, — прощебетала она, обходя вокруг и останавливаясь сзади него. Потом, перегнувшись через низкую спинку дивана, она склонилась над ним и прижала свою голову к голове Трэвиса. Руки ее скользнули по его плечам к груди, задевая большими пальцами соски.

Трэвис похолодел. Это вовсе не входило в его планы.

— Как насчет того, — хрипло выдохнула Клео ему в ухо, — если мы сейчас отправимся к тебе в деревню. Достанем из холодильника бутылку охлажденного вина, что-нибудь из еды. Ты отдохнешь немного, ведь ты же устал, — игриво продолжала она. Ее длинные великолепные пальцы умело массировали контуры его груди, проскользнули между пуговицами, добрались до его кожи. — А потом поднимемся наверх и заберемся в огромную мягкую кровать. — Она целовала уголки его рта, кончик ее языка проскользнул между его губами. — Великолепную кровать, — многозначительно повторила она. — Только ты и я, Трэвис. На всю долгую ночь.