«…В любви верна»

Наталья Шереметева и Иван Долгорукий

Уйти в монастырь вообще-то мечтал отец Натальи— когда остался вдовцом. Устал он от жизни; жена умерла, дети выросли… Но не суждено было фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву стать монахом, император Петр не допустил. Выдал за него свою молоденькую родственницу, Анну Петровну Нарышкину. И мысли о монастыре ушли сами собой, ибо жил Борис Петрович с Анной душа в душу. И родилось у них пятеро детей, дочь Наташенька — в 1714 году, поздний ребенок, горячо любимый пожилыми родителями.

Вот ей-то, Наталье Борисовне, урожденной Шереметевой была уготована непростая судьба: горькая любовь и монастырские стены…


ХVIII век в русской истории вполне можно назвать веком женщин. В значительной степени потому, что большую часть лет на русском престоле были именно женщины. В это время в Россию из Европы пришло сознание нового времени. Не сразу, не вдруг, но это сознание вытесняло довольно сильные «российские особенности».

Внезапные и достаточно резкие перемены заставили русских дворянок выйти из своих светелок, снять кокошник, переодеться в декольтированные платья и научиться европейским танцам и искусству светской беседы. Одной из таких замечательных «современных» русских женщин ХVIII века была Наталья Борисовна Долгорукая, в девичестве Шереметева. Она оставила свои воспоминания — «Своеручные записки», — написанные красивым языком и повествующие о ее нелегкой жизни и всех выпавших на ее долю страданиях. «Записки» княгиня написала в 1767 году, впервые они были опубликованы в 1810 году ее внуком Иваном Долгоруким. Вплоть до 1913 года эти дневники женщины, принявшей постриг, часто переиздавались. В историческом наследии России ХVIII века вряд ли найдется другой такой искренний, безыскусный документ. В сущности, эти записки — даже не мемуары в принятом смысле слова, это — исповедь человека, подошедшего к границе земного бытия и искренне принявшего монашеский обет и все связанные с этим нравственные обязательства.


Наталья Шереметева

Начало истории Натальи Шереметевой относится к эпохе царствования Петра II, внука Евдокии Лопухиной и императора Петра I, сына царевича Алексея. Юного царя очень активно опекало семейство Долгоруких, мечтавших выдать за императора девушку из своего рода. Брак Петра II с княжной Екатериной Алексеевной Долгорукой был к тому времени делом практически решенным. И Иван Алексеевич Долгорукий, брат царской невесты, тоже надумал жениться…


Иван Долгорукий

В «Записках» Натальи Долгорукой (в девичестве Шереметевой) есть весьма теплые и даже восторженные строки об Иване: «Думала, я — первая щастливица на свете, потому что первая персона в нашем государстве был мой жених, при всех природных достоинствах имел знатные чины при дворе и в гвардии. Я признаюсь вам в том, что я почитала за великое благополучие, видя его к себе благосклонность; напротив тово, и я ему ответствовала, любила ево очень, хотя я никакова знакомства прежде не имела… но истинная и чистосердечная ево любовь ко мне на то склонила».

Однако большинство современников видело его совсем иным. По их описаниям, он был типичным фаворитом: жадным к наградам, особенно иностранным, деньгам, власти. Люди, хорошо знавшие Ивана и даже дружившие с ним, свидетельствуют: «Государь любил его так нежно, что делал для него все, и он любил государя так же. Ума в нем было мало, а проницательности никакой, но зато много спеси и высокомерия, мало твердости духа и никакого расположения к трудолюбию, любил женщин и вино, но в нем не было коварства. Он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать, мог воспламеняться жестокой ненавистью, не имел воспитания и образования, словом, был очень прост».

По Москве ходили слухи о многочисленных и бурных любовных похождениях фаворита, мало считавшегося с принятыми в обществе условностями. Князь Михаил Михайлович Щербатов, автор книги «О повреждении нравов в России», избрал Ивана Долгорукого объектом своей уничтожающей критики. Завершая рассказ о похождениях Долгорукого, Щербатов писал: «…младые люди, самым распутством дружбу его приобретшие, примеру его подражали, и можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турок во взятом граде». Вполне возможно, желчный Щербатов несколько преувеличивал масштабы бесчинств «золотой молодежи» времен Петра II, но, как правило, дыма без огня не бывает.

Итак, в ноябре 1729 года юный четырнадцатилетний царь дал слово вступить в брак с восемнадцатилетней княжной Екатериной Долгорукой. Испанский посланник де Лирия сообщал в Мадрид: «Вчера царь в присутствии великого канцлера графа Головкина, вице-канцлера барона Остермана и других министров и магнатов этого двора (которые имели предварительное приказание быть в доме князя Алексея Долгорукова) дал слово вступить в брак с княжной Екатериной, старшей дочерью сказанного Алексея. И так как в ближайший вторник именины сказанной принцессы, то уверяют, что в этот день будет совершено обручение с обычной торжественностью. Эта новость весьма поразила многих, даже тех, которые живут в круговороте министерства и двора, потому что хотя и предполагали, что это может случиться, но не думали, чтобы это могло состояться так скоро… Весьма недовольны все русские магнаты, которые не могут скрывать своего неудовольствия, что дом Долгоруких делается таким сильным».

Недовольство знати было настолько велико, что во время обручения 30 ноября ко дворцу пришлось стянуть войска; гвардейцы, которыми командовал Иван Долгорукий, стояли даже в помещении. Меньше чем через два месяца собирались отпраздновать и свадьбу, она была назначена на 19 января 1730 года.

Следом за поразившей всех новостью последовала другая: князь Иван Долгорукий попросил руки очень знатной девушки, дочери славного фельдмаршала — Натальи Борисовны Шереметевой. Надо сказать, что Иван Долгорукий, спешно решивший остепениться, чтобы встать на один уровень отношений с царем, выбор сделал во всех отношениях удачный: невеста была не только знатна, но еще и богата, мила и, к тому времени, круглая сирота. Наталья Борисовна принадлежала к старинному боярскому роду Шереметевых, славных воинскими и иными деяниями. Отец ее (о котором мы писали в самом начале), знаменитый петровский военачальник Борис Петрович Шереметев, был героем Северной войны (1700–1721), командовал на протяжении более десятка лет русской армией, в том числе и под Полтавой. Рачительный, прижимистый хозяин, Шереметев сумел между делом сколотить огромное состояние. Его многочисленные владения раскинулись повсюду, и он по праву считался самым богатым человеком в стране. Наталья Борисовна родилась в 1714 году, а в 1719 году Борис Петрович умер, оставив дочь самой богатой невестой России. Две ее сестры к тому времени уже были замужем.

Очень рано потеряв отца и будучи младшей в семье, она была очень привязана к матери. Однако в четырнадцать лет Наталья потеряла и мать. И осталась сиротой, очень тяжело переживая смерть матери и свое одиночество: видно, с братьями и сестрами особой близости не было. Избалованная в детстве родителями, девочка, тем не менее, была чутка, добра и понятлива. Правда, избегала всякого веселья и не любила пышных нарядов. Охотники за приданым, естественно, так и вились вокруг самой богатой невесты в Москве, но Наталья была холодна и отвергала женихов. Никого не хотела видеть подле себя.

Но тут вдруг наступил момент счастья: к ней посватался один из самых блестящих людей того времени — гвардейский офицер, награжденный всеми мыслимыми тогдашними орденами, имевший все высшие чины империи, фаворит императора Петра II, да еще к тому же красавец, князь Иван Алексеевич! И неудивительно, что юная Наташа не на шутку влюбилась в него. Тут надо напомнить, что в те времена девушки воспитывались с сознанием, что любить они обязаны лишь того, кто им предназначен Богом. И уж коли судьба решила, что Наталье Борисовне предназначен князь Иван, значит, его и надо любить. И Наталья была искренней в своих чувствах. «Казалось, ни в чем нет недостатку. Милой человек в глазах, в разсуждении том, что этот союз любви будет до смерти неразрывной…»

Объявили о помолвке. Девушка жила в счастливом нетерпении. «Все кричали: “Ох, как она щаслива!” Моим ушам не противно было это эхо слышить». Наконец, помолвка состоялась, и самым торжественным образом. Как сообщают современники, празднование помолвки Долгорукого и Шереметевой в декабре 1729 года, накануне Рождества, было невероятно пышным. Министры и иностранные гости, все родные и близкие, музыка, бесчисленные богатые подарки — все это ждало юную Наталью и ее красавца Ивана на помолвке! Обрученные обменялись кольцами огромной по тем временам стоимости — двенадцать и шесть тысяч рублей. В небе по случаю помолвки зажглось бесчисленное количество огней от фейерверков. Гостей развлекали всевозможными способами, на впечатляющее торжество собрался народ и радостно приветствовал молодую невесту. Наталья после свадьбы (которую назначили на январь) должна была стать первой фрейлиной будущей государыни.

К сожалению, отзывы современников о князе Иване вызывают некоторые сомнения по поводу умилительного заявления историка XIX века Дмитрия Александровича Корсакова, писавшего, что «Иван Алексеевич серьезно и глубоко полюбил эту прекрасную девушку». Брак, с его стороны, вполне мог быть браком по расчету. Но и в этом ничего ужасного не было, среди знати принято поддерживать «кровь» и… состояние.

Однако пока влюбленная девушка грезила о предстоявшей свадьбе и будущем семейном счастье, события при дворе шли своим чередом…

Внезапно заболел юный император Петр II. Шестого января 1730 года в День водосвятия на Москве-реке рубили прорубь, народ собрался поглазеть на смельчаков, пожелавших окунуться в освященную воду. Приехал посмотреть и император. Простуда, которую получил он в этот морозный день, оказалась роковой; болезнь быстро развивалась, и вскоре все увидели… явные следы оспы! В ночь на 19 января 1730 года — назначенный день свадеб Петра II и Екатерины Долгорукой, а также Ивана Долгорукого и Натальи Шереметевой — император умер. В эту ночь Долгорукие, в отчаянии, что их план рушится как карточный домик, предприняли попытку спасти положение: на совещании их клана была составлена «духовная» — завещание — от имени Петра II, согласно которой умирающий царь передавал престол своей нареченной невесте, Екатерине Долгорукой. Инициатором этой авантюры был князь Алексей Григорьевич Долгорукий.

На заседании Верховного тайного совета он потом предъявил «некое письмо, якобы Петра II завет», но «на это письмо не обратили внимания». Дело было слишком серьезно: прямая мужская ветвь Романовых со смертью Петра II обрывалась. Долгорукие были вынуждены, скрепя сердце, согласиться на предложение князя Дмитрия Михайловича Голицына — практически главы Верховного тайного совета — пригласить на российский престол курляндскую герцогиню Анну Ивановну — дочь царя Ивана Алексеевича, старшего брата Петра Великого.

Приехавшая же в начале февраля 1730 года править Россией Анна Ивановна сразу невзлюбила Долгоруких — ведь они покушались на российский престол. Очень быстро стало понятно, что им грозит опала.

Все грезы и мечты закончились. Девичье счастье длилось всего двадцать четыре дня…

Князь Иван устремился к своей невесте в надежде найти сочувствие и поддержку. В такой ситуации в искренности Ивана не приходится сомневаться, ведь он оказался в полной изоляции. И он не ошибся в своих надеждах: Наташа всем сердцем сочувствовала своему жениху. Обливаясь слезами, молодые люди поклялись быть друг другу верными до конца. В следующие дни стало ясно, что положение Долгоруких будет только ухудшаться, и родственники настоятельно советовали Наташе отказать жениху. Но она этого не сделала.

«Я довольно знала обыкновение своего государства, что все фавориты после своих государей пропадают; чего было и мне ожидать? И так я плакала безутешно. Свойственники… стали меня уговаривать, что… можно этому жениху отказать, когда ему будет худо; будут другие женихи… Это предложение так мне тяжело было… Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, когда он был велик, так я с радостью за него шла, а когда он стал несчастлив, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила свое намерение, когда, сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участия в моей любви. Я не имела такой привычки, чтоб сегодня любить одного, а завтра другого; я доказала свету, что я в любви верна».

Пятнадцатилетняя Наташа, как многие женщины и до нее, и после, решила следовать за любимым: «Я готовая была с ним хотя все земные пропасти пройти». Русские женщины, когда любят — жалеют, и Наталья была «женщиной сострадающей». Ею двигала не только любовь, но и сердечная привязанность, жалость, потребность и обязанность жертвовать собой ради ближнего. За этим стояли и традиции русской жизни, когда женщине не прилично было оставаться без мужа, и непреложные святые законы веры и нравственности диктовали необходимость быть с ним не только в радости, но и в беде. Но главное, что руководит поступками русских женщин, — Любовь. Это — когда просто нельзя поступить иначе.

В начале апреля 1730 года в Горенках состоялась более чем скромная свадьба, а через три дня Долгоруким высочайше повелели «жить в дальних их деревнях», публично опозорив в указе, изданном по этому случаю. Они лишались всех наград, должностей и почестей.

Стали собираться всей большой семьей в путь — им был дан один день на сборы. Наталья Борисовна надеялась и думала, что ссылка продлится недолго и они скоро вернутся, поэтому все дорогие вещи, все драгоценности и деньги она отослала брату. Решила, что там, куда они едут, ничего не понадобится. Когда ее брат Петр прислал на дорогу тысячу рублей, она взяла четыреста, а остальные отослала назад… Наивная и бескорыстная душа! Более того, она полагала, что они будут ехать все вместе, и все вместе будут жить. Потом в дороге, как она пишет, выяснилось, что их с мужем числят «на своем коште», то есть ей приходилось платить за все самой из этих четырехсот рублей. И это было только самым началом тяжкого испытания.

В сентябре семья Долгоруких оказалась уже в Березове — глухом сибирском углу, недалеко от современного Сургута. Потянулись долгие, беспросветные годы ссылки. Вот что писали современники о Долгоруких: «Уже все эти несчастные отправились, никто не пожалел о них, потому что когда они были в счастии, они не старались приобрести себе друзей». Это была как бы эпитафия на братской могиле Долгоруких: оставаясь еще живыми, они уже умерли в сознании людей.

Наталья Борисовна, верная своим идеалам, испила сполна горькую чашу страдания. Остановимся напоследок на том, что произошло с семьей Долгоруких в 30-е годы XVIII века, о чем Наталья Борисовна практически не пишет в своих мемуарах. Ссылка в Березов была тяжким испытанием для вчерашних властителей России. И дело не только в бедности, к которой они привыкали с трудом, может быть, впервые взяв в руки деревянные ложки и глиняные чашки. Семья была большая и недружная. Ее глава, Алексей Григорьевич Долгорукий, часто ссорился со старшей дочерью — «порушенной невестой» Екатериной, приходившей в отчаяние при виде убогих нар, на которых ей предстояло еще долго спать. Березов был краем света, и жилось там тяжело. Почти непрерывная зимняя ночь сменялась долгим днем короткого лета, чтобы следом за ним вновь пришла ночь. И люди — как ссыльные, так и охрана, и местные жители, отрезанные от России тысячами верст пустынного заснеженного пространства и болот, — нуждаясь в общении, нередко собирались за общим столом. В этом застолье было спасение от тяжести убогой жизни, но была и опасность: Долгорукие, не сдержанные на язык, во взаимных ссорах, уж конечно, не щадили нынешнюю царскую власть, кляня Анну Иоанновну и Бирона как главных виновников своих несчастий.

Российская жизнь без доносов немыслима, и вскоре в Тобольск — сибирскую столицу, а потом и в Петербург полетели доносы на Долгоруких. Поначалу власти ограничивались предупреждениями, а затем — это было уже в 1738 году — в ответ на донос таможенного подьячего Тишина прислали фискала, который пожил некоторое время в Березове и даже подружился с Иваном Долгоруким. Вскоре после его возвращения в Тобольск, в результате его доклада в Березов был прислан указ отделить Ивана Долгорукого как главу семейства (Алексей Григорьевич умер в 1734 году) от прочих Долгоруких и заточить в земляную тюрьму. В августе того же года Иван, двое его братьев — Николай и Александр, а также шестьдесят жителей Березова, имевших общение со ссыльными, были арестованы и вывезены под караулом в Тобольск. Начался сыск.

Долгоруких ждала дыба. Показания, данные Иваном под пыткой, были столь серьезны, что по указу правительства его доставили в Шлиссельбург, куда в начале 1739 года стали свозить оговоренных им родственников — участников знаменитых событий начала 1730 года. Дело в том, что Иван сознался в подделке завещания Петра II, по которому власть должна была перейти его сестре Екатерине. Он подтвердил, что это завещание — дело рук семьи Долгоруких.

Не осуждая Ивана Долгорукого, испытавшего ужасы застенка, увы, нельзя не сказать, что его показания привели к оговору, арестам, пыткам и казням большого количества людей. Летом 1739 года тобольская следственная комиссия завершила работу. Тридцать первого октября в Петербурге Генеральное собрание из высших сановников государства, рассмотрев в течение одного дня дело, которое велось целый год, приговорило Ивана Долгорукого к… колесованию!

Восьмого ноября 1739 года под Новгородом при большом стечении народа состоялась эта страшная казнь. Ивана «помиловали» — колесование заменили четвертованием.

Его младших братьев, Николая и Александра, отвезли в Тобольск, где им вырезали языки и наказали кнутом. Правда, Бирон, ставший регентом после смерти Анны осенью 1740 года, распорядился отменить казнь молодых людей, но сибирское начальство сообщило, что указ о помиловании опоздал, преступники уже наказаны и сосланы соответственно в Охотск и на Камчатку. Еще один их брат, юный Алексей, был приписан матросом в экспедицию Беринга. Суровая судьба ждала и сестер Ивана: бывшая «государыня-невеста» Екатерина была насильно пострижена в Томске, ее сестры, Елена и Анна, соответственно в Тюмени и Верхотурье.

Лишь в начале 1740 года Наталья Борисовна Долгорукая, оставленная на время следствия в Березове, узнала наконец о страшной судьбе своего мужа и его родственников. Ей позволили вернуться в Москву, куда она и отправилась вместе с детьми, родившимися в Березове: старшему, Михаилу, было восемь лет, а младшему, Дмитрию, полтора года. В день смерти Анны Иоанновны, 17 октября 1740 года, она въехала в Москву, где ее крайне неприветливо встретили Шереметевы и особенно брат, знаменитый богач Петр Борисович, унаследовавший практически все состояние отца.

Княгиня Долгорукая с огромными трудами поставила на ноги старшего сына Михаила. А в 1758 году постриглась в одном из киевских монастырей. Свое обручальное кольцо она, по преданию, бросила после пострига в Днепр… В монастыре, известная как старица Нектария, она жила вместе с младшим, психически больным сыном Дмитрием, который в 1769 году умер на руках матери. Там она и написала «Своеручные записки», и там же, 3 июля 1771 года, пятидесятисемилетняя Наталья Борисовна Долгорукая закончила наконец свой тяжкий земной путь.

«Своеручные записки» она написала по просьбе своего старшего сына Михаила Ивановича. Не будь этой его просьбы, не знали бы мы ее историю, не было бы этого необыкновенного документа о ее судьбе и о той далекой эпохе.

По вечерам монахиня Нектария, окуная в чернила гусиное перо, писала свои «записки», словно исповедовалась: это был способ оставить свое материнское благословление единственному теперь сыну, Мише. Ее сочинение — потрясающая история любви и самоотверженности, нежности и силы.

А что до кольца, которое выбросила монахиня Нектария в воды Днепра, то это почти легенда. Говорят, что однажды ранним утром на берегу реки местные рыбаки увидели женщину, которая была одета в черные монашьи одежды. Она взошла на речной откос и с размаху бросила в темные воды перстень, тот самый, которым обвенчалась она с любимым Иваном. Нектария хотела навсегда разорвать последнюю нить, связывающую ее с мирской жизнью, с прошлым…

Загрузка...