– Вы мне давление измерять будете?
«Нет, я тебе манжету вокруг шеи оберну и стану качать грушу, пока у тебя рожа не покраснеет, а щеки не надуются, как у хомяка».
Вот что мне хотелось сказать, но я, конечно, смолчала. Лишь растянула губы в натужной улыбке и кивнула.
– Зачем? – спросила пациентка сквозь щель на лице, затерявшуюся в складках над двойными подбородками. Мне пришлось посмотреть дважды, чтобы понять, откуда, собственно, исходит звук.
– Стандартная процедура проверки жизненно важных показателей.
– Но у меня все в порядке с давлением, – заявила пациентка, безмятежно игнорируя многочисленные свидетельства собственной неправоты. – У меня лодыжки болят.
– Я понимаю, но…
– А можно поговорить с доктором? – Она указала на дверь. Манжета тонометра надулась до предела, липучка отклеилась, и пришлось все начинать сначала.
– Он скоро придет.
– Не буду же я сидеть тут весь день.
«Ну еще бы. Тебе же надо поскорее нажраться шоколада».
Этого я тоже не сказала.
Именно сарказм, пусть даже он не прорывается наружу, в последнее время помогает мне сносить тяжесть многочисленных дежурств в больнице. Да и в повседневной жизни приходится через раз к нему прибегать. Сказать по правде, веселого тут мало. Особо не поухмыляешься, когда приходится иметь дело с капризулей вроде этой дамочки или с предыдущей пациенткой, двадцатишестилетней молодухой. С прошлого ее визита прошло всего три недели, и вот она опять здесь, на этот раз со сломанным носом и подбитым глазом: муж поколотил ее на глазах у их четверых детей. Когда я подсунула ей номер телефона горячей линии для жертв домашнего насилия, она разорвала его в клочья и велела мне не лезть, на хрен, не в свое дело. А потом уставилась мне прямо в лицо и процедила:
– Откуда вам-то знать, как обращаться с мужчиной?
Миссис Больные Лодыжки кривилась, пока я снова закрепляла на ней манжету и нагоняла воздух.
– У меня болят лодыжки, – заявила она. Как будто, если сделать акцент на второе слово, а не на первое, тут же примчится нобелевский лауреат по медицине и бросится ее осматривать. Но лучший (и единственный) врач, который дежурит сейчас в городской больнице общего профиля города Локсбурга, – это наш семидесятисемилетний доктор Уиллис. Когда он занимается пациентом, я держу под рукой судно. Дважды, когда Уиллис ненароком начал клевать носом во время первичного осмотра, мне пришлось якобы случайно уронить посудину. Миссис Больные Лодыжки лучше быть настороже, чтобы он ненароком не диагностировал ей по ошибке малярию.
– Хорошо, позвольте мне задать вам несколько вопросов, – начала я.
Доктор Уиллис ожидался минут через двадцать, да и то в лучшем случае, так что требовалось хорошенько затянуть разговор и занять пациентку. Или хотя бы отвлечь ее, чтобы наконец перестала ныть.
Дама вздохнула, и ее гигантский бюст всколыхнулся.
– Насколько сильные у вас боли по шкале от одного до десяти?
– Десять! – взревела она.
– Когда они начались?
– Вчера! – Так-так, у нее новая стратегия: произносить каждый ответ с восклицательными интонациями.
– Вы были у семейного врача?
– Нет! Я пришла сюда!
– Это отделение неотложной помощи. Оно предназначено для…
– Я знаю, для чего оно! Мне и нужна неотложная помощь! У меня болят лодыжки!
Терпение у меня лопнуло.
– Врач скоро придет.
Я вышла в коридор, дважды постучала в дверь, расположенную напротив, и заглянула в смотровую. Доктор Уиллис был там, он рассказывал о том, как служил в военном флоте, седовласой вдовушке, которая пришла пожаловаться на артритные боли. Я сочувствовала ей, на самом деле сочувствовала, но ведь и этой пациентке тоже следовало бы обратиться к семейному врачу, а не ломиться в отделение неотложной помощи всякий раз, когда подкрадывается приступ. И, как обычно, доктор Уиллис рад был поболтать, а вдова улыбалась и кивала, будто прикидывая, годится ли он на роль третьего мужа.
– Доктор! – перебила я. Вдова бросила на меня такой взгляд, словно я выхватила у нее изо рта последний кусок десерта.
– Что? – встрепенулся врач. – Что-то срочное?
– Серьезный случай, – сказала я. И не соврала, учитывая, что по моей личной шкале миссис Больные Лодыжки набрала больше трехсот очков.
– Ох, Мириам, прошу прощения, – обратился к вдове доктор Уиллис. Та его не поправила, даром что ее звали Рита-Анна: я собственноручно записывала ее имя в карту. – Продолжайте принимать то, что я вам выписал, и снова почувствуете себя юной девушкой.
Я кашлянула, чтобы замаскировать смешок, и препроводила врача к кабинету, где маялась дама с лодыжками. Потом извинилась и прошла двадцать футов до стойки регистратуры.
Наша администраторша сказалась больной, поэтому я включила звонок на полную громкость и постоянно прислушивалась. Суббота выдалась довольно сносной, однако своей сменщице я не завидовала. По графику у Полы стояло ночное дежурство, а уж тогда-то тут не будет недостатка в алкашах с черепно-мозговыми травмами от пивных бутылок и в драчунах с заплывшим подбитым глазом, который не удастся открыть еще несколько дней.
Зазвонил городской телефон. Я сдвинула вниз маску и сняла трубку:
– Городская больница Локсбурга.
– У меня во дворе лиса.
Я опешила.
– Вы слышали?
– Это больница, – сказала я. – Позвоните в полицию или в ветслужбу. Может, там вам…
– Не-е, мне как раз вы и нужны.
– Почему?
– Ну потому что я, типа, хочу выйти и погладить ее. А ну как она меня тяпнет? Тогда мне придется ехать в больницу. Вы же открыты, да?
– Давайте лучше постараемся не допустить травмы, хорошо?
– Я ж просто действую… забыл слово, как его… дефективно!
– Сэр, вы выпили?
– Ну да, – ответил мой собеседник таким тоном, будто о подобных вещах даже спрашивать глупо.
– Э-э…
– Погодите, не то слово! Наверное, правильнее сказать «превентивно»?
– Оставьте лису в покое и…
– Черт, она деру дала, – пробормотал он. – Ну ты глянь! Видали, как припустила?
Я не сразу поняла, что он спрашивает всерьез.
– Э-э, – снова протянула я, надеясь дать понять, что разговор пора заканчивать.
– Ну ладно, братан, увидимся в другой раз! – гаркнул мой собеседник и сбросил звонок.
А ведь это был далеко не самый странный звонок месяца. Нам звонили с вопросом, может ли внезапная диарея в День благодарения оказаться симптомом рака печени определенного типа, того самого, о котором рассказывали на этой неделе в телешоу «Сегодня», или требовали сообщить, какую марку аспирина лучше купить и можно ли расплатиться продовольственными талонами: «И отвечайте поживее, я же в очереди стою, в аптеке, чего вы там тормозите!» В таких случаях проще назвать бренд, чем объяснять, почему не следует звонить по такому вопросу в больницу. Вешать трубку тоже не рекомендуется, ведь за этим неизбежно последует повторный звонок (и не лень же людям!) и хамская ругань.
Доктор Уиллис вышел из смотровой в противоположном конце коридора. Я натянула маску и направилась к нему.
– Келли, ты можешь подобрать миссис… как ее фамилия?
– Мейсон.
– Как?
– Мейсон.
– Я что-то не… – Он сделал движение сперва к своему уху, а затем – к моей маске. Даже в самые удачные дни он почти ничего не слышит, тем более если собеседник в маске. Пришлось стянуть ее вниз, на шею.
– Миссис Мейсон.
– Да, миссис Мейсон. Можешь подобрать компрессионные носки для лодыжек?
– Конечно, – буркнула я.
Несмотря на глухоту, он понял, что у меня за настроение.
– Извини, Келли, я бы и сам этим занялся, но артрит у меня тоже что-то разыгрался.
– Я все сделаю, доктор, – сказала я и похлопала его по плечу, давая понять, что на самом деле не слишком злюсь. Он ведь старается как может, изо всех сил.
Когда я вернулась в смотровую, пациентка уже разулась. Я выудила из выдвижного ящика пару компрессионных носков и, усевшись в кресло на колесиках, подкатила к миссис Больные Лодыжки, а потом похлопала себя по коленям:
– Не могли бы вы положить сюда ногу?
Она попыталась, но горы сдавленной плоти не позволили поднять ногу выше шести дюймов над полом. Я откатила кресло, опустилась на одно колено и стала натягивать ей носок. Пациентка покряхтывала, явно испытывая неудобства, но я хорошо справляюсь с такими процедурами. Оба носка были надеты в рекордно короткое время.
– На всякий случай я дам вам запасную пару: скорее всего, она понадобится. Вы должны носить их по крайней мере…
– Доктор мне объяснил, – перебила она. – И что ноги нужно держать повыше.
– Совершенно верно.
Я встала, вернулась к выдвинутому ящику, достала еще одну пару носков и повернулась к пациентке.
– Вы попали в автомобильную катастрофу? – вдруг спросила она.
И коснулась своей верхней губы. Можно подумать, я и без того не понимаю, о чем речь. Можно подумать, я не живу с этим каждый божий день с момента появления на свет.
Но все-таки пациентке удалось слегка меня ошеломить, поэтому я не сразу ответила. И прокляла себя за то, что не вернула на место маску.
Когда живешь с уродством, забыть о нем невозможно. Напоминания каждый раз смотрят из зеркала в ванной, оживают, когда прикасаешься к своему лицу, неизменно читаются во взглядах незнакомцев, которые разглядывают тебя, стараясь делать это незаметно.
Уродство видят все, но крайне редко о нем заговаривают. Вообще-то люди – существа отстойные, но тут надо отдать им должное: им не хочется выглядеть грубыми.
– Нет, – ответила я. – Это врожденная черепно-лицевая патология. Сложный случай заячьей губы и волчьей пасти. Шрам остался после одной из операций.
– Не болит, милая? – спросила миссис Мейсон.
Больше всего, черт его дери, меня взбесило, что это прозвучало искренне. Она действительно надеялась, что я не испытываю физических страданий.
– Нет, – заверила я, – совсем не болит.
– Вот и хорошо, – сказала она со слабой улыбкой. Я тоже улыбнулась в ответ. А потом устыдилась, что раньше мысленно гнобила ее. Уж кому-кому, но не мне критиковать чужую внешность.
Я вручила пациентке еще одни носки и сказала, что она может идти, когда обуется. Я бы даже, наверное, помогла ей с туфлями, но тут начал звонить телефон. Пришлось выскочить из смотровой и мчаться по коридору к стойке администратора.
– Горбольница Локсбурга, – сказала я в трубку.
Это был водитель скорой. Он звонил предупредить, что везет пострадавшего при пожаре на Мишо-роуд и парень в тяжелом состоянии.
– Один из наших пожарных? – спросила я. Следующей дежурить Поле, и не дай бог жертвой огня окажется ее муж Нейтан.
– Нет, – ответил водитель, – просто какой-то гражданский.
Я пообещала, что мы подготовимся, хотя могла лишь накачать доктора Уиллиса кофе, чтобы тот не падал с ног, и вызвать доктора Леннарда, самого крупного авторитета нашей захолустной больнички. А затем мы все втроем станем дожидаться возле входа приезда скорой.
Я повесила трубку. Через пять секунд телефон зазвонил опять.
– Горбольница Локсбурга.
– Келли, вы?
– Да.
– Это шеф полиции Крайнер.
– Вы насчет пожара?
– Какого пожара?
– На Мишо-роуд дом сгорел. Нам везут пострадавшего.
– Ни о чем таком не слышал. У меня портативная рация сдохла, а из машины я вышел, был в доме на Клей-стрит.
– Что там произошло? Нам готовиться принять пациента?
– Когда скорая освободится, пускай едет сюда. Она мне тут нужна.
– Лучше сами позвоните. Я могу оказаться занята.
– Позвоню. А вас хочу предупредить: когда скорая приедет к вам снова, то привезет двоих.
– Какое лечение им потребуется?
– Никакого, – ответил шеф Крайнер. – Они мертвы и успели остыть. Один трупик – детский.