Грехи маленького городка

Нейтан

Когда мы с Полой начали встречаться, ее жизнерадостность зашкаливала: она вязала мне всякие мелочи вроде забавной зимней шапочки с кисточкой, а еще распихивала мне по карманам записки со смайликами, чтобы я потом их обнаружил. Ее добрый нрав был еще более трогательным и наполнял меня восхищением: она не сердилась на пьянчуг, которые являлись в больницу и блевали на пол, а когда мы иногда встречали в городе девчушку с синдромом Дауна, Пола непременно склонялась к ней и заводила разговор. А самое главное, моя жена не была злопамятной. Ее способность прощать казалась безграничной. Я зачерствел от разочарований, уготованных нам судьбой, а Пола стала лишь еще сострадательнее.

Это сострадание все глубже и глубже пробирало меня, добравшись до печенок, и когда утром мы продолжили разговор, я уже испытывал желание врезать кулаком по стене. Казалось, будто я объясняю ситуацию ребенку, который не только не понимает, как устроен мир, но и не испытывает ни малейшего желания в этом разобраться. Пола спала беспокойно, проснулась рано, и вид у нее был измученный. Весь завтрак мы спорили, она снова и снова умоляла меня вернуть деньги.

– Если я это сделаю, то не посмею и носа из дома показать.

– Значит, переедем.

– Ну вот, я как раз это и предлагаю! Пола, я хочу забрать деньги и переехать. А ты согласна переехать, только если я опозорюсь.

– Неправда. Я ведь тебя знаю. Сомневаюсь, что ты действительно хочешь оставить деньги себе. Ты совершил ошибку…

– Вот уж нет. Я все эти годы пахал как проклятый, не покладая рук. И что в итоге? Ничего! Пришло время хоть раз рискнуть. Надоело быть нищим…

– Мы не нищие.

– Да мы обе машины в кредит взяли. В доме надо подлатать фундамент и крышу перекрыть. Сколько там нам еще ипотеку выплачивать, пятнадцать лет? И счета все эти медицинские тоже до сих пор на нас висят…

Я оборвал себя. Господи, ведь именно об этом мы старались не говорить. Старая рана, которую мы не хотели бередить, поэтому упоминали вопросы фертильности лишь в крайней необходимости. Но бесконечные процедуры ЭКО, анализы и поездки к специалистам в Балтимор и Филадельфию, которые обычно не покрывала наша грошовая страховка, сильно подкосили семейные финансы, а результатов не дали. Каждый провал наносил нам удар, от которого все труднее было оправиться. Ситуация усугублялась еще и тем, что мы не желали думать об усыновлении, а теперь, пожалуй, стало уже слишком поздно.

– Все у нас в порядке, – сказала Паола.

– А я хочу, чтобы было лучше, чем в порядке. Хочу настоящую жизнь, а не просто терпимую.

Жена дважды накрывала мою руку своей, и я дважды стряхивал ее ладонь. Пола попробовала сделать это в третий раз, и тогда я вскочил, бросился к машине и уехал. В зеркале заднего вида я видел Полу, которая высоко подняла над головой контейнер с моим ланчем, но не остановился.

Она привезла мне обед в мастерскую после полудня. Я взял еду, пробормотал слова благодарности и бросил на жену многозначительный взгляд, призывая не поднимать тут эту тему.

– У меня сегодня дежурство с восьми часов, – напомнила Пола.

– Знаю.

– Так что вечером увидимся. Ты же не будешь спать?

– Думаю, нет.

Она потянулась поцеловать меня в щеку. Я не отстранился лишь потому, что сослуживцы могли заметить.

– Ты хороший человек, Нейтан, – шепнула Пола, после того как ее губы коснулись моей кожи. – Мы оба это знаем.

Слова жены ударили меня в самое сердце и привели в ярость, которая кипела весь остаток рабочего дня. Бесило, что жена пытается мною манипулировать. Я злился, что она не желает даже рассмотреть мою точку зрения. Расстраивался, что Поле не понять, чего я хочу, не вникнуть в мои доводы.

Всю неделю она выходила в больницу по вечерам, поэтому, когда в пять часов рабочий день закончился, я отправился в бар «У Макси» выпить пивка с сэндвичами, посидеть в одиночестве, порепетировать в уме, что я скажу Поле. Я не силен в речах, а уж когда меня припрут к стене, и подавно. Так что хотелось подготовиться.

«Пола, послушай меня, – начну я, когда вечером мы вернемся к разговору. Я пытался как-то рационализировать свои соображения и облечь их в словесную форму, как поступают адвокаты, убеждая присяжных. – Я не дурак и понимаю, что́ ты хочешь сказать. Серьезно. Но это деньги от продажи наркотиков, никто их не хватится. Ты осознаёшь, что нам уже за сорок? Зачем ждать, когда можно начать жить? Ну что нам делать здесь, в Локсбурге, – умереть, ничего толком не сделав и не увидев? Я так не могу, Пола. Это наш шанс».

Начало казалось неплохим, пока я не начинал представлять, как жена отвечает теми же словами, которые говорила с утра: «Ну что нам еще надо, Нейтан? Если мы возьмем эти деньги, то всегда будем мучиться от чувства вины. И сходить с ума от подозрительности. Я же вижу, ты уже немного не в себе».

Я представлял, как она станет возражать, потягивал пиво и изобретал ответные реплики. Вскоре во мне уже плескалось пять пинт. Домой лучше будет пойти пешком и забрать машину завтра с утра. А раз так, можно взять шестой бокал, ничего страшного. Я попросил принести мне новую порцию и продолжил мысленный спор с женой, и вскоре смесь эмоций, алкоголя и злости вылились в негодование.

– А вот и парень, с которым мы давненько не виделись!

Я обернулся и увидел Лили Роланд. Потом посмотрел через другое плечо, но никого больше не обнаружил.

– Мы – это кто? – спросил я.

– Только я, мистер Буквалист. Я присяду, не против?

Не дожидаясь ответа, она придвинула табурет поближе. Ей пришлось подпрыгнуть, чтобы на него забраться; от силы пяти футов ростом, Лили принадлежала к тем женщинам, которые гордятся своей миниатюрностью. Еще бы, ведь ее считают похожей на эльфа обаяшкой, а сама она имеет право бросаться поговорочками вроде «мал золотник, да дорог», «маленькая, да удаленькая» и так далее. Говорилось это с отрепетированной улыбкой, хотя Лили явно считала, что наигранность не снижает привлекательности.

– Нечасто ты тут, – заметила Лили.

Я пожал плечами.

– И о тебе почти ничего не слышно.

У меня не нашлось ответа. Я просто прикончил содержимое бокала и подвинул его бармену, чтобы тот налил еще.

– Как вообще живешь? – спросила Лили.

Стандартный и совершенно бессмысленный вопрос: в Локсбурге все всё про всех знали. Однако интерес Лили казался искренним, а ее близость вызывала у меня приятное ощущение, невзирая на историю наших отношений. После аборта мы до конца учебы старательно избегали друг друга. Потом она закрутила с одним из братьев Тейтов, Джимми, быстренько родила двоих детей, потом бросила его, а через три месяца Джимми по пьянке врезался в дерево на пятьдесят четвертом шоссе. Это дерево цело и по сию пору, Тейт лежит на городском кладбище на глубине шести футов под землей, а оба его сына стали профессиональными военными и уехали. Я слышал, они были рады убраться подальше из Локсбурга и от своей мамаши. Встречаясь от случая к случаю на улице или в супермаркете, мы с Лили обменивались кивками и приветствиями, но и только. В последнее время я нередко замечал, что она околачивается в барах – «У Макси» или «У Орки». Странное у нее было положение: никто из двадцатилетних не горел желанием общаться с отнюдь не юной теткой за сорок, а большинство ровесников Лили сидели по домам с супругами и детьми.

– Нормально. А ты?

– Ну, ты ж в курсе.

– Да, слышал.

Она тоже заказала пиво, и когда его принесли, я толкнул бармену два доллара из своей сдачи.

– Ой, Нейт, спасибо тебе.

Лили сжала мне плечо и поерзала на табурете, усаживаясь поудобнее. Я покосился на ногу, мелькнувшую под джинсовой юбкой. У тела, обтянутого блузочкой с коротким рукавом, оставалось еще года два, прежде чем мужчины перестанут оглядываться вслед. Непонятно было, обесцвечивает ли она волосы, или у них от природы грязновато-белобрысый цвет (я не разбираюсь в таких вещах), но без макияжа дело точно не обошлось, о чем говорили румяные щеки и глянцевитые губы. Лили сделала глоток пива и спросила:

– И что же у тебя на уме? Сидишь тут с таким видом, будто весь ушел в себя.

Да ну его в задницу, подумал я. Если ей охота, пусть слушает. Почему бы не высказаться после шести бокалов пива.

– Ты правда хочешь знать, о чем я думаю, Лили?

– Ну да. Рассказывай.

– Я думаю, как выбраться из этой сраной дыры.

– Слушай, ладно тебе, это же лучший бар в округе.

Я фыркнул.

– При чем тут бар? Я про сраную дыру под названием Локсбург. Про этот город.

– Вот те на! – Она рассмеялась, и я вместе с ней. Смех вырвался у меня впервые за весь день, если не за всю неделю. А когда Лили поняла, что я говорю всерьез, то пришла в восторг: – Господи, Нейт, ты наверняка телепат. Я давно говорю, что надо сваливать отсюда! – Потом она закричала: – Ники!

Бармен прервал разговор и покосился на нее.

– Иди-ка сюда!

Тот подошел, готовый ее обслужить.

– Чего тебе налить?

– Разве я не говорила постоянно, что пора сваливать из этой дыры? – спросила Лили.

– Из бара?

– Нет! Из Локсбурга!

– Ну да. Только об этом и твердишь.

– Видишь! Так оно и есть! – И Лили уставилась на меня, будто ответ Ники доказывал какую-то непреложную истину.

Бармен двинулся прочь, слегка покачав головой. Он был явно недоволен, что его побеспокоили ради дурацкого вопроса. Лили продолжала:

– Я это всем говорю: мол, клянусь, что смотаюсь отсюда, и чем скорее, тем лучше. И все отвечают мне одно и то же: что тоже собираются уехать.

– А почему не уезжают?

– Потому что на самом деле не хотят. В этом городе полно болтунов.

– Точно.

– Но от тебя мне странно такое слышать. Всегда считала, что ты отсюда ни ногой.

Может, это и было сказано в шутку, но мне так не показалось.

– Что за хрень ты мелешь, Лили?

– Не психуй. Я хочу сказать, что ты же здесь родился. Ты местный. Понимаешь?

Я понимал. Именно за это я поносил себя, когда особенно злился.

Через некоторое время Лили спросила:

– Куда думаешь податься?

– Не знаю толком. Наверное, во Флориду. Ненавижу местные зимы. Хочется на солнце. И порыбачить на пляже.

– Классно звучит. Я бы ни секундочки не раздумывала.

– Так почему не уезжаешь?

– А на какие шиши? Притом что я секретарша сразу у мэра, шефа полиции, начальника пожарной охраны и еще у троих. Шесть в одном! Пашу допоздна, как пчелка, а платят все равно гроши.

Я кивнул в знак согласия, хотя Лили преувеличивала, и это еще мягко говоря. Ну да, она работала секретарем в мэрии, но никому из тамошних шишек особо не названивали, да и совещания проводились нечасто. Я несколько раз бывал там, и Лили на рабочем месте либо красила ногти, либо набирала что-то на мобильном. Впрочем, она была кокеткой, прелестно выглядела за письменным столом в блузках с глубоким вырезом, поэтому претензий к ней ни у кого не было. У мужчин-то точно.