Гремучие скелеты в шкафу. Том 2

Молодежный телеэкран (беглый взгляд за кулисы)

Такую песенку пел ансамбль «Аквариум» в программе «Веселые ребята» года два тому назад. «Глядя в телевизор…»— но на что конкретно? Многосерийный художественный фильм… футбол… концерт ко Дню милиции… А может быть, что-то с «молодежным уклоном»? «От всей души»? «А ну-ка, девушки»? «Молодежные вечера в Останкино»? Вряд ли. Скорее всего, в эти вечера юные влюбленные могут подышать воздухом.

Не так давно при анкетировании аудитории нескольких московских дискотек был зафиксирован один странный результат: лишь 23 процента опрошенных назвали просмотр телепередач в ряду своих любимых занятий в свободное время. Нет, это как будто не пресловутые «дискоманы», которым бы только «Монтану», «Адидас» и танцы до упаду. Нормальные ребята, которые любят читать книги, ходить в театры, заниматься спортом. Всесильность телевидения — популярное представление (жупел?) десятилетней давности: на него надеялись, его боялись (как же — теледети, «закатживого искусства»…), и никто в нем не сомневался. Сейчас, похоже, иные симптомы. Молодежь изменилась? (Конечно.) «Ящик» приелся, нужны новые формы? (Не исключено.) Передачи стали хуже? (?..) Нет, решать все это — не цель данных заметок. Мы просто кинем взгляд в «заэкранье» (прости, Алиса).

У телевидения есть свой ностальгический фетиш — это КВН («Клуб веселых и находчивых», поясняю посетителям дискотек): за команды болела вся страна, самодеятельные кавээнщики собирались чуть ли не под каждой крышей… Что ж, аналогичная по «отдаче» программа существует и сегодня, это

«На телевидении не надо придумывать новое драматургическое начало: достаточно перевоплощать старые схемы, старые фантомы», — так считает режиссер передачи Владимир Ворошилов. Его предыдущая программа называлась «Аукцион» и проходила по принципу, натурально, аукциона. Проходила настолько удачно, что после первой передачи в стране оказалась заблокированной телеграфная связь (ответы в Останкино надо было посылать по телеграфу) и с прилавков однажды за день исчезли разрекламированные в «Аукционе» никому не нужные консервы «Кальмар в собственном соку». (Странно: «Аукциона» уже 13 лет как нет, а кальмары по-прежнему в дефиците.) «Что? Где? Когда?» — понятно, рулетка. Казино у нас быть не может, но принцип-то есть! Великий принцип, породивший множество всего — от образов и коллизий у Достоевского до математического «метода Монте-Карло». Теперь вот и популярную передачу. Здесь не срывают банк, но получают в месяц до семидесяти тысяч писем — буквально в сотни раз больше, чем любая другая программа.

…Первая передача «Что? Где? Когда?» год лежала на полке. Но вот однажды раскритиковали и сняли с эфира очередной выпуск «А ну-ка, девушки!» и — делать что-то надо было — дали вместо нее некогда забракованную «рулетку». Ворошилов говорит: выпустили джинна из бутылки. Образ точный, поскольку неоднозначный: у мешков с письмами есть и обратная сторона.

Саша Бялко, один из популярных «знатоков», физик: «Популярность — жуткий минус. Это коверкает мою жизнь. Люди в автобусе пристают, в магазине оборачиваются… Я всем говорю, что это не я, просто очень похож… Маскировался, отращивал бороду — все равно узнают. Я ненавижу, когда в меня тычут пальцем, — приходится портить отношения с незнакомыми людьми… Завидую тем, кто плюет на это. Хотя еаь такие, которые как раз хотят, чтобы их все знали. Как Добчинский в „Ревизоре": скажите государю императору, что еаьтакой Добчинский… Это развращает, портит личность». Вопрос: почему же вы продолжаете участвовать в программе? «Я умоляю, чтобы меня отпустили, но говорят— нужен. Режиссер, редактор — хорошие люди, для себя лично они ничего не хотят— и я не могу им отказать. Надеюсь, что смогу убедить их в своей непригодности. Я ведь действительно выжат как лимон…»

Борис Еремин («знаток» с 1978 года): «Конечно приятно, когда узнают. Если не узнают, даже немного обидно… не столько, может быть, за себя лично, сколько — неужели передачу не смотрят? Легче идти на контакт с людьми: всегда есть тема для разговора… Отчасти это в жизни помогает».

Оксана Петрунько, из нового пополнения: «Стали узнавать на улице, а особенно в метро. В основном почему-то пьяные… На учебе популярность сказывается отрицательно: преподаватели со мной особенно строги и на лекциях часто шутят по поводу „Что? Где? Когда?"».

Ворошилов: «Я изменил и их, и их жизнь — изменив взгляд окружающих на них. Иногда я испытываю ужас, руки опускаются… Ситуация неуправляема: „знатоки" развиваются по своим законам. Они борются за то, чтобы сесть в кресло, возникли группировки, лидеры, подлипалы — типичное расслоение…»

Наталья Стеценко, редактор программы: «Боря Еремин создал в клубе атмосферу некоторой элитарности. Некоторых членов клуба это угнетает. У него конфликт с Сашей Бялко и его друзьями — ребятами научного, а не светского склада…»

Да, поговорив с обоими лидерами, я ощутил их взаимное нерасположение: «Карьерист!» — «Мизантроп!», — и тем не менее за «знатоков» я спокоен. Они нашли то, о чем другие мечтают: интересную компанию. Одни ценят ее за интеллектуальный уровень, других привлекает «престижность»[36], третьих — дух азарта… Это — единственное, в чем сходятся все «звезды» «Что? Где? Когда?»: в клубе они узнали прекрасных новых друзей, они замечательно проводят время и так далее. Сам по себе круг «знатоков» невероятно расширился, игры и турниры проводятся повсюду — с ТВ игру связывает уже скорее символическая «пуповина». «Игра, — сказал Еремин, — наскучить не может».

Но вот передача? Здесь ситуация критическая. «Как перед разводом», — вздохнул Ворошилов. «Что? Где? Когда?» не может существовать без поддержки телезрителей. Как «концерт по заявкам»: письма — это базис. Почта свидетельствует о расколе среди зрителей — и это уже куда серьезнее, чем фракционная борьба в стане «знатоков». Одни пишут — хватит приглашать новых, незнакомых участников. Хотим Ильина, Бялко, Еремина, Федина. Мы любим этих ребят и хотим проводить вечер в их приятном, располагающем, почти «домашнем» обществе (наиболее подкованные здесь апеллируют к книге В. Саппака «Телевидение и мы»…). Другое мнение: надоели эти зазнавшиеся «знатоки», их самодовольные физиономии. Они уже не играют, а позируют. Мы уже все заранее о них знаем — что скажут, как глянут, во что будут одеты. Приглашайте новых, «неиспорченных» ребят… Еще одна «горячая точка» — вопросы. В последнее время они стали несколько сложнее, что естественно, поскольку «знатоки» — уже почти «профи». Не менее естественна и реакция тысяч зрителей: мы чувствуем себя дураками; нам тоже интересно решать эти задачки — а при таких замысловатостях остается только пассивно наблюдать за экраном. Задавайте вопросы попроще: у нас нет времени расширять свой кругозор со скоростью «знатоков». Вместе с тем не иссякает и «саркастическая» корреспонденция интеллектуалов: ай да «знатоки» — Грибоедова не знают! — и т. п.

Ворошилов: «Момент критический. Но неудачи меня только дразнят. Это интереснейшая, уникальная задача — продлить популярность передачи на седьмом, восьмом, девятом году существования. Мне в жизни больше не представится такой возможности». Стараясь сохранить темп, избежать рутины, режиссер постоянно модифицирует правила, стимулируя замены в составах, появление новых ребят «в креслах». («Ветеранов» это раздражает. Еремин: «Его манера ведения — нагнетание азарта, даже жестокости…») Попробовали обновить программу и внешне: эффектное помещение, ревю с участием популярных артистов. Хотели даже сделать постоянного «кадрового» ведущего (крупье?) — неотразимого Костю Райкина… «Конечно, старая передача. Может быть, и стоило бы бросить. Но вот — сельская учительница; организовала клуб „Что? Где? Когда?" у себя в школе. Очень хочет сыграть у нас, ждет уже три года… Это тоже существует».

У В. Ворошилова есть еще один любопытный теоретический тезис. «Телевидение (в отличие от театра, кино и т. п.) приходит к нам в дом само. И оно не должно выглядеть непрошеным гостем. Поэтому телевидение безадресно — его должны смотреть все». Верно это или неверно — другой разговор, но программа Ворошилова строится именно в соответствии с этой установкой. И гигантская почта — следствие «безадресное™». Строго говоря, «Что? Где? Когда?» не «молодежная» в полном смысле этого слова передача; на ее аудиторию почти не влияют возрастные факторы. Что же определяет «молодежность» телепрограммы? Тематика? Да, конечно, но это тривиально. А язык, образный строй? Вот тут приходит на ум другая популярная передача,

У этой программы скромная почта: по 100–200 писем после каждой передачи. Авторы «Веселых ребят» никак не стимулируют поступление зрительских откликов в письменном виде — и это сказывается. На телевидении давно уяснили, что зритель в массе своей — как послушный ребенок… Скажешь, даже намекнешь ему: «напиши», и он напишет. Не скажешь — будет сидеть тихо. В одном из выпусков «Веселых ребят» после серии уличных интервью на тему «Что такое вкус?» мелькнула заставка: указующий перст и риторический вопрос «А вы как считаете?» — и тут же приведен правильный ответ из Большой советской энциклопедии. И этого «не-повода» хватило многим дисциплинированным зрителям, чтобы откликнуться, — большинство переписало ответ из той же энциклопедии. Андрей Кнышев, редактор программы: «Должен был у нас идти примерно такой текст: „У нас большая почта — письма, телеграммы, поздравительные открытки, бандероли, посылки — нет, к сожалению, пока лишь денежных переводов, но содержимое отдельных посланий, право же, бесценно". Решено было концовку все же убрать, потому что наверняка пошли бы деньги…»

Было время, когда и Кнышева узнавали на улице. Давно, в 77-м, 78-м годах, когда в эфир выходила молодежная юмористическая программа «Салют, фестиваль!». С тех самых пор я запомнил, как он играл на зубах балалаечным перебором, а на коварный вопрос: «Какой пастой вы чистите зубы?» — бесхитростно ответил: «Пастой „Океан"». Какой славный парень, думал я, удивительно, как это его занесло на телевидение?[37]

…Поначалу «Веселые ребята» выглядели традиционно: молодые юмористы-любители хохмили в студии, разыгрывали сценки и пародии, пели песни и получали очки и призы (в данном случае шляпы-канотье). Лауреаты поехали в Габрово. Один из них, бард Леня Сергеев, вспоминает: «Это была буквально дрессировка. Нас готовили неделю, как „девушек" из одноименной передачи. Учили острить по всякому поводу и без повода и смеяться по взмаху руки. Ко дню съемок мы представляли собой жалкое зрелище: компанию хихикающих полуидиотов… Это было не смешно — до головной боли» (комментарий Кнышева: «А я вот так целый год»).

Пресловутый «новый язык» родился с появлением нового режиссера, Виктора Крюкова. Это был союз, заключенный на небесах. Андрей Кнышев: «Мне всегда виделись странные образы. Например: открывается крышечка в голове гипсового бюста, и из нее вылетают бабочки. Мы пытались что-то в этом духе сделать в старых „Веселых ребятах". Скажем, засовывали резиновый шарик в граммофонную трубу, надували его; потом монтировали, и получалось, будто бы он лопается от музыки. Кустарно, конечно. Благодаря Крюкову я наконец-то дорвался до возможностей телевидения. В гипсовом бюсте я могу не то что открыть дверцу — могу сделать, скажем, бюст с живым человеческим глазом… Крюков сидит за пультом как органист; пальцы бегают по клавишам. Иногда ему удаются такие видеотрюки, что он их не может потом воспроизвести: столько комбинаций, столько возможностей».

Лично мне режиссерская манера Крюкова открыла глаза на то, что такое современное телевидение. Смотря ТВ уже много лет, я тем не менее не подозревал о том, что его средства чем-то принципиально отличаются от элементарного телеглаза в универмаге. А ока-зывается-то, при желании (плюс знание приборов и фантазия) одной игрой на кнопках и клавишах можно выделывать фантастические трюки, которые в кинематографе — в лучшем случае — дала бы сложная и громоздкая комбинированная съемка. Вот «белка в колесе» — женщина на кухне: интерьер статичен, а хозяйка крутится вокруг своей оси, а вокруг нее совершают орбитальные полеты чашки, кастрюли, полотенце. Или — улыбка затравленной китчменами Джоконды мягко переворачивается, обращаясь в свою противоположность. Атрофирование у человека «экологического сознания» иллюстрируется так: из головы невозмутимого мужчины вырезается ножницами кусок, оттуда вылетает бабочка (сбылись, сбылись грезы А. Кнышева…), и вместо нее, под довольную улыбку, въезжает маленький автомобильчик. Трюки эффектные, но далеко не самые сложные. «Реагируют на самое примитивное, — говорит Крюков, — а то, что действительно сложно и интересно для нас, — мало кто замечает». И он описывает один из предметов своей гордости в последней передаче: возникает серое поле и проезжает по экрану справа налево… вот это, дескать, и вправду высший класс. (А я, признаться, и не приметил такого момента…) Трюки, весь фантасмагорический видеоряд — только часть, «буквы» нового языка. А в «слова» они складываются на монтажном столе — и тут «Веселые ребята» тоже держат первенство; есть эпизоды, где на минуту времени приходится до 50 склеек — в десятки раз больше, чем «принято». Этот филигранный монтаж дает темп — вещь не менее важную, чем зрелищность.

И вот думаешь, посмотрев «Веселых ребят», — а что же все остальные? Не могут? Не хотят? Почему, подобно одной греческой скульптуре и нескольким антикварным шкафчикам, кочующим из одной передачи в другую (я уже давно их заприметил и всегда рад новым встречам на экране), повторяются те же шаблоны? Конечно, влияние, «утечка» «Веселых ребят» сказывается — например, на многих выпусках «Утренней почты» (кстати, у обеих программ общий художник, Сергей Веретенников). И все же? Кнышев: «Конечно, не все так знают технику, как мы. Но неизвестно, что лучше: альтруистическое желание „Сделаем наше телевидение зрелищнее!" или тактика купчика, который все себе собрал — и поэтому выделяется на общем фоне. Я чувствую, что у меня присутствует эта творческая жадность… Недавно Евгений Гинзбург стал спрашивать, как мы сделали один эпизод, и я… э-э… тактично промолчал».

Язык программы сложился спонтанно. Не было его на бумаге, в сценарии и т. п. Просто стали делать передачу «О вкусах» и гадали, что получается. «Веселые ребята» — импровизация на заданную тему. Передача «живет» до самого дня эфира. «Конечный продукт» непредсказуем, на него влияет все — от неожиданной идеи оператора или осветителя до технического брака. Да, некоторые трюки возникли из брака. В передаче «О семье» незнакомые юноша и девушка идут — в толпе — навстречу друг другу. Вот они оказались лицом клицу, и в этот момент пара застывает, и фигуры их чуть вибрируют, будто между ними пробегает электрический разряд… И все вокруг меркнет. Эффектно, почти как в фильме «Вестсайдская история». На самом деле замысел был совсем другим, но в один прекрасный момент заклинило телеустройство.

А уличные интервью? На мой вульгарно-социологический вкус, это едва ли не самое интересное и по-настоящему забавное в программах. И здесь «ребята» стремятся увести — на этот раз прохожих — от шаблонных высказываний. Граждан провоцируют. Например, задают вопрос в такой форме: «Конечно, вы сейчас скажете, что любите природу и заботитесь о ее сохранении…» Или обрывают праведную тираду: «Я вам не верю!» И бедные застигнутые врасплох прохожие (никаких «подсадных уток»!), которым отрезали пути к отступлению, начинают подыскивать не дежурные слова. Снимается 6–7 часов интервью; потом идет отбор и монтаж. Высказывания «усугубляются»: скромные граждане предстают носителями идей, символами. Как отмахивающийся парень в наушниках или девушка в экологической программе с репликой «На наш век хватит». Последняя, кстати, подверглась характерному препарированию: безответственное высказывание повторили несколько раз подряд, отчего оно стало и более зловещим, и более смешным. Леня Сергеев, помогавший по старой дружбе в интервью: «Он говорит: „Мама мыла раму", а после монтажа остается „Мама раму" и хохот за кадром… Такого варварского обращения с высказываниями трудящихся себе никто еще не позволял — но это и делает материал острым, свежим, интересным».

…Если в «Что? Где? Когда?» зрителей захватывают перипетии игры, то «Веселые ребята» интригующи сами по себе: тематика, форма — не говоря уже о музыкальном оформлении — таят сюрпризы. А может быть, пойдут повторы, жила уже исчерпана? Виктор Крюков: «Вариантов таких капустников — миллион. Можно сделать всю передачу документальной — разыгрывать людей на улице и снимать это скрытой камерой. Можно использовать мультипликацию в комбинации с живыми людьми… Другое дело — зачем это делать. Туту нас с Кнышевым бывают расхождения: он тяготеет к юмору, а я больше поругать люблю». Андрей Кнышев: «Главное — сохранить язык. Его возможности колоссальны, хотя своего потолка мы, может быть, и достигли… Возможно, нужен кто-то „третий". В любом случае я считаю, что при такой частоте выхода в эфир передача не может выдохнуться или надоесть — как зрителям, так и нам».

Тандем сейчас разъединен (Крюков и оператор передачи А. Вилин на «Экране» делают многосерийный фильм «Священная война»), но увлечен общей идеей: «Я и другие». Крюков: «Когда вы выходите гулять с собакой, иногда чувствуете к себе собачью ненависть людей. Почему мы настолько чужие?» Кнышев: «Зимой ждал товарища в подъезде. Сидел, читал книгу — а бдительные жильцы позвонили, и меня забрали в милицию». Никакой изначальной морали, как всегда, не запланировано — но есть план действий. Например, звонить в двери квартир («Простите, у вас не найдется головки чеснока?») и снимать реакцию скрытой камерой[38].

Чтобы жильцы не засекли оператора, предполагается поставить на лестничной площадке шкаф (якобы на выброс) — и вести съемку через окошечко в его стенке… Впрочем, не исключено, что тематика следующего выпуска будет совсем иной.

Последнее слово Кнышеву: «Мы делаем только то и так, как нам интересно. Я вполне допускаю, что передача может потерять „молодежность", если мы будем снимать ее еще двадцать лет. Она будет стареть вместе с нами».

«Что? Где? Когда?» — передача комнатная; «Веселые ребята» по своему творческому процессу — и вовсе «лабораторная». Но разве возможно молодежное телевидение без программ массовых, масштабных? И они есть, конечно. Андрей Меншиков считает: центральное телевидение еще не делало передач, подобных по масштабу программе

Меншиков — куратор «Виража», и он имеет основания для смелых утверждений. Одно ралли — это съемочная площадка в 30–40 километров, а помимо этого существуют и парашютный спорт, и кросс, и плавание, и… вплоть до скалолазания, которое тоже может быть предложено «настоящим мужчинам». «Вираж» — новая затея молодежной редакции, но у нее имеется предтеча — передача «А ну-ка, парни!». В отличие от долгожительниц «Девушек», ее судьба не сложилась, и в первую очередь потому, что действие происходило в студии. Это и искажало суть некоторых видов спорта (что это за мотогонки по пятиметровому колодцу!), и вообще придавало передаче оттенок декоративности, несерьезности.

Поскольку тема — подготовка в военно-технических видах спорта — актуальности своей за несколько лет не потеряла, решено было взяться за дело с полной выкладкой. Режиссер Сергей Николаев — один из самых молодых в редакции; он в состоянии за несколько часов сменить несколько транспортных средств — скажем, вертолет, катер и «газик», — не теряя при этом нити действия и давая указания. Ведущий оператор Владимир Радзиевский, по-видимому, мог бы дать фору любому «виражисту»: он снимал и лежа на детских санках, привязанных к снегоходу «Буран», и будучи подвешенным под брюхом вертолета… Однажды, во время радиоигры «Охота на лис», Радзиевский несколько часов просидел на елке, замаскировавшись и не шелохнувшись, — ибо, обнаружив его, легко можно было найти и спрятавшегося в поле зрения камеры «лиса». Итак, сплоченная группа, плюс масса техники, плюс — как же без них — «парни». Отбор участников был строг: физическая подготовка, внешность, водительские права, эрудиция — и общая телегеничность. В отличие от «А ну-ка, парни!», соревнующиеся объединялись в пары (по «производственному» признаку). Я познакомился с одной такой двойкой — представителями МИСИ[39], выигравшими первый этап. В данном случае «фильтрация» свела вместе преподавателя Дмитрия Цыганкова и студента Сашу Семенова, а уже став партнерами, они подружились. Оба спортсмены, любят соревнования, а Сашу прельстила к тому же возможность прыгнуть с парашютом. (Для некоторых других парашют, наоборот, стал непреодолимым барьером — уже пройдя отбор и услышав о парашюте, несколько ребят сказали: только не это…)

И это еще не все: за три недели до съемок начинаются основные тренировки участников. Более взрослый и занятой Цыганков сказал откровенно: «Если бы заранее знал, что все это займет столько времени, — отказался бы участвовать».

Наконец, собственно соревнования. Несмотря на всяческую подготовку, от неожиданностей никто не застрахован. Володя Огнев, водитель-испытатель с АЗЛК, считался бесспорным лидером в кольцевых автогонках — тем более что они проходили на его родном стадионе. Перед стартом заморосил дождик; первые экипажи проехали осторожно, а «профи» решили показать класс — и их раскрутило на вираже. На «подводной» дистанции мастер спорта по плаванию Юрий Потехин из МИФИ долго лидировал, но незадолго до финиша потерял дыхательную трубку. Особо драматичное испытание выпало на долю нашего знакомого Сани Семенова: во время заветного прыжка он не успел заблокировать запасной парашют, и тот стал раскрываться (а это опасно — он может запутать стропы основного). «Сработала реакция — я его собрал и зажал между ног. В таком вот согнутом виде и приземлился». В цепом разносторонние «дилетанты» обошли узких «профессионалов», что вполне соответствовало замыслу передачи.

Все же фабула соревнований показалась создателям пресноватой. Поэтому в последней передаче был введен один «запланированный» сюрприз: объезд на трассе ралли — специально «подготовленная» заснеженная проселочная дорога. Четыре из семи экипажей «засели». Меншиков: «Это здорово сработало. Напарник, бросающий под колеса все, что попадает под руку; нервы, пот, крупный план! Вот что нужно для передачи».

Этой недавно отснятой программы я еще не видел, но по предыдущим как раз крупного плана мне очень не хватало. В «А ну-ка, парни!» при всей условности соревнований лица ребят были видны — и живой азарт в глазах во многом компенсировал игрушечность условий. В «Вираже» почти нет лиц — одни фигурки среди полей, лесов и небес. Может быть, поэтому победители «Виража» и не очень жалуются на популярность. Семенов: «Среди ребят из нашего микрорайона авторитет, конечно, поднялся. А в институте знают только товарищи по группе и комитет ВЛКСМ: обязали, раз я такой хороший, ездить в подшефную школу пропагандировать ДОСААФ». Цыганков: «Славы никакой не пришло. Друзья, знакомые в курсе. Правда, три раза узнали меня на улице».

То, что «виражисты» не раскрываются на экране как личности, — основная проблема передачи. По идее, цель программы — показать молодежи некий пример для подражания, образцового современного молодого мужчину. А это, конечно, не только физподготовка, сноровка и внешность. Создатели «Виража» ввели этап «эрудитов»[40].

Телезрители (легко угадать, какого пола) откликнулись: боге ними, именами и названиями, надо показать, что настоящий мужчина — и хозяин в доме! Возможно, в будущем «виражистов» ожидает и такой этап. Спрашиваю у Дмитрия Цыганкова, как он относится к «хозяйственным» соревнованиям: «Без энтузиазма. Впрочем, думаю, что тут мы все окажемся в равном положении».

Старые передачи КВН шли в прямой трансляции, и записей жарких турниров почти не осталось. Обидно… но и символично: ТВ (по крайней мере, в огромной своей части) не призвано создавать «нетленки», оно растворяется в сегодняшней аудитории. Из книги «40 мнений о телевидении»: когда бесхитростного ребенка спросили, чем отличается ТВ от кино, он ответил: в кино люди говорят друг с другом, а по телевизору говорят со мной. Да, телевидение — ежедневный собеседник, не больше, но и никак не меньше. Разговоры о политике, погоде, спорте, «новых товарах» популярны всегда — но необходимо предложить зрителю что-то еще, не менее захватывающее. А для этого надо прежде всего знать аудиторию, чувствовать направление вектора ее настроения. В случае с изменчивой молодежью это особенно нелегко. Я все-таки посмотрел одну старую запись КВН, и меня поразил не столько уровень нашумевших в свое время, а сейчас выглядящих довольно топорно реприз, сколько реакция зрителей. Весь зал — будто одна счастливая улыбка, в глазах восторг; впечатление, что каждую секунду ряды могут дружно вскочить и разразиться бурной овацией… Сейчас даже на передаче «Вокруг смеха» не заметно и тени этого. Совсем другие дела. Адекватна ли реакция ТВ? Судить зрителям, измерять социологам.

Недавно эмблему молодежных программ модернизировали — исчезла лавровая веточка, украшавшая одухотворенные профили юноши и девушки. Возникла ассоциация в том же духе — хорошо бы развернуть эти символы лицом к молодежи. Той, которая смотрит, и той, которая не смотрит. Чтобы больше приходило в молодежную редакцию таких забавных откровений: «Мы ждем вашу передачу, она нам нравится. Хотя и без нее жили неплохо»; «Ваша передача что-то заколебала в моем представлении о…».

1983 (Публикуется по рукописному оригиналу.)