Внезапно прямо над ними прогудел огромный
лайнер. Он летел очень низко — видимо, только ото- рзался от земли. На несколько секунд уши заложило от пронзительного свиста.
И тут Павел каким-то боковым зрением даже не заметил, а просто почувствовал справа от себя нечто подозрительное. Он резко повернулся. Второй пограничник крепко, плотно сжатой ладонью держал тонкую и острую, как игла, заточку. И, судя по всему, готовился воткнуть ее в спину Павлу.Бородин раздумывать не стал. Раз! — он ударил пограничника по руке, выбив заточку. Два! — его большой и мощный кулак хоккеиста снес тому челюсть. Три! — уже готовящийся к нападению другой пограничник был отброшен к микроавтобусу, со всего размаху грохнулся головой о никелированный бампер и уронил голову на асфальт.Павел поднял заточку и отбросил ее как можно дальше — за забор. Ее «владелец» немного пришел в себя и начал подниматься, однако Павел нанес ему еще один страшный удар в лицо — на этот раз носком ботинка. Тот успокоился надолго...Теперь надо было спешить. Бородин достал из кармана пограничника ключ, вышел в дверь и запер ее. Ключ он бросил в стоящую рядом урну. Взлетев по лестнице, он попал в тот же самый коридор, где находилась комната, в которой он только что побывал. Его надо было миновать как можно скорее — не ровен час Островский может выйти, и тогда ему живым точно не уйти...Павел быстро прошел коридор и вышел в дверь на другом конце. Хорошо, что он запомнил дорогу! Через минуту он уже был у двери, которая вела в зал.Он осторожно выглянул. Ни одного пассажира. Зал был пуст. Сердце Бородина провалилось гораздо ниже мраморного пола, на котором он стоял. Это был конец...
Пассажир, вы с нью-йоркского рейса? — донесся рядом голос с характерным московским акцентом.
Д-да, — проговорил Павел. Язык плохо слушался его.
Сколько вас ждать? Что мне теперь, из-за вас автобус гонять, что ли? Теперь пешком пойдете, ничего, не растаете.
И щедро напергидроленная блондинка в нахлобученной на голову форменной пилотке грубо схватила Павла за локоть и потащила к выходу...
И что было дальше? — спросил Грязнов.
А ничего. Норд, конечно, долго сетовал, что его задание осталось невыполненным. На этом дело и кончилось. А я до сих пор не понимаю, как мог согласиться на эту авантюру.
Вы ему рассказали о том, что на вас было совершено нападение?
Рассказал... Тогда он растрогался и заявил, что заплатит мне все обещанные деньги сполна, даже несмотря на эту неудачу.
И заплатил?
Пока нет...
Вы больше ничего не слышали об Островском?
Бородин помотал головой.
Посмотрите, — Грязнов вынул из кармана фотографию, — это он?
Бородин мельком глянул на нее:
Да, он. Такого трудно спутать...
А Норд не был удивлен, что Сократ, то есть Островский, пытался убрать вас, тогда как сам был заинтересован в исходе финального матча?
Бородин грустно усмехнулся.
Мне показалось, что даже Норд был поражен его жестокостью.
А может, не его, а людей, на которых он работает?
Не знаю. И не хочу знать, — устало сказал Бородин.
В палату вошел врач:
Гражданин милиционер. Вас к телефону. Говорят, очень срочно.
Хорошо. Я сейчас вернусь.
Павел кивнул и отвернулся к стене.
18 часов 40 минут
Москва,
улица Тверская-Ямская
Где-то далеко-далеко хлопнула дверь. Я машинально попытался открыть глаза. Ничего не получилось. Веки словно были зашиты. Но я слышал! Может быть, еще какие-то части тела функционируют?
Я вспомнил, что кто-то рассказывал мне, как можно на некоторое время нейтрализовать яд или сильный наркотик. Надо сделать несколько приседаний и при этом резко вдохнуть и выдохнуть, задерживая дыхание после каждого цикла. Кровь насыщается кислородом и мозг немного «очищается». Правда, ненадолго.
Легко сказать — сделать несколько приседаний, когда у тебя не работают ни руки, ни ноги. Я попытался еще раз пошевелить пальцами. Безрезультатно. Только мизинец чуть-чуть двигался.
Положеньице! Ни одна мышца моего бренного тела не функционирует. Ни одна... Хотя вроде челюсть немного двигается. Я приоткрыл рот, потом закрыл его и снова открыл. Сделав несколько таких упражнений, я заметил, что рот открывается все шире и шире. Когда, наконец, удалось разинуть его почти до предела, я сделал несколько глубоких и резких вдохов и выдохов. И с удивлением и радостью обнаружил, что мне стало немного лучше!
Я начал дышать как паровоз. И через минуту смог открыть глаза.
Судя по всему, времени, с тех пор как я начал впадать в бессознательное состояние, прошло совсем немного. Однако за окном заметно стемнело. Нужно было спешить.
Я продолжал дышать и вскоре смог пошевелить руками и ногами. Двигая всем, что двигалось, я кое-как согнул ноги в коленях. А потом и руки.
Через полминуты я смог спустить ноги и сесть. Голова здорово кружилась, но я чувствовал, что силы понемногу возвращаются.
Теперь надо было как-то встать. Это уже было сложнее. Чуть-чуть поднявшись, я соскользнул с дивана и грохнулся на пол. Дальше пришлось ползти.
Я не сказал, что конечной целью моего путешествия был бар, который, учитывая размеры комнаты, находился довольно далеко. Кроме того, мне нужно было спешить. Кто знает, когда вернется эта липовая модельерша со своими «ребятами»...
Но ползти неожиданно оказалось гораздо легче, чем я думал. И спустя несколько минут я оказался у бара. Хватаясь за ручки ящиков, я встал на колени. И дернул за откидную дверцу.
Это я сделал, конечно, совершенно зря. Потому что тяжелая дверца неожиданно откинулась (очевидно, она была на магнитной защелке) и всей своей тяжестью опустилась мне на макушку.
Как вы понимаете, хорошего самочувствия в моем положении это отнюдь не прибавило. Голова после удара гудела, как чугунный колокол. Мысли снова поплыли, и если бы я в этот момент совершенно титаническим усилием воли не взял себя в руки, то... на этом бы все и кончилось.
Я передохнул самую малость и продолжил восхождение. Да-да, в ту минуту этот несчастный метр, который отделял меня от бара, казался мне недостижимой высотой.
Зато теперь мне было за что ухватиться. Согнутыми пальцами я уцепился за откинутую дверцу, и вскоре мне удалось положить на нее подбородок. Теперь я мог разглядеть внутренности бара.
Ближе всего ко мне стояла та самая бутылка коньяка, из которой я, видимо, и налил себе отравы. Кроме нее в баре находилось полтора десятка других бутылок. Интересно, из какой мне лучше выпить? Судя по тому, что Наташа дала мне самому выбрать напиток, отрава была везде. Кроме... Ну да, она-то пила вино. Во-он из той бутылки. Я дотянулся до нее и, схватив, рывком сел на пол.
Я отвинтил пробку и поднес горлышко к губам. От ударившего в нос запаха сразу стало плохо.
Отлично, подумал я. Пей, Турецкий, пей, пей, пей, пей...
Я выпил сколько мог, то есть сколько влезло. А потом встал на четвереньки. И вовремя, потому что в эту секунду меня начало безудержно рвать прямо на этот замечательный ковер. Впрочем, тогда мне было не до ковра. Кишки и все внутренности выворачивались наружу, и мне казалось, что меня выжимают. Вслед за приступом рвоты я покрылся холодным потом.
И только после этого я почувствовал, что рассудок и способность двигаться возвращаются. Кое-как утеревшись, я встал и попытался пойти к выходу из комнаты. Меня качнуло в сторону, и тут я увидел одну вещь, которая меня жутко заинтересовала. Прямо перед моим носом оказалась фотография, прислоненная к какой-то вазочке.
На ней была запечатлена моя отравительница в летнем платье, в соломенной шляпе на морском берегу. Глаза б мои ее не видели! Но важно было другое. Рядом с ней стояла... Кто бы вы думали?
Инна, невеста хоккеиста Павла Бородина!
От этого я окончательно пришел в себя. Что бы это значило? Что Инна работает на нее? Или она на Инну? Или они обе на Сократа?.. А может, они просто подруги? Ну нет, таких совпадений не бывает. Ладно, лучше отложить размышления на другое время. Сейчас нужно спасать свою шкуру.
Я машинально сунул фотографию в карман, потом несильно оттолкнулся от шкафа и, покачиваясь, пошел к двери.
Первое, что я увидел, выйдя в прихожую, был мой плащ. Удивительно, но Наташа, как и обещала, отчистила его от грязи. Зачем, если она знала, что я усну после отравы? Непонятно... Я натянул плащ и подошел к входной двери.
Замков на ней оказалось штук пятьдесят, не меньше. Битых пять минут повозившись с ними, я понял, что пытаться открыть дверь бессмысленно. Она была заперта снаружи.
Ну а что ты ожидал, Турецкий? Что бандиты так просто дадут тебе уйти? Еще и лифт вызовут?
Так, спокойно. Что может меня спасти в этом положении? Можно выбить окно и звать на помощь, пока не приедет пожарная команда. А можно... ну да, как же я сразу не подумал! Телефон!
И только я собрался идти обратно в гостиную, как с той стороны двери забренчали ключи.
Все. Это конец.
И все-таки я решил использовать последний шанс. Я встал за дверью. А рукой нащупал какой-то гладкий округлый предмет за спиной. Разглядывать, что это, времени не было.
Дверь открылась, и я изо всех сил ударил этим предметом в то место, где должно было появиться лицо входившего.
Вернее, входившей. Потому что это оказалась Наташа. Предмет (это оказался аэрозольный баллон) попал ей прямо в челюсть. Она отпрянула и стукнулась затылком об угол шкафа.
Если бы за дверью стоял кто-нибудь еще, все оказалось бы бессмысленным. С двоими мне в таком состоянии не справиться. Но, к счастью, Наташа была одна.
Я ей здорово заехал. Нескольких зубов она точно лишилась. Но, надо отдать ей должное, самообладания не потеряла.
A-а, очухался... — Дальше пошел поток отборной нецензурной брани.
Я не стал продолжать обмен любезностями и бросился прямо на нее. Мне удалось схватить ее за грудки и повалить на пол. Если бы координация движений у меня не нарушилась, то вряд ли ей удалось бы вывернуться. Но не забывайте, что я еще находился под действием неизвестной отравы. Поэтому Наташа изловчилась и ударила коленом в... словом, туда, куда женщины обычно стремятся ударить мужчин. Судя по всему, она вложила в этот удар всю свою ненависть, потому что я не просто крикнул. Я взвыл.
Она отскочила и полезла куда-то под одежду. Я понял, что это значит. Она хочет достать оружие. Поэтому я не стал медлить и со всей скоростью, на которую только был способен, кинулся к ней под ноги. Наташа потеряла равновесие и грохнулась на пол.
С-сука, — пробормотала она, хотя это слово больше подходило к ней.
Мне все-таки удалось схватить ее за руки и прижать их к иолу. На этот раз я держался подальше от ее острых коленок. Она несколько раз дернулась, но я был все-таки сильнее. Даже несмотря на отраву.
Милая, — проговорил я, тяжело дыша, — может, вернемся на диван и продолжим наши занятия? Мне кажется, мы не закончили...
Пидор гнойный, — произнесла она.
Неужели я произвел на тебя такое впечатление? Ты разовьешь во мне комплекс неполноценности...
Я резким движением перевернул ее на живот и выкрутил руки за спину. Обхватив ее запястья ладонью, я пошарил под ее одеждой. Вскоре я нащупал небольшой пистолет. Теперь ее можно было отпускать.
Все. Ты свободна, — сказал я, поднимаясь. Щелкнув обоймой, я убедился, что пистолет заряжен.
Когда они придут? — Я навел на нее ствол.
С минуты на минуту, — злорадно ответила она. — Они на лестнице. Вот-вот появятся.
Конечно, я не питал никаких иллюзий по поводу своих шансов в случае появления еще кого-нибудь даже при наличии пистолета. Поэтому самым разумным было уносить ноги.
Что я и попытался сделать. Но, открыв дверь, я увидел прямо перед собой человека в темном костюме и галстуке. Кто это, гадать не пришлось. Переносица его буквально вросла в лицо. Сомнений не было — передо мной стоял Сократ собственной персоной.
За спиной Сократа маячил здоровенный бугай, который, увидев меня, моментально выхватил из- под короткой кожаной куртки небольшой пистолет-пулемет типа «узи».
Я отскочил за угол и взвел курок.
Не волнуйтесь, гражданин Турецкий, — воскликнул Сократ, — не надо так нервничать.
Они вошли в прихожую и прикрыли за собой дверь.
Все равно с этим пугачом вам с нами не справиться, — продолжал Сократ, — стоит вам только нажать курок, как Юра, — он, не оборачиваясь, показал большим пальцем назад, — превратит вас в дуршлаг.
Соседи услышат, — спокойно сказал я.
Здесь хорошая звукоизоляция, — с усмешкой объяснил Сократ, — и, кроме того, заметьте, у него глушитель. Так что лучше вам не рыпаться и отдать пистолет. Мы не...
Что вам надо? — перебил я его.
Ничего. Мы только хотели с вами поговорить.
А цирк с этой... — я кивнул в сторону Наташи, — зачем?
Ну не звонить же нам в Генеральную прокуратуру. Вы бы наверняка не пришли. А если и пришли бы, то в сопровождении целого взвода омоновцев. Конечно, это вам бы ничего не дало, но шум, шум... — Он поморщился. — Я, знаете ли, не люблю шума. И кроме того, теперь, после вашего визита сюда, у нас есть несколько замечательных фотографий — вы в обществе обнаженной красотки. Будет что показать вашей жене и вашему начальнику.
Несмотря на прямо на меня смотрящий ствол диаметром с водопроводную трубу, на не выветрившиеся еще из головы пары отравы и вообще на напряженность момента, я от души расхохотался. Я представил, с каким интересом будет разглядывать эти фотографии Меркулов и как мне будет завидовать Грязнов. Со стороны же Ирины меня, конечно, ожидала выволочка, но далеко не первая в жизни. И как я искренне надеюсь, совсем не последняя...
Не говорите ерунды. Вы что, газеты «Совершенно секретно» начитались? Я вам не Ковалев. Вы бы меня еще в баню пригласили, — издевательским тоном сказал я, — впрочем, давайте эти фотографии сюда. Я их с удовольствием вставлю в семейный альбом. Буду внукам показывать.
Не надо, гражданин Турецкий. Этих фотографий будет достаточно, чтобы вы распрощались с прокуратурой.
Вы так думаете? — иронично спросил я.
Молчать! — ни с того ни с сего заорал Сократ. — Здесь я командую.
В нашей стране, уважаемый гражданин Островский, командует всенародно избранный Президент. И если вы хотите покомандовать, то вам стоит баллотироваться.
Конечно, в моем положении хамить было рискованно. Но, с другой стороны, ничего другого делать не оставалось, как брать их нахрапом. Одно мне было непонятно — неужели действительно все это было затеяно для того, чтобы получить фотографии? Тогда это в высшей степени наивно. Наивно и глупо. Нет, сказал я себе, такие люди, как Сократ, а тем более его шеф Назаренко, не будут раскрываться из-за такой ерунды. Тут что-то другое. И чем раньше я это пойму, тем лучше. В первую очередь лучше для меня.
Сократ все-таки взял себя в руки:
Турецкий, я бы вам не советовал так с нами разговаривать.
Но вы же хотели как раз со мной поговорить, — недоуменно пожал плечами я, — мы, по- моему, этим и занимаемся.
Мы хотели поговорить о другом.
О чем?
Опустите пушку, Турецкий.
Не раньше, чем это сделает ваш мордоворот.
Сократ сделал знак бугаю, и тот щелкнул предохранителем на своей гаубице.
Может, зайдем в комнату? — предложил Сократ.
Хорошо, но только после вас.
Сократ рассмеялся:
Все-таки как наши правоохранительные органы склонны к дешевым эффектам! Неужели вы думаете, что я все это затеял только затем, чтобы выстрелить вам в затылок?
Но ведь все-таки такой вариант не исключался? Зачем же тогда отрава в бокале?
Это всего лишь небольшая доза клофелина. Просто чтобы вы не подняли шум раньше времени. Если бы мы хотели вас убрать, то сделали бы это тихо и без шума.
И часто вы так поступаете? Сообщите, пожалуйста, имена тех, кого вы уже убрали тихо и без шума, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.
Но Сократ только улыбнулся:
Вы преувеличиваете, Турецкий. Никого мы не убирали. Это не наш метод.
А чей же?
Вот как раз по этому поводу я и хотел с вами поговорить.
Ну ладно. Валяйте.
Сократ, горилла с «узи» и Наташа вошли в гостиную.
Я последовал за ними, держа пистолет наготове. Если бы я не видел собственными глазами, что охранник Сократа запер входную дверь на все возможные замки и цепочки, то, конечно, предпринял бы попытку бежать. Кто знает, что на уме у этих бандитов. Так что даже если бы я бросился к двери, то меня привели бы в чувство еще до того, как я отпер первые три замка. Поэтому пришлось пойти на их условия. Ну и, кроме того, нужно же узнать, зачем им понадобился следователь по особо важным делам Александр Турецкий!
Сократ брезгливо поморщился, увидев на ковре следы, оставленные мной.
Сами виноваты, — пожал я плечами, — нечего было поить меня всякой гадостью.
Вы должны были просто крепко уснуть, — недовольно проговорил Сократ, — и дождаться, пока мы подъедем.
А потом?
Сократ немного помедлил, затем сказал:
Ну зачем же говорить о том, что должно было произойти, но чему не суждено было случиться? Давайте не будем затрагивать вероятностные категории.
Я сразу вспомнил, что Сократ по своей первой профессии философ.
А все-таки? — не унимался я.
Я повторяю: мы просто хотели с вами поговорить.
Можно было пригласить меня по-человечески, а не разыгрывать спектакль. Кстати, почему вы не ждали нас в квартире? Тогда бы отпала необходимость подсыпать в коньяк клофелин.
У меня, — важно произнес Сократ, — в отличие от вас, Александр Борисович, масса дел кроме этого. И ждать, пока вы после работы выйдете из своей конторы, я не мог. А по поводу клофелина вы правы. Это Наташа слишком много подсыпала. Перестаралась, одним словом.
И он грозно воззрился на нее.
Значит, ей и убирать, — заключил я, кивнув на пятно на ковре.
Наташа быстро скатала ковер, и вопрос был исчерпан.
Ну-с, что вы хотели мне сказать?
Гражданин Турецкий, — начал Сократ, — мы знаем, что вы опытный следователь, высокий профессионал...
Знаю-знаю. Давайте дальше. Если вы устроили все это только затем, чтобы сообщить мне эти истины, то я буду очень огорчен. Мне пришлось из- за вас пережить несколько очень неприятных минут.
Я сделал вид, что поверил ему насчет того, что они затеяли эту сцену только затем, чтобы приехать и поговорить со мной. Это Сократ придумал на ходу, когда увидел меня в прихожей с пистолетом в руках. Все-таки огнестрельное оружие — самый лучший аргумент в беседах с бандитами. Но с другой стороны, они могли запросто меня укокошить и увезти труп в такое место, где его никогда в жизни не нашли бы. Почему они это не сделали? Потому что у Сократа, очевидно, есть какие-то планы на мой счет, о которых он, видимо, сейчас и сообщит. Что ж, послушаем.
Итак, господин Турецкий, мы знаем, что вчера ваш кабинет посетил Александр Стриж.
Вы, я вижу, прекрасно информированы, — сказал я, изобразив удивление.
Да, — самодовольно надул щеки Сократ, — нам известно многое.
Может быть, вы знаете, кто был инициатором убийств спортивных функционеров? — спросил я, невинно глядя ему в глаза.
Вы удивительно проницательны, Турецкий. Но мне также известно, что Стриж назвал вам имя человека, который «заказал» Сереброва и Старевича.
Да, верно.
И это — Патрик Норд. Правильно?
Да. И что дальше?
Сократ изумленно вскинул брови:
Вы меня спрашиваете, что дальше? Вы следователь, вы и должны действовать.
Я усмехнулся:
Во-первых, информация должна быть проверена и перепроверена. Я же не могу прямо так, с ходу поверить на слово. Тем более человеку, который сам нечист на руку.
Был, — вставил Сократ.
Что?
Я говорю, был нечист на руку, — объяснил Сократ, — а теперь уже это не имеет никакого значения.
Там, — я показал глазами наверх, — может быть, и не имеет. Хотя думаю, что это не так. А на нашей грешной земле показания свидетеля или соучастника, а тем более преступника я не могу принять на веру.
А если бы у вас были серьезные доказательства? — внезапно спросил Сократ.
А они у вас есть? — вопросом на вопрос ответил я.
Предположим.
Я протянул к нему открытую ладонь:
Давайте сюда.
Сократ загадочно улыбнулся:
Не все сразу, гражданин следователь. Для начала почему бы вам не допросить самого Норда?
Для этого нужно ехать в Нью-Йорк, а меня тут задерживают неотложные дела.
Норд в Москве, — негромко произнес Сократ.
Что? — Я не поверил своим ушам.
Что слышали. Сегодня Патрик Норд прилетел в Москву.
Интересная информация. И что дальше?
А то, Турецкий, что пора вам заняться им. А не тратить время попусту. — Сократ начал проявлять признаки нетерпения.
Я рассмеялся:
Значит, вы беспокоитесь о моем времени? Большое спасибо вам, господин Островский.
Внезапно раздался звонок в дверь.
Сократ чуть ли не подпрыгнул на диване.
Пойди проверь, кто там, — скомандовал он своему мордовороту.
Тот, не забыв свою пушку, вышел в прихожую.
Кто там? — донесся его бас.
Телеграмма, — ответили из-за двери.
Наташа внезапно вскочила с места.
Я тоже посмотрю, — и, не дожидаясь ответа, выбежала из комнаты.
Мы сидели молча. Только Сократ нервно постукивал костяшками пальцев по столу...
Из прихожей донесся лязг открываемых запоров. Потом что-то стукнуло, что-то упало, что-то грохнуло. Раздался топот тяжелых сапог, и в комнату ворвались несколько омоновцев в полной амуниции.
Ни с места, — заорал один из них, — руки на стол!!!
Сократ побледнел и стал белее простыни. Я послушно положил открытые ладони на стол. С этими ребятами шутить нельзя. Это вам не Сократ.
Постойте, я не... — попытался возразить он.
На стол!!! — крикнул омоновец так, что задрожала посуда в шкафу. И в довесок к словам передернул затвор своего автомата.
Сократ испуганно положил ладони на стол.
Из-за широких спин омоновцев появился улыбающийся Грязнов:
Привет, Турецкий.
Здорово, Слава. Ты, как всегда, вовремя.
Ну так... — пожал плечами Грязнов.
Когда на Сократа надевали наручники, у него был такой же изумленный вид, как у собаки, которой дали палку вместо кости.
Гражданин Островский, не волнуйтесь, — успокоил я его, — пока что вам большой срок не грозит. Похищение следователя прокуратуры по предварительному сговору — это от силы трешник. А если еще прибавится чистосердечное признание...
Сократ молчал. Видимо, от неожиданности он потерял дар речи.Когда его и мордоворота увели, я вспомнил про Наташу.
Ребята, — сказал я омоновцам, — тут еще баба должна быть.
Те моментально разбрелись по комнатам в поисках Наташи. Но так и не нашли. А нашли открытое окно, выходящее аккурат на крышу небольшой пристройки.
Жаль, — заметил я, обращаясь к Грязнову, — любопытный персонаж эта Наташа.
Грязнов в ответ промычал что-то невразумительное, что, видимо, должно было означать «тебе виднее». Но пропажа этой Наташи действительно меня расстроила. Мне кажется, она могла рассказать много. Может быть, больше, чем сам Сократ.
Молодец Денис, — сказал я, — значит, вы вели Сократа от его конторы, а потом, заметив мою пропажу, решили...
Ничего подобного, — удивился Грязнов, — за Сократом мы, конечно, следили, но твоего отсутствия на работе никто и не заметил. Кому интересно, где ты шляешься. По очередным ба...
Постой, — перебил его я, — как же вы догадались, что я именно тут?
«Как», «как»... Звонок анонимный был на Петровку. Сообщили, что тебя похитили. И адрес этот. Ну мы сразу сюда...
Вот этого я не ожидал.
21 час
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Меркулов был еще на месте. Мы с Грязновым ввалились к нему в кабинет, и я сразу же потребовал у секретарши чаю. Как вы понимаете, на коньяк я смотреть не мог.
Ну как? — спросил Меркулов.
Ничего, — бодро ответил я, — все нормально, если не считать, что меня сначала чуть не отравили, а потом чуть не застрелили.
Но ты, как всегда, оказался на высоте.
Да. Но теперь просто валюсь с ног. Поэтому, господа, если вы не возражаете, после короткого доклада я поеду домой.
Меркулов с Грязновым кивнули, и я поведал им о своих приключениях.
Все это очень подозрительно, — покачал головой Меркулов, — получается, что они все это придумали для того только, чтобы повторить слова Стрижа?
Ну я еще узнал, что Патрик Норд приехал в Москву, — уточнил я.
Кстати, надо его как можно скорее разыскать. Но все равно этого очень мало. По сравнению с тем, что Сократ потерял от этой операции.
Да, — вставил Грязнов, — он, считай, ничего не добился, а карты все раскрыл.
Странно все это, — задумчиво сказал Меркулов.
Но страннее всего то, что кто-то позвонил и рассказал обо всем этом, — напомнил я, — кто это может быть?
Меркулов вздохнул:
—·_Чувствую, этот «кто-то» и ведет всю эту странную игру.
Кстати, — вспомнил я, — а как обстоят дела с Назаренко?
Никак. Повестку ему вручить не удалось. Секретарь заявил, что он находится во временном отпуске. Где и когда вернется, уточнить отказался. Но вряд ли он в отъезде.
Может, пошлем кого-нибудь к нему на дачу? Наверняка он там.
Вот завтра этим и займись. Теперь подведем итоги. Значит, Назаренко на Турецком. Слава, твои люди пусть разыщут Норда и последят за ним. Я попытаюсь все разузнать о Назаренко со своей стороны.
А Сократ? — подал голос Грязнов.
Завтра Саша его допросит.
Если жив буду, — вздохнул я и пошел домой.
2 октября 1997 года
11 часов
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Когда я пришел в свою контору, Женя Мишин, конечно, уже давно был на месте.
Женя, — сказал я торжественно, — поручаю тебе важное и ответственное задание.
Ну наконец-то, Александр Борисович, — прямо-таки расцвел Женя.
Дело действительно очень важное и ответственное. И сложное. Нужно отнести повторную повестку помощнику Президента Дмитрию Алексеевичу Назаренко.
Женя сразу скис. У него на лице ясно можно было прочитать: «И это вы называете сложным поручением? Да с этим любой курьер справится. Эх вы, гражданин Турецкий...» Но, конечно, вслух он ничего не сказал. А только взял повестку и спросил:
Когда идти?
Прямо сейчас. Только имей в ввиду — повестку нужно передать ему в собственные руки. И взять расписку, что он ее получил и с содержанием ознакомился. Езжай на его дачу — адрес у секретарши Меркулова.
А если его там не окажется?
Дождись, Женя, — серьезно сказал я, — поверь, это действительно очень важно. И самое глав-
ное — потом обязательно доложи. Если что — домой звони. Я сегодня буду рано.
Женя кивнул и, накинув свой плащ, отправился по моему заданию.
Теперь нужно было допросить Сократа.
Я снял трубку и позвонил в «Матросскую тишину», куда мы его вчера отправили. Предупредил, что приеду через час.Потом положил трубку, но тут же снова ее поднял. Нужно было звякнуть Меркулову. Не тащиться же к нему в кабинет!
Приемная, — лаконично ответила секретарша.
Мне Меркулова, пожалуйста. Это Турецкий.
Его нет.
Давно нет?
Как пришел, так и нет.
А где же он?
Секретарша понизила голос:
У Генерального.
Ну, это надолго. О чем они говорят — я, кажется, догадывался. Недельный срок, отпущенный Генеральным, истекает завтра. А у нас? А у нас, как говорится, еще конь не валялся. Сплошные догадки, гипотезы, версии... А между тем на ковре у Президента от нашего шефа потребуют конкретных дел.И это конкретное дело должен обеспечить не кто иной, как я. К завтрашнему дню.Я еще немного потусовался в своем кабинете, выкурил несколько сигарет, поразмышлял, а потом и отправился в «Матросскую тишину».
Дежурный встретил меня неприветливо:
Вас просил зайти начальник тюрьмы.
Зачем? — удивился я.
Дежурный пожал плечами:
Не могу знать. Просил, как только вы придете, проводить вас к нему.
Савелия Павловича Попова я знал давно. Общаться приходилось два-три раза в месяц, а иногда и чаще. Это был неприветливый и очень молчаливый полковник лет пятидесяти. На лице у него застыло выражение мрачной озабоченности. И, надо сказать, я его понимаю. Быть начальником одного из крупнейших следственных изоляторов — такого врагу не пожелаешь.
Пришел? — буркнул он себе под нос, когда мы с дежурным вошли в его кабинет. Потом он издал губами звук типа свиста, и дежурный исчез прямо на глазах.
Здравствуйте, Савелий Павлович. Как здоровьечко?
Шалит.
Н-ну-у, — покачал головой я, — небось ревматизм одолевает?
Попов обожал разговоры на медицинские темы. Только они могли заставить его произносить более одного слова подряд. Ну, скажем, два или даже три.
Одолевает, сволочь! — схватился Попов за поясницу. — Ничего не помогает.
Сыро у вас тут, — сказал я, поеживаясь.
Действительно, даже в кабинете начальника, самом, наверное, благоустроенном помещении в «Матросской тишине», было жутко неуютно.
Тюрьма, — развел руками Попов.
Зачем звали, Савелий Павлович?
Умер, — опять вернулся к своей обычной манере изъясняться Попов.
Кто умер?
«Кто», «кто»... Дед Пихто. Островский твой умер.
Как?! — закричал я.
...к верху, — грубо ответил Попов.
Когда?
Ночью.
Как?! — ошарашенно повторил я.
Тьфу, блин, мать твою... — разразился неожиданно длинной тирадой Попов, — заладил. «Как» да «как»! Нет твоего подследственного — и все тут. Уголовники порешили.
Я же просил, Савелий Павлович, моих подследственных в приличную камеру...
У меня все камеры приличные, — загрохотал Попов и от возмущения даже встал за своим столом, — что мне его, в своем кабинете держать? На стульчик посадить? У меня две тысячи зеков! И каждый есть просит, пить просит, спать просит, срать просит... Вы там в своей прокуратуре...
Дальше воспроизводить не могу. Из чувства врожденной деликатности. Скажу только, что на моей памяти еще ни разу Попов не произносил столько слов подряд.
Не нервничайте, Савелий Петрович. Вам вредно, — спокойно сказал я.
Попов открыл рот, чтобы произнести очередное ругательство, но потом раздумал, захлопнул рот и снова сел за стол.
Каждый день мрут, — пробурчал он.
Кто убил, известно?
Попов покачал головой:
Сто пятьдесят человек в камере.
Я могу осмотреть труп?
Попов свистнул, и в дверях появился лейтенант в неопрятном кителе.
Санчасть. Морг, — сказал Попов и кивнул в мою сторону...
Труп Сократа лежал на высоком столе морга. Его белое, холеное тело резко диссонировало с остальными трупами. Я бегло осмотрел тело. Никаких следов насилия или побоев не было. Только за ухом чернело небольшое отверстие.
Чем это его? — спросил я у своего сопровождающего.
Черенком алюминиевой ложки.
Он даже показал мне орудие убийства. Конечно, не то самое, которым убили Сократа, но такое же. Кусок алюминия был аккуратно заточен и изогнут.
Чтобы так убить, это постараться надо, — заметил я.
Да, — согласился тот, — это оружие не для драки. Это или во сне, или надо за руки за ноги держать, чтобы не вырвался.
И часто такое происходит у вас?
Тот только махнул рукой...
14 часов 30 минут
Подмосковный поселок Раздоры
Вот этого Турецкий бы не одобрил. Проникать в чужой дом, без приглашения, без ордера, да еще через заднюю калитку... Это было слишком опасно. Опасно и непрофессионально. А ведь Александр Борисович любил повторять: «Главное, Мишин, действовать так, чтобы потом не стыдно было и в детективном романе описать. Чтобы красиво. Тютелька в тютельку. Одним словом, профессионально».
Женя, конечно, помнил наставления Турецкого. Но... приоткрытая калитка выглядела так заманчиво. К тому же все способы добраться до Назаренко, на его взгляд, были исчерпаны. Женя звонил в калитку, разговаривал с охранниками через привинченное у ворот переговорное устройство (надо сказать, охранники Назаренко были на редкость немногословны), даже открывал перед объективом маленькой телекамеры свое удостоверение. Нет, в ответ он слышал только «его нет». И все тут. Не мог же он отказаться от выполнения задания!
А тем не менее примерно час назад он своими глазами видел въезжающую в ворота машину с правительственным номером. И в кабине на заднем сиденье сидел человек, очень похожий на Назаренко (Турецкий снабдил своего практиканта фотографией). Женя бросился наперерез, но машина юркнула внутрь, а ворота быстро захлопнулись.
Так что Женя голову готов был дать на отсечение, что Назаренко в доме. Но охрана твердила свое: его нет.
И кроме того, десять минут назад из ворот выехали две машины, в которых, судя по всему, находились все обитатели дома Назаренко. Кроме самого хозяина.
Ну не армия же у него там, в самом деле! Если ему удастся пробраться к Назаренко и поговорить с ним, это можно считать большой удачей. Почему- то Женя был уверен, что стоит ему предъявить свою корочку Прокуратуры РФ, как Назаренко войдет в его положение и согласится явиться в следственную часть прокуратуры и дать нужные показания. Не ему, Мишину, разумеется. Но после того, как он передаст повестку из рук в руки, отнекиваться будет гораздо труднее.
Мишин не стал закрывать калитку, чтобы оставить себе путь к отступлению.
«На всякий случай», — решил он.
Попав на задний двор, он огляделся. С тыла дом Назаренко выглядел не так роскошно, как с фасада. Грязненький дворик, потемневший от дождей бревенчатый сарай с малюсеньким пыльным окошком. Всякий хлам по периметру ограды — старые покрышки, разные железяки, заброшенная собачья конура...
Мишин сделал два шага по направлению к дому. Вроде тихо. Он еще раз для верности осмотрелся и пошел дальше.
«Хорошо, что здесь нет собак, — подумал Женя, — они бы уже давно подняли шум. А вот этого-то как раз мне и не нужно».
Вот и задняя дверь. Мишин взялся за ручку. Заперто!
Это было обидно. Придется идти через главный вход.
Вдоль дома шла узенькая дорожка из цементных плит.
Вообще-то идти прямо под окнами было нежелательно. Но совсем недавно прошел дождь, и Жене не хотелось пачкать в размокшей глине свои ботинки. Поэтому он двинулся по цементным плитам.
Было тихо. В домах по соседству, видимо, тоже собак не держали. Обитатели роскошных домов больше надеялись на стволы своих охранников и высокие заборы с кругами блестящей «стежки» наверху.
Мишин уже обогнул небольшую веранду с правой стороны дома, когда в одном из окон еле видно дернулась занавеска...
Женя поднялся по мраморным ступенькам, мельком глянул на двух дурацких фарфоровых собак, стоящих по обеим сторонам крыльца, и взялся за ручку. Потом, подумав, потянулся к белому пластмассовому щитку с кнопкой звонка. Нажал на него два раза. В глубине дома раздалась знакомая мелодия.
Никакого ответа. Женя позвонил еще раз, потом нажал на ручку. Парадная дверь тоже была заперта...
Но Назаренко должен быть в доме! Конечно, если только он не уехал, пока Мишин пробирался через задний двор. А в том, что он не сидел в этих двух машинах, Женя мог бы поклясться. Тем не менее на его настойчивые звонки никто не откликался.
Женя вздохнул и поплелся в обратный путь. Все его надежды рухнули. Можно считать, задание Турецкого не выполнено. Единственным ключиком к разгадке был Назаренко, но он оказался слишком недосягаемым. Для него, Жени Мишина, во всяком случае.
Он уже сошел с цементной дорожки и сделал несколько шагов по направлению к калитке, когда заметил, что она закрыта. И не просто закрыта — на тяжелом железном засове висел большой замок.
Он подошел к калитке и подергал замок. Он был большой и, по-видимому, очень крепкий.
«Как же я отсюда выберусь?» — подумал Женя.
А выбираться было надо. Потому что, как ни крути, проник он на территорию частных владений. И проник незаконно.
Женя оглянулся по сторонам. Никого. Тогда он поднял с земли кусок арматуры и вставил его в петлю.
«Выломаю и уберусь отсюда. И никто не узнает».
Эй, ты, подонок! — вдруг раздался голос сзади.
Мишин остановился и уронил арматуру. До него
только что дошло, какую глупость он совершил.
Женя попытался обернуться. И тотчас почувствовал прикосновение к позвоночнику чего-то твердого.
Стоять, — раздался негромкий голос из-за спины, — не двигаться.
Послушайте, — сказал Женя, — я работник прокурату...
Молчать!
Дуло пистолета еще плотнее прижалось к позвонкам. Ловкая рука похлопала по бокам и остановилась, нащупав кобуру под мышкой. Ни слова не говоря, незнакомец вытащил «Макаров», которым его на всякий случай снабдил Турецкий.
Я пришел к Дмитрию Алексеевичу, — как можно спокойнее проговорил Женя, — у меня к нему дело.
Какое дело?
Опустите пистолет.
В ответ рука снова полезла в карман Мишина.
Там мои документы. Посмотрите удостоверение. И скажите, пожалуйста, Назаренко, что я хочу с ним поговорить. И передать ему повестку.
В ответ только хихикнули. И вдруг Женя увидел свое удостоверение. Человек, стоящий за спиной, швырнул его на землю. Красная книжечка шлепнулась в маленькую грязную лужу.«Надо было упаковать его в целлофан», — промелькнула в голове у Мишина дурацкая и совершенно неуместная мысль.
Я работник прокуратуры! — твердым голосом повторил Женя.
Молчать!! — заорали из-за спины. Видимо, основой лексикона охранников Назаренко (это наверняка был один из них) были глаголы в повелительном наклонении.
Только сейчас Мишин понял, какую он глупость совершил, войдя в эту калитку. Он обязан был догадаться, что в доме все равно кто-то должен оставаться. И что для Назаренко, а тем более для его охраны, его корочка не значит ничего. Буквально ни-че-го.Вдруг дуло пистолета ушло куда-то вбок. Женя вспомнил уроки самообороны. У него сейчас были все шансы сбить незнакомца с катушек. Быстро упасть на землю — раз. Резкий выпад с колена назад — два. Прыжок, руку на его запястье, другой взяться за пистолет — три. Все это можно проделать в одно мгновение. Но той доли секунды, пока он медлил, оказалось достаточно, чтобы опоздать.Женя почувствовал сильный удар под правую коленку. Нога вмиг сложилась вдвое, и он оказался на земле. Вслед за этим, в соответствии со всеми правилами рукопашного боя, последовал страшный удар рукоятью пистолета по голове. Женя упал и уткнулся носом прямо в свою новенькую красную корочку...
Все остальное он помнил плохо. Его куда-то волокли, потом бросили в темной комнате. Через некоторое время дверь открылась, вошли двое и снова ударили его по голове. После этого все окончательно провалилось в темную пустоту...
Когда Мишин открыл глаза, уже начинало смеркаться. Он лежал в мокрой траве, причем чья-то заботливая рука подстелила под него несколько старых полиэтиленовых пакетов. Жутко болела голова. Женя ощупал ее и обнаружил, что в двух местах наклеен пластырь.
Надо же, какие заботливые! — вслух удивился Мишин.
Где-то совсем рядом то и дело раздавался звук проезжающих машин. Женя осмотрел одежду. Конечно, и брюки и куртка залеплены комьями грязи. Но крови вроде не было.
Кое-как поднявшись, он побрел к дороге.
Как ни странно, все документы и даже пистолет оказались на месте. Женя встал на обочине и поднял руку. Вскоре рядом с ним притормозил старый, расхристанный «жигуленок».
На Фрунзенскую набережную, — пробормотал Мишин, тяжело опускаясь на заднее сиденье. Он решил ехать прямо к Турецкому — сил искать телефонный автомат не было...
Дежурная озадаченно посмотрела на него из своей кабинки, когда Женя вошел в подъезд. Вид у Мишина, наверное, был еще тот.
Турецкого дома не оказалось. Женя трезвонил минут пятнадцать, прежде чем бессильно опустился на пол у еще одной запертой двери.
15 часов
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Несолоно хлебавши я вернулся в прокуратуру. И сразу пошел к Меркулову.
Костя сидел мрачнее тучи.
Сократа убили! — воскликнул я с порога.
Меркулов только махнул рукой.
Кто убил?
Уголовники в тюрьме.
Ясно. Ну что ж, этого следовало ожидать.
Почему?
Потому. Ты знаешь, кто приходил сегодня на прием к Генеральному?
Нет, — искренне ответил я.
Назаренко.
Что?! — видимо, сегодня мне суждено объясняться исключительно при помощи этой частицы.
Что слышал.
Я сел на стул.
Значит, Мишину удалось-таки вручить повестку.
Ничего подобного. Он пришел не по повестке, а сам по себе. По своей инициативе.
Как это? — изумился я.
А вот так! Он же курирует спортивную сферу. Значит, каким-то боком эти преступления касаются и его — формально, конечно. То есть он, разумеется, по секрету сообщил, что Президент чрезвычайно озабочен преступлениями в спортивной сфере, но разве это проверишь? Так что он пришел сам.
И что он хотел?
Интересовался ходом расследования дел об убийствах Сереброва, Старевича и Стрижа, нападения на хоккейную команду «Нью-Йорк вингз» и так далее.
А ты?
Генеральный сразу меня вызвал к себе как куратора следствия по этим делам. Ну я и доложил, конечно,все, что сделано.
А о том, что мы самого Назаренко подозреваем, ты не сказал?
Меркулов посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
Не сказал, конечно. И то, что, по нашим сведениям, «Просперити» контролируется самим Назаренко, тоже не сказал. Зато сообщил все остальное — о Сократе, о Норде, о показаниях Бородина. Вот только о том, что Сократа ночью убили, я еще не знал.
А он?
А он, Саша, просто расцвел. Обрадовался, одним словом. И сказал, что, по его мнению, дело практически раскрыто. Осталось только арестовать Норда, который несомненно является организатором этих убийств.
Та же песня... — задумчиво сказал я.
Вот-вот, — раздраженно поддакнул Меркулов, — Назаренко сказал, что несомненно к послезавтрашнему отчету будет что показать Президенту и что он лично доложит ему о том, что преступление практически раскрыто. Ясно тебе, Турецкий! Лично доложит!
Меркулов со злости стукнул кулаком по столу. Я сидел, как в рот воды набрал. Когда Костя буйствует, лучше помолчать в тряпочку.
-— Ив конце он произнес прочувствованную речь о своем восхищении мужественными и ответетвен- ными работниками прокуратуры, которые, не жалея сил, трудятся с целью укрепления правопорядка в нашей стране.
Ну а Генеральный?
А что Генеральный? Во-первых, он о наших подозрениях ничего не знает, во-вторых, у него перед отчетом тоже голова болит не переставая. Он пожал руку Назаренко и поблагодарил за всемерную поддержку. Вот и все. А потом дал указание как можно скорее арестовать Патрика Норда.
Ну и дела! — только и сказал я.
Так что в этой обстановке смерть Сократа не только ожидаема, но и прогнозируема.
Значит, ты допускаешь...
Я допускаю все. Все. Но это уже не имеет никакого значения.
Как это? — не понял я.
Очень просто. Недавно звонил Грязнов. Денису удалось выследить Норда. Он действительно оказался в Москве. Берем его, и все. Допрашиваем, хотя этого можно теперь и не делать. Все равно будет объявлено, что в кои-то веки пойман заказчик громкого убийства.
Но весьма возможно и даже очевидно, что именно Норд заказывал...
Меркулов снова стукнул кулаком по столу.
Турецкий, «возможно» и «очевидно» — категории отвлеченные. Пока у меня на столе, вот тут, — он несколько раз ткнул указательным пальцем в полировку, — не будут лежать доказательства, я не могу считать никого виновным. А где эти доказательства? Где, я тебя спрашиваю?!
Он так разнервничался, что даже попытался сломать шариковую ручку. Однако, видимо, ее разработчики предусмотрели такие случаи. Ручка только гнулась, а потом снова распрямлялась. В конце концов Меркулов оставил свои попытки и бросил ее на стол.
Спокойно, — скомандовал он сам себе, — давай еще раз взвесим и оценим, что у нас есть.
Против Норда?
Не только.
Прежде всего показания Бородина.
Шантаж. Просто шантаж. Это единственное, в чем можно обвинить Норда, исходя из этих показаний.
А то, что он рассказывал по поводу Сократа?
Сократа уже нет, — напомнил мне Костя.
Пули, которыми были убиты Шаламов и Коняев.
Стрелял сын Стрижа, который если имеет к кому-нибудь отношение, то только к самому Стрижу, который тоже убит.
Брат Стрижа.
Где он, брат этот? Когда мы его найдем и найдем ли вообще, неизвестно. Дальше.
Я почесал в затылке:
Кроме фотографии, на которой «Три С» изображены вместе с Нордом и Назаренко, — больше ничего.
Вот именно. Ничего. А знаешь почему?
Почему?
Потому, что только мы находим человека, который что-то может рассказать, как его убивают. Так было, начиная с жены Старевича и кончая Сократом. И если бы нам не удалось спасти Бородина, у нас вообще ничего бы не было. В буквальном смысле.
И что из этого следует?
Ничего. Просто у меня такое ощущение, что нами пытаются манипулировать. И делают это довольно успешно. И мы, черт побери, ничего не можем поделать. Ни-че-го.
Он замолчал. Молчал и я. Действительно, что можно сказать в этой ситуации?
Врио начальника Московского уголовного розыска Грязнову В. И.
от начальника 2-го отдела МУРа подполковника милиции Яковлева В. М.
РАПОРТ
2 октября 1997 года
г. Москва
Сообщаю о нижеследующем.
В соответствии с вашим распоряжением о проведении оперативных мероприятий, а именно — отслеживание перемещений гр. Патрика Норда, я приступил к работе сегодня, 2 октября 1997 года в 9. 00. Объект всю ночь находился в гостинице «Метрополь» в номере 467. В 9. 14 произвел несколько телефонных звонков по номерам 277-56-65, 277- 43-80, 277-90-00 (телефоны фирмы «Норд и братья»). Ни по одному из номеров дозвониться не удалось — абоненты не отвечали. Затем объект позвонил в ресторан и заказал завтрак в номер.
Переодетая официанткой сотрудник 2-го отдела МУРа ст. лейтенант Погодина исполнила заказ. По возвращении она доложила, что объект, по всей видимости, собирается уходить — он был одет в костюм и туфли. В связи с этим я отдал приказ подготовиться группе наружного наблюдения.
В 10. 07 он позвонил по телефону 707-65-87 (телефон агентства «Просперити») и попросил соединить его с Островским. Ему ответили, что тот находится в командировке. Затем он позвонил администратору «Метрополя» и попросил предоставить ему машину с шофером. Что и было сделано.
В 10. 20 объект спустился на лифте вниз и вышел на улицу. Там его уже ждал автомобиль «воль- во» из гаража гостиницы. Вместо шофера был посажен лейтенант Малахов.
Несколько минут спустя объект поехал по направлению к Лубянской площади и свернул на ул. Большая Лубянка. За объектом следили две машины сопровождения.
Миновав Большую Лубянку, объект продолжал движение по Сретенке, а затем свернул в Малый Сухаревский переулок. Проехав его почти до конца, машина остановилась у дома 3/1, который принадлежит компании «Норд и братья».
Слежение за объектом продолжалось с трех сторон: со стороны переулка, стоящего неподалеку детского сада и из подъезда соседнего дома.
Объект вышел из машины и подошел к подъезду дома. Несколько раз нажав на кнопку звонка, он постучал в дверь костяшками пальцев, потом, подойдя к окну, пытался заглянуть в него и стучал по стеклу. Никакого ответа не последовало.
Внезапно я получил по рации сообщение от капитана Перевезенцева, который осуществлял слежение со стороны детского сада. Им был замечен человек, прячущийся в кустах. В руках у него был пистолет, и он явно собирался стрелять в отслеживаемый нами объект.
Я немедленно дал команду обезвредить его. Однако, когда бригада перехвата подошла к нему, он успел сделать один выстрел. После чего был арестован.
Услышав шум и крики, отслеживаемый объект обернулся и, увидев происходящее, бросился бежать и быстро скрылся между домами. За ним вдогонку последовали два милиционера, но обнаружить объект не удалось.
Неподалеку была обнаружена машина с сидящей в ней женщиной. После проверки документов было установлено, что это жена арестованного. Оба были доставлены в МУР, во 2-й отдел.
Судя по нескольким пятнам крови, оставшимся на асфальте, Патрик Норд был ранен, однако, так как он без посторонней помощи скрылся, видимо, ранение было легким.
Были прочесаны близлежащие дома. В район направлены дополнительные наряды милиции. Оперативная работа по данному делу нами продолжается.
Начальник 2-го отдела МУРа подполковник милиции
Яковлев В. М.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ЮРИЯ ВАСИЛЬЕВА
Мне, Васильеву Ю. Т. , разъяснено, что в отношении меня выдвинуто подозрение в попытке покушения на жизнь гр. США Патрика Норда, а также в незаконном хранении и использовании огнестрельного оружия.
Подпись: Ю. Васильев
Вопрос. Имя, фамилия?
Ответ. Васильев, Юрий Тимофеевич.
Вопрос. Год и место рождения?
Ответ. 1958-й, город Москва.
Вопрос. Место работы?
Ответ. Временно не работаю.
Вопрос. Последнее место работы?
Ответ. Телохранитель.
В о п р о с. У кого?
Ответ. У председателя Олимпийского Комитета Сереброва.
Вопрос. Род занятий?
Ответ. Я же сказал — телохранитель.
Вопрос. Образование?
Ответ. Школа, потом радиотехнический техникум.
Вопрос. Место жительства?
Ответ. Шарикоподшипниковская улица, дом 2, квартира 954.
В о п р о с. С какой целью вы стреляли в Патрика Норда?
Ответ. Как, вы сказали, его зовут?
Вопрос. Вы хотите сказать, что не знали, как зовут вашу потенциальную жертву?
О т в е т. А мне это без разницы.
Вопрос. Объясните мотивы покушения.
Ответ. Как там у вас, «чистосердечное признание облегчает вину»?
Вопрос. Да, если вы будете помогать следствию, искренне, чистосердечно отвечать на наши вопросы и правдиво излагать все обстоятельства совершенного вами правонарушения, это будет учтено и в ходе следствия, и судом.
Ответ. Ну ладно. Пишите. Поручил мне его убить Сократ. Островский то есть.
Вопрос. Когда состоялся ваш разговор с Островским о предполагаемом убийстве Норда?
Ответ. Вчера утром.
В о п р о с. Он обещал вам заплатить?
Ответ. Да, десять тысяч долларов.
Вопрос. Вы признаете себя виновным в организации и совершении нападения на автомашину «линкольн» в ночь на 28 сентября сего года?
Ответ. Отпираться бесполезно. Вы ведь Леву-то взяли. Он с испугу небось все вам выложил.
Вопрос. Отвечайте по существу. Расскажите об этом преступлении более конкретно.
Ответ. Да, это я стрелял. Автомат в багажнике лежит. Можете проверить. Только Людку не трогайте. Она не виновата. Она только машину вела. Да и Лева тоже никого не убил. Я ему поручил по колесам стрелять. Так что вся вина на мне. Так и запишите, начальник. Вся вина на мне.
Вопрос. Кто вам поручил совершить это нападение?
Ответ. Как это— кто? Известно кто. Тот же самый Сократ...
Подпись: Ю. Васильев.
13 часов 15 минут
Москва,
район Сухаревских переулков
В подвале было темно — хоть глаз выколи. Только из маленького, покрытого вековым слоем грязи окошка пробивался скупой свет. Не свет даже, а так, просто тусклое пятно в сплошной черноте.
Патрик Норд стоял, прижавшись к холодной стене, и чувствовал, как по его руке стекает теплая, постепенно остывающая жидкость. Самое главное — он ничего не мог сделать. Даже пошевелиться не рисковал. Сверху время от времени доносились голоса рыскающих по всей округе милиционеров. Хорошо еще, что он подпер тяжелую железную дверь бывшего бомбоубежища большой бочкой, в которой переливалась какая-то жидкость. Пару раз пнув дверь, милиционеры ушли.
Минут через пять Норд решил заняться своей раной. Пуля пробила мякоть предплечья, но кость, к счастью, не была задета. Однако кровищи было очень много — видимо, пуля пробила артерию. Норд достал из кармана носовой платок и кое-как затампонировал рану. Потом сбросил плащ и пиджак, оторвал от рубашки рукав и соорудил что-то вроде жгута. Через некоторое время кровь вроде остановилась. Но рука все равно болела ужасно.
Сейчас Норд жалел, что ему пришла в голову дурацкая мысль лететь в Москву. Сидел бы в Нью- Йорке, продолжал бы читать в газетах сообщения о заказных убийствах. Там, за много тысяч километров, не очень-то и верилось в их реальность. Ну убили в Москве кого-то, а вот в Индии, скажем, сто человек погибло, а в Китае — двести. Количество смертей, о которых ежедневно сообщалось в информационных выпусках, нивелировало ценность человеческой жизни. Кровь на экране телевизора казалась ненастоящей, бутафорской, вроде как в дешевом голливудском боевике.
И только теперь Норд почувствовал рядом с собой отвратительное и страшное дыхание смерти. Ну зачем он только приперся в Москву?!
Самое главное — его приезд оказался совершенно бессмысленным. С братом он так и не встретился — тот куда-то пропал. Фирма почему-то была заперта, и ни один телефон не отвечал. С Сократом встретиться тоже не удалось — секретарши отвечали только, что он уехал в командировку. Норд сильно сомневался, что с ним уже «разобрались». Все предосторожности, которые он предпринял для того, чтобы скрыть свой визит в Москву, не помогли. Его вычислили и выследили. И вот теперь это неожиданное покушение и еще более неожиданное преследование милицией.
Норд оказался меж двух огней — с одной стороны, киллеры, посланные Сократом. В том, что это был Сократ, Норд ни минуты не сомневался. А с другой стороны — милиция, которая в данный момент рыщет по всему району, пока он сидит в темном бомбоубежище.
И что теперь делать, скажите на милость? Сидеть тут до темноты? Но если в ближайшие несколько часов он не доберется до врача, с рукой можно распрощаться. Конечно, лучше уж остаться без руки, но выжить...
Но это еще полбеды. Гораздо хуже, если до него таки доберутся милиционеры. Вот это уже посерьезнее. То, что Сократу и тем, на кого он работал, подвластно в этой стране многое, если не все, он уже давно понял. И уж в тюремной камере до него добраться — раз плюнуть.
Интересно, долго они еще будут прочесывать район? Наверное, не очень. Порыщут-порыщут, да и решат, что он добежал до дороги и поймал такси. Кстати, так бы сделал любой нормальный человек на его месте. И зачем только он сунулся в этот дурацкий подвал? Радистку Кэт вспомнил? Хорошо еще, успел зажать рану ладонью, а то бы кровавая дорожка мигом бы привела ментов сюда. Ну ладно, что сделано — то сделано. Надо думать, как теперь отсюда выбираться...
Вдруг Норд услышал у себя под ногами тонкий писк и какую-то возню. Что-то мягкое коснулось ноги. Он испуганно отпрыгнул, нащупал в кармане зажигалку, судорожно щелкнул несколько раз, пока огонек не вспыхнул и не рассеял густую темень подвала.
Норд посмотрел в угол, где он только что стоял, и скривился от отвращения. Привлеченные запахом свежей крови, крысы сбежались к небольшой лужице, которая натекла из раны, и, ничуть не смущаясь присутствием человека, стали увлеченно вылизывать багровую, начинающую запекаться жидкость. Их было много — не меньше полутора десятков. Всем места у лужи не хватило, и некоторые затевали короткие стычки, жестоко кусая друг друга за основание шеи. Зрелище было отвратительным. Хуже всего, что Норд вдруг осознал, что серые твари жрут его собственную кровь, которая только что текла по жилам, а вот теперь оказалась на грязном полу — и более того, пошла на корм крысам!
И тут до него дошла вся парадоксальность ситуации. Он, Патрик Норд, миллионер, газетный и телевизионный магнат, человек, который может обвести вокруг пальца любого, стоит в грязном московском подвале и крысы лижут его кровь!
Нет, этого он стерпеть не мог. Пусть его забирают менты, пусть Сократ посылает хоть взвод киллеров, но такого унижения он терпеть не будет. Пусть лучше его застрелят!
Норд подошел к двери и решительно отодвинул тяжелую бочку. Потом с большим трудом открыл массивную дверь и выбрался на свет Божий.
Редко когда он испытывал такое счастье. Свет, деревья, птички... Нет, птичек не было, они уже улетели в теплые края. Но все равно, когда после затхлого подвала он вдохнул чистого воздуха, то опять почувствовал себя человеком. И не просто человеком, а тем, кто еще способен на поступки и действия, кто может выбраться и выберется из этой ситуации.
«Ничего, ничего, — повторял про себя Норд, — прорвусь. И еще покажу, на что способен Валера Мунипов».
Кровь вроде не шла. Норд осмотрел свой костюм и плащ. Надо отдать должное Хьюго Боссу — его благородные изделия даже с пятнами крови, известки и подвальной грязи смотрелись вполне сносно. Норд почистил брюки, протер туфли куском старой газеты, валяющейся тут же. Пригладил волосы. Подумав, снял темно-серый плащ, оставшись в черном пиджаке. Теперь он не слишком привлекал внимание. Можно было вылезать из своего логова.
Норд поднялся по замусоренным ступенькам и оказался в большом дворе, образованном четырьмя старыми домами. Здесь все было благополучно — маленькие дети возились около странного, неизвестного назначения шарообразного сооружения из металлических труб, те, кто постарше, сбились в кучу, что-то оживленно обсуждая, старшеклассницы сидели, на лавочке и кокетничали с мальчиками, а бабки на скамеечках вели свои нескончаемые разговоры. И никто не догадывался, что человек в черном, не слишком чистом костюме, который шел через двор, почему-то держась за локоть, ни кто иной как американский миллионер!
Норд пересек двор, прошел между домами, попал еще в один двор и свернул в темную подворотню. И потом неожиданно, как это часто бывает в московских переулках и проходных дворах, вышел на широченное, оживленное и людное Садовое кольцо.
Вокруг гудели автомобили, шумели проезжающие мимо троллейбусы, справа и слева двигались потоки людей. Какой-то крепкий пенсионер, которому Норд преградил путь, с удовольствием и даже каким-то смаком изо всех сил толкнул его плечом. Причем именно в раненную руку.
Норд растерянно повернулся к нему, но пенсионер уже прошел мимо. Ему удалось расслышать только проклятия в свой адрес. Норд почувствовал, что его импровизированная повязка ослабла. Скоро восстановится кровообращение — и тогда пиши пропало. Истекающий кровью человек даже на московских улицах не слишком частое зрелище... К тому же невдалеке стоял патрульный милиционер. Который, кстати, вот-вот должен был обратить внимание на Норда.
Нужно было срочно что-то предпринимать. Если бы рядом была аптека, он купил бы бинтов, йода, опять залез в ближайший подвал и перевязал руку. Если бы не патрульный, он бы поймал такси и доехал до ближайшей больницы. За пару зеленых бумажек любая медсестра или фельдшер окажут ему помощь и не будут слишком распространяться о характере ранения.
Норд посмотрел на другую сторону Садового кольца и вдруг увидел старинное, обшарпанное здание, в котором находилась больница имени Склифосовского. Вот оно, спасение! Как же он раньше не догадался!
Норд прошел несколько метров до перехода, затем пересек Садовое кольцо. Прошел один квартал, свернул в переулок и оказался в больничном дворе.
В приемную соваться нечего. Там быстро заметут, наверняка ОМОН охраняет. Нужно было пробраться в больницу через какую-нибудь боковую дверь.
Норд обошел большой больничный корпус и не обнаружил ни одной открытой двери. Он уже хотел было идти напролом, через приемную (носовой платок набух от сочащейся крови), как вдруг заметил неподалеку молодого врача, небритого и в несвежем халате.
Норд кинулся к нему:
Братишка, мне помощь нужна. Руку перевязать.
В приемный покой, — не останавливаясь и даже не глядя на Норда, врач показал рукой в сторону больничного корпуса.
Стой, — Норд схватил его за рукав, — я хорошо заплачу...
Тот наконец поднял глаза. Оценивающе глянул на Норда, на его ладонь, прижатую к локтю, скользнул взглядом по костюму и туфлям.
Пошли, — коротко сказал врач и, не оглядываясь, зашагал по дорожке, ведущей к корпусу.
Они обошли больницу и оказались у заднего входа. Врач нажал кнопку звонка, и вскоре дверь открылась. Он кивнул Норду, и они оказались в больничном коридоре. Норд чувствовал, что кровь снова начинает стекать по руке, как он ни старался покрепче сжать рану. Но спасение, по-видимому, было уже близко.
Они прошли длинный коридор, свернули в боковое ответвление, потом спустились по лестнице и снова оказались в коридоре. Наконец врач остановился возле одной из дверей, на которой была табличка с надписью «Процедурная», и отпер ее своим ключом.
Заходи!
Норд зашел, и врач запер дверь изнутри.
Снимай пиджак!
Пока врач доставал бинты, гремел блестящими инструментами и доставал шприцы, Норд снял пиджак и то, что осталось от рубашки. Как можно аккуратнее повесил одежду на стул.
Ну-ка посмотрим...
Врач, насвистывая какой-то веселый мотивчик, снял повязку, бросил пропитанный кровью платок в урну и отер рану куском ваты, смоченной в перекиси водорода. Потом просто полил пулевое отверстие из бутылочки. Жидкость шипела и пузырилась.
Где это тебя угораздило? — спросил он.
Да так, следы бандитских пуль, — ответил Норд.
Что пуль — вижу, а вот бандитских или милицейских — на них не написано. Впрочем, сейчас мы посмотрим...
Как это? — не понял Норд.
Очень просто. Вытащим и посмотрим.
А что, она еще там?
А где ж ей быть? — хохотнул врач. — Ты думал, она у тебя в организме растворилась?
Он ловко вскрыл ампулу и набрал в шприц желтоватой жидкости.
Сейчас для начала мы тебе противостолбнячную вколем.
Сделав укол, он выбросил шприц в урну.
Так. Ну вот. Теперь могу перевязать рану и отпустить тебя на все четыре. Клятву Гиппократа я исполнил. Дальнейшее зависит только от твоих финансовых возможностей.
Да, конечно. — Норд полез здоровой рукой во внутренний карман и достал бумажник. Хорошо, что он догадался взять наличные!
Норд достал три сотенные бумажки.
Хватит?
Врач покосился на пачку долларов, оставшихся в бумажнике Норда.
А за конспирацию?
Норд достал еще три.
Ну ладно, давай штуку баксов — и договоримся.
Норд отдал ему деньги и вдруг подумал, что он
был готов заплатить этому врачу в сто, двести, пятьсот раз больше. Да и вообще, он согласен был расстаться со своими капиталами, лишь бы сейчас оказаться на борту самолета, который летит в Штаты.
Между тем врач достал скальпель и сделал надрез поперек круглого отверстия раны. К своему удивлению, Норд почти не почувствовал боли. Зато потом, когда врач, раздвинув ткани, залез пинцетом вглубь и нащупал застрявшую там пулю, все его тело пронзила жуткая боль.
Тихо, тихо, — успокоил его врач, — ничего страшного.
Он сильно дернул и вытащил из раны темный кусок металла. Внимательно осмотрев пулю, он бросил ее в никелированную кювету.
Ну вот, — сказал он через несколько минут, завязывая последний узелок на плотной повязке, — теперь будешь жить.
Норд встал и начал натягивать рубашку и пиджак.
Погоди, погоди, — врач снова усадил его на стул, — тебе нужно еще немного посидеть. Пока сыворотка не подействует.
Сколько сидеть?
Еще минут пять. Побудь пока здесь, а я сейчас вернусь.
И он поспешно вышел из процедурной. Норд услышал, как в замке повернулся ключ. Он почувствовал, как засосало под ложечкой. В сущности, он оказался под замком. И его свобода, и вообще жизнь зависит теперь от честности (или наоборот?) этого неизвестного врача. Не слишком-то твердая гарантия.
Норд решил, не дожидаясь возвращения врача, тихо улизнуть из комнаты. Но как? Дверь заперта, и хоть взломать ее можно было за пару минут, это могло привлечь внимание. Норд встал, подошел к окну. Третий этаж. Слишком высоко.
Тут он заметил еще одну дверь, видимо в боковую комнату. Подергал за ручку, и она, к счастью, открылась. Он на всякий случай взял со столика скальпель со следами собственной крови и вышел.
Норд оказался в маленькой комнатке, в которой была еще одна дверь, ведущая в коридор. К счастью, на ней оказался замок, который можно было открыть изнутри. Норд повернул ручку и оказался на свободе.
Теперь бежать!
Норд быстро сориентировался и пошел по коридору в сторону, противоположную той, откуда привел его врач.
По дороге попадались больные в застиранных пижамах, врачи в белых колпаках и посетители в накинутых на плечи халатах. Все, как назло, внимательно оглядывали Норда. Сначала он не понял, почему вызывает такой интерес, а потом догадался, что просто у него не было халата. И главное — из-за этого любой врач мог его остановить.
Дойдя до конца коридора, Норд остановился у лифта. И тут краем глаза заметил направляющегося прямо к нему врача. Это был тот самый, который наложил ему повязку. И самое главное — его сопровождали три омоновца в бронежилетах и с автоматами!
Норду некогда было раздумывать. Нужно было бежать! Бежать!
Двери лифта раскрылись, и он, опрокинув человека на костылях, бросился внутрь и нажал кнопку с цифрой «1». Лифт двинулся вниз. Теперь только бы он не останавливался на каждом этаже!
Норду повезло. Лифт доехал без остановок. Двери разъехались, и Норд оказался в вестибюле больницы. Он выскочил из лифта и помчался к выходу.
Но секундой позже с лестницы буквально скатились омоновцы.
Стой! — заорал один из них. — Стой! Стрелять буду!
Норд не обратил бы никакого внимания на эти крики, если бы прямо перед ним не вырос еще один омоновец, видимо, дежурный у входа.
Держи его, Вася! — донеслось из-за спины.
Омоновец широко расставил руки и тоже заорал
не своим голосом:
Стой! На пол!!
Норд и не думал подчиняться. Он резко повернулся и побежал в сторону, к гардеробу. Хотя этот маневр уже мало что мог дать.
Выход пришел неожиданно.
Молоденькая девушка надевала плащ у гардероба. Норд подбежал к ней, схватил за шею, выхватил из кармана скальпель и поднес к ее горлу. Омоновцы остановились как вкопанные.
Машину, — негромко сказал Норд, — машину с шофером. Или я перережу ей горло.
17 часов 30 минут
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Конечно, Грязнов позвонил мне сразу же после происшествия с Патриком Нордом. Его убийство должно было стать достойным завершением всей этой истории — все оказались на том свете и соответственно ничего и никому уже не расскажут. Поэтому можно валить на них все что угодно. Что и будет, видимо, сделано. И о чем из уст Генерального прокурора будет доложено на ковре у Президента.
А что, стройная картинка получается — Сократ с Нордом воевали-воевали, вот и довоевались. Друг друга угробили. А теперь российский спорт, наконец очистившись от скверны, полным ходом двинется к новым достижениям. Разумеется, под чутким руководством Назаренко. Который теперь, я думаю, получит неограниченную власть над всеми спортивными и околоспортивными организациями. Норд уже не в счет — он выведен из игры. На него можно уже даже не устраивать покушений. Ведь даже если он будет давать показания против Назаренко, подтвердить их будет некому. Все свидетели, как уже было сказано выше, на том свете. Им наши земные дела до лампочки.
Грустно все это. Грустно и страшно. Потому что то же самое, что со спортом, можно проделать с чем угодно. Со средствами массовой информации, например. Или, скажем, с нефтедобывающей промышленностью. И без всяких коммунистов у власти, которыми нас пугали в прошлом году, перед выборами. А я, представитель правоохранительных органов, ничегошеньки сделать не могу.
Мои грустные думы прервал телефонный звонок.
Турецкий! — раздался голос Ирины.
Да, моя радость, — ответил я. С женами надо быть полюбезнее — никогда не знаешь, какова будет их вторая фраза.
Ты, Турецкий, изверг!
Я же говорил!
Почему? — терпеливо поинтересовался я.
Потому что ты посылаешь молодых, неопытных ребят в такие места, где их избивают и чуть не убивают!
Я давно заметил, что моя Ирина, когда сильно нервничает, начинает говорить в рифму. Кстати, о чем это она?
Прихожу домой из магазина, — продолжала Ирина, — а у нашего порога прямо на холодном полу сидит молоденький такой, симпатичный парнишка. Весь побитый, в синяках и крови. Я говорю: «Ты чей?» А он: «Я помощник Турецкого, Александра Борисовича».
Постой, Ирина... — попытался я остановить этот поток. Но все было бесполезно.
Твой практикант чуть не погиб! У тебя нет совести!
Ирина, остановись. Позови Женю к телефону.
Не позову!
Почему? — удивился я.
Потому что я ему оказала медицинскую помощь, отмыла...
Отмыла?!
Конечно. Он был весь грязный, в земле и угольной пыли. Тебе-то, конечно, все равно. Короче, я его уложила спать. Да он и сам на ходу засыпал.
Ну ты, блин, даешь, — выдохнул я, пораженный заботливостью своей жены, — ну ладно, пусть спит. Надо только позвонить его матери, чтоб не волновалась.
Вспомнил. Давно уже позвонила.
Ирина, расскажи толком, кто его так.
Охранники Назаренко.
Выяснив подробности, которые успел сообщить Женя, я положил трубку. Вот и подтверждение моих мыслей. Охранники Назаренко могут избить не только практиканта, следователя, но и любого другого работника прокуратуры, ФСБ, МВД, или вообще любого человека. И ничего им за это не будет.Опять раздался звонок. На этот раз звонил дежурный с проходной:
Александр Борисович, тут к вам женщина рвется.
Кто такая?
Фамилия Донская.
Это Инна. Интересно, что ей надо?
Пропусти.
Минут через пять в дверь моего кабинета постучали.
Заходите.
Дверь открылась... и я сначала решил, что схожу с ума и у меня галлюцинации. Я даже ущипнул себя за палец. Потому что в дверях стояла... Кто бы вы думали?Моя давешняя соблазнительница и отравительница, бандитка Наташа!
Вот это номер! — воскликнул я.
Вид у нее был не такой самоуверенный и цветущий, как вчера. Более того, она рыдала. Сегодня Наташа явно не собиралась заводить со мной шуры-муры. Не сочтите меня циником, но где-то в глубине души я об этом пожалел. Потому что, несмотря ни на что, опять восхитился ее красотой. Но при этом, разумеется, открыл ящик стола и на всякий случай достал свой пистолет.Она вошла в кабинет и кинулась к моему столу. Я передернул затвор «Макарова».
Турецкий, — воскликнула она, — неужели ты думаешь, что я пришла в прокуратуру затем, чтобы тебя укокошить?!
Кто тебя знает, — ответил я, — после вчерашнего я жду от тебя чего угодно.
Турецкий, — она была чем-то очень взволнована, — мне нужна твоя помощь!
Садись, — я указал ей на стул, а сам незаметно нажал на кнопку вызова дежурного.
Она села на стул.
Инна в опасности.
Инна?!
Ну да, Инна. Моя дочь.
Удивляться было некогда. Кроме того, я вспомнил о фотографии, которую прихватил в квартире Наташи.
Что с ней?
Она навещала Бородина. В больнице. Ну ты знаешь...
Я кивнул.
Она уже собиралась уходить, одевалась в гардеробе, и тут какой-то сумасшедший маньяк захватил ее в заложники!
Что за бред?
В комнату вошел дежурный:
Звали?
Да. Подожди в коридоре. Хотя нет, дай мне свои наручники.
Я застегнул браслеты на ее тонких и нежных запястьях.
Извини. Но порядок есть порядок. И кроме того, так мне будет спокойнее.
Она не обратила на это никакого внимания.
А откуда ты знаешь об этом?
Я должна была встретить Инну после больницы. Подъехала к Склифу. И тут все и случилось. Я же не могла сама пойти туда. Там полно милиции — меня мигом свинтят. Ты небось розыск объявил?
А как же!
Ну так вот. Я все тебе расскажу. Все. Что знаю, конечно. И про себя, и про других. Но ты только спаси Инну. Спаси ее, Турецкий. Ладно?
Было в этот момент в ее глазах что-то такое, что заставило меня поверить в ее искренность. А кроме того, что мне терять? Она — вот, передо мной, в Генпрокуратуре Российской Федерации. Куда, кстати, пришла сама, своими ногами. И никуда она от меня теперь не денется. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.
Опять зазвонил телефон. Это был Грязнов:
Саша, тут в Склифе Норд захватил заложницу...
Норд?!
-Да.
Что он требует?
Машину до Шереметьева и самолет.
Ладно. Через минуту выезжаю.
Я взял пистолет со стола, проверил обойму и взял запасную.
Пошли. По дороге расскажешь.
17 часов 45 минут
Москва,больница Склифосовского
Езды от Большой Дмитровки до Сухаревки — минут двадцать, не больше. Но за эти двадцать минут Наташа успела рассказать мне столько интересного, что я даже пожалел, что дорога заняла так мало времени. И одновременно я понял, что она — единственный мой свидетель против Назаренко, которого я теперь должен охранять как зеницу ока.
Почему же ты не обратилась за помощью к самому Назаренко? — спросил я, когда мы подъезжали к Сухаревке.
Обратилась, — горько усмехнулась она. — Звонила. А он даже говорить со мной не пожелал. Через секретарш передавал, что, дескать, в отпуске.
А он не боится, что ты можешь многое о нем рассказать?
Кому? Он все рассчитал — на меня объявлен розыск, Сократа нет. И потом, — добавила она зловеще, — от человека, который находится в бегах, избавиться — как двумя пальцами об асфальт...
Даже в такой ситуации она не могла отказаться от своего обычного лексикона.
Не беспокойся, я тебя защищу. Теперь ты мне нужна.
«Нужна», — грустно передразнила она, — а мне моя дочь нужна. Живая. Понял?
Все подъезды к больнице Склифосовского были оцеплены милицией. Мне пришлось раз десять вытаскивать свое удостоверение. В конце концов мы добрались до главного входа.
Пробравшись через толпу омоновцев, мы оказались в вестибюле. Самого Норда видно не было — он находился в плотном кольце автоматчиков. Это уже был не ОМОН. Судя по стальным взглядам и экипировке, здесь заправляла знаменитая «Альфа». Вообще, народу здесь было довольно много. Мне немалого труда стоило разыскать Грязнова. Наташу я крепко держал за руку.
Слава был мрачнее тучи.
Какие последние новости? — спросил я его.
Плохие, — отрезал Грязнов.
Я почувствовал, как вздрогнула Наташа.
Говори толком. С заложницей все в порядке?
Да. Пока что.
Наташа задрожала, как будто ее сильно знобило.
Не волнуйся, — попытался успокоить ее я. Хотя, какое тут может быть успокоение?
Кто это? — поинтересовался Грязнов.
Это Наталья Донская. Мать заложницы. И та... м-м-м... короче, которая меня пыталась отравить позавчера.
У Грязнова, в полном соответствии с известной поговоркой, глаза вылезли на лоб.
Как ты ее нашел?
Она сама пришла. Но давай не будем терять время. Что еще тут происходит?
А ничего. Операцией руководит ФСБ. А именно — полковник Карпенко. И ему был передан приказ — буквально минут десять назад...
Он покосился на Наташу, потом наклонился ко мне и прошептал:
Никакой машины не давать, Норда из страны не выпускать, в случае отказа отпустить заложницу — принять меры к его физическому уничтожению. Понял?
Да. А ты понял, от кого исходит этот приказ?
Это было ясней ясного. Хоть Норд уже не опасен для Назаренко, но убрать его надо. Просто для личного спокойствия. Значит, Назаренко имеет влияние даже на ФСБ. Круто!
Внезапно с того места, где находился Норд, донеслись крики. Я вместе с Наташей кинулся туда.
Из-за широких спин бойцов мы разглядели немного. Но этого было достаточно для меня. И как выяснилось, для Наташи тоже.
Маленького роста смуглый человек в грязном черном костюме держал Инну за шею. В другой руке у него был зажат медицинский скальпель, лезвие которого касалось ее горла. И не просто касалось — на ней уже виднелось несколько царапин, из которых выступили капли крови. Инна была не просто испугана — на ее лице застыло выражение какой-то безнадежности. Кстати, и сам Норд выглядел не лучше. Кричали автоматчики. Норд, видя, что его требования и не думают выполнять, решил пробиваться к выходу. Но его быстро остановили.
Тут я почувствовал, что Наташа сильно сжимает мою руку. Я обернулся к ней:
Что случилось?
Турецкий, — было видно, что только нечеловеческим усилием воли ей удается держать себя в руках, — мне надо тебе что-то сказать.
Мы отошли в сторонку, и я ее выслушал. Поначалу я подумал, что она или сошла с ума, или хочет меня обмануть. Но потом понял, что сейчас не время для обмана. Для Наташи наступил так называемый момент истины, когда на одной чаше — жизнь самого дорогого человека, а на другой — правда. Хотя, правда эта оказалась почище чем в кино...
Теперь я знал, что делать дальше. Я бросился к полковнику Карпенко и опять достал свое удостоверение.
Я следователь по особо важным делам Тур...
Что надо? — хмуро спросил он, мельком глянув на мой документ. Это был круглолицый лысый человек предпенсионного возраста. Я знаю такой тип, доводилось сталкиваться. Все их мысли — успеть получить до пенсии генерала.
Мне надо поговорить с террористом.
Карпенко усмехнулся:
Всего-то? А на каком основании?
Я расследую дело, в котором Патрик Норд проходит в качестве обвиняемого.
Ну и что же вы своего обвиняемого до сих пор не поймали? — саркастически улыбнулся Карпенко. — Почему он разгуливает по городу, заложников берет?
Господин полковник...
Товарищ, — поправил меня Карпенко.
Хорошо, товарищ полковник, — я еле сдерживал свое нетерпение, — сейчас не время для выяснений. Я должен пройти к террористу и поговорить с ним. И тогда, поверьте, он отпустит заложницу.
Не говорите глупости. И вообще, я веду операцию. И мне решать, кого допускать, а кого нет. У нас свои люди есть, профессионалы, между прочим. Они и будут вести с ним переговоры.
А если не договорятся?
Если не договорятся, будем действовать согласно приказу.
Ну вот что, товарищ полковник, — произнес я как можно тверже, — я выполняю приказ заместителя Генерального прокурора Меркулова...
Хоть самого Господа Бога. У меня свое начальство. И вообще, вы нам мешаете. Прошу вас покинуть здание.
Карпенко уже поднял руку, чтобы подозвать своих бойцов. Несомненно для того, чтобы те вывели нас прочь.
Я действую по личному указанию помощника Президента Дмитрия Назаренко!
За такой откровенный блеф меня по головке не погладят. Но делать было нечего.
Наташа воззрилась на меня с ужасом. Но ужас этот был смешан с уважением.
Карпенко, к моему удивлению, сразу заглотнул крючок.
Где подтверждение? — Он хитро прищурил глаза.
Устная директива. Если хотите — можете проверить по телефону.
Я играл ва-банк. И моя карта оказалась сильнее.
Карпенко немного помедлил, потом сказал:
Ладно. Даю вам пять минут. Сдайте оружие и наденьте бронежилет.
Через пару минут передо мной уже расступались альфовцы. Я вошел в кольцо автоматчиков и сразу почувствовал себя неуютно от нескольких направленных прямо на меня стволов.
Норд увидел меня, и у него в глазах появилась надежда. Инна, конечно, меня узнала, но даже не пошевелилась. Это и понятно: одно неосторожное движение — и лезвие скальпеля вонзится ей в горло.
Норд, — произнес я как можно спокойнее, — если вы отпустите девушку, я гарантирую вам жизнь и безопасность.
Машину с шофером, — повторял он как заведенный, — самолет и вылет из России.
Я — следователь Генпрокуратуры. Я занимаюсь делами об убийствах Сереброва, Стрижа, Ста- ревича. Нам нужны ваши свидетельские показания. Поймите, без вас нам не расставить все точки в этих делах.
Норд пропустил мои слова мимо ушей.
Машину в Шереметьево. Самолет. Вылет из России.
Норд, у вас нет никаких шансов. Поймите. Вам не удастся уйти.
Нужно было подбирать слова очень осторожно. Ведь человек, у которого отнимают последнюю возможность, способен на все.
На меня смотрели глаза альфовцев. Смотрели без всякого выражения. Для них Патрик Норд был просто террористом, которого убить — не только не грех, но и обязанность.
Вас не выпустят, — говорил я, — поймите, не выпустят. Единственный ваш шанс — сдаться. Я гарантирую вам жизнь и безопасность во время следствия.
Норд немного опустил голову. Видимо, он обдумывал мои слова.
Нет, — вдруг сказал он, — машину, самолет, вылет из России. Или я перережу ей горло.
Не перережете, — сказал я негромко.
На лице Норда отразилось изумление.
Почему?
Потому что это ваша дочь.
Что? — Норд широко раскрыл глаза. Даже Инна вроде очнулась от своего оцепенения.
Да, Патрик Норд, Валерий Мунипов, это ваша дочь. Ваша и Фатимы Салхазовой.
Норд вздрогнул. В глазах у него появилась растерянность.
Молодец, Турецкий! Теперь дальше, дальше, только очень осторожно!
Да. Она здесь. Если вы не верите, я могу ее позвать.
Я повернулся и поискал глазами Наташу. Наконец нашел ее лицо между фигурами автоматчиков.
Пропустите ее!
Наташа протиснулась в кольцо.
Фатима, — прошептал Норд и разжал руки. Скальпель с оглушительным звоном упал на мраморный пол.
Инна, почувствовав, что она на свободе, бросилась к матери.
И тут прогремел выстрел. Норд упал. Я бросился к нему, хотя можно было этого и не делать. Стрелял профессионал — пуля угодила точно посреди лба. Норд был мертв.
Готов, паскуда!
Я резко обернулся. Прямо перед автоматчиками стоял полковник Карпенко. В руке у него был пистолет.
Полковник, вы ответите за это!
Он только ухмыльнулся:
Перед своим начальством — да. Кстати, именно мое начальство отдало приказ на физическое устранение Патрика Норда.
Кто именно отдал приказ?
А вот это, гражданин следователь, не ваше дело. Я выполнял приказ.
Он говорил еще что-то, но я перестал слушать. Мне было все равно, что скажет этот старый гэбист.
Саша, — это был Слава, — пойдем отсюда.
Ночь на 3 октября
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Мы допрашивали Наталью Донскую, которую раньше звали Фатимой Салхазовой, до двух часов ночи. Вернее, это был не допрос, а скорее монолог. Она рассказывала, а мы слушали и записывали. Перебивать ее не хотелось — настолько это была удивительная история.
После отъезда Мунипова в Америку, как и предполагалось, через несколько месяцев она родила дочь Инну. Это и была та шуточка, которую выкинул он перед отъездом, чтобы досадить Караханову. Конечно, новый хозяин Фатимы был в жутком возмущении. Но делать было нечего — несмотря на все свои связи, в те времена он не мог достать Мунипова в Америке. А Фатиму пришлось отпустить. Конечно после того, как она отработала те деньги, которые Караханов заплатил за нее Мунипову.
Фатима долго мыкалась, пока не вышла замуж за одного из дальних отпрысков известной в театральных кругах династии Донских. Отсюда и ее новая фамилия. При перемене паспорта она взяла себе другое имя, чтобы навсегда развязаться с прошлым...
Очень скоро она рассталась со своим мужем. Наташа осталась с ребенком практически на улице.
Надо было как-то жить. Сначала она устроилась дворником, чтобы получить хоть какую-то крышу над головой. Потом познакомилась с фарцовщиками на Пушкинской, тоже стала приторговывать дефицитом. А в один прекрасный день — с Сократом, который в то время активно торговал антиквариатом. Эффектная внешность Наташи позволяла ей без труда входить в контакт с иностранцами, которым Сократ загонял купленную у московских пенсионеров филигрань и старинные иконы, добытые за бесценок у подмосковных деревенских бабок.
Скоро Сократа заловили. Те два года, что он провел в тюрьме, Наташа времени не теряла — она познакомилась с Назаренко, который активно шел в гору. Наступили перестроечные времена, и многие делали за короткое время головокружительную карьеру. И главное — головокружительные деньги.
Именно их, родимых, и не хватало в то время Наташе. Конечно, работа с Сократом позволяла ей безбедно прожить, но, когда его посадили, весь «бизнес» пошел насмарку. Поэтому ей пришлось срочно искать способы заработка. К тому же из той дворницкой коммуналки, в которой она жила до сих пор, скоро должны были выселить.
Назаренко появился как нельзя кстати. Они встречались нечасто — один или два раза в неделю на даче Назаренко. Он дарил Наташе подарки, даже давал деньги. Однако ровно столько, чтобы ей вместе с маленькой Инной хватило на жизнь. Их отношения нельзя было назвать любовными — она с самого начала чувствовала, что они построены на чистом расчете. Назаренко не давал ей пропасть с маленьким ребенком в огромной и в общем-то чужой Москве, а она давала ему то, что могла дать. Но Наташа чувствовала, что планы Назаренко в отношении ее не ограничиваются одной постелью. И рано или поздно должно прийти время, когда нужно будет отдавать долги...
И вот в один прекрасный день Назаренко, как обычно, подъехал на своей машине к ее дому. Она забралась в салон, и они поехали на дачу. Все было как всегда — сауна, потом ужин с икрой и хорошим коньяком. Назаренко подарил ей французские духи и какую-то безделушку. Наташа рассчитывала, что день и закончится так, как обычно заканчивались их встречи, но она ошибалась.
Назаренко вдруг спросил, может ли она оказать ему одну услугу. Разумеется, Наташа была согласна.
Это не совсем обычная услуга. Тебе нужно будет поехать с одним... моим знакомым к нему, ну и... ты понимаешь?..
Наташа помотала головой.
Короче говоря, тебе надо будет составить ему компанию на вечер и ночь.
Как это? — не поняла Наташа.
Очень просто. Поедешь с ним, выпьете, потанцуете... Что мне тебя учить? — тон Назаренко становился все жестче.
Зачем?
Затем, что мне это очень нужно.
Что было делать? Конечно, она согласилась.
Но это еще не все, — продолжал Назаренко, — когда он уснет, ты вколешь ему вот это.
Он достал из кармана маленький одноразовый шприц. Наташа с ужасом посмотрела на него и уже было открыла рот, чтобы отказаться, когда Назаренко вынул из другого кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
Это не так сложно, как ты думаешь. Раз — и все. Потом ты незаметно выйдешь из дома, пешком дойдешь до дороги, поймаешь такси и отправишься домой. У него на даче два охранника, которые вряд ли задержат тебя. А это, — он развернул лист, — ордер на новую квартиру. Тебе ведь надоело жить в коммуналке, не так ли? Выполнишь задание — квартира твоя.
Назаренко говорил раздельно и жестко, и Наташа вдруг поняла, что у нее нет никакого выбора. Выбор сделал Назаренко за нее. И либо она поедет к этому неизвестному «знакомому», либо этот шприц достанется ей. А это значило, что маленькая Инна пропадет, погибнет...
Наташа все выполнила в точности, как сказал Назаренко. И через неделю въехала в новую квартиру в Черемушках.
За этим заданием последовало другое, потом еще и еще... Наташа поражалась, с какой легкостью Назаренко расправляется со своими недругами. Впрочем, с такой, ну или почти с такой же легкостью теперь действовала и она. Более того, волей-неволей она приобретала опыт и, в конце концов, стала почти профессионалкой. В смысле организации и осуществления убийств, разумеется.
Когда Сократ вышел из заключения, она познакомила его с Назаренко. С тех пор они стали работать вместе.
Наташа рассказала еще много чего. И про войну с Нордом, и как она охотилась по всему Нью-Йорку за книжкой, в которой содержались банковские коды, шифры и номера счетов, на которых хранились деньги от незаконного оборота фальшивой водки и сигарет. И как Назаренко задумал большую дезинформацию, чтобы руками правоохранительных органов убрать конкурента с дороги. И как он, недолго думая, решил убрать Сереброва, Старевича и Стрижа, чтобы окончательно ослабить Патрика Норда. Больше всего поражала его жестокость — в сущности, расстрел хоккейной команды был организован им только затем, чтобы запугать Норда.
Назаренко настолько доверял ей, что именно она, Наталья Донская, вела переговоры с посредниками киллера о том, чтобы совершить покушения на «Трех С».
В конце концов, он не пожалел и Сократа, который многие годы работал на Назаренко.
...Ранним утром Меркулов нанес визит Генеральному. Прямо к нему домой. Они обговорили все детали, и Генеральный лично санкционировал все наши действия по аресту Назаренко.
Часов в восемь утра мы с Меркуловым и Грязновым в сопровождении группы захвата отправились в Раздоры, на дачу Назаренко.
3 октября 1997 года
9 часов 15 минут
Подмосковный поселок Раздоры
Когда мы подъехали к даче Назаренко, первое, что бросилось в глаза, — распахнутые настежь ворота. Ни охраны, ни замков... Мы на трех машинах совершенно беспрепятственно въехали во двор.
И тут нас ждало еще одно потрясение. Последнее в этой истории.
На крыльце дома лежало тело человека в строгом черном костюме и дорогом галстуке. Долго гадать, кто это, нам не пришлось. Назаренко был убит двадцатью минутами раньше выстрелом в голову. Ни охраны, никого из его челяди рядом не было. Только немолодая женщина, видимо жена, сидела на ступеньке и время от времени прикладывала платок к глазам.
Недалеко от дачи мы обнаружили черный «Мерседес-600», на сиденье которого лежал карабин «Сайга» с длинным глушителем и мощным оптическим прицелом. Разумеется, никаких отпечатков пальцев на нем криминалисты не обнаружили. Впоследствии выяснилось, что именно из него были убиты Серебров, Старевич и его жена.
Честно говоря, когда я взял в руки этот карабин, у меня на душе стало как-то спокойнее. Раз неизвестный убийца бросил свое оружие, значит, его неведомый хозяин не отдал ему приказа стрелять снова. В ближайшее время, во всяком случае. А может быть, не осталось уже у него хозяев?
Я ехал домой в каком-то опустошенном состоянии. Вроде бы дело окончено. Подведена черта. Выявлен основной заказчик преступлений — помощник Президента Назаренко. В схватке двух «крестных отцов», Норда и Назаренко, погибла куча народу — «Три С», Ада Старевич, двое хоккеистов из «Нью- Йорк вингз» и другие. В конце концов и сами «отцы» не избежали пуль...
Итак, следствие закончено. Но я не испытывал обычного в таких случаях облегчения. Наоборот, ощущение было такое, будто окунулся с головой в ушат с дерьмом. Хотелось одного — встать под теплый душ и поскорее отмыться...
Что я и сделал, возвратившись домой. А потом я завалился в постель и уснул как убитый.
Осталось добавить совсем немного. Отчет у Президента прошел успешно. Генеральный прокурор России доложил о результатах расследования «хоккейного дела» и, хоть наказывать уже было некого, удостоился похвалы Президента. И я этому очень рад.
Кстати, на место Назаренко сразу же был назначен другой помощник. Как говорится, свято место...