Грязный Гарри [другой перевод]

Глава 7

Час пятнадцать ночи.

Гарри лежал на обтрепанном кожаном диване в кабинете лейтенанта Бресслера и не сводил глаз с настенных часов за стеклянной перегородкой.

Час шестнадцать.

Лейтенант разговаривал по телефону, зажав рукой микрофон и понизив голос, отчего он звучал почти торжественно:

— Все могло бы быть намного хуже, шеф… да… конечно, я понимаю, каково сейчас мэру… да… да… безусловно, это первое, что я сделаю утром.

Он повесил трубку и стал медленно раскачиваться в кресле.

Час семнадцать.

— Вся мэрия стоит на ушах.

— Надо же, — Гарри наконец отвел взгляд от часов.

— Ты знаешь, как это бывает… Мэр валит на шефа, шеф валит на меня.

— Только ты не вали на меня, Эл. Я не в настроении, — зловеще прошептал Гарри.

Кресло Бресслера скрипнуло:

— Тебя надо было бы отправить в больницу. Господи, ты выглядишь так, словно тебя переехал грузовик.

— Давай сменим тему, Эл. Что это ты собираешься сделать первым делом утром? Позвонить его высочеству мэру?

— Да. Он хочет выяснить, кто в департаменте полиции не понял его четкий и ясный приказ. Имеется в виду, мы либо по-идиотски спланировали операцию, либо сознательно не выполнили его распоряжение. Его также интересует, как там очутился Гонзалес, — кстати, мне тоже это небезынтересно. Короче, он хочет знать, почему мы обделались, Гарри.

— Это не мы. Скорпион нас обделал. Это с самого начала была «подставка».

— Мы знаем лишь то, что рассказал ты.

— Ты в этом сомневаешься?

— Нет. Ты же меня знаешь. А я, черт возьми, знаю тебя. Но с точки зрения мэра все это выглядит паршиво. И попахивает топорной работой. Кроме того, создается впечатление, что операцию запорол Гонзалес. Какого черта он там болтался?

— Если бы Чико там, как ты изволил выразиться, не болтался, ты бы сейчас беседовал со стеной.

Безнадежно, подумал Гарри и посмотрел на часы.

Час девятнадцать.

— Ты за это время случайно не дал обет трезвости, Эл?

Бресслер тяжело вздохнул и неохотно покинул кресло. В углу его кабинета стоял портативный холодильник — новогодний подарок от департамента. Бресслер открыл его и достал запотевшую бутылку водки.

— Может, добавить вермута?

— Я просто хочу выпить, Эл. Не надо устраивать вечеринку.

Бресслер взял с подноса стакан, плеснул на три пальца водки и протянул Гарри.

Гарри сел и сделал изрядный глоток — водка приятно обожгла пересохшее горло.

— Скажи мэру, что это была моя идея. И это я приказал Гонзалесу быть там — по-моему, я все-таки старший по званию. А ты об этом ни черта не знал. Можешь сказать ему, что я готов сдать свой полицейский значок в любую секунду.

— Право же, Гарри…

— Я серьезно, Эл. Он может получить его приколотым к красной розе. Я доставлю ему этот подарок лично. Кстати, это будет прекрасным поводом сказать ему пару ласковых слов. Вся эта его затея с самого начала была идиотизмом. Мэр запаниковал, и паника покатилась по служебной лестнице вниз, цепляя его подчиненных. Киднэппинг — федеральное преступление, Эл. Или его светлость не знал об этом? Агентов федеральной полиции в том парке должно было быть, как белок.

— Ну, в общем-то…

— Не придумывай оправданий. Для этого ты слишком хороший полицейский.

Час двадцать три.

Пронзительный телефонный звонок разорвал тишину. Бресслер поднял трубку:

— Да, слушаю. Кто? О’кей… соедините, — он мрачно поглядел на Гарри. — Какой-то врач из отделения травматологии больницы Золотые ворота… Похоже, мы приближаемся к финалу.

Сразу же после того, как его и Чико подобрала патрульная машина полиции парка, Гарри передал по рации описание убийцы и характер его ранения. Ножевой удар в ногу — это не пустяк, и Бресслер справедливо рассудил, что человек непременно обратится к врачу. Были предупреждены все больницы, а также ночные аптеки и около полудюжины хирургов, которые, по сведениям полиции, имели контакты с преступным миром. И вот теперь, в час двадцать пять, превентивные меры начинали давать свои результаты: врач из круглосуточной больницы неподалеку от Хейт-Эшбери звонил по поводу пациента… Около тридцати лет, среднего роста, болезненно бледный, коричневые брюки и коричневая ветровка, глубокая проникающая рана в верхней части левого бедра.

Через десять минут Гарри и Фрэнк Ди Джорджио уже были в больнице.

Врач оказался пожилым человеком. Он производил впечатление философа поневоле, ибо большую часть жизни провел в созерцании чужих несчастий. В его глазах отражались воспоминания об этих несчастьях.

— У нас полно поножовщины, — устало говорил врач. В голосе его чувствовался европейский акцент. — Наркоманы, рокеры… Они не любят друг друга и чуть что пускают в дело ножи… Они не понимают, что творят. Тот человек не был наркоманом, это видно по глазам. Он пришел один, сказал, что произошел несчастный случай. Я взглянул на рану и понял, что он лжет. Подобные ранения не бывают в результате несчастного случая, это ясно как божий день. Я сразу же понял, что он меня обманывает. Я попросил его немного обождать и позвонил из соседнего кабинета в полицию. Когда я вернулся, его уже не было.

— Он назвал вам свое имя? — спросил Гарри.

— Нет, — врач слегка улыбнулся, — но это абсолютно неважно. Если они и говорят имя, можете быть уверены, это не их имя. Но… было в этом человеке что-то примечательное.

— Нам важна любая информация, доктор. Очень важно разыскать этого человека до трех часов ночи.

— Понятно… А я ведь видел его раньше, я абсолютно в этом уверен. Но где?

Он задумчиво поглядел в потолок, пальцы его выстукивали еле слышную дробь на исцарапанной крышке стола. Секундная стрелка больших настенных часов неумолимо совершала свои круги.

Без пятнадцати секунд два.

— Ради Бога, доктор, постарайтесь вспомнить!

— Я пытаюсь… кажется… Да! Да! — он встал и показал пальцем в окно. — Футбол, это был футбольный матч. Он продавал на стадионе программки. Кажется, он жил прямо там, у сторожа. Может, он до сих пор там.

— Где там? — спросил Ди Джорджио.

— Там! — крикнул врач и снова ткнул рукой в сторону окна. — На стадионе Кизер.

Ди Джорджио до отказа выжал педаль газа, и машина пулей промчалась через пустую автостоянку. В свете фар возникла проволочная сетка ограждения, Ди Джорджио нажал на тормоза, машина замерла перед западным входом на стадион. За воротами, в полутьме, виднелась овальная чаша стадиона.

— А замок-то на воротах размером с бочонок, — заметил Ди Джорджио.

— Черт с ним. Перелезем.

Ди Джорджио нахмурился:

— Но у нас нет ордера, Гарри.

— А время у нас есть? — раздраженно огрызнулся Гарри. Он выбрался из машины и поглядел на забор. — Сумеешь перелезть, Фрэнк?

— Никогда, — Ди Джорджио похлопал себя по брюху. — Я, пожалуй, подъеду к восточным воротам. Может, там открыто.

Гарри полез по проволочной сетке, вставляя острые мыски башмаков между звеньями. Каждое движение отзывалось тупой болью в паху. Казалось, забор в высоту никак не меньше трех миль, но Гарри в конце концов перелез и быстро спустился, спрыгнув где-то с середины. Он двинулся к длинному туннелю, который вел к игровому полю. Двери по обе стороны туннеля вели в лабиринт коридоров и служебных помещений. В одной из комнат жил сторож, и Гарри обязан был найти эту комнату.

Вытащив пистолет, он вошел в туннель. Эхо здесь было, как в горах, каждый шаг Гарри с гулом уносился в зловещую тишину туннеля. Он выругался и пошел на цыпочках. Маломощные лампочки за ржавыми решетками отбрасывали слабый свет, которого в общем-то было вполне достаточно, чтобы читать таблички на дверях:

ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ СКЛАД № 12

КЛАДОВАЯ

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО ФИРМЫ «АКМЕ»

и, наконец, в самом конце туннеля:

СТОРОЖ — ЧАСТНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ

Гарри остановился. Некрашеная деревянная дверь, из-под которой пробивалась тонкая полоска света. Может, открыта, а может, и нет — Гарри даже не пытался повернуть ручку. Ом поднял правую ногу и изо всех сил нанес удар каблуком. Раздался страшный грохот, дверь распахнулась, и Гарри с пистолетом в руке ворвался в комнату.

В ней никого не было, и спрятаться здесь невозможно. Это даже была не комната, а что-то вроде карцера: холодное безликое помещение, приспособленное лишь для сна и приема пищи. На одной стене висела старая циновка, у другой стоял стол и два стула. На полке над столом стояла включенная электроплитка — металлический круг раскалился докрасна, на нем подпрыгивал кипящий кофейник. Гарри выдернул вилку из розетки и огляделся. Если у убийцы и была какая-то одежда, то он всю ее носил на себе: ни одного шкафчика, ни единой вешалки, ничего. Единственный предмет, связывавший жильца с этим помещением, — дешевая коричневая сумка, стоящая на полу под циновкой.

Гарри поднял сумку и поставил на стол. Щелкнул замками, открыл крышку. Внутри лежала разобранная автоматическая винтовка тридцать третьего калибра, каждая деталь покоилась в своем отделении из литого полистирола.

— Аккуратный, сукин сын, — пробормотал Гарри.

Как раненый пес, приполз он в свою конуру. Поставил разогреваться кофе, но выпить не успел: шаги Гарри в туннеле, должно быть, вспугнули его. Гарри замер и прислушался к тишине, стараясь уловить посторонний звук. И услышал, почти прямо над головой — отчетливый звук шагов по бетонному перекрытию.

Гарри выскочил из комнаты и бросился в туннель. В полутьме перед ним появился лестничный пролет, ведущий на верхний ярус. Не обращая внимания на боль, Гарри в несколько прыжков преодолел ступени и оказался на первом уровне. Вдоль стены стояли ряды киосков фирмы «Акме», с другой стороны начинались сиденья для зрителей, круто спускающиеся к темному овалу игрового поля. Пустой стадион казался воплощением ночного кошмара. Сооружение вмещало пятьдесят девять тысяч зрителей. И сейчас где-то среди всех этих сидений прятался один не очень крупный мужчина.

Гарри продолжал двигаться, прижимаясь к киоскам. Тяжелый «магнум» удобно устроился в правой руке — Гарри держал пистолет у самой груди, подставив снизу для опоры левую ладонь. Что-то мелькнуло между сидений, и в воздух взмыла белая тень — послышались хлопки крыльев, птица медленно набирала высоту.

Гарри сквозь зубы обругал глупую чайку. Он прислонился к решетке магазинчика, сердце явно пыталось выскочить из груди. Автоматическая винтовка тридцать третьего калибра осталась в каморке сторожа, нацистский «шмайсер» убийца потерял в парке Маунт Дэвидсон. Что еще есть в его арсенале? Ручные гранаты?

Гарри напряженно вглядывался в бесконечные ряды сидений и темные провалы проходов. Ублюдок где-то там, но где? Гарри нырнул под ближайший ряд и, прячась за деревянные спинки, опустился на холодный цементный пол.

— Ты у меня на прицеле! Не двигаться!

Голос Гарри громыхнул над стадионом, раздаваясь одновременно сразу со всех сторон. В районе пятидесятого ряда, далеко внизу, возникло какое-то движение. По боковому проходу к полю, заметно приволакивая левую ногу, быстро спускался человек. Гарри выстрелил, сознательно целясь значительно выше. Пуля весело свистнула в темноте. Но человек даже не замедлил шага. Гарри бросился за ним, прыгая через скамейки. Со всего размаха налетел на спинку сиденья, но продолжал бежать, не обращая внимания на пронзившую раненое бедро боль. Убийца тем временем уже перелез через заборчик, отделяющий зрителей от поля. Теперь он неуклюже двигался по беговой дорожке, белесая тень на чернильном тартановом покрытии.

Инспектор Ди Джорджио нашел, наконец, в проволочной сетке дыру, которая оказалась достаточно просторной для его, как он любил говорить, нестандартной фигуры. Шумно отдуваясь, он побежал к административному сектору, разбил окно и забрался внутрь. Уже здесь Ди Джорджио услышал выстрел, эхо которого гулко прокатилось по бетонным казематам. Фрэнк принялся тыкаться во все двери, словно крыса в лабиринте. Нашел коридор, в конце которого была зеленая дверь с табличкой:

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЭЛЕКТРОПУЛЬТ

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Дверь была заперта на большой висячий замок. Ди Джорджио разбил его двумя выстрелами, опасливо озираясь, вошел в плохо освещенную комнату и повернул рубильник главного выключателя. На всем стадионе вспыхнули огромные прожекторы.

Стало светло как днем, и убийца замер на центральной отметке двадцатиярдовой зоны. Ослепительный свет парализовал его. А Гарри Каллахэн вел себя так, словно ничего особенного не произошло: перескочил через низкое ограждение и неторопливо зашагал по мокрой траве, сжимая двумя руками пистолет. Убийца по-прежнему стоял на месте. В его скрюченных, словно сведенных судорогой пальцах оружия не было. Он стоял неподвижно и ждал. Загнанное в угол дикое животное… Гарри опустился на колено, аккуратно прицелился в неподвижную цель и послал пулю в левую ногу, двумя дюймами ниже ножевой раны. Удар оказался настолько сильным, что убийца потерял равновесие и тяжело упал, тело его судорожно дергалось в траве.

Гарри подошел ближе и равнодушно поглядел на корчащегося человека. Он не испытывал никаких чувств.

— Где она?

Убийца поднял на него затравленный взгляд:

— Мне нужен врач… Господи… Пресвятая Мадонна… мне нужен врач!

— Где она, отвечай, тварь!

— Я истекаю кровью!

— Где девушка?

— Врача… пожалуйста… приведите мне врача.

— Где она?

Убийца с ужасом смотрел в холодное лицо Гарри:

— Я требую адвоката, — бормотал он, — я имею право на адвоката.

— А я буду снова и снова задавать тот же вопрос: где девушка? И знаешь, что, тварь? Ты мне ответишь.

Убийца скривил губы и попытался плюнуть Гарри в лицо. Это был последний жест презрения. Гарри поднял ногу, с силой вдавил каблук в свежую рану и повернул, как если бы гасил окурок. Убийца зашелся в крике. Тело его несколько раз выгнулось, он бессильно распластался на траве и устремил взор к звездам, лицо его приобрело цвет влажного мела.

Гарри еще раз поднял ногу и занес каблук над ножевой раной. Убийца взвизгнул.

— Ну? — голос Гарри был резким, как удар хлыста. — Теперь ты готов говорить? Или мне еще раз сплясать на твоих костях?

День обещал быть изумительным, в такие дни даже у чиновников торговой палаты учащается пульс, а легенды северян о погоде в Сан-Франциско уже не кажутся легендами. Но никого из находившихся сейчас на мысе погода не интересовала. Несколько человек стояли у переносных прожекторов и наблюдали, как команда пожарных остервенело копает мягкий грунт на оконечности Форт-пойнт.

— Нашли! — крикнул один из них.

Он отбросил лопату и принялся руками выгребать землю из ямы. Показался угол картонного ящика. В верхней крышке было пробито аккуратное отверстие, через которое проходил гибкий резиновый шланг от кислородного баллона.

— Через пару минут поднимем! — взволнованно прокричал тот же голос.

Гарри Каллахэн стоял в стороне от основной группы, он прислонился к открытой двери полицейской машины и жевал потухшую сигару. Прожекторы отбрасывали причудливые длинные тени, отчего пожарные напоминали вурдалаков у разверстой могилы.

Что ж, подумал Гарри, похоже, так оно и есть.

Вскоре верхняя часть ящика была очищена, и пожарные осторожно сняли крышку. Внутри, свернувшись, как эмбрион, лежало окровавленное тело юной девушки, тело Мэри Энн Дикон — уже давно мертвой.

Лейтенант Бресслер со скорбным ликом шел за покрытыми одеялом носилками к машине «скорой помощи». Он видел, как молодой врач из Центральной больницы осторожно, почти с благоговением опустил тело на откидную койку и дал сигнал водителю. Бресслер еще долго стоял на свежем предрассветном ветру и смотрел вслед «скорой помощи», которая медленно поползла по грязной узкой дороге в сторону Президио. Потом вздрогнул и зашагал к машине, у которой его ждал Гарри Каллахэн.

— Он с самого начала врал, — мягко произнес Гарри. — Так, Эл?

Лейтенант внимательно поглядел на Гарри, потом полез в карман, выудил серебряную зажигалку и поднес пламя к сигаре Каллахэна.

— Врач сказал, что она умерла по меньшей мере двадцать часов назад. Когда он впихнул ее в ящик, может, она еще и дышала, но после… Мерзкое дело.

— У нас других не бывает, — Гарри в последний раз пыхнул сигарой и затоптал окурок. — Поехали в участок, Эл. Пора кончать с этим подонком.

Весь день Гарри трудился над рапортом об аресте, он держался на ногах исключительно благодаря лошадиным дозам черного кофе, вонючим сигарам из кабинета Бресслера и бутербродам с арахисовым маслом. Потом соснул часок на диване в благословенном богами кабинете лейтенанта и десять минут провел в больнице с Чико.

Перелом ключицы? Чепуха. Осколок кости вышел через спину? Теперь о тебе все будут говорить, малыш. Это уже похоже на славу!

Но Чико на шутки не реагировал. Попав в ключицу, пуля расплющилась и раздробила лопатку, словно молоток тыкву. Тело Чико разрывалось от боли, которую он уже был не в силах скрывать.

Ну что ж, придется немного полежать здесь, малыш.

Разговор с Чико не получился. Гарри накликивал на своих партнеров беду. Фандуччи мертв… Сэм выбыл из игры с дыркой в легком… Тот мальчишка Джо — какая же у него была фамилия? — вообще был его партнером всего сутки. Не везет… Он с трудом заставил себя не думать о Чико и окунулся в работу. К трем часам дня рапорт об аресте Скорпиона — Джона До, который произвел инспектор отдела по расследованию убийств полицейского управления Сан-Франциско Гарри Фрэнсис Каллахэн, был отпечатан, подписан и отправлен с нарочным в офис окружного прокурора Уильяма Ти Ротко.

На следующее утро Гарри разбудил телефонный звонок. Девять часов. Бресслер дал ему выходной, и Гарри решил: пусть эта чертова штука надрывается, пока тому, кто набрал его номер, не надоест. Однако после десятого звонка Гарри слез с постели и поднял трубку.

— Инспектор Каллахэн? — женский голос, решительный, но не лишенный приятности.

— Слушаю.

— Это мисс Уиллис из секретариата окружного прокурора. Мистер Ротко хотел бы встретиться с вами немедленно. Он сказал, что это очень важно. В какое время вы можете прибыть, инспектор?

Гарри сдержал стон.

— После того, как побреюсь. Скажем, через час.

— Прекрасно, — сказала женщина. — То есть в десять. До свидания.

Самоуверенная дамочка, подумал Гарри, швырнув трубку. Самоуверенная, как регистраторша в приемной дантиста. Окружной прокурор Ротко любит таких.

Уильям Ти Ротко имел репутацию многообещающего молодого человека. Всего тридцать пять лет, а он уже бросил доходную юридическую практику и, победив на выборах, возглавил окружную прокуратуру. Высокий, стройный, представительный, он с блеском провел избирательную кампанию, но за мальчишеской внешностью мистера Ротко скрывались несгибаемая воля и честолюбие. Окружной прокурор встал из-за стола и демонстративно холодно поздоровался с Гарри:

— Прошу садиться, инспектор.

В отделанном мореным дубом кабинете Ротко был еще один человек — тучный седой джентльмен в пенсне. Он сидел в дальнем углу и, беззвучно шевеля губами, изучал какие-то бумаги. Казалось, он не замечает присутствия Гарри.

Ротко снова опустился в кресло и стал перебирать лежащие на столе документы.

— Я изучил ваш рапорт об аресте, Каллахэн. Крайне необычный пример работы полицейского. Весьма впечатляюще.

— Мне просто повезло.

Ротко внимательно посмотрел на Гарри.

— Именно так вы называете случившееся? «Повезло»? Единственное, в чем вам повезло, Каллахэн, так это в том, что прокуратура не выдвигает против вас обвинения в покушении на убийство!

Гарри вздрогнул, словно от пощечины.

— О чем это вы?

Ротко взял со стола лист бумаги и помахал им перед Гарри:

— Вот об этом. Кто, черт возьми, дал вам право врываться в частное помещение, пытать подозреваемых, отказывать им в медицинской и юридической помощи? Где вы были последние пять лет? Вы что-нибудь слышали о деле Эскобедо? А процесс над Мирандо вам о чем-нибудь говорит? А известно ли вам о существовании Четвертой поправки к Конституции Америки? Неужели вы не понимаете, что у этого человека есть определенные права?

— Еще бы. Я ужасно расстроен, — насмешливо парировал Гарри. Он был немного смущен, ибо чувствовал уязвимость своей позиции, но при этом не вполне понимал, почему прокурор так разошелся.

— Я расстрою вас еще больше, — резко бросил Ротко. — Хочу сообщить вам небольшую новость: как только подозреваемый встанет на ноги, он немедленно покинет больницу.

Гарри почувствовал, как в нем поднимается волна гнева:

— Что это вы пытаетесь мне доказать, Ротко?

— Элементарные вещи, Каллахэн. Он будет освобожден. Мы не можем передать дело в суд присяжных, у нас нет ни одной даже самой паршивой улики.

Гарри рывком поднялся из кресла.

— Улики? Доказательства? Да что вам еще надо, черт побери? Вы что, не видели винтовку? Или автомат?

— Я видел их, — сухо ответил Ротко. — Прекрасное оружие, за ним хорошо ухаживали, но как вещественные доказательства они ни черта не стоят.

— Вы хотите сказать, что баллистическая экспертиза не в состоянии доказать, что пули, которые мы извлекли из тела Сандры Бенсон и этого мальчика, Рассела, были выпущены из этой винтовки?

— Нет, этого я не говорю. Пули действительно совпадают, но винтовка не может служить уликой, а на автомате нет отпечатков пальцев… Нет ничего, что можно было бы связать с подозреваемым. В сумке были обнаружены две обоймы с девятимиллиметровыми патронами, но в качестве доказательства они также неприемлемы. У меня нет оснований для возбуждения дела, Каллахэн, а то, что вы пытаетесь мне всучить, рухнет в суде, как карточный домик. Против этого человека нет ни одного по-настоящему весомого вещественного доказательства. Нет ничего.

— Кто, черт возьми, так решил? — крикнул Гарри, лицо его приобрело кирпичный оттенок.

— Закон! — рявкнул в ответ Ротко.

— Значит, закон спятил!

Они пожирали друг друга глазами, словно бульдоги перед дракой.

Пожилой человек поднялся на ноги:

— Я понимаю ваше негодование, мистер Каллахэн. Позвольте мне объяснить ситуацию.

«Это что еще за старая перечница?» — читалось в сердитом взгляде Гарри. Ротко заметил это выражение и быстро вмешался, дабы избежать дальнейшего скандала.

— Каллахэн, позвольте мне представить вам судью Баннермана из апелляционного суда. Кроме того, в университете Беркли его честь ведет курс конституционного права. Я попросил его зайти в прокуратуру, потому что очень ценю мнение мистера Баннермана. Мне бы хотелось, чтобы вы выслушали его, инспектор.

— Выслушаю, — мрачно пообещал Гарри.

Судья Баннерман изящным движением снял с носа пенсне и убрал в нагрудный карман.

— Естественно, это мое неофициальное мнение. С точки зрения права, обыск жилища подозреваемого был незаконным и, следовательно, полученные в его результате доказательства и улики — например, винтовка, о которой вы говорили, — не могут быть представлены в суде. Вам не следовало так торопиться, инспектор, вначале надо было получить ордер на обыск. Странно, что мне приходится объяснять вам такие простые вещи.

— Девушка умирала, — сдавленным голосом сказал Гарри.

— Она уже была мертва, — спокойно заметил Ротко.

— В то время я этого не знал. Счет шел уже на минуты… Я знал, сколько ей отмерил убийца.

Судья Баннерман согласно кивнул.

— Суд безусловно принял бы во внимание ваше вполне законное беспокойство за жизнь девушки, но ни при каких обстоятельствах не простил бы применение полицией пыток с целью выбить из подозреваемого то, что может быть расценено как признание. Нет, мистер Каллахэн, о признании подозреваемого и имеющихся вещественных доказательствах можно забыть. Были явно нарушены права подозреваемого, которые оговорены в Четвертой и Пятой поправках к Конституции и, видимо, отдельные пункты Шестой и Четырнадцатой поправок.

Неожиданно для себя Гарри успокоился. Когда он наконец заговорил, ему показалось, что это не его голос, что говорит кто-то другой:

— А как насчет прав Мэри Энн Дикон? Она подверглась пыткам, насилию, ее затолкали в ящик и бросили умирать. Кто вступится за нее, какая поправка защитит ее?

— Иногда закон может казаться несправедливым, — дружелюбно произнес судья Баннерман. — Но он обязан быть справедливым. Его невозможно приспособить под обстоятельства, неважно, сколь ужасающими могут быть эти обстоятельства.

— Послушайте, Каллахэн, — с горечью проговорил Ротко. — Неужели вы думаете, что я испытываю радость, давая этой скотине смыться? У меня жена и две маленькие дочери. Я не больше вашего жажду снова увидеть этого типа на улицах города, уверен, то же скажет вам и судья Баннерман. Но факты остаются фактами. У меня нет оснований выдвинуть против него обвинение.

— Значит, все было напрасно, — голос Гарри был лишен всяких интонаций.

— Увы.

— Но ему недолго ходить по улицам.

Ротко вопросительно поднял бровь:

— Что это значит?

— Он обязательно обо что-нибудь споткнется. А я буду неподалеку.

— Прокуратура не потерпит правонарушений, запомните это, Каллахэн.

Тонкие губы Гарри побелели от ярости:

— Этот парень еще не сказал своего последнего слова. Он будет продолжать убивать.

— Почему вы в этом уверены?

Гарри удивленно посмотрел на окружного прокурора — причина его уверенности была настолько очевидной, что не требовала комментариев.

— Потому что ему это нравится, Ротко. Потому что он любит убивать.