ГУДБАЙ, АМЕРИКА!

Часть 4 САН-ФРАНЦИСКО. ГОРОД С АЗИАТСКИМ ЛИЦОМ И БАНДИТСКИЙ ЧАЙНА-ТАУН

На следующий день утром мы вылетели в Сан-Франциско.

Сан-Франциско… Сан-Франциско…

Что я знал об этом городе? Почти ничего, кроме названия… и невольно запомнившихся строчек из песни группы «Кар-Мен» времен моей дискотечной юности:

'Это Сан-Франциско — город в стиле диско

Это Сан-Франциско — тысячи огней

Это Сан-Франциско — город, полный риска

Это Сан-Франциско — made in USA'

Хотя нет, кое-что о «золотой лихорадке», давшей толчок развитию региона в целом и города, в частности, я знал по рассказам О. Генри. Однако живой визит в этот город оставил неожиданные впечатления. И вот почему…

После выхода в зону аэропорта бросилось в глаза присутствие большого количество узкоглазых и желтолицых людей. Будто мы попали в другую часть тихоокеанского побережья — в азиатские Гонконг, Шанхай или Сингапур, но никак не в американский Сан-Франциско.

Оказалось, население города почти наполовину состоит из азиатов. Так повелось со времён золотой лихорадки. Тогда в Калифорнию прибывали не только старатели, но и наёмные рабочие со всей Азии, тоже мечтавшие стать старателями. Больше всего, конечно, из Китая. Именно поэтому в городе, названном в честь Святого Франциска, находится самый большой Чайна-Таун во всей Америке. В скором времени мы заедем в этот район, и я попаду на типичную «разводку» для туриста, о которой вы узнаете чуть позже.

В первый день пребывания в Сан-Франциско в мы вновь изучали местный ритейл. Второй день выпал на субботу — выходной день, поэтому мы отправились в экскурсию на нанятом автобусе. В этот раз обошлись без гида, работу которого заменили наши американские проводники — Филипп и Антуанетта. Первым делом они показали главную визитку города — канатные трамвайчики. Данный транспорт 19 века власти оставили специально, чтобы сохранить некий ретро-шарм. Нигде больше в мире вы не увидите трамваев, приводящихся в движение канатной дорогой, скрытой под землей.

Мы вышли с нашего автобуса на одной из улиц и прошлись немного пешком. Впереди показались трамвайные рельсы и небольшая очередь в кассу. Филипп встал в неё, мы тоже. Билеты на трамвай были не дешевые: обычно за транспорт мы платили не больше 50 центов, в этот раз пришлось выложить целых 7 баксов.

Вскоре прибыл шумный трамвай — небольшой вагончик чем-то напоминающий большую карету. Половина платформы была без окон и дверей, только длинная лавка для размещения мягких мест пассажиров и крыша. Другая половина имела коробку с окнами и проёмами без дверей и двухместные деревянные сидушки. Люди высыпали из трамвая. Затем вышел огромный негр-вагоновожатый и начал разворачивать вагончик вручную. Оказалось, платформа конечной станции, на которой останавливается вагон, имеет механизм прокручивания вокруг собственной оси. Сто лет назад разворот проделывали таким же образом.

Наконец, развернутый трамвай был установлен на нужные рельсы и людская очередь полезла в вагон. Мы тоже. Туристы даже не попытались садиться, мы же кинулись занимать свободные места. Очень скоро почти все деревянные лавки и кресла были заняты суетливой казахстанской делегацией.

Верзила-машинист сильным низким голосом объявил отбытие. Надо добавить, всё это время под землей слышался гул крутящихся шарниров и скрипение натянутых тросов. Водитель трамвая нажал на огромный рычаг и подал его вперёд. Невидимые механизмы сцепились с подземельной канатной дорогой и вагончик дернулся. С лязгом, скрипом и стуками мы тронулись (не в переносном, а прямом смысле). Некоторые туристы встали на широкой подножке, держась за поручни. Оказывается, это было разрешено. Более того, в этом и заключалась вся прелесть данной поездки. Любители впечатлений хотели прокатиться именно стоя на подножке, как это делали пассажиры прошлого века. Откуда нам было это знать? Мы уже сидели на некомфортных твердых деревянных сидениях, выглядывали из-за спин стоящих пассажиров на виды города и тоже хотели встать на подножку.

У трамвая, как вы поняли, не было двигателя. Он цеплялся за подземную канатку, которая тащила его. Во время остановки вагоновожатый отцеплял вагон с помощью рычага, тормозил с помощью других рычажных механизмов, между делом нажимая на педали, для продолжения движения цеплялся вновь.

Город Сан-Франциско весь расположен на холмах. С крутыми подъемами и спусками мог справиться только транспорт на канатной тяге, работающий по принципу висячих канатных дорог. Например, как фуниклёры у нас на высокогорном катке «Медео». Обычные трамваи с электрическим мотором не имели такую тягу, поэтому от них сто с лишним лет назад власти отказались.

Вагоновожатый громко шутил, говорил разные занимательные байки, показывал и рассказывал о достопримечательностях. Во время остановок пассажиры высаживались для осмотра этих достопримечательностей, а их места занимали новые. Те же билеты служили пропуском в любой следующий или встречный вагон. В общем, это был туристический маршрут, а не транспортный, поэтому и стоил дорого, а водитель трамвая являлся гидом по-совместительству. В одном из таких остановок мы с Нурланом встали на освободившуюся подножку. Вагон понесся, а мы повисли на его боку, держась одной рукой за поручни, и подставили улыбающиеся лица встречному ветру.

Мимо мелькали встречные трамвайчики, машинисты в которых были не меньше нашего по комплекции. Эта работа требовала недюжинной силы. Кроме толкания вагона на конечной станции, приходилось двигать громадные рычаги и с большой натугой давить на педали. При этом, голоса у них должны были обладать достаточной громкостью, чтобы перекричать шум двигающегося вагона и скрежет канатки. В общем, работа вагоновожатого-экскурсовода в трамваях Сан-Франциско была специфична и, судя по холёному и важному виду машиниста-гида, хорошо оплачивалась.

Мы несколько раз поднялись и спустились на тягучих горбах холмов, с дивным лязгом и скрежетом докатились до конечной станции и вышли на высоком живописном берегу залива. Сказочная оказалась поездка!

Здесь группа попила кофе в одной из многочисленных кофеен, любуясь красотой берега, прибрежного города на крутых холмах и видами длинного моста, соединяющего две части суши через залив. К тому времени подъехал автобус, мы вновь погрузились на него и взяли курс на знаменитый висячий мост «Золотые ворота» (Golden Gate), который выделялся издалека причудливой оранжево-красной громадиной. Скоро автобус подъехал ближе и остановился возле смотровой площадки. С этого места гигантская железо-бетонная конструкция была как на ладони.

Филипп торжественно возвёл оба перста над головой:

— Этот мост, построенный ещё 30-х годах 20 века, долгое время считался самым длинным в мире. Он является таким же символом Америки, как и «Статуя Свободы» в Нью-Йорке! — в это время я заключил про себя: «Эти прагматичные янки умеют делать символичные бренды, которые привлекают толпы зевак со всего света. Хотя в этом есть не только умение, но и богатство США, так как такие сооружения стоят не малых денег». Филипп продолжал, — название «Золотые ворота» было дано мосту в честь одноименного пролива… — всё оказалось банально просто. По-моему мнению, присутствие прилагательного «золотой» никак не ассоциировалось с красным цветом моста. Ему больше подходило имя «Красная арка»,… или — «Красный дракон». Второе название даже было более символично, раз уж американцы так любят символы. Оно как бы символизировало, что через эти ворота в будущем китайцы таки проникнут в США и заполонят её просторы до самого западного побережья.

— … а теперь можете немножко прогуляться по окрестностям, — Филипп отвлек мои пророческие видения будущего, которое в 2020 году ещё не исполнилось.

Он дал время для прогулки, и группа разбрелась. Мы с Нурланом подошли прямо к обрыву над водой, чтобы запечатлеться на фотокамеру с самой близкой точки.

Со смотровой площадки был хорошо виден остров-тюрьма «Алькатрас» (Alcatraz). Антуанетта и Филипп коротко рассказали о нём. Здесь когда-то содержались известные злодеи Америки, в том числе знаменитый гангстер Аль Капоне, глава чикагского мафиозного клана.

— Видели ли фильм «Скала» с Николасом Кейджем и Шоном О. Коннори в главных ролях? — Филипп выдержал небольшую паузу, — в этом фильме подробно показан Алькатрас.

Вот тут только я вспомнил, что в фильме действительно много кадров об острове и городе. Почему я об этом фильме позабыл, ведь Николас Кейдж был очень популярен в те времена?

— Почему бы нам не посетить его? — поинтересовался кто-то из группы.

— Для экскурсии потребуется целый день. Завтра воскресение и мы могли бы поехать… — губы нашего руководителя выразили сочувствие, — но каждое второе воскресение мая по всей стране праздник — День Матери (что-то напоминающее наш Женский день — 8 марта). Поэтому у нас завтра тоже выходной и мы ничего не планируем. У вас же будет свободное время, которое можно потратить на покупки. Кстати, во всех магазинах в этот день большие скидки! — Филипп, зная силу воздействия колдовского слова «скидки», хитро улыбнулся.

— Скидки⁈ — все женщины и некоторые мужчины группы восприняли весть радостно. — Ура, повезло!

На фоне скидочной вести загадочно мерцающий остров-тюрьма вдали быстро забылся.

На смотровой площадке «Золотых ворот» субботняя экскурсия закончилась и мы отправились в обратный путь. По дороге автобус проехал близко к башне «Трансамерика» — в то время самый высокий небоскрёб в Сан-Франциско. Высокое здание, исполненное в виде громадной остроконечной пирамиды, необычно сужающееся к верху, привлекала взгляды наблюдателей со всех концов города.

Группу оставили на площади «Юнион сквер» (Union Square), где множество торгово-развлекательных комплексов. Наша гостиница «Holliday Inn» была в двух шагах отсюда. Казахстанские делегаты быстро растворились в торговых помещениях. Мы же с Нурланом решили вернуться сюда завтра, в день скидок. А пока что, почувствовав голод, задумали с экономией «заморить червячка» в ещё одном символе Америки — Макдональдсе, желтый знак которого на высоком шесте был хорошо виден с площади. Мы двинулись к нему.

Подойдя к закусочной, мы заметили большое скопление бомжей. В Вашингтоне их не было видно совсем, в Чикаго кое-где попадались, но в Сан-Франциско встречались всюду. Клянчили деньги они, кстати, исключительно у многочисленных иностранных туристов (или мне так показалось?).

Высокий чёрный бродяга, в драной и дурно пахнущей одежде, завидев нас издалека, оторвался от группы и пошёл наперерез. Заградив дорогу своим большим телом, попрошайка начал нагло требовать денег. Мы обошли его. Было опасно подавать одному, могли ведь набежать другие.

Мы быстренько заскочили в Макдональдс. Думалось, что на этом прилипчивость попрошайки ограничится. Но нет, он нагло потащился за нами вслед.

Народу было немного. Мы заказали гамбургеры, дождались исполнения заказа, забрали, пошли в зал и сели. Привязавшийся бомж уселся за соседний столик и приставил стул вплотную к моему. Я не стал обращать внимания. Громила начал большой спиной с размаху падать на спинку своего стула, который при этом толкал мой, а значит и меня. В то же время бродяга гнусным и мерзким голосом что-то громко и неразборчиво бурчал в мой адрес. Игнорировать такую выходку стало невозможно. Надо было что-то предпринимать.

— Похоже, он мне покоя не даст, — шепнул я Нурлану. — Из нас двоих он выбрал более щуплого. Тебя побоялся.

— Дай ему доллар, жалко что-ли? — язвительно улыбнулся мой товарищ.

— Не жалко! Но если дать ему, то набегут остальные. Тогда придётся каждому дать по доллару или они нас затопчут. Видал как агрессивно этот себя ведет? Думается, у тех напора будет не меньше.

Тут громила ещё раз с размаху откинулся на спинку своего стула, хорошо толкнув тем самым меня. Я чуть не поперхнулся куском гамбургера.

Озираясь по сторонам, я полез в карман и вытащил монету. Бомж моментально протянул руку и схватил поданный медяк.

— Thank you very much, you helped me a lot, — пренебрежительно бросил попрошайка и с победно поднятой головой вышел из закусочной.

Я вздохнул облегченно. Спокойно покушав, мы вышли на улицу. И тут началось… Бродяги, увидав нас, гурьбой бросились навстречу.

— Я же говорил… — обратился я Нурлану, ускоряя шаг.

— Делаем ноги! — скомандовал он.

Мы кинулись наутёк. Они за нами. Видали бы вы нас в этот момент… Прохожие то ли дело оглядывались на двух азиатов-туристов, бегущих от кучки черных бомжей. Видимо, тут это редкая картина, — скорее всего туристы быстрее откупались от попрошаек… Бомжи в свою очередь не ожидали от двух иностранцев такой дерзкой жадности…

Пришлось немного пробежаться, пока чернокожие не бросили пустое занятие. Все, кроме одного. Этот продолжал упорно преследовать.

— Нурлан!.. — твоя очередь… Отдай ему доллар… иначе не отстанет… — сбивчиво предложил я и сдался первый, наклонившись передохнуть.

Нурлан тоже остановился и опёрся руками в колени. Не привыкший бегать попрошайка подбежал и тоже согнулся. Вот так мы минуту простояли втроём, подперевшись о колени и тяжело дыша. Бомж опомнился первый, вытянул руку вперёд и «завёл привычную шарманку», то и дело судорожно заглатывая воздух:

— Please help me,… I need help… I have no home… I want to eat…

Нурлан сунул руку в карман, нашёл доллар и протянул. Тот быстро схватил монету и исчез в толпе.

Стоило ему из-за одной монеты пускаться наперегонки?.. Наверное, его захватил инстинкт преследователя. Бывает же такое: собака лает, пока не побежишь…

Следующий день — воскресение, 10 мая, — был, как я уже сказал, Днём Матери. Группе надо было собраться только вечером, чтобы посетить Чайна-Таун, а заодно поужинать в китайском ресторане. После завтрака мы с Нурланом пошли в торговые центры возле парка «Юнион сквер» (Union Square). Следуя по бумажной карте, мы немного заблудились и наткнулись на небольшую площадку, где внимание Нурлана привлекла громадная инсталляция из металла. Издалека показалось, будто это искореженные остатки производственного сооружения.

— Постой-ка, постой-ка… — мой искушённый товарищ, обременённый архитектурным образованием и отягощённый профессией дизайнера, потянул туда.

Подойдя ближе я различил громадных рыб из толстой проволоки с хвостами и плавниками из металлических пластин, подвешенных на длинных прутах-арках. От каждого легкого дуновения ветерка они, медленно покачиваясь, меняли позицию, создавая необычную, постоянно меняющую форму, статую.

Он вслух прочёл на табличке название:

— Александр Колдер: «Скульптура в действии», — глаза Нурлана округлились, — это же знаменитая работа знаменитого скульптора!… — рот его пытался глотнуть воздух, потому что легкие в этот момент, кажется, вдруг забыли о своих обязанностях. — Ап… ап… ап…

Наконец, внутренние меха заработали и губы, судорожно вздохнув, закрылись… не на долго.

— Нам надо обязательно попасть внутрь! — прошептали они вместе с шумным выдохом, а палец показал на здание с надписью «Музей современного искусства Сан-Франциско» (San Francisco Museum of Modern Art). Над зданием красовался причудливый стеклянный атриум, представленный полосатым черно-белым срезанным цилиндром, резко контрастирующим с другими частями здания.

— Какой туда?.. Какой музей?.. Мы же хотели… — мои слова бесполезно бились о спину быстро удаляющегося Нурлана. Мне оставалось ускориться, чтобы поспеть за очумевшим от счастливого случая любителем современного искусства.

Мы купили билеты и зашли в здание. В громадном холле внутри под стеклянным атриумом висела ещё одна видоизменяющаяся скульптура Колдера, на этот раз напоминающая большое дерево. Позже, исследуя другие залы музея, я всюду натыкался на явно узнаваемые висячие фигуры. Казалось, именитый скульптор прилепил свои работы везде, где было возможно.

Нурлан восторженно понесся по залам, ахая и охая возле каждого произведения искусства, казавшееся ему высшим достижение живописи или скульптуры. Для меня же всё это имело странный и непонятный вид. Какие-то квадраты, кубы, волны, невнятные грубые мазки и угловатые глыбы из камня, или сборище острых прутьев металла, воткнутых друг в друга. После получасового бесполезного хождения по музею я заскучал.

— Нурлан, если ты не объяснишь в чём смысл этих… нелепых творений, то я уйду! — с горечью одернул я его за руку.

Он остановился как вкопанный. Непонимающе посмотрел. Затем просветлел. Наконец, до него дошли мои слова.

— Да ты что!!! — восклинул Нурлан, — в жизни такое может случиться только раз: увидеть работы американских мастеров начала и середины двадцатого века в одном месте! Вот… — он бросил растерянный взгляд на стену, — идем сюда, — он потянул за собой. — Что ты видишь на этой картине? — его руки показывали на узкую, примерно сорок сантиметров шириной, и длинную, около пяти метров в длину, картину на стене.

Я вгляделся:

— Необычно длинную картину с разными фигурками.

— Ты не так смотришь, — он потянул меня к началу картины, — надо вглядеться сюда и постепенно идти вдоль стены, не отрывая взгляда. Понял? Не спеши, хорошенько вглядись, а потом топай.

— Попробую…

Я, следуя его совету, чуть постоял, всматриваясь в шахматные фигурки в начале картины, и начал движение вдоль неё. Вдруг, четкие квадраты шахматной доски и сами фигурки начали видоизменятся в волны, а из ладьи получилась часть стены… затем из образовавшейся стены начали появляться птицы… и вот уже на картине летят птицы… которые постепенно стали трансформироваться в рыб… Теперь уже не помню ни имени художника, ни всех персонажей той замечательной картины, но она меня впечатлила необычностью! Если на неё смотреть со стороны в целом, — как я это делал то этого, — то ничего не поймешь. Но если вглядеться так, как подсказал Нурлан, то изображение оживает.

Мне непременно захотелось сняться на фото возле этой картины, что я и сделал.

Нурлан затем потащил меня к другой картине. Небольшой, сантиметров сорок-пятьдесят в ширину и восемьдесят-девяносто в высоту.

— А здесь что видишь?

— Ну, картина поделена на две части: вверху девочка, а внизу мальчик. А что тут ещё может быть? — я всё ещё был под впечатлением первого видоизменяющегося рисунка, поэтому начал всматриваться в едва заметные линии, но ничего скрытого в них не заметил.

— На эту картину тоже надо глядеть по особому. В начале смотришь только на верхнюю часть, где девочка выглядывает с балкона и представляешь себя мальчиком с улицы. Смотри минут десять хотя бы. Затем гляди на нижнюю часть рисунка, на мальчика, и представляй себя девочкой, выглядывающей с балкона. Понял?

— Как это я себя представлю девочкой? — переспросил я.

— Ну, пойми её внутреннее состояние. Войди в её образ. Подумай о чём она может в этот момент думать и так далее… Короче, стань на минуту актером.

— А, актером?… так бы сразу сказал…

Я сконцентрировал взгляд на верхней части картины. Не знаю сколько минут я стоял, представляя себя мальчиком, смотрящим на девушку, но и тут, вдруг, произошла метаморфоза. Я неожиданно улетел в своё детство…

Вот я учусь в восьмом классе и иду к двухэтажкам, единственным домам квартирного типа у нас в деревне. На втором этаже одного из этих домов живет моя первая любовь, ученица седьмого класса (на самом деле она была не первая, а уже как минимум третья, но всех девочек, с которыми «дружил» в школе, я называю первыми). Я долго стою под окнами и преданно смотрю. Знаю, что скоро она появится. Она тоже знает, что я должен стоять и смотреть. Возможно, даже подглядывает легонько из-за тюля и видит меня, но не показывается сразу. Испытывает моё терпение. Затем она появляется, улыбается одними губами, опирается локтями на подоконник, опускает голову на ладони и смотрит. Я расхаживаю важно взад и вперёд, держу руки в кармане, и тоже смотрю.

Мы могли часами вести бессловесный диалог таким образом. Не важно о чём думал я в этот момент (на самом деле о многом: уроки надо было сделать, за скотиной надо было убраться, накормить, напоить, сходить на тренировку, — в общем, было много дел у деревенского мальчишки), не важно о чём думала она (забот тоже было не мало, хотя меньше, чем в домах с подворьем). Важно было то, что она смотрит!..

И вот, стоя перед этой картиной в далеком музее Сан-Франциско, я вдруг оказался в 1984 году, и увидел её — свою первую любовь. Хотя вид девочки на картине был совсем другой, в ней я увидел именно ту… Теперь мне не захотелось оторваться.

Когда я посмотрел в нижнюю часть рисунка, то увидел себя пятнадцатилетнего… Это я сидел на ступеньках и смотрел влюбленными глазами на меня… то есть на неё… Умом я понимал, что это не я. Эти волосы, глаза, одежда, — всё было не моё… Однако сознанием я видел только себя. Не знаю как это называется на языке психотерапии. Может,… ловушка,… или обман,… или гипноз, — не-важ-но.

'Но притворитесь! Этот взгляд

всё может выразить так чудно!

Ах, обмануть меня не трудно!..

Я сам обманываться рад!'

АС Пушкин.

Конечно, он.

Кто ещё мог бы так легко и воздушно описать моё состояние в тот момент?

Ах, как бы мне хотелось раствориться в краске этого холста и застыть там… в 1984…

Реальный мир постепенно оттеснил воображаемый и заставил вернуться обратно в 1998 год. Рядом неспешно шагая ходили фигурки людей, шепотом переговаривались, тихонько кашляли в кулак, подолгу смотрели, будто застыв сидя на лавках, расположенных тут же посередине зала…

С трудом оторвавшись от притянувшего моё внимание произведения, я перевел взгляд на другую часть стены. Теперь я знал каким взглядом надо смотреть на современную живопись. На другом полотне было что-то несуразное. Буйство цветов, линий и пятен. Я подошёл ближе и вгляделся в ляпистые мазки… затем чуть отошёл и снова внимательно вгляделся… затем повернул голову направо… налево…

Постепенно резкость моего взгляда перенеслась глубже внутрь рисунка и мозаика из оборванных линий начала связываться, а разноцветные пятна складываться в деревья, стулья и стол в саду, в сидевших за столом мужчину и женщину, будто распивавших вино, а в чашах на столе проявилась виноградная кисть. На заднем плане пели птички. Именно пели, потому что птичек не было видно, но они точно там были… Ну, в общем, вы поняли, я опять улетел… не знаю куда. Наверное, во Францию, в провинцию Прованс…

Не помню уже точно через сколько времени я вспомнил о Нурлане. Возможно, через полчаса, а, может, через два. К этому моменту у меня закружилась голова от долгого разглядывания причудливых рисунков. Опомнившись я побрел его искать. Где он находился ментально в тот момент я не знаю, а физически он стоял в зале скульптуры, возле обычного керамического писуара с кривой и подтёкшей надписью.

— Это же просто писуар, почти такой же как у нас на работе — попытался я пояснить товарищу правду жизни.

— Да, но этот стоит несколько миллионов долларов, — Нурлан широко улыбнулся.

— Несколько миллионов? — непонятно каким образом растерянность в моей душе отразилась на лице, но Нурик бесшумно захохотал. — Почему это… — я пытался подобрать выражение, — … недоразумение кто-то должен купить за миллионы⁉

— Потому что это сделал Марсель Дюшан.

— Кто?..

— Ты, наверное, слышал про «Черный квадрат» Малевича?

— Слышал: у мужика не получился рисунок, он его закрасил в черный цвет и показал людям. Они поняли, что Малевич их надул, но не подали виду, а восхищенно рукоплескали…

— Ты заблуждаешься, как и многие. Малевич это сделал первым!, точно также как и Дюшан! — мой просвещённый гид поднял подбородок, выражая гордость за своих собратьев — художников-импрессионистов… авангардистов… кубистов… сферистов… Каких ещё там может быть -истов?.. — разнойтравыкуристов?..

— Знаешь… я, пожалуй, пойду… в магазин… мне ещё подарки купить надо.

— Погоди, походи ещё… Там же есть работы Уорхола, Пикассо, Фриды… Не заметил что-ли?

— Кикассо, говоришь?

— Не Кикассо, а Пикассо!

— А не ки*ди-ка ты! — захохотал теперь бесшумно я.

— Ну, как знаешь… Я останусь. Я ещё не был в зале архитектуры и дизайна.

И я ушёл. Зайдя в торговый центр на площади «Юнион сквер», я, наконец, почувствовал себя в привычной обстановке. Как я уже говорил, в тот день был праздник — День матери. Народ сновал по этажам, выбирая подарки. Скидки были на всё, особенно на женские вещи. Я тоже прикупил несколько подарков с хорошими скидками.

Сейчас, много лет спустя, я не вспомню ни вида торгового центра, ни названий товаров, которые купил в тот день. Но картину с мальчиком и девочкой, я не забуду никогда. Не забуду и длинное полотно, в котором фигурки меняются как в калейдоскопе. Не забуду и тот уникальный писуар Дюшана… Жаль, что до Пикассо я не дошёл… и жаль, что мы в тот день не доехали до острова-тюрьмы Алькатрас… Всему виной громадные торговые центры и скидки! Они неизменно побеждают!

Вечером того же дня небольшой толпой в сопровождении Филиппа и Антуанетты мы выехали на трёх такси в Чайна-Таун. Кстати, в Сан-Франциско россиян и узбеков отделили от нас, дав им отдельных провожатых. С нашей казахстанской делегацией остался только одинокий литовец — Алматас.

Чайна-таун оказался китайским островком на американской территории. Узкоглазые лица, одежда, архитектура, вывески, речь, — в этом городке всё было как в Китае. Поговаривают, что среди обитателей Чайна-тауна есть отдельные субъекты, которые не говорят на английском. Будто они всю жизнь не выходят за пределы Чайна-тауна, поэтому им нет смысла учить чужой язык. Зная предприимчивость китайцев, верится с трудом. Они приживаются и адаптируются в любой среде.

Вскоре мы оказались на торговой улице. По обеим сторонам дороги располагались яркие киоски и магазинчики. Гид объяснила, что при оплате наличкой цены здесь дешевле городских, так как местные торговцы избегают муниципальных налогов. Наша делегация, только вышедшая из совка, тоже больше доверяющая наличности, поэтому увлеченно ринулась по лавкам.

Я, Нурлан, Станислав Ахабыч и ещё несколько человек зашли в магазин электроники. Я лениво наблюдал за своими земляками, пока Ахабыч не стал узнавать цену на видеокамеру.

— 300 долларов, — бросил продавец с типично итальянскими чертами лица. Кстати, этот магазин, как оказалось, почему-то принадлежал не китайцам, а итальянцам.

— А покажи мне вон ту фотокамеру, — перекинулся Ахабыч на другой предмет.

Меня же привлекла эта видеокамера. В 1998 году не каждый мог похвастаться таким дорогим приобретением. На родине почти такая же игрушка стоила в два раза дороже, примерно 600 долларов. Мой друг, Мухтар, узнав, что я собираюсь в Америку, дал перед выездом 400 долларов с просьбой купить хорошую видеокамеру в пределах этой цены. Мне самому нужна была такая же.

Я решил поторговаться с продавцом:

— А если я куплю две штуки, то уступите по 250 долларов?

Продавец посмотрел на меня внимательными тёмными глазами и сухо улыбнулся:

— Можете забрать за 270.

Я уже выигрывал 330 долларов относительно наших цен, а для друга мог купить с экономией в 130 долларов. Воодушевленный, я попросил аппарат и начал рассматривать, немного сомневаясь в качестве.

В магазин заглянул Филипп и позвал в ресторан, который располагался рядом, через дорогу. Проголодавшиеся ребята сразу устремились к выходу.

— Вы идите, я сейчас куплю видеокамеры и приду, — отмахнулся я от назойливых призывов. Дверь захлопнулась, и я остался один.

Камера оказалась оригинальной, хотя надписи на упаковке свидетельствовали о китайском происхождении. Мы знали, что в Америку товары поставляются с хороших лицензированных китайских заводов. У меня возникла идея ещё немного сбить цену, купив не две, а три штуки. В Казахстане можно было бы продать лишнюю с наценкой в два раза минимум, и тогда моя камера доставалась бы бесплатно.

В общем, жадность начала губить фраера.

— Давайте я возьму три штуки, только уступите по 230 долларов, — обратился я к черноволосому юноше.

— Могу уступить по 250 долларов, — взгляд продавца скользнул по своим коллегам. — Итого три штуки забирайте за 750, — предложил он, — но платите только наличными

Я задумался. Огонёк азарта, очевидно, горел в моих глазах. Наверное, опытный торговец поэтому решил сыграть на моей жадности и обратился ко мне с другим предложением.

— Я вам советую посмотреть другую камеру, — начал он мягко. — Это новый супернавороченный аппарат, только поступил, — проворные руки продавца метнулись и вытащили новую коробку. — Такие видеокамеры стоят 1000 долларов, но мы можем отдать за те же 750 долларов. Вместо устаревших трёх купите один последней марки.

К слову сказать, мы вели диалог на английском, но я его хорошо понимал. А мой ломанный английский был достаточен, чтобы и он меня понимал. Иногда парень добавлял слова на русском. По-видимому, туристы с бывшего СССР здесь были частыми гостями.

Шустрый паренёк распаковал и вытащил новенькую камеру и начал демонстрировать преимущества. Эта видеокамера несомненно была лучше. Качество изображения, ночная съемка, оптический и электронный зуум (приближение изображения)… — в общем, во всех отношениях на голову превосходила предыдущую модель. Я повертел в руках сверкающий аппарат и вернул обратно.

— Нет, давайте лучше возьму те три, — отказался я. Меня вполне устраивали аппараты попроще и, главное, подешевле.

Он недовольно поморщился:

— Ну, хорошо. Я тебе отдам одну за 240, и эту за 550. Давайте 790 долларов и будем считать, сделка совершена, — он хлопнул рукой по столу и протянул мне раскрытую ладонь для пожатия.

«С 750 долларов сразу скинул до 550? Не уловка ли это? Может, эта камера вовсе стоит 400 долларов, а он мне втюхивает за 550? Вот гад! Накрутил в начале, а теперь хочет впарить?..» — обдумывал я различные варианты мотивов продавца.

— Нет, дорогая камера не нужна. Я лучше возьму три подешевле, — продолжал я стоять на своём.

Тут к нам подошёл ещё один продавец, с рыжей шевелюрой и крупными веснушками на лице, наблюдавший за нами из зала. Кстати, в магазине их было трое: тёмный, который беседовал со мной, и двое рыжих. Он что-то быстро сказал товарищу на итальянском и обратился ко мне на английском:

— Мистер, мы не можем принять обратно видеокамеру. Ради Вас мы его распаковали, показали и рассказали. Вы же хотели этот товар купить? Распакованный товар мы теперь не продадим, а поставщик не возьмёт обратно, — беспомощно развёл руками рыжий, выражая сочувствие.

— Тем более, мы значительно уступили в цене. Вам придётся забрать эту камеру за 550 долларов, и эту старую модель с витрины мы отдадим за 240, — включился опять чёрный.

— Как не можете принять? Как должен забрать? — не понял я юмора. — Я и не просил эту камеру. Вы сами решили показать.

Продавцы, видя мою решительность, приступили к более активным действиям. Ещё один рыжий, самый высокий и худой, подошёл ближе и начал жестикулировать руками прямо перед моим носом:

— Ты что, порядков не знаешь? Откуда сам приехал? У нас здесь так заведено: взял товар, плати! Обратной дороги нет, — этот говорил жестко и с нажимом. Я не до конца разбирал его быструю речь, но смысл был понятен. В конце он добавил, — или ты хочешь проблемы?..

Я не собирался сдаваться, и упёрто стоял на своём:

— Не нужна мне эта камера… дайте мне три тех…

Он попросил чёрного о чём-то на итальянском. Тот подошёл к телефону, набрал номер и начал разговаривать. Двое рыжих приблизились вплотную. Вероятно, для словесного и морального прессинга. При этом один лёгонько тыкал меня то локтем, то коленом. Не больно, слегка, но с явным намерением запугать. Второй рыжий обхватил за плечо и стал внушать свою правоту и мою неправоту.

— Нет! У меня на родине, и тем более, в Америке, покупатель всегда прав. Распаковал или не распаковал — я могу отказаться от покупки в любой момент, — твердил я в который раз одно и то же.

Словесная перепалка продолжалось некоторое время. Я, не сдержавшись, выразился матом по-русски. Черный паренёк в момент уловил матерное слово и подскочил ко мне:

— Что ты сказал?.. А?.. Тебе придётся ответить за свои слова! — попытался кинуться он на меня с кулаками. Двое других его попридержали.

Высокий рыжий в это время начал громко шептать мне на ухо:

— Ты лучше быстро бери эти две камеры за 790 долларов и уходи. Вон нашего парня рассердил… Зачем неприятности?.. Тем более, мы позвонили смотрящему за этим районом… Когда он придет, будет поздно… Ты можешь остаться и без денег, и без товара… А может и вовсе не уйдешь уже никуда, а?.. Как тебе такая перспектива?.. Советую, быстрее принимать решение!

Сценарий был ясен как день. Один злой, один добрый, один советчик, — шайка профессионально разводила меня «на лоха», классически распределив роли.

Внутри всё кипело. Я оказался припёртым в угол тремя манипуляторами-жуликами.

Чтобы вырваться, нужно было переходить к более активным действиям. Однако, я не решался, так как не мог оценить последствия. Во-первых, их было больше. Во-вторых, Чайна-таун, как я понял, более криминален, чем город. В-третьих, у меня нет свидетелей, эти в случае приезда полиции могут всю вину свалить на меня. Оставалось надеяться, что в магазин сейчас войдут случайные покупатели. Тогда можно будет навести шума, и постараться быстро ретироваться.

На удачу, дверь открылась, и вошёл высокий человек в костюме. Я облегчённо вздохнул. Но, оказалось, напрасно. Продавец обратился к нему на своём. Спортивного телосложения посетитель с грубыми чертами лица тоже оказался из их числа.

«Вот теперь точно хана! — пронеслась испуганная мысль в моей бедной голове. — Этот как пить дать мафиози. Что делать?.. Надо что-то делать!»

Верзила не спеша подошёл к прилавку, сел на стул, перекинулся парой фраз, и вонзил в меня кинжальный взгляд. Я вжал голову и внутренне приготовился к худшему. Теперь было не до покупок — унести бы ноги живым и здоровым! Рыжик поменьше с большей горячностью стал нашёптывать мне в ухо.

Мне же надо было быстро принимать решение: или вырываться, или соглашаться.

И в этот момент, о спасение, открылась дверь и вошла наша ватага: Нурлан, Станислав Ахабыч, переводчица, Филипп, и даже Алматас среди них. Я облегчённо выдохнул.

Ахабыч подошёл к стойке продавца и указал пальцем на витрину:

— Give me my camera, — язык его явно заплетался.

Я посмотрел на товарищей, все были навеселе. Китайский ресторан разгорячил и без того отважный дух моих земляков. Теперь можно было устраивать разборки с любой «Cosa Nostra».

— Оргаз, а что ты не подошёл в ресторан? — поинтересовалась моя милая Антуанетта. — Мы тебя не дождались. Почти час прошёл. Думали, что ты, возможно, сам уехал домой, — она мило сложила губы трубочкой. — Чуть было сами не уехали. Станислав Ахабыч вспомнил про приглядевшуюся камеру, и мы заскочили сюда. А ты, оказывается, всё ещё тут?..

Мне хотелось обнять её пухлое тело и сказать: «Да, это я — именно Оргаз! И ещё тысячу раз можешь назвать меня этим именем! Знали бы вы все, как спасли меня?..»

Вместо напыщенных фраз я устало пролепетал:

— Мне было не до этого.

Итальянские продавцы мигом переключились на группу, верзила возле прилавка равнодушно отвернулся. Высокий рыжак собрал видеокамеры, упаковал в коробки и негромко процедил:

— Sorry, we won’t sell anything to you. Have a nice day.

«Да, пошёл ты! Не хочет он мне ничего продавать… Я сам уже ничего не хочу у тебя покупать!» — ответил я ему мысленно. Отношений выяснять не хотелось, тем более качать права.

Ахабыч начал интересоваться характеристиками фотокамеры. Продавцы отвечали сухо. Станислав странно посмотрел на них, не понимая юмора: вроде до этого заглядывали в рот, а теперь засыпают на ходу будто мухи на холоде. Хмельной Ахабыч махнул рукой и отвернулся от прилавка. Мы гурьбой пошли на выход. Очутившись на улице, я свободно вздохнул. Спокойные до этого руки пробило на мелкую дрожь. Нурлан вытащил сигарету и прикурил.

— Дай покурить, — буркнул я.

— А что ты это вдруг… куришь что-ли?.. — вскинул он густые колумбийские брови.

— Иногда…

— Держи, — Нурлан вытащил сигарету из желтой пачки с одногорбым верблюдом.

Я прикурил и вдохнул едкий запах американских Camel, с присущим только этим сигаретам коньячно-миндалевым привкусом. Не докурив до середины выбросил окурок, уж больно крепкие.

Скоро вся группа вышла на стоянку такси. Мы расселись по машинам и покатили в гостиницу.