Гусиное перо

В е р а.

М а ш а.

А н а т о л и й Ф е д о р о в и ч К о н и — председатель Петербургского окружного суда.

П е т р А к и м о в и ч А л е к с а н д р о в — присяжный поверенный.

А л е к с а н д р А л е к с е е в и ч Л о п у х и н — прокурор судебной палаты.

В л а д и м и р И в а н о в и ч Ж у к о в с к и й }

С е р г е й А р к а д ь е в и ч А н д р е е в с к и й }

К о н с т а н т и н И в а н о в и ч К е с с е л ь } — товарищи прокурора окружного суда.

Ф е д о р Ф е д о р о в и ч Т р е п о в — генерал-адъютант, градоначальник Петербурга.

А л е к с а н д р II — самодержец всероссийский.

Г р а ф ф о н П а л е н — министр юстиции.

Г р а ф Х р е п т о в и ч — обер-камергер его величества.

М а й о р К у р н е е в — дежурный при особе градоначальника.

С е р г е й Г о л о у ш е в — студент Петербургского университета.

Л е ж е н — владелец оружейного магазина.

П р и с я ж н ы е.

П р и с т а в.

Р ы ж и й к л о у н.

«Н а н а й с к и е м а л ь ч и к и».

Ц ы г а н с м е д в е д е м.

Р я ж е н ы е.

Б а р а б а н щ и к и.

Н и к о д и м.

С а м о х и н.

Ф и т и н ь к о в с к и й.

Н ю ш а и К с ю ш а.

Ф р а н т о в а т ы й к у п ч и к.

Е г о б а б к а.

Ж е н а К е с с е л я.

Е л е н а М и х а й л о в н а Г р а н д и е в с к а я.

Е е д е д.

Е е м а т ь.

Е е б р а т - г и м н а з и с т.

Е е с е с т р а - г и м н а з и с т к а.

Ч а с о в ы е, а д в о к а т ы, д а м ы, п р и д в о р н ы е, а р т и с т ы, г о с т и н а б а л у, п р о с и т е л и, с т у д е н т ы, м о н а ш к а, г о р н и ч н а я, п р о х о ж и е н а Н е в с к о м.

И р и н а С т е п а н о в н а.

П р а с к о в ь я Н и к о л а е в н а.

1 - й б и л ь я р д и с т.

2 - й б и л ь я р д и с т.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На авансцену выходит п р и с т а в. В руке у него жезл с бубенцом. Пристав дважды ударяет жезлом в пол. Дзинь-дзинь! — звякает бубенец.

П р и с т а в (оглядев зал). Уважаемые женщины, уважаемые мужчины и уважаемые прочие, ежели таковые в зале имеются… Ха-ха! Я имею в виду, конечно, детей… Усаживайтесь поудобнее, ибо вам предстоит провести здесь ровно два часа и двадцать минут… Эй, билетеры! Заприте покрепче двери и поплотнее задерните шторы на дверях, потому что до антракта никто из зала не выйдет… А теперь, уважаемая публика, разрешите представить вам… декорацию. Перед вами зал судебных заседаний. Вот кресло председательствующего. Оно украшено орлом. Это свидетельствует о том, что председатель суда наделен полномочиями чрезвычайными… По бокам два кресла поменьше, и орлы поменьше, и полномочия поменьше. А попросту сказать — никаких полномочий… И вот, изволите видеть, высокий пюпитр. Это место прокурора. Мы нарочно попросили сделать его похожим на пульт управления. Прокурор отсюда ведет наступление на обвиняемого, нажимая невидимые кнопки. Можете убедиться (поворачивает пульт) — кнопок не видно. Он нажимает эти невидимые кнопки и приводит в движение… ну, эту… как ее?.. машину… Ну, подскажите… Склероз!.. Государственную машину!.. А за этим столиком будет адвокат. Вот оно — равенство сторон. Весы Фемиды!.. Сейчас мы бросим на одну чашу весов доказательства преступления, на другую — доказательства невиновности, на третью… Впрочем, третьей чаши нет… И наконец, скамья, предназначенная для героя нашей истории. (Поднял скамью, показал.) Скамья как скамья. Деревянная скамья.

Раздалась барабанная дробь, на сцену вышли к о н в о й н ы е с шашками наголо и встали по бокам скамьи.

Сколько на этой скамье…

Он хотел провести ладонью по отполированной временем доске, но скрестились шашки, преградив ему дорогу.

Виноват… Прошу прощения… Я не учел, что стоит вам только встать по краям обыкновенной деревянной скамейки, как она превращается в скамью подсудимых… Покорнейше прошу прощения, тысяча извинений… Ах, как изменяет человек вещи… Частушки «Человек меняет вещи». (Поет.)

Но это уж лирическое отступление… Итак (дзинь-дзинь!), мы начинаем представление под титлом «История одного покушения»!.. Ну-с, кого же мы сюда посадим? (Указал на судейские места.) Впрочем, главное в креслах. Раз кресла есть, найдется и кому в них сесть… Но прежде всего, конечно, скамья подсудимых!..

Дзинь-дзинь!.. — высвечивается скамья подсудимых. И тут же раздаются гомон и крики. На левой игровой площадке — пикник. Гардемарин Ф и т и н ь к о в с к и й, В е р а, М а ш а и Н и к о д и м в студенческой куртке, гимназист С а м о х и н и сестры Рыбейко — Н ю ш а и К с ю ш а — сидят вокруг расстеленной на траве скатерти.

С а м о х и н. Господа, тост!

Ф и т и н ь к о в с к и й. За успехи нашего доблестного…

С а м о х и н (заиграл на губах марш лейб-гвардии Преображенского полка). Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту!..

В е р а. Самохин!

Н и к о д и м. Продолжайте, адмирал.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Я предлагаю тост за успехи нашего доблестного флота в Босфоре!

К с ю ш а. Браво! Браво!

В е р а. А что мне врата Цареграда? Что я, вещий Олег, что ли?

С а м о х и н (принялся декламировать).

Н ю ш а. Это свинство! Как вы смеете так говорить, когда Серж на позициях.

С а м о х и н.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Годины испытаний, господа, требуют от каждого своей лепты.

Н и к о д и м. Личный героизм капитана Рыбейко заслуживает всяческого уважения. Но ради чего все это?

Ф и т и н ь к о в с к и й. И вас не трогает милосердие государя, возвысившего свой голос в защиту невинно угнетенных?

Н и к о д и м. Как не трогает? Но неужто ближе Туретчины невинно угнетенных не сыскалось?

М а ш а. Скучно, господа, скучно. Либо купаться, либо играть в какую-нибудь игру.

Ф и т и н ь к о в с к и й (вытащил маленький монтекристо). Давай-те, господа, устроим гадание по-гусарски.

Н ю ш а. Как это?

Ф и т и н ь к о в с к и й. Нет ничего проще. Берется книга — роман. Желательно чувствительный. Вырываются все листы и по команде подбрасываются вверх…

К с ю ш а. Как интересно, как интересно!..

Ф и т и н ь к о в с к и й. И все стреляют. Кто какой лист подстрелил, тому какая судьба.

Н ю ш а. Но у нас только один пистолет.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Тем лучше. Будем стрелять по очереди. Первые — дамы. Давайте книгу!.. Господа, неужели ни у кого нет книги?

Н и к о д и м. Эх, фьюйть-теньковский, зря раззадорил.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Я прошу вас, господин студент, впредь не высвистывать моей фамилии.

М а ш а. Никодим, немедленно извинитесь.

Н и к о д и м (щелкнул каблуками). Прошу меня извинить. Я больше никогда не буду произносить вашу фамилию фьюйть-теньковский.

С а м о х и н. Есть выход! Давайте гадать по газете! (И, поспешно сложив газету много раз, принялся рвать ее по сгибам.) Прошу вас, мадмуазель Артемида. А ву ле премье ку[1]. (И принялся накручивать себе на голову чалму из салфеток.) А я буду хиромантом, звездочетом и толкователем снов.

Н и к о д и м (вложив Вере в руку пистолет). Адмирал, командуйте!

Ф и т и н ь к о в с к и й (поднял руку с платком). Товсь!

В е р а. Ой, я не попаду. Никодим, я не попаду. Никодим, не бросайте, я не попаду!..

Ф и т и н ь к о в с к и й (махнул платком). Пли!

Никодим подбросил вверх пачку аккуратных квадратиков газетной бумаги, листки разлетелись и, плавно покачиваясь, начали опускаться.

М а ш а (в азарте). Стреляй! Стреляй!

В е р а. В какой?.. В какой?.. Ой, я не знаю! Ой, я не попаду!..

Первые листки уже падали на землю.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Стреляйте!

Вера выстрелила.

С а м о х и н. Есть! (И поднял простреленный листок.) Вильгельм Тель в юбке. (И принялся читать торжественным голосом.) «Как нам сообщают, во вторник 26 июля 1877 года принц Ольденбургский выезжает в Петербург».

Н ю ш а. Судьба! (И захлопала в ладоши.)

Н и к о д и м. Слава принцессе Ольденбургской!

Ф и т и н ь к о в с к и й. Виват!

Н и к о д и м. Многие лета, многие лета…

В с е (подхватили). Многие ле-е-ета-а!..

С а м о х и н (подняв с земли обрывок газеты). Эх, не в тот клочок попала. Накормили бы мы вас сейчас березовой кашей, как этого студента.

Н и к о д и м. Какого студента?

С а м о х и н. А пес его знает. Некто Боголюбов.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Ну что этот Боголюбов?

С а м о х и н. Извольте. Если обществу угодно, могу прочесть.

К с ю ш а. Просим, просим!..

С а м о х и н. «13 июля один из представителей администрации в Петербурге при посещении тюрьмы остался недоволен порядком. Между прочим, он заметил…» Ну, тут я пропускаю. Вот: «…что, проходя мимо него, арестант Боголюбов не снял фуражки. Представитель администрации взмахом руки сшиб фуражку (повторил это движение), а за оказанное ему неуважение приказал подвергнуть Боголюбова телесному наказанию для примера другим. Боголюбов наказан розгами в коридоре тюрьмы в присутствии всех арестантов».

Н и к о д и м. Вот злонравия достойные плоды!..

В е р а. Как вы смеете шутить! Высечь публично юношу! За что? За то, что шапку не снял!.. Да перед кем?.. Какой-то чиновник, который, может, и ногтя его не стоит!.. Только потому, что у него власть!.. А этот бессилен!.. Глумиться над личностью! Над душой человеческой!..

С а м о х и н (стянул с головы салфетки). Великий Кант сказал: «Звездное небо над нами, а нравственный закон внутри нас…»

В е р а. Дрянь в нас, а не нравственный закон.

М а ш а. Вот мы веселимся здесь, а Петербург-то, наверно, весь кипит…

П р и с т а в.

Вера быстро перешла с левой игровой площадки на правую. Маша — за ней. Волнуется толпа. Задние поднимаются на цыпочки, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Выбирающиеся из толпы мокры и растерзаны, как после драки.

Г о л о с а в т о л п е. Что там?

— Не приведи, боже, такое увидеть.

П р и с т а в. Господа, разойдитесь, движение задерживаете!

Г о л о с а. А что этот господин с бородкой говорит?

— Тише вы! Дайте умного человека послушать!

— А я сижу, ничего не знаю, спасибо, племянничек прибежал.

О ф и ц е р (протискиваясь через толпу). Позволь! Позволь!

Офицера пропустили. Вера и Маша ринулись за ним.

Г о л о с. Эх, барышня, вы-то куда? Это дело мужское, не женское.

М а с т е р о в о й (подшофе, вытянулся перед офицером). А вы, ваш благородие, еще не видели?

О ф и ц е р. Позволь! Позволь!

М а с т е р о в о й. А я вот сподобился. Мы с братом почитай десятый раз приходим, а все налюбоваться не можем.

С т а р и ч о к. Вот и мамзели интересуются.

Г о л о с а. Глаза б мои не глядели.

— Позор! Позор! В центре столицы!

— А ну, барышни, пожалуйте по домам. Не вашего это ума дело.

В е р а. Это уж позвольте нам судить.

П р и с т а в. Господа! Господа! Разойдитесь!

Толпа расступилась, открыв витрину салона. В витрине была выставлена картина — обнаженная женщина в черных чулках и странном головном уборе, приложив пухлый палец к пухлым губам, полулежала на софе.

В е р а (растерянно). Что это?

Г о л о с. Нану показывают.

Ф р а н т о в а т ы й к у п ч и к (поднялся на цыпочки). Это что за Нана такая?.. Гы… бебелина отборная!..

С т а р и ч о к. А вы роман-то читали? Почитайте, вам как молодому человеку оченно приятно будет. Там все обстоятельства обозначены вовсю. И такие там слова на их счет, что и пропечатать на нашем языке невозможно. Только по-французски…

Вера и Маша с трудом выбрались из толпы.

М а ш а (расхохоталась). Нравственный закон… Нравственный закон внутри нас!..

П р и с т а в.

Вера постояла секунду и вдруг решительно направилась к возвышению, где расположен суд, и села на скамью подсудимых.

М а ш а (истошно). Вера!..

Бросились было за ней, но конвойные лязгнули шашками.

П р и с т а в. Теперь — стороны. Правая (указал на пюпитр прокурора) — и левая (указал на столик адвоката). А можно — наоборот. (Повернулся спиной к залу.) Теперь эта правая, а эта левая. (Опять повернулся.) А теперь эта левая, эта правая. Вот и разберись: правая — левая, а левая — правая. (Развел руками.) Стороны, что с них возьмешь. Вращаешься туда-сюда и чувствуешь себя повелителем сторон: что было лево, стало право, что было право, стало лево. Лицом к народу — защитник левый, задом к народу — прокурор левый. Как вращается, так и получается… Фу, голова закружилась. С кого же начать?.. (Вынул монетку.) Метнем на орла и решку? Орел, конечно, прокурор, ну а решка есть решка. (Подбрасывает монету.) Он! Решка!

И тут же высветился столик адвоката.

Итак, Коммерческий клуб. Бильярдная. Место, где всегда толкутся петербургские адвокаты.

Левая игровая площадка превратилась в бильярдную Коммерческого клуба.

А л е к с а н д р о в. …А-а, все это пустяки, господа. Сущая белибердистика.

М о л о д о й а д в о к а т. Что вы, голубчик Петр Акимович! Вы такую речь произнесли, такую речь… Романс, господа!..

А л е к с а н д р о в. А вы бы ее на музыку положили да под фортепьяно… Нет, господа (развалился он в кресле), меня на такие процессы использовать — все одно что золотыми часами гвозди заколачивать. Слезы вызвать — дело нехитрое, каждый может. А вот, бывает, выйдешь, и речь в кармане лежит (похлопал он себя по фалде фрака), взглянешь этак присяжным в глаза, а перед тобой такие мордовороты сидят, что в душе теснение делается. Э, батеньки мои, думаешь, вас на сиропе не проведешь, вам другой напиток надобен, покрепче. И завернешь речугу, как Пушкин говорил, без предуготовления…

М о л о д о й а д в о к а т. Импровизатор! Импровизатор вы, Петр Акимович, великий маг экспромта!..

А л е к с а н д р о в. Да полноте, господа, полноте. А то уж я невесть что про себя подумаю. Маг! Скажете такое!.. Вот, помню, был казус. Защищаю горбуна, жену убил. Железным аршином по основанию черепа. Перебил атлант, и — царствие небесное. Злость против него, ну… сами понимаете. Молодая, красивая, а тут монстр, Квазимодо. Вот такой коротышка. Из-за барьера не видно, один чуб дрожит. Встаю. Развернул речь, положил на стол. И тут словно бес какой одолел. Отодвинул речь в сторону и начал. «Господа судьи и господа присяжные заседатели!»…

Бильярдисты бросили игру.

Тут я выдержал небольшую паузу и повторил: «Господа судьи и господа присяжные заседатели». А потом переиначил: «Господа присяжные заседатели и господа судьи». И снова: «Господа судьи и господа присяжные заседатели». И пошел часто-часто: «Господа присяжные заседатели и господа судьи, господа судьи и господа присяжные заседатели…» И как только язык поворачиваться успевал. Ну, конечно, суд фраппирован, присяжные: «шу-шу-шу», председательствующий прерывает меня: «Господин адвокат!» А я опять: «Господа судьи, господа присяжные заседатели…» Председательствующий в крик: «Господин адвокат!..» А я ему в ответ: «Я вот по часам две минуты повторяю: «Господа судьи, господа присяжные заседатели», а вы уж терпение потеряли, негодуете. А подзащитный мой всю жизнь слышал: «Горбун, горбун, горбун…» И сел.

М о л о д о й а д в о к а т. Нет слов, Петр Акимович! Нет слов!..

Вошел а д в о к а т с газетой.

А д в о к а т с г а з е т о й. Господа, сенсационное сообщение. Ранен Трепов.

1 - й б и л ь я р д и с т. Какой Трепов?

М о л о д о й а д в о к а т. Федор Федорович?

1 - й б и л ь я р д и с т. Градоначальник?

А д в о к а т с г а з е т о й. Точно так, господа, генерал-адъютант, градоначальник, Федор Федорович.

1 - й б и л ь я р д и с т. И кто покусился?

А д в о к а т с г а з е т о й. Барышня. Да как же ее, дай бог памяти… (справился, развернул газету), Засулич Вера Ивановна, девица, дочь штабс-капитана, слушательница акушерских курсов. (И прочел по газете.) «Преступница до сих пор хранит тупое и упорное молчание, но по проникшим в публику и печать сведениям, она состояла в ближайших отношениях с сосланным в Сибирь государственным преступником Боголюбовым, одним из участников студенческих волнений у Казанского собора».

1 - й б и л ь я р д и с т. Противное дело. (И ударил кием по шару.) Неясность мотивов, истерия, какой-то дамский запрокидон… Нет…

2 - й б и л ь я р д и с т. А по мне в самый раз. Романический посыл. Возлюбленного розгой по заднице, а она — пулю в обидчика, вдохновенная речь часа на полтора, дамы рыдают, присяжные из мещан украдкой смахивают слезу, и никто крови не жаждет… Одиннадцатого в угол. Николенька, голубчик, сними бедро с лузы… Вуаля!.. Нет, я бы от этого процесса не отказался.

1 - й б и л ь я р д и с т. Грошовое занятие.

2 - й б и л ь я р д и с т. А репутация на таких грошовых и строится. Решено, завтра же заявлю!

А л е к с а н д р о в. Поздно. В деле уже сидят.

1 - й б и л ь я р д и с т. Кто?

А л е к с а н д р о в (поднимаясь из кресла). Да я, с вашего разрешения.

Молодой адвокат почтительно подал Александрову портфель, и Александров перешел на правую игровую площадку, изображающую тюремную камеру для свиданий. Там он сед за стол, привычно вытащил из портфеля папку с делом и принялся ждать.

П е р в ы й к о н в о й н ы й. Встать!

Вера встала.

На свидание.

И Вера в сопровождении конвойных прошла на игровую площадку. При ее появлении Александров приподнялся и жестом пригласил Веру сесть. Вера села, сел и адвокат. Затем Александров сделал знак конвойным, и они сошли с игровой площадки, замерев невдалеке.

А л е к с а н д р о в. Ваши родные пригласили меня защищать вас в окружном суде. Зовут меня Петром Акимовичем, по фамилии Александров. (Он раскрыл папку.) Ну, начнем с богом. Могу сообщить вам обнадеживающую весть. И даже радостную. Трепов-то жив-живехонек. И — цок, цок! цок, цок! — разъезжает по Невскому.

В е р а (растерянно). Значит, суда не будет?

А л е к с а н д р о в. К сожалению, будет. Но положение наше — поскольку нет смертоубийства — сильно облегчается.

В е р а. Простите мою непонятливость. Значит, суд все-таки состоится?

А л е к с а н д р о в. 31 марта дело будет слушаться в окружном суде.

В е р а. Слава богу!

А л е к с а н д р о в. Воистину так! Ибо нам грозило разбирательство в особом присутствии, а это уж, милейшая Вера Ивановна, другой табачок… Я хотел бы вам задать ряд вопросов. Некоторые из них вам, возможно, покажутся нескромными, но поверьте, они вызваны не праздным любопытством, а необходимостью конструирования защитительной речи.

В е р а. Пожалуйста, пожалуйста. Я буду отвечать чистосердечно…

А л е к с а н д р о в. Скажите, Вера Ивановна, в каких отношениях вы состояли со студентом Боголюбовым?

В е р а. Простите, я не поняла вашего вопроса.

А л е к с а н д р о в. Хорошо. Имели ли ваши отношения с Боголюбовым, так сказать, перспективу завершиться брачным союзом?

В е р а. Я, наверное, совсем глупая. Но я действительно ничего не понимаю. О каком брачном союзе, о каких отношениях вы спрашиваете? Я не знакома с Боголюбовым.

А л е к с а н д р о в. Я предупреждал вас, что вынужден буду задавать нескромные вопросы.

В е р а. Да не знаю я Боголюбова. Ей-богу же, не знаю. В глаза никогда не видела.

А л е к с а н д р о в (даже растерялся). Вот те фунт. А почему же вы стреляли в Трепова?

В е р а. Потому что он высек Боголюбова. Об этом было в газетах.

А л е к с а н д р о в. А вам-то что до этого?!

В е р а. То есть как — что?.. А вас это не касается?

А л е к с а н д р о в (после паузы). Смотря с какой точки…

В е р а. Да с какой угодно! С нравственной, с моральной, с божеской, с человеческой!..

А л е к с а н д р о в. Стало быть, ваш выстрел не акт личной мести?

В е р а. Конечно… Это крик души.

А л е к с а н д р о в (помолчав). Отлично. Тогда дело обстоит иначе. Вы узнали об этом постыдном инциденте, и ваша впечатлительная натура не смогла противостоять ослепившему вас гневу… Вы находились в состоянии аффекта!.. Вы схватили револьвер и, не имея минуты холодным рассудком скорректировать свои действия…

В е р а. Почему не имея минуты? Почти полгода я ненавидела себя за то, что не могла решиться на это.

А л е к с а н д р о в (пораженный). Вы полгода вынашивали мысль об убийстве Трепова?

В е р а. Да никто не собирался его убивать!

А л е к с а н д р о в. Но вы же стреляли в него. Зачем?!

В е р а. Чтобы ударить в набат!

А л е к с а н д р о в. Так. (Он долго молчал, расхаживая по камере, потом остановился над сидевшей Верой и тихо сказал.) Многоуважаемая Вера Ивановна, все, о чем вы мне сейчас так взволнованно говорили, не должно выйти за пределы этой камеры. Поверьте мне, опытному человеку, зубы съевшему на судейских делах, что единственная версия, которая может привести к сравнительно мягкому приговору, это версия романтическая, когда замешаны сердечные чувства, трепетная история любящей души, которая ради мести за оскорбленную честь друга способна пойти на крайность и идет на крайность. Это человечно, это убедительно, это может растрогать присяжных. И на этом, Вера Ивановна, мы с вами и остановимся.

В е р а. Прикажите проводить меня назад в камеру.

А л е к с а н д р о в. Голубушка Вера Ивановна, милая моя. Я вам в отцы гожусь, мне позволительно такое обращение. Подумайте. Приняв мою интерпретацию дела, мы прежде всего сохраняем вам жизнь. А не это ли самое важное? Сохранить жизнь!.. Я понимаю, бросить себя под колесницу истории — это прекрасный и возвышенный удел немногих. Но вы еще так молоды, так вдохновенны. Вы решили посвятить себя борьбе за справедливость, и бог вам в помощь! Но для того чтобы посвятить чему-нибудь жизнь, надо иметь ее, эту жизнь… Словом здравого смысла заклинаю вас, Вера Ивановна, сохраните себя для грядущих свершений!

В е р а (тихо). Я могу отказаться от ваших услуг?

А л е к с а н д р о в (сухо). Как вам угодно.

В е р а. Мне так угодно.

А л е к с а н д р о в. Осмелюсь, однако, спросить, чем вызвано это решение?

В е р а. Мне не нужно сочувствие присяжных. Мне нужен гласный суд и общественное мнение!

А л е к с а н д р о в. Теперь послушайте, что я вам скажу. Государь проявил по отношению к вам редкостное великодушие. Он не захотел губить вашу юную жизнь и повелел рассматривать дело не в особом присутствии, а в суде присяжных. Клянусь, это так. Мне об этом доверительно сообщили. Тем самым он исключил из трактовки вашего поступка все политические мотивы. Отталкивать милосердно протянутую руку самодержца не только неразумно, но и неблагодарно.

В е р а. Вы ничего не поняли, Петр Акимович. Исключение из моего дела политических мотивов есть не милосердие государя, а боязнь государя думать, что в моем поступке есть политические мотивы. И если вы хотите быть моим адвокатом, то ваша задача — довести это до сведения…

А л е к с а н д р о в. Кого?

В е р а. России.

А л е к с а н д р о в (встал). Разрешите откланяться.

В е р а. Прощайте.

И Александров вышел. Он сошел со сценической площадки и, скрестив руки на груди, долго смотрел, как конвойные выводили Веру из тюремной камеры, как ее медленно провели назад, на скамью подсудимых, как Вера села на скамью и как конвойные, лязгнув шашками, замерли по сторонам. Но и тогда Александров не ушел.

П р и с т а в. Есть у меня старичок знакомый. На Васильевском живет. Как раз за университетом, по Первой линии маленький домик. Чудной старик, ноги у него чуть ходят. Лето все на лавке сидит: «Ой, ломит, ой, ломит!», а как зима, как морозы каленые, что воробьи падают, — валенки наденет, в тулупчик завернется — и на Неву, сядет у проруби, рыбу ловит… Ну, а Петр Акимович после этого случая напился, куражился бог знает сколько времени, а потом решил голову продуть. Взял удочки и к Неве. Там они с моим старичком и встренулись. «Ну, что, ваше благородие, пустенько?» — спрашивает мой старик. «Пустенько, дед, пустенько». — «Не хочет рыбка, чтоб ее ловили», — говорит дед. А Петр Акимович не гордится, разговор поддерживает: «Да, говорит, не хочет». А старик разговорился, спасу нет. «Вот уж воистину сказано, ищет рыбка, где глубже, а человек — где лучше».

А л е к с а н д р о в. Тьфу! Какая пошлая философия.

П р и с т а в. Это уж испокон веку. И я так, и вы так, и деды так, и внуки так.

А л е к с а н д р о в. Врешь, дурак! (И, решительно поднявшись на судейское возвышение, сел за адвокатский столик.)

П р и с т а в. Вот спасибо. Ты к человеку с полным сочувствием, а тебе взамен дурака врежут… Ну, обвиняемая есть, адвокат есть. Суда нет!

Дзинь-дзинь! — осветилось кресло председательствующего. Дзинь-дзинь! — д в а ливрейных л а к е я вынесли на игровую площадку две дворцовые тумбы.

Дзинь-дзинь! — еще д в а л а к е я вынесли жирандоли с хрустальными подвесками — и, установив их, вытянулись по бокам.

П р и д в о р н ы е заполнили площадку. Престарелый граф Х р е п т о в и ч, обер-камергер его величества, не спеша подошел к облаченному в парадный мундир судебного ведомства м о л о д о м у ч е л о в е к у.

Х р е п т о в и ч. Вы нынче представляетесь государю?

М о л о д о й ч е л о в е к. Да. Я уведомлен официальным письмом управляющего канцелярией.

Х р е п т о в и ч. Ваше имя, звание и должность?

М о л о д о й ч е л о в е к. Кони Анатолий Федорович, дворянин, председатель Петербургского окружного суда.

Х р е п т о в и ч. Это в ваших-то летах?

К о н и. Я не искал этого назначения, ваше сиятельство.

Ф о н П а л е н. Это, граф, моя вина. Я настоял перед государем. Моя вина, а его беда.

К о н и (улыбнулся). Вот уж и беда. Свой долг я исполняю с удовольствием.

Х р е п т о в и ч. Федор Федорович! Драгоценный вы мой!.. Как самочувствие?

С т а р ы й г е н е р а л (подходя). Ба, Федор Федорович!.. Нуте-с, нуте-с… Молодцом, молодцом! Пуля насквозь прошибла, а он орлом глядит.

Т р е п о в. Да не совсем чтобы насквозь, ваше высокопревосходительство, а до половины прошибло.

С т а р ы й г е н е р а л. Вот они, наши старые дубы! Их и так и сяк, и словом, и пулей, а они стоят неколебимо и лишь красоту и величие свои умножают. Разрешите облобызать вас, красавец мой!..

Т р е п о в. Помилуйте, ваше высокопревосходительство. Такие комплименты!..

Целуются.

Х р е п т о в и ч. Что же, однако, делать, чтобы эти засуличи не повторялись?

К о н и. Не сечь.

Т р е п о в. Вот вы все шутите, господа, а государь очень обеспокоен нравственным состоянием молодых умов, революционными настроениями.

С т а р ы й г е н е р а л. Вся зараза идет из Швейцарии.

Ф о н П а л е н. Надо лишить пропаганду почвы, вырвать с корнем ее побеги, погасить ее очаг.

К о н и. Иными словами, объявить войну Швейцарии?

С т а р ы й г е н е р а л (расхохотался). Пиф-паф!..

Т р е п о в. А как полагаете вы?

К о н и. Чтоб повлиять на ум и душу молодого человека, отвлечь его от ложной и опасной революционной доктрины, нужно прежде всего улучшить наше собственное законодательство. Иначе и впредь молодое поколение будет оборачиваться туда, где вместо слов предлагают дело, и бросаться в объятия революционера, на знамени которого написаны весьма заманчивые для молодого сердца слова.

П р и с т а в. Его императорское величество самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, и прочая!..

Дзинь-дзинь! — выбежали а р а п ч а т а и замерли в поклоне, образуя проход. На площадку поднялся г о с у д а р ь. В узеньком уланском мундире с грациозно сгибающейся талией, он шел вяло — колеблющейся походкой. Все почтительно склонились.

А л е к с а н д р II. А, Федор Федорович? Рад вас видеть. Как здоровье?

Т р е п о в. На ногах, ваше величество. На ногах. И горд тем, что под сердцем ношу пулю, увы, для вас предназначавшуюся.

Ответ государю не понравился, недовольная гримаса пробежала по его лицу, он быстро отошел от Трепова и приблизился к месту, где стоял Кони.

Х р е п т о в и ч. Разрешите представить вашему величеству дворянина Анатолия Федоровича Кони, председателя Санкт-Петербургского окружного суда.

А л е к с а н д р II. Граф Пален лестно отзывался о вашей деятельности. Я доволен вами.

К о н и. Счастлив, ваше величество, что моя деятельность, опирающаяся на знания и совесть, заслужила высочайшее одобрение.

А л е к с а н д р II. Вот на эти ваши достоинства — знания и совесть — мы и рассчитываем, передавая столь важное дело на рассмотрение суда присяжных.

К о н и. Осмелюсь спросить, что имеет в виду ваше величество?

А л е к с а н д р II. Я имею в виду дело Засулич.

Кони поклонился, покинул игровую площадку и занял свое место за столом суда.

Дзинь-дзинь — осветились судейские кресла по обе стороны от кресла председательствующего.

По авансцене проходит р ы ж и й к л о у н. П р и с т а в ставит ему подножку, рыжий падает.

П р и с т а в. Здравствуй, Бим!

Р ы ж и й. Здравствуй, Бом!

П р и с т а в. Как ты поживаешь?

Р ы ж и й. Как все. Падаю и поднимаюсь, поднимаюсь и падаю. Я поживаль очень карашо.

П р и с т а в. Почему же ты поживаешь очень хорошо, если все поживают не очень хорошо?

Р ы ж и й. Я поживаль очень карашо, потому что я сталь изобретатель.

П р и с т а в. Ты стал изобретателем? И что же ты изобрел?

Р ы ж и й. Я изобрель аппарат.

П р и с т а в. Ты изобрел аппарат? Какой аппарат?

Р ы ж и й. Я изобрель управляющий аппарат.

П р и с т а в. И чем же он управляет?

Р ы ж и й. Чем прикажут, тем и управляет.

П р и с т а в. Чем прикажут, тем и управляет? Покажи мне этот аппарат.

Рыжий выворачивает свои огромные карманы и вытаскивает пузырь.

Ха-ха-ха!.. Бим, ты дурак! Это же обыкновенный пузырь! (Дает рыжему затрещину.)

Р ы ж и й. Ха-ха-ха… Это ты дурак! Каждый пузырь, если его надуть до огромных размеров, превращается в аппарат. (Надувает пузырь и бьет пристава пузырем по голове.)

П р и с т а в. А он не лопнет?

Р ы ж и й. Аппарат надо крепко держать в руках. Тогда не лопнет.

П р и с т а в. А что он умеет делать, твой аппарат?

Р ы ж и й. Молчать и кивать. (Дергает за нитку, пузырь кивает.)

П р и с т а в. Молчать и кивать? Какой совершенный аппарат!.. А сидеть твой пузырь может?

Р ы ж и й. Не хуже других. (Поворачивает пузырь и показывает нарисованный на нем зад.) Было бы место!..

П р и с т а в. Бим, дорогой, подари его мне. У нас в представлении есть место: бессловесная роль — член суда. Надо молчать и кивать, кивать и молчать.

Р ы ж и й. Уй-юй-юй!.. Дай я тебя поцелую, Бом!.. Лучший назначений для надутый пузырь не придумать.

Тащат пузырь наверх и усаживают его в судейское кресло.

П р и с т а в (плачет). Ой-ей-ей!..

Р ы ж и й. Чего ты плакаль?

П р и с т а в (сквозь слезы). Как же мне не плакать? Кого я во второе кресло посажу?

Р ы ж и й. Ты глупый клоун, Бом! Этот замечательный аппарат умеет не только надуваться, он умеет и раздуваться!.. Смотри… Аппарат, р-р-раз-дуйсь!..

И на втором судейском кресле вырос и надулся точно такой же пузырь.

Ха-ха-ха!.. (Убегает.)

П р и с т а в. Вот тебе и ха-ха-ха-ха!.. «Ха-ха-ха!» Дурак!.. А между прочим, есть новости. Уважаемая публика! Те из вас, кто жаждет возмездия Вере Ивановне, могут быть спокойны. Кажется, уже назначен прокурор. Высочайше рекомендован.

Осветилось место прокурора.

Вот если про кого можно сказать: «цепной нес монархизма» — то это он, Жуковский Владимир Иванович. До чего лют!.. Да что говорить, если даже его коллеги, прокуроры, господа с такими челюстями, что дай им пятидюймовый гвоздь — враз перекусят, даже они Жуковского Мефистофелем прозвали… Так вот как раз сейчас Жуковский вызван к Лопухину Александру Алексеевичу… Те, кто помоложе, наверно, и не знают, кто такой Лопухин. Да и старые небось запамятовали. А Лопухин это — ой-ей-ей!.. Я говорил: «Жуковский лют» — так Жуковский Лопухину по лютости в подметки не годится. Начальник Жуковского. Прокурор палаты. Глава всей прокуратуры!.. Вызвал Лопухин Жуковского, заперлись в кабинете и сидят. Давно уже сидят. Так что вы уж не взыщите, придется по-лакейски — в замочную скважину.

На игровую площадку спускается замочная скважина. За ней — письменный стол, два кресла.

Л о п у х и н. Коль скоро дело подлежит рассмотрению в суде присяжных, не мне говорить вам, батенька мой Владимир Иванович, какова должна быть в нем роль обвинителя. Ваш опыт, воля, выдержка, красноречие, неумолимая логика вашей аргументации как нельзя более соответствуют тем надеждам, кои государь возлагает на сей процесс. Вот. (Придвинул Жуковскому лежавшую на столе объемистую папку.) В добрый час!

Ж у к о в с к и й. Я очень сожалею, Александр Алексеевич, но принять этого назначения не могу. Я не привык бить лежачего.

Л о п у х и н. Помилуйте, батенька! Да какая же Засулич лежачая?

Ж у к о в с к и й. Она-то, может, и не лежачая… Но обвинять ее… Не значит ли это… оправдывать тех, кто бьет лежачего?! (Встал.)

П р и с т а в (аж свистнул). Не угодно ль этот финик вам принять?.. А, Александр Алексеевич?..

Жуковский вышел. А Лопухин, как сидел за своим столом, так и остался, положив руки перед собой и напряженно глядя вперед.

А правая игровая площадка тем временем превратилась в салон одной из петербургских красавиц.

Молодой поэт во фраке с артистическим бантом — С е р г е й А р к а д ь е в и ч А н д р е е в с к и й читал дамам свои стихи, только что написанные им в альбом хозяйке дома.

А н д р е е в с к и й.

Д а м ы. Браво, браво!..

— Какой экспромт!..

— Какое неподдельное чувство!

— Сергей Аркадьевич, голубчик! И мне, пожалуйста!

— И мне!..

А н д р е е в с к и й. Извольте, извольте… О чем же сейчас?.. Поверьте, сердце полно, а голова пуста… Ирина Степановна, прелестница моя, дайте тему.

И р и н а С т е п а н о в н а. Я, право, затрудняюсь… Ну, любовь и судьба.

Д а м ы. Браво, браво!..

А н д р е е в с к и й. Вот это тема! Благодарю вас. Сейчас зарифмую вам обвинительное заключение по делу Веры Ивановны Засулич. Прелестная баллада получится!

Д а м ы. Сергей Аркадьевич, а правду говорят, что она с восемнадцати шагов, не целясь, в туза попадает?

— А он же ее сам учил стрелять?

— Кто?

— Да этот студент поротый. Она же с ним в родстве состоит.

— Как же в родстве? Она же его возлюбленная!..

— Фи, какая порочная натура!..

И р и н а С т е п а н о в н а. Сергей Аркадьевич, вы обещали билеты на процесс. Уж похлопочите, голубчик.

А н д р е е в с к и й. Не обещал и не обещаю. Все в руках графа Палена.

И р и н а С т е п а н о в н а. Сергей Аркадьевич, но вам-то, товарищу прокурора Петербургского суда, ужели откажет?!

О д н а и з д а м. Ирен, вы его отвлекаете! Сергей Аркадьевич, мы ждем вашей импровизации!..

А н д р е е в с к и й (поднял крышку рояля и взял аккорд). «Любовь и судьба». Баллада.

Л о п у х и н (подходя). Простите, милые дамы, я вынужден лишить Сергея Аркадьевича вашего общества. (И развел руками.) Дела!

И р и н а С т е п а н о в н а. Сергей Аркадьевич, мы вас ждем!..

Андреевский встал и поклонился дамам. Лопухин взял его под руку и вывел на авансцену.

Л о п у х и н. Я видел государя в разных видах, дай, господи, ему доброго здоровья. (Перекрестился.)

Перекрестился и Андреевский.

Но такого пароксизма гнева, батенька мой Сергей Аркадьевич, мне не доводилось наблюдать никогда. Это, конечно, конфиденциально.

Андреевский поклонился.

Государь затопал ногами, лицо его побагровело. «Вон! — закричал он. — Вон из Петербурга! Вон из Петербургской прокуратуры!.. Где он служил прежде, этот Жуковский?» — «В Пензе», — доложил я. «Так в Пензу же его! в Пензу!..» И вот печальный итог: всеми нами уважаемый Владимир Иванович, блистательный обвинитель, оратор…

А н д р е е в с к и й. Что и говорить — звезда первой величины.

Л о п у х и н. …Судейский чиновник в далекой провинции.

А н д р е е в с к и й. Боже мой, какая беда!..

Л о п у х и н. Государь назвал вас, Сергей Аркадьевич. Вот это дело. (Передал Андреевскому портфель.) Изучите, и да сопутствует вам удача.

А н д р е е в с к и й (взял портфель и поклонился). Само собой разумеется, что, обвиняя Засулич, я могу признать действия Трепова неправильными?

Лопухин стиснул зубы так, что желвачки вздулись под тонкой сухой кожей щек. Андреевский секунду молчал, ожидая ответа Лопухина, но Лопухин молчал.

Слово осуждения противозаконному действию Трепова, произнесенное с прокурорской трибуны, облегчает задачу обвинения Засулич и придаст ему, Александр Алексеевич, придаст ему то свойство беспристрастия, которое и составляет его настоящую силу.

Л о п у х и н (помолчав). Нет. Это, батенька мой, исключено. (Пауза была томительной.)

А н д р е е в с к и й. В таком случае… (Он очаровательно улыбнулся и протянул портфель Лопухину.) В таком случае разрешите мне отправиться в Пензу, вслед за Владимиром Ивановичем!..

П р и с т а в. «Пустота»! Басня.

На левой площадке — квартира Кесселя.

Ж е н а К е с с е л я (предельно раздраженно). Верно говорят: в двадцать лет ума нет — и не будет, в тридцать лет жены нет — и не будет, в сорок лет положения нет — и не будет! (Перевернула тонко раскатанный лист лапшового теста, посыпала его мукой и, взяв скалку, с остервенением принялась катать его с другой стороны.)

К е с с е л ь (добрил губу и проверил ее пальцем). Ну, жена-то, положим, есть.

П р и с т а в. Константин Иванович Кессель принадлежал к той категории мужчин, которые бреются стоя. Он был в годах, но тщился выглядеть молодым, был плешив, но усердно пользовался бриолином, чтоб скрыть ненавистную лысину.

К е с с е л ь (шлепая бритвой о ремень). Из дела Засулич даже сам Владислав Антонович ничего бы не выжал.

Ж е н а К е с с е л я. С такими настроениями браться за дело — лучше совсем не браться!.. Владислав Антонович!.. Да Владислав Антонович начал следствие с двух обвиняемых, а размотал до дела 183-х! Поэтому он в тридцать пять обер-прокурор сената, а мы в сорок восемь… (И плюхнула раскатанным тестом по столу.)

Удар прозвучал как пощечина. Кессель содрогнулся.

П р и с т а в. А жена Константина Ивановича принадлежала к тому типу женщин, которые, придя в дурное настроение, начинают вдруг среди ночи истово мыть полы, или, не щадя пальцев, скрести кухонную посуду, или, вот как сейчас, раскатывать лапшу до толщины папиросной бумаги…

Ж е н а К е с с е л я. Да не откажись те двое, тебя бы к такому процессу на пушечный выстрел не подпустили…

К е с с е л ь. Ну, Надюша…

Ж е н а К е с с е л я. Вы дождетесь — вам, как Андреевскому, высочайше запретят занимать государственные должности!

К е с с е л ь. Ну, Надюша… Ну, перестань…

Ж е н а К е с с е л я. Я знаю, чего ты боишься… Что твои знакомцы из «просвещенных домов» нас принимать перестанут?.. А мне плевать! Плевать!.. Плевать!.. (На каждом слове она шлепала тестом по столу.) Много они тебе дали, твои «просвещенные»!..

К е с с е л ь. Ну, Надюш!.. Ну, Надюш!.. Сделай милость…

Ж е н а К е с с е л я. В кои-то веки случай выпал!

К е с с е л ь. Ну, Надюш!.. Христом-богом молю!..

Ж е н а К е с с е л я. Ах!.. (И, закатив глаза, рухнула на стол, на тесто, на лапшу.)

Кессель метнулся туда-сюда, схватил раскатанный лист лапшового теста и принялся махать над женой. Лист разорвался, упал на пол. Кессель перетащил жену в кресло, постоял над ней, потом махнул рукой, схватил сюртук и, на ходу с трудом попадая в рукава, побежал с игровой площадки.

П р и с т а в. Ваше благородие, Константин Иванович, мыло-то не стерли!..

К е с с е л ь. Фу, черт!.. Провались все пропадом!.. (И, выхватив носовой платок, стер с лица пену, застегнулся на все пуговицы, одернул сюртук и занял свое место за прокурорским пультом.)

П р и с т а в. Ну, суд с грехом пополам собрали. Итак… Начинается!.. Судебное!.. Тьфу, бестолочь. Вот сейчас бы ударил жезлом в пол, и все бы началось. А присяжные!.. Правда, роли-то бессловесные. Даже артистов занимать жаль. А положено, чтоб сидели. (За кулисы.) Ну, все, что ли, собрались?

Г о л о с и з к у л и с. Все.

П р и с т а в. Ну, раз все, то идите. Чего там толчетесь?

П р и с я ж н ы е входят.

Вот полюбуйтесь. Сословные представители государства Российского… (Указывает жезлом.) Старшина присяжных надворный советник Лохов, купец Петров, помощник смотрителя духовного училища Мысловский, коллежский регистратор Джамусов, свободный художник Верховцев, дворянин Шульц-Трома, купец Якимов… Вот идут и небось думают… (Кривляется.) «От нас все зависит. Судьбы решаем…» (Презрительно.) Вершители правосудия!.. Все сели?

Л о х о в (осмотрев ряды присяжных). Все.

П р и с т а в (вбежал на возвышение и наклонился к Кони). Господин председатель, все на местах.

К о н и (тихо). Ну, начнем, господи, благослови… (И громко.) Начинается судебное заседание Петербургского окружного суда по делу девицы Веры Ивановны Засулич, дворянки, дочери штабс-капитана, обвиняемой в покушении на жизнь градоначальника города Петербурга генерал-адъютанта Трепова. Подсудимая, имеете ли вы отводы составу суда?

В е р а. Нет.

Пузыри кивнули.

К о н и. Ознакомлены ли вы с материалами предварительного следствия?

В е р а. Да.

К о н и. Господин секретарь, прошу приступить к оглашению обвинительного заключения.

С е к р е т а р ь (забубнил). На основании статей… Устава уголовного судопроизводства… Руководствуясь именным указом его императорского величества… А также в соответствии…

П р и с т а в. Ну-у… (Взглянул на ручные часы.) Это на полчаса, не меньше… (В зал.) Есть предложение полчаса погулять. Других предложений нет?.. Р-р-ра-зойтись!.. Антракт.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Дзинь-дзинь! — появился п р и с т а в.

П р и с т а в. Ну, нагулялись? Усаживайтесь, да побыстрее!.. Эй, билетеры, закройте покрепче двери и поплотнее задерните шторы!.. Эй, буфетчики, ступайте по домам, антрактов больше не будет. Уважаемая публика! Мы начинаем вторую часть представления под титлом «История одного покушения»… Собственно, она уже началась. Пока мы ели мороженое да пирожные, пока мы пили ситро да пиво, пока мы разгуливали по фойе с друзьями, женами, детьми и иными членами своих или чужих семей или разбредались в одиночку по местам, куда царь пешком ходит, там шел суд… Вот так всегда, мы заняты своими делами, чего-то открываем, чего-то закрываем, чего-то хлопочем, чего-то стрекочем, что-то совершаем, кого-то уважаем, а чего-то не совершаем, кого-то не уважаем, а жизнь идет… «А жизнь идет!» Куплеты. (Поет.)

Ну, это уже философское отступление. А судебное заседание между тем продолжается. Обвинительное заключение уже прочитано, все формальности выполнены. Осталась одна. Самая пустячная.

К о н и. Подсудимая, признаете ли вы себя виновной?

В е р а. Я признаю, что произвела выстрел.

К о н и. Угодно ли вам дать показания?

В е р а. Только после того, как будут допрошены свидетели.

К о н и. Есть ли ходатайства у сторон?

А л е к с а н д р о в. Да. (Встав.) Я прошу вызвать в суд в качестве свидетелей бывших арестантов, присутствующих при экзекуции Боголюбова.

Кони задумался, наклонился к правому пузырю, потом к левому. Пузыри кивнули.

К о н и. Предлагаемые защитой свидетели имеют показывать по обстоятельствам, не составляющим предмета данного дела. Суд отказывает в ходатайстве защиты.

Вера метнула встревоженный взгляд на Александрова. Но Александров был спокоен. Он не сел. Он продолжал стоять. Кони удивленно поднял брови.

А л е к с а н д р о в. Статья 576 Устава уголовного судопроизводства предоставляет защите право вызвать свидетелей за свой счет. Я уведомляю суд, что намерен воспользоваться этим правом.

Ропот прошел по рядам присяжных. Кони развел руками, как бы говоря: «Ну что ж, дело ваше».

К о н и. Приступаем к допросу свидетелей. Суд признает уважительной неявку для дачи показаний потерпевшего генерал-адъютанта Трепова, который, согласно представленному им медицинскому свидетельству, еще не оправился от ранения. Свидетель Курнеев.

П р и с т а в (в кулисы). Свидетель Курнеев!

Курнеев занял место на трибуне для свидетелей.

К о н и. Ваше имя, звание и должность?

К у р н е е в. Майор Курнеев, дежурный при особе градоначальника.

К о н и. Что вам известно о покушении на жизнь генерала Трепова?

К у р н е е в. Во вторник 24 января в десятом часу утра…

Бам-бам-бам!.. — девять раз ударили часы.

А утро, надо признаться, было солнечным…

Ровным солнечным светом осветилась игровая площадка.

Это, стало быть, был приемный день его превосходительства, и кое-кто из посетителей были уже в канцелярии.

На площадку выходят п о с е т и т е л и. Курнеев спускается к ним и, передвигая их, как манекены, расставляет по своим местам.

Поближе к двери стоял этот господин с газетой… Пардон, не имею чести знать имени и звания… (Он передвинул господина на его место.) Вот эта дама с ридикюлем стояла здесь, у окна… (Поставил даму.) А вот эти двое — запамятовал, то ли здесь (поставил их в один угол), то ли здесь (перевел в другой угол.) Кажись, так. Ну, а когда девица Вера Ивановна пришла… (Он подошел к скамье подсудимых, взял Веру за руку и свел вниз.)… Она, значит, сперва у двери постояла и так оглядела всю приемную.

Вера оглядела приемную.

А потом, значит, сюда перешла. (Передвинул Веру.) И вот эта дама с ридикюлем ей что-то тихо сказала и передала бумагу.

К е с с е л ь. Что за бумага?

К у р н е е в. Не могу знать, не разглядел.

К е с с е л ь (даме). О чем вы беседовали с подсудимой?

Д а м а (Вере). Не откажите взглянуть, барышня, правильно ли у меня составлено прошение.

Вера взяла протянутый ей лист. Бумага затрепетала в ее руках.

К у р н е е в. А вот что лист дрожал у них в руках, я видел.

Д а м а. Вы нездоровы?

К у р н е е в. Тут я подскочил. Вижу, барышня чувств лишается, может, какая помощь нужна. А она, видать, с собой совладала и обратилась ко мне сама.

В е р а. Соблаговолите, милостивый государь, объяснить этой даме, куда ей надлежит обратиться по делам о наследовании.

К у р н е е в. А тут как раз распахнулась дверь и в приемную вошли их превосходительство Федор Федорович. (Сбежал с игровой площадки, вывел из-за кулис Трепова и поставил его на игровую площадку. Потом отбежал в сторону и оглядел композицию.) Вот так.

К е с с е л ь. Далее?

Трепов бросил взгляд на посетителей и заметил среди них молодую элегантную девицу, направился прямо к ней.

Т р е п о в. Чем могу быть полезен?

Вера растерянно протянула градоначальнику прошение.

(Вгляделся.) А мы с вами знакомы. Не вспомните?

Вера потупилась.

На маскараде. (Прочел прошение.) Свидетельство о благонадежности для получения диплома?

Вера кивнула, не поднимая головы. Курнеев почтительно подал Трепову перо, и градоначальник наложил резолюцию.

К у р н е е в. Тут их превосходительство улыбнулись и выразили сожаление, что аудиенция столь коротка.

Т р е п о в (любезно). Я сожалею, милостивая государыня, что наша беседа столь коротка.

Вера сделала книксен. Трепов перешел к следующему посетителю.

К у р н е е в. Ей бы надо уйти, а она осталась стоять. Я глазами показал, мол, закончена, идите, мол. Но они не поняли. И не пошли.

Вера выдернула вдруг из муфты левую руку с револьвером и закричала, в точности повторяя интонации сцены «гадания по-гусарски».

В е р а. Ой, я не попаду!.. Не попаду!.. Стреляй! Стреляй!..

Грянул выстрел. Трепов упал. Вера бросила револьвер на пол. Из-за кулис выскочили офицеры и вместе с Курнеевым набросились на Веру. Могучий удар свалил ее наземь.

Г о л о с а. Вы убьете ее, господа!

— Уже убили, кажется!

— Так нельзя! Оставьте, оставьте! Надо же провести следствие!..

Офицеры и посетители на руках понесли Трепова за кулисы.

— Кровотечение! Главное, остановить кровотечение!

— Но где же доктор?!

— Послано. Будет с минуты на минуту.

Курнеев, заломив Вере руки назад, препроводил ее на высветившуюся вновь скамью подсудимых.

К у р н е е в. Придется вас обыскать.

В е р а. Увы, это невозможно. По закону для этого надо позвать женщину.

К у р н е е в. Да где тут, к черту, женщина. Может, при вас оружие.

В е р а. Свяжите меня, если боитесь.

К у р н е е в (вконец растерялся). А чем связать?

В е р а. Пояс снимите.

Курнеев расстегнул было пояс, но, оглядев себя, вновь застегнул.

К у р н е е в (робко). За что вы его?

В е р а. За Боголюбова.

К у р н е е в (отступил и уже на расстоянии предостерег конвойных). Вы поберегитесь, она и ножом пырнуть может. (И пошел к свидетельской трибуне.)

П е р в ы й к о н в о й н ы й. И где ж это ты стрелять выучилась?

В е р а. Уж выучилась. Невелика наука.

В т о р о й к о н в о й н ы й. Училась, да недоучилась. Плохо попала-то.

П е р в ы й к о н в о й н ы й. Не скажи. Слыхать, очень хорошо попала.

Из-за кулис раздался стон Трепова.

Будет ли жив?..

А л е к с а н д р о в. Итак, вы подтверждаете, что обвиняемая держала револьвер в левой руке, хотя — прошу господ присяжных это отметить — она не левша.

Присяжные переглянулись.

Далее из ваших показаний следует, что подсудимая имела полную возможность произвести еще один выстрел, ибо в барабане оставалось три пули… Благоволите осмотреть приобщенный к делу револьвер…

Присяжные один за другим осматривают револьвер.

Но она не произвела второго выстрела, а сама… подчеркиваю — сама, без чьего бы то ни было принуждения бросила оружие.

К у р н е е в. Так точно.

А л е к с а н д р о в (удовлетворенно). У меня все.

П е р в ы й п р и с я ж н ы й (второму). Намерения смертоубийства не было.

В т о р о й п р и с я ж н ы й. Эк вы, батенька мой, скоры на выводы.

К о н и. Свидетель Лежен.

Новый с в и д е т е л ь сменил Курнеева на трибуне.

Ваше имя, звание и род занятий?

Л е ж е н. Франсуа Лежен, владелец оружейного магазина.

К о н и. Встречались ли вы с подсудимой?

Л е ж е н. Пардон. (Внимательно вгляделся в Веру.) Да. Мадемуазель посетила мой магазин и приобрела четырехзарядный револьвер системы «бульдог».

К о н и. Этот?

Пристав взял у Кони револьвер и подал его свидетелю.

Л е ж е н (осмотрев револьвер). Пардон. Этот. Прекрасный револьвер, мосье. Центрального боя, с экстрактором.

К е с с е л ь. Когда это было?

Л е ж е н. Дай бог памяти… Пожалуй, вскоре после рождества… Да-да. Именно так. Пардон.

П р и с т а в. В субботу 7 января 1878 года в пользу общества Красного Креста в зале Кононова, что у Полицейского моста, состоялся бал-маскарад с танцами и лотереей-аллегри. Продажу билетов, вин, цветов и напитков благосклонно приняли на себя артисты императорских театров, коим помогают сестры милосердия и слушательницы акушерских курсов. Господа статские — в костюмах и во фраках, господа военные — при эполетах, дамы допускаются только замаскированные!..

Все, за исключением военных, надевают маски, и все, включая военных, в ритме музыки спускаются вниз, на игровые площадки. Танец. Рыжеволосая опереточная д и в а, грациозно покачивая бедрами, скользит среди г о с т е й. Ее сопровождают М а ш а и В е р а в серых коленкоровых платьях и белых косынках сестер милосердия. У Маши на муаровой голубой ленте, как лоток, подвязан серебряный поднос, уставленный хрустальными бокалами. Вера толкает перед собой детскую колясочку на рессорах и высоких колесах. В коляске — ведерки с шампанским.

Д и в а (указывая на себя, Машу, Веру). За процветание Красный Крест и за здорофье трех нефест!..

Господа пьют и бросают на поднос ассигнации.

П р и с т а в (с белым бантом распорядителя и в полумаске). Милостивые государи и милостивые государыни! Мы счастливы, мы поистине счастливы приветствовать здесь великую Прасковью Николаевну!

Буря аплодисментов.

П р а с к о в ь я Н и к о л а е в н а (довольно). Экий насмешник. На потеху старуху выставил. (И когда воцарилась тишина, начала декламировать.)

Н и к о д и м (подошел к Вере). Вера Ивановна, я тут на одного купчика напоролся. Презанятный, должен сказать, индивид. Наследник миллионного состояния. Ему роман один с французского перевести нужно. Может, возьметесь?

В е р а. Отчего ж. Если, конечно, заплатит без обмана.

Н и к о д и м. Ваше степенство, пожалуйте!.. Барышни вот на русский язык переложить берутся.

К у п ч и к (недоверчиво). И все слова и обстоятельства обозначены будут?

В е р а. Как же иначе? Перевод есть перевод. А что за книга?

К у п ч и к (вынул из внутреннего кармана книгу). Вот. Вот она. Из Парижа выписал, пятнадцать рублей отдал, а оказалось — на французском языке.

В е р а. «Нана». Роман Эмиля Золя.

К у п ч и к. Это самая Зола и есть. Все нутро мне выжгла. Значит, буду надеяться?

Н и к о д и м. Надейтесь.

К у п ч и к. И во что это мне встанет?

В е р а. Как обычно, двугривенный за страницу.

К у п ч и к. Это что же, на круг семьдесят пять целковых? (И забрал книжку.)

В е р а. Как хотите. Дешевле вам никто не переведет.

К у п ч и к (подумал, раскрыл книгу на середине и ткнул пальцем). А ну, скажи, что здесь пропечатано?

В е р а. «Ее полные белые колени молочно светились в полутьме».

К у п ч и к. Ух, жгет!.. Ну ни нашим ни вашим, полсотни — и по рукам!..

Раздались аплодисменты, крики: «Браво!.. Бис! Брависсимо!» Прасковья Николаевна кончила читать и величественно раскланивалась.

Д и в а (растроганно). О, это талант!.. Вундершон!..

Н и к о д и м. Все, ваше степенство, договорились. (И забрал у купчика книгу.) Ступай, веселись и предвкушай. (И когда купчик отошел, обратился к девушкам.) Ну, неужели и на бокал шампанского не заработал?

Маша протянула бокал, Вера налила, Никодим выпил. Генерал-адъютант Трепов, звякая шпорами, подошел к девушкам и бросил на поднос четвертной билет. Дива с обольстительной улыбкой протянула ему бокал шампанского, Трепов выпил, поцеловал Диве руку и, потрепав по щеке Веру, пошел к выходу.

Д и в а. Настоящий мужчина… Айн рихтиге леве… Как это по-русски… Лев.

Никодим поставил бокал на поднос и хотел отойти.

А деньги?

Н и к о д и м. Какие деньги? За меня же Федор Федорович заплатил. Двадцать рублей за себя и пять за меня.

Д и в а. Вы знакомы генерал Трепофф?!

Н и к о д и м. Еще как. Закадычные друзья. У Казанского собора познакомились.

В е р а (пораженно). Это Трепов?!

Д и в а. Натюрлих.

П р и с т а в (дзинь-дзинь). Господа! Господа! Заседание продолжается! Прошу занять места.

Все поспешно снимают маски и занимают свои места.

К е с с е л ь. Скажите, свидетель, можно ли этим револьвером с одного выстрела убить человека?

Л е ж е н. Несомненно. Очень верный и сильный бой.

К е с с е л ь. Сколько стоит этот револьвер?

Л е ж е н. Двадцать шесть рублей.

Ч е т в е р т ы й п р и с я ж н ы й. И где они деньги берут? Двадцать шесть целковых — сумма немалая!..

П я т ы й п р и с я ж н ы й. «Где, где»… Курсисточки!..

Присяжные захохотали. Кони строго взглянул на них, и присяжные, поперхнувшись, замолкли. На игровой площадке перед богатейшим киотом, перед которым горит штук двадцать лампад, белолицая м о н а х и н я стегает атласное одеяло. В кресле сидит сухонькая с т а р у ш к а с лицом богомолки и орлиным взглядом Ивана Грозного. В е р а спустилась на игровую площадку.

В е р а. Здравствуйте. Хозяина вашего можно видеть?

С т а р у х а (напевно). Цыц!.. А Прокофий Степаныч-та вон там, в башне… Без порток сидит. Запертый. Так что увидеть его никакой вам возможности нету. Неделю в «Париже» гулял. За то и наказан.

В е р а. В Париже?

С т а р у х а. Номера такие за Нарвской. С подачей вина. Еле нашли. Сыщиков нанимала. Денег извела — страсть!.. Ну, я его, болезного, кнутиком поучила и на ключик замкнула.

В е р а (растерянно). Видите ли, он заказал мне перевод книги… С французского на русский… (Она вынула из сумочки рукопись.)

С т а р у х а. Это на кой же?

В е р а. Видимо, намерен издать.

С т а р у х а. Мы, барышня, этим баловством не занимаемся. У нас торговля шорная да скобяная. И сколько ж он тебе заплатил?

В е р а. То-то и оно, что не заплатил. Рядились за пятьдесят.

С т а р у х а. Эва сумма какая!..

В е р а. Можете где угодно справиться, такая цена.

С т а р у х а. Это нам не по средствам.

В е р а (вспыхнула). То есть как?! Работа сделана, извольте уплатить.

Старуха внимательно оглядела Веру, взяла рукопись, взвесила на руке. Потом не спеша надела очки и стала перелистывать исписанные листы.

С т а р у х а. Эк, намельчила.

В е р а (ехидно). Зато на каждом листе слов больше уместилось, ваше степенство.

С т а р у х а (взглянула на нее поверх очков). Языкастая.

М о н а ш к а (забормотала). Господи Исусе Христе…

С т а р у х а. Аминь!

Монашка замолкла.

Ну, бог с тобой. Получай двадцать пять рублев и ступай с богом. (И, порывшись в ридикюле, вытащила ассигнации.)

В е р а (тоном, не терпящим возражений). Дайте двадцать шесть.

С т а р у х а. Ты что, не нашенской веры, что ль? Неужто за баловство четвертного мало? Креста на тебе нет.

В е р а (волнуясь). Как хотите, меньше чем за двадцать шесть не отдам.

Старуха подмигнула монашке. Монашка покатилась с хохоту.

М о н а ш к а. Непременно… Надобно… Ей…

В е р а (вызывающе). А вас, коли не дадите, на весь Петербург ославлю.

Старуха смиренно вздохнула, пожевала губами и вытащила рублевку. Вера взяла деньги и, не попрощавшись, вышла из комнаты.

С т а р у х а. А ну-кась, Фефёлушка, матушка, почитай четьи минеи новейшие. (И протянула монашке выдернутый наугад лист.)

М о н а ш к а (скороговоркой, как читают молитву). «Он обнял ее за талию и привлек к себе, его нервные пальцы забегали по застежкам корсажа».

С т а р у х а. Тьфу-тьфу, бесовское чтение! (Она вырвала из рук перепуганной монахини страницу и швырнула рукопись в печку.) И чтоб Прокофию Степановичу ни нынче, ни завтра никакой еды, окромя хлеба черного да воды вволю!..

Дзинь-дзинь!

К е с с е л ь. Скажите, свидетель, есть ли в вашем магазине револьверы поменьше, которыми можно только ранить или запугать?

Л е ж е н. Есть и поменьше, но мадемуазель предпочла за двадцать шесть.

Второй присяжный многозначительно поднял палец.

А л е к с а н д р о в. А более сильные револьверы у вас были?

Л е ж е н. Конечно.

Александров удовлетворенно сел.

Но их берут, пардон, только для охоты на медведей.

Присяжные рассмеялись. Даже Кони не смог сдержать улыбки.

В т о р о й п р и с я ж н ы й (первому). Нет никакого сомнения, убийство было преднамеренным.

П р и с т а в (вышел на авансцену). Дедушка Крылов. «Волк и ягненок». Басня. (Вынул книжку и стал читать.)

Выходят р я ж е н ы е: один волком, другой ягненком. Оба мужчины рослые. Но один говорит нарочито грубым голосом и старается быть выше, чем есть, а другой пытается съежиться, чтобы стать поменьше, и пищит срывающимся фальцетом. Эта сцена должна напоминать солдатские представления в дореволюционной казарме. Исполнители одеты в вывернутые тулупы, из-под которых видны смазные сапоги, на головах — папахи, лица закрыты деревянными самодельными масками.

Вот солдаты сейчас вам все покажут, а я буду пояснения давать… Видите, рыщет!.. Голодный, стало быть… А Ягненку что? Ему и невдомек… Волку бы накинуться да задрать этого ягненка, ан нет! Ему этого мало. Ему надобно, чтоб ягненок сам попросил: «Я перед вами так виноват, съешьте меня, рвите меня клычищами, Христом-богом молю…»

Р я ж е н н ы й в о л к о м (вдруг зарычал).

П р и с т а в. Ну, дальше волк говорит: «За дерзость такову я голову с тебя сорву». Ягненок, значит, в слезы…

Ряженный ягненком тоненько заверещал.

…«Я, мол, не виноват, я воду не мутил, я ничего вашего никогда мутить не буду». А волк ему в ответ: «Я тебя все равно съем, потому что ты мне, приятель, нагрубил». — «Ну, когда я вам грубости говорил? Ну, когда?» — спрашивает ягненок. А волк отвечает: «Летошней зимой».

Р я ж е н н ы й я г н е н к о м.

П р и с т а в. А волк говорит: «Это мне безразлично. Значит, это был твой брат!..»

Р я ж е н н ы й я г н е н к о м.

Р я ж е н н ы й в о л к о м.

П р и с т а в. Ягненок давай объяснять, что он ни при чем, что он за род не в ответе, да и род-то совсем ни при чем. Но тут уж волк остервенел, не приведи господи, и заорал по-страшному.

Р я ж е н н ы й в о л к о м.

П р и с т а в. Ну, тут волк пасть разинул, клычищами залязгал «и в темный лес ягненка поволок…».

«Волк» с трудом взвалил на плечи «ягненка» и весьма неизящно потащил его за кулисы.

Вот таким путем… Место действия — кабинет прокурора Кесселя, время действия — за неделю до суда.

На игровой площадке перед письменным столом прокурора стоит ф р а н т о в а т ы й к у п ч и к.

(Поднялся к прокурорскому пульту и наклонился к Кесселю, шепотом.) Ваше благородие, Константин Иванович… Явился…

К е с с е л ь. Кто?

П р и с т а в. Купчик этот, Прокофий Степанович.

К е с с е л ь. А-а… Это очень важно. (И сбежал на игровую площадку. Купчику.) Ну? Припомнили?

К у п ч и к. Вот вам крест святой, ваше благородие, ничего.

К е с с е л ь. Вернемся к истокам. Где и когда вы познакомились с девицей Верой Засулич, дочерью Ивана Засулича, ныне покойного?

К у п ч и к. На машкераде.

К е с с е л ь. Что это еще за маскарад?

К у п ч и к. Обыкновенный, ваше благородие. Благотворительный. С нас деньги, а нам — шиш.

К е с с е л ь. А как же вы попали на этот маскарад?

К у п ч и к. А это, ваше благородие, не сразу сделалось. Я туда на третий день попал. Либо на четвертый. Это, значит, началось все в Никитском трактире, потом с Михалычем дома у него гуляли, потом, стало быть, к отцу Селиверсту ездили в храм Спаса нерукотворного за святым причастием. И такое на нас благолепие нашло, что решили тут же идти в пустынь к преподобному Серафиму Саровскому каяться. А попали на машкерад в пользу Красного Креста. Тоже, ваше благородие, дело божеское. Подскочила тут одна с хвостом. «Сколько по вашей силе-возможности положите и получайте нумер». Потом мне говорят: «Что ты, Прокофий Степанович, здесь толчешься, когда в зале выкликают. Ты, может, бюст Вольтера выиграл». Мы, значит, туда. Ну, бюст не бюст, а бутылку хереса получил. Михал Михалыч аж ахнул: «Перст господень!» Ну и помело! А потом Николай нас в таком месте отыскал, что, хоть в батоги берите, не скажу по причине стыдливости.

К е с с е л ь. Это какой же Николай?

К у п ч и к. Дворник наш.

К е с с е л ь. Хорошо. Но мы с вами так и не выяснили, где вы встречались с девицей Верой Ивановной Засулич.

К у п ч и к. На машкераде.

К е с с е л ь. Кто вас представил ей?

К у п ч и к. Студент.

К е с с е л ь. Боголюбов?!.

К у п ч и к. Не обессудьте, ваше благородие, не знаю. Может, и Боголюбов. Фамилию не спрашивал. Мы в драке познакомились.

К е с с е л ь. В какой драке?

К у п ч и к. Ну, в этой, на Николу зимнего, у Казанского собора.

К е с с е л ь (обрадованно). Демонстрация шестого декабря?!.

К у п ч и к (так же обрадованно). Она самая. Мы с бабушкой к дяде Коле на именины ехали, вдруг, вижу, драка: не стоять же сложа руки! Я выскочил из экипажа, дал два раза кому ни на есть, потешил себя и назад.

К е с с е л ь. Итак, вы признаете, что участвовали в студенческих волнениях у Казанского собора и там познакомились со студентом Боголюбовым?

К у п ч и к (удовлетворенно). Истинно так, ваше благородие.

К е с с е л ь. Далее вы встретились на маскараде и Боголюбов свел вас с Засулич?

К у п ч и к. Истинно так, ваше благородие.

К е с с е л ь. Вы передали Засулич для перевода полученную вами из-за границы книгу.

К у п ч и к. Истинно так, ваше благородие.

К е с с е л ь. Книга и перевод были вручены вам. Где они?

К у п ч и к (смущенно). Нету. Ни книжки, ни изложения. В печке сожжены.

К е с с е л ь. Кем?

К у п ч и к. Бабушка не одобрила. «Антихристово, говорит, чтение». Там, ваше благородие, все обстоятельства были изложены и все слова.

К е с с е л ь. Какие обстоятельства и какие слова?

К у п ч и к. Всякие, ваше благородие. Эта книжка по-французски написана, и нашему брату ее читать никак нельзя, потому она русскую натуру очень возбуждает.

К е с с е л ь. На что возбуждает?

К у п ч и к (шепотом). На недозволенное, ваше благородие.

К е с с е л ь. Далее Засулич получила от вас двадцать шесть рублей.

К у п ч и к. Я б ей полсотни дал, как рядились, да бабушка у нас ножевая — страсть.

К е с с е л ь. Получив деньги, Засулич направилась непосредственно в оружейный магазин Лежена, где приобрела револьвер «бульдог», из которого и произвела на следующее утро преступный выстрел в генерала Трепова.

К у п ч и к. Это нам неизвестно, ваше благородие.

К е с с е л ь. Но связь-то вам понятна?

К у п ч и к. Чего не понять, ваше благородие. Дело нехитрое.

К е с с е л ь. Тем самым вы признаете, что участвовали в волнениях у Казанского собора, состояли в знакомстве с Боголюбовым и Засулич, выписывали из-за границы книги, возбуждающие ум русского человека, и финансировали преступную деятельность революционных элементов.

К у п ч и к (обомлел). Чего?.. Как же это можно, ваше благородие. Мы ж в бога веруем, ваше благородие!..

К е с с е л ь (вздохнул). Вернемся к истокам. Где и когда вы познакомились с девицей Верой Засулич?..

А л е к с а н д р о в (встал). Я ходатайствую о приобщении к вещественным доказательствам газеты «Новое время» № 502 за 1877 год, ибо чтение обвиняемой этого номера газеты и послужило толчком к последующим событиям.

К е с с е л ь (вскочил). Категорически возражаю!.. (И кинулся к своему месту за прокурорским пультом.) В этой газете не сказано ничего, имеющего отношение к покушению на Трепова.

К о н и (спокойно). Суд удовлетворяет ходатайство защиты.

П р и с т а в (склонился над Кесселем). Ваше благородие, а с Прокофием Степановичем-то как?

К е с с е л ь (раздраженно). Гони его на все четыре стороны. Только время с ним трачу!..

Купчик стоял на игровой площадке, низко кланяясь. Пристав подошел к нему.

П р и с т а в. Иди, иди.

К у п ч и к. Спасибо, ваше благородие, век буду бога молить.

П р и с т а в. Да какое я тебе благородие.

К у п ч и к. Благородие, ваше благородие. Истинно благородие. Спасибо, вызволили, а то я тут чуть на каторгу не загремел: в политику хотели попутать. Уж чувствовал, как на ногах кандалы звенят. А все Зола проклятая!.. (Уходит.)

А л е к с а н д р о в. Я ходатайствую о прочтении в судебном заседании с целью ознакомления присяжных опубликованной в означенном номере газеты статьи неизвестного автора о публичном сечении арестанта Боголюбова.

К е с с е л ь. Категорически возражаю! Суд приобщил к делу газету «Новое время» № 502 целиком, а отнюдь не какую-то ее часть. Согласно статье 371 Устава уголовного судопроизводства ни один приобщенный к делу документ не может зачитываться выборочно или по частям. Таким образом, газета должна быть прочитана либо целиком от альфы до омеги — все восемь страниц, господа присяжные! — либо не читаться вовсе.

Пауза. Присяжные глядят на Кони.

К о н и (Александрову). Вы настаиваете на прочтении газеты целиком?

А л е к с а н д р о в. Нет. (Сел.)

Пузыри удовлетворенно кивнули. По рядам присяжных прошел шумок.

К о н и. Приступаем к допросу свидетелей защиты.

На игровой площадке за чайным столом семья Грандиевских — д е д, м а т ь, с ы н - г и м н а з и с т и д о ч к а - г и м н а з и с т к а. Из соседней комнаты доносятся упражнения на фортепьяно.

«До-соль-ми-соль… два и-и раз… Стоп. Всю пиесу сначала. И-и раз… И-и два…»

Вошла г о р н и ч н а я.

Г о р н и ч н а я. Барыня, там к барышне барышня.

Д е д. Эк, отчубучила, фефёла. К барышне барышня, барыня, барышня. На дворе трава, на траве дрова. Шитовило-битовило, по-немецки говорило, спереди шильце, сзади вильце, сверху…

М а т ь. Папа! (Горничной.) Проси.

Д е д. Проси, проси! Ждем с нетерпением. Нистерпением ждем.

Вошла М а ш а.

(Кинулся ей навстречу.) Искренне рад. С кем имею честь?

Г и м н а з и с т к а (шепотом). Дедушка!..

М а ш а. Мария Коленкина. Покорнейше прошу прощения, я по рекомендации…

Д е д. Ба, роднуля!.. Петра Петровича Копейкина дочка! И никаких рекомендаций не надо!.. (Пошел обниматься.) Да я ж с твоим батюшкой, голубка моя сизокрылая…

М а ш а. Вы ослышались. Коленкина моя фамилия.

Д е д (шлепнул себя по лбу). О, глухая тетеря!.. Протоиерея Конфеткина племянница?.. Красота ты моя писаная, рисованная!.. Ну, как он, как отец Власий? Редкостной души человек! Грыжу-то ему этот армянин вправил?

М а т ь. Папа!

Г и м н а з и с т к а. Дедушка!

М а ш а. Я не Конфеткина. Коленкина моя фамилия. Ко-лен-ки-на.

Д е д. Пень, пень!.. Коленкина?.. И с Коленкиным имел честь. Поверь, ангелуша голубоглазая моя, нет в России фамилии, с которой бы я не имел чести…

Гимназистка выбежала, вернулась с котенком и положила его деду на колени. Дед стал гладить котенка, пугать его «козой рогатой» и затих.

М а ш а. Елена Михайловна Грандиевская мне надобна.

М а т ь. У нее сейчас ученица. Но если дело не терпит…

М а ш а. Да. Это не терпит отлагательства. И если можно, я покорнейше бы просила…

М а т ь (подошла к кулисе). Ленушка!..

Музыка оборвалась.

Выйди на минутку.

Г о л о с Е л е н ы М и х а й л о в н ы. Мама, у меня урок.

М а ш а. Простите великодушно, Елена Михайловна. У меня к вам неотложное дело.

Вошла Е л е н а М и х а й л о в н а.

Я пришла по поручению присяжного поверенного Александрова.

Д е д. Уж на что редкая фамилия — Финик-Кикосов, а вот знал… Золотое сердце!.. Брысь, паршивец!.. И Жабру знал! Жабра! Каково? А? Ротмистр Жабра! Благороднейший был человек.

Гимназистка нагнала котенка и снова сунула его деду. Дед замолк.

М а ш а. Вы находились в заточении?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Да.

М а т ь (обеспокоенно). Очень недолго, меньше недели.

Г и м н а з и с т. После студенческих волнений у Казанского.

М а т ь. Костя!..

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что вам угодно? Я, простите, очень тороплюсь.

М а ш а. А если бы вы знали, как я тороплюсь… (Поспешно.) Студента Боголюбова секли при вас? Вы присутствовали при экзекуции?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Это было ужасно.

Д е д. Несомненно. Все были в латах и с длинными ружьями.

М а ш а. Что-что?

Д е д. И полно татар.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Дедушка…

М а ш а. Вы хорошо помните, как это было?

Е л е н а М и х а й л о в н а. Как не помнить.

М а ш а. Тогда, пожалуйста, выступите на суде и расскажите…

М а т ь. На каком суде?

Г и м н а з и с т (восторженно). В окружном? По делу Засулич!

Е л е н а М и х а й л о в н а (растерянно). Я, право, не знаю.

М а т ь. Позвольте, позвольте, мадемуазель. Это так неожиданно, так странно…

Г и м н а з и с т. Мама, Лена не должна отказываться.

Е л е н а М и х а й л о в н а. А что значит — выступить?

М а ш а. Вас вызовут к суду и допросят.

М а т ь. Кто допросит?

М а ш а. Ну, все. И Александров, и прокурор, и судья.

М а т ь. Ни в коем случае! Леночка, ни в коем случае!.. Что за предложение!..

Д е д. А то еще был у нас майор по фамилии Колесо. Из хохлов. Отменных достоинств… Брысь, мерзавец!.. Вышел он как-то на рапорт и все запутал, а генерал Терещенко, тоже из хохлов, остроумец, не приведи господи, и говорит: «Катись-ка ты, Колесо, подальше…» Ха-ха-ха!..

Гимназистка поймала котенка и водворила его на место.

Г и м н а з и с т к а. Дедушка-дедушка, а вот котик…

Дед затих.

Е л е н а М и х а й л о в н а. Что вы, я не могу. Это для меня непосильно.

М а ш а. Вам-то не по силам! Вы же были у Казанского, вы не можете не понимать…

М а т ь. Ничего она не может понимать. Хватит с нас этой кошмарной недели!.. Леночка, ну, скажи сама… Умоляю тебя, Леночка!

Е л е н а М и х а й л о в н а (после паузы). Я вынуждена просить прощения. Не думайте дурно обо мне, но меня ждет ученица… (Ушла.)

М а т ь. Мы полностью разделяем ваши стремления, госпожа Коленкина. Но я уверена, что вы найдете другого. Там же их было около сотни, этих несчастных. Я уверена, что кто-нибудь откликнется на ваш призыв. И не судите нас строго. Леночка в таком нервическом потрясении…

М а ш а. Прощайте. (Ушла.)

Г и м н а з и с т (стукнул кулаком по столу). Какой позор!..

Д е д. Ба-бах!.. Мортира четвертого калибра, шрапнелью, пали!.. Ба-бах!..

П р и с т а в. Оригинальный жанр!.. Борьба нанайских мальчиков!..

На авансцену выкатываются сцепившиеся в борьбе д в а к а р л и к а. Они вскакивают на ноги и подножками, подсечками пытаются свалить друг друга. На правой игровой площадке в кресле — Л о п у х и н. Над ним табличка: «Прокурор судебной палаты А. А. Лопухин». На левой площадке — К е с с е л ь. Над ним табличка: «Товарищ прокурора К. И. Кессель». Они говорят, глядя прямо перед собой.

Л о п у х и н (сдерживая раздражение). Видит бог, Константин Иванович, ума не приложу — почему вы отпустили этого купчика. Безупречной стройности доказательство связи Боголюбова и Засулич. Эпизод первый. Казанский собор. Драка. Дерется Боголюбов, дерется купчик. А может, они и раньше были знакомы. Эпизод второй. Боголюбов сводит купчика с Засулич. Перевод возбуждающей умы книги.

К е с с е л ь. «Нана» Эмиля Золя.

Л о п у х и н. Перевод и оригинал сожжены. Факт перевода установлен. И здесь уже вопрос интерпретации. Эпизод третий. Купчик дает деньги, Засулич покупает револьвер… Диву даешься, Константин Иванович, почему вы отбросили такую безупречную версию!..

П р и с т а в (увлеченно наблюдающий за нанайской борьбой). Ну-ка, ну-ка, синенький!.. Толкани-ка желтенького!..

К е с с е л ь. Осмелюсь возразить, Александр Алексеевич. Прокурор должен поступить так, как Геркулес в мифе об Антее. Как известно, Антей был неодолим, когда касался ногами почвы, которая и давала ему чудодейственную силу. Геркулес оторвал Антея от почвы, поднял его в воздух и там задушил. Не является ли в деле Засулич Антеевой почвой экзекуция Боголюбова? Эта почва и дает силу Александрову. Надо оторвать защиту от этой почвы, поднять спор на высоту общих, государственных соображений: нарисовать картину общества, где царствует самосуд и где от ума, а следовательно, и от глупости каждого частного человека зависит признать другое лицо виновным и привести над ним свой произвольный, узкий, подсказанный озлоблением приговор. На этой высоте должен укрепиться прокурор и, увлекши защиту за собой в эту область, разбить ее оружием здравого смысла.

П р и с т а в (дерущимся). Ловко!.. А ты, желтенький? Подсеки, подсеки синенького!..

Л о п у х и н. Обсуждение этих высоких материй дурно отразится на умонастроении общества. А забота о нем — не есть ли наш наипервейший долг, Константин Иванович?..

П р и с т а в.

А к т е р, изображавший нанайских мальчиков, встает и раскланивается.

А ну, прочь отсюда, комедиант!.. Суд продолжается.

Появилась Маша и сделала знак Александрову.

А л е к с а н д р о в (облегченно вздохнул и встал). Я прошу суд допросить свидетеля Голоушева.

К о н и. Свидетель Голоушев.

П р и с т а в (в кулисы). Свидетель Голоушев!

Г о л о у ш е в поднялся на свидетельскую трибуну.

К о н и. Ваше имя, звание и род занятий?

Г о л о у ш е в. Голоушев Сергей, мещанин, студент Петербургского университета.

К о н и. Что вы можете показать по делу о покушении Засулич на генерала Трепова?

Г о л о у ш е в. О покушении, собственно, я ничего показать не могу.

Лицо Александрова приняло страдальческое выражение. Он напоминал сейчас гимназиста, который хотя и сидит на первой скамье, но не может подсказать товарищу, завалившемуся у доски.

К е с с е л ь. Категорически возражаю! Согласно статьям 575 и 576 Устава уголовного судопроизводства, свидетелем может считаться только такое лицо, которое может что-либо показать по данному делу. В противном случае он является свидетелем не по данному делу, а по какому-то другому, не известному ни суду, ни сторонам, участвующим в данном деле.

Кони с согласием кивнул. Кивнули и пузыри.

К о н и. Повторяю. Можете ли вы что-либо показать по делу о покушении Засулич на генерала Трепова?

Г о л о у ш е в. Да. Могу. 13 июля, отбывая срок тюремного наказания за участие в студенческой демонстрации у Казанского собора, я присутствовал при событии, которое явилось причиной покушения Засулич на генерала Трепова.

Александров с облегчением провел ладонью по лбу.

Представьте себе, господа судьи и господа присяжные, отвратительное тюремное здание с душными, лишенными света камерами, в которых томятся до двухсот политических арестантов…

П р и с т а в. Стоп!..

И суд замер.

Волшебный фонарь сюда!

Д в о е с л у ж и т е л е й внесли волшебный фонарь с керосиновой лампой, и на экране над судом в полной тишине быстро, сменяя друг друга, стали возникать изображения диапозитивов: «№ 1. Зданіе тюрьмы». «№ 2. Тюремный дворъ». «№ 3. Арестанты на прогулкѣ». «№ 4. Обѣдъ арестантовъ». «№ 5. Подготовка къ экзекуціи». «№ 6. Позорная скамья». «№ 7. Тюремщики мочатъ розги». «№ 8. Наказуемаго привязываютъ къ скамьѣ». «№ 9. Экзекуція».

«А-а-а!..» — мужской крик. И сотни голосов подхватывают этот крик. Тишина. Свет.

Г о л о у ш е в. То был не стон физической боли, то был мучительный стон удушенного, униженного, поруганного, раздавленного человека! Вот все, что я могу показать по делу Засулич.

Тишина. Присяжные сидят, понурив головы.

К о н и (приставу). Душно. Распорядитесь, чтоб открыли окна.

Ветер, ворвавшийся в зал, вместе со свежестью принес с улицы какой-то гул. Дзинь-дзинь! — ударил о пол пристав. Вера встала.

В е р а. Мне показалось, что такое постыдное дело не может, не должно закончиться ничем, не может пройти бесследно…

На окне появился С а м о х и н, забравшийся, видимо, по водосточной трубе.

Толпа на улице загудела.

В е р а. Я ждала, не отзовется ли оно хоть чем-нибудь, но все молчало, в печати не появилось больше ни слова, и ничто не мешало Трепову или кому-либо другому столь же сильному опять производить такие же расправы. Тогда я решилась ценой собственной гибели доказать, что, ругаясь над человеческой личностью, нельзя быть уверенным в безнаказанности. Я не нашла и не могла найти другого способа обратить внимание общества на эти происшествия. Я не видела другого способа. Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать.

И вдруг в зале заговорило радио.

Радио: «В Петроградский Совет, 5 мая 1921 года. Мне сообщают, что могилы Плеханова и Засулич заброшены. Нельзя ли дать приказ присмотреть, налечь, проверить, Ленин».

К о н и. Господин прокурор!

К е с с е л ь (встал). Господа судьи, господа присяжные заседатели! Я обвиняю подсудимую Засулич в том, что она, имея заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова, 24 января явилась к нему и выстрелила в него из револьвера. При этом я заявляю, что ни порицать, ни оправдывать действия градоначальника Трепова я не буду, ибо не могу судить человека, не выслушав его объяснения. Но и независимо от этого разбор действий господина Трепова я нахожу излишним, ибо каждый может любить или ненавидеть кого угодно, но никто не может нарушить чужих прав, никто не имеет права возводить свои взгляды на степень судебного приговора. Засулич сочла возможным устроить какой-то тайный суд над лицом, сделавшим известные распоряжения. Она сочла возможным соединить в своем лице и прокурора, и защитника, и судью, вынести смертный приговор и сама же привести его в исполнение. Обвиняя Засулич, я защищаю жизнь человека. И я твердо уверен, что никакие самые красноречивые рассуждения не сотрут пятен крови с рук, покусившихся на убийство!

Через авансцену проходит ц ы г а н с медведем. Цыган бьет в бубен, медведь пляшет.

Ц ы г а н . А ну, Мишенька, покажи, как Дуняша по воду ходит…

Медведь показывает.

А ну, Мишенька, покажи, как квартальный Селифан водку пьет…

Медведь показывает.

А ну, Мишенька, покажи, как генерал Трепов студентов лупцует…

Медведь накидывается на цыгана и бьет его.

П р и с т а в. Ты что, дурак!.. Вон!.. Чтоб духу твоего не было!

Ц ы г а н. А ну, Мишенька, покажи!..

Уходят.

П р и с т а в (обращаясь к суду). Виноват, ваше превосходительство, недоглядел…

К о н и. Господин адвокат!

А л е к с а н д р о в (встал). Кто станет отрицать, господа присяжные заседатели, что самоуправное убийство есть преступление? Но смысл покушения, произведенного Верой Засулич, можно уяснить, только сопоставив это покушение с его мотивами. Короткое газетное сообщение о наказании Боголюбова розгами не могло не произвести подавляющего впечатления на всякого, кому знакомо чувство чести и человеческого достоинства. Боголюбов был осужден за государственное преступление. Он принадлежал к группе молодых, очень молодых людей, судившихся за преступную манифестацию на площади Казанского собора. Но физиономия государственных преступлений нередко изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Что был для Веры Засулич Боголюбов? Он не был ей родственником, другом, он не был ей знакомым, она никогда не видела его. Но разве для того, чтоб прийти в негодование от позорного глумления над беззащитным, нужно быть сестрой, женой, любовницей? Засулич не могла оторваться от мысли о Боголюбове. Кто вступится за опозоренного? Кто вступится за судьбу других несчастных, находящихся в его положении? Печать? Но печать молчала. Общественное мнение? Но оно не выползало из интимного круга приятельских бесед. Она ждала, наконец, слова от правосудия. Но о правосудии не было слышно. И вдруг внезапная мысль, как молния, сверкнувшая в уме Засулич: «О, я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик, в моей груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю услышать!..» Господа присяжные заседатели! Не в первый раз на этой скамье является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении. Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям, были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Те женщины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя. В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…

«Борьбу за идею!.. Борьбу за идею!..» — как эхо донеслось с улицы.

И если мотив поступка…

«И если мотив поступка!..» — стогласно откликнулась улица.

…не кажется вам тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно призвать на подсудимую кару законную — да свершится ваше карающее правосудие!..

Вздрогнули присяжные заседатели.

Не задумывайтесь! Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Но как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не может выйти опозоренною!..

«Не может выйти опозоренною!..» — откликнулось эхо. Александров сел. Кони спустился на игровую площадку, где его ожидает министр юстиции г р а ф ф о н П а л е н.

Ф о н П а л е н. Ну, Анатолий Федорович, теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия.

К о н и. Граф, умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме — беспристрастие и спокойствие.

Ф о н П а л е н. Беспристрастие! Беспристрастие!.. Но есть дела, где нужно смотреть так, знаете, политически. Это проклятое дело надо спустить скорей и сделать на всю эту проклятую историю так (он очертил в воздухе крест). И я говорю, что, если Анатолий Федорович захочет, он так присяжным скажет, что они сделают все, что он пожелает! Ведь так? А?..

К о н и. Граф, влиять на присяжных должны стороны — прокурор и адвокат, — это их законная роль.

Ф о н П а л е н. Да, но, повторяю, от вас, именно от вас, правительство ждет в этом деле услуги и содействия обвинению. Я прошу вас оставить нас в уверенности, что мы можем на вас опереться… Что такое стороны? Стороны — вздор! Тут все зависит от вас!..

К о н и. Позвольте, граф. Вы высказываете совершенно невозможный взгляд на роль председателя, и могу вас уверить, что я не так понимал эту роль, когда шел в председатели, не так понимаю ее и теперь. Председатель — судья, а не сторона, он держит в руках чашу со святыми дарами, он не смеет наклонять ее ни в ту, ни в другую сторону — иначе дары будут пролиты… А если требовать от председателя не юридической, а политической деятельности, то где предел таких требований, где определение рода услуг, которые может оказать иной, не в меру услужливый, председатель? Нет, граф! Я вас прошу не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей.

Ф о н П а л е н. Тогда вот о чем я вас попрошу… Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай… На всякий случай. А?

К о н и (еле сдерживаясь). Что вы имеете в виду?

Ф о н П а л е н. Ну, какое-нибудь незначительное нарушение процедуры.

К о н и. Я председательствую всего третий раз в жизни, ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно не стану, считая это совершенно несогласным с достоинством судьи и принимаю такое предложение ваше просто за шутку.

Ф о н П а л е н. Нет, какая шутка?! Я вас очень прошу, вы это так умно сумеете сделать…

Кони молча поклонился и вернулся на свое место. Дзинь-дзинь!.. — звякнул колокольчик пристава.

К о н и. Господа присяжные заседатели! Судебные прения закончены, и вам предстоит произнести ваш приговор. Произносите его по убеждению вашему, глубокому, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести. Напоминаю вам, что, если вы признаете подсудимую виновной, вы вправе признать ее также и заслуживающей снисхождения. Обсуждая основания для снисхождения, припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич.

Фон Пален с игровой площадки делает Кони знаки: сперва возмущенные, потом умоляющие, потом негодующие и наконец, обессилев, опускается в кресло.

Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре вашем скажется тот дух правды, которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи.

Присяжные встали и понуро, гуськом, прошли в комнату для совещаний. Пристав запер их на ключ.

Объявляю перерыв.

П р и с т а в (дзинь-дин!..) Перерыв!.. Но не для вас, уважаемая публика. Сидите на своих местах спокойно — во всяком случае, те из вас, которые могут сидеть спокойно, ешьте конфетки — те из вас, кто может есть конфетки, только вот курить, к сожалению, нельзя — пожарная охрана запрещает. И смотрите, и слушайте, внимательно слушайте, что происходит во время перерыва, пока присяжные там, запертые вот на этот ключ, думают…

Кони спустился на игровую площадку.

Ф о н П а л е н. Помилуй бог! Анатолий Федорович, дорогой мой, что вы наговорили!..

К о н и. Долг председателя объяснить присяжным их права.

Ф о н П а л е н. Государь ждет сурового приговора, а они вам сейчас напишут: «Виновна, но заслуживает снисхождения».

К о н и (устало). Мне представляется, что это не пошло бы вразрез с фактами.

Ф о н П а л е н (ярясь). Никто вас не тянул за язык. Я не могу одобрить ваших действий.

Вошел Л о п у х и н.

Л о п у х и н. На улице неспокойно. Можно ожидать беспорядков.

Ф о н П а л е н. Вот видите!..

Раздался резкий звонок.

П р и с т а в. Ваше превосходительство! Присяжные звонят. Готовы-с!

Ф о н П а л е н (обеспокоенно взглянул на часы). Так скоро?

П р и с т а в. Встать! Суд идет!

Вера, Кессель и Александров встали. Кони занял свое место. Все сели.

К о н и. Продолжаю заседание окружного суда. Господин пристав, пригласите господ присяжных.

Пристав повернул ключ в замке и отворил дверь. Справа и слева у портала появились б а р а б а н щ и к и. Тихая, нарастающая дробь. Но из двери никто не вышел. Дробь нарастает, как в «смертельном» номере в цирке. Наконец в дверях появился старшина присяжных надворный советник Л о х о в. За ним — о с т а л ь н ы е. Резкими ударами барабанщики отмечают появление каждого. Под барабанный марш присяжные сели. Еще один барабанный удар, и тишина. Барабанщики замерли у порталов, как изваяния. Пауза.

Господин старшина присяжных, огласите вердикт.

Лохов встал. Губы его дрожали. Левой рукой он судорожно сжимал поручень барьера, в правой чуть трепетал вопросный лист. И снова возникла тихая барабанная дробь, аккомпанирующая словам Лохова.

Л о х о в. «Виновна ли Засулич в том…

Тр-р! — рокочут барабаны.

что, решившись отомстить…

Тра-тара-та-та!

градоначальнику Трепову…

Та-там!

за наказание Боголюбова…

Тра-та-та-та!

и приобретя с этой целью револьвер…

Та-там!

нанесла…

Тра-та-та!

генерал-адъютанту Трепову…

Та-та!

рану…

Тра-та-та-та!

в полость таза пулею большого калибра?»

Тра-та-та!

Лохов выдержал паузу. Тихая, сухая дробь, тишина.

Нет, не виновна.

С а м о х и н (на окне). Нет!.. Не виновна!..

«Нет!.. Не виновна!..» — отозвалась улица стогласным эхом. «Не виновна!.. Оправдана!.. Ура присяжным!.. Виват!» — кричат за дверями фойе.

К о н и (невозмутимо). Закрыть окна!

И вновь тишина.

Подсудимая Засулич! Вы свободны!

П е р в ы й к о н в о й н ы й. Сабли в ножны!

И конвойные, стуча коваными сапогами, промаршировали к выходу. В тот же момент в зал ворвалась т о л п а с т у д е н т о в, среди них Н и к о д и м и С а м о х и н. Они бросились на сцену, к скамье подсудимых, подхватили Веру и на руках через весь зал понесли к выходу.

С т у д е н т ы. Ура!.. Вера!.. Верочка!.. Браво, присяжные!.. Ура!

Л о п у х и н (выскочил на авансцену). Стойте!.. Государь повелел арестовать Засулич и передать дело на повторное слушанье в особом совещании!

Но студенты уже вынесли Веру из зала.

Радио: «Так покинула Петербург вчера еще никому не ведомая слушательница акушерских курсов, ныне гордость России, «героическая гражданка», как любил обращаться к ней Фридрих Энгельс, «героическая Вера Засулич», как назвал он ее в предисловии к «Коммунистическому манифесту».

На опустевшей сцене — ф о н П а л е н и К о н и.

Ф о н П а л е н. Все просто возмущены вашим резюме, вашими потачками этому негодяю Александрову, наконец тем, что вы допустили допрос свидетелей, позорящих Трепова. Государь император завтра же потребует от меня указа о вашем увольнении.

К о н и. И что же вы, как министр юстиции, ответите на такое требование? Ведь судьи несменяемы без уголовного суда.

Ф о н П а л е н. Я не намерен пререкаться из-за этого с государем. Благодарю покорно!.. Вот что, уважаемый Анатолий Федорович, уполномочьте меня доложить государю, что вы считаете себя виновным в оправдании Засулич и, сознавая свою вину, просите об отставке.

К о н и. Удивляюсь, как вы можете предлагать мне это.

Ф о н П а л е н (изменил тон). Но что вас удерживает на месте председателя Петербургского суда, вы думаете, вам теперь легко будет его занимать?

К о н и. Я не жду ничего отрадного. Меня не привлекает мое положение. В адвокатуре, двери которой для меня открыты, я без труда получу вдесятеро больше… Но я думаю о том, что скажут судьи, сидящие где-нибудь в Череповце или Изюме. «Если уж его, стоящего на виду и сравнительно независимого, можно было так припугнуть, — скажут они, — то что же могут сделать с нами?..» Вот во имя этих череповецких и изюмских судей, во имя того, чтоб законность торжествовала в Череповце и в Изюме, я не смогу дать вам полномочий, о которых вы говорите.

Дзинь-дзинь!..

П р и с т а в. Стойте! Ну, куда вы торопитесь?! Сидели два часа двадцать минут, посидите еще минуту, от вас не убудет. И настроение никому не испортите — ни артистам, ни соседям… (Улыбнулся.) Ну, вот и все. Героическая хроника была? Была! Отступления в разных жанрах были? Были! Чего вам еще не хватает, уважаемые зрители? Ах да, фейерверка!.. Вот вам и фейерверк! (Вынимает из кармана ракетницу и выпускает петарду, разлетающуюся разноцветными огнями.)

С треском лопаются пузыри.

Конец. (Обернулся к кулисам.) А ну, артисты, на поклон, марш!..

Барабанщики начинают бить в барабаны, артисты выходят и раскланиваются.

З а н а в е с.