Гвардеец Бонапарта

Глава 4

Доминик Юкс был без шляпы, в длинном плаще с привязанным капюшоном. На улице, за его спиной, виднелась черная коляска, правда, на сей раз, без роз.

Лаура почувствовала дрожь во всем теле. Разум приказывал ей захлопнуть дверь перед носом мужчины, однако, тело девушки отказывалось ей повиноваться.

– Мадемуазель Шартье, – произнес гость тихим низким голосом. – Прошу извинить меня за столь поздний визит. Уже стемнело…

– Ну, закат солнца от вас все-таки не зависит, – ответила девушка, – как бы высоко вы себя не мнили. А теперь, если позволите, я отправлюсь спать.

Доминик рукой придержал дверь.

– Мадемуазель, вы можете сделать это через мгновенье после того, как я скажу вам, ради чего пришел сюда.

– Сент Джон! – позвала Лаура.

Темнокожий бухгалтер, весело улыбаясь, облокотился на прилавок, ожидая приказа.

– Вытолкай вон этого невежу!

Рот слуги растянулся еще шире.

Сент Джон потянулся и сказал:

– Сильно жалею мадмзель, но старые кости сегодня сильно устать, чтобы толкать грубиянов.

– Сент Джон! – возмущенно воскликнула девушка, но тот только махнул рукой и вышел в заднюю дверь.

Доминик сбросил свой плащ, кинул его в кресло, при этом, на его черном жилете сверкнули алмазные запонки. Затем Лаура увидела, что его взгляд упал на новую витрину с табаком и непроизвольно ругнулась про себя, на Сент Джона, который все-таки поставил привезенный днем табак на самое видное место.

– Хороший парень этот Сент Джон, – улыбаясь, произнес ночной гость, – у него глаза художника и душа пирата. Мне это нравится в людях.

– Я чертовски удивлена, сэр, вашим визитом, – сказала девушка по-английски, не желая разговаривать на более дружелюбном французском языке, и решила держать гостя на определенной дистанции.

– Я так понимаю, что вам не нравятся пираты, – Доминик тоже перешел на английский.

– Я презираю вымогателей и приставал. У меня есть на то причины.

Она ступила за прилавок и сделала попытку посмотреть ему в лицо.

– Ну, так чего же вы хотите?

– Я не собираюсь у вас что-то вымогать.

– Если вы пришли с новыми подарками, то бросьте их в мусорное ведро.

– Это не дар, Лаура, – сказал мужчина и его голос дрогнул, когда он произнес ее имя. – Я всегда, как говорят в Кентукки, честно плачу долги.

– Вы мне ничего не должны.

– Вы удивительно щедры, но я кое-что у вас сломал, – с этими словами мужчина полез к себе в карман и достал оттуда маленькую коробочку, перевязанную лентой. – Вот, это вам.

Лаура посмотрела на то, что он подал так, словно ей передавали паука. Однако, в конце концов, любопытство победило, и девушка положила коробку на прилавок. Затем она развернула бумагу и ее взору открылась маленькая хрупкая трубка, сделанная из слоновой кости, и украшенная русалками и морскими водорослями. Мундштук у трубки был из золота, потемневшего от возраста.

– Где вы это взяли? – благоговейно разглядывая трубку при свете свечи, спросила Лаура.

– Купцу приходится много ездить. Так сразу невозможно вспомнить.

Девушка положила трубку.

– Сент Джон сказал, что у вас есть склады, почему я их не видела?

– Возможно, вы просто не заходили в городе так далеко. Это в Треме, возле кладбища.

– О! И все же я должна была бы вас заметить.

– Так оно и случилось, если бы мне довелось подольше побыть в Новом Орлеане, но я был во Франции, служил императору.

– Выходит, Сент Джон был прав. – Лаура не могла удержаться от чувства гордости за соотечественника и, может быть, даже испытала легкое, ну совсем чуть-чуть, восхищение.

Она непроизвольно перешла на французский и вышла из-за прилавка.

– Наполеон очень нравится моему папе. Отец так жалел о том, что с ним произошло.

Глаза гостя потемнели, в них отразилась скрытая боль.

– Уи, мы все о нем жалели. – Доминик Юкс взял свой плащ, взглянул на дверь и тихо сказал: – Это была длинная война. Может быть, поэтому мои манеры так грубы. Я совсем забыл, как себя вести в приличном обществе.

Неожиданно Лаура почувствовала, что не хочет, чтобы он уходил, но быстро сказала:

– А Сент Джон часто ругает мои манеры и то, как я себя веду. Сейчас, например, он ругает меня за курение или за то, что я размахиваю ружьем перед другими людьми.

Мужчина посмотрел на нее и печальные тени в его глазах сменились откровенной иронией.

– Ренато Белуши обратил внимание на ваше длинное ружье. Возможно, вам действительно стоит достать кремень.

Несколько мгновений они улыбались друг другу, словно два заговорщика, для которых достаточно и намека, чтобы понять о чем идет речь, но внезапно, выражение лица Доминика изменилось. Его взгляд стал темным от страсти. Он сделал пол шага вперед и прикоснулся к запястью девушки. От неожиданности Лаура почувствовала себя так, будто в нее ударило током. Она отшатнулась назад и бросила между собой и Домиником трубку словно это был талисман, который может защитить ее от опасности.

– Вы пришли только из-за этой трубки?

– Уи. И еще, чтобы принести свои извинения. Я должен был возместить вам убыток за то, что напугал вас в саду.

– Вы меня не напугали, – тихо, совсем тихо, сказала девушка, растерянно глядя на подарок, – и вам не надо тратить деньги на цветы… и табак.

Доминик посмотрел на нее и, впервые, показался ей несколько смущенным.

– С теми розами… О, возможно, мадемуазель, тут я зашел слишком далеко. На полях сражений мужчины часто мечтают совершать множество глупостей, может быть, потому что не уверены, удастся ли им прожить достаточно долго, чтобы воплотить их в жизнь.

Выходит, что он уже сожалеет о своих подарках. Может быть, Доминик Юкс уже думает, что мог бы добиться своего без всех этих даров? Возможно даже, что он считает ее такой же доступной и легкомысленной как ее мать.

Скрывая свои чувства за натянутой улыбкой, Лаура направилась к двери.

– Конечно я возмещу вам стоимость табака, который Сент Джон принял вопреки моим указаниям. Спокойной ночи, месье Юкс.

– Спокойной ночи? – Доминик сузил свои глаза, посылая девушке суровый укоризненный взгляд. – Я что, опять чем-то задел вас и вызвал ваше раздражение?

– Нет, во всяком случае не сейчас – Лаура придержала дверь открытой и посмотрела в сторону, стараясь не обращать внимания на искру взаимной симпатии, пробежавшей между ними.

– Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы играть в детские игры, Лаура Шартье.

Девушка взглянула в глаза собеседнику.

– Тогда зачем вы вообще пришли? Уж, конечно, не ради трубки?

– Нет, не ради. Хотя, я и хотел, чтобы вы приняли этот подарок. Эта трубка принадлежала моей прабабке.

– Ага, значит, это семейная реликвия? Тогда я не могу ее принять.

– Я хочу, чтобы ты сохранила ее, Огонек.

– Я бросила курить… – Лаура даже не заметила, что он, впервые обратившись к ней на «ты», назвал ее как-то по особенному ласково.

У него дрогнул мускул на лице.

– С первого раза вам никогда это не удастся. Возьмите трубку, в знак моего уважения и как обещание, что я никогда, впредь, не причиню вам зла.

Набросив на плечи плащ, Доминик Юкс поклонился и пошел к выходу. Он взобрался на место кучера, взял бич, другой рукой сжал поводья, затем раздался резкий удар хлыста, и лошади резво рванули с места.

Сжимая в руке маленькую трубку из слоновой кости, Лаура проводила экипаж взглядом. «Мадемуазель Огонек», как все-таки странно он ее назвал!

– Старый Мейзи не сильно хороша, мисс Лаура, – говорила Ида, когда на следующее утро вынесла сидящей в саду хозяйке поднос с завтраком.

Лаура не пошевелилась, и тогда темнокожая женщина, поставив поднос рядом с девушкой, уперлась кулаками в свои широкие бедра и добавила:

– Наверное, кто-то сунуть сушеную ящерицу ей под дом и заколдовать старуху.

Лаура сунула вчерашний подарок Доминика в одну из складок своей юбки и рассеянно посмотрела на служанку. Ей не сразу удалось снова вспомнить необходимые английские слова.

– Извини, пожалуйста, Ида, что ты сказала?

– Мейзи совсем плоха, – женщина налила чаю в фарфоровую чашку и подала хозяйке. – Кто-то заколдовал ее.

– Да ведь ты, кажется, не веришь в колдовство?

Пожилая служанка намазала толстым слоем масла кусок бисквита и пожала плечами.

– Не знать чему и верить, плохие времена. Мейзи сильней хворать.

– Я знаю, но она сюда не вернется. – Лаура взяла чашку и вздохнула. – Она слишком долго была рабыней.

– И ей не слишком много осталось на этом свете. – Ида снова пожала плечами. – Сушеная ящерица, я вам точно говорить.

– Дело не в сушеных ящерицах, Ида. Ты просила ее вернуться к нам?

– Просила пока мое лицо не стал синим как у утопленника. Она никуда не собиралась. Мейзи слишком убиваться о своем мальчике Тими с той поры, как ваш папа продавать его тому старику Вилье.

Лаура поморщилась.

– Я еще тогда говорила, что у папы каменное сердце.

Ида отодвинула поднос и села рядом с девушкой.

– Моя и Сент Джон скопить немного денег. Я хочу вас попросить сделать кое-что.

– Ну конечно, Ида, все что угодно.

– Сходите и попросите старый генерал Вилье продать Тима назад. Я вам дам денег.

Глаза Лауры стали влажными от слез. Она положила ладонь на плечо Иды и покачала головой.

– Я уже говорила с его сыном, майором Габриэлем, но он сказал, нет.

– Может, если бы мы дали еще денег…

– Дело не в деньгах. Он сказал, что Тим превосходный работник. – Лаура с трудом выговаривала слова. – Майор Габриэль сказал, что ни за какую цену не расстанется с ним потому, что он ему нужен, как управляющий на тростниковых плантациях.

– Тогда это все бесполезно. – Подбородок Иды вздрогнул, по ее щекам заструились слезы.

Она встала со скамейки и прямо по траве пошла к домику для прислуги, и уже входя внутрь сказала:

– Мейзи хорошо умереть и Тиму тоже.

Лаура с трудом сглотнула комок, подступивший к горлу. Ида была права. Если Тима не удастся вернуть, старая Мейзи, действительно очень скоро умрет от печали. Оставалось сделать только одно – ей надо попытаться еще раз съездить на плантацию к Вилье и попытаться договориться с ним.

Через пять с половиной часов Лаура вся кипя от негодования, вышла из дома Габриэля Вилье. Вскочив в свою зеленую с высоким верхом двухместную коляску, она вытянула свою лошадь плетью по спине и, пугая кур и собак, помчалась прочь.

На протяжении девяти миль дорога в Новый Орлеан шла вдоль реки по дамбе. Неожиданно Лаура заметила впереди, в тени высокого кипариса, мужчину, сидящего на лошади. Одной рукой натягивая поводья и останавливая кобылу, другой рукой девушка достала из сумочки пистолет и навела его на незнакомца.

– Если ты собираешься грабить меня, то лучше сразу убирайся в ту дыру, откуда вылез, пока я туда сама тебя не отправила! – закричала она по-английски.

– Да зачем бы мне вас грабить, мадемуазель Шартье, когда я просто хотел справиться о вашем здоровье. – Из тени огромного дерева выехал на прекрасном вороном жеребце Доминик Юкс.

На сей раз на нем была отделанная бахромой куртка из оленьей кожи и брюки из хлопка.

– Вы снова следили за мной!

– Уи, – он был несносен.

– Да как вы осмелились, сэр!

Натянув поводья возле ее повозки, мужчина прикоснулся к полям своей мягкой широкополой шляпы. Если на него и произвело впечатление оружие, нацеленное прямо в лоб, то вида он, во всяком случае, не подал.

– Я как раз поехал прокатиться верхом и случайно наткнулся на Сент Джона.

– Случайно натолкнулись на Сент Джона?

– Да, и он сказал мне, что вы, совсем одна, отправились к Габриэлю. Я такой несносный и капризный парень решил поехать и увериться, что вас не обидит какой-нибудь нахал.

– Ага, а я чуть не подстрелила этого «нахала».

– Ну, надо же мадемуазель! Вот было бы забавно.

– Вы так считаете? – Убрав оружие в сумочку, Лаура взяла хлыст и откинулась назад, пока кожаные края пролетки не скрыли ее от Доминика. Затем оттуда послышался ее голос. – Подайте назад, чтобы колеса не задели вашу лошадь.

Мужчина положил руку на край повозки и, наклонившись, посмотрел на сидящую в ней девушку.

Лаура вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать и стало так жарко, словно дыхание мужчины коснулось ее обнаженной груди. Она почти физически ощущала, как у нее на шее набухла и тяжелыми толчками пульсирует вена. Обеспокоено подняв свой взгляд на Доминика, она увидела, что и у него в ямке между ключиц бьется пульс.

– Знаешь, Огонек, мне придется на несколько дней уехать из города, – девушка судорожно сжала свой хлыст, а он продолжал, – может быть, ты согласилась бы сходить со мной на концерт в следующую субботу?

Лаура покраснела.

– Но, мы ведь… мы едва знаем друг друга, месье. Я уверена, что вы шутите.

– Я бы ни за что не стал шутить такими вещами как «Бранденбургский концерт» или моим желанием пригласить тебя. Если ты согласна, то в девять часов я заеду за тобой.

– Я… я не могу. – Глаза Доминика Юкса сузились, придавая ему угрожающий вид.

– Вас уже пригласили?

– Нет… то есть, да!

– Жаль. А этот парень, можно узнать его имя?

– Имя? Это… это вас не касается. А сейчас я должна ехать.

Вместо того, чтобы уступить ей дорогу, Доминик спрыгнул с лошади прямо в ее коляску. Не обращая внимания на протестующие крики Лауры, мужчина взял вожжи и хлестнул кобылу.

Коляска съехала с дороги, и следом за ней двинулся, как привязанный, его вороной жеребец.

– Вы слишком много себе позволяете месье Юкс, возмущенно воскликнула Лаура, чувствуя себя отрезанной от мира кожаными боковинами пролетки.

– А это, Лаура, один из моих недостатков, – улыбнувшись, ответил Доминик.

Эти слова прозвучали почему-то странно на его изысканном французском.

– Убеждена, что вину за этот свой недостаток, вы тоже отнесете к наполеоновским войнам.

Белоснежные зубы Доминика ослепительно сверкнули, когда он улыбнулся.

– Хотел бы, но, видишь ли, Огонек, если бы я так сказал, то это было бы бесцеремонно по отношению к исторической правде.

– В таком случае, выходит, ваше высокомерие и нахальство не имеют никакого извинения.

– Вы наносите мне тяжелые раны, но, похоже, что вы правы. Я происхожу из большой семьи, нас там был целый выводок, и нахальство было необходимым качеством для того, чтобы получать достаточно еды.

Девушка немного смягчилась.

– Значит у вас была бедная семья?

– Нет, чертовски богатая, но за столом сидело всегда так много ртов, что только самые быстрые и сильные получали добавку.

– Уж я не сомневаюсь, что именно вы были самым быстрым и сильным, – неодобрительно сказала девушка, глядя уголком глаза на длинное мускулистое тело своего спутника.

Его полотняные, обтягивающие брюки практически не скрывали сильные мускулистые бедра мужчины, и даже его толстая куртка из оленьей кожи не могла скрыть мощную грудь и крутые бицепсы.

Внезапно Лаура испытала жгучее желание прижаться губами к его сильной шее и прикоснуться кончиками пальцев к волоскам, которые выглядывали из расстегнутой у него на груди сорочки.

– Твои глаза похожи на два пламенеющих озера, Огонек!

Смутившись, она резко отвернулась и наклонилась вперед, чтобы выглянуть из коляски и посмотреть, где они едут.

Доминик восхитился тем, как плавно ее горло и подбородок переходят в нежную округлость щек, чуть порозовевших от смущения. Сверкающая масса волос девушки поддерживалась на ее голове испанскими гребнями, оставляя открытыми постороннему взору классическую стройную, как у античных статуй, шею девушки.

На Лауре было белое муслиновое платье того самого фасона, который Доминик обычно терпеть не мог, оставлявшее значительную часть девичьей груди открытой взору мужчины. И сейчас, глядя на ее декольте и розовую, словно прозрачную, кожу девушки, он подумал о том, что, пожалуй, этот фасон ему может со временем понравиться. Доминик поерзал на сидении и отвел взгляд от груди Лауры, однако, в следующее мгновение почувствовал, как теплое, упругое бедро девушки прикоснулось к его ноге и сквозь легкую ткань ощутил нежность девичьего тела.

«Этак мы разожжем костерок, который потом нелегко будет залить», – подумал Доминик, однако, не сразу нашел в себе силы, чтобы заговорить.

Первой подала голос Лаура.

– Я думаю, что вам пора оставить меня, – в этот момент они приближались к домику, стоявшему рядом с дамбой. – Нас могут увидеть.

– Ну и что? – жарким шепотом спросил он.

– Уверена, что даже такой отвратительно воспитанный человек как вы может догадаться, что случится с моей репутацией.

– А, понятно! – Доминик остановил лошадь и пристально посмотрел в глаза Лауры. – Я обещал никогда не причинять вам беспокойства и сдержу это обещание. А в город я отправлюсь отсюда напрямик. Адью, и до субботы, мадемуазель Шартье.

– До субботы?

– Вы обещали пойти со мной на концерт.

Он взял поводья в руки и прямо с коляски вскочил на спину жеребцу, затем приподнял, прощаясь, шляпу, повернул лошадь и галопом помчался по полю к рощице из апельсиновых деревьев.

– Вы сами будете слушать Баха в субботу, месье Юкс! – крикнула ему вслед Лаура и взяла поводья дрожащими руками, но прошло еще несколько минут, прежде чем она нашла в себе силы тронуться с места и поехать в город.