Глава 10

А вспомнить было что, тем более, этот приступ агрессии заставил заглянуть внутрь себя. Открыть, так сказать, «Ящик Пандоры». Или, наоборот, закрыть случайно отщёлкнувший замок?

Чтобы разобраться в этом вопросе, времени у меня имелось предостаточно. Да и чем ещё, как не самокопанием и рефлексией заниматься в одиночной камере без еды, воды и ясных перспектив на будущее?

Для начала, наверное, следует объяснить, что это вообще было такое в баре? Потому как под обычное определение «вспышка агрессии» произошедшее там подходит, только если натянуть это определение на сову, а её саму — на глобус.

Дабы объяснить, что это за феномен, психологи и психиатры из моего родного мира очень долго сверяли мой психологический портрет со всеми трактатами их многогранной науки. Когда это не принесло хоть сколь-нибудь заметного результата в комплексе процедур «возвращения» меня к нормальной жизни — люди в белых халатах перешли к более радикальным методам.

Таким, как переселение моей бренной тушки в предовощном состоянии в комнату с мягкими стенами и последующим переходом от ввода стимулирующих нервную систему препаратов внутривенно и внутримышечно к полноценной нейростимуляции мозга с помощью тока, разных токсинов и всего того, что официально запрещено женевской конвенцией.

Сам до сих пор задаюсь вопросом: а как я выжил вообще? Ни один человек, даже самый сильный и здоровый, находясь в моём тогдашнем состоянии овоща, который и понимал-то всё с трудом и заметным опозданием, стопроцентно отдал бы своему Богу душу.

Однако же выжил...

Моё «возвращение» в мир началось с того же, с чего и отплытие из него. Меня всё достало! Вялые нейроны в моём мозгу сложились в одну простую мысль, когда их в очередной простимулировали током: «Как же вы все меня заманали!», а так как моё состояние курировалось на мониторах во время эксперимента, то умный компьютер декодировал послание и вывел учёным на мониторы. Причём декодировал правильно, со всей эмоциональной глубиной, подчёркнутой шрифтами и самой фразой на пяти языках мира, со всеми вариантами этого «заманали».

Поражённые столь чёткой мыслью впервые за три месяца бесплодных экспериментов, учёные не сразу заметили, что подопытный порвал ремни, удерживающие его, и целенаправленно бьёт зеркало, за обратной стороной которого и находилась контрольная комната.

Что самое удивительное, та вспышка гнева отложилась у меня в голове до мельчайших подробностей. Начиная окружающей обстановкой и кончая болевыми ощущениями от прохождения сквозь выбитое бронестекло.

Помню лицо лидера группы учёных. Ту гримасу ужаса и отвращения. Как потом выяснилось, ужас и отвращение были направлены не в мою сторону, но в сторону того, что я из себя представлял. Весь в осколках и крови, с животной яростью во взгляде. Спросил только одно:

— Почему вы это продолжаете? Почему не эвтаназия? Мои родители дали согласие, я знаю, слышал ваш разговор.

— Понимаете ли, — взяв себя в руки, задушевно начал док, — официально вы мертвы.

«... официально вы мертвы», — три слова, смысл которых доходит до меня сразу. Кулак влетает в челюсть молодому светилу русской науки в области психиатрии, нейролингвистики и ещё пары областей, названия которых уже вымылись из моей памяти. Но всё же решаюсь уточнить:

— В смысле: мёртв?

— Карл Альбертович имел в виду то, что вы по документам мертвы, — поспешил разъяснить помощник учёного. — Ваши родители уже захоронили тело с помощью кремации и развеяли ваш, я извиняюсь, прах.

Эта новость чуть было не откинула меня обратно к состоянию овоща. Когда подоспела охрана, я просто сидел на любезно предоставленном помощником стуле, смотрел в стену пустыми глазами и рвал волосы на голове.

Мне просто не верилось в то, что родители — люди, у которых на уровне инстинктов прописана защита потомства — могли отдать сына на такие чудовищные эксперименты. В тот момент я не мог думать ни о чём другом, даже слова о том, что родители получили и кремировали тело не закрепились в сознании.

Позже. Много позже суть этого эксперимента открылась мне. Учёные головы желали обуздать человеческую ярость, научится контролировать человека в таком состоянии, в котором он сам себя контролировать не в силах.

Но то было лишь следствие — не причина. Причина скрывалась в самом далёком прошлом. Настолько далёком, что даже под гипнозом вспоминались лишь неясные силуэты-образы, обрывки, но ничего цельного.

«Всегда знал, что во мне сидит зверь», — ответил на вопрос врача. Что он точно спросил не помню.

Вообще смутно помню те дни «после» собственного возвращения и до того, как меня выпустили из стен обычного, на первый взгляд, НИИ. Где я был зачислен по просьбе своей матери уборщиком на лето. «Легенда, не более, чем красивая байка. То, что происходит внутри этого НИИ, должно оставаться там».

Касательно моего воскрешения из мёртвых в обычном мире проблем особых не возникло. В некоторых местах бюрократического аппарата моей великой и необъятной родины Александр Харьков, официально покойный месяцев семь, и вовсе числился живым и бодрствующим. А вместе с этим отмывались и прогонялись просто неземных масштабов суммы денег. Спросить-то официально не с кого.

Родителям же доказать, что я не верблюд, а их собственный сын, оказалось одновременно и проще и сложнее. Мать поверила сразу. Как говорила: «учуяла родную кровь», а вот отцу пришлось доказывать то, что я — не Лжеалександр Второй. Нет, конечно, доказал, но вот «почему Второй?» — вопрос так и остался по сию пору невыясненным.

Упоминания о том случае, когда во мне впервые проснулся зверь, на момент моего возвращения в большой мир были стёрты отовсюду, лишь некоторые участники и свидетели, которые остались в живых, помнили тот вечер ярче, чем им хотелось бы.

Точно помню, что шёл дождь. Противный, моросящий, делающий мокрым буквально всё, что под него попало. Также промокли и мои сигареты, я стоял и чиркал дешёвой зажигалкой, прикрывая пламя рукой от ветра, пытался прикурить.

Точно помню, зачем стоял и мок под дождём. Ждал девушку, первую девушку. Самую красивую из всех, как я тогда думал. Очень долго ждал и уже полчаса подряд не мог прикурить одну сигарету. Изредка отвлекался от этого увлекательного занятия, дабы мельком посмотреть на экран смартфона: ну как вызов пропустил? Или СМС о том, что всё отменилось.

Когда в очередной раз посмотрел на экран телефона, часы показывали уже одиннадцать тридцать шесть, а батарея смартфона находилась в красной зоне. «Он тоже продрог, совсем как ты, Старина. Но ты же обязательно дождёшься? Ты сделан из более прочного сплава, нежели этот дешёвый телефон!». «Да, обязательно дождусь», — отвечаю сам себе, шепча в пустоту. Состояние такое, что зуб на зуб уже не попадает, но я упорно продолжаю стоять и надеяться на встречу.

Надежда отпустила меня только к часу ночи, когда смартфон в последний раз показал время, жалобно пиликнул и издох. «Не пришла? Ну и хер с ней, старина! Не кисни, лучше пошли домой, завтра на свежую голову всё решим». «Да», — такое простое слово, но какого труда оно стоило. Как морально, так и физически. Мышцы лица свело от холода, а сердце обливалось кровью.

Во двор родного дома пришёл ближе к трём. Как добирался — не помню, что делал — не помню. Увидел её, смеющейся над шуткой нашего одноклассника и по совместительству первого красавчика во всей школе. Много ума мне, промокшему, потратившему в пустую время, а потому злому, как собака, не понадобилось, чтобы быстро сложить «два плюс два».

Быстрой походкой подошёл, громко кашлянул в кулак, спросил:

— Нормально ли сидится? — она узнала мой голос и прекратила смеяться.

— Было лучше, пока ты не подошёл, — дерзко ответил одноклассник. — А потому изволь съебаться, не порти нам с дамой вечер.

Не обращая внимания на его слова, специально, чтоб позлить, облокотился на подъездную дверь. Прикурил сигарету из новой пачки «Жока», купленной в ларьке на последние деньги.

— Может, дама скажет своё слово прежде, чем я вас покину? — почему-то я чувствовал, что делаю всё правильно и вещи идут так, как должны идти.

— А может ты таки сбрызнешь отсюда в темпе вальса? — терпение красавчика явно подходило к концу. Моё же только росло с каждой минутой этого неловкого молчания с Катиной стороны.

Одноклассник прикрыл глаза, как бы позволив мне остаться. Похоже, его самого заинтересовало, что именно она скажет в своё оправдание.

Я же молчал, вверив себя в руки той, что предала. Готов был поверить в любую ложь, которую она скажет, готов был размотать конкурента и уйти с ней гулять до рассвета. Но сигарета истлела, а ответа так и не последовало.

— Ясно всё с тобой! — поплевал на окурок и закинул в урну. — Каким лохом я был?

— Каким был — таким и остался.

Щёлк...

Это что-то внутри щёлкнуло. «Я не оставлю это просто так», — самая важная мысль. С ней умерла часть меня, чтобы переродиться во что-то новое, злое и гораздо более опасное. Очень слабое, только появившиеся на свет.

Умерла часть, а родилось чувство. Постоянная ненависть и жажда крови. В тот вечер и многие после него подавлять приступы агрессии стало обычным делом. Помогали сигареты и щелчки китайской зажигалки.

Щёлк...

Прикурена последняя сигарета в пачке. Выпускной девятый класс. Мне вот-вот должно исполниться шестнадцать лет. Непризывной возраст, за который нужно многое успеть сделать. Все тесты сданы экстерном и результаты уже учтены. Колледж ждёт, пока я докурю сигарету и в последний раз оглянусь на здание школы.

С девушкой мы в итоге «расстались». «Впрочем, встречались ли?», — сигаретный дым наполняет лёгкие. Дурманящий и откровенно противный запах дешёвых сигарет — достойная альтернатива побоям от одноклассников.

Как показала практика: умение пользоваться ногами и вставать в стойки в уличной драке не стоит практически ничего. Опыт пользоваться руками, уворачиваться и вообще действовать на одних рефлексах обходился дорого. Не столько мне — на молодых, как на собаках, заживает абсолютно всё, но родителям. В моральном плане отцу тяжело осознавать, что его сын не может постоять за себя, а в финансовом.... «Что ж, в том, что только наша семья может оплатить сопутствующий ущерб школе есть что-то такое, высшее».

«Так что, — однажды пораскинув мозгами, смекнул я, — лучше тратиться на сигареты с газом для зажигалки, чем оплачивать из семейного бюджета выбитые окна».

Но в тот вечер это была последняя сигарета, а веселье только начиналось...

Выкинув окурок в урну, как культурный молодой человек, засунул руки в карманы и лёгкой пружинистой походкой удалялся от школы. Из глубин здания, примерно в актовом зале, полилась музыка. Официальная часть закончилась, начиналась торжественная.

«Как же хорошо, что аттестаты выдают на руки по первому требованию», — искренне радовался возможности свалить пораньше и не видеть эти счастливые лица. «Никакого, блять, праздника!».

Однако, если бы всё хорошо закончилось тем вечером, стал бы я думать о нём, сидя в одиночной камере, кажется, вторые сутки? Вот и я думаю, что нет.

— Никакого, блять, праздника! — тот самый одноклассник. В точности повторил мои мысли и, прислонившись к углу школы, закурил. — О, ты-то мне и нужен! — радостно оскалился. — Понимаешь, в чём беда? — спросил он, когда я поравнялся с ним и выслушал.

Коротко кивнул. Обычная проблема: не даёт.

— Понимаю. Только вот не пойму: я какое отношение к этому имею?

— Самое прямое, — утвердительно начал красавчик. — Это та девушка, ну... — он явно замялся, не зная, как именно её назвать.

— Не продолжай, понял, — облегчил бедняге задачу. — И как же я тебе помогу, интересно?

— Ну, подойди к ней, когда она подвыпьет, начни затирать про чувства, про то, что любишь её до сих пор, не знаю. Потом, когда она тебя отошьёт — начни приставать...

— Погоди-погоди, — обрываю парня, выставляя вперёд руки, — я, значит, получаюсь по твоему плану мерзкий насильник, а ты, значит, весь в белом, так?

Красавчик недовольно сморщился, всплеснул руками и поспешил объяснить:

— Да всем пофигу будет! Такие сцены сплошь и рядом будет. Мы с тобой выйдем, а там — гуляй свободно. На словах разрулили, типа. Завтра ещё можешь подойти, извиниться за своё недостойное поведение и всё! — улыбнулся он мне.

Я поверил и пошёл обратно в школу. Хотя пить откровенно не хотелось, пришлось выпить примерно бутылку водки, прежде чем смелость вернулась ко мне. «Смелость города берёт!», — вспомнилась старая поговорка. «Так что я, перед девушкой спасую?», — задал себе вопрос и неожиданно получил ответ: «Нет. Не спасуешь. Я помогу», — он мне очень не понравился.

— Привет, Арин! — дружелюбно улыбнулся.

Остались ли у меня к ней чувства? Да, но определённо не те, которые можно загнать в рамки определения «влюблённость» или, не дай Бог, «любовь». Скорее жалость вперемешку с отвращением и ноющей болью от предательства.

Оттого, прогоняя план в голове, позволил себе слегка улыбнуться. «Кто бы мог подумать, что я буду помогать тому, кто отбил у меня девушку?», — задавался вопросом, не желая получать ответ. Однако это был далеко не первый и отнюдь не последний подобный выверт со стороны старушки-судьбы.

— Привет, Саш! — а вот она улыбнулась вполне искренне. — Садись, поговорим? А то ты с того случая словно сам не свой стал: сторонишься меня постоянно, даже в параллельный класс перевёлся... — она грустно улыбнулась и свесила голову, рассматривая носок туфли. — Я понимаю, как для тебя это выглядело, и не хочу оправдаться, но... — она взяла небольшую паузу. — Я люблю тебя!

Такое резкое признание повергло меня в шок. Согласно плану, успешно доработанному у себя в голове, я должен был говорить ей те же самые слова, а потом приставать при всех. Но, как говорят мудрецы: «Хочешь рассмешить Бога? — расскажи Ему о своих планах».

Надо было как-то реагировать и я не придумал ничего лучше, чем улыбнуться и прошептать:

— Я тоже тебя люблю, — положить свою руку на её и поцеловать. Как назло, в зале заиграл медляк в исполнении местного джаз-бенда.

В иных обстоятельствах такая развязка более чем устраивала мои интересы. Арина красивая неглупая девочка, к которой так или иначе я испытывал... испытываю симпатию. Но сейчас всё шло отнюдь не по моему плану. А по плану красавчика, которому уже отстучали его друзья-дятлы, сейчас начинался второй акт «разборка на задворках».

Короткое: «Пойдём — выйдем!», — от невесть откуда выскочившего одноклассника. И вот меня уже ведут трое достаточно крепких парней, а сбоку бежит Арина. «Конечно же он всё слышал, и сейчас меня будут бить совсем не понарошку», — печальный, однако жизненный вывод, помноженный на бутылку водки и окружающую обстановку.

Меня привели на футбольное поле. По пути красавчик собрал целый крёстный ход из всех выпускников. Большинство уже достали телефоны и начали снимать... потом, позже, эти записи станут доказательством учёных наличия у меня гена «Берсерк».

«Ты не спасовал. Я помогу, дай мне волю!», — ушёл глубоко в себя. «Нет! Не время! Чёрт!».

Тем временем, пока шла борьба между мной и моими внутренними демонами. Друзья Красавчика поставили меня на колени и прикладывали достаточно много сил, чтобы удержать хлипкого на вид меня.

Одноклассник самодовольно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Думал самый умный? Думал, я тебя не переиграю? Я тебя уничтожу, — «наброситься, растерзать, отобрать жизнь!». Проиграть битву своему демону в такой момент я посчитал верхом позора, однако у меня уже не осталось моральных сил сдерживать его.

— Переиграешь и уничтожишь, да, — усмехнулось то, что я сдерживал все эти восемь месяцев. — Только закурить дай — мои кончились.

— Кожаную сигарету ты когда-нибудь курил? Хотя, что я спрашиваю? Конечно курил, у таких же недомерков-членососов, как ты сам, — измывался тот, который держал правую руку.

— Вы забыли про ноги, ребята, — дружелюбно уведомил их, а потом резко оттолкнулся носками ботинок от асфальта и упал на спину, увлекая за собой двух долбонатов.

Так как падать на занятиях по тхэквондо тоже учили, голову сберёг. Руки высвободил, а дальше — тьма. Не помню абсолютно ничего...

Загрузка...