Халхин-Гол/Номонхан 1939

Британское решение направить военную миссию в Москву заставило Гитлера действовать активнее. Немцы считали, что у них есть очень надежный и высокопоставленный информатор в британском министерстве иностранных дел, который держал их в курсе советско-британских переговоров. Этот информатор - Джон Герберт Кинг, фактически являлся советским агентом и снабжал Москву подробной информации о положении Англии в переговорах. Также он направлял тщательно отобранную информацию (и дезинформацию) в Берлин с целью подчеркнуть стремление британцев к союзу с советской Россией и прохладное отношение к этой перспективе в Москве.

Когда британское правительство наконец решило направить в СССР военную миссию, Риббентроп, вооружившись этой информацией, убедил Гитлера, который до тех пор настаивал на осторожном ведении переговоров с русскими, что необходимо решительно ускорить процесс заключения договора. Риббентроп приказал послу в Москве Шуленбургу "подобрать нити" советско-германских переговоров, выпавшие из рук в прошлом месяце. Гитлер наконец схватил приманку, которую Сталин повесил перед ним.

Советско-германские переговоры шли так быстро, что 27 июля Астахов сообщил Молотову: "Я не сомневаюсь, что если бы мы захотели, то смогли бы вовлечь немцев в более перспективные переговоры и получить от них ответы относительно проблем, интересующих нас". Два дня спустя Молотов передал Астахову инструкцию, как ответить на германские предложения: "Если немцы... действительно хотят улучшить отношения с СССР, они должны сказать, что это улучшение будет собой представлять в плане конкретных условий". На важной встрече 2 августа Риббентроп прямо сказал Астахову, что их страны могут договориться по всем территориальным вопросам от Балтики до Черного моря. "Данциг будет наш", сказал он. Завоевание Польши займет от недели до десяти дней. Но прежде чем приступить к конкретным предложениям, сказал Риббентроп, он должен знать, готово ли советское правительство пойти на такие переговоры. И оно было готово. 11 августа Сталин собрал заседание Политбюро, на котором было принято решение приступить к переговорам с Германией по вопросам, выдвинутым Риббентропом.

Наконец терпение Сталина было вознаграждено. Великобритания и Германия теперь соперничали за возможность заключить союз с СССР. Сталин мог выбирать между ними, и он выбрал договор с Гитлером. Фактически этот договор и его секретные протоколы, подписанные в Москве 23 августа, представлял собой нечто большее, чем пакт о ненападении, и являлся, по сути, военным союзом. Он предоставил СССР возможность вторгнуться в Польшу с востока и разделить польскую территорию с Германией. Также по этому договору делились сферы влияния на Балтике - Эстония, Латвия и Финляндия переходили в сферу влияния СССР, а Литва - в сферу влияния Германии. Сферы влияния на Балканах были разделены не столь четко. Москва согласилась снабжать Германию стратегическим сырьем, таким образом, аннулируя эффект морской блокады, которой Великобритания надеялась задушить Германию. Ночью 21 июня 1941 последний советский поезд с сырьем прошел на территорию оккупированной Польши. На следующее утро германская армия начала вторжение в СССР.

Историки предложили множество объяснений такого выбора Сталина. Но в многочисленной западной литературе по теме советско-германского пакта один фактор постоянно упускался из вида или серьезно недооценивался: восточно-азиатский политический компонент. Если Сталин имел возможность выбирать между союзом с Англией и Францией и союзом с Германией, несомненно, одним из факторов, склонивших Сталина в пользу договора с Гитлером, является Номонханский инцидент. Логика диктовала, что если бы Сталин выбрал антифашистский союз с западными демократиями, возникал серьезный риск войны с Германией. Даже если бы крупномасштабная советско-германская война не началась, Красная Армия была бы вынуждена сосредоточиться на западе. В этом случае Германия неизбежно вступила бы в союз с Японией, что придало бы Японии решимости атаковать уязвимый советский восточный фланг. Следовало избежать угрозы войны на два фронта. Выбор же Сталина в пользу договора с Германией позволил ему остаться в стороне от надвигающейся войны в Европе и решительно действовать против японских агрессоров у Номонхана, лишив Японию возможности заключить союз с Германией. В этом контексте советское решение в августе 1939 выглядит очевидным.

Если бы это утверждение, что конфликт у Номонхана повлиял на решение Сталина заключить пакт с Гитлером, базировалось только на таких косвенных доказательствах, то и тогда оно бы заслуживало внимания. Но есть и документальные подтверждения, ясно доказывающие, что Номонхан являлся фактором - и важным фактором - в советских политических расчетах летом 1939. В речи перед Верховным Советом 31 мая 1939 Молотов подчеркнул решимость Советского Союза защищать границы Монгольской Народной Республики как свои собственные, и предостерег японцев, сказав, что "было бы лучше для них прекратить провокации". Советская пресса молчала о боях у Номонхана так старательно, что первые официальные сообщения появились не ранее 26 июня, спустя полтора месяца после первых стычек. После этого, впрочем, тоже об инциденте писали довольно сдержанно и не на первых страницах советских газет. По словам редактора газеты 1-й армейской группы, Сталин лично запретил публиковать подробные сообщения о боях у Номонхана.

Похоже, что Номонханский инцидент был "неудобен" для Кремля. Серьезный конфликт с Японией мог поставить под угрозу переговоры с номинальным союзником Японии - Германией. Также он мог усилить сомнения у британцев и французов относительно возможности Красной Армии прийти им на помощь в случае войны с Германией. Сталин попытался нейтрализовать германскую угрозу, присоединившись к ней. Если соглашение с Гитлером будет реализовано, японская угроза перестала бы быть актуальной.

Есть свидетельства, подтверждающие, что Сталин был серьезно обеспокоен Номонханским инцидентом. Хотя он знал, благодаря усилиям Рихарда Зорге, что японская армия еще не готова к крупномасштабной войне против СССР, и власти в Токио пытаются избежать такого развития событий, он не мог быть уверен, что Квантунская Армия будет действовать разумно или повиноваться приказам из Токио. Разве японские офицеры не действовали без приказов из Токио в 1931 и 1937, начав военные кампании с далеко идущими последствиями?

После казалось бы, бесконечного периода дипломатической борьбы, в которой германская и советская стороны пытались выяснить "искренность" друг друга, Молотов наконец перешел к обсуждению конкретных вопросов в отношениях двух держав. И одним из первых он поднял вопрос о поддержке Германией японской агрессии против СССР. Когда германский посол Шуленбург попытался отклонить этот вопрос, Молотов стал настаивать, что Берлин должен доказать свою добрую волю не только на словах, но и на деле.

В описании этого разговора с Молотовым несколько дней спустя, Шуленбург упомянул следующее: "Наконец - и это кажется мне самым важным пунктом - Молотов потребовал, чтобы мы прекратили поддерживать японскую агрессию". 12 августа Астахов напомнил Молотову (как будто это было необходимо): "Кстати, перспектива привлечения Японии в германо-итальянский альянс остается резервным вариантом для Берлина в случае успеха нашего соглашения с Англией и Францией". Когда Молотов несколько дней спустя узнал, что Риббентроп уже готов немедленно лететь в Москву, чтобы заложить основания для окончательного улаживания советско-германских отношений, он спросил: "Как правительство Германии относится к идее заключить пакт о ненападении с Советским Союзом, и готово ли правительство Германии повлиять на Японию с целью улучшения советско-японских отношений и прекращения пограничных конфликтов".

Получив эти новости 16 августа Риббентроп немедленно приказал Шуленбургу сообщить Молотову и Сталину, что Германия готова заключить пакт о ненападении и "использовать свое влияние для улучшения советско-японских отношений". Молотов благосклонно отнесся к этому заявлению, о чем Шуленбург доложил в Берлин. После этого Риббентроп приказал Шуленбургу немедленно договорить о новой встрече с Молотовым, на которой Шуленбург должен объяснить необходимость действовать быстро в решении ситуации с Польшей и сообщить Молотову, что "мы согласны заключить пакт о ненападении, гарантировать сферы влияния и использовать свое влияние на Японию".

После этого обмена сообщениями Гитлер и Сталин понимали, что препятствий для заключения пакта больше нет. Два дня спустя Георгий Жуков начал свое наступление у Халхин-Гола. Еще через три дня Риббентроп прибыл в Москву и обменялся тостами со Сталиным и Молотовым за договор и "новую эру" в советско-германских отношениях.

Той судьбоносной ночью 23-24 августа, когда был подписан пакт о ненападении и разгромлена японская 6-я армия, Сталин, Молотов и Риббентроп обсуждали широкий спектр вопросов, касающихся советско-германских отношений. Чиновники из штаба Риббентропа сохранили содержание этого разговора в подробном меморандуме. Всего обсуждалось семь больших тем, и первой из них был вопрос советско-японских отношений. В тот момент события и в Москве и на поле боя у Халхин-Гола развивались в благоприятном для СССР направлении относительно решения Номонханского инцидента - что и отражено в ответе Сталина:

"Сталин ответил, что Советский Союз действительно желает улучшения отношений с Японией, но есть пределы его терпению относительно японских провокаций. Если Япония хочет войны, она может получить ее. Советский Союз не боится войны и готов к ней. Если же Япония хочет мира - тем лучше. Сталин считает полезной помощь Германии в улучшении отношений с Японией, но он не хочет, чтобы у японцев возникло впечатление, что эта инициатива исходит от Советского Союза."

Утверждение, что Советский Союз был готов к войне с Японией и не боялся ее, было некоторым преувеличением, хотя у Сталина определенно имелись основания для оптимизма относительно и ситуации на поле боя и общего стратегического баланса в Восточной Азии. Однако, интересно отметить, что, несмотря на военную и дипломатическую победу, которую СССР тогда одержал над Японией, Сталин все же хотел скрыть от Токио, что мирные инциативы исходят от Москвы, потому что это могли интерпретировать в Токио (и тем более в Синцзине) как признак советской слабости или неуверенности. Вероятно, Сталин не считал японскую угрозу полностью нейтрализованной.

Даже в момент заключения пакта с Германией, Сталин не собирался преждевременно жечь мосты. 21 августа, когда Сталин предложил Гитлеру направить Риббентропа в Москву, он все еще не прерывал переговоров с Великобританией и Францией. Вместо этого Ворошилов предложил "временно отложить" переговоры на том основании, что его коллеги в советской делегации - старшие командиры Красной Армии, чье присутствие требовалось на осенних маневрах. Лишь 25 августа, когда, несмотря на советско-германский пакт, Великобритания вновь заявила о своей решимости защищать Польшу, Сталин отослал англо-французскую миссию обратно. Гитлер, полагая, что пакт с СССР испугает Англию и Францию, 1 сентября бросил свою армию на Польшу. Два дня спустя Гитлер понял, что ошибался, когда Англия и Франция объявили войну Германии. Вторая Мировая Война началась.

Советско-японский конфликт у Номонхана был не самым главным фактором, повлиявшим на решение Сталина заключить пакт с Гитлером. Возможность остаться в стороне от войны в Европе, в которой великие капиталистические державы могут уничтожить друг друга, сама по себе была достаточно веской причиной. Однако Номонханский инцидент присутствовал в расчетах Сталина, и этот факт до сих пор получил недостаточное внимание в исторических работах. Эта книга является попыткой прояснить и уточнить этот факт. Данная интерпретация советской внешней политики не является революционной. Скорее она помещает на свое место ранее упущенный важный кусок мозаики в сложной картине под названием "начало Второй Мировой Войны".

Один эпизод иллюстрирует взаимосвязь советской политики в Европе и на Дальнем востоке в связи с началом войны. Соглашение между Германией и СССР давало возможность Советскому Союзу оккупировать восточную часть Польши вскоре после нападения Германии. Уже 3 сентября, через 48 часов после начала германского вторжения, в тот день, когда Великобритания и Франция объявили войну Германии, Риббентроп побуждал Москву начать вторжение в Польшу с востока. Но еще две недели восточная граница Польши оставалась ненарушенной.Советские дивизии стояли на границе. Очень мало польских войск могли оказать сопротивление вторжению с востока, потому что главные силы польской армии сражались против Германии. Шли дни, и немцы спрашивали, когда Советский Союз начнет вторжение, но Красная Армия не двигалась. Обычно причиной этого считают хорошо известную осторожность и подозрительность Сталина, но эта осторожность и подозрительность имели отношение не только к событиям в Европе. В первые две недели сентября в районе Номонхана продолжались стычки на земле и в воздухе. 8-9 сентября пытались наступать части 2-й дивизии Квантунской Армии. Крупномасштабные воздушные бои происходили 1-2, 4-5 и 14-15 сентября. Лишь 15 сентября было подписано соглашение Молотова - Того о прекращении огня, вступившее в силу 16 сентября. На следующее утро, 17 сентября, Красная Армия вошла на территорию Польши. Вероятно, Сталин, помимо прочего, хотел быть уверенным, что бои на его восточном фланге точно закончились, прежде чем вступить в бой на западе. Проводя такую политику, Сталин избегал войны на два фронта, которая могла стать катастрофой для него и для Советского Союза.

Каждая из великих держав в сложных дипломатических маневрах в 1939 имела свои основные и вторичные цели. Британцы пытались достигнуть соглашения с СССР, которое могло бы заставить Гитлера отказаться от нападения на Польшу и привязать Советский Союз к англо-французскому альянсу. Гитлер пытался добиться соглашения с СССР, которое могло бы заставить Англию и Францию отказаться от помощи Польше, а если бы они все же решили выполнить свои обязательства перед Польшей, гарантировало бы нейтралитет СССР в предстоящей войне. Япония надеялась создать военный союз с Германией, направленный против СССР или хотя бы на общее усиление Антикоминтерновского Пакта. Сталин добивался такого исхода, при котором Германия бы воевала против западных демократий, предоставив ему свободу действий на западе и востоке. В случае неудачи его вторичной целью был союз с Англией и Францией на случай войны с Германией. Из всех лидеров великих держав только Сталин добился своей основной цели. Гитлер достиг вторичной. Британцы и японцы не добились ничего.

Сталин выиграл дипломатическую войну в 1939. Но в сентябре дипломаты уступили место генералам, и блеск дипломатического успеха Сталина затмили потрясающие победы германской военной мощи в Польше и (весной следующего года) в западной Европе. Натравливая капиталистические державы Европы друг на друга, Сталин получил даже больше, чем ожидал.

Советско-японские отношения: разрядка

Как и после заключения Портсмутского договора в 1905, отношения между СССР и Японией заметно улучшились после завершения боевых действий у Номонхана. Соглашение Молотова - Того и заключенные позже (19 сентября) локальные соглашения о перемирии строго соблюдались обеими сторонами. 27 октября был улажен еще один проблематичный вопрос между двумя странами - было решено обеими сторонами отпустить рыболовные суда, задержанные за незаконный промысел в территориальных водах. 6 ноября в Токио прибыл новый советский посол Константин Сметанин.

Первая встреча советского посла Сметанина с новым японским министром иностранных дел Номура Китисабуро получила широкое и благоприятное освещение в японской прессе. В отличие от обычной дипломатической практики эта встреча не была ограничена одними формальностями. Прежде чем Сметанин представил свои верительные грамоты, Номура передал послу проект нового соглашения о зонах рыболовства и меморандум о создании комиссии по редемаркации границы, которая вскоре должна была приступить к работе в районе Номонхана. 31 декабря 1939 было достигнуто соглашение о последней выплате Советскому Союзу за продажу КВЖД, в тот же день было обновлено соглашение о зонах рыболовства.

На границе в районе Номонхана проходила процедура редемаркации. По соглашению Молотова - Того в ноябре 1939 была создана комиссия из представителей четырех стран, участвовавших в инциденте. После долгих обсуждений окончательная демаркация границы была завершена 14 июня 1941. Установка новых пограничных знаков закончена в августе 1941. Новая граница в основном соответствовала той, на которую претендовала МНР, и проходила в 10-12 милях к востоку от реки Халха. На этом Номонханский инцидент можно считать завершенным.

Тем временем в международной политике происходили важные перемены. В сентябре 1940 был заключен Тройственный Пакт, завершивший создание Оси Берлин - Рим - Токио. После этого в апреле 1941 СССР и Япония заключили договор о нейтралитете, это произошло лишь за 9 недель до нападения Германии на Советский Союз. В декабре 1941 Япония атаковала Перл-Харбор, втянув в войну США. По масштабам и интенсивности это была самая ужасная из всех войн. Но до последнего месяца войны Япония и СССР оставались в мирных отношениях.

Глава 7

Длинная тень Номонхана

Уроки Номонхана: выученные и не выученные

Командиры Красной Армии и Квантунской Армии стремились "преподать врагу урок" у Номонхана. Эта фраза периодически всплывает в документах и мемуарах с обеих сторон - "мы должны преподать им урок". Номонханский инцидент преподал уроки обеим сторонам, но не все они были выучены.

Для Красной Армии уроки Номонхана переплелись с лаврами победы - приятное, хотя и несколько отвлекающее сочетание. Георгий Жуков хорошо усвоил уроки своего первого опыта современной войны, полученные летом 1939. Ему выпала редкая возможность относительно самостоятельного командования в интенсивном, но ограниченном конфликте, и он сполна ею воспользовался. Плодами победы Жукова были не только повысившаяся репутация его как командующего и повышение по службе. Он получил бесценный опыт командования в реальной боевой операции и его уверенность как командира значительно возросла. У Номонхана он продемонстрировал характеристики и использовал приемы, которые позже станут характерными для него: способность быстро обдумывать сложные стратегические проблемы; решительность в момент кризиса; повышенное внимание к деталям, особенно в плане снабжения; способность ввести противника в заблуждение; терпеливое наращивание сил до достижения превосходства над противником, и сокрушительный удар по его слабым пунктам; координация значительных сил артиллерии, танковых войск, мотопехоты и тактической поддержки авиации; использование всех этих элементов в крупномасштабной наступательной операции по двойному охвату противника. Все эти уроки были применены в битвах под Москвой, Сталинградом и Курском, и в конце концов позволили ему завершить войну взятием Берлина. Мы не узнаем, как действовал бы Жуков, не имея опыта Номонхана, критической осенью и зимой 1941, когда Красная Армия, казалось, разваливалась под сокрушительными ударами блицкрига. Кроме того, если бы он не проявил себя у Номонхана, относительно молодого и неопытного Жукова могли и не назначить командовать обороной Москвы в 1941.

Хотя Жуков многому научился в этом конфликте, его начальники в верховном командовании Красной Армии проигнорировали важный урок Номонхана. Несмотря на успешное применение Жуковым крупных танковых соединений при поддержке мотопехоты, командование Красной Армии, сделав неверные выводы из опыта Гражданской войны в Испании, расформировало свои танковые дивизии и семь механизированных корпусов, распределив их танки по пехотным дивизиям для поддержки пехоты. Лишь после устрашающей демонстрации потенциала танковых соединений в германском блицкриге в 1940, Красная Армия стала восстанавливать свои танковые дивизии и корпуса, и этот процесс еще не был завершен, когда 22 июня 1941 Германия напала на СССР.

Демонстрация силы Красной Армии у Номонхана прошла почти незамеченной на Западе. Западные военные лидеры продолжали считать, что Красная Армия "насквозь прогнила". Отчасти так получилось из-за удаленности поля боя и труднодоступности его для военных наблюдателей из Европы и США. Кроме того, и СССР и Япония не слишком распространялись об инциденте. Японцы усиленно старались скрыть свое поражение. Сталин же приказал молчать в прессе о конфликте с Японией, чтобы не ослаблять свою позицию в переговорах с Германией и Англией. Кроме того, взгляды всего Запада были прикованы к польскому кризису и позже к началу войны в Европе. В связи с этим Номонханскому инциденту уделялось крайне мало внимания. Спустя несколько месяцев после Номонхана неудачные действия Красной Армии в советско-финской войне - конфликте, куда более доступном для европейских и американских наблюдателей - укрепили негативное мнение о Красной Армии. Лишь немногие, как, например, американский военный атташе в СССР полковник Феймонвилл, обратили внимание, что советское командование, ожидая быстрой и легкой победы над маленькой Финляндией, сначала полагалось на дивизии, укомплектованные спешно призванными резервистами и плохо снаряженные для зимних условий. Феймонвилл сказал, что о Красной Армии лучше судить по ее действиям у Номонхана, но даже в Вашингтоне на это обратили мало внимания. После Зимней войны Гитлер сказал, что Красная Армия является "паралитиком на костылях" и позже приказал начать подготовку к нападению на Советский Союз.

Поражение в войне часто является лучшим учителем, чем победа. Поражение указывает на ошибки и слабости и подталкивает к их исправлению. Однако, так как Номонханский инцидент был ограниченной войной, поражение Японии тоже было ограниченным, как и его воздействие на власти в Токио. Номонхан заставил японцев пересмотреть свою прежнюю оценку Красной Армии и научил здоровому уважению к ее силе. Вскоре после Номонханского инцидента японская армия отказалась от стратегического наступательного плана 8-Б, как от абсолютно невыполнимого. Теперь Квантунская Армия готовилась к обороне.

Было проведено официальное расследование причин поражения. В докладе от 29 ноября 1939 дается объективная оценка превосходства Красной Армии в технике и огневой мощи и предлагается предпринять значительные усилия, чтобы сравниться с противником и даже превзойти его в этих категориях. Новое командование Квантунской Армии вернулось к чувству военной реальности, по крайней мере, в этом ограниченном смысле. По иронии, военное министерство и Генеральный Штаб, так критиковавшие командование Квантунской Армии за эмоциональное и "непрофессиональное" поведение в ходе инцидента, не могли (и, вероятно, не хотели) действовать согласно этой рекомендации. Несмотря на горький урок Номонхана, командование японской армии не желало отказываться от освященных временем традиций и доктрин, подчеркивавших превосходство морального фактора над материальным. Два года спустя командование армии, все еще цеплявшееся за устаревшие доктрины, втянет Японию в войну с США, сильнейшей индустриальной державой мира.

Кроме того, даже после Номонхана из армии не удалось изгнать дух гекокудзё, тенденции командиров на местах действовать по-своему, не обращая внимания на приказы центральных властей. Такое неподчинение проявлялось в японской армии снова и снова до самой капитуляции в 1945. Власти в Токио не сумели и должным образом провести "генеральную уборку" в армии после Номонхана. Хотя командование Квантунской Армии было вынуждено уйти в отставку, с офицерами среднего эшелона поступили далеко не так сурово. Те самые штабные офицеры Квантунской Армии, сыгравшие главную роль в разжигании и эскалации Номонханского инцидента, после недолгого изгнания, словно блудные сыны, вернулись на важные посты в Генштабе, где сыграли значительную роль в решении Японии вступить в войну в 1941.

Номонхан и путь к Перл-Харбору

Поражение Квантунской Армии у Номонхана и заключение пакта о ненападении между СССР и Германией привели к переориентации японской стратегии и внешней политике. Новое правительство, возглавляемое политически неопытным генералом Абэ Нобуюки, проводило осторожную внешнюю политику. Отступление армии Чан Кайши к Чунцину в западном Китае привело к тупиковой ситуации на китайском фронте, где японская армия все еще могла одерживать локальные победы над войсками китайских националистов, но не имела возможности привести эту войну к победному завершению.

Война в Китае продолжала оставаться в центре внимания Японии. Однако после поражения у Номонхана в Токио были вынуждены отказаться от варианта отрезать Китай от советской помощи, как и от экспансии во Внешнюю Монголию. К идее экспансии на север ненадолго вернулись лишь в середине 1941, после нападения Германии на СССР.

Договор Германии с СССР был воспринят в Токио как предательство, и привел к охлаждению японско-германских отношений. Также Япония воздержалась и от конфронтации с Великобританией в Тянцзине. Начало войны в Европе власти в Токио восприняли как благоприятное событие, способное изменить ситуацию в Восточной Азии, как произошло в Первой Мировой Войне. Недолго действовавшее правительство Абэ (сентябрь-декабрь 1939) и сменившее его правительство, которое возглавил адмирал Йонаи Мицумаса (декабрь 1939 - июль 1940) лишь осторожно наблюдали за ходом войны в Европе. Это изменилось летом 1940, после побед Германии на Западе.

После того, как Германия завоевала Францию, Бельгию и Нидерланды, а Великобритания была вынуждена бороться за свое существование, в Токио провели переоценку мирового баланса сил. Год назад Жуков фактически остановил японскую экспансию на север. А теперь победы Гитлера открывали путь для японской экспансии на юг. Богатые ресурсами французские, нидерландские и британские колонии в Юго-Восточной Азии были не только соблазнительными целями сами по себе - они могли оказаться ключом к решению проблемы с Китаем. Многие японские лидеры теперь были убеждены, что из тупиковой ситуации в Китае можно выйти с помощью завоеваний в Юго-Восточной Азии. Если экономическая и военная помощь, которую режим Чан Кайши получал от западных демократий через Гонконг, Французский Индокитай и Бирму, прекратится, возможно тогда Китай прекратит свое тщетное сопротивление. Если нет, можно начать новое наступление против Чан Кайши с территории Индокитая и Бирмы, фактически, в обход южного фланга китайских войск. Чтобы дипломатически обеспечить свою экспансию на юг, Япония предприняла шаги для улучшения отношений с Германией и СССР. Министр иностранных дел Мацуока привел Японию в Тройственный Пакт с Германией и Италией в надежде нейтрализовать США, и заключил договор о нейтралитете с СССР, чтобы обеспечить спокойный тыл на севере.

Вследствие сложившейся военной ситуации в Европе, только США могли остановить экспансию Японии на юг. Президент Франклин Д. Рузвельт был намерен именно так и поступить, и был уверен, что сможет остановить японскую агрессию. Если Маньчжурский инцидент и Доктрина Стимсона привели к отчуждению в отношениях Японии и США, а война в Китае и американская помощь Чан Кайши усилили враждебность с обеих сторон, именно японское решение начать экспансию на юг и захватить британские, французские и нидерландские колонии привело Японию на путь войны с США.

В июле 1941 японская армия оккупировала французский Индокитай. Администрация Рузвельта ответила на это заморозкой японских активов в американских банках и введением эмбарго на экспорт нефти и нефтепродуктов в Японию. Великобритания последовала этому примеру. Япония не имела своей нефти - до 80 процентов нефтепродуктов импортировались из США. Практически все доступные для Японии источники нефти в то время контролировались британцами, американцами и их союзниками. Японские военные лидеры опасались, что эмбарго заставит их вскоре прекратить военные операции. Именно на это и рассчитывали Рузвельт и его союзники - что эмбарго заставит Японию остановить агрессию в Китае. Для Токио, однако, это была нестерпимая ситуация. Военные и политические лидеры Японии не могли допустить, чтобы нефтяное эмбарго поставило Японию на колени. И один важный источник нефти находился в пределах досягаемости. Нидерландская Восточная Индия (современная Индонезия) была важным производителем нефти. Нидерланды уже были завоеваны Германией, в колонии оставались только слабые нидерландские войска. Но японцы считали, что США не будут просто смотреть на захват ими Нидерландской Восточной Индии. Серьезной угрозой был Тихоокеанский флот США, базировавшийся на Гавайях. В этом была главная причина атаки японского флота на Перл-Харбор.

По промышленному потенциалу США превосходили Японию (по некоторым оценкам) в 10 раз. В японском Генеральном Штабе сделали вывод, что единственный шанс на успех в войне с США - внезапная атака, которая в самом начале войны сделает небоеспособным Тихоокеанский флот США. Это позволит Японии захватить богатые ресурсами нидерландские и британские колонии на юге, создать сильный оборонительный периметр, после чего заключить соглашение с Вашингтоном, что позволило бы американцам перебросить силы для защиты своих интересов в Европе, которым угрожали германские завоевания.

Из-за огромного неравенства военного и промышленного потенциала Японии и США, и так как японская армия увязла в, казалось бы, бесконечной войне в Китае, Рузвельт и его советники не верили, что японские лидеры будут достаточно безумны, чтобы решиться на прямое нападение на США. Это было не просто глупо, но самоубийственно. Чего действительно опасались в Вашингтоне, так это нападения японцев на уязвимые британские и нидерландские владения. Хотя японцы считали, что США вмешаются и не позволят им так просто захватить колонии, Рузвельт был вовсе не уверен, что сможет получить достаточную поддержку в конгрессе и общественном мнении, чтобы начать войну с Японией ради защиты европейских колониальных владений в Азии. Поэтому нападение на Перл-Харбор стало для США неожиданностью.

Решение лидеров Японии начать экспансию на юг было, как мы видели, результатом многих факторов: поиск выхода из тупиковой ситуации в Китае, попытка достигнуть экономической безопасности (включая обеспечение нефтью, и не только), идея "предначертания судьбы Японии" - возглавить пан-азиатское изгнание европейских империалистов, неограниченный милитаризм и соперничество между армией и флотом. Еще одним фактором, часто недооцениваемым или игнорируемым в западных исторических исследованиях, был Номонханский инцидент.

Большинство японских исследований соглашаются в том, что урок, полученный Квантунской Армией у Номонхана, произвел глубокое впечатление и в значительной степени повлиял на отказ Японии от экспансии на север. После впечатляющей демонстрации силы Красной Армии у Номонхана, европейские колонии на юге казались куда более легкой добычей - даже учитывая фактор риска войны с США. Военные лидеры Японии могли бы принять и иное решение, если бы конфликт у Номонхана завершился иначе.

Этот вопрос стал особенно важным в контексте событий лета-осени 1941, когда в Токио принимали окончательное решение. К тому времени лидеры Японии осознавали, что экспансия на юг, возможно, означает войну с США и Великобританией - предприятие в лучшем случае рискованное. Но вопрос об экспансии на север снова был поднят после вторжения Гитлера в СССР. За первые три месяца войны германские армии проникли на территорию России более глубоко, чем за три года с 1914 по 1917. Целые советские армии были разгромлены или массово попадали в плен. Только в Киевском котле Красная Армия потеряла более полумиллиона человек. Украина была оккупирована, Ленинград осажден, и Вермахт уже приближался к Москве. Советский режим, казалось, разваливался под сокрушительными ударами германских армий. В начале осени 1941 некоторые западные военные эксперты прогнозировали коллапс сопротивления Красной Армии через несколько недель.

И снова японские лидеры были вынуждены выбирать между экспансией на юг и экспансией на север, между войной с СССР и войной с США. Какой выбор обещал большую выгоду и меньший риск? Берлин побуждал Токио атаковать и захватить советский Дальний Восток - и сделать это быстро, пока Германия еще нуждалась в помощи Японии. Японским лидерам давали понять, что Японии достанется куда меньшая добыча, если СССР потерпит поражение без участия Японии. Тройственный Пакт не обязывал Японию вступать в войну против СССР. Советско-японский договор о нейтралитете от апреля 1941, конечно, прямо исключал такую возможность. Но германские уговоры и германские победы были большим соблазном для японских лидеров. 1 июля 1941 Риббентроп сообщил японскому министру иностранных дел Мацуоке в телеграмме, что "неизбежный коллапс главных сил Красной Армии и, следовательно, всего большевистского режима предоставляет Японии уникальную возможность" захватить советский Дальний Восток и продолжить экспансию на север. "Целью этих операций", по словам Риббентропа, "должно стать соединение японской армии с германскими войсками, наступающими с запада, еще до начала зимних холодов".

Мацуока, который фактически был создателем советско-японского договора о нейтралитете, предложил немедленно разорвать этот договор и присоединиться к Германии в войне против СССР. Меньшинство в японском Генштабе согласилось, но большая часть японских военных лидеров отвергла эту идею. Японская военная разведка сообщала, что Красная Армия продолжает оказывать упорное сопротивление, несмотря на огромные потери, что германское наступление отстает от графика, и что оборона советского центрального фронта поручена Георгию Жукову, командиру, которого японцы научились уважать. Генерал Тодзио Хидэки, могущественный военный министр и будущий премьер, который командовал Квантунской Армией во время инцидента на Амуре в 1937, на этот раз был против войны с СССР. Между июлем и сентябрем 1941, после внутренней борьбы, в ходе которой министр иностранных дел Мацуока был вынужден уйти в отставку, власти в Токио подтвердили свое решение вести экспансию на юг, даже если это означало войну с США.

Генерал Ойген Отт, германский посол в Токио, постоянно приводил доводы своего правительства, что более всего в интересах Японии сейчас будет нападение на советский Дальний Восток. Его оптимизм относительно участия Японии в войне против СССР сильно убавился после отставки Мацуоки. 4 сентября 1941 Отт послал Риббентропу длинную телеграмму, описывавшую ситуацию в Токио. Отт объяснил, что японский Генштаб сомневается в возможности достигнуть решительных результатов в войне с СССР до наступления зимы, и что эти сомнения вызваны "воспоминаниями о Номонхане, о котором особенно хорошо помнят в Квантунской Армии". К ноябрю решение японского правительства наступать на юг уже не подлежало отмене. Отт следующим образом охарактеризовал японское решение в телеграмме Риббентропу: "в своих докладах я постоянно указывал, что после опыта Номонхана и в виду упорного сопротивления советских войск перед такой сильной армией как германская, активисты [в японской армии] считают участие в войне против СССР слишком рискованным и невыгодным".

Генерал Отт, поддерживавший контакты с высокопоставленными японскими военными, которые к тому времени были настоящими правителями Японии, явно считал, что Номонханский инцидент в значительной степени повлиял на японское решение в 1941 начать экспансию на юг, а не на север. Лишь немногие западные ученые признают этот фактор, хотя советские и российские историки его не игнорируют.

С японской точки зрения связь между Номонханским инцидентом и решением начать экспансию на юг очевидна. Полковник Инада Масацуми, ранее служивший в оперативном управлении Генштаба (и уволенный после Номонхана), через 10 лет после окончания войны в статье для журнала сообщил следующее о Номонхане:

"Хотя очень тяжелые потери и позор поражения были той ценой, которую нам пришлось заплатить, для меня еще труднее было принять то, что Номонханский инцидент фактически покончил с нашим основным принципом подготовки к мировой войне - консолидации сил на севере, что могло быть достигнуто путем победы в Китае и переброски войск на север, против Советского Союза. Вместо этого после Номонхана Япония внезапно приняла решение начать экспансию на юг, оккупировать французский Индокитай, и наконец начать войну на Тихом Океане. Об этой перемене политики я особенно сожалел после того, как был изгнан из Генштаба. Номонханский инцидент стал поворотной точкой, оказавшей огромное влияние на историю Японии. Даже сейчас, вспоминая об этом, я думаю именно так".

Есть еще один аспект связи между Номонханским инцидентом и решением Японии наступать на юг: смена кадров в Генеральном Штабе японской армии. На это намекал Инада, когда говорил о прискорбной смене политики после его "изгнания" из Генштаба. Полковник Хаяси Сабуро, еще один бывший офицер Генштаба, в своей исторической работе о японской армии в войне на Тихом Океане пишет:

"Те, кто в то время занимал посты в верховном командовании, признавали, что офицеры, ответственные за катастрофу у Номонхана, стали главными сторонниками войны с США".

Эти офицеры - Хаттори Такусиро и Цудзи Масанобу. Менее чем через год после Номонхана, "изгнание" полковника Хаттори, служившего инструктором в пехотном училище, закончилось, и в октябре 1940 он был назначен в оперативное управление Генштаба. К июлю 1941 Хаттори поднялся до должности начальника оперативного управления - важный пост, который ранее занимал полковник Инада. И одним из первых действий Хаттори на этом посту было запросить перевод в Генштаб его друга и коллеги Цудзи, который в это время служил в исследовательском центре армии на Формозе. Цудзи, к тому времени уже подполковник, присоединился к Хаттори в должности начальника отдела тылового обеспечения.

На своих важных постах в Генштабе, используя те рычаги, которые позволяло гекокудзё, Цудзи и Хаттори энергично начали продвигать идею экспансии на юг и войны. В важной работе по переоценке японского пути к войне (From Marco Polo Bridge to Pearl Harbor: Who was responsible?), опубликованной в 2006, группа японских историков делает вывод: Цудзи и Хаттори "несли ответственность за планируемые операции и были сторонниками войны с США". Цудзи, редко действовавший по правилам, зашел настолько далеко, что организовал заговор вместе с лидером ультранационалистического движения Кодамой Йосио с целью убить премьера принца Коноэ, если последний преуспеет в попытке организовать личную встречу с президентом Рузвельтом, чтобы избежать войны. Генерал Танака Рюкити, который в 1941 был начальником бюро военной разведки в военном министерстве, после войны писал: "самым решительным сторонником войны с США был Цудзи Масанобу".

Было бы огромным преувеличением утверждать, что Цудзи и Номонханский инцидент являлись основными факторами, приведшими к войне между Японией и США. Однако можно с уверенностью сказать, что они внесли свой вклад. Мнение Инады о Номонханском инциденте, как о поворотной точке в политике Японии, заслуживает размышления.

Что если...?

Тем, кто полагает, что исторические события не являются предопределенными и неизбежными, будет интересно снова взглянуть на советско-японские отношения и обдумать некоторые альтернативные варианты их развития.

Что если бы в 1939 не было настолько серьезной японской угрозы советскому Дальнему Востоку? Если бы в 1939 не произошло серьезного советско-японского конфликта и напряженность на границе несколько уменьшилась, возможно, в результате того, что большая часть японских войск была бы вовлечена в наступательные операции в юго-западном Китае, или в результате более серьезной конфронтации Японии с британскими и французскими интересами, тогда и события в Европе могли развиваться по-другому. Если бы Сталин летом 1939 не столкнулся с угрозой войны на два фронта, тогда он располагал бы еще большей свободой действий в Европе. Не было бы такой необходимости добиваться соглашения с Гитлером и изоляции Японии. В этом случае выбор Сталина мог бы даже склониться в сторону англо-французского альянса. А Гитлер, не обеспечив нейтралитет СССР в 1939, возможно, не решился бы начинать войну. Если бы Сталин хотя бы создал видимость присоединения к антифашистскому блоку (пусть даже лишь формально, впрочем, о таком "союзе" говорил и Чемберлен), Германия, возможно, не рискнула бы начать войну. Вполне возможно, и даже более вероятно, что Сталин продолжил бы свою политическую игру в Европе, пытаясь разжечь конфликт между капиталистами-фашистами и капиталистами - буржуазными демократами - конфликт, от которого Сталин бы остался в стороне и получил бы наибольшую выгоду.

Что если Номонханский конфликт не произошел бы, или завершился бы иначе - например, вничью или ограниченной победой Японии, и Сталин все же подписал бы пакт с Гитлером? В таких условиях вполне возможно, что решение лидеров Японии начать экспансию на юг не было бы принято или, по крайней мере, состоялось бы гораздо позже. Если бы японцы не были разбиты Красной Армией у Номонхана и ко времени нападения Германии на СССР не решили начать экспансию на юг, тогда во второй половине 1941 они могли принять совсем иные решения. Япония, все еще уверенная в своем превосходстве над презренными большевиками, могла присоединиться к войне Германии против СССР, считая ее менее рискованной и более выгодной, чем войну с США и Великобританией.

По крайней мере японцы могли занять выжидательную позицию в советско-германской войне, а не кидаться в пропасть войны с США. Решение на императорской конференции от 2 июля 1941, подтверждавшее намерение Японии оккупировать французский Индокитай несмотря на риск войны с США, содержит важную поправку: "Если советско-германская война будет развиваться благоприятным для нас образом, мы решим советский вопрос и гарантируем безопасность нашей северной границы военными средствами". Это означало, что если СССР перебросит 50 или более процентов своих войск с Дальнего Востока на европейский фронт, сложатся благоприятные условия для японского наступления. Чтобы быть готовыми к такому варианту развития событий, японский генеральный штаб разработал план "Кан-Току-Эн" ("специальная мобилизация Квантунской Армии") по которому численность Квантунской Армии за короткий период следует нарастить до 700 000 человек, и большинство этих войск развернуть на границе с СССР. Для противодействия этой угрозе были мобилизованы все советские войска на Дальнем Востоке. По некоторым западным оценкам, 25 советских пехотных дивизий при поддержке значительных сил танков и авиации ожидали начала японского вторжения, которое, как предполагалось, должно было начаться "с часу на час". По более поздним советским оценкам, несмотря на то, что западный фронт требовал все больше сил, до 20 процентов всех советских сухопутных войск и до трети всех танков оставались на Дальнем Востоке для противодействия японской угрозе.

Но японское наступление так и не началось. Рихард Зорге, несравненный советский шпион в Токио, в то время сослужил самую ценную службу своей стране, сообщая в Москву своевременные и проверенные сведения о вопросе, решаемом японским правительством - наступать на юг или на север? В июле Зорге сообщил, что Япония направит войска во Французский Индокитай, но также и усилит группировку войск в Маньчжурии, чтобы нанести удар на север, если Красная Армия на Западном фронте будет разбита. Генерал Алексей Панфилов, глава разведывательного управления Генштаба РККА, написал: "учитывая высокую надежность и точность предыдущей информации, и компетентность ее источников, этой информации можно верить". Документы с сообщениями Зорге того периода, найденные в советских архивах, имеют подписи Сталина и Молотова - это означает, что советские лидеры читали подлинные документы, а не краткие отчеты по ним. Проигнорировав предупреждения Зорге в мае и июне о предстоящем нападении Германии, теперь Сталин поверил ему и решил не ослаблять войска на Дальнем Востоке на период "Кан-Току-Эн".

9 августа в японском Генштабе секретно было принято решение отказаться от наступления на север в 1941. В течение нескольких следующих недель Зорге и его ключевой японский сотрудник Одзаки Хоцуми (советник премьера принца Коноэ) подтвердили это решение. 25-26 августа Зорге сообщил в Москву: "из кругов, близких к Коноэ известно... что верховное командование обсуждает, следует ли начинать войну с СССР в этом году. Они решили не начинать войну в этом году, повторяю, не начинать войну в этом году".

На императорской конференции 6 сентября решение наступать на юг было подтверждено. Токио начал отводить некоторые соединения, переброшенные в Маньчжурию в ходе "Кан-Току-Эн". О том, какие решения были приняты, Зорге узнал от Одзаки и германского посла Отта (которому сообщил японский министр иностранных дел). Отт признался Зорге, что его усилия убедить японское правительство напасть на СССР окончились полной неудачей. 14 сентября Зорге сообщил в Москву: "возможность японского нападения, существовавшая до сих пор, теперь исчезает как минимум до конца зимы. В этом нет сомнений". Только после этого советское верховное командование начало переброску войск с востока на запад. 15 пехотных дивизий, три кавалерийских дивизии, 1700 танков, 1500 самолетов - более половины всех советских войск на Дальнем Востоке, осенью 1941 были переброшены в европейскую часть СССР, и большая их часть попала на московский фронт. Эти сильные войска, которыми командовал герой Халхин-Гола, изменили ход Битвы за Москву.

Согласно общепринятому мнению решающим сражением на восточном фронте была Сталинградская битва (август 1942 - февраль 1943), и таким образом, она должна считаться самым важным сражением Второй Мировой Войны. Не отрицая масштабов и значения Сталинградской битвы, можно все же возразить, что действительно решающим сражением была Битва за Москву, и она же является крупнейшим сражением войны. Именно тогда (октябрь-декабрь 1941) и там (весь Восточный Фронт и Москва как его центр) Германия более всего приблизилась к поражению Советского Союза. В Битве за Москву участвовало до семи миллионов германских и советских войск, из них 2,5 миллиона были убиты, тяжело ранены, пропали без вести или попали в плен - 1 896 500 с советской стороны и около 615 000 с германской. В Сталинградской Битве участвовало 3,6 млн чел., потери с обеих сторон составили 912 000.

Сталин, в отличие от царя Александра I в 1812 году, принял решение оборонять Москву. И не просто сражаться за нее, а удержать Москву любой ценой. В 1941 году Москва была куда более важным пунктом, чем в 1812. В 1941 Москва была политическим, стратегическим и промышленным центром страны, а также важнейшим узлом централизованной транспортной системы. Потеря Москвы стала бы сокрушительным ударом для военных усилий СССР. И чтобы предотвратить это, Сталин задействовал большую часть своих резервов. Если бы немцы сломали хребет Красной Армии под Москвой, они выиграли бы не только бой, но, возможно, и войну. Согласно ортодоксальным взглядам советских историков, даже если бы Москва была захвачена германскими войсками, Красная Армия продолжила бы сражаться до окончательной победы. Но известный русский военный историк Борис Невзоров решительно заявляет: "Если бы немцы взяли Москву, война окончилась бы победой Германии". Это открытый вопрос.

Посол США в Москве Аверелл Гарримэн вспоминает разговор со Сталиным после Битвы за Москву: "Сталин сказал мне, что немцы совершили большую ошибку. Они наступали по трем направлениям - на Ленинград, на Москву и на юг. Сталин сказал, что если бы они сосредоточили усилия на Москве, то могли бы взять ее, а Москва была нервным центром всей страны, и было бы очень трудно проводить крупномасштабные операции в случае потери Москвы... Поэтому Сталин сказал, что Москву необходимо было удержать любой ценой".

Немцы действительно подошли очень близко к Москве. В первую неделю декабря передовые танковые части Вермахта стояли в 12 милях от Кремля. Немецкие офицеры уже могли разглядеть в бинокли здания Москвы. Тогда, 5-6 декабря 1941, Жуков начал свое контрнаступление, авангардом которого стали "сибирские дивизии" - резервы, только что прибывшие с советского Дальнего Востока, в том числе соединения, которыми Жуков командовал на Халхин-Голе. Используя ту же общевойсковую тактику, отработанную на Халхин-Голе, но в куда больших масштабах, Жуков отбросил немцев почти на сотню миль от Москвы. Это было критическое усилие. И решающий вклад внесли резервы с Дальнего Востока. Британский министр иностранных дел Энтони Иден, посетивший Москву тогда, вспоминал, как Сталин сказал ему: "причиной успеха были свежие подкрепления".

Через день после того, как Жуков начал свое контрнаступление, Япония атаковала Перл-Харбор. Германия объявила войну США. Так американцы были втянуты в войну на Тихом Океане и в Европе. Это была решающая неделя войны - неделя, которая станет роковой для Оси.

Однако, если бы военные лидеры Японии в 1941 все еще сохраняли бы свое пренебрежительное отношение к Красной Армии, которое преобладало у них до Номонхана, все могло бы повернуться по-другому. Если бы японцы в июле или августе 1941 решили наступать на север, возможно, это привело бы к разгрому Советского Союза. Японцам даже не было необходимости одерживать быструю победу; одно лишь открытие нового фронта на Дальнем Востоке не позволило бы Сталину перебросить под Москву 18 дивизий, 1700 танков и 1500 самолетов. Экономический вклад советского Дальнего Востока в военные усилия Советского Союза также был значительным, особенно в свете массовой эвакуации промышленности из западных регионов СССР в 1941. Грань между победой и поражением Красной Армии под Москвой была очень тонка. Решительное японское наступление на востоке могло бы изменить баланс в сторону поражения СССР. Многие военные аналитики, включая советских генералов, утверждают, что СССР осенью-зимой 1941 не пережил бы войну на два фронта.

В 1941 генерал-майор Аркадий Казаковцев, заместитель начальника штаба Дальневосточного фронта, признался своему товарищу генералу Петру Григоренко: "Если японцы вступят в войну на стороне Гитлера... наше дело безнадежно". Кроме того, если бы Япония напала на СССР в 1941, она не смогла бы напасть на США. Вероятно, тогда США пришлось бы вступить в войну значительно позже, в условиях еще менее благоприятных, чем зимой 1941-42. Если бы Советский Союз был разбит той зимой, удалось бы тогда сломить господство нацистов над Европой?

Как мы видели в предыдущей главе, поражение у Номонхана произвело на японцев глубокое впечатление. О нем хорошо помнили в японском Генштабе в 1941, и это был один из факторов, повлиявших на решение Японии не присоединяться к Германии в нападении на Советский Союз. Это решение не было неизбежным. Мог быть выбран другой вариант, ход войны изменился бы, и - если бы СССР был разбит в 1941-42 - изменилась бы мировая история.

Отвечать на вопрос "что если...?" означает строить предположение за предположением. И чем больше предположений, тем менее убедительными они выглядят. Цель этой книги - не пытаться переписать историю Второй Мировой Войны, но обосновать точку зрения, что Номонханский инцидент действительно был поворотным пунктом, или, если сказать более скромно, значительным, но часто недооцениваемым фактором в исключительно важной последовательности событий.

Номонхан и "ограниченная война"

С 1945 года произошло множество конфликтов, которые можно назвать "ограниченными войнами". Если не пытаться дать слишком развернутое определение, "ограниченная война" понимается здесь как международный военный конфликт с вовлечением сил стратегического масштаба на значительный период времени, в котором как минимум одна из сторон воздерживается от того, чтобы полностью использовать весь свой военный потенциал. Подразумевается также, что цели участников конфликта должны быть ограниченными. Таким же образом, чтобы ограниченная война оставалась ограниченной, как минимум одна из сторон должна быть готова принять компромиссное соглашение; в противном случае война неизбежно примет характер эскалации или будет продолжаться бесконечно.

Со времени Корейской Войны 1950-53 много написано об ограниченной войне и о возможностях ограниченной войны между великими державами. Большая часть этих работ является теоретической, учитывая небольшое число ограниченных войн между великими державами в современности. Стоит отметить, что Номонханский инцидент был первым случаем ограниченной войны между великими державами в современной истории (после Наполеоновских войн). Он представляет собой поучительный пример характера ограниченной войны.

Одним из наиболее интересных аспектов Номонханской инцидента является необычное противопоставление военной и гражданской власти в контроле над принятием решений. Никогда в современной истории военная элита великой державы не была так жестко подчинена политическому руководству, как Красная Армия в конце 1930-х после репрессий. Япония же напротив, была наиболее близка к настоящей военной диктатуре. Во время советско-японских конфликтов 1937-39 эти две страны были противоположностями - двумя крайними вариантами борьбы за власть между военной и гражданской элитами. Таким образом, советско-японский конфликт может быть примером оценки относительной практичности военной и гражданской власти в принятии решений в ситуации ограниченной войны.

В инциденте на Амуре в 1937 СССР пытался придерживаться принципа суверенитета над островами, относительно которых проходит изменившийся главный фарватер реки, что дало Маньчжоу-Го и Японии право убедительно претендовать на острова. Этот принцип был значимым главным образом в отношении к стратегически важному острову Хэйсяцу, находившемуся поблизости от Хабаровска. Обе стороны придерживались принципа "око за око", что привело к обстрелу японцами трех советских бронекатеров 30 июня. После этого 6 июля Квантунская Армия оккупировала спорные острова в нарушение дипломатического соглашения, достигнутого днем ранее в Москве. На следующий день, 7 июля 1937 произошел инцидент на мосту Марко Поло. Узко военная оценка ситуации советским командованием требовала бы силового ответа на Амуре для поддержания советского суверенитета над островами и престижа Красной Армии. И этот советский силовой ответ на маньчжурской границе был бы одной из немногих вещей, способных отвлечь Японию от полномасштабной войны с Китаем. Политическое руководство в Москве предпочло иной курс, решив отступить на Амуре, чтобы не отвлекать Японию от эскалации войны с Китаем. Это был дальновидный расчет Сталина, благодаря которому баланс сил на Дальнем Востоке фундаментально изменился в пользу СССР.

В Японии в 1937, где военные уже захватили значительную власть, но все еще не полностью контролировали страну, эту ситуацию видели по-другому. Хотя формально Япония "выиграла" в Амурском инциденте, он выявил серьезные разногласия в отношениях между локальными и центральными военными властями. Квантунская Армия была возмущена тем, что воспринимала как вмешательство Генштаба в ее локальные полномочия - это было предвестие вражды между штабом Квантунской Армии и Генштабом, что внесет свой вклад в Номонханскую катастрофу. Еще более важно правильно интерпретировать исход Амурского инцидента. Отступление советской стороны перед японским применением силы было расценено японцами как признак слабости, проверка советских намерений и возможностей, повлиявшая на японскую политику относительно Китая после инцидента на мосту Марко Поло. Японцы сделали вывод: Советского Союза можно не бояться.

После начала войны с Китаем японские военные лидеры продемонстрировали исключительную негибкость в отношении планов против СССР. Многие полагали, что их советский противник останется таким же боязливым и нерешительным, как в начале 1930-х, несмотря на более глубокую вовлеченность Японии в войну с Китаем. Другие, лучше понимавшие, что война с Китаем истощает силы японской армии, считали, что именно поэтому Япония должна проявлять "твердость и решительность" в отношениях с Москвой, чтобы советская сторона не увидела признаков слабости. Именно относительно осторожный полковник Инада разработал план "разведки боем" силами 19-й дивизии генерала Суэтаки у Чжангуфэна, чтобы проверить намерения советской стороны перед началом японского наступления на Ухань.

В Чжангуфэнском инциденте обе стороны продемонстрировали значительную сдержанность, чтобы не допустить серьезной эскалации конфликта. Японцы воздержались от того, чтобы направить подкрепления 19-й дивизии, несмотря на ее растущие потери, а советская сторона не стала географически расширять конфликт, несмотря на то, что местность в районе Чжангуфэна была неблагоприятной для наступательных действий. Это отличный пример того, как обе стороны конфликта стараются, чтобы конфликт остался ограниченным. Но и здесь советское политическое руководство заслуживает более высокой оценки. Идея полковника Инады о "проверке намерений СССР" подвергалась критике за неудачное для этого время (значительная часть японской армии в Китае уже была задействована в Уханьской операции) и неадекватную подготовку на тот случай, если СССР на этот раз ответит крупномасштабным наступлением. Хотя местность у Чжангуфэна благоприятствовала оборонительным действиям генерала Суэтаки, общая стратегическая обстановка была не в пользу Японии, что, вероятно, понимали в Москве. Советская сторона более точно оценила ситуацию, и приложила лишь столько военных усилий, сколько требовалось, чтобы заставить японцев отступить, но не столько, чтобы заставить их попытаться заключить перемирие с Чан Кайши и перебросить все силы против СССР.

Год спустя, во время Номонханского инцидента, в политике Токио уже полностью господствовали военные. В ходе этой четырехмесячной ограниченной войны, случившейся в период дипломатического кризиса в Европе, превосходство советского политического руководства над японским военным руководством проявилось наиболее решительно. В мае и июне 1939 центральные власти в Токио, занятые войной в Китае, мало уделяли внимания Номонханскому конфликту, оставив его на усмотрение Квантунской Армии. В Москве же пристальное внимание к инциденту было проявлено на высшем уровне уже на третью неделю конфликта.

От начала и до конца командование Квантунской Армии рассматривало Номонханский инцидент как изолированное событие, потенциально опасную советскую провокацию, которую лучше придушить в зародыше. Когда Квантунская Армия попыталась достигнуть "локального решения", оно заключалось в том, чтобы уничтожить силы противника в районе пограничного инцидента, решив тем самым проблему. Решившись на эскалацию масштабов и интенсивности конфликта, командование Квантунской Армии было почти до грани одержимости озабочено вопросами чести и престижа, абсолютно не замечая международного аспекта проблемы. В штабе Квантунской Армии не смогли даже провести более масштабную оценку ситуации, в которой стала бы очевидна стратегическая слабость Японии в противостоянии с СССР. Вместо этого штабные офицеры Квантунской Армии, продемонстрировав чрезвычайную узость мышления, сосредоточились на Халхе, не замечая иных факторов, которые в конечном счете сокрушили их. В ходе этого кризиса политические власти в Токио не могли, а военные не хотели установить эффективный контроль над действиями Квантунской Армии, пока не стало слишком поздно.

Но советское политическое руководство, хорошо помня высказывание Клаузевица о том, что война есть продолжение политики иными средствами, понимало, что военную проблему Номонхана лучше решать в наиболее широком контексте. Советские военные действия были скоординированы с действиями политическими и подчинены им. Расчет времени был отличным, так что августовское наступление Жукова имело двойной успешный эффект. И даже в момент победы политическое руководство полностью сохраняло контроль над Красной Армией. Не было опьянения победой, ни попыток развить наступление дальше, ни мстительного - и с военной точки зрения, возможно, оправданного - преследования разбитых японских войск на маньчжурской территории. Вместо этого 1-я армейская группа Жукова остановилась на границе, на которую претендовала МНР. Полковник Инада в связи с этим отметил: "Квантунская Армия объявила своей политикой "не вторгаться и не допускать вторжения", но фактически более последовательно этого принципа придерживался Советский Союз. Можно сказать, несмотря на то, что они наши враги, их сдержанность достойна похвалы".

Цудзи Масанобу в 1950, лишь спустя несколько месяцев после того, как получил амнистию за военные преступления, предложил следующее объяснение - наполовину извинение, наполовину оправдание - событий Номонханского инцидента:

"Когда я без предвзятости сравниваю мнение штаба Квантунской Армии, имевшего дело с Номонханским инцидентом только с точки зрения Маньчжоу-Го, и Генштаба, рассматривавшего инцидент с глобальной точки зрения, я должен признать, что мы могли бы действовать более мудро, если бы больше сохраняли хладнокровие. Однако боевой командир - не математик. На поле боя, где льется кровь и ломаются кости, люди склонны реагировать более эмоционально, чем рационально. Верховному командованию стоило бы не забывать об этом, и проявлять большее понимание, отдавая приказы".

Однако самой большой ошибкой японского верховного командования в Номонханском инциденте было не отсутствие "понимания" и не вмешательство в дела Квантунской Армии, а напротив, нежелание вмешиваться и слишком бережное отношение к гордым традициям Квантунской Армии, чья независимость переросла в высокомерие и неподчинение. Сначала вследствие своей невнимательности, а позже нерешительности, японский Генеральный Штаб позволил Квантунской Армии направиться по пути к катастрофе, вопреки политике верховного командования.

Если справедливо старое высказывание о том, что война - слишком серьезное дело, чтобы доверять его генералам, то Номонханский инцидент демонстрирует, что оно особенно верно для ограниченной войны, в которой по определению больше невоенных компонентов.

Эпилог

Из пяти сильнейших держав - участников Второй Мировой Войны все, кроме одной сражались на двух или более фронтах. И только США оказались достаточно сильны, чтобы завершить войну на два фронта успешно, одержав победу и в Европе и на Тихом Океане. Другие державы в такой войне терпели поражения - частичные или полные. Великобритания едва пережила кампанию 1940 в Европе, а в 1942 потеряла большую часть своих дальневосточных владений, которые были временно возвращены в 1945 только благодаря победе американцев. Армии Гитлера сражались в Северной Африке, на советском фронте и в Западной Европе, и везде потерпели поражение. Япония сражалась на Тихоокеанском ТВД против США, на китайском фронте, в Индии и Бирме, и, как и Германия, потерпела поражение. Из "Большой Пятерки" только СССР под руководством Иосифа Сталина избежал ловушки войны на два фронта, которая в 1941-42 могла стать для него катастрофой. Это можно считать одним из величайших достижений Сталина.

На Ялтинской Конференции в феврале 1945 США добивались участия СССР в войне против Японии. До первого испытания ядерной бомбы оставалось еще 6 месяцев. По расчетам военных аналитиков США высадка на Японские острова могла бы стоить американцам потерь до полумиллиона человек. Неразбитые японские армии все еще оккупировали Маньчжурию, Корею и значительную часть Китая. США хотели, чтобы Красная Армия приняла участие в разгроме Японии. Так как поражение нацистской Германии уже не вызывало сомнений, Сталин согласился на эту просьбу Рузвельта. Заметив, что понадобится несколько месяцев, чтобы перебросить достаточные силы Красной Армии из Европы на Дальний Восток, Сталин обещал объявить войну Японии через три месяца после капитуляции Германии. Германия капитулировала 8 мая 1945. Ровно через три месяца, 8 августа 1945, СССР объявил войну Японии.

На Ялтинской Конференции ни Рузвельт, ни Сталин еще не знали точно, как будет действовать ядерная бомба, и что за два дня до объявления СССР войны Японии, 6 августа 1945, всего одна бомба уничтожит Хиросиму. 9 августа вторая бомба разрушила Нагасаки. Но всего за несколько часов до этого, спустя одну минуту после полуночи, Красная Армия начала массированное вторжение в Маньчжурию. В наступлении трех армейских групп, которым командовал маршал Александр Василевский, были задействованы 89 дивизий - 1,5 млн человек, 3700 танков и столько же самолетов. Это были закаленные в боях войска, разгромившие армию Гитлера. Этот сокрушительный удар обрушился на Квантунскую Армию, которая давно уже была далеко не так сильна, как раньше. Ее лучшие дивизии были направлены на Тихоокеанский ТВД вместе со значительной частью тяжелого оружия. На бумаге Квантунская Армия включала 24 дивизии и 12 бригад, но они были укомплектованы последними остатками мобилизационного ресурса - необученными юными призывниками и ограниченно годными солдатами старших возрастов. Из имевшихся в распоряжении Квантунской Армии 230 самолетов, только 55 были современными истребителями и бомбардировщиками. Немногочисленная бронетехника состояла в основном из легких танков и бронеавтомобилей, которые были хуже советских машин еще шесть лет назад у Номонхана. Исход этого неравного боя был предрешен. У японцев не было ни одного шанса.

Красная Армия 1945 года отработала искусство общевойскового боя в самых жестоких условиях борьбы с гитлеровскими войсками. Некоторые части Квантунской Армии оказали упорное сопротивление, но вскоре были разгромлены. Три советские армейские группы продвигались примерно по 60 миль в день, обходя некоторые японские укрепленные пункты.

В полдень 15 августа по японскому радио прозвучала речь императора Хирохито, объявившего о капитуляции Японии. Но император не произнес слово "капитуляция". Вместо этого, выражаясь на архаичном языке императорского двора, он заявил, что правительство готово принять "Декларацию союзников" и призвал свой народ проложить путь к миру и "вынести невыносимое". Лишь немногие из слушавших его понимали, что имеется в виду Потсдамская декларация от июля 1945, в которой союзники изложили условия капитуляции Японии. Некоторые подумали, что император призывает к дальнейшим жертвам ради защиты родины. Когда трансляция речи закончилась, диктор попытался пояснить, что император говорил именно о капитуляции Японии.

Не все японские военные согласились принять капитуляцию. Генштаб не сразу передал Квантунской Армии приказ о прекращении огня. Связь работала плохо, и некоторые части Квантунской Армии получили этот приказ гораздо позже. Некоторые офицеры решили проигнорировать его. Разрозненное сопротивление японских войск продолжалось, как и советское наступление. Последний укрепленный пункт Квантунской Армии в районе Хутоу был взят 22 августа. Спорадические стычки продолжались до 30 августа. Тем временем Красная Армия вошла в северную Корею и высадила десанты на южном Сахалине и Курильских островах, выполняя приказ Сталина - вернуть территории, потерянные в 1905 году.

К концу августа военные действия были окончены. 2 сентября 1945 на борту американского линкора "Миссури" в Токийском заливе генерал Дуглас МакАртур принял капитуляцию Японии. С японской стороны капитуляцию подписали министр иностранных дел Сигэмицу и начальник Генерального штаба генерал Умэдзу. Со стороны союзников подписали МакАртур, адмирал Нимиц и представители союзных держав. Представителем СССР был генерал-лейтенант Кузьма Деревянко.

Осенью 1945 около 600 000 японских солдат отправились в советские трудовые лагеря. Около 200 000 из них работали на строительстве Байкало-Амурской магистрали - железной дороги, параллельной Транссибирской, но проходившей значительно севернее. До 70 000 японских пленных умерли в лагерях от болезней, плохих условий и истощения, большинство из них умерло зимой 1945-46. Возвращение японских пленных на родину началось в 1946, достигло максимума в 1947-48 и продолжалось до 1956.

Советское командование передало большую часть трофейного японского оружия китайским коммунистам. Советские оккупационные власти в Маньчжурии также способствовали укреплению позиций китайских коммунистов в этом регионе. Эти меры во многом способствовали победе сил Мао Цзе-Дуна над националистами Чан Кайши и созданию коммунистической Китайской Народной Республики в 1949.

Капитуляция Японии, подписанная 2 сентября 1945, не была мирным договором. Япония заключила отдельные мирные договоры с державами-победителями - но не с Советским Союзом. Этому помешали вопросы о репатриации пленных, правах на промысел рыбы и территориальные вопросы. Между Японией и Советским Союзом и государством-правопреемником СССР - Российской Федерацией - так и не было заключено формального мирного договора. Оккупация Россией островов, которые в России называют Южными Курилами, а в Японии - Северными территориями, продолжает отравлять отношения между двумя странами и по сей день.