Сашка подскочил как безумный. Он чуть не убил ее! Он или кто-то другой? Ведь во сне он был совсем другим существом, как будто былая злость и враждебность ко всем и вся материализовались и стали жить своей жизнью… отдельно от него. Да, он раздвоился! И практически не мог контролировать того, другого, который мог летать, для кого свобода означала способность выбрать жертву и разорвать на куски… То была свобода хищного зверя, и во сне он был таким, он готов был напасть на самое дорогое существо на свете! Нужно немедленно уничтожить того, кто завладевал им во сне, монстра, укравшего его сон!
Парень быстро умылся, оделся, заглянул в комнату матери. Там все было прибрано, перед чертовой статуэткой не было больше ни курительных палочек в стеклянном стакане, ни блюдец с молоком и печеньем. Сестры спали, тетя Оля постелила себе на полу.
— Какая же молодчина тетка моя! — в который раз восхитился Сашка. — А ты, гад, поголодай, это тебе только на пользу!
Он наскоро перекусил, позвонил по телефону Елене, та велела приезжать. Саня упрятал вороненка под полу куртки и пулей вылетел из дому. Минуя площадку первого этажа, он невольно обошел стороной дверь квартиры Димона.
«Я подставился! — понял он. — Теперь эти сволочи знают, что я видел, как они убивали бомжа. Того, наверно, давно нашли… Вряд ли возбудят уголовное дело, ведь никто ничего не видел, но все равно Димону с компанией лишний свидетель не нужен. Да, они постараются избавиться от меня, заткнуть рот, чтобы не болтал лишнего… Что ж, значит я заслужил, может, оно и к лучшему… По крайней мере, Марго будет в безопасности, никто не станет витать над ней по ночам, никто не посмеет ей угрожать! Только б сразу они меня… чтоб не мучиться. Бац — и готово! Не буду их избегать!»
Однако, угрозы Димона могут ещё и не сбыться, пока это только слова… Может, парни и побояться его убивать: ведь убить бомжа — одно, а его, Сашку — совсем другое… За это точно посадят! Да, скорее всего, убивать они не осмелятся — в крайнем случае, изобьют и все! Но то, что творилось с ним, это не пустые слова — это реальность, и от неё не убежать, не скрыться… Он боялся себя, — того, в кого мог превратиться в любую минуту, — боялся больше всего на свете! Он потерял свою душу, право прямо смотреть людям в глаза… и жить с этим больше не мог.
— Может, мне постараться не спать… — бубнил Саня себе под нос, трусцой приближаясь к метро. — А сколько человек может без сна? Неделю? Две… Все равно потом отрублюсь в самый неподходящий момент — организм не выдержит! Но попытаться стоит. А за это время нужно все рассказать Марго! Да, это единственный выход, нужно, чтоб она как-то от меня защитилась. Сегодня же с ней повидаюсь!
Люди косились на парня, который пыхтел, бормотал что-то и мчался, не разбирая дороги, натыкаясь на столбы, толкая прохожих. У парня этого был какой-то блуждающий взгляд и вообще выглядел он так, как будто сбежал из «Кащенко»!
Проезжая «Белорусскую», Саня подумал: «В голове не укладывается! ведь я сегодня ночью был здесь, парил над вокзалом…» Встряхнул головой, прогоняя этот кошмар, — ещё немного и он свихнется! Сошел на «Динамо», свернул на улицу Юннатов, в ветеринарную лечебницу. Елена ждала его и приняла без очереди, а очередь к ней была просто чудовищная — он бы тут часа три просидел! Она оказалась крупной мужеподобной женщиной без сентиментов и сразу взяла быка за рога.
— Так, давай его сюда. С пятого этажа упал, говоришь? Ну-ну… — она промяла и прощупала тельце птицы, оглядела сломанную лапку. — Ему повезло, снегу много! Повреждений внутренних нет, только ушиб.
Она наложила на лапку тонкую шину, крепко забинтовала. Дуремар сначала было забился, но потом понял, что лучше не сопротивляться — все равно бесполезно!
— Вот и умница! — Елена погладила его по маленькой верткой головке. Главное, чтоб он бинт не развязал. Следи за ним в оба — он будет его расклевывать. А это подбавляй ему в воду, — она протянула ему пузырек с прозрачной жидкостью. — Ну все, давай! Звони, если что…
— Спасибо большое! — Саня упрятал птенца за пазухой и, пятясь, вышел из кабинета. — Эх, Дуремар! — шепнул он вороненку, чуть приоткрыв полу куртки. — Влипли мы с тобой! Надеюсь, что тетя Оля маму насчет тебя успокоит, но ты больше в комнату к ней — ни ногой! То есть, лапой… Хотя теперь ты у меня инвалид, по крайней мере недели на две.
Он подумал, что рад этому вороненку. Хоть не один! Можно говорить с ним о чем угодно — он поймет и никому не расскажет… А вот мама… похоже, что идол, — если все дело в нем, — и её опутал своей паутиной, овладел ею даже покруче, чем им, Сашкой. Он-то хотя бы большую часть суток в своем уме, а она спит днем и ночью, и черт его знает, что там с ней происходит, во сне… Да, зло пустило в её душе крепкие корни — достаточно было видеть, что она творила вчера…
Матери нужна помощь. Нужно посоветоваться с кем-то. Но с кем? Признаться во всем тете Оле? Ведь рассказав, что с ним происходит, он и маме поможет — будет ясно, что то же — и с ней… Ох, голова кругом!
Нет, все сразу не получится, сначала — Марго! Она в опасности, он должен сначала предупредить её. Сейчас — домой, покормить вороненка, потом к ней. Но она, наверно, ещё в училище. А после может поехать в театр. Как же быть? Позвонить ей? Придется звонить через каждый час, и этой противной самонадеянной Анне Львовне — Марготиной матери — придется как-нибудь с этим смириться. Он её просто «достанет» сегодня — и пускай! Лишь бы перехватить Марго…
Во дворе, к счастью, никого не было — ни Димона, ни его мерзких дружков. Саня отпер дверь и столкнулся в коридоре с теткой — та несла на подносе чай с бутербродами к матери в комнату.
— А, вернулся? Погоди, я сейчас, — кивнула ему тетя Оля.
— Ну что, как она? — спросил Саня, когда тетка вернулась на кухню. Он уложил Дуремара в коробку и сообщил ему. — Потерпи немножко, сейчас я тобой займусь.
— Да, вроде бы, ничего. Дремлет… С вороненком твоим я все уладила она в принципе не возражает, только просит, чтоб он не совался к ней в комнату. И еще… я улучила момент, когда Лара вроде была в настроении, и поговорила… о твоем отце.
— И что? — Сашка весь обратился в слух.
— А то, что у неё есть его адрес. Телефона, по крайней мере в то время, когда они общались, у него не было. На, держи! — и тетка протянула парню клочок бумаги, на котором был ереванский адрес его отца. — С тебя причитается! Знаешь, каких усилий мне это стоило… жуть! Лара об этом и слышать не хочет, я её убедить пыталась: нельзя, говорю, скрывать от человека, что у него есть сын. Дай мне адрес! Она — ни в какую! Нет, говорит, ему это ни к чему, я так решила, и дальше в том же духе… Просто непрошибаемая! В итоге мне пришлось этот адрес украсть! Я её упросила фотографии показать, она достала альбом, а там — письма. Два или три… Ну, я потихоньку одно в карман сунула, когда она отвернулась, обратный адрес списала и письмо опять в альбом подложила. Все чисто, не подкопаешься… Теперь, племянник, дело за тобой, решай: нужно это тебе или нет. Дело твое. Хочешь — напиши, хочешь — в мусорное ведро выкини, я свое дело сделала…
— Спасибо! — Саня аккуратно сложил вчетверо бумажку с адресом, отнес к себе и положил на книжную полку, спрятав у задней стенки за трехтомником Гофмана. Потом вернулся на кухню. — Тетя Оля, вы придумали, что делать? Вроде вчера у вас какая-то мысль забрезжила…
— Я тебе сказала уже — не приставай! Всему свое время. Мысль зреет, думаю мне надо встретиться кое с кем… А ты потерпи и не гони картину! Так, кажется, вы теперь выражаетесь? Все, мне обед нужно готовить, а ты отдыхай. Вчера досталось тебе… бедняга!
Она ласково потрепала его по волосам и принялась греметь сковородками, всем своим видом показывая, что все разговоры закончены. А Сашка, вздохнув, поплелся к себе, покормил Дуремара и набрал номер Марго. Ее, естественно, дома не было, Анна Львовна сказала, что дочь скоро должна появиться и она передаст ей, что он звонил. Саня вернулся к себе, сел на кровать и тупо уставился в угол. Ни о чем, кроме предстоящего разговора, он думать не мог… Чем бы заняться? Голова пуста как воздушный шар… Почитать, что ли? Рука привычно потянулась к полке, к томикам Гофмана… бумажка с адресом! А может, не откладывать и написать? Прямо сейчас! Что будет потом неизвестно… Он выдрал из тетрадки лист бумаги, сел за письменный стол, минут пять грыз ручку, потом решился… Это было первое письмо в его жизни. И самое трудное!
«Здравствуйте! Простите, не знаю Вашего отчества. Знаю, что Вас зовут Ашот. Моя мама, Лариса Борисовна Клычкова, познакомилась с Вами пятнадцать лет назад. Она ничего мне о Вас не рассказывала, но я знаю, что Вы мой отец. Я подслушал. И Ваш адрес узнал. И узнал еще, что мама Вам не сказала, что у Вас сын. По-моему, она не права. Вы не думайте, что нам от Вас что-то надо. У нас все есть, все хорошо. Только мама болеет. Но она выздоровеет. Обязательно! Меня зовут Саша. У меня есть вороненок, он сломал лапку и я его держу у себя. Вот, пожалуй, и все. Я просто хочу, чтобы Вы знали. До свиданья, Саша.»
Да, коряво, конечно! Но ничего лучшего он «наваять» не смог. Сложил свое послание вчетверо, сунул в карман, поглядел на часы — половина третьего. На то, чтобы нацарапать эти несколько строк, у него ушел час! Скоро позовут обедать, но есть не хотелось… Он решил обнаглеть и ещё раз позвонить Марго, хоть время, когда она должна появиться, ещё не пришло… Но Марго сняла трубку!
— Привет! — он сразу охрип.
— Саша? — странно, но, похоже, она обрадовалась.
— Да, это я. Как дела?
— Ничего… Слушай, как там наш вороненок?
— Вчера всю мамину комнату так уделал, что маме стало нехорошо. Она теперь болеет. Я его назвал Дуремар.
— Ой, здорово! Только жаль, что он огорчил твою маму. А что, ей в самом деле так плохо из-за него? Если б я знала… можно было отдать кому-то другому.
— Да нет, все нормально. Даже очень. А мама… честно говоря, я не знаю, что с ней происходит. Да, и со мной тоже… В общем, Марго, мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.
— Давай завтра — у меня сегодня в семь репетиция в театре.
— Черт! Нужно сегодня, я же говорю, это очень важно.
— Что, до завтра никак не подождет?
— Нет, никак. Скажи… а ночью тебе ничего не приснилось… страшного?
— А… — её голос дрогнул и Марго на какое-то время примолкла, точно переваривала услышанное. — А откуда ты знаешь?
— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. До ночи. Понимаешь?
— Н-нет, не совсем… Ладно, тогда я к тебе заеду, ты говорил, что живешь у «Тверской», и мне по дороге. Буду примерно через час. У метро встретишь?
— Ну, конечно! — он не верил своим ушам. — Где?
— Давай возле «Макдональдса», прямо напротив входа в пол-четвертого.
— Буду! Спасибо, Марго. Я тебя очень жду!
— Ну, пока! — она бросила трубку.
Он опустил трубку на рычаг так бережно, точно она была хрустальной. Марго приедет к нему! Эх, если б не беда — не тот ужас, который поселился внутри, он был бы на седьмом небе! Наверно, визжал бы от счастья! Но радоваться от души может только человек с чистым сердцем… А он был нечистым, грязным, он был недостоин ее… и ему предстоял очень непростой разговор. Поэтому Саня постарался собраться, особенно не воспарять и, чтобы облегчить себе эту задачу, встал под холодный душ.
— Тетя Оль, я сейчас выскочу к метро, мне надо встретить… в общем, ко мне зайдет одна девушка… моя подруга. Ее зовут Марго.
— О-о-о! — воскликнула тетка. — Вот это дело! Давно пора, а то сидишь тут один как сыч с утра до ночи… А это не та ли неземная фея, которую мы у театрального подъезда поджидали? Ее, кажется, звали Маргаритой… Помню, видок у тебя был тогда!
— Угу, это она, — буркнул Сашка, покраснев и не глядя на тетку. — Ну, я пошел. Только маме не говорите, а то ещё разволнуется…
— Не волнуйся, она сегодня не встанет, а я буду нема как рыба…
Саня вприпрыжку поскакал к «Макдональдсу», и минут через двадцать появилась Марго. Вид у неё был неважный: она была очень бледна и выглядела не совсем здоровой.
— Давай, выкладывай, с чего это ты заговорил о моем сне? Сон мне приснился в самом деле ужасный, но откуда ты-то про это знаешь?
Она глядела на него во все глаза, и он на миг потонул в их небесном сиянии… Потом взял себя в руки. Сейчас нельзя расслабляться!
— Не могу на ходу говорить — это слишком серьезно. Пойдем! — он увлек её за собой.
Придя домой, помог ей раздеться, познакомил с теткой — та выглянула из материной комнаты, сгорая от любопытства. Кажется, они с Марго друг другу понравились, впрочем, это не удивительно: его королева любого покорила бы с первого взгляда, а тетя Оля, несмотря на природную некрасивость, обладала живым темпераментом и непосредственностью, располагавшим к ней самых разных людей…
Они с Марго прошли в его комнату, она подскочила к коробке, где обитал Дуремар, присела на корточки.
— Ну, здравствуй, ворон! — она нежно погладила его по спине. — Как ты тут? Ты у нас невезучий какой-то, но ничего, это пройдет. Просто полоса в жизни такая… со всеми бывает, правда?
Дуремар строго глянул на неё черным глазком, издал хриплый протестующий возглас и шарахнулся в сторону.
— Ишь! Ершистый какой! Ну и характер у тебя… Слушай, — она обернулась к Сашке, — а ты его будешь учить говорить?
— Думаю, да, вот только хочу с ветеринаром посоветоваться: с чего начинать, как и что… Это ж непросто, наверное, тут уметь надо.
— А что просто-то? Ты что думаешь… ой! — Марго рывком поднялась и глаза её округлились. — Это… слушай, откуда он у тебя? — её взгляд упал на проклятый зонт, который так и стоял, прислоненный в углу, все эти дни.
Марго одним прыжком оказалась возле зонта, взяла его в руки…
— Да, это он! Вот здесь и следы на ручке — это щенок дядиного приятеля их оставил, он грызет все, что только на глаза попадется. — Так это был ты! — Марго поднялась и глаза её засверкали гневом. — Значит, ты тот подонок, который на дядю напал! Из-за которого он совсем потерял зрение… Он и зонт с собой утащил… Да, это ты! Какая же ты гадина!
— Марго, погоди… мне нужно тебе все объяснить! — Сашка почувствовал, что пол поплыл под ногами… — Понимаешь, это был не я… то есть, я но…
— Пошел к черту! Не хочу тебя слушать! И как у тебя только хватило наглости после этого порог его дома переступать! — она выскочила из комнаты, торопясь, накинула шубку, шапку, подхватила сумочку и стала пытаться отпереть дверь — Открой немедленно! Выпусти меня!
— Марго, погоди, послушай… — он метался возле нее, не зная, что делать. — Да, я тварь, мразь паршивая, но сейчас не до этого… плевать на меня! Тебе угрожает опасность!
— И слушать не хочу, открой дверь!
На шум в коридоре явилась тетя Оля и стояла в растерянности, глядя на разъяренную гостью и на потерянного племянника, которые пять минут назад ворковали как парочка голубков…
— Что случилось? Маргарита, он вас обидел? Да нет, это смешно! Ах ты, Боже мой! Саша, открой ей дверь, нельзя человека насильно удерживать…
Он выполнил приказание, дверь распахнулась, и Марго, в последний раз оглянувшись, окинула парня таким уничтожающим взглядом, что ему захотелось немедленно умереть. Ее каблучки застучали по лестнице, стук их все отдалялся… Сашка вернулся к себе, упал на кровать и зарылся лицом в подушки. Рыдания сотрясали его как девятибалльное землетрясение. На пороге показалась тетя Оля, сокрушенно покачала головой и прикрыла дверь.
Что тут скажешь? — думала она. — Слова ему сейчас не помогут — сперва нужно самому переболеть, пережить эту боль, чтобы потом хоть что-то воспринимать…
Сумерки давно растворились во тьме, вечер усыпал Москву свежим снежком, тот похрустывал под ногами прохожих, овевал их усталые лица легкими ласковыми дуновениями… Хорошо в этот зимний вечер было в Москве! Но Сашка ни о чем подобном не знал, он ничком лежал на кровати, острый приступ отчаяния сменился тупым безнадежным оцепенением. Все кончено! Марго не простит его. Что ж, может, это и справедливо. Он догадывался, что за содеянное зло рано или поздно придется платить — не зря же об этом пишут в его любимых книжках… Только он не думал, что это когда-то коснется его, точно весь мир подчиняется определенным законам, а он какой-то особенный, и у него в жизни все будет иначе… Голова словно бы налилась свинцом, мысли еле ворочались… он почувствовал что засыпает.
— Э, нет, так не пойдет! — Сашка заставил себя подняться, свесил ноги с кровати. — Спать нельзя. Она сейчас, конечно, не спит — ещё рано, но потом… потом этот кошмар повторится. Что же делать? — глаза его одичало блуждали по комнате. — А что, если? Да, это единственный выход!
Он вскочил, кинулся в коридор и стал одеваться.
— Ты куда это на ночь глядя? — преградила дорогу тетка.
— Тетя Оль, я к Борису Ефимовичу. Вы покормите вороненка?
— А чем ты его кормишь?
— Ну, дайте ему хлеба, размоченного в молоке. И прямо в клюв запихайте, поглубже. Я недолго. Туда и обратно.
— Ну, смотри… — с сомнением оглядела его тетя Оля. — Я надеюсь, ты ничего такого не выкинешь? Размолвки с девушками — это, брат, обычное дело! Только вот у тебя, похоже, это первый опыт. Не кисни, слышишь? Утро вечера мудренее…
— Хорошо-о-о! — крикнул Сашка, сбегая по лестнице.
Он устремился к «Тверской». Да, письмо! Купил в киоске «Союзпечати» конверт с маркой, нацарапал адрес, который выучил наизусть, выудил из кармана свое послание, сунул в конверт, заклеил его и опустил в почтовый ящик возле метро.
Дело сделано!