Глава 10

Рассвет быстро наливается силой. На болоте развеселились лягушки, появляются разноцветные стрекозы, как в трансе бьёт головой дятел — всегда удивляюсь, как они не зарабатывают сотрясение мозга — вдали трубят наши друзья, степные мамонты.

Разлом, не вяжется с прекрасным миром. Как он возник? И… почему нас выбрали для столь непростой миссии? Вопросы есть, ответов нет. Что-то крутится в голове, но не как не могу ухватить мысль. Одно точно знаю, ненавижу аммиачных существ и уязвимы они, по крайней мере, на данном этапе.

Оглядываю группу, люди спокойные, тревоги от пережитых событий нет. Охотники опираются на копья, тихо переговариваются. Семён снимает рубашку, изготавливает из неё нечто похожее на юбку и пытается одеть её на мальчика. Игорь с удивлением таращится на сероглазого верзилу, не понимает, зачем ему это нужно, но не сопротивлялся, в результате вскоре стал походить на хулиганистого мальчугана, а ещё он пытается стать на ноги и пробует ходить — охотники фыркают со смеху, Семён радостно обнимает ребёнка, даже невозмутимый и несколько скептичный Аскольд теплеет лицом.

Немного приводим себя в порядок и двигаемся из леса. Под ногами прыскает грязная жижа, хочется пить, срываю кислые ягоды, пытаюсь освежить рот. Игорёша слизывает росу с листьев, тоже страдает, а князь Аскольд, мимоходом смачивает о росу носовой платок и выжимает воду в рот. Хитрец. Можно самому попробовать, но с собой платок не взял, а использовать, что-то из одежды, весьма запылённой, не хочу, так и тащусь, изрядно изнывая от жажды.

Наконец выходим из леса, впереди, колышется трава, сбоку виднеются красноватые скалы — итог нашего маршрута, у подножья скал — пещеры, в одной из них, пока здравствует медведь — людоед.

В воздухе пахнет сыростью и грибами. Порыв ветра доносит слабый запах свежести, так пахнет водопад, разбрызгивая водяную пыль. Невольно глотаю тягучую слюну, хочется мчаться сломя ноги, но там бродит страшный хищник, пока не выпустим из него кишки, о воде думать не стоит. А над скалами парят стервятники, здесь, для них, всегда найдётся трапеза.

— Никита, глянь, — я слышу голос Аскольда.

— Что там?

— Медведь кору содрал.

— Где? — оглядываю я дерево.

— Смотри выше… ещё выше. Сдаётся мне, этот медведь больше белого на две головы, повозимся с ним, — князь остервенело, чешет куцую бородёнку.

Задираю голову. На высоте свыше четырёх метров пластами содрана толстая кора — тихий ужас мягко опускается на плечи.

— Больше тонны, — радуется князь. — Копьями не убьём, соображать нужно.

— Вот, что скажу, — кашляет в кулак Арсений Николаевич, — вы все далеки в понимании, насколько непредсказуем и опасен медведь людоед. Князь правильно заметил, копьями не убьём, думать нужно, ловушку сооружать следует, брёвнышко с заточенным концом. Медведь, безусловно, начнёт, обходить свою территорию, здесь и нужно ставить. Да и приманку желательно настроить, потрошка, кишочки… лучше подраночка — на живца хорошо пойдёт.

Я быстро соглашаюсь: — Ловушку ставить немедленно.

Князь Аскольд с Арсением Николаевичем и Прелым, пошли добывать подранка и еду заодно. Я отдаю бразды правления безусловным профессионалам и впрягаюсь в изнурительную работу. Два часа спиливаем подходящее дерево, ещё больше времени пошло на обтёсывание от ветвей и придания конусообразной формы. Затем вставляем острейший кусок обсидиана и с первой частью справились. Успеть бы до вечера, мелькает паническая мысль, но мужчины абсолютно спокойные и я слегка расслабляюсь. А вот Аскольда, что-то не видно, честно говоря, меня это весьма беспокоит, даже о жажде и о голоде призабыл.

Князь с охотниками появляется неожиданно, я уже думал идти на их поиски. В шкуре полосатого зверя они волокут истерзанную тушу кабана. Там же громоздится груда мясистых, вытянутых плодов, от предчувствия, что они сочные, плывут мозги. Охотники сбрасывают тушу на землю, Арсений Николаевич, кашлянув в кулак, обтирает ладонью обветреннее лицо, вздыхает: — С подранком не получилось, извели немало зверья. Иные убегали, другие быстро дохли, с последним вроде повезло, кабану пробили хребет, обездвижили всю заднюю часть, так, молодой смилодон пожаловал. Вначале нас отогнал как конкурентов, догрыз кабана и поволок в чащу. Прелый обиделся, я с князем поддержал его праведный гнев. Выследили киску и порвали на части, только шкура осталась, да зубы, — он швыряет на траву два кинжаловидного клыка, а я замечаю у старого охотника кровь на боку и изодранную одежду — надо перевязку сделать, не то нагноится.

— Но главное, — улыбается Аскольд, — набрели на дерево в болоте, всё в плодах, внутри чистейшая вода, холодная… налетайте!

Воистину, настоящий подарок судьбы! С наслаждением булькаем из плодов как из бидонов, люди оживляются, воды на всех хватает. Семён, по своему обыкновению, напоил сначала Игоря, лишь затем сам пьёт, а ведь я предполагаю, мой друг от жажды едва сознание не теряет.

С их приходом работу решили приостановить. Разжигаем костёр, печём мясо, наедаемся от пуза, вновь испиваем водицы. Отдыхаем с полчасика и впрягаемся в работу, а она пошла веселее и хорошо ладится. Очень скоро бревно подвешиваем между деревьев, осталось его оттянуть и положить приманку.

— Жаль, подранка не удалось добыть, — Семён видно переживает, что медведь не соблазнится убитым кабанчикам.

— А мы сделаем видимость, что он живой, — подмигивает мне Аскольд.

— Это как же, за верёвку будем дёргать? — удивляется сероглазый увалень.

— Нет, проще. Сделаем так, ты спрячешься за деревом и будешь подвывать, только не очень грозно, не то медведь испугается и дёру даст.

— Пошёл ты, князь, куда подальше со своими шуточками.

— Не обижайся, всё пойдёт, как задумали. Дорогу забросаем требухой, придёт на запах как миленький и найдёт свою смерть, сердешный. А мы будем наблюдать за процессом с того дерева, едва ли арктодусы умеют лазить по деревьям, немыслимо, чтобы гигант свыше тонны, карабкался по ветвям.

Оглядываю дерево, скептично хмыкаю. Конечно, я уважаю Аскольда, его профессиональные качества, но здесь он загнул. Ствол абсолютно ровный и лишь на высоте пяти метров в стороны расходятся мощные толстые ветви, образуя в сплетении весьма удобную площадку. Можно расположиться всей группой и ещё места хватит настолько же людей. Но верёвок достаточно длинных нет, лиану не забросишь, что-то друг фантазирует.

Князь, видит моё замешательство, улыбается: — Что стоишь, как одинокий тополь? Пойдём лестницу делать.

— Из чего? — глупо моргаю я.

— У тебя стрелы как дротики, мои тоже не маленькие, — Аскольд снимает лук, быстро натягивает, стрела жужжит, словно пчёлка и впивается в толстую кору, следом свистит другая, втыкается чуть выше, затем ещё одна. Я понял всё — лестница из стрел, в своё время, так североамериканские индейцы делали. Ай да молодец, ай да сукин сын! Я присоединяюсь к другу, очень скоро лестница готова. Затем Аскольд приволок длинную лиану, засовывает за пояс и ловко лезет по стрелам вверх, на одной из веток крепит лиану, и проблемы с подъёмом решены.

Охотники принялись благоустраивать жилище, таскают ветки, листья, траву и в нашем гнезде стало достаточно комфортно.

Приманку будем ставить, как стемнеет. Что бы ни привлекать ненужных хищников, кабанчика затаскиваем наверх. Удивительно, но у нас появилось свободное время, каждый тратит его по своему разумению. В основном народ отсыпается на дереве, безопасно и уютно. Семён учит Игоря ходить, князь с Прелым отскрёбывает шкуру смилодона, я же — прогуливаюсь вдоль леса. С недавних пор, замечаю, моё обоняние работает выше человеческого. Внюхиваюсь во все запахи, пытаюсь анализировать, кому они принадлежат. Настолько завела эта игра, что незаметно отхожу на приличное расстояние. Сам того не ожидая, оказываюсь у скал, где по нашему мнению обитает медведь арктодус. В нос неприятно стегает насыщенный звериный запах. Моментально опомнился, чуть не стучу по дурной голове кулаком. Что тут делаю? Зачем ушёл из лагеря? Желание быстрее удалиться правильное, но любопытство пересиливает. А если зайти сбоку, так сказать, оценить обстановку? Поднимаю лук, вкладываю стрелу, острый как бритва наконечник из обсидиана жизнерадостно засиял, глупый, он для арктодуса, словно канцелярская кнопка в зад.

Ясно слышится шум водопада, в воздухе витает водяная пыль, ноги сами ведут туда, но под теми нависшими скалами, логово хищника. На низкорослых деревцах отдыхают стервятники, безобразные голые шеи вызывают омерзение. В округе разбросаны кости животных, многие уже выбелены солнцем, а есть ещё с сырыми сухожилиями и запах, мягко сказать, не эстетичный. На почве виднеются широченные отпечатки зверя, на коре деревьев свисают клоки спутанной шерсти. Впереди логово людоеда, дрожь пронзает тело, но двигаюсь дальше. Стараюсь прижиматься к скалам, в надежде, если что, забиться в щель.

Серые, покрытые лишайниками, валуны разбросаны по всей округе. Скалы нависают над головой. Растения интересные — корявые, но довольно высокие изогнутые деревья все в розовых цветах, густая растительность похожа на пампасную траву, окружает их как ковёр. В щелях, между камней, сочится влага, а разноцветные ящерки шныряют то там, то здесь, пытаясь поймать шикарных бабочек, которые порхают над бесчисленными ручейками, лужицами и не знают, что за ними ведётся беспощадная охота.

Если б не медведь ходил бы сейчас с открытым ртом от восхищения, но цветочное благоухание густо смешивается с гнусным запахом разложения — вот бы всё вычистить и жить здесь.

Запах медведя преследует всюду, в любой момент ожидаю, вот из того нагромождения обломков скал появится злобная морда хищника, но я словно лунатик, мелкими шагами продвигаюсь вперёд. Взгляд рыскает по сторонам, в хаосе скал узнаю развалины древнего города. Внимательно осматриваюсь и анализирую, неожиданно передо мной открывается потрясающая картина — не природные скалы высятся вокруг, а когда-то обтёсанные блоки, острые грани хорошо прослеживаются, хотя основательно изъедены временем. Относительно их, камни Трилитона и глыба Южного камня в храме Юпитера, покажутся галькой на детском пляже. Что за боги высекали и когда? Очевидно не один десяток тысяч лет.

Теперь я определённо вижу древнейшие строения — мегалитические блоки организуют правильную архитектуру, узнаю в них когда-то величественные здания, стелы, памятники, даже фонтан. По невероятному стечению обстоятельств из него и теперь вылетают струи воды. Я потрясён, дух захватывает от былого величия. Что это за цивилизация, способная создать подобное?

Иду вдоль стены сложенной из тесно подогнанных друг другу блоков. На ней возвышаются каменные глыбы, очертаниями напоминают неведомых зверей. Да это же динозавры! У меня глаза округляются в удивлении. Неужели, жившие здесь люди, встречались с этими монстрами?

Словно турист брожу по древним улицам, сворачиваю в переулки. Всюду встречаюсь с глубокой древностью. Рот не закрывается от восхищения, о людоеде вообще не вспоминаю. Всё забыл! Я потрясён, с трепетом ощупываю потемневшие камни, я мечтаю что-то найти, увидеть нечто удивительное.

Вскоре ноги приводят к двум массивным блокам — ворота Титанов, как сразу я их окрестил. Они возвышаются в высоту метров на тридцать, а своды поддерживают базальтовые колоны. Ворота ведут вглубь горы, где рокочет водопад, веет холодом и сыростью, тьма пугает, останавливаюсь не в силах сделать шаг.

Низкое, утробное рычание застаёт врасплох, очень медленно поворачиваюсь, во рту мгновенно пересыхает, лоб в лоб встречаюсь с медведем — это настоящее чудовище, намного выше меня выше. Животный ужас охватывает меня, ноги становятся ватными, если арктодус решит мне отгрызть голову, я даже этого не замечу, в самых кошмарных снах подобное не снилось, мозг отключается, ползёт апатия, но всё длится мгновенье. В глубине сознания вспыхивает упрямая злая искорка, кровь по артериям расплавляется и как сталь в мартеновской печи и течёт по потокам, становится жарко, мир меняется, всё замедляется, сила бугрится в мышцах, я вспоминаю наставления моего друга Аскольда: «Если стрелять сбоку, надо чётко попасть в основание уха или же между ним и глазом, а если бьешь спереди, то прямо в глаз или между ними, если в угон — в соединение затылка с шеей, но чтобы стрела не проскользнула по холке».

Наблюдаю, как невероятно медленно, в оскале, открывается пасть, как поднимается, во взмахе, тяжёлая лапа со страшными когтями. Вот она движется к лицу, но я легко ухожу в сторону, натягиваю лук. В изнеможении скрипит толстое дерево, ещё чуть-чуть и лопнет тисовый лук, я жалею его и отпускаю стрелу, взглядом провожаю полёт. Стрела легко пронзает глаз чудовища и, медленно вгрызается в глазницу, с хрустом раздвигает сочленение из косточек и решительно входит в мозг — миллиметр в сторону и зверь лишился б только глаза, а я жизни, но это тот, единственный случай из миллиона, когда неслыханно везёт дилетанту, словно кто-то направил мою руку.

Как в замедленных съёмках медведь вздымается на дыбы. В это мгновенье выпускаю ещё одну стрелу, она впивается в грудь, затем выпускаю другую, наверное — с десяток. Все они застревают в арктодусе как в подушечке для иголок, но лишь самая первая была смертельной. Медведь заваливается на спину, взгляд единственного глаза становится беспомощным, он впервые столкнулся с такой болью. Гигант падает на землю, груда камней взметнулась в разные стороны, в последних конвульсиях он раскрошил лежащие рядом осколки каменных глыб и затихает умиротворённый во внезапной смерти и дух его воспарил в медвежью страну… если такая есть.

Мир блекнет, принимает прежние очертания, вновь слышу шум водопада и своё дыхание. С удивлением смотрю на поверженного гиганта, не могу поверить и оценить случившееся.

В смущении прихожу в лагерь, мне крайне неудобно за то, что оборвал надежды товарищей на схватку со зверем, все их приготовления оказались напрасными. Я их прекрасно понимаю, как тяжело осознавать мужчинам, что цель, к которой они тщательно готовились, завершилась несколько иным образом.

В лагере тихо, на дереве посапывают охотники, князь Аскольд закончил выделку шкуры, развесил сушиться. Семён с Игорьком затеяли весёлую игру, мальчуган изображает из себя ужасного волка, а великовозрастный увалень — толстую свинью — получается весело, невольно улыбаюсь. Подходит Аскольд, внимательно смотрит на меня, от его взгляда не ускользает то, что стрел в моём колчане почти не осталось.

— Хорошо поохотился? — осторожно начинает он.

Краснею, в великом смущении опускаю глаза: — Так, прогулялся… случайно оказался у пещер — там древний город, случайно столкнулся с медведем и случайно убил его, — говорю я чистую правду.

У Аскольда поехали в сторону глаза: — Что вы, простите… случайно сделали?

— Того… медведя завалил, — я заикаюсь и краснею.

— Медведя завалил?!

— Он лежит у ворот, а внутри горы, водопад.

Князь садится на землю: — И на хрен мы столько людей гнали, пошёл бы сам.

— Да говорю же, случайно! — раскаяние едва не вызывает слёзы.

— Никита, ты чудовище, — серьёзно изрекает Аскольд, — как хорошо, что ты мой друг.

Он смеётся, но в глазах жёсткость, бородка по-боевому топорщится в разные стороны.

Семён слышит, о чём мы говорим, мигом оказывается рядом.

— Не шутка? — спрашивает он и улыбается как ясно солнышко. — Здорово, теперь можно и по домам!

Аскольд с недоумением смотрит на Семёна: — Ты, кажется, не понял, он в одиночку убил зверя больше тонны весом, это нонсенс! — и оборачивается ко мне: — Каким образом тебе удалось, ведь это не реально!

— Почему же, ты сам мне объяснил куда стрелять, — мне и лестно и непривычно от такого внимания всегда невозмутимого Аскольда.

— Неужели запомнил? — он задумчиво пригладил бородку. — Но, одно дело знать куда стрелять, а на практике этого не бывает, при такой массе зверя, отклонение в миллиметр, одно и тоже, что ты промазал. Ты куда стрелял?

— В глаз.

— Место уязвимое, но здесь нужна исключительная точность, — Аскольд смотрит на меня как на сверхъестественное существо, я даже ёжусь под его взглядом, типичный аспид, какое правильное прозвище.

— Шкуру надо снять, — я выдыхаю из себя воздух и внезапно вспоминаю зверя во всей красе, его рёв и слюнявую пасть, мне становится дурно, и едва удерживаюсь на ногах.

— Это дело, — соглашается князь, поднимает голову: — Подъём, бездельники! — гаркнул он.

Охотники молниеносно оказываются на земле. Аскольд прошёлся мимо них, в глазах лукавство: — Бревно снять, приманку в мешок, идём снимать шкуру.

— Чью? — удивлённо спрашивает один из молодых охотников.

— Можно и твою, но лучше с арктодуса.

— Сначала убить его надо, — настороженно произносит Палёный, а Арсений Николаевич напрягается, метнул взгляд на меня, затем с вопросом смотрит на Аскольда.

— Он… ты правильно определил, — усмехается князь.

— Это невозможно, — охотник опускает взгляд.

— Великий князь Никита, действительно убил медведя… порвал как тузик грелку, — Аскольд искренне веселится, его забавляет потрясение людей, — а точнее, попал прямо в глаз и пробил мозг.

— Невероятно, — пробормотал Арсений Николаевич, а Палёный перекрестился, охотники с суеверным ужасом смотрят на меня, а я сплёвываю, чтобы разрядить обстановку.

— Медведь мёртв, он лежит у пещер, снимем шкуру, осмотрим город, и миссия на этот раз закончена.

— Город?

— Развалины, — уточняю я.

С трепетом входим в город. Мои спутники не менее меня ощущают восторг от былого могущества империи колоссов, он и сейчас производит невероятное впечатление, сложно даже представить мир людей живших здесь. Огромные сооружения непостижимым образом вписываются в окружающий ландшафт с непонятной лёгкостью и гармоничность. Исполинские блоки, давно разрушенных зданий, стоят на земле твёрдо, основательно, словно появились здесь с тех времён, когда образовалась Земля, буйная растительность, как зелёное пламя, облизывает тёмные камни.

Стервятники срываются со своих мест, освобождая уставшие ветки, стайка певчих птиц оккупировала деревья в розовых цветах и теперь заводят нежные трели.

— Здесь будет наш город, — уверено говорю я.

— Да, место достойное, — соглашается Аскольд.

Мы подходим к воротам Титанов. Арктодус лежит за колонной, огромный как всё здесь — бывший хозяин развалин, но нарушил закон, напал на людей и мёртв, комок подкатывается к горлу. Почему, мне жаль его? Может он просто жертва в чьей-то игре, игре богов?

Князь Аскольд в оцепенении стоит у поверженного гиганта, я никогда не видел его таким. Он поворачивается ко мне, лицо бледное: — Истинно! Ты Великий князь, жизнь за тебя отдам, Никита Васильевич.

Обнимаю его: — Прежде всего, ты мой друг, не хотелось, чтобы ты проливал за меня кровь, но поверь, в случае необходимости и я не пожалею её ради друзей.

Люди окружают зверя, в глазах почтение — нельзя иначе относиться к таким существам.

Семён стоит в стороне, удерживает рвущегося в бой Игоря. Мальчик скалит зубы и рычит почти по-взрослому, никакого уважения к поверженному гиганту.

Охотники удивлённо разговаривают друг с другом, искоса бросают взгляды в сторону моей персоны, для них загадка, как мне удалось одолеть зверя, да я и сам потрясён и до сих пор не верю, что людоед мёртв, а я причина его смерти.

Ворота Титанов словно приглашают войти в величественный зал пещеры, может, она рукотворна, но сейчас обросла сталактитами и сталагмитами. Со стен свисают сказочной красоты каменные сосульки, покрытые лунным молоком разных оттенков цвета, от белого как снег, до оранжевых, почти красных. Сталагмиты покоятся в самых необычных местах пещеры. Исходя некоторой доли воображения, напоминают сказочных троллей и причудливых зверей. Пол пещеры ровный как бильярдный стол, чистый и влажный. Свет от ворот проникает далеко в пещеру и поэтому в глубине виден силуэт прекрасного водопада в снопе серебристых искр. Вода низвергается вниз мерным рокотом, попадает в круглый бассейн, и вытекает из него, образуя подземную реку, бурлящим потоком, уносясь вглубь, теряясь в угольной темноте.

На удивление нет летучих мышей, лишь изредка залетают дикие голубки, поближе к свету, у них гнёзда.

Оставив охотников заниматься разделкой туши медведя, я зажигаю факел и с замиранием сердца двигаюсь вглубь пещеры. Меня сопровождают князь Аскольд и Семён со своим малышом.

Первым делом подходим к водопаду, вблизи он смотрится ещё прекрасней. Умываемся в бассейне, пьём ледяную сводящую зубы, но такую вкусную воду. Игорь, не обращая на испуганные протесты Семёна, со щенячьим визгом плюхается в бассейн и довольно сносно плывёт, загребая руками как заправский пёс. Пришлось подождать мальчика, пока выкупается. Он долго не плавает, выбирается, как волчонок отряхивается и пытается облизать хмурого Семёна. От тельца малыша идёт пар, а он совсем не озяб, сказывается закалка, приобретённая в суровых условиях жизни с волками. Интересно, научится он говорить?

Река, клокоча, выбрасывая вверх пену, шумно бежит вдоль стен, а выше виднеется нечто похожее на широкую дорогу, извиваясь, она идёт между сталагмитов вверх, это древняя дорога, скрытая многочисленными известковыми наслоениями. От моего глаза не скрываются оплывшие каменные перила, едва заметные ступеньки, когда то, много тысячелетий назад, по ним сновали люди.

Сто метров идём по лестнице вверх вдоль зала, затем входим в подземную полость, круглый туннель десять на десять метров, он также идёт вверх, но по плавной спирали, напоминает винтовую лестницу. С каждым шагом становится всё суше, холодный ветер дует в спину, хочется быстрее завершить маршрут, а ещё мучаюсь в догадках, куда мы придём, что увидим.

Натыкаемся на четыре ответвления, они идут в разных направлениях, один вверх самый широкий, два вниз, один перпендикулярно в сторону — только камня с надписями не хватает: «налево пойдёшь…» — я призадумался.

— Наверх, только наверх. Будет время, и до тех ходов дойдём, чудится мне, там лабиринты круче, чем у Минотавра, — князь Аскольд подталкивает меня к лестнице ведущей вверх.

— А там, что? — не ожидая ответа, спрашиваю я.

— Выход на верхнее плато, — уверенно произносит Семён.

— Может и так, — соглашаюсь я, наблюдая за Игорем. Мальчик обнюхивает все направления и останавливается у верхнего туннеля, звериное чутьё, штука надёжная.

Уже за следующим поворотом видим тусклый свет. Принюхался. Ощущаю свежесть большой воды, опасности вроде нет, запахи живых существ отсутствуют. Ускоряю шаг, и нас, словно выносит на огромное пространство — перед глазами необъятных размеров плато, в центре лениво шевелит прозрачными волнами озеро, край которого сливается с горизонтом, неприступные остроконечные скалы закрывают плато со всех сторон.

— Вот это да! — восклицаю я.

— Сколько воды, сверкает словно огромная капля росы! — пискнул сероглазый увалень.

— Здесь наш народ будет в полной безопасности, — просиял лицом князь Аскольд.

— Как красиво, — задумчиво соглашаюсь я, — действительно, озеро искрится, словно капля росы на лепестке розы. Пусть оно будет называться в честь моей Лады, — от сентиментальности я едва не прослезился.

Аскольд посмотрел на меня, усмехнулся: — Ты нашёл этот мир, тебе и карты в руки… а что, озеро Лады, вполне звучит.

Игорек носился по бархатной траве и пытается ловить стрекоз. Затем лезет в воду, но с рычанием выскакивает, большая рыбина плюхнула хвостом по поверхности, удивлённая незваным гостям.

По левую сторону от озера, у подножья скал растёт красивый лес, в нём выделяются роскошные гинкго, а по правую сторону расположились террасы с хорошо сохранившимися постройками — сложить крыши и готовое жильё.

Подходим ближе, дома конечно достаточно древние, но не такие, как внизу. Народ, что здесь жил, покинул их, в лучшем случае, тысячу лет назад. Это не те, грандиозные монументальные сооружения, что внизу, но тем самым ближе нам по духу. Здесь нет тех каменных колоссов, в которых можно потеряться несколько пришибленные их мощью, всё по-домашнему: одноэтажные дома, дворики перед ними, улочки, заборчики, площадь в центре, заросшая буйной зеленью, выход к озеру, сохранились каменные блоки пристани. Когда-то гладь озера рассекали деревянные суда, ловили рыбу, торговали с соседями. Странно только, это меня беспокоит, куда делись люди? Природных катаклизмов не видно, разрушений нет, словно люди, в один из дней, встали и в одночасье покинули эти места.

Семён с горящими глазами тыкается то в один дом то в другой, затем начинает проводить археологические изыскания, Игорёша с усердием помогает разгребать землю, он считает, что это новая игра. Вскоре они нагребли целую гору ярко рыжих черепков, один не разбитый кувшин и горсть бронзовых монет. Мы с интересом склоняемся над находками. На оплывших от времени монетах просматриваются профили царей или героев, сценки из охот и сражений, контуры парусных судов и необычных животных. Семён, не раздумывая суёт монеты мне в руки.

— Это, что, взятка? — смеюсь я.

— Это принадлежит государству, — важно изрекает друг и раздувается от гордости как индюк.

— Вот и таскай сам, — усмехаюсь я.

— Он прав, — серьёзно замечает князь Аскольд, — необходимо определить перечень вещей, которые должны принадлежать государству и, естественно их не отбирать, а изымать за вознаграждение — это будет правильно.

— Тебе виднее, ты у нас отвечаешь за законность, тебе флаг в руки. Вот только, о каком может идти речь вознаграждении, если его у нас нет, мы голы и босы.

Князь хмыкает в тощую бородёнку: — А найденная нами долина, дома, которые отдадим в пользование, мы невероятно богаты, Никита!

Не хочу прощаться с затерянным краем в первобытном мире. Скалы, охватывающие в кольцо чудный лес и кристально чистое озеро, не пропускают холод и сильный ветер. Тишина и спокойствие окружает древние строения, ощущение, словно время, покинуло это место.

Прогуливаюсь вдоль озера, мои друзья следуют за мной. Трава мягкая как бархат, аромат трав приятно щекочет ноздри, множество мелких птиц выводят милые трели, стервятники не заглядывают сюда.

— Эту землю нам даруют Боги, здесь вырастит город, и назовём его Град — Растиславль, — в задумчивости произношу я и вспоминаю Росомаху.

Князь Аскольд преклонил колено, Семён упал на два колена, даже Игорь ощущает важность момента, звонко рычит и эхо зашелестело в скалах как серебряные монеты.

В озере, лицо омываю свежей водой, делаю пару глотков, невероятное ощущение, словно вновь родился! Мои друзья повторяют процедуру, они испытывают те же чувства, что и я.

С сожаления веду друзей в обратный путь. Минуем развилку ходов, любопытство затягивает, мерещится — там тайна, но не сейчас. Спускаемся к водопаду, охотники уже сняли шкуру медведя, скатали как ковёр и умываются в водах подземной реки, увидев нас, поднимаются, вкратце рассказываю о земле, что открыли — у них загораются глаза. Выражают желание подняться к озеру и поглядеть самим на чудный мир, но я считаю, что важнее идти в лагерь, все сроки возвращения вышли, в любой момент могут выслать спас группу, а это, совсем некстати.

Так как арктодус был людоедом, мы выкидываем его мясо к окраинам леса, себе оставляем огромные клыки и страшные когти, я хочу из них сделать несколько украшений, а может, они послужат знаками отличия.

На удивление быстро подходим к обрывам. Охотники идут сзади, несут шкуру, а она и без мяса неподъёмная, поэтому мы первые ступаем на родную тропинку, ароматный дымок от коптильни, приятно щекочет ноздри, слышатся голоса, сердце щемит от предстоящей встречи с родными. Сбегаем вниз, мне не терпится сообщить о своей победе, как триумфаторы входим в лагерь — у забора скопилось много вооружённых людей, первым нас увидел Анатолий Борисович: — Необычный ребёнок, — с интересом смотрит он на Игоря.

— Волчий приёмыш, дитя этого мира, — сообщаю я, — подобрали на месте схватки неандертальца с волками, пришлось взять, иначе погиб.

Анатолий Борисович обнимает меня и Аскольда, а в глазах тревога: — Собирались людей организовывать на ваши поиски, вы, маленько, задержались. Ночью чужие люди приходили, что-то вынюхивали, высматривали, думаю, вынашивают не совсем хорошие планы по поводу нас, выправка военная, похоже — спецназ. Я усилил охрану, очевидно, скоро пожалуют не прошеные гости.

— Срочно укрепляем забор… и нам надо готовиться к переселению, — я мрачнею, неприятности не заканчиваются.

— К какому переселению? — удивляется тесть.

— Мы нашли великолепное место, неприступное для врагов, достаточно близко, там раньше стоял древний город, стены сохранились.

— Хорошо, это очень кстати.

— Это в том краю, где было логово медведь, — продолжаю я.

— Да, да, медведь, — мне кажется, тесть несколько смущается, — вижу, осечка у вас с ним вышла, но всё наладилось, Игнат убил людоеда, в лагере праздник, он сейчас герой.

— Как Игнат? — у меня челюсть со скрипом выдвигается из суставов и заклинивается.

— Ночью на склонах услышали возню, он взял людей, и очень скоро притащили зверя. Животное даже больше бурого медведя, тощий, шерсть чёрная, когти просто громадные, но на концах тупые, на морде губы, вытянутые и толстые — очень необычное животное.

— Всё ясно, этот зверь муравьями питался, — хмыкает Аскольд, — я знаю этих животных. Из рода губачей, безобидные как хомячки.

— Значит не людоед?

— Людоеда убили мы, шкура сейчас принесут, — с грустью отвечаю я, мне неожиданно становится жалко Игната, представляю, какой для него будет облом, когда узнает, с каким зверем они вели яростную схватку, это всё равно, что вести корриду с коровой, которая всё время пытается убежать.

— Я то, всё думал, кого он мне напоминает? А ведь точно, это губач! — просветлел лицом тесть.

Внезапно из поворота вылетает Ярик и повисает на моей шее: — Папа, как хорошо, что вы здесь, мама плакала, переживала, что тебя медведь загрыз. Как хорошо, что дядя Игнат убил людоеда. Мы все так переживали, а дядя Игнат такой герой, он до сих пор рассказывает, какой бой произошёл, как медведь рычал, кидался.

Не успев моргнуть и глазом, а я уже стою в окружении родных: Ладушка меня целует, в глазах слёзы; мать и тёща всхлипывают; у Яны горят глаза; Светочка, как обычно, сурово отчитывает папаню за долгое отсутствие; Олеся уткнулась в плечо Семёну.

Игорёк пугается такого количества людей, отступает к стене и таращит глазища. Девочка первая его видит, отрывается от нравоучений, смело подходит к мальчику: — Новенький?

Игорёша негромко рыкнул.

— Вот здорово! У тебя зубки как у лисёнка, — развеселилась девочка. — Ты не рычи, лучше скажи, как тебя звать.

— Игорем, — присаживается рядом Семён, — его волки вырастили.

— Волки? — округляет глаза Светочка. — Ага, вот, почему у него такие зубки. Давай дружить, Игорь, — она протягивает ладошку. Видя, что тот мешкает, сама берёт его за руку. Мальчик пытается дернуться, но неожиданно веселеет и сам берёт её за другую ладошку.

— Теперь мы друзья, — серьёзно заявляет девочка. Она бесцеремонно обхватывает за плечи и ведёт знакомиться с другими детьми.

Улыбаюсь, отлично знаю, наша Светочка его в обиду не даст.

В лагере шум, суета, на скале распростёрт безвинно убиенный медведь-губач, так некстати забредший к людям. Я проникаюсь состраданием к зверю, радует одно, мясо можно закоптить, изрядно продырявленную шкуру пустить на хозяйственные нужды, только огорчает, животное тощее, ценного жира нет.

Игнат, хозяин положения, замечает меня, искренне радуется, даже подмигивает. Он стоит в окружении крепких мужчин, раньше их не видел. Среди них выделяются два атлета. Они стоят отдельно от других людей, лица простодушные, но как говорится: «не смотрите, что мы так косо повязаны». Где-то их видел. Ага, вспомнил! Это братья близнецы Храповы, чемпионы мира по боям без правил. Надо же! С интересом и уважением окидываю их взглядом, но получилось бесцеремонно. Братья снисходительно улыбаются в резко очерченные скулы. Бойцы! Привыкли побеждать. Вообще, людей на площадках скопилось так много как на городском пляже в выходные дни. Как кстати найденный нами город.

В наше отсутствие дисциплина резко упала, вблизи бассейнов и у лучших мест расположились крепкие ребята, а все остальные — на задворках. Князь Аскольд ухмыляется, его это забавляет, Семён недовольно сопит, так же просёк перемены.

— Как прогулка, племяш? — приветливо спрашивает Игнат. Меня коробит его фамильярность в присутствии чужих людей. — А мы, видишь, тоже без дела не сидели. Хороша зверюга? Жаль мясо есть нельзя.

— Почему же? — корчу я тупую рожу, прекрасно понимаю, что имеет ввиду мой дядя.

— Людей кушал. В его мясе человеческие останки.

— Игнат, — я в упор смотрю на него, — ты хоть сам веришь в то, что говоришь?

— На, что намекаешь, племяш? — добродушное лицо искажает злость.

— Великий князь намекает на то, что это корова, а не медведь. Как его знают? — спрашивает Аскольд у моего тестя.

— Медведь-губач, ведёт ночной образ жизни, ест муравьёв, даже в гневе боится своей тени, — ехидно встрепенулся Анатолий Борисович, — но, могу поздравить с трофеем, обнаружить губача сложно, он всегда старается улизнуть от человека. Что поделать, не боец, — продолжает он, безжалостно буравя взглядом моего зарвавшегося дядю.

Суровые люди Игната шевельнули копьями и вопросительно смотрят на него, ждут приказаний. Один из близнецов демонстративно зевает, обнажая два ряда великолепных зубов, другой присматривается к Аскольду, как профессиональный боец он оценил его замаскированные мышцы, уверенный взгляд крупного хищника, а подобные ему всегда чувствуют друг друга, на лице появляется понимающая улыбка, волки всегда знают, где их вожак.

Мне обидно за Игната, власти хочет, вот дурак, это такое тяжкое бремя, я вздыхаю. Князь Аскольд с сочувствием смотрит на меня, понимает, как непросто идти на конфликт с родным человеком, он выступил вперёд: — Вы люди новые, поэтому разъясняю ситуацию, Никита Васильевич Великий князь, мы все подчиняемся ему и Игнат в том числе. Игнат Фёдорович, я правильно формулирую мысль? — князь Аскольд смотрит в его сторону и мне кажется — ещё секунда и раздуется вокруг шеи капюшон королевской кобры — взгляд холодный, змеиный, мгновение и произойдёт смертельный бросок, не просто так, кто-то дал ему прозвище — Аспид. Игнат совсем не дурак, обстановку оценивает молниеносно, он кривит губы: — Кто спорит, зятёк, все видели его корону на плече, я счастлив и горд, что мой племяш — Великий князь, — напоследок он всё же язвит. Совсем не узнаю своего всегда рассудительного дядю. Как обидно. Но может перебеситься? Я всегда любил его, но обычно он со мной высокомерен, но делать нечего, приходится терпеть, он входит в состав семьи, а моя мать уж очень любит его. Я решаю смягчить обстановку: — Игнат, мы нашли древний город. Это просто… — я не договорил, дядя меряет меня взглядом: — А пошёл ты! — разворачивается и уходит.

— У него полным ходом идёт ломка, привык всегда быть в главных ролях, а тут такой облом, как бы ни сломался тесть, — князь Аскольд предельно серьёзен, в глазах сожаление, он тоже переживает.

Люди Игната совсем обалдели, кроме братьев, естественно. Ну, просто мексиканский сериал, копья опустили, не знают, что делать, а Храповы потешаются, что-то в их поведении роднит с князем Аскольдом, но мой друг быстро берёт ситуацию под контроль: — Жду всех у того тента через час. При себе иметь хорошее ко мне расположение, если с этим проблема, постарайтесь не попадаться на глаза, — хлёстко ответствует он. — Вы, Лёша и Лёня, если хотите интересную жизнь, должны стать законопослушными гражданами, а работу вам найду, — обращается к братьям князь Аскольд. Сказано просто как факт, главное братья поняли — их признали.

— Мы о тебе не слышали, но ты ведь искусный боец, это видно. Почему не засветился на ринге? — заинтересованно спрашивает один из Храповых.

— Я не играю в детские игры, шалопаи, — мило улыбается князь.

— Понятно, — в глазах братьев колыхается уважение, — мы придём, нас впечатляет твоё предложение.

Облегчённо вздыхаю, как это у князя Аскольда так получается? Не удержавшись, останавливаю собиравшихся уйти братьев: — У меня к вам просьба, можно сказать личная. Будете проходить мимо тех бассейнов, попросите молодёжь сдвинуться от них метров на десять, их строили для всех, а не им.

— Если они посчитают, что это покушение на их честь и достоинство, и не захотят отползать с насиженных мест? — улыбается один из братьев близнецов.

— Отдадите их людям князя Аскольда — их высекут.

— Хорошие порядки, — блеснул зубами, Лёша, младший из братьев.

— Вас не устраивает?

— Напротив.

Не без удовлетворения со стороны наблюдаю за близнецами. Вот они ласково разговаривают с мужчинами, которые заняли подступы к бассейнам, кому-то дают в рожу, кого-то пнули чуть ниже спины, особо рьяного чуть не придушили — в результате очень скоро места у воды освободились. Я с сожалением вздыхаю, видно некого сегодня наказывать плетьми, безукоризненно работают Храповы, а вот и охотники спустились со шкурой арктодуса.

Загрузка...