Химеры

Глава 17

Появились первые кузни. Железо пока не первосортное, но прогресс на лицо. По крайней мере, ножи, наконечники копий и стрел, пилы, молотки, гвозди и прочее — есть, работаем над производством стекла, изготовили токарный станок, верфь для небольших кораблей построили. Есть рынок, с каждым днём появляется всё больше товаров — радует разнообразие. Пока идёт бартерный обмен, но подумываю о вводе денег, это, безусловно, удобно, но боюсь допустить ошибки. Хочу закрепить законом о невозможности получать деньги из денег. Они должны быть эквивалентом бартера и не более того, всякие проценты исключаю, нарушителей ждёт самая суровая кара, утверждённая князем Аскольдом — смертная казнь, скрепя сердце поддержанная мной. Монет, найденных жителями, переданных в хранилища, скопилось больше тонны. Среди них есть и медные деньги, серебряные, но очень удивительно — золотых больше — это будет неприкосновенный запас. Исходя ему, начнём печатать деньги. Строжайшим образом запретил пользоваться в обиходе древними монетами, так как считаю их стратегическим сырьём нашего государства, принадлежащего не мне, не Аскольду и прочим, только Граду Растиславль — в жизни не буду злоупотреблять золотым запасом в личных целях. Князю поручил проработать отдельно этот пункт в Основном Законе. Ни кому не будет поблажек и мне в том числе. Это не говорит, что я против обогащения, включая собственную особу, но это будет за счёт физической и умственной силы. Все станут в равном положении, власть и богатства будут получать лишь исходя своего трудолюбия, но не за счет получения денег из денег.

Конечно, поначалу нас не понимали, считали, что мы имеем корысть в личных целях, изымая у населения найденные ценности, верно и сейчас так многие считают, на всех не угодишь. Вначале массово тырили найденное, пока князь Аскольд не провёл жестокие, на мой взгляд, зверские, методы, в районе рынка он приказал казнить трёх человек. После этого процесс пошёл как по маслу, народ понял, время шуток кануло безвозвратно.

Площадки у пляжа не забыли. Игнат отстроился, зачем-то возвёл двухэтажный дом, пытается пристроить третий и мечется между этажами в счастливом порыве — заселён он только им самим и Надюшей.

Близнецы оказались неплохими управленцами. Братья окружили все подступы к своей территории заточенными кольями и поставили вооружённые посты. У моря выстроили причальную стенку, несколько шлюпок несут круглосуточную вахту. Закончили основное строительство жилых и хозяйственных построек. Заложили фундамент под санаторий и каждый день проводят тренировки в спартанском духе — до придела физических возможностей.

Сын за полгода повзрослел, бьёт рекорды из лука, есть результат в рукопашном бою. Игорь всех удивляет, стал говорить, заслуга тёщи. Светочка научилась лепить горшки, забавно как маленькие пальчики вылепляют кружева на кувшинчиках. Семён, неожиданно для всех нас, перегнал весь жирок в рессоры мышц, стал напоминать пещерного медведя, из лука стрелять не научился, зато дубиной управляется виртуозно. Князь Аскольд полностью завершил работу над Сводом законов, теперь я с тоской пытаюсь разобрать его каракули, чтоб утвердить подписью. Мать организовала артель по переработке и шитью шкур. Пользуясь своим служебным положением, Ладе изготовила костюм из шкуры оленя, украсила орнаментом из шерсти смилодона, пуговицы перламутровые, речным жемчугом расшила цветы, всякие вырезы, очень нужные кармашки, даже по современным меркам — шедевр. В этом костюме Лада настоящая Великая княжна, особенно когда за плечом висит изогнутый лук. Стасик и Ирочка поженились — мне пришлось взять на себя роль попа.

Да, вот ещё, потихоньку, люди потянулись к истокам религий, они верят в небо, верят в море, верят в землю, верят в солнце. Может, на заре становления человечества всегда так было? Даже город наш с восторгом утвердили — Град Растиславль, когда-то идею с названием подсказал наш враг — Росомаха.

Вилен Жданович основал государство по типу Римской империи, есть граждане и всякие привилегии для них, есть рабы — без привилегий, почти без надежды стать свободными. Себя назвал императором, а Росомаха у него генерал службы безопасности. По данным разведки, народа в его империи больше нашего, но это за счёт рабов. Знаю, схлестнёмся с ним, будет страшная битва, он жесток, но и мы не подарок. Он это знает и пока выжидает, грабит потихоньку разрозненные поселения, приток рабской силы возрастает. Свой город назвал, Господин Великий Ждан. Когда мне об этом сказали, я со стула упал, какое самомнение у человека, но тем он и опасен.

В один из дней мне принесли меч, выкованный из нашей руды, я был некоторым образом потрясён, ничто так не завораживает мужчину, как хорошее оружие. Некоторое время я носился с ним словно ребёнок и даже спал, положив его рядом с женой, Лада даже начала к нему ревновать. Но, затем, Аскольд взялся за моё обучение, я раньше считал, что неплохо владею мечом, когда занимался боевыми единоборствами, мы тренировались с подобным оружием. Но после первого учебного сражения, выяснилось, то, что я раньше умел, показуха в чистом виде. Настоящий бой, это нечто другое, Аскольд виртуозно владеет этим оружием, словно самурай из древней Японии, хотя он говорит — это чисто русский стиль и он несокрушим. В любом случае, мой друг гоняет меня до помрачения рассудка, и я часто бывал, избит и даже окровавлен. Аскольд жесток, он утверждает, что Великий князь должен быть и великим мастером по владению мечём. Через какое-то время, мне стало казаться, что Аскольд мне поддаётся. Но вот, он отжимает рукой вымокшую от пота бородку, втыкает лезвие в землю, долго смотрит на меня, я вижу в его глазах удивление, затем ставит против меня двух бойцов, а спустя некоторое время — трёх, а ещё через месяц, я легко справлялся и с четырьмя и даже с большим количеством людей. Мне самому непонятно, откуда у меня открылся этот дар к владению мечом, но вероятно, на это меня толкнул банальный страх, я постоянно боялся показаться в глазах, окружающих меня людей, неумелым и недостойным нести почётное звание — Великий князь. Кстати, неожиданно и Семён заинтересовался холодным оружием, но меч отверг сразу и, по собственным чертежам, заказал себе топор — огромный и неподъёмный. Увидев столь варварское творение, Аскольд насмешливо фыркнул, с усилием поднял его за рукоятку, и со скептической улыбкой произнёс: — С такой тяжестью и простые отмашки не получатся, — но спустя месяц, Семён неожиданно так виртуозно стал фехтовать топором, что слышалось лишь жужжание от рассекающего воздух лезвия и только перекатывающиеся по телу мышцы, показывали, сколько тратится силы. Единственно, что расстраивало моего доброго друга, что соперников у него не было. С тех пор как он разогнал целый отряд вооружённых холодным оружием бойцов, изрядно покалечив их обухом топора, никто не рисковал с ним сражаться и Семён с грустью занимался самостоятельно. Изредка я составлял ему компанию, но часто он сшибал меня на землю, а затем, горестно вздыхая, обрабатывал мои раны.

Моя мечта, бани, воплотилась в жизнь, почти в каждом дворе они есть, вот и у меня стоит у ограды, рядом дровница забитая под завязку аккуратно спиленными пеньками. Моя Лада на седьмом небе от счастья, парится, чуть ли не каждый день, я даже боюсь, что скоро она кожу себе сотрёт. Вот и сегодня я охаживаю её душистым веничком по распаренному телу, она стонет как при любовных утехах и я, едва сдерживаюсь, чтобы не отбросить его в сторону, но дело есть дело. Затем и она, с весёлым смехом, хватает веничек, и я едва не улетаю от наслаждения.

Рядом с баней вырыл прудик, разгорячённые вылетаем и плюхаемся в ледяную воду — эмоции зашкаливают! Накидываем на себя изрядно потёртые пляжные полотенца, присаживаемся у костра на лично изготовленные мною кресла из скрепленных между собой брёвнышек и разливаем по кружкам чай. Появляется Ярик, весь пыльный и потный, но довольный и важный, у него за поясом болтается крупный заяц. Он кидает его нам под ноги: — Пока вы тут ерундой занимались, я на охоту ходил. Пойду, отдохну, так набегался, ноги гудят.

— Сынок, баня ещё не остыла, грязь сначала смой, — приподнимает аккуратные брови Лада.

— Потом, я так устал, — Ярик старается не подавать вида, что обиделся, мы по достоинству не оценили его трофей. Я про себя усмехнулся: — Какой жирный заяц. Где подстрелил, сынок?

— О, папа, это за озером, их там так много, я с Игорьком на то место набрёл.

— Это у обрыва? — настораживаюсь я.

— Мы к нему близко не подходили, так, к кромке подползли, красотища, внизу лес и немного моря видно.

— Вниз не пытались спуститься? — спрашиваю словно невзначай. Я строго-настрого запретил им покидать город Растиславль без сопровождения взрослых, через пещёру им не пройти, там я установил посты с чёткой инструкцией по этому поводу. Но мальчишки постоянно пытаются улизнуть из города, у них особым шиком считается побывать в первобытном лесу и увидеть страшных зверей. Других путей, как только через пещеры, вроде нет, но я догадываюсь, что место, где мы живём, ещё не в достаточной степени изучено, кто его знает, что скрывают обрывы.

Ярик деланно возмущается и неожиданно краснеет под моим проницательным взглядом: — Папа, ты же знаешь, там всюду пропасти.

— Да знаю, вот только, сынок, если ты что-то от меня скрываешь, это плохо. Дело даже не в том, что внизу смертельно опасно, враги могут подняться по ним и проникнуть в наш город.

— Я как-то об этом не подумал, — Ярик опускает взгляд и переминается с ноги на ногу.

— Вероятно, я что-то упустил? — напрягаюсь я, но благоразумно не давлю на сына.

— Папа, это что, действительно на нас могут напасть враги?

— Определённо, — я не свожу с него взгляда.

— Ярик, ты спускался вниз? — бледнеет Лада.

— Мам, я уже взрослый! — он попытался возмутиться, но встретившись с её гневным взглядом, осекся и промямлил: — Мы случайно нашли спуск, в расколотой скале… зайца я у леса подстрелил.

— Ты был у леса?! — вскакивает Лада и хотела нанести ладонью шлепок о мордашке сына, но я удерживаю её за руку: — Лада, он действительно уже… не ребёнок, но ведёт себя как безответственный шалопай! — я грозно посмотрел на сына.

— Но с нами же, ничего не случилось, а к степным мамонтам мы близко не подходили, а на саблезубых тигров с дерева смотрели…

— Что?! — Лада стала задыхаться.

— Ярик, — я пытаюсь говорить как можно спокойнее, но во мне всё клокочет, — ты не прав, даже мы, взрослые, ходим в те места большими группами, иначе… нас всех бы съели хищники.

— Но меня, же не съёли! — горячо восклицает сынок и на этот раз я не успеваю перехватить ладонь жены и она хлёстко бьёт по мордам сына и внезапно заплакала.

Ярик сначала схватился за, словно воспламенившуюся щёку, затем прильнул к маме: — Я больше не буду, — чисто по-детски пролепетал он.

Она сгребла его, прижала к себе: — Сынок, если с тобой что-то случится, я не буду жить.

— Мам, извини…

— На что мне твои извинения!

— Это первый и последний раз, — решительно говорит Ярик.

— Ты обещаешь? — как-то беззащитно произносит Лада.

Ярик неожиданно задумался и пробурчал что-то неопределённое.

— Ты обещаешь? — напирает на него Лада.

— Подожди, дай ему всё обдумать, — я сурово смотрю на сына.

— Я подожду, пока не выросту, — серьёзно заявляет Ярик. Лада облегчённо вздыхает, а я задумался над его словами: «подожду, пока не выросту» — понятие, для нас взрослых, достаточно расплывчатое, посчитать, что он уже взрослый, Ярик может в любой момент, но я не стал его больше напрягать, главное, Лада успокоилась.

— Ты должен показать тот спуск, — требую я.

Ярик вздыхает: — Пост поставите?

— Обязательно. Я же говорил, врагов много.

— Хорошо, я покажу. Но как сказать это Игорю, я обещал, что этот спуск мы будем держать в тайне.

— Он мальчик не глупый, поймёт, — уверенно произношу я. — Так, где это?

— Сначала надо идти за тот мыс, затем пройти аллею из гинкго, выйти к обрывам и идти до наклоненной скалы. Затем, пролезть сквозь корни поваленного дерева, перебраться по стволу на другую сторону, прыгнуть на откос, быстро пробежаться, так как камушки начинают съезжать вниз, — Лада застонала и закатывает глаза, — потом зацепиться за корни другого поваленного дерева, выбраться наверх и сразу утыкаешься на отошедшую от склона скалу — между ними можно легко спуститься. Но, папа, я могу сам показать…

— Найдём, — обрываю я его и неодобрительно качаю головой. — Сколько раз я тебе говорил не бегать по осыпям!

— Я знаю, по ним надо бежать быстро и змейкой.

— Сейчас и я тебе дам по шее! — с гневом говорю я.

Ярик с недоумением посмотрел на меня, пожал плечами, но не стал больше ничего говорить, вероятно, побоялся отцовского гнева, хотя я еще, ни разу не тронул его, даже пальцем… Лада ещё может его шлёпнуть, но не я.

— Ладно, иди, помойся, — примирительно произношу я, — сегодня у нас намечается праздник.

— Какой? — Ярик стягивает с себя запылённую куртку, с бесцеремонностью встряхивает, я поморщился от клубов пыли.

— Сегодня должны спустить на воду первый корабль, уже послал за дядей Игнатом, наверное, он уже на верфи.

— Так надо бежать туда! — спохватился Ярик.

— Сначала вымойся…

— Само собой! — сын, скидывая на бегу одежду, ринулся баню.

— Хороший у нас парень растёт, — я обнимаю Ладу.

— Только слишком самостоятельный, — задумчиво произносит жена.

— Он уже совсем взрослый, скоро тринадцать, — многозначительно говорю я.

— Это так, — соглашается она. — А ты знаешь, он уже с девочкой встречается.

— Как это, он ещё совсем молодой! — возмутился я.

— Тебя не поймёшь, — улыбнулась Лада.

— Это совсем другое, — я грозно сдвигаю брови, — ему учиться надо, на ноги становиться.

— Извечный вопрос, — усмехается жена. — А помнишь, как меня замуж брал?

— Тогда время другое было, а здесь столько проблем.

— Проблемы мы сами себе создаём.

— Может быть, — соглашаюсь я. — Что-то Аскольда не видно, должен подойти, без него корабль мы спускать не будем.

— Вон он, лёгок на помине, — смеётся Лада и шмыгнула в дом приодеться.

Аскольд решительно заходит в калитку, идёт вглубь двора, останавливается у костра, многозначительно смотрит на меня, в его глазах нескрываемое торжество. Он скидывает с плеча потёртый кожаный чувал, садится рядом и бесцеремонно отхлёбывает чай из оставленной Ладой кружки.

— Не томи, — не выдерживаю я.

— Никита, ты всегда был нетерпеливым, — усмехается в свою козлиную бородку князь, отставляет кружку с чаем, пододвигает к себе чувал, развязывает верёвки и осторожно достаёт какую-то серую крупу. Затем, чувал относит далеко в сторону.

— Что это? — удивляюсь я.

— А вот что, — Аскольд небрежно бросает горсть в костёр. Происходит мощная вспышка и котелок срывается с треноги, взлетает выше крыши дома, нас засыпает пеплом и горящими углями. — Немного переборщил, — Аскольд сбивает с бороды огонь.

— Это порох?! — я радостно смеюсь, не обращая внимания на обожженное лицо.

— Первоклассный! — смеётся Аскольд, замечает в дверях дома потрясённую Ладу и вылетевшего из бани взъерошенного Ярика. — Ладушка, извини за котелок, я другой принесу.

— Дядя Аскольд, это порох? — ликуя, восклицает Ярик.

— Он… самый настоящий, мощнее китайского в десятки раз!

— У нас получилось! — я обнимаю друга. — Это прорыв!

— Теперь можно лить пушки и делать ружья, — князь Аскольд не скрывает своего торжества.

— Всё о войне думаете, — у Лады омрачилось лицо.

— Это наша гарантия мира, — вздёргивает бородку Аскольд.

— Он прав, — киваю я и заглядываю в чувал. — Целый мешок с порохом, как много!

— Для того, чтобы в клочья разнести весь твой дом, хватит, а обрушить скалы и сделать запруду, слишком мало, около тысячи таких мешочков нужно, — задумчиво почесал шею Аскольд.

— Но это разрешимо? — насторожился я.

— Обижаешь, — развёл руками мой друг и неожиданно бесшумно смеётся: — У нас уже всё изготовлено… хотел сделать тебе сюрприз, но глядя на твою озабоченную рожу, пришлось расколоться.

Повинуясь порыву, я сгребаю горсть пороха и как величайшую драгоценность сую в кожаный мешочек, тщательно стягиваю шнурком и сую в карман, Аскольд хмыкает: — Только к костру не прислоняйся этим местом. И вот ещё, чуть не забыл, с этим испытанием совсем из головы вылетело, первые деньги напечатали, я зарплату вам принёс, — он достаёт пачку светло-коричневых бумажек.

— Деньги? — у Лады глаза полезли на лоб.

— Ну, да, — рассеянно говорит князь, — давно уже было пора, люди жаловались, торговать неудобно. Я вам за три месяца по сотне дам.

— Это много? — спрашиваю я.

— Пока не знаю, всему населению Града Растиславль выдам по такой же сумме, а там посмотрим. Кстати, в бумагу впрессованы крупинки золота, по миллиграмму на каждый рубль.

— Так что, ты нам дал столько же денег как и всем? — я удивлён и шокирован такой несправедливостью.

— Я говорю… это пока эксперимент, но в дальнейшем, я надеюсь… зарплату тебе увеличу, — с невозмутимостью произносит князь Аскольд.

На берегу озера собрался народ, всюду царит радостное оживление, Игнат прибыл как всегда недовольный, я официально назначаю его капитаном. Он демонстративно сплёвывает в мою сторону, но на трап зашёл, а я замечаю, как у этой сволочи, брызнули слёзы как у клоуна, когда он качнулся на палубе.

Команду, Игнат, подобрал лично, загрузились сетями и, под ликующие крики толпы, тут же вышли в море Лады, то есть — в озеро Лады. Я не случайно оговорился про море, это озеро по размерам не уступает знаменитому Байкалу, которое местные называют — священное море Байкал.

Получив деньги, Лада, не в силах сидеть на месте, тащит меня на рынок. На подросших жеребцах выезжаем на улицу. Когда-то давно их поймал в степи, долго выхаживал, затем дрессировал и вот результат, мы в сёдлах, как удобно, можно сказать, началась новая жизнь. Своего жеребца назвал Шпорой, много с ним было мороки, нрав дикий, никого не признаёт, лягается, кусается — настоящий зверь. Видел даже как он жрал сырое мясо, сразу видно — прирождённый вожак. Совсем недавно решил его объездить — это было что-то! Ощущение, словно обуздал дикого быка и хотя мы вроде друзья, он чуть не разорвал мне ногу, пытался скинуть, ржал как взлетающий реактивный лайнер. Но я, все же, сильнее, это он понял после двухчасовой сумасшедшей скачки, остановился — весь в пене, забрызгал одежду, даже седло промокло, но бешенство в раскалённых глазах исчезло. Я спрыгнул, он уткнулся тёплыми губами в ладонь, отвожу его к озеру, напоил, помыл, расчесал спутанную гриву, домой меня вёз как смирная овечка. Я боялся, что невзлюбит меня, но наоборот, Шпора привязался ко мне как к своему родителю. Но для других остался свирепым зверем, только Ладу терпит, да и Ярику разрешает себя чистить и мыть. А у Лады, напротив, коник попался спокойный, но выносливый, назвала его Соколиком.

Пахнет зеленью, дымом и свежестью с озера. Народ идёт с работы домой. Много знакомых лиц, на этой улице в основном мои родственники, друзья, знакомые. Но, проехав не более ста шагов, картина меняется. Всё чаще вижу незнакомцев и даже ощущаю, некоторые меня не знают, это не мудрено, наш город разросся до десяти тысяч. Почти каждый день кто-то да приходит. Очень часто люди идут к нам под защиту, Вилен Жданович совсем распоясался, наводит ужас на многочисленные поселения, разбросанные вдоль береговой полосы. Но есть те, кто устал от ежесекундной борьбы за существование, покидают посёлки-крепости в лесах и примыкают к нам, в основном это сильные, мужественные люди. Они рассказывают невероятные истории стычек с лесными людьми, с первобытным зверьём, говорят, продолжали бы дальше так жить — приспособились, но недавно в лесах стало появляться такое, что трудно описать. Житья от них нет, при встрече спастись трудно, хватают людей и утаскивают в свои подземелья. Эти существа настоящие монстры, отдалённо напоминают людей, но безобразны как прокажённые на последних стадиях, передвигаются как жабы, когти — позавидует Фредди Крюгер, кровь ядовитая, дыхание обжигает лёгкие — меня это волнует, догадываюсь, откуда ветер дует, до сих пор помню ночь в лесу у Разлома.

Минуем казармы, затем выезжаем к торговым домам. Множество магазинчиков, забегаловки, чтоб поесть на скорую руку, трактирчики в которых есть всё кроме спиртного, на него запрет, вплоть до отрубания пальцев. Везде чистота и порядок — непременное моё условие.

На подходе к рынку краем глаза цепляю Светочку, не по годам повзрослевшую, и Игоря в волчьей шкуре, они уверенно идут в сторону озера. Видя такой беспредел, торможу Светлану Аскольдовну.

— Ну, колись дорогая, куда идёте?

У девочки глазки забегали. Что бы выдумать? Игорь насупился, искоса поглядывает на малолетнюю бандершу.

— На озеро купаться, мне папа разрешает, — выпалила она.

— Допустим тебе можно, хотя я не уверен. А причём твой друг? У него свой папа Семён есть.

— Мне тоже можно, — сверкает белоснежными клыками Игорь.

— Так, всем по домам! — с трудом хмурюсь я.

— Тётя Лада! — пискнула Светочка.

— Ну, ребятки, — разводит она руками, — здесь мои уполномочия не действуют. Выполняйте, что вам дядя Никита сказал, — произнесла она строго, но в глазах искрится веселье.

Дело в том, что озеро не мелкое, пару шагов и… пропасти. Но хуже всего, в омутах обитают огромные сомы, до четырёх метров. Бывало, заглатывали даже людей, поэтому купальни организовали в строго отведённых местах, но мальчишки на пляжах купаться не любят — вечно с ними проблемы.

Светочка надувает губки, на щёчках обозначаются упрямые складочки. Она вздёргивает носик, оглядывает притихшего Игоря.

— Хорошо, мы пойдём домой! Правда, Игорь? — Светочка щурит ясные глазки, она, хитро улыбаясь, тащит мальчика, вроде бы к дому.

— Смотри, Светлана Аскольдовна, мы скоро приедем, если вас не увижу, будете наказаны, — вдогонку кричу я, но дети делают вид, что не слышат. Паршивцы!

— Мне кажется, у них есть план, — Лада внимательно смотрит на меня, — нас они глубоко имеют в виду. Как бы хлопот с ними не было, Яне и Семёну надо бы за ними приглядывать внимательнее, у них такой возраст, они самые умные, а все мы — старая плесень.

— Угу, особенно ты, — оглядывая жену со всех сторон, и не обнаружив ни каких изъянов, — охотно соглашаюсь я.

— Иногда ты бываешь просто несносным, — возмущается Лада. Если серьёзно, возраст у них не простой, не придержать, натворят бед.

— А мы тут причём? Аскольд ей всё разрешает, Яна считает, чем больше свободы, тем больше приспособится к жизни.

— Она сама ещё ребёнок, — вздёргивает тонкие брови Лада.

— Старушка ты моя тридцативосьмилетняя, — сокрушённо качаю головой.

— Она младше меня на пять лет, — вспыхивает Лада.

— Вот и я говорю, — и получаю сокрушительный удар острым кулачком между лопаток.

— Твоя взяла, — морщусь от чувствительного тычка и иду на мировую.

— Семён Игоря балует, — с возмущением продолжает она.

— Очень хорошо, «детей надо баловать и тогда из них вырастут настоящие разбойники», — усмехаюсь я. — А ты, что, Ярика иначе воспитываешь? Мальчик совсем домашний.

— Я не о том, — отмахивается она, — Игорь крепкий ребёнок, но излишне добрый, сложно будет в жизни. Увидел зайца подранка, заплакал, сейчас выхаживает. У него столько зверей дома, а Семён ему потакает, клетки новые делает — целую лечебницу организовали.

— Разве это плохо? — с недоумением смотрю на жену.

— Нет, конечно, но вдруг он останется один. Пропадёт! Он не сможет охотиться.

— Он не будет одинок. Он один из нас, — мрачнею я. Понимаю, куда клонит Лада. Люди рассказывают, к воротам Титанов часто приходит лесная женщина, вероятно — мать Игоря. Лада боится, что она выкрадет его. — Кстати, твоего отца безумно любят животные и он их, но это не мешает ему быть прекрасным охотником. Помню, когда с тобой только познакомился, он часто ездил на охоту и никогда не приезжал пустым. Я тогда впервые попробовал настоящую дичь, оленину, кабанчика, а какие пирожки с зайчатиной делала твоя мать!

— Скоро у нас будет мука, мама напечёт столько пирожков, — мечтательно закатывает глаза Ладушка.

Мы проехали центральную улицу, домов становится меньше, скоро озеро, я запретил селиться у воды ближе ста метров.

Рынок располагается в некотором отдалении от города, в двухстах метрах от озера, не очень удобно для доставки товаров с судов, но я распорядился провести дорогу до торгового центра. Сейчас на ней катятся повозки, запряжённые приручёнными дикими лошадьми — купцы везут товары.

Чуть дальше виднеется верфь. Ещё один корабль почти закончен, два других напоминают скелеты китов. Доносится стук молотков, визг пил, рёв прирученных степных мамонтов — они перетаскивают брёвна, толкают тяжёлые балки — гиганты видны издалека, сердце замирает от восторга, неужели мы смогли приручить и выдрессировать их?

Рынок гудит как потревоженный улей. Разношерстный народ снуёт между рядами. Продавцы зазывают покупателей, идёт меновая торговля, один обменял подковы на десяток гусей, другой, морс из диких ягод на клубок ниток, но вот замечаю, несмело предлагают деньги. Кто-то открещивается от них, но есть, кто очень в них заинтересован, правдами и неправдами, пытаются завладеть ими как можно в больших количествах. Разнообразного товара у них масса, верно — будущие крупные предприниматели, к ним и решили подойти.

Привязали коней у входа к рынку, кивнул охраннику, чтоб стерёг.

— Здравствуй, добрый человек, — обращаюсь я к очень немолодому, но крепкому с внимательным взглядом старику.

— И тебе того же, — остро глянул из-за кустистых бровей старый дед. — Часом ты не сын Степана, сапожных дел мастера? — не узнав во мне Великого князя, но увидев в моём облике, нечто знакомое, делает предположение.

— Почему так решили? — усмехаюсь я.

— Одежда богатая, жена ладная, никак знатный человек, не меньше, чем сын сапожника.

— Вы мне льстите, — улыбаюсь я, Лада украдкой фыркает в ладошку.

— Что ж, молодые люди, выбирайте товар. Могу предложить девочке бусы из речного жемчуга, а ещё есть отрез тончайшей ткани, выменяли у лесных людей, из паутины — лёгкий, прочный как сталь, а посмотрите какие узоры!

— Сколько? — выдыхает потрясённая Лада.

Продавец моментально замечает лихорадочный румянец на её щеках: — Вещь дорогая, но она того стоит. Никак зарплату в деньгах выдали? Двести пятьдесят рублей, — тоном, не терпящим возражений, молвит старик.

— Ой, — пискнула жена, — у нас только двести на двоих.

Я возвожу глаза к верху, ну разве так торгуются! Дед прячет торжествующую улыбку в густых усах: — Только тебе, красавица, уступлю за двести тридцать.

— У нас нет таких денег, — бледнеет Лада.

— Не кажется вам, с ценой загнули, этак, рублей на сто? — вмешиваюсь я в торговлю.

— Это плата за риск, — усмехается продавец. — Может и дороговата, слегка, но поверьте, достать её было сложнее, чем эти камушки, — он выуживает на свет божий горсточку необработанных изумрудов.

— Ой! — совсем теряется Ладушка.

— Можете взять изумруды за двести, — предлагает он, украдкой посмеиваясь в усы.

У жены в голове происходят титанические подвижки. Наконец она решилась, лицо посуровело.

— За двести, отрез.

Дед разводит руками: — Нет, милая, никак не можно. Возьмите за двести рублей изумруды и… вот эту нитку жемчуга, очень пойдут к твоим глазам, девочка, пусть это будет моим подарком. А отрез, может, купите в другой раз, материал лёгкий, рисунок нежный, прочный, ни один человек не в состоянии порвать его.

— Так уж нельзя? — не верю я.

— Попробуйте сами, если разорвёте, отдам бесплатно весь рулон, — с ехидцей улыбаясь, он протягивает кусок ткани.

Смотрю на растерянную жену, беру в руки полотно, верчу в руках, ощупываю, вес почти не ощутил, но сила, скрытая в нем, чувствуется необыкновенная. Старик высокомерно улыбается — он уверен в своём товаре. Лада смотрит на меня, в уголках огромных глаз сверкнули как две капли росы слезинки, вот проняло её, с раздражением думаю я. Лучше вон-то седло взять, пилу, гвозди, ведра, какие хорошие, а горшки глиняные. Сколько полезного товара! Отрез! Вот зацепило мою половину, но мои пальцы уже сжимают полоску ткани — она скрипнула как сталь — дед хмыкает. Вокруг собираются люди, зевакам не прочь развлечься, наверное, такое представление было не раз. Меня это заводит, туман ползёт в голове, я сосредоточился, мир меняется, всё замедляется, мышцы каменеют, пальцы ещё сильнее вцепляются в ткань — делаю рывок. Звучит хлопок как выстрел из дальнобойного орудия. Дымок взвивается в воздух, материал лопается, и в руках оказываются две половинки. В толпе ахнули, старик пошатнулся, с шумом садится на плетёные корзины, в глазах проступает отчаянье и удивление. Я в восторге кручу перед собой две полоски материала. Дед прав, это действительно великая драгоценность. Мысли пляшут в голове. Можно изготовить защитную одежду воинам, ткань лёгкая, дышит, движения не сковывает, можно заменить кольчуги, латы и даже щиты.

— Хорошо, отец, мы даём двести рублей и вот этот кинжал, — я вытаскиваю из-за пояса, дорогой моему сердцу, узкий клинок.

Дед затрясся, никак не ожидал такого поворота сюжета, наверное, уже подсчитывает убытки. С поклоном передаёт драгоценный отрез. Затем несколько мешкает, видно в нём идёт борьба торговца и просто порядочного человека. Он сгребает с лотка все украшения из жемчуга и с почтением передаёт Ладе. А я, между тем думаю, Аскольду дам задание срочно заняться приобретением этого материала.

Мы садимся на коней. На Ладу невозможно смотреть. От счастья светится как солнце в зените.

— Всё же я где-то вас видел. Ты точно не сын сапожника? — вдогонку выкрикивает старый торговец.

— Это Великий князь Никита Васильевич и его жена Великая княжна Лада, — говорят из толпы.