Химеры

Глава 12

— Довели парня, — едва не всплакнула Лада.

— Ломки характера, — ухмыляется Аскольд, — бери лук, может, куропатку подстрелим, — шутит он.

Жена с тревогой смотрит то на меня, то на него. Я обнимаю её: — Не переживай, ты же знаешь, это место безопасное. За весь день ни одного крупного хищника не встретили, — я вкладываю в колчан тяжёлые стрелы. Князь Аскольд одобрительно наблюдает за моими приготовлениями, у самого, за спиной блочный лук, а из-за пояса выглядывают, так же не маленькие, стрелы с обсидиановыми наконечниками, за поясом покачивается тяжёлый, заточенный как лезвие бритвы, хозяйственный нож — у кого-то выменял за целого оленя, так же, замечаю приготовленный к использованию факел.

Чмокаю жену в щёку, выходим на улицу. Посёлок спит, во многих дворах тлеют угли затухающих костров, редко кто подкидывает дровишки — относительно тепло.

После прерванного так жестоко сна, зябко, подёргиваю плечами.

— Сейчас разогреешься, — успокаивает друг, — следует пробежаться, боюсь, парень пошёл в пещеры, к морю решил спуститься.

— Зачем? — не понимаю я.

— Стресса не выдержал, к своим решил податься, не понимает, глупый, не нужен он им, при любой возможности затопчут, я очень хорошо знаю гнусности человеческих особей в данных средах обитания.

— Значит, к озеру он не пошёл?

— Уверен. А теперь, бегом!

Какая прелесть, после изнурительной работы и так некстати прерванного сна, пробежаться по спящему городу. Лёгкие вдыхают чистый воздух, ароматы большой воды, ноги противно подкашиваются и дрожат, по спине лупит плохо закреплённый лук, а на пути, как назло, попадаются мелкие булыжники, коих не видно из-за густой травы.

Князь Аскольд бежит легко и бесшумно, невероятным чутьём избегает на земле всяких замаскированных природных ловушек. Ощущение такое, что весь предыдущий день провалялся под зонтиком на пляже, а сейчас не знает, куда деть прущие из организма скопившиеся силы.

Он жесток, не обращает внимания, на хрипы, рвущиеся из моего горла, постоянно подгоняет меня: — Такое ощущение, Никита, что ты не выспался, — ехидно замечает он, всё, увеличивая темп.

К пещере подбегаем на удивление быстро, но, я вымок от пота, словно час простоял под водопадом. Князь Аскольд высекает огонь, мигом полыхнул факел, освещая неуютный вход. Ёжусь, лезть в темноту, пусть даже с факелом, не хочется.

— Трава недавно примята, не более, чем минут тридцать назад, — Аскольд трёт пальцами примятые пучки, нюхает, — свежесть зелени ещё не застоялась. Надеюсь, нагоним на выходе, главное, что бы он, не пошёл в сторону тропы насекомого.

— Надо с этой тварью, что-то решать, столько проблем приносит, — зло говорю я.

— Помягче, Никита, оступился парень, всякое бывает, и разве Миша проблема? Ну, пробежались перед сном, немного, так это ж, для здоровья полезно. Зачем его тварью называть? — мой друг смотрит немигающим взглядом.

Я уставился на Аскольда, шутит, что ли. Он невозмутим, почёсывает куцую бородёнку, как всегда свеж, даже не вспотел, сволочь, этакая.

Пещера приняла нас в свои объятия, как старых знакомых, обволокла тишиной и грозным спокойствием. Спускаемся по широким ступеням как по проспекту, мелькает мысль, по такому ходу и мамонты пройдут без особых проблем, воистину — дорога Титанов.

Через некоторое время подходим к развилке из ходов. Заглядываю туда, улавливаю вроде как отблеск красного огня. Померещилось, наверное.

— Их надо замуровать, — как факт говорит Аскольд, — там какая-то жизнь. Нам, абсолютно чуждая. Ба, да здесь на земле обгоревшие прутья! Неужели Миша дёрнул в тот ход?

— Глупости, какие, — пожал плечами я, — Зачем ему туда идти?

— У него погас факел, и он случайно вполз в это ответвление, — Аскольд осторожно просовывает факел в узкую чёрную дыру, — он точно там… здесь он пытался вновь зажечь огонь… проходит метров десять, а вот и копоть на стенах.

— Может позвать? — неуверенно спрашиваю я.

— Иди ты к чёрту, орать в таком месте… очень умно, — Аскольд бесшумно идёт внутри подземной полости, свет от факела освещает изъеденные коррозией стены, обломанные сталактиты и действительно, чёрные пятна от сажи.

Мы прошли с десяток метров, и ход расширяется, плавно переходя в зал, заполненный пещерными органами и частоколом из известковых сосулек, растущих сверху и намертво сливающихся со сталагмитами, как китовый ус в глотке полосатика.

— Интересная пещера, — Аскольд крутит вокруг себя факелом, что-то замечает, стремительно подносит к этому месту огонь и замирает.

— Что там? — меня гложет любопытство.

— Дерьмо.

— Неужели Миша…

— Ему навалять такую кучу не под силу, — блеснул белками глаз Аскольд. — Оно не человеческое, но что за зверь здесь обитает?

— Медведь? — я задыхаюсь от ужаса, в моём мозгу всплывает пасть убитого мною монстра.

— Нет, он в этот лаз не протиснется, здесь находится кто-то местных.

— Но звери постоянно не живут в пещерах?

— Этот живёт. А вот отпечатки лап и след от хвоста, — Аскольд тыкает факелом в пол, — следы типичной амфибии, что-то вроде крокодила. Я ушёл бы отсюда, — Аскольд задумчиво поглаживает бородку.

— Но там Миша!

— В том-то и дело… он там был.

— Что ты имеешь в виду? — забеспокоился я.

— Жалко парня.

— Ты думаешь, произошла трагедия?

— Зверь явно пошёл по его следу… я бы посоветовал отсюда выбираться и как можно быстрее.

— Нет, Аскольд, пока мы не убедимся, что он мёртв, отсюда не уйдём, — от наползающего ужаса я едва шевелю языком, но иначе поступить я не могу.

— Необоснованный риск, — с сомнением произносит мой друг. — А ты не задумался, что будет с народом, если ты погибнешь?

— Другого изберут, — зло отвечаю я.

— У других нет такого необычного шрама как у тебя на плече, впрочем, я знал, что так скажешь. Что ж, пойдём, развлечёмся, — Аскольд по своему обыкновению бесшумно смеётся и профессиональным движением вытаскивает нож.

В полной тишине факел трещит как ненормальный и разбрасывает в разные стороны искры, дым стелется над потолком и стремительно втягивается в невидимые для глаза щели.

— За этой пещерой огромные полости. Чувствуешь, какой сквозняк? Не простудиться бы.

— Шутишь? — я вытираю рукавом мокрый от пота лоб.

— Наверное, — неопределённо говорит Аскольд, у самого пола светит факелом, выискивая следы, быстро шагает вперёд и останавливается у разлома в стене. — Как интересно, — задумчиво произносит он.

— Что именно? — я подхожу к нему, заглядываю в трещину и замечаю слабый свет. Меня это поражает до глубины души, но затем вспоминаю, что так светится лунное молоко.

— Светится, — Аскольд пристально вглядывается вдаль.

— Это лунное молоко, оно вспыхивает, если его осветить фонарём или огнём.

— Правильно, следовательно, Миша прошёл совсем недавно.

— Значит живой?

— Вполне, — кивает Аскольд.

— А где крокодил?

— Пополз к тому озеру. Видишь, отпечатки хвоста на полу? Вот только Мишиных следов невидно, странно.

— А вдруг его уже съели? — пугаюсь я.

— Значит, кому-то повезло, мальчик упитанный… да ладно, я шучу, — увидев мою отрицательную реакцию, с усмешкой проговорил Аскольд, — следов крови нет, пацан жив. Он по органам ползает, вниз спускаться боится, очевидно, уже встретился с тем, кто сейчас отдыхает в озере.

— И всё же надо его позвать, — я уже набрал в лёгкие воздух, чтобы громко крикнуть, но Аскольд решительно закрывает мой рот ладонью: — Тихо, не суетись, наверху тоже кто-то лазает, глаза светятся… они за нами наблюдают и… спускаются. Никита, уходим, — Аскольд решительно дёргает меня за руку.

— Посвети! — требую я и снимаю лук. Во мне вскипает злость и появляется, какая-та бесшабашность.

Аскольд зло сплёвывает, высоко поднимает факел: — Целься в центр красных точек… дурень.

Я внимательно разглядываю, светящиеся глаза пещерных животных, замечаю их скопление на одном из выступов и, на самом краю, едва заметный силуэт человека, в темноте вспыхнули тлеющие огоньки факела, когда тот взмахнул им впереди себя, отгоняя хищников.

— Миша там, я его вижу, — меня бьёт дрожь от возбуждения.

Аскольд тоже его замечает, протягивает мне факел: — Извини, Великий князь, но эта работа для профессионалов, — он решительно натягивает лук, басовито прогудела тетива, стрела со свистом уносится в темноту, слышится характерное чмоканье, когда она впилась в упругую плоть. Массивное животное, раскинув в разные стороны лапы, валится вниз. Мгновение, и Аскольд выпускает другую стрелу, хищники отскакивают назад, вновь скрепит лук, гудит тетива, с выступа падает ещё один зверь.

В пылу боя я упускаю Мишу из виду, а когда перевёл взгляд на выступ, то его не обнаружил.

— Спрыгнул и к выходу побежал, — с удовлетворением произносит Аскольд. — Хоть в этом он прав, молодец парняга! Теперь и нам надо линять отсюда! — он выхватывает факел, взмахивает над головой — некие летучие твари с визгом шарахаются в стороны, в озере забурлила вода — амфибия с шумом выбирается на берег, с пещерных органов спускаются красные огоньки — никогда я ещё так быстро не бегал.

Аскольд несётся впереди, красиво вытянув факел, как Данко — пылающее сердце, я едва поспеваю за его худощавой фигурой, искры летят в разные стороны, внезапно… хлоп! Факел вылетает из его рук и, крутясь в воздухе, с противным шипением вонзается в единственную на нашем пути лужицу. Не успев ничего сообразить, как оказываюсь в полной темноте, совсем рядом выругался Аскольд.

— Что это было? — сдавленным шёпотом спрашиваю я.

— Споткнулся, — слышится раздосадованный голос друга.

— Не ушибся? — беспокоюсь я.

— У тебя с головой всё в порядке? — вспылил Аскольд.

— Не понял?

— Нас сейчас съедят, а он о моём здоровье беспокоится!

Я оглядываюсь, в угольно чёрном пространстве, словно на негативе, проявляются красные пятна — хищники уверенно приближаются. Аскольд подползает ко мне, о камень скрипнул металл ножа, я выдёргиваю из колчана стрелу, до судорог сжимаю в руках.

— До выхода осталось совсем ничего, — с отчаяньем произношу я.

— А ты знаешь куда двигаться? Темно как у негра… — Аскольд с яростным рычанием взмахивает ножом, крылатые твари с писком отскакивают, но вновь кружат над головами, они явно питаются кровью.

С десяток налетают на меня, я чувствую, как их острые зубки впиваются в кожу, с рёвом вскакиваю, размахиваю руками, а красные пятна почти приблизились, даже слышится шмяканье широких лап о пол и змеиное шипение. Я чувствую их заинтересованные взгляды и понимаю, они хорошо нас видят в темноте, выдёргиваю вторую стрелу, вытягиваю их перед собой, вновь свистит лезвие ножа, на меня падают, дёргающиеся в агонии, маленькие тушки летучих вампиров.

— Да сколько же их, как комаров на болоте! — от злости брызжет слюной Аскольд.

— Тебе не кажется, похоже, мы приплыли, — с обречённостью произношу я.

— Но пару штук с собой заберу! — зарычал мой друг, и его злость передаётся мне. Каким-то внутренним зрением замечаю силуэт зверя, отбрасываю одну из стрел, другую вкладываю на тетиву лука и стреляю в темноту. Яростное шипение и шлёпанье убегающего прочь хищника, утверждает, что я попал в цель.

— Молодец! — звучит удивлённый голос друга.

Я вновь стреляю, слышится характерный звук впивающейся в тело стрелы, от счастья хочется петь. Неожиданно Аскольд сбивает меня с места, тяжёлая лапа вскользь задевает мой бок, когтями раздирая одежду.

— Получай подарок! — мой друг наносит удар ножом, зверь со стоном заваливается у наших ног и поспешно отползает прочь.

Красные глаза застывают на месте, хищники обескуражены столь яростным отпором, даже вампиры шелестят крыльями на безопасном расстоянии, не хотят попадать под нож Аскольда.

— Ты знаешь куда идти? — шепчу я.

— Ничего не вижу, — сознаётся Аскольд.

— Вроде ветер оттуда, — я нюхаю воздух.

— Ты прав, — в голосе скользит радость, — там выход, — Аскольд тянет меня за собой: — Не поворачивайся спиной, отходим медленно, словно парочка влюблённых.

— Тьфу ты, вот сравнил! — с отвращением сплёвываю я.

Аскольд как обычно бесшумно смеётся: — Смотри, как я тебя растормошил. А как же толерантность?

— Прошу, не ругайся, я мат не переношу, — возмущаюсь я.

Медленно отходим, огоньки глаз неподвижно висят в темноте, но животные пока не стремятся на нас напасть. Через некоторое время оказываемся снаружи, стоим на оплывших от времени ступенях, вокруг полная темнота, явственно слышим шум водопада. Ногами что-то поддеваю, щупаю руками: — Потухший факел, кто-то потерял… вот бы спички… — неожиданно замечаю слабый огонёк. Аскольд первый подскакивает к нему: — Тлеющая ветка, из Мишиного факела выпала, это удача, — он начинает раздувать уголёк, вспыхивает слабое пламя, быстро подставляем потухший факел, и всё вокруг освещается.

Почти спустились. Идём вдоль подземной реки, гул низвергающейся воды наполняет всю пещеру, водяная пыль витает в пространстве, одежда моментально сыреет, но становится даже приятно, холод чувствительно взбадривает разгорячённые тела.

Водопад огромный, огонь факела не способен его полностью осветить, лишь огненные отблески мелькают на пенных потоках воды. Озерцо под водопадом бурлит под струями воды, по бокам идут большие пузыри и лопаются у кромок.

В душе, посылая Аскольда, куда подальше, он всё меня торопит, я тщательно умываюсь, пью ледяную воду и, силы вновь приходят ко мне.

Князь Аскольд слегка смачивает бородёнку, брызгает водой в лицо, даже пить не стал.

— Нам действительно необходимо поторопиться, — необычно мягко, но настойчиво говорит он.

Выходим из пещеры Титанов на простор. Небо над головами мерцает бесчисленными звёздами, вокруг высятся мегалитические сооружения, ночью они особенно поражают воображение. Когда-то здесь обитал медведь и поэтому сейчас тихо, животные, по привычке, не забредают в эти окрестности, лишь с шумом срывается ночная птица, да предсмертно пискнул мелкий зверёк.

Аскольд гасит факел, оставляет его между щелей каменных блоков. Показавшаяся луна и яркие звёзды, хорошо освещают путь.

— Он здесь шёл, — указывает князь дорогу, — почти бежит. Торопится, похоже, он вне себя от страха.

— Вероятно, не раз уже корил себя за этот поступок.

— Очень может быть. Но упрямый, чёрт! Смотри, прёт, как танк! — для Аскольда следы, словно картинки наяву. — О, полез через блоки! Зачем? Рядом дорога.

— Он её не видел, да и я тоже, — несколько смущаюсь я.

— Вам бы только по проспекту с указателями ходить, и у прохожих постоянно наводки спрашивать, — усмехается друг.

— Не все ж, следопыты.

— Ошибаешься и я не следопыт, но с настоящими профессионалами мне посчастливилось работать, веришь, не раз меня тыкали носом и ржали как лошади, — Аскольд, по своему обыкновению, бесшумно смеётся.

Идём по следам обезумевшего со страха, парня, они беспорядочно петляют из стороны в сторону, никак, совсем голову потерял, совсем плохо, не знает, в какой стороне море, днём это так очевидно, но ночью — все направления одинаковые.

Выходим из древнего города, перед нами степь. Князь Аскольд останавливается, натягивает тетиву на лук, я спешу сделать то же самое. Вглядываемся в молчаливые заросли, шрам на плече загорается болью — сигнал мне, не суйтесь туда!

— Заблудился наш певец, в сторону леса пошёл. Обязательно зацепит тропу насекомого, если это так, то он почти покойник, — вроде бы как бесстрастно замечает Аскольд, но зная его, понимаю, он переживает. — Рискнём, Никита? — глаза сверкнули авантюрным блеском.

— Куда мы денемся, — вздыхаю я, — пошли, что ли?

— Ты только не газуй, старайся идти тихо, ступай на мои следы, сейчас время хищников, не удивлюсь, что за нами уже наблюдают. Люди степных львов видели, клыки как саблезубых тигров, может, чуть меньше, но нрав — наглый, за народом шли, как за стадом буйволов, ждали, когда кто отстанет.

— Насекомое страшнее, — вспоминаю нечто вздыбленное в той пещере.

— Не скажи, оно охотится почти, не сходя со своей трассы, а милые кошки, они, повсюду, — Аскольд делает жест, и мне почудилось, за зарослями загорается злой огонь глаз, — но впереди их нет, — неожиданно добавляет друг.

— Почему так решил? — шёпотом спрашиваю я.

— Не слышу, чтоб они жрали нашего Шаляпина, — цинично говорит он.

Князь Аскольд первым скользнул в густую траву, она даже не зашелестела — точно змей! Едва я делаю шаг, раздаётся хруст, второй — со звоном ломаются сухие стебельки.

— Ты не наступай, а как бы раздвигай траву, ногу ставь на ребро и, скользяще, чуть вперёд и, на носок, — советует друг, окидывая меня ласковым взглядом, от которого мороз пробегает по коже. — Ты должен идти тише степных хищников, не то, они нас сразу вычислят.

— Угу, — соглашаюсь я и, топаю за ним как слон на водопой. Легко сказать, на ребро, так и упасть можно.

— Молодец, стараешься, — с иронией говорит Аскольд.

Как страшно идти в зарослях! Они угрюмо расступаются перед нами и тут же смыкаются за спиной, словно закрывают путь отступления. Что в этой путанице можно понять? Но Аскольд ведёт уверенно, знает, что делает.

Постепенно, от страха, я научился идти бесшумно, но, сколько труда и напряжения мне стоит, но спустя время стал замечать следы Миши Шаляпина. Он вламывался в траву, не думая о последствиях, где-то она выдрана с корнем, кое-где раздвинута палкой. Так мы идём до самого леса, здесь Миша очнулся, понял, что забрёл не туда. В панике начал носиться по кругу, вспугнул спящую дикую свинью, влетел в кустарник, оставил в нём часть одежды, помчался к страшному разлому, остановился у края, что-то увидел, бросился назад, но упал, зацепившись за корень, вскочил, с удвоенной энергией помчался прочь.

— Удивительного везения человек, — замечает Аскольд, — его до сих пор не съели. Стоп! — поднимает руку. Останавливаемся, задерживаем дыхание, вслушиваемся, за гранью сознания слышу неясный шум.

— Миша?

— Пошли быстрее, Шаляпин задел сигнальную линию, насекомое почуяло жертву.

Почти бежим и едва не влетаем на тропу монстра, липкие зеленоватые полосы, слабо светятся призрачным огнём, как фосфор на военных приборах, в отдалении видим сгорбленную фигуру человека. Парень влип в одну из полос, но не дёргается, застыл, почти не дышит и это спасает ему жизнь. Монстр ждёт трепыхания, подтверждения, что жертва хорошо завязла.

— Миша, — шепчу я, — не двигайся, замри, мы постараемся, что-то сделать.

— Что это? — слышим сдавленный всхлип.

— Тебе лучше не знать, — говорит Аскольд, — но ты правильно сделал, что притворился дохлой мухой, продолжай в том же духе.

— У меня ноги затекли и ещё, эта гадость жжётся.

— Терпи, Мишенька, главное, что у тебя голова пока целая.

— Там кто-то есть! — вскрикивает страдалец.

— Конечно, есть, но ты не двигайся! — рычит князь Аскольд.

Вглядываюсь в темноту, волосы становятся дыбом, шрам едва искры не разбрасывает. В кромёшной тьме появляется россыпь рубиновых глаз, тускло фосфоресцируют волоски на членистых лапах, насекомое медленно ползёт по липким нитям, ещё не видит жертву, сигнал был, но не подтверждается, поэтому оно несколько растеряно, лапами цепляет паутину, словно рыбак леску, ждёт ответной реакции.

— Замри! — громким шёпотом свистит Аскольд.

Вкладываю стрелу, сжимаю до боли хвостовое оперение, поднимаю лук до уровня глаз, рядом скрипит тетива друга.

— Как только скажу, стреляй чуть ниже глаз, там брюхо, может, пробьём, — шепчет Аскольд.

Натягиваю тетиву, мышцы каменеют от боли, с ужасом понимаю, пальцы не выдерживают силы натяжения лука, сейчас стрела соскользнёт, но звучит команда: — Бей! — стрелы одновременно поют, хруст, раздражённый скрип, горящие глаза взлетают вверх.

— Он поднялся на задние лапы, стреляй! — кричит Аскольд.

Сам понимаю, вновь свистят стрелы, хрустит хитиновая броня, монстр завертелся на месте, трещат заросли, повело вонью яда, где-то звучит испуганный рык, семейство львов спешит убраться подальше от этих звуков и омерзительных запахов, они знакомы с чудовищем.

Насекомое увидело нас, стремительно бросается, растопырив передние лапы, это просто ад, такого ужаса я в жизни не испытывал, мне хочется быстрее умереть, не дожидаясь, когда меня обхватят лохматые конечности. Чисто машинально выпускаем ещё по паре стрел и бежим с криками и рёвом, стебли хлещут по лицам, а сзади ломится ужасное существо, плюётся ядом, скрипит хелицерами и бросает липкие нити.

— Разбегаемся! — ору я. Монстр мгновенно поворачивается ко мне, но Аскольд оказывается за спиной чудовища и усыпает того стрелами, они втыкаются как гвозди в пластмассу. Существо разворачивается, начинаю стрелять я. Живучесть необъяснимая, бьём почти в упор, а оно не собирается издыхать, очень скоро закончатся стрелы и… но слышим хлопок, словно, что-то лопнуло, брюхо насекомого трескается, и неожиданно быстро вываливаются склизкие внутренности и, поганят истерзанную землю. Монстр съёживается, лапы поджимает под себя и, словно засыпает. Мы стоим, не двигаемся, всё ещё не можем оценить случившееся. Вдруг притворяется? Но нет, оно мертво и безобразно. Аскольд подходит ко мне, не узнаю его, он мокрый как мышь, попавшая в канализацию, глаза бегают, бородка истрепалась, а руки… дрожат! Некоторое время он не может даже говорить, затем выдавливает: — Курить хочу, — садится он на корточки, но ноги не выдерживают, падает на спину, нервно смеётся.

— Ты ж, не куришь.

— До училища баловался. Хочу затянуться чем-нибудь невероятно крепким… махоркой, можно с пиявками и гвоздями и самогона тяпнуть, настоянного на мухоморах. Но, думаю, и это меня в чувство не приведёт. А ещё я детство вспомнил, такое беззаботное и чудесное, по подвалам и чердакам лазали, костры жгли и картошку пекли… у нас не было шансов. Знаешь, что нас спасло?

— Стрелы.

— Ни одна не пробила его хитин, вязли как в эбоните.

— Так, почему у него брюхо лопнуло?

— Посмотри внимательно. Видишь чёрный камень? Это огромная глыба обсидиана, пополам треснула, кромки как лезвия. На наше счастье насекомое с размаху насело на них, это просто чудо, другого объяснения найти не могу.

— А оно точно мёртвое? — недоверчиво спрашиваю я, вглядываясь в скукоженную тушу.

— Мертвее не бывает. Так, наш Шаляпин! Бегом к нему, как бы ни обделался, бедняга.

Подбегаем к тропе, сиротливо мерцают липкие нити, а Миши нет. Князь Аскольд лазает вдоль тропы: — Отлепился, горемыка, побежал в сторону моря. Хорошо, что опять не к разлому, забитого всяческой мерзостью. Придётся вернуться к насекомому, стрелы повыдёргивать, затем, парня выручать.

Морщусь, но Аскольд прав, надо идти к чудовищу, а оно даже мёртвое вызывает непреодолимый ужас. Тащусь за другом, невыносимо воняет ядом и сырыми кишками.

— Подальше от морды отходи, вдруг начнутся конвульсии, зацепит, обидно будет, — советует друг, он с трудом выдёргивает стрелы. По большей части они ломаются, но и обломанные складывает в колчан.

Смотрю на поверженного гиганта, какой-то он не реальный, ну, не может наша земля производить эту мерзость. Паучья морда усеяна множеством рубиновых глаз, и отделена от туловища толстой членистой шеей. На спине прочные щитки, пулей не пробьёшь, даже грязнобелый живот в хитиновой броне. На передних лапах клешни, остальные — в острых шипах.

— Вот и отомстили за ребят, — задумчиво говорю я.

Аскольд надёргал стрел, даёт жменю: — Шаляпин, если вновь не сбился с дороги, уже на подступах к санаторию.

— Был бы мобильник, Храповым позвонили.

— А если вертолёт — долетели. Но у нас кой чего осталось с прошлой жизни.

— Что именно? — не понял я.

— Ноги. Ещё пробежимся, а то наш прыткий парень постарается снова вляпаться в неприятность.

Вновь гонка с препятствиями. На этот раз миновали зону густых зарослей, короткая травка, словно подстриженная, бежать легко, я уже вижу знакомые скальные выступы, между ними тропа, ведущая к первоначальному лагерю.

Пахнет морем, поднимается ветерок, первый предвестник наступающего утра. Благодаря стараниям Мишеньки, ночь быстро пролетела, так хочется при встрече, надавать ему по ушам.

— Главное, насекомое замочили, — словно слышит мои мысли Аскольд. Он переходит на шаг, я облегчённо вздыхаю.

Вместо того, чтоб сразу спускаться по тропе, князь осматривается, опускается на корточки, чуть ли не ползает.

— Что ещё? — чувствуя, что сегодняшние приключения не заканчиваются, понуро спрашиваю я.

— Вроде как лисица, мышь бросила.

— Миша напугал её?

— Да, нет, наоборот, он её испугался, ломанулся мимо тропы, по склонам дальше, совсем нервы напряжены, так и разрыв сердца получить недолго.

— Вот, горе наше, — выругался я. — Опять бежать?

— Нет, снова! — голос Аскольда наполнен бодростью и задором. Но я догадываюсь, мой друг банально передо мной рисуется, его взгляд потускнел от усталости, бородка обвисла, словно сосульки весной. — Ничего, сейчас нагоним, он не очень далеко, — Аскольд глубоко заглатывает воздух, резко выдыхает.

Действительно, стоило нам миновать отдельно торчащие скалы, мы его видим, но он не один. Наш герой ползает по земле, а его с хохотом пинают по рёбрам незнакомые люди.

— Кто это, бойцы Вилена Ждановича?

— Догадлив, — кривится Аскольд, — где-то там у них лагерь.

— Что они здесь делают? Ночью?

— Не видно, что ли, промышляют. Самим работать «западло», вот и ищут для себя рабов.

— Выручать надо парня, — меня захлёстывает негодование.

— Их четыре человека?

— Нет, вон ещё двое подходят, — замечаю я.

— Это уже плохо. Надо обходить справа.

Мишу поднимают на ноги, но тот падает, он совсем выбился из сил. Бьют по животу, он вскрикивает, пытается подняться, из глаз текут слёзы, вновь бьют, он бежит как клоун, широко расставляя ноги.

— Совсем обессилил, — замечает Аскольд, — однако, «мочить» их надо, у парня точно сердце не выдержит.

Мы обходим бандитов, прячемся между камней. Они идут не таясь, посмеиваются, делают замечания по поводу толстого зада своего пленника, их рожи гнусные, такие в комиксах рисуют, не зря ублюдков, природа наделяет отличительными чертами, нет в них не благородства, чистоты взгляда, одним словом, выродки.

— На свою службу, Вилен Жданович, зеков взял, ни один нормальный человек не способен выполнять такие поручения, — уверенно произношу.

— Всё верно, — кивает Аскольд, — эти из зеков.

Пропускаем первых, два замыкающих идут с копьями, периодически оглядываются по сторонам.

Князь Аскольд натягивает тетиву, я тоже, но страшно стрелять в людей, никогда не убивал.

— Это не люди, — шепчет друг, — Миша, человек, хоть и испорченный, но не они… а человеческая жизнь очень ценна, поэтому, стреляй, не раздумывай. Целься под левую лопатку, там сердце.

— Вот уж, не знал, — фыркаю я, оттягиваю тетиву.

— Пли, — шепчет Аскольд.

Как злые шершни гудят стрелы, моя стрела пробивает на вылет, второго Аскольд прошивает до половины. Без единого звука бандиты заваливаются на землю. Один из них цепляется за собственное копьё и, зависает, словно в раздумье, другой, утыкается лбом в землю, словно ищет, чего. Услышав шум, остальные поворачиваются.

— Что ищете? — хохотнул один из них, ещё не осознав происшедшего.

— Пли, — вновь шепчет Аскольд. Ещё двое спотыкаются, взмахивают руками и оставшимся в живых становится всё ясно.

— Шухер! Менты поганые! — бросаются по склону вниз, а Миша стоит, не может ничего понять, садится на землю.

Мы подбегаем к обрыву, по осыпи, поднимая пыль, бегут две фигуры. Целюсь, стреляю, мимо.

— Не трать стрелы! Помоги сдвинуть камень!

— Зачем?

— Давай!

Я догадываюсь: — Их же засыплет! — жалость кольнуло сердце.

— Ты же только, что стрелял?! — недоумевает князь Аскольд.

— Но, то стрелы, а это камни. Жестоко!

— Помогай, говорю! — рычит Аскольд.

Упираюсь ногами. Валун качнулся, сдвигается с места, словно нехотя сползает, я уже думаю, застынет навечно, но вдруг, переворачивается, и стремительно несётся вниз, захватив с собой, целую лавину из мелких камней. Вопли прорываются сквозь грохот лавины, между булыжников мелькают разорванные тела и всё это, с грохотом несётся к морю.

— Вот и всё, а ты боялся, как молоденькая девушка ласок здоровенного мужика, — обтирает пот Аскольд и смеётся.

— Какая мерзость, — я пропускаю грубую шутку мимо ушей.

— А то! — соглашается друг. Он садится рядом с Мишей: — Шаляпин, ты как?

— Какой кошмар, — шепчет он.

— А ты думал. Погулять захотел? Здесь не московские проспекты, если не съедят звери, люди кожу сдерут. Ты, друг, больше не экспериментируй с нашим здоровьем, видишь, Великий князь едва не надорвался, отдышаться не может, бегали, как зайцы по полю, мимоходом, монстра загасили и этих, на тот свет спровадили. Какое ж, здоровье выдержит!

— Извините, — всхлипывает парень.

— Не раскисай, — говорю я, — дай руку, — нащупываю пульс, — м-да, загнал себя, дружок, зашкаливает. Идти хоть, сможешь, или тебя нести?

— Смогу, — он поднимается, шатается как пьяный.

— Мало спортом занимался? — хмыкает князь.

— У меня сцена, спорт, — вновь всхлипывает Миша.

— Оно, конечно так, но в следующий раз по сцене чаще бегай, — услужливо советует Аскольд.

— Ты к компании своей шёл? — спрашиваю я.

— Да, они единственные кого я знаю.

— Хорошо, я не возражаю, проводим тебя к ним.

— Не хочу к ним, я с вами пойду.

— Почему?

— Теперь я ещё и вас знаю.