– Как тебе? – спросил Джон Котович Саймона.


– Фахверкхауз! – ответил Саймон.


Кудашев не понял.


– Фахверк, – продолжил Саймон. – Архитектурный стиль такой. Так немцы строят. В Польше был, видел. Я не думал, что и в Англии этот стиль в почёте.



Джон Котович махнул рукой, остановил встречный кэб. Кэбмен развернул лошадей. Сели, поехали.


– Гуд афтенун, господа! Вас сразу в отель, или сделаем круг по городу?



Кудашев описал в воздухе окружность набалдашником своей трости.


Кэбмен понял знак как руководство к действию. Не оборачиваясь на пассажиров, комментировал достопримечательности хорошо поставленным голосом.


– «Вот это английский!», – с восхищением подумал Джон Котович.


– «Мне так никогда не научиться!», – с завистью подумал Саймон.


– Йяяяху! – кэбмен обогнал замешкавшийся на перекрестке автомобиль. – Не спите, мои девочки. Дженни, не озорничай! Ненси, не ленись!


И, уже явно обращаясь к своим пассажирам:


– Мы едем по Голландскому кварталу. В семнадцатом веке голландские ткачи, бежавшие от ужасов испанских мародёров, осели в Колчестере. Обратите внимание на окна первых этажей, господа! Это же размер современных витрин. За ними работали на своих станках ткачи. Им было нужно много света. На сегодняшний день еще осталось несколько мастеров, ткущих вручную на заказ ткани на флаги, штандарты, на орденские ленты. Это трудно, долго и дорого. Теперь не во всех этих домах живут ткачи. Но стиль остался. Второго такого в Англии не увидите.



Так, не спеша, за час объехали весь Колчестер. И увидели, и услышали много интересного. И общее представление в память впечаталось, и общие сведения приобрели зрительную форму. Теперь можно будет спокойно обойти город пешком.



Остановились у гостиницы «Ручей Красного Льва» на Верхней улице. Прописались, расположились. Оставили в своих комнатах чемоданы, пошли гулять. Пообедать решили на свежем воздухе. Хорошая погода располагала. А уж поужинать можно будет и в подвальчике «Красного Льва».



Прогуливаясь, пытались определить, где стояла сгоревшая Церковь Святой Марии, с колокольни которой осажденные вели огонь из «Хампти-Дампти». Определить периметр крепостных стен осажденного города… Церковь нашли, но только Святого Петра – St Peter's Church. За церковью смиренное тихое кладбище. Со святыми упокой! Пошли дальше. Издалека увидели башню в стиле барокко с часами. Увы, это башня городской ратуши. Помпезна, красива, но не та.



Снова идем под гору. Довольно круто. Если у реки хорошенько пообедать – назад к «Красному Льву» пешком не подняться!


А народу, как в Лондоне. Колчестер не заштатный городишко! Много прохожих и проезжих в форме. Здесь и чиновники, и служащие дороги, моряки торговых судов и офицеры военно-морского флота, пехотных, артиллерийских полков. В цивильном – всех слоев населения, всех возрастов… Все куда-то спешат. Никто ни на кого не глазеет, не толкается. Громко не говорят. Изредка можно услышать: «Сорри, сорри!». Кто-то кого-то задел нечаянно и извинился. Рабочий люд тоже при деле. Кто-то что-то тащит, везет, несёт. Однако, как прилично все одеты. Нет ни одного в рванине, ни одного с рукой протянутой! Так о ком, все-таки, Диккенс писал? Где его трущобы?!



Следов Диккенса не отыскали. Зато Саймон обратил внимание Джона Котович на мемориальную доску на одном из домов: «Здесь жил и творил автор бессмертного «Робинзона Крузо» сэр Даниэль Дефо».




Вот и вышли к Замку Колчерскому! Саймон снова разочарован:


– Маленький какой!


Вроде все при нем: и ров с водой, и подъемный мост, и стены, и башни… Норманны строили на фундаменте римского храма императора Клавдия.



Кудашев на глаз прикинул рост мужчины, стоящего у ворот – метр восемьдесят. Это «мерка». В уме уложил умозрительную «мерку» на стену замка. Четыре с половиной «мерки». Умножил, получил восемь с одной десятой метра. Высота доброго двухэтажного дома.


Похлопал Гагринского по плечу:


– Не огорчайся. В следующий раз в Эдинбург поедем. Там самые крутые горы, самые высокие шотландские замки. Строили серьезно. Всегда требовалась надежная защита. С севера – от норманнов, с юга – от английских королей. Читал сэра Вальтера Скотта?


– Читал. И судьба всех замков – из военных цитаделей и королевских апартаментов превращаться сначала в тюрьмы, а потом в музеи. Вот, и в этом были заключены защитники Колчестера. А сегодня – музей. Зайдем?


– Зайдем. Но сначала пообедаем.



Обедать зашли в таверну, которая так и называлась – «Замок» – «Castle».


Обеденный зал на десять столиков. Камин. Приглушённый огонь. Легкий дымок. Над огнем баранья тушка. Свежее мясо. Добрый запах. Заказали по куску жаркого. Официант принес хлеб, очищенную луковицу и кусок овечьего сыра. Спросил:


– Что будем пить?


– Чай, – сказал Джон Котович. – У меня язва…



Обед не пришлось долго ждать. Мясо понравилось. Овечий сыр не одобрили. В России армяне брынзу лучше делают. Расплатились. Не торопясь, пили чай. Молока не добавляли. На них не обращали внимания. Таверна потихоньку наполнялась не только голодными, но и страждущими. У камина началась словесная перебранка. Когда в камин влетела початая бутылка бренди, Котовичи незаметно покинули заведение.



– Нам только драки в кабаке не доставало, – сказал Джон. – И сам себе, и вам, Саймон, приказываю: никогда и ни при каких обстоятельствах не испытывать судьбу, не влезать ни в какие чужие проблемы, избегать конфликтов, публичной аффектации и прочее. Иначе до «территории» не доберемся. Это будет провалом операции. Нам нужно пройти оставшийся путь тихо и незаметно. Тенью!


Саймон послушно кивал головой. Он-то с детства терпеть не мог экстремальные ситуации.



В музей не попали. В ворота крепости медленно втягивалась большая группа девочек из какого-то закрытого пансиона. Экскурсия.



Пошли гулять. Медленно по дорожке белого песка обошли замок. За воротами парка – оплывшая от времени каменная стена римского укрепления, сквозь кладку которой кое-где пробивались изогнутые стебли кустарника. За стеной – река Кольн. Кэбмен говорил, река до сих пор славится своими устричными отмелями. Вернулись в Замковый парк. Под ноги с дуба рыжим пушистым клубочком соскочила белка. Встала на задние лапки, распушила роскошный хвост.


Саймон вынул из кармана кусок хлеба.


Кудашев улыбнулся.


– Ну, и что, – сказал Саймон. – Не приучили меня хлебом бросаться. Тем более за такие деньги!



Отдали хлеб белке. Пошли дальше. Вдруг Кудашев остановился. Потер от локтя до плеча левую руку. Побледнел.


– Что с вами, Александр Георгиевич? – шёпотом спросил Гагринский.


– Нехорошо мне. Руку дёргает. Перелом у меня здесь был с японской. Пулевое ранение. Ещё с девятьсот шестого. Давно не болела…



Вышли к пруду. Присели на свободную скамейку. На противоположной стороне на зелёной лужайке пикник. Несколько дам, много детей. На расстеленных по траве одеялах и скатертях миски, чашки, хлеб, фрукты… Детвора резвится. Мальчики играют в серсо, в крикет. Девочки с визгом носятся по лужайке, гоняют, как мальчишки ногами в белых чулочках и белых туфельках кожаный мяч…



– Хорошо здесь. Тепло стало, – Саймон снял пальто, фетровую шляпу, положил на скамейку. Подставил лицо солнышку, зажмурился.



Джон Котович последовал его примеру.


– Дорогой мой Саймон! – сказал он. – Действительно, хорошо. Так хорошо, что мне не по себе. Меня в Маньчжурии под пулями и в арестантском бараке будущее не так беспокоило, как сегодня в этом чудесном парке в замечательный день! Давайте, хорошенько запомним его и не будем гневить Всевышнего своими жалобами!


Саймон молчал. То ли уже задремал, как кот после сытного обеда, то ли просто устал от нравоучений своего старшего товарища.



Кудашев вгляделся в воду пруда. О! Пруд полон жизни. И бинокль не нужен, чтобы увидеть в прозрачной воде ленивую стайку жирнющих зеркальных карпов!



Карпами заинтересовался не только Кудашев.


От веселой компании играющих в мяч отделилась девочка лет шести-семи. Постояла у воды, вернулась к расстеленной скатерти, взяла с нее булку и начала кормить рыбок. Эта забава привлекла подруг. Рыбок захотели кормить многие, но хлеба на скатерти больше не оказалось. Первая девочка делиться своим хлебом с подругами не захотела. По берегу пруда отбежала на несколько шагов, отломила кусочек и бросила в воду. Было видно, как стайка карпов набросилась на хлеб, откусывая от него крошки, толкаясь и вспенивая хвостами воду. Подруги такой несправедливости не стерпели. Три из них просто накинулись на первую, с визгом пытаясь вырвать у нее из рук остатки булки.


Кудашев привстал, предчувствуя опасность водной стихии для увлеченных детей.


Через мгновение – отчаянный детский крик, громкий всплеск воды.


Подруги, пытавшиеся завладеть булкой, отпрянули от пруда к зеленой лужайке.


Первая девочка исчезла под водой.


Кудашев, не снимая ни сюртука, ни штиблет, уронив в пруд свои темные очки в золотой оправе, одним прыжком от скамейки ушел в воду. Вынырнул на средине пруда, огляделся и нырнул снова. Через несколько мгновений показался на поверхности уже у самого берега, прижимая девочку к груди левой рукой и удерживаясь на плаву правой. Выйти из пруда оказалось не простой задачей. Вокруг пруда – плотная толпа зевак. Леди и джентльмены, мужчины и женщины, дети и подростки… И ни одной протянутой руки.


Растолкав толпу, в воду прыгнул Гагринский. Одной рукой он чудом уцепился за какой-то корень, второй рукой принял девочку.


– Хенд! Хенд плиз, вашу мать! – страшным голосом кричал Гагринский на толпу.


Толпа раздалась. Кто-то силой пробивался к берегу.


Пожилой мужчина в черном атласном смокинге, на ходу обматывая левую руку белым шёлковым шарфом, бросился в пруд. Подхватил девочку. Второй конец шарфа в руках мужчины в кожаной куртке. Два джентльмена из толпы взялись за шарф. Рывок, и вытянули обоих. Девочку подхватили женщины. «Атласный смокинг» снова спрыгнул в воду. Гагринский подтолкнул к нему Кудашева. На беду – его левой рукой к добровольному спасателю. Кудашева вытянули на берег без сознания. «Атласный смокинг» намеревался спрыгнуть в воду в третий раз, но Гагринский удержал его фразой:


– Оунли скарф плиз, сэр!


Поймав конец шарфа выбрался из пруда.


На лужайке стоял «Роллс-Ройс». Кудашева уложили на заднее сиденье. Девочку, уже пришедшую в себя, держал на коленях пожилой господин в мокром и измазанном черной глиной атласном смокинге. Его цилиндр какое-то время плавал посреди пруда, а потом благополучно ушел на дно.



Гагринский в полной растерянности смотрел, как «Роллс-Ройс» увозит Кудашева. Кто-то тронул Гагринского за плечо. Обернулся. Перед ним офицер полиции.


– Инспектор Алдридж, сэр, – представился полицейский. – Семюэль Алдридж.


Гагринский оглянулся на свою скамейку. Увидел страшное. Молодой человек на глазах всего честного народа скатывал в узел оставленные Кудашевым и Гагринским пальто и шляпы. А в пальто, возможно, документы и деньги!


– Тзиф! Тзиф! – закричал Гагринский, указывая полицейскому на вора.


– Ноу проблем, сэр, – ответил инспектор Алдридж и поднес к губам свисток. За воротами парка послышался ответный булькающий свист. Через минуту два «бобби» уже волокли вора назад к скамейке.



Подъехал второй автомобиль – «Бентли». Алдридж пригласил Гагринского в салон. Гагринский про себя вспомнил, что он – Саймон Котович, канадец, ассистент профессора Джона Котович. Вовремя вспомнил. Как вспомнил и то, что крыл пассивную толпу русским матом! Съежился. Что теперь будет?


– Вам холодно? – спросил инспектор.


– Йес, оф кос!– ответил Саймон Котович.


– Скоро приедем, вам окажут помощь, сказал инспектор.



Минут через десять «Бентли» въехал в распахнутые позолоченные ворота и остановился рядом с «Роллс-Ройс» у мраморной лестницы роскошного особняка.


Дверца была открыта лакеем в синей униформе, богато отделанной золотым галуном. Второй лакей принял мокрого и холодного, как лёд, Саймона Котович в прогретое шерстяное одеяло.


Через минуту Саймон был раздет и опущен сквозь ароматную мыльную пену в горячую воду широкой мраморной ванны. Через двадцать минут, переодетый в белье и платье «достойное принца крови», как подумал Гагринский, Саймон Котович стоял у постели под бархатным балдахином, в которой лежал пришедший в себя профессор биологии из Канады сэр Джон Котович.


ГЛАВА 8.



Приключение в Колчестере. Георг Фальконер - отставной генерал, лорд и бизнесмен. Кое-что о самураях и "Буси-до". Как стреляют в белых голубей. Быть или не быть?!



23 марта 1912 года. 9 утра.


Эссекс.


Родовое имение лорда Георга Фальконера в 12-ми милях от Колчестера.



Кабинет лорда Фальконера, он же приемная, вполне соответствовал семейным традициям рода Фальконеров, вкусам и духу его хозяина. То, что сами англичане привыкли называть «викторианским стилем», какой-нибудь француз-насмешник назвал бы «имперско-колониальной эклектикой».


Стены обшиты морёным дубом. Узкие высокие окна. Фигурные кованые решётки. Цветные витражи восемнадцатого века работы венецианских стеклодувов, но в стиле раннего романского средневековья, иллюстрирующими сцены из царствования Короля Артура и рыцарей Круглого стола.


Тяжелая мебель черного дерева. Фландрия. Книжные и посудные шкафы сплошь покрыты резьбой на евангелические темы. У входной литой бронзовой двери два стальных рыцарских доспеха в полный рост. Стены увешаны не только английским оружием, но и варварским – от античных парфянских бронзовых кинжалов до сабель дамасской стали, от генуэзских арбалетов до австралийских бумерангов и африканских метательных железных ножей самой причудливой формы, часто с двумя, тремя лезвиями.


Портреты англосаксонских и шотландских предков запросто соседствовали со статуэтками полинезийских божков из тикового дерева, инкрустированных золотой и серебряной проволокой, а то и просто раковинами каури.


О камине, в котором мог бы поместиться взвод солдат, трудно сказать, был ли он действительно высечен из серого гранита в двенадцатом веке, или так постарались каменотёсы века девятнадцатого, но в ликах скульптур можно было угадать и короля Артура, и рельеф, изображающий битву при Катраэте между англосаксами и королями «Старого Севера», и портреты прекрасной королевы Гиневры и рыцаря Ланцелота.



Над камином – портрет основателя рода Фальконеров – ловчего и сокольничего Джона из Эссекса, хранителя фальконета его величества короля Англии Генриха Восьмого.



*****


Кудашеву еще только предстоит увидеть это великолепие. Пошел пятый день как он и Гагринский на положении «выздоравливающих» и почетных гостей лорда Фальконера. Одежда Кудашева – три богатых халата. Первый – бордового панбархата с куньей меховой подкладкой, второй легкий китайский шёлковый с драконами, третий хлопчатобумажный банный. Два последних сменялись ежедневно. Вместо штиблет – две пары домашней обуви – простые шлёпанцы и вторые, серьезнее, тоже с куньим мехом.



Гагринского к Кудашеву не пускают. Видел его только раз. Гагринскому предоставлена комната для гостей где-то на чердаке дворца. Кормят на убой. Дают виски. Доктор прописал!



Доктор – не подарок. Спокоен, наблюдателен, методичен. Внимательно осмотрел обнаженного Кудашева. Шрамам на его теле не удивился, даже не спросил об их происхождении. Аккуратно пропальпировал. Вообще, простучал по своим двум пальцам левой руки, приложенным к телу, своим указательным пальцем правой, практически все, что было доступно. Кроме… глаз, конечно! Прописал покой, постельный режим, усиленное питание и модный порошок «аспирин»!



На простые вопросы , «Как девочка? Что с ней?», Кудашев ответа так и не получил.



Беспокоили собственные документы, оставленные в портмоне – паспорт и «Ригвест», размокшие, должно быть во внутреннем кармане сюртука… Беспокоил Гагринский. Как он? Что он мог рассказать о них самих? Как потом можно будет сопоставить их рассказы? Сделать выводы!



Каждый день приходил ливрейный мажордом. Вежливо осведомлялся о здоровье, спрашивал, не нужно ли чего. Кудашев заказал себе для чтения полное собрание сочинений Брема и свежие газеты. Много читал. О побеге даже не помышлял. Что будет, то и будет!



Гагринский был в таком же положении, только без медицинского наблюдения. Тоже заказал книг, в основном поэтов – Байрона, Данте, Шекспира. Большой англо-французский словарь. Читал вполголоса вслух. Ничего не боялся. Прыжок в одежде в ледяную воду пруда, вселил в него такие силы, о которых ранее Владимир Михайлович и мечтать не мог. Он чувствовал произошедшую в нем самом перемену. И был рад и горд этой перемене. Что будет дальше? Это пусть Кудашев думает, он начальник!



*****



На утреннем приеме у лорда Фальконера четверо: доктор медицины Эрнст Стюард, начальник Управления полиции графства Эссекс полковник Гарольд Эмрис и мажордом имения Франк. Вызова в кабинет они ожидают в библиотеке.



Первым отчитался мажордом:


– Счет от магазина обуви, счет от магазина готовой одежды, счет от модного дома. Чековая книжка на имя Джона Котович. Все, как ваша светлость приказывали – исполнено!



Лорд Фальконер подписал и вернул счета, убрал в стол чековую книжку.



Мажордом вышел.


Лорд звонком вызвал секретаря.


Молодой человек в черном сюртуке, застегнутом по горло глухим воротником, с пуговицами в один ряд с гербом Фальконеров – «Сокол, Крест и Арбалет», торопливо убрал рукописный журнал в стол, закрыл ящик на ключ и только после этого быстрым шагом прошел в кабинет.



Лорд Фальконер приказал:


– Пригласите ко мне врача.



Секретарь бесшумно вышел, заглянул в библиотеку:


– Сэр Стюард! Вас ждет лорд Фальконер!



Литая бронзовая дверь отворялась легко, закрывалась без стука.


Лорд Фальконер мало с кем здоровался за руку.


На приветствие врача только кивнул головой. Сразу спросил:


– Как у нас дела?



Доктор Стюард не обижался, перешел к делу:


– Необыкновенно здоровый и сильный человек, сэр! Его обморок в пруду мог быть спровоцирован двумя факторами. Первый: переохлаждение в студёной воде пруда. В ночь на восемнадцатое был заморозок. Второе: сильной фантомной болью в левой руке. Предположительно, несколько лет назад имел место перелом кости. В настоящее время нет оснований для беспокойства. Кость срослась правильно. Костный мозоль прощупывается. Возникшая боль «фантомна», призрачна. На состоянии здоровья не отражается. На руке имеется след от пули – два аккуратных круглых шрама размером в пенни. Возможно, это причина перелома. Несколько рваных шрамов на торсе, два на груди, один в районе правой лопатки, четвертый на бедре выше правого колена. Следов татуировок, ожогов, пороховых следов, родимых пятен на теле нет.



– Происхождение рваных шрамов? Следы осколочных ранений?



– Не могу утверждать. А вопросов, согласно вашей инструкции, я не задавал. Мне приходилось видеть и сшивать такие раны при железнодорожной катастрофе, сэр. Это все. В лечении наш пациент не нуждается.



– Благодарю вас, доктор Стюард! Давайте, подпишу счёт к оплате.



Доктор вышел.


В кабинет вошёл с дымящейся сигарой в руке, как с символом независимости, начальник Управления полиции графства Эссекс полковник Гарольд Эмрис.


В дверях его обогнал, неторопливо протрусил к камину и лег у ног хозяина черный, как вороново крыло, дог. Встретил полковника чуть приподнятой верхней губой: показал клыки.



Лорд Фальконер улыбнулся, почесал собаку за ушком, обратился к полковнику:


– Скажите, Гарольд, почему мой Тоби вас недолюбливает? Может, вы на меня что-нибудь замышляете?



– Оставьте, Джордж! Не приписывайте собаке достоинств, которых нет и у человека! Просто от меня воняет тюрьмой! Ни стирка, ни туалетная вода не помогают. Собака учует то, что человек не сможет… У меня всего два мундира, и нет отдельных мундиров для тюрьмы и для вашего дворца, сэр!



– В чем же дело, Гарольд! Сегодня же секретарь отвезет вас к моему портному, и у вас будет еще два мундира!



– Не откажусь, хоть и предпочел бы гонорар не в такой натуральной форме!



– Хотите виски, Гарольд? Помните, какой сегодня день?



– Еще бы, Джордж! Таким же утром двадцать семь лет назад мы стояли рядом на палубе транспорта, входившего в порт Калькутты…



– И уже вечером так же рядом лежали на окровавленной соломе в полевом лазарете. А ты плакал. Я спросил, тебе очень больно? А ты ответил: «я бы десять раз убил этого негодяя, который нанес мне рану в спину! Мне ее никому показать нельзя будет!»…



Крепко чокнулись бокалами, на четверть наполненными «скотчем». Опрокинули.


Полковник Эмрис затянулся своей сигарой и выпустил в камин голубое колечко. Молча протянул лорду кожаную папку.



– Получили ответ на запрос, Эмрис? Так быстро?



– Телеграфом. За счет налогоплательщиков графства Эссекс, сэр. Читайте, сэр, там все ясно сказано.



Документ № 50.


Телеграмма. Наложенным платежом по требованию.


22 марта 1912 г. 14 часов по Гринвичу.


Отправитель: 119, GEORGE ST., Toronto, Ontario, Кanada. Торонто, Онтарио, Канада.


Получатель: Объединенное Королевство Великобритания, графство Эссекс, Колчестер, Управление полиции.



Справка.


Джон Котович, из семьи фермеров, иммигрантов из Белой Руси во втором поколении. Родился на ферме Котович близ канадского города Саутгемптон, что на озере Гурон. Отец с братьями возделывали землю, выращивали маис, занимались рыболовством. Зимой охотились на пушного зверя. Не поделили охотничьи угодья с индейским племенем чипевайан, погибли в зимнем лесу при невыясненных обстоятельствах. Мать и младшие брат и сестра погибли от голода. Четырнадцатилетнему Джону удалось добраться до Саутгемптона на Гуроне. Долго болел, год провел в церковном приюте. Учился. Показал себя прилежным учеником способным к наукам. Местный англиканский проповедник пристроил его по благотворительному цензу в лицей при университете Торонто штата Онтарио, который Джон Котович закончил с отличием, так же как впоследствии и факультет названного университета с дипломом магистра биологии. Защитил докторскую диссертацию по теме «Олений клещ северных лесов Канады». Числится профессором биологии вне штата с почасовой оплатой лекций. С пятнадцатого июня 1911 года по заявлению Джона Котович ему предоставлен отпуск для научной работы и полевых изысканий. В связи с некоторыми материальными и финансовыми трудностями, испытываемые в настоящее время, Университет не в состоянии финансировать научную работу Джона Котович, которая, безусловно, необходима человеческому сообществу вне зависимости от территорий, рас и вероисповеданий. Университетом выдан Джону Котович соответствующий направлению его работы «Ригвест» с просьбой – оказывать профессору посильную помощь.


Подпись: Дэвид Фредерик Макферсон, исполняющий обязанности проректора университета, профессор биологии.


Секретарь Елизавета Ронинсон.



*****



Документ № 51.


Управление Полиции графства Эссекс. Колчестер.


22 марта 1912 г.



Справка.


Согласно отметке в паспорте на имя подданного Юнайтед Кингдом, Канада, Джона Котович:


• Двадцатого июня 1911 года убыл из Канады, прошел таможенный пост в порту Галифакс (Новая Шотландия). Проверено.


• В английский порт Бристоль прибыл на борту китобойной парусно-паровой шхуны «Новая Шотландия». Отметка таможенного поста «Порт Бристоль» от Первого июля 1911 года. Проверено.


Иная информация по территории Англии на Джона Котович отсутствует.



Росчерк. Без расшифровки.



*****



– Спасибо, Гарольд! – лорд Фальконер закрыл папку. – Я могу оставить ее себе?



Полковник кивнул:


– Это частное дело. Если только вы не изъявите желания отдать под уголовный суд бонн пансиона, ответственных за своих воспитанниц, по чьей преступной беспечности юная леди Джейн Фальконер чуть было не лишилась жизни.



Лорд Фальконер сделал отрицательный жест рукой:


– Ни в коем случае! Мы уже приняли извинения. И даже сама леди Джейн уже второй день, как ходит в школу. Она очень горда пришедшей к ней знаменитостью! А подружки, по вине которых она упала в пруд, теперь с нее пылинки сдувают!



Выпили по второму разу.


Лорд Фальконер продолжил:


– Как человеку бизнеса, в целях экономии, мне не надлежит преувеличивать заслуги тех, кому я обязан своим благополучием. Но, как человек офицерской чести, я обязан вознаградить лиц, имевших отношение к спасению нашей маленькой леди Джейн! Какой награды хотите лично вы, Гарольд? Говорите. Я не хочу, чтобы вам представился второй такой же случай отличиться!



– Мой генерал! – полковник встал по стойке «смирно». – Чистым случаем, я оказался в замковом парке, где была запланирована операция «Антивор»! Чистым случаем, удалось остановить у ворот парка ваш «Роллс-Ройс», проезжавший мимо!



– «Чистым случаем»! Если вы еще раз произнесете это, я прикажу Тоби наказать вас, полковник! Сколько могло быть «чистых случаев» в этот злосчастный день? В спальне моего отца пятые сутки терпеливо ждет решения своей участи еще один «чистый случай»… У него водой документы размыло. Если не поможем – ему один выход – назад в пруд! И то, что мы не сдохли в болотах Ганга двадцать семь лет назад, тоже цепь «чистых случаев»! Не знаешь, как эта цепь случайностей называется?



Полковник отрицательно покачал головой.



– Волей Господа, Гарольд! Ладно, с тобой разобраться всегда успеем. Давай, поговорим с доктором Котович.



Выпили по третьему.


Лорд Фальконер нажал под крышкой стола электрическую кнопку. Вошел секретарь.


– Дайте команду мажордому. Пусть приготовит Джона Котович к ланчу.



Напольные часы пробили десять.


Секретарь вышел.



Лорд Фальконер поманил полковника:


– Идем в библиотеку, Гарольд. У нас час на подготовку к беседе. Предлагаю партию в бильярд!



*****



Этим же утром доктора Джона Котович ровно в семь разбудил сам мажордом мистер Франк. Стоило ему лишь приоткрыть дверь в спальню, как движение воздуха заставило Кудашева открыть глаза. Каминные часы серебряными колокольчиками отзвонили первые шесть тактов «Правь, Британия!».



– Доброе утро, сэр! – приветствовал Джона Котович мажордом. – Прошу прощения за ранний визит. Сегодня вы будете представлены членам семьи лорда Фальконера. Юная леди Джейн лично выскажет вам свою благодарность.



– Доброе утро, сэр Франк! – ответил приветствием на приветствие мажордома Джон Котович.



– Благодарю вас, доктор Котович, – кивком головы поклонился мажордом. – Я не член семьи Фальконеров, не имею честь быть «джентри». Я только служащий в этом доме. Ко мне можно обращаться «мистер Франк», или просто по имени. Здесь так принято, сэр.



– Хорошо, мистер Франк, будем знакомы.



Мажордом повернулся к открытой двери, негромко стукнул своим жезлом-посохом о паркетный пол. Два ливрейных лакея в напудренных париках с косичками, что носили аристократы восемнадцатого века, вкатили в спальню большую вешалку, на перекладине которой покачивались на плечиках сюртуки, пиджаки и десяток сорочек. Один из лакеев вышел. Второй остался.



Мажордом снова обратился к Котович, указывая на вешалку с одеждой:


– Ваш гардероб, сэр!


И – на оставшегося ливрейного лакея:


– Ваш слуга, сэр. Его имя Генри. Он знает свое дело.


Мажордом откланялся.



Ванна не заняла много времени. Приготовленное белье было тёплым.


Генри ждал своего господина у большого зеркала. Кудашев попал в умелые руки настоящего куафера. Через полчаса он увидел в зеркале истинного англичанина с тщательно подстриженными и несколько подвитыми волосами, расчесанными на прямой пробор – модная мужская стрижка – «а ля капуль»! Пышные с легкой сединкой бакенбарды. Гладко выбритые верхняя губа и подбородок.


Указывая на раннюю седину висков и концов бакенбард, Генри спросил:


– Не желаете подкрасить, сэр?


Закрашивать седину не стали. У Кудашева на этот предмет был свой резон. Он уже не беспокоился, что может быть узнан кем-либо при случайной встрече.



В спальне, помогая выбрать платье и одеться, Генри не навязчиво комментировал свои действия и называл предлагаемые предметы одежды:


– Английская мода, сэр. Верхние рубашки с пуговицами по всей длине от фирмы «Браун, Дэвис энд Компани». Пенджабский хлопок. Утром на прогулку можно белую в черную полоску с цветным галстуком. Но сегодня вы будете приглашены к семейному столу, сэр. Рекомендую: белую с высоким воротником и шёлковым прямым галстуком со стальным муаровым рисунком. Мы выберем серый чесучовый костюм: короткий пиджак, брюки, жилет. Китайский шёлк, сэр! Давайте мерить обувь. Не церемоньтесь, здесь несколько размеров. Обувь должна быть удобной. Подошли с первого раза? Вери гуд! Теперь гамаши, сэр!



– «Это еще что за штуки?», – подумал Кудашев. – «Какие-то полотняные чехлы с черными кнопками наполовину скрыли замечательные лакированные ботинки»!



– Запонки, сэр! – продолжал Генри. – Булавка для галстука. Платочек в верхний кармашек, носовой платок. Часы… Позвольте, проденем цепочку в жилетную петельку, часы в кармашек! Портсигар, сэр. Зажигалка.


Короткий стук в дверь. В спальню вошел мистер Франк:


– Прошу прощения, сэр, если что не так! Я уполномочен передать вам, что все это, – мажордом указал на вешалку, – является не подарком его светлости, а простой компенсацией ущерба, который вы понесли, совершив свой героический поступок. Здесь на вешалке – ваш новый гардероб на первое время и старые вещи, которые приведены в порядок.


– Благодарю, – кивнул доктор Котович.



– Я еще раз извиняюсь, – продолжил мажордом, – Но ваши документы сильно пострадали от воды. Его светлость считает, что есть необходимость поменять ваш паспорт. Как вы думаете сами?



Котович пожал плечами:


– Я в отчаянии. Мне придется вернуться в Канаду?



– Возможно, его светлости удастся решить эту проблему в Колчестере. Вы не будете против?



– В принципе, нет. Правда, мне не хотелось бы причинять его светлости столько хлопот!



– Прошу прощения, сэр. Вопрос документов – серьёзный вопрос. Мне хотелось бы услышать прямой ответ.



– Да, конечно. Что мне делать без паспорта. Переписка с Канадой может занять много времени!



– В таком случае, вам нужно сфотографироваться для паспорта. Разрешите пригласить фотографа, сэр?



Мажордом стукнул о пол своим жезлом. Вошел фотограф. Процедура была минутной. Часы с бронзовыми позолоченными ангелами прозвонили десять.


– Можете перекурить, сэр. В одиннадцать я представлю вас лорду Фальконеру и членам его семьи. Вы приглашены на ланч. Вам предоставлено право обедать за одним столом с его светлостью все время, что вы пробудете под крышей его дома, доктор Котович!



Мажордом повернулся, намереваясь покинуть спальню.


– Подождите, мистер Франк! – обратился к нему Котович. – Могу ли я увидеть своего ассистента, господина Саймона Котович? Приглашен ли и он на ланч к его светлости?



– Прошу прощения, сэр. Его светлость сегодня сам встретится с уважаемым господином ассистентом и лично поблагодарит его за участие в спасении юной леди Джейн Фальконер. К сожалению, правилами этикета, принятыми в Англии, человек, не принадлежащий к «джентри», при всем уважении к его личным качествам и достоинствам не будет на равных принят в высшее общество. Быть простолюдином в Англии не оскорбительно. Палата Общин в Парламенте носит название «Почтенные Простолюдины собравшиеся в Парламенте». Это уважаемые люди, часто – богатые люди. Но они уважают не только законы Англии, но и сложившиеся веками обычаи! Еще раз прошу прощения, доктор Котович. Вы, несомненно, увидитесь со своим кузеном после ланча!


…………………………………………


Англ.* – «Gentry» – «Джентри», нетитулованное мелкопоместное дворянство.


• среднее и мелкое дворянство в Англии XVI—XVII вв., сумевшее приспособиться к развитию капитализма, основная часть так называемого нового дворянства. Главный союзник буржуазии в Английской революции XVII в.


• землевладельцы, не принадлежавшие к высшей знати, врачи, адвокаты, священники и лица с ученой степенью.


• Высший класс Джентри. — баронеты и кавалеры орденов. —



Англ.** – «Lord» – «Лорд»:


• в средневековой Англии первоначально феодальный землевладелец (лорд манора, лендлорд), затем собирательный титул английского высшего дворянства; присваивался пэрам королевства, образующим палату лордов британского парламента.


• С XIX в. титул лорда жалуется представителям крупного капитала, за заслуги деятелям политики, науки, литературы, культуры.


• Составная часть наименования некоторых должностей в Великобритании (например, лорд-канцлер — председатель палаты лордов, лорд-мэр — глава местных органов власти в Лондоне и других крупных городах).


• Лорд, это не титул - это обращение к знати.


…………………………………………



Оставшись один, Кудашев пальцем прошелся по вороху одежды на вешалке. Подумал:


– «Щедро! Этот гардероб стоит целое состояние! Плюс золотые запонки, булавочка, портсигар и зажигалочка… Не говоря уж о новом паспорте и соответствующей регистрации в полиции. Эти кандалы будут покрепче, тех, в литерном поезде!».


Снял свой костюм, пострадавший в воде пруда. Выстиран, высушен, вычищен, выглажен. Но вид свой потерял, это точно. Тонкая ватная подкладка груди и плеч свалялась, это не исправляется.


Вывернул наизнанку, просмотрел швы. Так и есть. Нашел несколько свежих швов. Распарывали! Искали тайники. Проверяли по полной. Неужели контрразведка? Ми-5?! Хорошо, если просто криминальная полиция… Хотя, что хорошего. В Торонто уже запрос сделали, и ответ получили…


*****



На одиннадцатом ударе больших напольных часов в малой столовой – удар жезла мажордома в паркетный пол:


– Доктор Джон Котович, эсквайр, профессор университета Торонто!



Малая столовая. Светлая. Мебель цвета слоновой кости. Большие окна.



Джона Котович вышел встречать сам владелец поместья «Фалькон Оук» лорд Георг Фальконер. Его искренняя улыбка в одно мгновение сбросила мучившее Кудашева напряжение последних дней. Это была улыбка счастливого уже не молодого отца, адресованная спасителю его единственной дочери. Кудашеву стоило больших усилий не вытянуться «во фрунт» перед английским аристократом в мундире «хаки» пехотного генерала с рядом золотых и серебряных медалей, увенчанных бриллиантовым орденом «Звезда Индии».



– Его превосходительство генерал экс-командующий второй Бенгальской сводной бригадой Индийской кавалерии лорд Георг Фальконер! – представил своего господина мажордом.



Обменялись рукопожатиями.


Генерал сделал шаг в сторону. Пред Кудашевым уже не молодая высокая стройная женщина в длинном голубом шёлковом платье, щедро отделанном кружевами тонкой работы, с длинной горностаевой горжеткой на открытых плечах. Протянутая для поцелуя рука без перчатки с золотым колечком.



Кудашев коснулся пальчика губами.


– Леди Фальконер! – слышит Кудашев голос мажордома за своими плечами.


– Элен Фальконер, – говорит хозяйка дома. – Примите мою безмерную благодарность, сэр Джон!



Бона в кружевном переднике подводит к хозяйке дома девочку в белом матросском костюмчике. Из-под бескозырки с голубым помпоном волна белокурых локонов. Леди Фальконер с легким поклоном левой рукой заставляет девочку на шаг приблизиться к Кудашеву.


– Юная леди Джейн Фальконер! – провозглашает мажордом.



Юная леди Джейн поднимает на Кудашева глаза небесной синевы и чистоты. Протягивает Кудашеву руку, в которой держит что-то.


Кудашев опускается на одно колено и целует Джейн ручку. Вдруг она обнимает Александра Георгиевича обеими ручками за шею и говорит быстро-быстро:


– Меня никто не толкал… Это я сама. Я сама всегда падаю. А в пруду было очень холодно! Я два раза приходила к вам, сэр, когда вы болели, но мне не разрешали вас увидеть. Я смотрела иногда на вас в окно, а вчера упала со ступеньки. Меня Франк напугал! Смотрите, что я вам принесла!


Джейн протянула Кудашеву маленькую плюшевую обезьянку.


– Мы с мамой сшили её сами. Она должна была беречь меня. А в тот день я её забыла дома, потому и упала в пруд!



У Кудашева дернулась щека. Из левого глаза по ней побежала слезинка.


– Спасибо, Джейн! – сказал Кудашев юной леди на ухо. – Я никогда не потеряю Литл Манки!


Встал. Поклонился семейству Фальконеров.



К доктору Котович уже без объявлений мажордома подошли полковник полиции и секретарь лорда. Представились сами. Обменялись рукопожатиями.



Ланч был тих, по-английски скромен, без напыщенных речей, но Кудашев вдруг всем сердцем почувствовал некую сердечную теплоту. Конечно, виной этому чувству была маленькая Джейн. Подали кофе.



Вдруг Джейн спросила:


– Сэр Джон! Правда, что в Канаде самые большие и свирепые медведи?



– Да, – ответил Кудашев, – их называют гризли.



– Это они хотели вас съесть? – продолжала Джейн. – Вы убили медведя?



Кудашев понял, речь идет об его маньчжурских шрамах. Что ж, рано или поздно, об этом пришлось бы вести разговор. Он ответил:


– Нет, я не убивал медведя. На меня случайно вышла росомаха, когда я работал в хвойной чаще. Изучал насекомых. Этот зверь куда меньше медведя, но опаснее его многократно. Я слишком близко подошел к ее логову. Нападение было стремительным. Если бы не индеец из племени чипевайан, мы с вами не смогли бы познакомиться. Правда, первым выстрелом он попал не в росомаху, а в мою левую руку. Она у меня болит до сих пор! Вот так!



Все улыбнулись.


– Как интересно! – на Кудашева благодарными глазами смотрела леди Фальконер. – Ваша юность была полна необыкновенными приключениями, доктор Котович!



– Благодарю вас, леди Фальконер, – Кудашев посчитал возможным улыбнуться в ответ. – Правда, лучше бы их не было, этих приключений!



– Нет, нет! – вступил в разговор глава семейства. – Приключения – это здорово. Мои женщины очень любят рассказы и книги о приключениях. Вы же, сэр Джон, не откажете доставить им удовольствие? Сегодня за ужином мы все с удовольствием послушаем вас. Не откажите в любезности!



*****



После ланча мужчины прошли в бильярдную. Расположились на кожаных пуфах, набитых шерстью, у низкого столика из черного дерева, инкрустированного перламутром бенгальской работы. На столике горящая свеча в железном, выкованном в форме лотоса подсвечнике, пара раковин-пепельниц, картонная коробка сигар «Барбадос». Хрустальный графин с виски, графин с газированной водой, три бокала. Камин мерцает двумя дубовыми, тлеющими, поленьями.



– Поговорим? – лорд Георг Фальконер предложил Кудашеву раскрытую коробку.



Кудашев кивнул, взял сигару, с удовольствием втянул носом её аромат, но прикуривать повременил.



– Еще раз прошу принять мою благодарность за ваш проявленный подвиг, сэр. Не отвергайте ее. В данном случае скромность только повредит нашим складывающимся добрым отношениям. Вы уже знаете, с кем вас свела судьба. Я – боевой офицер. Человек слова, человек чести. Знаю цену трусости, слабоволию, предательству. Тем выше ценю отвагу, честность, подвиг. Сам ваш поступок, совершенный совершенно бессознательно, так как в эту долю секунды его невозможно было ни спланировать, ни решиться на него, говорит о вас всё! Говорит лучше, чем могли бы сказать многие ваши друзья, которые могли бы за вас поручиться. Много званых, да мало избранных, как говорится в Писании. Сами видели из пруда десяток мужчин, не подавших руки, чтобы вытащить девочку из ледяной воды! Я еще буду знать их всех поимённо!



– Я уже уточнил этот список, сэр, – вступил в разговор полковник Гарольд Эмрис. – Среди этих ротозеев нет ни одного, кто не был бы заинтересован в вашем покровительстве, сэр. Кроме двух офицеров торгового флота, которые помогали вашему шофёру вытягивать вас, сэр, и других пострадавших из пруда! Я установил их личности, но, к сожалению, они уже ушли в плавание.



– Хорошо. Их имена не должны быть забыты. Но вернемся к доктору Котович. Я уже кое-что о вас знаю. Читал «Ригвест» с просьбой Университета помочь вам. Расскажите о своих планах, о своей работе. Любая помощь будет оказана!


– Благодарю вас, сэр. Постараюсь не грузить свой рассказ латынью и заумными рассуждениями. Моя тема научной работы – клещи, паразиты, питающиеся кровью млекопитающих. Разносчики таких заболеваний как клещевой энцефалит, клещевой тиф. В хвойных лесах Канады каждый десятый лесоруб или охотник-промысловик ежегодно становятся жертвой энцефалита. Мне принадлежит пальма первенства выдвинутой гипотезы, уже многократно проверенной и подтвержденной практикой: индейцы – аборигены Северной Америки в значительной степени в пропорции один к девятнадцати менее чувствительны к заболеваниям, передаваемым клещами. Я назвал эту особенность их физиологии врожденным иммунитетом, именно врожденным, а не приобретенным. Для того, чтобы эта локальная гипотеза была окончательно подтверждена и трансформировалась в научное открытие, я предполагаю провести необходимые исследования и опыты в южных широтах, где клещи наносят такие же смертельные удары по человечеству: в южных районах Персии и в Индии. Готовлюсь к этой экспедиции давно. Финансирую ее самостоятельно, но мои средства очень ограничены – поступлениями от арендаторов крохотной фермы на берегу Гурона, доставшейся от отца. Вот и всё, сэр.



Лорд Георг Фальконер и полковник Гарольд Эмрис переглянулись.


Лорд похлопал Джона Котович по колену:


– Спасибо за рассказ, доктор Котович. Прошу пожить в моем доме еще несколько дней. В вашем распоряжении эта библиотека, «Бентли», шофер и ваши слуги. Отдыхайте, готовьтесь к экспедиции, делайте покупки на мое имя. Все счета будут оплачены. Через два-три дня мы продолжим беседу. Поверьте, я помогу вам. Вы попали в нужное время в нужное место!



*****



Вернувшись к себе, Кудашев застал в спальне Гагринского. Владимир Михайлович в новой визитке горохового цвета, сидел, откинув фалды полуфрака, на краешке кресла. Покачивал ногой в желтом лакированном ботинке. Листал томик Брема. Увидев Кудашева, встал, пошел навстречу. Лицо бледное, осунувшееся. Обеспокоенный взгляд.



Поздоровались двумя руками.


– How are you? – Как ты? – спросил Саймон.



– Живой! – ответил Джон Котович.


Поговорили ни о чём на инглиш.



– Что-то, ты мой друг не весел… Что ты голову повесил?! Давненько солнышка не видал. Совсем в своей каморке за пять дней скис! – Кудашев улыбнулся, встряхнул Гагринского. – Давай, бери пальто и шляпу. Пойдем, позагораем маленько, свежим воздухом подышим.



– Как же, – вздохнул Саймон. – В Исфахане позагораем, если отсюда выберемся. А здесь туман, и не ясно, когда снова солнышко появится.



– Появится, появится… Скоро отчалим.



Вышли в сад. Истинно английский. Ни одной прямой дорожки. Искусственный ландшафт. Скалы, ступени дикого камня, ручейки, зеленые лужайки, старые дубы, заросли ежевики. И вдруг, чудо – японская сакура в цвету!



Гагринский впервые улыбнулся:


– Вишня цветет!



Кудашев не стал поправлять товарища. Вишня, так вишня… Правда, цветок чуть побольше, и ягод не будет. Но раз в год – красота!


Подошли к пруду.


Несколько рабочих устанавливали вокруг пруда невысокую ограду из литых чугунных секций. Понятно, в этом доме, ожёгшись на молоке, еще долго будут дуть на воду!



Присели на лавочку. Пруд наполовину затянут белёсой дымкой. Дунул ветерок, разогнал туман. Снова солнышко. Снова синее небо. А на противоположном бережку пруда два белоснежных лебедя.



Кудашеву припомнились прогулка в экипаже Дзебоева по ночному Асхабаду, Леночка под его правой рукой в беличьей шубке и её слова: «Знаешь, Саша, лебеди избирают друг друга только однажды и на всю жизнь. И если один из них погибает, второй уже не ищет себе другого в пару… И хорошо, и грустно…».



Обратился к Гагринскому:


– Я сегодня общался с лордом Георгом Фальконером и его другом, полковником Гарольдом Эмрис, похоже, бывшим сослуживцем по Индии – начальником Управления полиции графства Эссекс. У обоих медали за колониальные войны, а у генерала орден «Звезда Индии». Мы попали в гости к весьма влиятельному человеку.



– И очень богатому, – вставил Гагринский. – Он меня подарками завалил. Уж, очень признателен! Попроси мы собственный пароход, подарил бы!



– Возможно, но на этом его расположение к нам и закончилось бы.



– Вы, Джон, верите в его искренность?



– На сегодняшний день – абсолютно, Саймон. Генерал пожилой человек. Джейн – его единственная дочь. Он в ней души не чает! Понимаю ваше сомнение. Потому и говорю – на сегодняшний день. Людям свойственно изменяться.


Внимательнее пригляделся к Гагринскому. Спросил на ухо по-русски:


– Что с вами, Владимир Михайлович? На вас лица нет!



Действительно, Гагринский был бледен, под глазами тёмные круги, на бритых щеках нездоровый румянец. В глаза не смотрит.


Прикрыв платком губы, тихо начал говорить:


– Вы правы, Александр Георгиевич, людям свойственно изменяться. И изменять. Меня холодная ванна излечила от очень многого. Прежде всего – от трусости. А потом, надеюсь, от всего остального, что с этим пороком было связано. Я болел в детстве. Жили мы в Ковно. Отец – поляк, мама русская. Дворянин по отцу и по матери. Отца не помню. Даже не знаю, на какие деньги сумели с мамой выжить. В гимназии учился по милости господ попечителей без оплаты. Друзей среди одноклассников не было. Били. Русские звали «ляхом», поляки – «москалём». Закончил с золотой медалью, что дало право на бесплатное обучение в Политехническом. Студентом, вы уже знаете, подрабатывал электриком в Мариинке. Кизил-Арватскую историю с телеграфистом Гагринским вы знаете: эсер Фрунтиков наганом зуб выбил, жандарм Архипов невинного в Асхабадскую тюрьму упрятал. В тюрьме воры пайку отбирали, морили голодом. Если бы не вы, Александр Георгиевич, меня уже на свете бы не было! Только с вашей рекомендации на телефонной станции у Рахтазамера начал чувствовать себя человеком! С Геленой обвенчались. Она уже ждет ребёнка. Полковник Дзебоев попросил в сыскном деле помочь. На даче Начальника области в Фирюзе – вместе с Геленой все добросовестно отработали…



Гагринский закашлялся.


Кудашев молчал, не перебивал. Ждал.



Гагринский продолжил:


Потом подполковник Калинин появился. Предложил заграничную командировку на год. Тройное жалованье. Хорошую должность по возвращению. Аттестацию офицером по линии связи. Спрашивал, могу ли я вам доверять? Кому я еще в этом мире мог доверять, как не ротмистру… Я соблазнился. Все хорошо, Гелена моё жалованье получает. Уже не работает. Няньку-кормилицу присмотрела. Хоть это меня не беспокоит…



Гагринский замолчал. Минута, вторая.


Кудашев молчал, смотрел на плавающих лебедей.


Его реакции Гагринский так и не дождался. Понял: сам начал, сам должен и заканчивать. Глядя в землю, сказал, будто снова в холодный пруд:


– А перед самым отъездом подполковник Калинин взял с меня секретную подписку, что буду докладывать ему лично обо всех ваших действиях. В особенности, о производимых вами денежных расходах, и получаемых денежных и в иной форме доходах от кого бы то ни было! Все. Казните меня.



Гагринский поднял глаза на Кудашева. Страшно было говорить. Страшно было смотреть в глаза. Но и этот страх был преодолён!



– Очень хорошо, – серьёзно сказал Кудашев. – Нам пора смыть с души наши страхи. У японского самурая в нашей ситуации есть несколько путей для нравственного очищения. Путь первый: пойти в храм, воскурить фимиам своим предкам или Будде, помедицировать… Но есть и второй путь. Какой, не знаете, Саймон?



Гагринский покачал головой.


Кудашев улыбнулся:


– Поучаствовать в чайной церемонии с прелестной гейшей, послушать ее игру на семидсяне, написать собственную хокку чёрной тушью на дорогой бумаге каллиграфически изысканными иероглифами…



Гагринский порозовел:


– Как интересно! Я, как будто вижу все это своими глазами!


– Есть и третий способ, самый распространённый. Не догадываетесь?


Гагринский улыбнулся:


– Рассказывайте, рассказывайте все сами. Откуда мне знать!



– Завалиться с друзьями в харчевню. Заказать печёной на углях морской мелкой рыбёшки в соевом соусе с уксусом, белых рисовых колобков и кадушку с теплым сакэ!



Гагринский рассмеялся:


– В это я охотно верю!



Кудашев вдруг нахмурился:


– Увы, есть еще и сепукка…



Гагринский:


– Не понял?



Кудашев:


– В Европе этот ритуал более известен, как харакири. Его суть проста – самоубийство. Мне не раз приходилось его наблюдать. Описывать не буду. Это – не наше!


Обнял Гагринского за плечо:


– Мы изберем путь третий. К гейшам не пойдем, да и нет их здесь. У нас свои жёны молодые и красивые своих мужей ждут! Мы снова зайдём в трактир «Кестл» при Колчерском замке и закажем барашка на вертеле под шотландский самогон. Там и поговорим. Постараюсь кое-что прояснить в нашем деле с помощью аналогий на самурайские темы. Завтра поедем в Лондон, будем закупать лабораторное оборудование и литературу для своей экспедиции. Увидишь, все будет хорошо!



Вернулись к парадному крыльцу дворца. Господ Котович встретил мажордом.


– Уважаемый мистер Франк, – сказал доктор Котович, – будьте любезны, вызовите «Бентли», пригласите моего Генри, пожалуйста. Мы хотим прогуляться!



*****



В пабе «Кестл» так же, как и в прошлый раз. Еще не вечер. Есть свободные столики. Потрескивают в камине можжевеловые сучья. Благоухает овечка-гриль.


Сели в уголок поближе к выходу, подальше от камина. Через пару столиков расположился Генри – крепкий парень, из унтеров, отслуживший пять лет в комендантском полку вице-короля Индии в Калькутте. Генри Адамс из местных, свой авторитет имеет. Бармен раскланивается перед ним, как раскланивался бы и перед самим лордом Фальконером, если бы последний осчастливил бы своим посещением «Кестл».



Сегодня в пабе музыка: скрипка и волынка. Это хорошо, можно поговорить без помех. Барашек-барашком, эль-элем, но господа Котович сюда пришли не просто обедать. Задача у Кудашева не просто вывести Гагринского из стрессового состояния. Он чувствовал, что Гагринский не получил необходимого для их миссии, для их работы психологического заряда, не совсем понимает суть того, что им предстоит делать, в какой обстановке, с каким напряжением сил и с какими издержками физическими и психологическими. Вспомнил слова Джунковского: «На начальнике лежит обязанность обучения и воспитания его подчиненных!». И лакей Генри здесь не случайно. Его присутствие снимет возможное беспокойство лорда Фальконера в отношении его гостей, а тем более – подозрительность полковника Эмриса. Да, и мало ли что. Пусть следующее «приключение» лучше ляжет на плечи мистера Генри. Господа Котович в Колчестере свою долю неприятностей уже отработали.



Гагринский с удовольствием утолил первый голод, пригубил виски. Обратился к Кудашеву:


– Сэр Джон! Обещали о самураях рассказать.



– Да, Саймон! – Кудашев попытался вытереть платочком свои «усы». – Тогда слушайте. Только имейте в виду: всё, что я расскажу о самураях, примеривайте на собственные плечи. Понятно?



– Я весь во внимании!



– Начнём. Сами японцы свою страну называют «Ниппон», официально «Ниппон Коку», а в быту проще – «Нихон». Социально-политическая структура внешне подобна британской государственной системе – конституционная монархия. Император, его власть наследуема. Кабинет министров. Двухпалатный парламент. Всеобщее избирательное право. Трудно поверить, но еще в 1867 году – сорок четыре года назад – Япония была структурно и экономически средневековым феодальным государством! Копьё, меч, лук и стрелы – с одной стороны, мотыга, серп и деревянный цеп – с другой. Промышленности нет, коммуникации практически отсутствуют, флота нет! Социальная структура – сословно-феодальная система «Си-но-ко-сё». «Си» – самураи (военное сословие). «Но» – крестьяне. «Ко» – ремесленники. «Сё» – торговцы. Последние двести исторических лет обожествлённый император – «Тэнно», реально власти не имел, использовался регентом – «Сёгуном» – военным тираном, как кукла на дворцовых и религиозных церемониях. Власть сёгуна опиралась на мощный пласт японской родовой знати – «Кугэ» – богатых землевладельцев. А держалась мощь сёгуна и кугэ на мечах военного сословия – самураях.



Подошёл официант, принес чай. Кудашев сделал пару глотков, продолжил:


– Вступление моё несколько затянулось, но без него невозможно понять и оценить догмы самурайского кодекса чести – «Бусидо». Продолжу. Но и сословие самураев было разделено по имущественному признаку на богатых землевладельцев – князей «Даймё» и на «Буси» - рядовых самураев-воинов, не имевших собственности иной, кроме своего меча – кэна! О священниках, ремесленниках и купцах в другой раз. Коротко о «бураками» – неприкасаемых… К ним относились: мясники – «эта», «ронины» – бывшие самураи, потерявшие по разным причинам свой статус, «ниндзя» – воины-невидимки, наемные убийцы, актёры театров, гейши, отшельники, бродяги, пираты… Самурай, убивший «бураками» только для того, чтобы испытать правильность заточки своего кэна, не подлежал наказанию. Однако, вернёмся к «Бусидо»!



За соседний столик присели два джентльмена. Оба уже не молоды, прилично одеты, на лицах – тропический несмываемый загар. У обоих в зубах резные пенковые трубки. Кивнули в знак приветствия господам Котович, получили в ответ такие же кивки. Достали из портфеля кипу бумаг. Начали шептаться, шелестеть страницами. На Котович больше внимания не обращали.



Кудашев продолжал свою повесть:


«Буси» — воин, самурай; «До» — путь, свод правил, морально-этических норм воина. Понятие «До» в Японии не просто «дорога», но «Путь» в высоком философском понимании. Это и долг, и учение, и предназначение свыше! Но, в сущности, это мощный инструмент идеологического воздействия на личность, целью которого является воспитание внутреннего убеждения своей высокой миссии защищать своего господина, не помышляя о сохранении собственной жизни. Бусидо, внедрённый в сознание самурая, как бы нейтрализует, заложенный в биологический организм самой природой, инстинкт самосохранения. В Бусидо несколько тысяч догматов или заповедей. Многие из лаконичных поэтических формулировок сопровождаются литературными иллюстрациями – трогательными рассказами о примерах самурайской преданности, чести, храбрости и, почти всегда, самопожертвования. Самурай оставшийся в живых после битвы, но потерявший своего господина, не имеет права на жизнь. Он обязан сделать сепукку. В противном случае самурай лишается своего статуса, изгоняется из сословия, становится «неприкасаемым» - ронином. Кодекс сам по себе не сформирован как юридический документ, его догмы разбросаны по многим литературным источникам. Его сущность искусно прикрыта эстетическими заповедями: самурай грамотен, он знаток чайной церемонии, ценит поэзию, даже перед сепуккой обязан написать «хокку»! Может, это с нашей колокольни и бред, но оглянитесь на собственные понятия долга и чести! Я первый раз попал в госпиталь вольноопределяющимся с осколочным ранением, но остался жив. Из нашей роты – всего несколько человек! Остальные, возглавляемые бравым капитаном, оставшиеся в моей памяти храбрыми ребятами со штыками наперевес, были растерзаны разрывными снарядами первым же залпом японской батареи. Вышел из госпиталя, был произведен в прапорщики. Через неделю точно так же вел свой взвод в атаку. Потом снова госпиталь. Через месяц снова в атаку, но уже подпоручиком… Хвалиться нечем. Вспоминать не хочется. Однако, случаев дезертирства среди офицеров не припоминаю. Чувство русского долга и чести было сильнее японских огня и стали. Страха не было. Но домой вернулись не все… Как и те из японцев, кто при пленении русскими вспарывали себе животы собственными штыками!



Кудашев допил свой «скотч» залпом. Подумал, и запил остатками чая. Гагринский молчал. Кудашев продолжил:


– Самурай, согласно «Бусидо», отправляясь в поход, давал своему даймё клятву: «забыть навеки свой дом, забыть о жене и детях, забыть о собственной жизни». «Бусидо» на треть состоит не из эстетических изысков, а из догматов, посвященных смерти. Попробую на память воспроизвести некоторые постулаты, изложенные в труде «Начальные основы воинских искусств» Дайдодзи Юдзана. Вот, что он писал: «Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть. К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надлежит делать самураю и что унижает его достоинство. В делах повседневных помнить о смерти и хранить это слово в сердце. Самурай должен быть не только примерным сыном, но и верноподданным. Он не оставит господина даже в том случае, если число вассалов его сократится со ста до десяти и с десяти до одного.На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на вражеские стрелы и копья, жертвуя жизнью, если того требует долг. Если на войне самураю случится проиграть бой и он должен будет сложить голову, ему следует гордо назвать своё имя и умереть с улыбкой без унизительной поспешности. Будучи смертельно ранен, так что никакие средства уже не могут его спасти, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим по положению и спокойно испустить дух, подчиняясь неизбежному. Самурай должен прежде всего постоянно помнить, что он должен умереть. Вот его главное дело».



Гагринский слушал, раскрыв рот.


Кудашев криво усмехнулся:


– Впечатляет? Мне известна еще одна догма, которую мне раз выдал на допросе японский полковник, склоняя к работе в японской разведке: «Нет догм – есть обстоятельства!». Понимаете, Саймон?



Гагринский встрепенулся:


– Да! Да, Джон. Понимаю. Эта догма на прочь перечеркивает все тысячи предыдущих! Это принцип двойной морали. Одна – для высших классов, другая – для низших! Обидно… Простите, у меня, конечно, не такая память, как у вас, но я запомнил три клятвы, которые давал самурай, отправляясь в поход. Прошу прощения, я таких клятв не давал и не дал бы никогда!



Кудашев плеснул еще «на пальчик» скотча в оба стакана, себе и Гагринскому:


– Я тоже. Слушайте и запомните. Мы с вами уже попали в мощнейший водоворот великих политических противостояний. Выбраться из него потребует невероятных усилий. Но выбираться будем тогда, когда будет нужно и возможно. Без потерь. Мы оба обязаны вернуться домой живыми и здоровыми. А для этого – крепко держаться друг за друга… Одно знаю точно, и вам обещаю: больше никогда и ни кому не позволю гнать себя на бойню как барана бессловесного. Ваш позывной для подполковника Калинина?.. Позывной Калинина для вас? Быстрее вспоминайте, я жду!



– Мой – «ХР-1». Калинина – «АQ-1». Но это секрет, Александр Георгиевич! Я буду подлежать уголовной ответственности только за разглашение этих позывных.


– Не будете. Мы не станем дразнить свое начальство перечислением золотых безделушек и фетровых шляп, полученных за приключение в пруду. Зависть вышестоящих – смерть для подчиненных! Ваши донесения «Эй Кью-Первому» начнем составлять вместе. Не беспокойтесь, мы завалим его донесениями, читать будет некогда!


Жаркое было съедено. Встали, расплатились. Поклоном простились со своими соседями по столикам. Они уже давно прибрали свои бумаги. Официант дважды подавал им жаркое и виски. Рядом с ними уже сидел подвыпивший волынщик и наигрывал шотландскую колыбельную…



Генри Адамс распахнул перед Котович дверь, придержал ее.



– Пообедали, Генри? – спросил Кудашев.



– Да, сэр. Благодарю, сэр. Наш шофер тоже приносит благодарность. Он обедал в машине. Позвольте спросить, уезжаем?



– Через полчаса, Генри. Сделаем круг по парку, моцион после обеда не помешает. Машина пусть подождет.


Постояли у пруда. Здесь тоже трудилась группа каменщиков. Берег пруда облицовывался камнем. Подышали воздухом на берегу Кольна. Метрах в двадцати от них на камне римской стены сидел и покуривал отставной унтер-офицер Генри Адамс.



– Еще остались вопросы, Саймон? – спросил Кудашев.



– Нет, Джон, нет. Я так рад, что разговор состоялся. Меня «это» мучило весь наш путь от Асхабада. Боль была в душе, как от фурункула. Очень рад, что «нарыва» больше не существует. Хороший разговор. Я сегодня столько узнал нового! Однако, можно ремарку?



– Какую еще ремарку? Говорите.



– Мы такие вещи о «своём» озвучили. Я все боялся, что соседи услышат.



– Что, заметили интерес с их стороны?



– Нет, просто боялся.



– Я держал их возможный интерес на контроле. Разговаривая с вами, рассказывая, я не пропустил ни единого слова из разговора, который вели наши соседи – биржевые маклеры компании «Дэ Бирс Консолидейтед Майнс Лимитед» – отставные офицеры Британской армии из Йоханнесбурга, подполковник Айвен Абботсон и майор Дейв Ап-Гриффин, доверенные лица банкирского дома Ротшильдов. Узнал много интересного. Может пригодиться в дальнейшем. Полагаю, ещё встретимся с ними во дворце лорда Георга Фальконера по его возвращению.



Гагринский не скрыл своего удивления.


– Как? Разве такое возможно? Вы уникальный человек!



– И медведя можно научить играть на гармошке. Главное, он сам должен этого захотеть! Кому мне передать свой опыт, свои знания, как не вам, Саймон. Мы на многие месяцы теперь скованы одной цепью. Еще наговоримся…



*****



Кудашев и Гагринский весь следующий день провели в Лондоне. Слава Богу, у них было авто! Катались по магазинам. Экипировались для экспедиции в тропики. Проехались по книжным лавкам, магазинам учебных пособий и блошиным рынкам. Кудашев набрал справочников, «Определителей» лекарственных растений, ядов, противоядий, насекомых и паукообразных, учебников по хирургии и общей терапии, атласов по анатомии. Гагринский приобрел два микроскопа, фотоаппараты – стационарный пластиночный двенадцать на восемнадцать «Пате» и американский «Кодак» под целлулоидную фотоплёнку с кадром шесть на девять, фотовспышку и запас магния для нее…



Генри Адамс не только терпеливо исполнял обязанности грузчика, но и оказался толковым консультантом. Посоветовал приобрести пробковые шлемы, армейские ботинки на толстой подошве, гетры, кисейные противомоскитные сетки для выхода на воздух и для спальни. Подыскал особые водонепроницаемые «морские» сундуки и чемоданы, сам упаковывал в них кухонную посуду, стекла керосиновых ламп, лабораторные пробирки и колбы, запас спирта, марганцовки, фирменных химикатов для фотолаборатории, чернила и писчую бумагу.


Расплачивался Кудашев из суммы командировочных, полученных от своего "Эй-Кью Первого".



«Бентли» был заполнен под потолок. Сами еле-еле разместились.


– My God! – Кудашев чуть было не сказал по-русски, увидев полную машину снаряжения. – Сколько груза! Как мы все это повезем?!



– Как положено, пароходом. Вас доставят, – сказал Генри. – А багаж – моя забота и работа.



– «Вот как…»,– подумал Кудашев. – «Все уже решено?!».



– Осталось немногое, – продолжил Генри. – Купить для вас оружие. Вообще-то, в доме есть все, но вы должны иметь зарегистрированное. Вот и лавочка. Зайдем! Подберем вам под руку и по вкусу. Завтра во дворец доставят и ваши новые паспорта, и оружие. Там и зарегистрируют!



– Позвольте, Генри! – Кудашев попробовал остановить мистера Адамса. – Может, обойдемся без оружия? Я, знаете ли, не охотник.



– Потому вам и понадобился случайный индеец, чтобы не погибнуть от дикого зверя. Не уверен, что в канадском лесу можно ходить без ствола, но поверьте унтер-офицеру, сэр, ни в Индии, ни в Персии без винтовки европейцу делать нечего! Прошу!



Присмотрели американский семизарядный «Винчестер». Долго примеряли по Кудашевскому плечу английскую охотничью двустволку «MacNab Woodcock» двенадцатого калибра. Третий экземпляр лег в руки, как родной. К оружию – еще ворох причиндалов – патроны, патронташи, пулелейка, шомполы, банки пороха, пыжи, картечь…



– Одна тысяча четыреста пятьдесят один фунт, господа, – выписал счет приказчик.



– Упаковывайте, – приказал Генри Адамс и протянул приказчику визитную карточку. – Завтра к полудню доставите в Колчестер по адресу. Не забудьте с собой книгу регистрации, сэр.



– Да, сэр, слушаюсь, сэр, – приказчик проводил покупателей до выхода.



*****



25 марта 1912 года.


Колчестер. Охотничьи угодья «Фалькон Оук».



За оградой сада, на опушке леса группа мужчин – джентльменов и их слуг. Джентльмены в охотничьих костюмах, слуги в униформе егерей.


Лорд Фальконер рассматривает «MacNab Woodcock», примеряет его к своему плечу, изготавливается для выстрела. Он не доволен:


– Такие ружья джентльмен не приобретает в единственном экземпляре!



Кудашев отчаянно замотал головой:


– Помилуйте, ваша светлость! Нам для наших полевых изысканий в горах Персии и джунглях Индустана достаточно и «Винчестера». Мы не будем добывать себе пропитания охотой или ружейным огнём отражать атаки диких племён. Что будет, то будет. Простите меня, за мою ферму на берегу Гурона не дадут и трети стоимости этого ружья. Я к нему прикоснуться боюсь, а вы предлагаете купить еще и второе!



Лорда Георг Фальконер возражений Джона Котович не услышал. Не повышая голоса, сделал разнос лакею:


– Уважаемый мистер Генри Адамс! Почему заказан только один экземпляр ружья «MacNab Woodcock»? Вы опытный егерь, знаток охотничьего этикета! Знайте же, не только лорд Фальконер, но любой джентльмен использует подобное оружие на охоте либо в тире следующим образом. Джентльмен стреляет, егерь-оруженосец перезаряжает оружие. И так, пока не закончатся патроны, или не надоест самому джентльмену. Понятно?


– Виноват, сэр! – Генри Адамс воспринял выговор, не моргнув глазом. – Позвольте воспользоваться «Бентли», через двадцать минут мы привезем второй экземпляр и футляр для двух ружей!



Адамс с приказчиком уехали.



Два лакея принесли и установили на поляне раскладной столик, накрыли его зелёным сукном. Разложили на нем охотничьи кремнёвые ружья – аркебузы, мушкеты, малый дубовый бочонок с чёрным порохом, холщёвые мешочки со свинцовыми пулями. Принялись заряжать оружие. Третий лакей в униформе зелёного сукна и шапочке егеря двумя алебардами обозначил огневой рубеж. Четвёртый принёс и поставил в отдалении в стороне от линии огня несколько клеток.



– Начнём? – лорд Фальконер принял у лакея заряженный «Генри Нок» 1793 года, кивнул егерю.


Егерь достал из клетки белого голубя. Размахнувшись от колена, запустил его в небо. Голубь взмыл, расправил крылья, в крутом вираже быстро начал набирать высоту.


Раздался выстрел. Тяжелая свинцовая пуля в мгновение догнала голубя и разорвала его в воздухе надвое. На зелёную опушку упал окровавленный комок белых перьев.


Заряжающий принял от лорда еще дымящийся английский мушкет, подал лорду длинноствольную охотничью испанскую аркебузу.


Снова голубь взлетает в небо. Снова выстрел. Голубь падает с высоты на землю с перебитым крылом. Егерь отрывает подранку голову.


Третий голубь, словно почуяв смерть, перекувыркнувшись в воздухе, полетел низом и изчез в ветвях дуба.


– Ах, подлец, – рассмеялся полковник Эмрис.


– Никуда не денется, все равно вернется ночевать в голубятню! – откликнулся лорд Фальконер. – Давайте, полковник, ваша очередь.



Кудашев был потрясен. Это и есть хваленая английская аристократическая культура? Охотнички! Ружья у них, видите ли, лучшие в мире по полторы тысячи золотых! В России за такую забаву по-простонародному ноги бы переломали! Асхабадские голубятники к своим «чилям» и «турманам», как к родным детям, относятся, изо рта водичкой поят…



Как стрелял полковник, Кудашев не видел и не слышал. Перед ним стояла Леночка. Строгая, спокойная. Просто смотрела на него.



– Ваш выстрел, сэр Джон! – услышал Кудашев голос полковника Эмриса.


Леночка исчезла.


Он уже на линии огня между двух алебард. Хорошее оружие. Одной секунды хватило бы, чтобы, воспользовавшись им, снести голову полковнику и оставить без ноги лорда… Стоп! Запрещено…



Лакей вручает Кудашеву заряженный «Генри Нок».


Егерь запускает в небо очередную белоснежную жертву. Кудашев вскидывает мушкет. Выстрел! Ветерок отогнал в сторонку сизый дымок чёрного пороха. Белый голубь живой и невредимый играет в чистом небе. Хоть бы летел куда-нибудь в сторону! Но голубя уже не достать мушкетной пулей. Это ничего. Есть еще и пули, и порох, и голуби.



Кудашев получает второй заряженный мушкет «Ханс Мюллер». Второй голубь, второй выстрел. Увы, снова промах. Кудашев сокрушенно качает головой. Ему вручают аркебузу. Бессмысленно. Третий голубь тоже остается в небе.



Кудашев отдает дымящийся ствол лакею, разводит руками. Ничего не поделаешь, таланта к стрельбе нет.



Полковник Эмрис протягивает для рукопожатия руку:


– Не расстраивайтесь, доктор Котович!


Задерживает его руку в своей ладони:


– А я, было, вас за профессионального охотника принял. У вас мозоль на указательном пальце!


Кудашев почувствовал, он в бою! Ответил спокойно:


– Если бы! Палец гитарной струной испорчен. Балуюсь иногда. К медиатору не привычен.



Лорд Георг Фальконер внимательно прислушивался к диалогу.



Прошли во дворец, в библиотеку. Лорд Фальконер разложил на столике документы.


– Дорогой доктор Джон Котович! Уважаемый сэр! Позвольте еще раз поблагодарить вас от своего имени и от всей моей семьи за спасение дочери.



Кудашев попытался ответить, но лорд жестом остановил его:


– Прошу без возражений, я говорю на эту тему в последний раз. Больше своими благодарностями докучать не буду! Если бы не вы, в нашей семейной часовне сейчас горели бы свечи, и стоял бы гроб… И, возможно, не один. Достаточно. Тема закрыта. Разрешите вручить вам документы. Паспорта на имена Саймона Котович, Джона Котович. Подлинник «Ригвеста Университета Торонто», несколько испорченный водою. Копия «Ригвеста Университета Торонто», заверенная королевским нотариусом. Решение Совета директоров «Англо-Персидской Нефтяной Компании» – «Anglo-Persian Oil Company» – «Об учреждении Благотворительного гранта на «Научные изыскания действенных средств борьбы с клещами, разносчиками клещевого энцефалита и клещевого тифа» с финансированием работ сроком на три года, с бюджетом в одну тысячу фунтов стерлингов в год.


Вручил бумаги Кудашеву. Пояснил:


– Первый транш за 1912 год будет переведён на счет доктора Джона Котович в Персидском Императорском Банке. Кроме этого я помогу вам доставить в Шираз или в Исфахан ваш груз, уладить таможенные формальности, как с грузом не коммерческого назначения. Буду рекомендовать вас английскому консулу в Исфахане.



Лорд Георг Фальконер закурил сигару.


– Вроде все. Надеюсь, ваша научная экспедиция будет удачной. Надеюсь, вы достигнете избранной вами вершины! Ну, по глотку хорошего виски! На черносливе семнадцатилетней выдержки!


Выпили.


Лорд Фальконер продолжил:


– Послезавтра в полдень из Портсмута в Хорремшехр выйдет мой танкер «Девоншир», а через сутки из Саутгемптона – моя паротурбинная яхта «Sea Falcon» – «Морской Сокол» – с тем же портом назначения. Это деловая поездка. Могу предложить господам Котович каюту на «Морском Соколе».



Выпили по второй.


– И за каюту благодарю, – сказал Кудашев. Подумал:


– «Все не как у нас. За столом без выпивки, выпивка – без закуски!»…



– Полагаете, в Персии английским обойдетесь? – спросил полковник Эмрис.



Кудашев молча вынул из одного кармана «Англо-персидский военный разговорник» 1856 года, изданный в Дели и купленный в Лондоне день назад, а из второго – томик персидского поэта Хафиза Ширази. Положил на стол. Прочел на память стихотворение на английском:



Аромат моей подруги на порог


Раз принес ко мне залётный ветерок!


Попенял ему – не трожь её кудрей,


Играть золотом её волос не смей.



Глаз прекраснее любимой в мире нет,


В них таинственная сила, лунный свет.


Скован чарами любви, как бедный раб,


Я и запаху волос любимой рад!



Её стану позавидуй, кипарис!


А румянцу щёк возлюбленной – нарцисс!


Сердце, к сердцу милой достучись!


Встречи радостной дождется твой Хафиз!


………………………………….


* Авторский стихотворный перевод – В.П.Паркин


………………………………….



Минуту подумал, и медленно, с паузами после каждой строфы, прочел его же по-персидски.



– Рохи сафед! – тихо сказал полковник Эмрис.



– Бесяр ташшаккур! – ответил Джон Котович.



…………………………………….


* Фарси. – «Рохи сафед!» – «Светлого пути!» - пожелание.


** – «Бесяр ташшаккур!» – «Большое спасибо!».


…………………………………….



– И как давно вы знакомы с персидским? – спросил лорд Фальконер.



– Примерно с год, – ответил Кудашев. – Как только принял решение побывать в южных широтах. У себя дома не смог найти ни преподавателя, ни хорошей литературы. Совершенно не представляю себе правильного произношения. На месте разберусь. Я учусь быстро!



Лорд Фальконер и полковник Эмрис переглянулись.


– Доктор Котович! Вы приятно нас удивили. Родилась некая мысль, которую мы должны обсудить. Не сочтите за обиду, пройти в свою комнату. Минут через десять, двадцать я приглашу вас! Пожалуйста!



Кудашев вышел. Поднялся к Гагринскому. Протянул ему новый паспорт. Гагринский с любопытством полистал его.


– Это хорошо? – спросил он Кудашева. – Лучше, чем старый документ?



– Относительно, – ответил Кудашев. Ему не хотелось расстраивать Гагринского своими мыслями. Бдительность бдительностью, но и запугивать ни к чему. Порадовать – можно. Протянул ему Решение Совета директоров «Англо-Персидской Нефтяной Компании» – «Anglo-Persian Oil Company» – «Об учреждении Благотворительного гранта на «Научные изыскания действенных средств борьбы с клещами, разносчиками клещевого энцефалита и клещевого тифа».



– Здорово, – сказал Гагринский. – Будем избавлены от заботы о хлебе насущном.



Кудашев не удержался:


– Все слишком хорошо складывается. Начало, как в сказке. Так не бывает. Природа не терпит перекосов. Будем готовы к большим испытаниям!



Генри побеспокоил Кудашева только ближе к вечеру.


– Доктор Котович! Позвольте приготовить вас к обеду.



Снова ванна, массаж, бритьё, прическа. Чёрный фрак, белый платок со сложным узлом под воротничком-«баттерфляй» сорочки…



За стол рассаживались без церемоний. Полковник Эмрис прибыл вместе со своей супругой, представил ей доктора Джона Котович.


К десерту подали и чай, и кофе уже в малой гостиной. На стол водрузили серебряный вазон с пылающим пуншем.



Мажордом принес и передал лорду Фальконеру испанскую гитару.


Сэр Георг Фальконер взял несколько аккордов, настроил инструмент.



Шестиструнка! – подумал Кудашев. – Жаль, придется навскидку осваивать не русский строй!


В том, что ему придется оправдывать свой мозоль на указательном пальце импровизированным любительским концертом, он не сомневался.



– «Правь, Британия!», – под аккомпанемент гитары первые четыре строфы гимна присутствующие пропели стоя. Лорд Фальконер ладонью приглушил струны.


– Леди и джентльмены! Среди нас присутствует наш почетный гость, незаурядный человек – личной храбрости, глубокого ума, знаток персидской поэзии, доктор биологии и… музыкант! Попросим доктора Джона Котович порадовать нас еще одной гранью своих талантов!



Кудашев не стал отказываться. Принял из рук лорда гитару, вышел из-за стола и присел на диван. Встал из-за стола и лорд Фальконер. Прислуга тут же полукругом к дивану расставила кресла. Сдвинули в сторону десертный стол. Бонна ввела в гостиную юную леди Джейн Фальконер. Девочка на цыпочках прошла к матери и забралась к ней на колени.



Кудашев прошелся по струнам. С минуту переборами знакомился с шестистрункой. Лакеи погасили электрическую люстру, зажигали свечи.



Кудашев снова вспомнил прогулку к мечети в Аннау. В ту ночь он впервые пел Леночке, правда без аккомпанемента, английскую балладу о короле Лире и трех его прекрасных дочерях. Вспомнил, как пел ее под русскую семиструнную гитару его отец – ротмистр жандармерии Георгий Александрович Кудашев-старший… История собственного отца ему самому уже представлялась седой легендой. История молодого уральского казака, два года проведшего в зиндане хивинского хана в обществе английского посланника, который стал его другом, учителем и профессором, за упокой души которого, Кудашев-старший ставил свечи в Красноводском православном храме…



«King Leir once rul;d in this land


With princely power and peace,


And had all things with hearts content,


That might his joys increase.




Amongst those things that nature gave,


Three daughters fair had he,


So princely seeming beautiful,


As fairer could not be», -



в полголоса начал Кудашев. Его слушатели сидели, как завороженные.



The lords and nobles, when they saw


The end of these events,


The other sisters unto death


They doom;d by consents;




And being dead, their crowns they left


Unto the next of kin:


Thus have you seen the fall of pride,


And disobedient sin.



Кудашев закончил петь, но еще с минуту перебирал струны, повторяя древнюю наивную, но трогательную мелодию старой английской баллады. Баллады, послужившей основой для знаменитой на весь мир трагедии Уильяма «Шейк Спиэ» – «Потрясающего копьём»!



Лорд Фальконер, полковник Эмрис и леди Фальконер беззвучно аплодировали кончиками пальцев. На лице генерала явно читались восхищение, смешанное с безмерным удивлением. Полковник Эмрис, казалось, был готов сказать нечто вроде «Молодец, капрал! Гинею за службу!».



Глаза леди Фальконер были полны слез. Леди Эмрис, не таясь, плакала в платочек. Встала, подошла к Кудашеву и, вдруг, поцеловала его в голову. Повернулась к обществу:


– Друзья мои! Вы не представляете, что я сейчас испытала… Вернулась в собственное детство! Как сейчас помню: точно такой же вечер, полумрак, свечи, огонь в камине. Я не старше маленькой леди Джейн. Мы провожаем дедушку куда-то далеко-далеко. И он поет на прощанье эту балладу о короле Лире!



– Ваш дедушка? – переспросил лорд Фальконер и уточнил: – Лорд Джонатан Стенли, доктор философии профессор Оксфорда, английский посланник в Хиве у Мехмет Рахим-хана?



– Да, – леди Эмрис промокнула глаза платочком. – Он не вернулся. Мы больше так и не увидели его.


Повернулась к Кудашеву:


– Простите, сэр меня за мои слёзы. Вы не представляете, как я вам благодарна.



Спрыгнула с колен и подбежала к Кудашеву маленькая леди Джейн:


– Сэр Джон! А я не люблю плакать. Я хочу весёлую песенку! Вы такие играете?



– Конечно, леди Джейн!


Кудашев улыбнулся. Запел:


– «Хампти-Дампти уснул на стене.


Вниз полетел он, забывшись во сне.


Кто бы из рыцарей был бы не рад


Хампти на стену поставить назад!».



После каждой строфы – гитарный наигрыш, повторение мелодии. Песенка была спета дважды. Леди Джейн потребовала «Хампти-Дампти» в третий раз, и сама пропела всю песенку.



Все заулыбались. Захлопали в ладоши. К леди Фальконер подошла бона. Леди Джейн сделала доктору Котович реверанс:


– Гуд найт, сэр Джон! Мне пора спать. Завтра мы еще будем петь. Хорошо?!



Женщины, не прощаясь, покинули гостиную. Мужчины прошли в библиотеку. Расположились.



– Сэр Джон! – без обиняков начал лорд Фальконер. – Я доволен, что мы не расстались с вами ранее сегодняшнего дня, иначе никогда не узнали бы об иных достоинствах вашего интеллекта. Это товар, который на улице не валяется. У меня к вам деловой разговор и деловое предложение. Вы еще не потеряли интерес к нашему обществу? Вы готовы к беседе?



Кудашев кивнул. Лорд Фальконер продолжил:


– Скажите честно, сэр Джон, являетесь ли вы учёным – фанатом идеи избавления человечества от паразитирующих насекомых, или не исключены иные пути интегрирования в общество людей состоятельных и независимых? Я понятно изъяснился?



– Вполне, сэр! Ваш вопрос понятен и для меня не обиден. Более того, я смею предполагать, что за этим вопросом последует некое предложение. Потому отвечу честно и коротко, как ответил бы, будучи военным, своему генералу.



– Исчерпывающе, – одобрил генерал, – давайте по существу.


Кудашев продолжил:


– Моя история вам известна. Мой статус и жизненный уровень мною достигнут не без труда. Возможно, в сфере коммерции у меня были бы шансы разбогатеть быстрее. Но, при нашей встрече со мной в ином статусе, вы не предложили бы мне место за вашим семейным застольем. Я дорожу званием доктора биологии и должностью профессора университета. Я джентльмен, сэр. Это мое, и при мне должно остаться. Если этот мой статус останется неизменным, я готов принять любое предложение, которое будет интересно для нас всех, джентльмены!



– Хорошо сказано, сэр Джон! Главное – без экивоков. Только один уговор: все, что сейчас будет мною высказано, должно остаться в полной тайне. Слово джентльмена?



– Слово джентльмена!



– Хорошо. Слушайте и запоминайте. У меня, правда, коротко не получится. Сложные вещи они короткими не бывают. Вы человек современный, и как человек из народа, да к тому же еще и канадец, не скованы, как коренной эссексшир сословными предрассудками. Я это заметил. Вы не осудите старого генерала, но молодого лорда, за то, что его основным источником существования являются не земельные угодья, а иной бизнес. Я не лордлэнд, и не пэр Англии, который ведет свою родословную от предков эпохи Вильгельма Завоевателя. Я принимаю участие в углеводородном бизнесе. Точнее, в добыче, переработке, транспортировке и купле-продаже нефти и нефтепродуктов. Пока, только как акционер «Anglo-Persian Oil» – «Англо-Персидской Нефтяной Компании». Мой пакет акций достаточно скромен, но и он позволяет мне вести достаточно независимый образ жизни, участвовать акционером в иных солидных компаниях, таких как «Дэ Бирс» и прочие. Однако, образ жизни французского рантье, стригущего раз в квартал купоны со своих облигаций государственного займа, меня не устраивает. Поясняю. Я не настолько пассивен, чтобы получать крошки со стола Совета директоров, которые эти господа ежегодно скидывают своим акционерам, вместо того, чтобы иметь реальный доход, вполне соответствующий моему проценту держателя акций! Меня и мне подобных попросту обкрадывают, сэр! Вы меня слушаете, сэр Джон? Понимаете?



– Да, сэр. Безусловно, сэр. Позвольте спросить, из чего это следует? Как высчитана разница между доходами компании реальными и годовым финансовым отчетом задекларированными?



Лорд Фальконер и полковник Эмрис переглянулись.



– В самую точку, сэр. Вы истинный учёный. Мало кто способен отвечать на вопросы, но ещё менее тех, кто способен правильно их ставить! Я отвечу: из анализа расходов членов Совета директоров – держателей основного пакета акций, и ведущих руководителей производства по всей его цепочке – от нефтедобычи к нефтеочистке и перегонке – транспортировке и реализации.



– «Утечка» может происходить на любом этапе этой цепи, сэр.



– Она и происходит, сэр Джон! И каждая «утечка» прикрывается грамотными в технологическом плане документами. Каждая «утечка» – это реальные, налогами не облагаемые, суммы в карманы причастных к этой «утечке» лиц.


Разъясняю. Бурение скважин – вложение капитала. Из ста скважин может не дать нефти ни одна. Убыток? Убыток, и очень серьезный. Многомиллионный.


Не имеет значения, сколько скважин на балансе. Из сотни могут работать девяносто, а могут и всего только две.


Вдруг, пошла нефть! Фонтан может дать и шестьдесят тонн в первые сутки, и стабильные пять тонн в сутки несколько лет подряд. Но может дать и пять тонн в первую неделю, а через месяц или через два – иссякнуть на полутора тоннах. Самые разные цифры, сэр. Единообразия нет, и быть не может. Счетчики объемов весьма примитивны. От простых мерных тросов или «поплавков» в резервуарах, до цифровых механических счетчиков, работающих на принципе вращающихся турбинок, на трубопроводах. Эти забиваются и ломаются через сутки работы. Но их ставят, они существуют. Вот только в книгах учета будут те цифры, которые потом войдут в финансовый учет.


Идём по технологической цепочке, по самым значимым звеньям, далее. Качество нефти. Сырая нефть содержит воду, нефтегрязевый отстой, химические примеси, такие как сера, содержание которой порой достигает одной и восьми десятых процента. Это тоже мощный резерв для «утечки».


И это не все. Нефть еще имеет способность и испаряться! В условиях тропиков реальные потери не малые. Можно списывать и списывать.


Целостность цепи зависит от целостности её каждого отдельного звена!


Действенный контроль можно было бы установить только при отгрузке потребителю готовой продукции.


Сдал – принял! Тонна в тонну! Товар в одну сторону, деньги – в другую! Капиталовложения в одну колонку, убытки – в другую, прибыль – в третью. Минус налоги. Дивиденты акционерам. Логично? Но не интересно. Не интересно взять и просто так оборвать цепочку на самом интересном месте. Тот кто добывает нефть, сам же производит ее очистку, перегонку, складирование и хранение нефти, сам же осуществляет ее транспортировку собственным флотом танкеров, отчасти, где возможно, железнодорожным транспортом, сам реализует… И за всем эти стоит недокументированный расчет! Эти сверхприбыли, необлагаемые налогом, позволяют подкупать чиновников любых рангов.


Это не все. Финансово-промышленный гигант «Anglo-Persian Oil» уже сложился в самостоятельную транснациональную сверхдержаву. Не скрою, этот факт уже беспокоит кабинет министров Юнайтед Кингдом – Объединенного Королевства Великобритания. Беспокоит возможная реализация английской нефти извечному конкуренту Британии на суше и на море, а весьма возможно и военному противнику в грядущем противостоянии – Германии. Правительство принимает некие меры направленные на ограничение бесконтрольной эксплуатации частной компанией нефтедобычи на подмандатной Англии территории. Не только я, акционер, не получаю полной суммы дивидендов, но и держава – своих налогов!


Мною зарегистрировано собственное предприятие по нефтедобыче. Мне помогли приобрести островок в Персидском заливе. Уже третья скважина дала нефть очень высокого качества. Приобретен танкер «Девоншир». Сто процентные поставки сырой нефти на базы жидкого топлива и нефтеперегонный завод в Портсмуте. И что?! У меня есть основания предполагать, что и на этом крохотном островочке мои собственные управляющие меня обворовывают. И свои деньги вкладывают в бриллианты «Дэ Бирс». Плавают, не уведомляя меня, тайно, как они полагают, в Йоханнесбург! Ничего, полковник Эмрис с ними разберётся.


Информация пока вся. Теперь перейдем к конкретному предложению. Доктор Котович! Мне нужны люди вашего плана – управляющие делами. В обиде не будете. Даже не буду спрашивать у вас, сколько бы вы хотели, все равно это будут не деньги. А?



Кудашев знал, что ему будет предложено, еще в самом начале разговора. Как знал, что ему ответить.


– Ваша светлость, как быть с Решением Совета директоров о предоставлении гранта на научную работу доктору Котович?



– Нет проблем! Я не надсмотрщиком на плантацию сахарного тростника вас приглашаю. Мне небходимы: ваш интеллект, ваша честность, ваша твердость, ваша преданность. Уверен, способность ученого отсеивать зерна от плевел, свежий взгляд на проблему – помогут быстрее и правильнее ее разрешить. Вот ответьте, что вы предприняли бы на моем месте, чтобы уличить воров? Ну, быстро!



– Простите, сэр, эта проблема – не пруд Колчерского замка, в который нужно было прыгнуть в одну секунду. Уверен, полковник Эмрис проведет самое дотошное скрупулезнейшее расследование. Здесь цепочек – всего ничего: скважина, резервуар на острове, танкер, резервуар в Портсмуте!


Кудашев сделал глоток домашнего лимонада, принял решение:


– Пожалуйста, если вы так настаиваете! Полковник Эмрис ведет расследование на острове гласно, допрашивает всех рабочих и сотрудников при свидетелях и под протоколы. А меня с ассистентом начальник порта Портсмут, как бедного родственника, устраивает пассажиром на танкер «Девоншир». Путь долгий. Плывем молча. Никого не трогаем, вопросов не задаем. Сами все увидим и услышим. Танкер, что, пустым идет в Персию?



– Нет, везет стальные трубы и буры.



– Значит, доплывем без приключений. Но без информации не останемся. Потом вернемся в Портсмут уже с нефтью. Будем знать из первоисточника все, что не расскажут другие на допросах!



Лорд Фальконер и полковник Эмрис переглянулись.


– Доктор Котович! Вы это серьезно? – спросил полковник.


– Это безумие, – сказал лорд Фальконер. – Вас утопят, как шпионов! Большой риск.



Настало время улыбнуться Кудашеву:


– Простите, сэр, я не напоминал вам о риске, когда вы вторично спрыгнули в ледяную воду пруда, чтобы вытащить незнакомого вам человека. Я не забыл этот случай!



Генерал только покачал головой.


– Я тоже не доверяю ни капитану «Девоншира», ни его команде. Там нет, и не может быть джентльменов. Этот сброд сплошь из пьяниц и контрабандистов. Танкер – удобный транспорт. Ни одному таможеннику не придет в голову нырять в мазут. Но мне будет жаль, если сэр Джон погибнет…



Черту в совещании подвел полковник Эмрис.


– Я согласен с предложением доктора Котович. Проверять нужно с двух противоположных концов цепи, загоном, как на охоте. Бизнеса без риска не бывает. Если доктор Котович поможет нам, мы сумеем отблагодарить его!



В дверь библиотеки постучали. Вошли леди Фальконер и леди Эмрис.


– Джентльмены! Почему вы нас бросили? Когда будут танцы?!


– В следующий раз, когда оркестр приглашен будет! – с дивана поднялся полковник Эмрис. Махнул рукой заглянувшему мажордому: – Франк, распорядись насчет авто!


Прощались.


Чета Эмрис уехала. Джон Котович в сопровождении своего Генри направился к спальне.



Леди Фальконер поцеловала своего мужа в висок:


– Джордж! Побереги доктора Котович. У большинства моих подруг дочери – невесты, засидевшиеся в девушках! Мы найдём ему потрясающую пару!



– Что, понравился? – лорд Фальконер ответил супруге поцелуем в щёчку.



– Не то слово! Слышал, какой у него английский? Оксфорд! В свете правильная речь более необходима, чем хорошая пара лошадей и карета. В Лондоне образованный индус с правильной речью будет принят более благосклонно, чем богатый валлиец с его «кокни»! А Джон Котович – человек многих талантов…



Кудашев принял ванну, облачился в спальную рубашку и ночной колпак. Потом натянул теплый халат и заглянул к Гагринскому. Разговаривали по-английски ни о чем. Минут за тридцать Кудашев своим указательным пальцем сумел отстучать по запястью Гагринского содержание вечернего разговора с Эмрисом и Фальконером. Точка, тире… Морзянка – вещь!



Двадцать седьмого марта 1912 года Джон и Саймон Котович – Кудашев и Гагринский – уже стояли на железной, пахнущей нефтью, палубе танкера «Девоншир», выходившего из порта своим ходом по фарватеру пролива Солент, огибая остров Уайт в Иглиш Ченел – Ла Манш. Прямым курсом на Гибралтарский пролив.



Навстречу новым приключениям.


ГЛАВА 9.



Тайна танкера «Девоншир». Геркулесовы столпы. На кого работает Генри Адамс? Средиземное море. Странный пассажир. Порт-Саид – Суэц.



Танкер «Девоншир» изначально не проектировался как нефтеналивное судно. В 1903 году он сошёл со стапелей верфи в Глазго белоснежным грузо-пассажирским пароходом с двигателем на твердом топливе. В своих первых каботажных рейсах по маршруту Глазго – Саутгемптон – Лондон показал среднюю скорость в 20 узлов при полной загрузке. За шесть лет эксплуатации дважды садился на мель, долго ремонтировался, ржавел, терял и внешний вид, и эксплуатационные качества. Его владельцы уже были готовы продать пароход как стальной утиль, когда на него положил взгляд отставной генерал Фальконер. Пароход был им куплен по цене, не намного превышающую цену металлолома.



«Девоншир» получил новый паротурбинный двигатель на жидком топливе. Проржавевшие кое-где составные его конструкции и обшивки были заменены. Трюм разделен на отсеки, не сообщающиеся между собой, непроницаемыми переборками, чем были созданы резервуары, служившие хранилищами для нефти и нефтепродуктов в одном рейсе и складскими помещениями для иных грузов в обратном. Резервуары оборудованы мощными насосами. Судно получило самое современное противопожарное оборудование. Было продумано размещение команды, технической службы, камбуза. Не остались без внимания вопросы вентиляции и принудительного охлаждения резервуаров, столь необходимых танкеру в условиях тропиков. Установлены электрические и ручные сигнализации обнаружения пожара, сигнализация оповещения и предупреждения. Место для курения на танкере было отведено и оснащено контейнерами с песком и баллонами с углекислотой. В нескольких местах появились предупреждения, проиллюстрированные «пиратским» символом – черепом с перекрещенными костями и надписями черным по белому и белым по чёрному: «NO SMOKING!» - «не курить!». До мелочей продумана система спасения экипажа.



И само судно водоизмещением в 700 тонн , и его экипаж были застрахованы полисами «Insurance Company «Lloyd’s of London» – страховой компании «Лондонский Ллойд».



Но одну проблему – кадровую – разрешить в ключе, поставленном Фальконером, не удалось. В первый месяц объявленного набора не удалось найти на танкер некурящего капитана! И не только капитана – ни одного матроса. Волей-неволей, пришлось с этой проблемой примириться.



Пробный рейс «Девоншира» из Глазго в порт приписки Саутгемптон с резервуарными «танками», наполненными морской водой, осадкой по самую ватерлинию, позволили проверить его герметичность, маневренность, работу турбин, позволявших судну держать стабильную скорость в 24 узла.



Старые армейские связи помогли с контрактами на перевозку продукции «Англо-Персидской Нефтяной Компании» от берегов Персидского залива до нефтяных резервуаров Военно-Морского Флота Его Величества Короля Объединенного Королевства Великобритании в портах Саутгемптона и Портсмута.



Первые же рейсы танкера из Хорремшехра в порт Портсмут в одну навигацию полностью окупили все затраты отставного генерала.



Так началась новая морская биография парохода.



Так началась новая биография отставного генерала, кавалера ордена «Звезда Индии», эсквайра Георга Фальконера.



Генерал Фальконер вел свои дела на принципах, которым не изменял никогда за всю свою жизнь, посвященную одному – службе и защите интересов Англии – владычице морей! Он не принимал иных коммерческих предложений, которые сулили прибыль большую, чем ту, которую он получал на контрактах с Адмиралтейством.



Через год Георг Фальконер «… за выдающиеся заслуги перед Британской Короной» прикосновением церемониального меча в деснице Его Императорского Величества Георга Пятого был удостоен звания «Рыцаря» – «Knight» и права именоваться «лордом» перед собственным именем. На его деловом и политическом горизонте взошла еще одна звезда, к которой влекло его честолюбие: титулы «лэндлорда» и «пэра» Англии! И видимых препятствий в достижении этой цели не было.


Пожаловала же Королева Виктория титул лорда Биконсфилда и пэра Великобритании своему премьер-министру Бенджамину Дизраэли, хоть и родившемуся на земле Альбиона, но не имевшему честь быть англосаксом, чьи предки никогда не принадлежали не только к английской титулованной знати, но первой странице своей родословной были обязаны еврейским семьям Д’Израэли в Англии и Виллериал в Португалии. Пэр Англии без образования – это неслыханно!


По мнению генерала Фальконера у него самого на этот титул было больше прав, чем у известного на весь мир ловкого политика и интригана.



Дела шли нормально. Первые заработанные деньги начали работать самостоятельно. Бизнес расширялся. На верфи в Глазго строился танкер водоизмещением в 850 тонн, на итальянской верфи в Ливорно строился третий с тем же водоизмещением.



Все было бы окрашено до поры, до времени розовым цветом, если бы лорд Фальконер опустился до первобытного уровня нувориша, прожигателя жизни.


Этого не случилось.



Лорд Фальконер понял: он сам, его энергия, его интеллект, его имущество, его состояние стали объектом эксплуатации. Это знание причиняло ему боль. Что ж, старый генерал еще чувствовал в себе силы постоять за себя!


Он был готов к борьбе.



*****



30 марта 1912 года. Два тридцать две пополуночи. Атлантический океан. Борт танкера «Девоншир».



Ночь. В каюте первого помощника капитана танкера «Девоншир» темно. Сам первый помощник Дарк на вахте. Братья Котович, как их представил капитану начальник порта Портсмут, видят десятые сны. Кудашев на втором ярусе узкой офицерской койки. Гагринский покачивается в парусиновом матросском гамаке. Сам выбрал. Вдруг в иллюминатор каюты врывается ослепительная вспышка света. Исчезает. Кудашев мгновенно поднимается на ноги, прижимается к стене. Медленно подходит к двери, пробует, не заперта ли она. Осторожно открывает щелочку в ладонь. Темно. Видны только габаритные огни самого танкера. Источник вспышки по левому борту, дверь выходит к правому. Снова вспышка в иллюминаторе. Гагринский спит, как ребёнок. Не в его крови понятие «бдительность». Кудашев успокаивается. Это прожектор. Или маяк, или военный корабль. Впрочем, чужих машин не слышно. Да и гудками в ночи обязаны были обменяться. Выходить не стал. Услышал чьи-то шаги.



– Любуетесь? – в каюту вошёл первый помощник капитана Дарк.


– Кроме вспышки каждые шесть секунд ничего не увидеть. Любоваться не на что.



– Вы правы, доктор Котович. Жаль, такую красоту ночью проходим! По левому борту маяк на мысе Сан-Висенти. Португалия! Крайняя западная точка Европы. Хорошо идём. Через семь минут будет второй маяк – знаменитый на весь мир мыс Сагриш. Днем в бинокль можно было бы увидеть старинную крепость. Не знаете?



– Сагриш? Простите…



– Знаменитый Сагриш, доктор Котович. Португальская Военно-морская база еще со времен принца Генриха Мореплавателя. Здесь и мореходная школа, и обсерватория, и много еще чего. И хорошая береговая артиллерия, сэр. До Христофора Колумба мореплаватели не рисковали идти от мыса Сагриш в Атлантический океан курсом «Вест»! Первый раз идете мимо Геркулесовых столпов, сэр?



– В первый! Сдали вахту?



– Нет, капитан на пару часиков подменил. Не спится старику. У нас так бывает. Крут где надо, но не зверствует. Утром войдем в пролив. Капитан Блексигал сам рассчитывает курс. Любит входить в Средиземное море поутру…



По иллюминатору снова ударила вспышка света



– На траверсе Сагриш, сэр! До Гибралтарского пролива – сто восемьдесят три мили, сэр! В девять утра прошу на мостик, полюбуетесь…


Фразу первый помощник не окончил. Танкер дёрнулся всем своим корпусом, словно спотыкнулся на встречной волне. Турбины взвыли… Через минуту судно остановилось. Звон судового колокола. Сигналы боцманской дудки. Команды.



Хриплый бас капитана Блексигала:


– Что скажете, Дарк? Что за корыто по правому борту?


– Португальская баланселла! Мы напоролись на рыбачьи сети, сэр. Четверо с ножами уже в море. Освобождают винт, сэр.


– Парусник не пострадал?


– Нет, сэр. Они извиняются и уходят. Прикажете задержать?


– Что с винтами?


– Освободили, нет проблем.


– Тогда пусть валят к чёрту! Мы и так потеряли полчаса.



Танкер. Звонки. Гудок. Заработали машины. Закончилась беготня по палубе. Танкер пошел своим курсом. Гагринский так и не просыпался.


– Счастливый человек, – подумал Кудашев, – крепкие нервы!


*****



В девять ноль три вошли в Гибралтарский пролив.


Доктор Джон Котович приглашён на капитанский мостик лично Сэмюэлем Блексигалом. Ни у кого другого такого права нет, даже у владельца судна лорда Фальконера. Саймон Котович, ассистент профессора, приглашён не был – не джентльмен.



Капитан оказал пассажиру неслыханную любезность – изменил линию курса как можно ближе к берегу. С пониманием: танкер, не пассажирский пароход, за месяц пути мимо живописнейших берегов и приморских городов можно кроме моря не увидеть ничего! Кудашев не отрывается от бинокля. Так и отстоял на морском ветерке все тридцать пять миль – час сорок.



Капитан по ходу коротко давал разъяснения:


– Слева по траверзу судна Испания, справа – Марокко, заморский департамент Франции. Марокко нам и в бинокль не увидеть, до него 23 мили. Слева Европа, её Пиренейский полуостров, справа – Африка, сэр. По выходу дадим приветственный гудок Гибралтару – заморской территории Соединённого Королевства Великобритании, сэр! Вы увидите один из знаменитых Геркулесовых столпов – Гибралтарскую скалу, соединённую песчаным пляжем с континентом. Шириной с просёлочную дорогу, сэр. Тоже чудо природы, уже двадцать лет жду, когда море размоет его!



– Правый, африканский Геркулесов столп, мы не увидим, господин капитан Блексигал?



– Сегодня, нет. Разве что на обратном пути сэр… Правда, танкер – не транспорт для такого джентльмена. Рейс с грузом нефти – очень тяжелый и всегда опасный рейс, сэр. Южный, африканский столп, называется Джебель-Муса. Живописное зрелище. Мне уже пора на покой, сэр. Но знаю, мне мои рейсы по день смерти будут сниться! Вот и Гибралтарская скала, доктор Котович. Не каждому за его жизнь удается её увидеть!



Капитан сошел с мостика в рубку. Кудашев успел услышать:


– Первый помощник Дарк! Спрямить курс на Тунис. Ист-сауз-ист!


– Слушаюсь, сэр. Есть – «Ист-сауз-ист»!



Берег исчез. Танкер качает в открытом море. Кудашев спустился с мостика на палубу. Его встретил Гагринский. Он был явно возбужден. Увлек Кудашева по палубе в сторонку. Присели на сложенную стопу спасательных кругов.


Гагринский прошептал почти в ухо:


– Вы видели, Джон, вы видели?!



– Что, Гибралтар и группу военных крейсеров? Я знаю, там английская военно-морская база. Она общеизвестна. Демонстративна. Стережет Гибралтар, как турки свои Босфор и Дарданеллы!



Гагринский опешил:


– При чём здесь Гибралтар? Я говорю о вашем лакее, что был в поместье «Фалькон Оук»! О Генри Адамсе, что вам галстуки завязывал и ружья подбирал!



– Саймон! Давайте без эмоций. Спокойно. Где я его должен был видеть? На Гибралтарском перешейке в бинокль или во сне? На перешейке его не было, а во сне мне есть кого увидеть и без него!



– Не обижайтесь Джон. Просто я немного растерян. Генри Адамс здесь, на танкере. Сидит в матросской блузе и босым на корме, на юте. Промывает керосином загаженный мазутом какой-то механический агрегат. Сам весь перемазан, как негритос! Но я его узнал сразу.



– Хорошо. Я на него тоже взгляну. Только попозже. Если это он, и здесь инкогнито, не надо его расшифровывать. Либо он послан нам в помощь, либо для проверки и фиксации наших действий. Он, случаем, не показал виду, что узнал ассистента профессора Котович? Нет? Впредь ведите себя естественно. Не пяльте глаза, тушите взор. Никуда не торопитесь. И никогда не болтайте.



От Гибралтара до Туниса девятьсот тридцать миль «Девоншир» прошел за тридцать семь часов. Кудашев так и не расставался со своим морским хронометром «Arnold & Dent», который был его неизменным спутником еще с японской. Кстати, английской работы! Крохотный календарик. На эмалевой поверхности цифры «1912», потом миниатюрной прописью «March» - «март» и снова число «31». А время – воронёные прямые без вычурностей стрелки: двадцать два сорок. Коррекция курса.


Ближе к полуночи – шторм. Дарк сказал: четыре балла. К полудню следующего полегчало. Ветер стих, дождь прекратился. Снова солнышко. Кудашев знал, скоро солнышка будет очень много. Этот весенний дождь в открытом море еще во сне видеться будет.


Первое апреля у англичан – День дураков. Это Кудашев знал еще с гимназической скамьи. Интересно, его как отмечают? Ждал напрасно. Моряки шутят редко. Народ суеверный.



На большой после шторма приборке судна, сам, не желая того, столкнулся с матросом, которого Гагринский опознал, как лакея Генри Адамса.


– Сорри, сэр, – простуженным с хрипотцой голосом извинился матрос и приподнял над головой ящик с ветошью, пропуская Кудашева к трапу.


Вернувшись в каюту, прилёг, отвернулся к стене. Задумался.


Не голос лакея Генри! Неужели изменён искусственно? Что еще? Лицо? Похож. Но… Генри Адамс – бел лицом и руками, как английская фарфоровая статуэтка. Холеные руки. Высок ростом, широк в плечах, стать отставного унтер-офицера… Особых примет нет. Ни родинок, ни шрамов. А матрос? Кудашев прикрыл глаза ладонью. Вспоминал. Руки? Руки грязные, в масле, в татуировках – якорь, английский «Юнион Джек» на правой… Сирена с трезубцем на левой. Дальше, Кудашев, дальше! Родинки? Нет. Шрамы? Есть шрам. Приметный, приметней некуда. На левой скуле. Светлый, светлее загорелой кожи, как и должен быть. Шириной в спичку. Тоже понятно, не зашивался, затянулся сам… Он? Не он?


Кудашев повернулся к Гагринскому:


– Саймон! Расскажите еще раз, как, по каким приметам вы узнали нашего друга?



– Джон, не ругайте меня. Я и примет не помню. Просто увидел, ба, да это… дальше имя вы знаете. Вот и всё.


– Не густо, – резюмировал Кудашев. – На всякий случай, держитесь от него подальше. Я сам займу такую же позицию. Если вы не ошиблись, инициатива за ним. Мы на неё не имеем права. На этой палубе он мне не лакей!


Помолчали.


– Джон, – тихо позвал Кудашева Гагринский, – нам еще долго плыть? Я устал от моря…



– Не знаю, – ответил Кудашев, – Я, скорее, кузен Бенедикт, нежели Жак Паганель. Наш маршрут представляю очень условно, не масштабно…


– Не пришло нам в голову в Лондоне карту приобрести, – посетовал Гагринский.



– Да нет, – отозвался Кудашев, – была такая мысль. Но и Генри был рядом. Не хотелось привлекать его внимание!


* - Кузен Бенедикт, персонаж романа Жюль Верна "Пятнадцатилетний капитан",


учёный-энтмолог.


** - Жак Паганель, персонаж романа Жюль Верна "Дети капитана Гранта", учёный-географ.



*****



Средиземное море или, на арабском, Алборан прошли вдоль берегов Северной Африки. От Туниса до порта Порт-Саид за четверо суток. Пришли бы ранее, да сутки потеряли при шторме.



Пятого апреля в пять утра встали на рейде, дожидаясь лоцмана. Турбины работали на малых оборотах, удерживая судно в требуемом положении. Верхнюю палубу омывали фонтанчики морской воды, подкачиваемой системой охлаждения резервуаров. Хоть груза нефти еще и нет, но тридцать семь по Цельсию на металлическом прогреваемом судне хоть кого сведут с ума!


Остановка разбудила Кудашева. Его подушка была мокра от пота. Солёный пот заливал глаза. Не одеваясь, в одних белых подштанниках, Кудашев проскользнул на корму, побаиваясь, что его заметит капитан или вахтенный помощник. Еще с вечера Кудашев приметил на палубе бухту пенькового фала, который мог бы помочь ему подняться на борт с воды. Секундное дело – морским узлом затянуть один конец на стойке борта, а второй бесшумно опустить в море. Без всплеска нырнул в прозрачную воду. И под водой, в сине-голубой прохладной бездне хотелось кричать от восторга: «лепотаааа!». Вынырнул – нырнул опять. Крутился веретеном вокруг своей оси. Его тело, уставшее за время пути от безделья и качки, требовало нагрузки! Вынырнул, огляделся. О! Так и до Крита доплыть можно. Вернулся к своему танкеру. По фалу поднялся на борт. Руками провел по мокрому лицу, разгладил, отжимая воду, волосы.


Услышал от противоположного борта не громкое приветствие:


– Ассалам алейкум, бек!



Кудашев повернулся на голос, пересек палубу. Увидел: в лодку, подобную турецкой фелюге, с двумя гребцами, по верёвочному трапу спускается крепкий смуглолицый мужчина в белых штанах и длинной ниже колен рубахе, подвязанной парчовым платком, в белой замысловато скрученной чалме, прикрывающей его нижнюю часть лица. У трапа его провожал матрос, стоявший к Кудашеву спиной и страхующий качающийся трап. Незнакомец с последней ступеньки спрыгнул в лодку. Гребцы сразу в два весла оттолкнулись от борта танкера. Матрос вытянул из-за борта трап, свернул его и повернулся лицом к Кудашеву. Не глядя на него, не здороваясь, прошёл мимо и спустился в трюм.



С моря от лодки, приближающейся к берегу донеслось:


– Рохи сафед, бек! Have a nice trip!



Кудашев на мгновение окаменел.


Этот голос, сочный, как баритон оперного певца, Кудашев не спутал бы ни с каким иным. Это был голос Гюль Падишаха!


……………………………………………


* Фарси – «Светлый путь, бек!».


** Англ. – «Счастливого пути!».


…………………………………………….



А матрос, провожавший «неизвестного пассажира», ну, уж очень был похож на лакея и егеря лорда Фальконера унтер-офицера запаса Генри Адамса.



*****



Кудашев направился, было на бак, к каюте первого помощника, но услышал из трюма, куда только что спустился матрос, глухой звук удара о металлическую переборку и сдержанный хриплый стон. Не раздумывая, Кудашев бросился вниз по трапу, пролетел, держась за поручни, не касаясь ногами ступеней. Прямо перед ним в полутьме трюма клубок из двух мужских тел, соединённых в объятиях, которые вот-вот для одного из них станут смертельными. Секунда на опознание: справа голова «Генри». Его глазницы стянуты обрывком цепи от механических талей. Генри левой рукой вцепился в поручень трапа, правой – локоть в локоть со своим противником, пытается освободиться от цепи. Еще мгновение-другое, и баланс будет нарушен тем, кто пытается цепью сдавить горло противника. Кудашев, не раздумывая, с разворотом торса, ребром правой ладони, как клинком шашки, нанес косой рубящий удар в голову человека с цепью. Чуть выше правого уха. Руки нападавшего обмякли. Генри мгновенно освободился от захвата. В локте левой руки зажал шею своего противника, а правой резко прижал его левое ухо к его же плечу. Тело врага упало на трап бесформенной массой. Вдвоем вытянули убитого на палубу. Генри обмотал обрывок цепи вокруг его шеи, аккуратно, без всплеска опустил убитого в воду. Не успел выпрямиться, как вахтенный ударил в корабельный колокол. Склянки. Шесть утра. Смена вахты.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги