– Уходите, – успел сказать Генри Адамс, – ночью увидимся, поговорим. Ничего не бойтесь. Пока всё закончилось. Но будьте бдительны.
Нырнул в трюм. По палубе засуетились матросы.
– Купались? – к Кудашеву сзади незаметно подошёл заспанный первый помощник капитана Дарк.
– Нет, – зевнул Кудашев, – просто за борт побрызгал, да у фонтанчика морской водичкой умылся. Не хотелось в гальюн идти. На канадском китобое была такая традиция…
– И не вздумайте, доктор Джон! – предупредил первый помощник. – Без разрешения капитана и записи в судовой журнал ни один человек, ни из числа команды, ни пассажир, как вы, либо хоть сам принц Уэльский, не имеет права ни покинуть судно, ни появиться на нём!
– Йес, сэр! – Кудашев пожал руку мистеру Дарку. – Мне известны правила. Я был предупреждён.
Кудашев завтракал в каюте капитана вместе с первым помощником. Обычно, за столом разговоры бывали на отвлеченные темы. Капитан рассказывал какую-нибудь морскую байку, или «травил», как говорят моряки во всех флотах мира. Не самый аппетитный термин в его тройном значении. Но мы примем за истинное – «Травить, вытравливать – значит выпускать понемногу канат».
Однако, сегодня капитан начал с вопроса, заданного Кудашеву.
– Как отдыхалось, доктор Котович? Хорошо, что хорошо. На палубу ночью не выходили звёзды считать? А утром когда встали? Со склянками и сменой вахты? Это хорошо. Что нибудь подозрительное видели? А вас кто видел?
Доктор Котович сидел за столом с видом смущённого студента-первокурсника:
– Прошу прощения, сэр. С подъёмом не успел добежать до гальюна. Пришлось пописать за борт. За этим занятием меня и застал первый помощник мистер Дарк!
Капитан Блексигал чуть не лопнул со смеха. Потом сказал помощнику:
– Этот морской козёл, как его? Чабб? Верно, проигрался в кости, да сбежал от кредиторов в порт. Дарк! Опросите команду, боцмана. Составьте протокол, сделайте запись в судовой журнал. Я подпишу.
После завтрака первый помощник съехал на берег в порт хлопотать о проходе через Суэцкий канал.
Кудашев прошёл в каюту. Гагринский позавтракал в одиночестве. Вслед за Кудашевым к ним заглянул юнга, забрал посуду. Спросил, не хотят ли джентльмены кофе. Кофе не хотелось, но Кудашев, на всякий случай, решил подружиться с юнгой. Дал ему шиллинг. Юнга, как весёлый щегол, улетел с весёлым свистом. Принёс кофе. Пили молча. Кудашев решил не грузить помощника. Меньше знает – крепче спит.
Молчать – не значит «не думать». Подумать было о чём. Что делал на судне незарегистрированный «пассажир» – Гюль Падишах? Когда появился на борту? Не на полном же ходу. Вероятно, у мыса Сагриш 30 марта в два сорок ночи. Пробыл на судне шесть неполных суток. Отчалил пятого в пять утра в направлении Египетского Порт-Саида. Прокатился от берега Португалии до Египта. Откуда едет? Если из Англии, из офиса Ми-6, то его могли изначально пристроить на тот же «Девоншир», как лорд пристроил самого Кудашева. Однако, вот была бы встреча, так встреча: за завтраком в капитанской каюте! Смеяться нечего. Встреча, в общем-то, состоялась. И Гюль Падишах эту встречу, как состоявшуюся, обозначил. Зачем? Разведчик не должен афишировать ни свою персону, ни свою деятельность! Впрочем, впрочем… Что говорил Калинин? Мак’Лессон – артистическая личность. Точно. Ему нужна публика. Даже с риском для жизни. Понятно. Так, на чем остановились? Откуда едет? Неужели не из Англии? Может, сменил хозяина? Из Германии! Тогда, почему не через Турцию? И короче, и безопаснее. Любит кружные пути? Он не Кудашев в его первой загранкомандировке. Вот ответ: ему нужен был именно «Девоншир»! Его здесь знали, его здесь ждали. Он выполнил свою миссию. Заодно опознал ротмистра Кудашева и даже поглумился над ним. Нет, не поглумился. Проверил Кудашева на легальность. Кудашев не поднял тревоги. Значит, плывет инкогнито. Назвал просто «беком». Дал понять, но не стал выдавать! Почему?! Идем дальше: откуда? Из Германии. Сменил хозяина? Нет у него никакого хозяина. Он сам себе хозяин. Одинокий волк! Меняются обстоятельства, меняются приоритеты, меняются партнёры! Нет постоянных ни врагов, ни друзей! Все, хватит… Устал. Голова раскалывается. Дождик, что ли, пошёл бы! Жарко.
*****
Ночью в «собачью вахту с четырёх до шести» Кудашев шептался с матросом Генри. Это был именно унтер-офицер резерва Генри Адамс, егерь и доверенное лицо как лорда Фальконера, так и полковника Эмриса. Генри Адамс – частный детектив, получивший лицензию на сыскную деятельность от Управления полиции графства Эссекс. За пределами графства Адамс – частное лицо. Тем не менее, он был задействован в операции «Девоншир», разработанной полковником Эмрисом и частично – доктором Котович.
Первостепенной задачей, поставленной Адамсу, была обязанность охранять доктора Котович. Второй – вести наблюдение. По окончанию плавания результаты наблюдения Адамса и Котович подлежали сравнению. Вот и все. Разумеется, жизненные реалии внесли в действия «агентов» коррективы. У мыса Сагриш «Араба», как называл Гюль Падишаха Генри Адамс, на борт танкера пришлось принимать ему лично. Обслуживать – тоже. Чем закончились проводы «пассажира» для Генри, Кудашев видел. Была попытка ликвидации свидетеля, новичка в команде, уже спаянной круговой порукой и неким общим экономическим интересом, который Генри еще не известен. «Араб» имел неоднократно продолжительные беседы с капитаном. Встречи происходили в одном из «танков», предназначенном для хранения продуктов. Содержания бесед никто не слышал. Далее. Генри сам принимал с португальской баланселлы багаж «Араба» – кожаный мешок весом не менее двадцати пяти фунтов. Этот мешок был доставлен в каюту капитана. «Араб» покинул борт танкера без вещей.
Свой монолог Генри Адамс закончил просьбой передать эту информацию полковнику Эмрису или лорду Фальконеру в случае, если это в силу обстоятельств не удастся самому Генри. Вынужденный жить в матросском кубрике, работать в коллективе, настроенном по отношению к нему враждебно, Генри резонно опасался за свою жизнь. Как в романе, он уже получил «чёрную метку» - кружок бумаги с надписью: «Суд чести джентльменов моря. В ночь на 7-е апреля».
– Доктор Джон! – закончил Генри. – Я прошу одного – доехать до места живым и невредимым. Рассказать «первым лицам» все, что видели и слышали. Полагаю, уже не мало. За меня не беспокойтесь. «Суд» – это неплохо. Значит, сонного не задушат. А на суде есть шансы или оправдаться, или «перевести стрелки» на погибшего авторитета Чабба, или выдержать так называемый «божий суд» – бой на ножах. Ну, этот вариант меня вообще не волнует. И, как я понял, вас не волновал бы тоже. Здорово вы ему ладонью врезали. Не переживайте, к праотцам ушёл профессиональный убийца. Я в горячке свернул голову уже покойнику.
– Удачи! – Кудашев пожал Генри руку. – Уверен, все будет в порядке. Не оправдывайтесь! Будьте уверенным в себе. Царственным. Сильным. Справедливым. Претендуйте на роль лидера. Мой прогноз: вас примут в команду вместо убитого. Так и пираты делали, и наши цыгане – по сей день!
Простились. Кудашев задержал руку Генри в своей руке.
– Простите, Генри, татуировки не смоются, до места сохранятся?
– Не знаю, раньше не пробовал. Полковник Эмрис уверял, полгода гарантия!
Разошлись.
Эту ночь Кудашев спал крепко без сновидений.
*****
В половине шестого утра команда была поднята авралом. В шесть прозвучала команда «С якоря сниматься, всем стоять по местам!».
Танкер «Девоншир» с внешнего рейда в открытом море вошёл в порт Порт-Саида, где и ошвартовался на третьем «якорном» причале специального мола, на котором формировался караван судов согласно поданным заявкам. Караван для прохода по Суэцкому каналу от Порт-Саида до Суэца.
На капитанский мостик Кудашев в этот раз приглашён не был. Рядом с капитаном неотлучно находился местный лоцман. Лоцман сидел в расстёгнутом полотняном кителе и белых шортах, но в тяжёлых ботинках на толстенной каучуковой подошве. Прикосновение босой ноги к раскаленной металлической палубе грозило серьезным ожогом. Услуги лоцмана стоили дорого, но без него проход судна по каналу запрещен. И дело не в компетенции капитанов, а в фарватере, дно которого – песок. Сесть на мель, значит перегородить канал. Это не простая неприятность. Это колоссальные убытки для всех судов в караванной цепи, для судов, ждущих своей очереди на проход и в Порт-Саиде, и в Суэце, и, разумеется, для самого Акционерного общества «Суэцкий канал»! Можно не сомневаться, пароходная компания, владеющая судном, виновным в аварийной ситуации в канале, получит десятки исков с требованиями возмещения и прямых убытков, и упущенной прибыли! Здесь не до шуток. Да и любоваться особенно не чем. Голубая нитка канала, сверкающие под солнцем жёлто-белые песчаные берега. Плоский пейзаж до горизонта. Вот и все. Озеро Тимсах и Горькие озера тоже глаз путешественника не порадуют.
Ладно, с борта посмотрели на природу, приняли в одежде душ морской воды, да и удалились в каюту под вентилятор. О Суэцком канале и почитать можно. В каюте у Дарка полно литературы. Здесь и потрепанные учебники со штемпелями библиотеки Морского центра Ливерпульского университета, мореходные справочники, словари. Карт нет. Карты – это рабочие инструменты, их штурман под подушкой не держит.
Кудашев считал, что ему повезло на соседство с первым помощником капитана мистером Эдди Дарком. Отстояв свою вахту и отоспавшись, мистер Дарк любил поговорить со своим пассажиром профессором Джоном Котович. Одногодки, они могли бы стать добрыми товарищами.
Урожденный графства Вильтшир, Эдди Дарк вырос в семье нотариуса, округ деятельности которого, в силу обычая передавался от отца к сыну, если тот соответствовал этой профессии своими наклонностями, университетским образованием, стажем работы помощником юриста и сдачей экзамена в корпорации стряпчих или адвокатов.
Однако, юный Дарк бредил морскими приключениями. Средний, но твердый заработок нотариуса, и соответствующее положение в обществе юношу не устраивали. Ему хотелось от жизни всего много и сразу!
К своим тридцати годам он уже имел за плечами университетский диплом, солидный морской опыт двенадцати лет скитаний по морям и океанам и лицензию штурмана торгового флота, которая давала право не только на должность первого помощника, но и на должность капитана. Эта должность уже ждала его на палубе нефтеналивного судна, готового сойти со стапелей верфи в Глазго.
Авантюрист в душе, Дарк, в сущности, был великим тружеником. Сказывалась наследственность. В его каюте настенный шкафчик был забит книгами. Кудашев успел ознакомиться с некоторыми. Интересный автор – Рафаэль Сабатини! Почти ровесник самому Кудашеву, а сколько изданных авантюрных романов: «Рыцарь таверны», «Барделис Великолепный», «Любовь и оружие», «Лето Святого Мартина»…
– Интересуетесь? – спросил как-то Дарк, вернувшись с вахты. – Рекомендую. Оторваться невозможно. Обожаю приключения! Вот еще, ваша тема: война с индейцами в Северной Америке! Одни имена чего стоят – Чингачгук – Большой Змей! Завидую вам, вы там жили, видели индейцев, сражались с ними!
Кудашев улыбнулся:
– Откуда такие легенды обо мне? Впрочем, основания для легенд не нужны. Сабатини за свою жизнь мухи не обидел. Фенимор Купер был моим земляком. Он с Онтарио, я с Гурона. Однако, между нами разница в семьдесят лет. Время существенно изменило взаимоотношения европейцев и индейцев. С ними давно никто не воюет. И сам Купер ни разу под обстрелом индейскими стрелами в форте не отсиживался. Я знал в Торонто разных индейцев: и преподавателей колледжей, и монтажников высотных зданий, мостов… Меня самого спас от разъярённой росомахи индеец-охотник…
Дарк был восхищён:
– А говорите, нет приключений в реальной жизни! Ну, я понимаю, приключение – это прежде всего риск, опасность, даже смерть… Однако, сколько выдающихся личностей стали тем, кто они есть, благодаря своей отваге, удаче, ловкости, смелости!
– Мечтаете разбогатеть в одночасье?
– Подвернётся возможность, не упущу! – Дарк стукнул кулаком в переборку. – Впрочем, вы, пожалуй, правы. Времена авантюристов и конкистадоров в прошлом. Сегодня другие времена. Сегодня миром правят банкиры. Кстати, доктор Котович, вы, случайно, не еврей?
– А что, похож? – улыбнулся Кудашев.
– Ваше полное имя позволяет сделать такое предположение.
– Мама из семьи английских пуритан, канадских переселенцев. Отец славянин из Белой Руси. Никаким боком…
– Жаль. Теперь понятно, почему едете в забытую Господом пустыню на танкере. Были бы евреем, была бы совсем иная поддержка. От такой поддержки и христианнейшие короли не отказывались. Пойдём Суэцким каналом, увидите, какое чудо света приобрело Королевство Великобритания инициативой Бенджамина Дизраэли и капиталом Ротшильда!
*****
Так, что, всё-таки, в умных книгах о Суэцком канале пишут? Этот вопрос интересовал не только Кудашева. Гагринский, изнывавший от скуки, уже перечёл на эту тему все, что смог найти в каюте.
Прибежал юнга, принес два больших запотевших стеклянных бокала в имперскую кварту каждый полные ледяной воды и нарезанных лимонных долек.
– Не желаете, джентльмены?!
Как это «не желаете?»! Очень даже «желаете»! Выпили не отрываясь, одним махом.
Юнга был доволен реакцией.
– Этот лимонад – подарок кока. Если ещё, то два бокала – четыре пенса. Принести?
– Подожди. Откуда такая роскошь? От снегов Килиманджаро?
– У нас германский рефрижератор «Карл фон Линде» на аммиачном компрессоре! Пока работает, но ломается часто. Как только змеевик даст течь – аммиак улетучится, и нет холода до возвращения в Портсмут!
– Хорошо, беги, неси, пока ещё жив ваш рефрижератор!
Вот теперь под вентилятором, да под ледяной лимонад можно и расслабиться. И виски не надо!
Кудашев обратился к ассистенту:
– Прошу вас, Саймон, поделитесь, что интересного о канале нового разузнали. Только не начинайте со времен фараонов. У нас с вами непрофилирующие дисциплины общими были. Меня, например, интересует, как Великобритания, не участвовавшая в строительстве канала, сумела, в конце концов, прибрать его к рукам?
– Да, вы правы, Джон. Я посмотрел по справочникам, просчитал, что кружной путь из Лондона в Бомбей вокруг всей Африки мимо мыса Доброй Надежды почти на четыре тысячи морских миль превышает путь, которым идет наш «Девоншир» – через Суэцкий канал, условно, до Бомбея же, конечно. Это минимум семь-восемь лишних суток пути, не говоря об опасных непредвиденных задержках, что в океане естественно. Но, это только на первый взгляд было выгодно Англии. Строить канал начала в первую очередь Франция, которая еще в лице Наполеона не скрывала свои аппетиты в отношении Британской Индии. С окончанием строительства канала Франция оказалась чисто географически к Индии ближе, чем Великобритания!
Но одна Франция такой проект выполнить была не в силах. Бывший вице-консул Франции в Александрии и в Каире Фердинанд де Лессепс создал Всеобщую компанию Суэцкого морского канала (Compagnie Universelle du Canal Maritime de Suez) как де-юре египетское предприятие и стал ее руководителем. Акционерами компании стали правительство Египта, в то время – провинция Османской Империи, которому принадлежали сорок четыре процента акций, Франция – пятьдесят три процента, и три процента акционеров в других странах, в том числе и в России, разместившей двадцать четыре тысячи акций. Правитель Египта хедив Мухаммед Сайд не согласовал проект строительства с турецким султаном. Из девяноста шести тысяч пятисот семнадцати акций хедив лично приобрел шестьдесят четыре тысячи.
По условиям концессии акционерам причиталось семьдесят процентов валовой прибыли от судоходства по каналу, Египту пятнадцать процентов, основателям компании десять. Через девяносто девять лет после сдачи канала в эксплуатацию он должен был стать собственностью Египта.
Работы продолжались десять лет, с пятьдесят девятого по шестьдесят девятый год. Длина готового канала была равна ста шестидесяти трём километрам. Через каждые десять километров была вырыта запасная бухта. Первоначальная глубина фарватера равнялась приблизительно восьми метрам, а его ширина по дну – двадцати одному.
Открытие Суэцкого канала и судоходства по нему состоялось 17 ноября 1869 г. в Исмаилии и имело международное значение.
Однако, средства, вложенные в строительство канала, были инвестициями, которые экономисты называют «долгосрочными капиталовложениями» в отличие от «спекулятивных» – при быстром обороте.
Огромные расходы на строительство канала осложнили экономическое положение Египта.
Сменивший правителя Мухаммеда Сайда новый хедива Исмаил-паша сделал предложение правительству Республики Франция приобрести у него сто семьдесят шесть тысяч шестьсот две акции Компании.
Третья Республика, рожденная в крови гражданского восстания, под названием Французская Коммуна, в муках реформ и политической борьбы только-только создавала новый аппарат государственной власти. Фактически, страна была неплатежеспособна. Из вновь созданных и реформированных Сената, Совета Министров, Государственного совета ни один орган не имел возможности санкционировать сделку на такую сумму. Казна пуста, хлеб на вес золота. Это знал каждый. Получить заем у частного капитала тоже было не просто.
Глава французского банкирского дома Ротшильдов барон Альфонс де Ротшильд, зять и племянник Лайонеля Ротшильда – главы английского банкирского дома Ротшильдов, проинформировал родственника о совершенно секретных переговорах Египетского хедива с Советом министров Франции.
Лайонель Ротшильд передал информацию премьер-министру Бенджамину Дизраэли. Много времени на уточнение суммы сделки не потребовалось. Четырех миллионов фунтов стерлингов не было ни у правительства Республики Франции, ни у правительства Объединенного Королевства Великобритании. Этих денег не было и у самой Королевы Виктории. Свободными миллионами не располагал и Лайонель Ротшильд. Эти деньги мог дать Французский банкирский дом Ротшильдов, барон Альфонс де Ротшильд.
Оставалось документально оформить заём. Банк Англии от сделки отказался, мотивировав отказ существующим запретом на крупные сделки без решения парламента. Время действия как раз совпало с Парламентскими каникулами. Дизраэли действовал молниеносно. Аудиенция у королевы Виктории. Заседание Совета министров. Через полчаса решение было принято. Дизраэли телеграфировал в Париж барону Альфонсу де Ротшильду только одно слово – «Да».
Утром 24 ноября 1875 года Великобритания со страниц лондонской «Таймс», а за ней и весь мир узнал новость: «… банкирский дом Ротшильдов перевел на счет египетского хедива 4 миллиона фунтов и тем самым дал возможность правительству ее величества приобрести 177 тысяч акций, ранее находившихся в руках правителей Египта».
24 ноября 1875 г. Дизраэли сделал королеве Виктории свой самый короткий доклад:
«Он – Ваш, мадам!».
Сделка века давала Великобритании право контроля над Суэцким каналом.
Пять лет спустя, в 1880 году, египетское правительство оказалось вынужденным продать Республике Франция и свое право на пятнадцать процентов валовой прибыли от Суэцкого канала.
– Это всё? – спросил Кудашев.
– Нет, не всё, – вступил в разговор заглянувший мистер Дарк. – Управление каналом Египту более не принадлежит, равно как и Франции, которая еще принимает участие в прибылях. Вот уже двадцать лет Египет оккупирован английскими войсками. Суэцкий канал стал главной британской военной базой на Ближнем Востоке. Контроль за Суэцким каналом – контроль за грузами стратегического назначения, перемещаемыми в первую очередь европейскими странами. От Суэца до Порт-Саида идет в основном нефть и нефтепродукты для Западной Европы. От Порт-Саида до Суэца – продукты промышленного производства для стран Африки и Азии!
– Объем новых знаний позволяет сделать вполне определённые выводы, – резюмировал Кудашев.
– На то и мозг учёного, чтобы выводы делать! – пошутил первый помощник. – Но хотите знать, что я по этому поводу думаю?
– Доставьте удовольствие, мистер Дарк!
– Британия сильна не только мощью своего флота, не только мощью своей промышленности, её мощь всегда была мощью политики, в основе которой лежали принципы «Разделяй и властвуй!» и «Чужими руками»! В истории с Суэцким каналом работала политика второго принципа. Англия ушла от участия в строительстве канала. Этот проект был рискованным и проблематичным с самого начала. Но когда канал начал приносить прибыль, а его «строители» были в финансовом отношении «обескровлены», удалось приобрести контрольный пакет акций по сегодняшним меркам за бесценок, вложив не свои кровные, а кредитные деньги!
Стук в переборку. В распахнутой настежь двери стоит юнга с подносом в руках. На подносе три бокала с ледяным лимонадом:
– Джентльмены! Последняя радость: три пенса бокал. Больше не будет. Наш рефрижератор снова сломался! Немецкая работа…
ГЛАВА 10.
Похороны тюремного надзирателя. Гаудан.
В Большой Игре без правил и простая прачка - может стать ферзем. Хивинский паспорт на шестерых с оружием.
Асхабад. Вторник. 10 марта 1912 года.
Младший урядник тюремной стражи Василий Краснов своё обещание вернуться домой пораньше, данное им супруге, не выполнил. И не потому, что, сдав дежурство, отправился с товарищами провести вечерок в персидской кебабной на «Горке», а по причине более прозаической. Смены ему в тот вечер не было. Загулял урядник Куприянов, не вышел на службу.
– Извини, Василий Иванович, придется тебе сегодня еще полсмены отстоять. В бане. Утром этап пятнадцать человек. Конвойники без отметки о помывке этап не примут! – начальник тюрьмы капитан тюремной стражи Петр Федорович Кофман глянул на часы. – Сейчас восемь. До одиннадцати управишься. Я тебе в пасхальную неделю отгул предоставлю. Лады?
Лады, не лады, а с начальством спорить – дуть против ветра. Остался. Проверил банное помещение: решетку на окне, краны с горячей и холодной водой, сток, деревянные ковши и шайки. Не оставил без внимания раздевалку. Мало ли, не подложил бы кто ножа либо заточки куда. Проворонишь, себе дороже!
Стукнул о решётку двери. Крикнул надзирателю на этаже: «Давай по одному. По пятёркам!».
Принимал этапников от конвойного по одному в раздевалке, потом голого запускал в помывочное, запирал за ним дверь. Предупреждал: мыться тщательно, с мылом, горячей водой. И не более пятнадцати минут!
Приняв первую пятёрку, запер дверь в помывочную, оставив открытой форточку для наблюдения. Дверь из раздевалки в общий коридор запер конвойный, так что и сам Василий Иванович тоже оказался под замком. Положено. Это и его собственная безопасность, и отсутствие возможности для побега заключённым.
Присел за стол. Встал, глянул на часы, что тикали над входом в дежурку – «кордегардию», как её на немецкий манер называл капитан Кофман. Так, три раза по пятнадцать минут, за сорок пять управимся. Посмотрел в помывочную. Пять молодых еще безбородых персов с бритыми головами усердно терли друг друга мылом, поливали из шайки горячей водой. Хорошо, этих стричь не придется. Конвойники бородатых да волосатых не принимают, вшей боятся. Вот на этих время потребуется.
Из бани тянуло запахом дешёвого мыла, канализацией. Стало жарко. Невыносимо душно. Василий Иванович пошёл было к двери в общий коридор, но споткнулся. Упал. Ответственный дежурный решил проверить положение дел в бане только минут через сорок. Еще через решётку двери увидел на полу тело младшего урядника. Растерявшись, вызвал свободную смену сигналом общей тревоги. Тело Краснова перенесли в медицинский изолятор. Тюремный врач констатировал смерть диагнозом «склероз сердца».
На сигнал тревоги отреагировали околоточный полицейский участок и взвод конвойной стражи, блокировавшие тюрьму по внешнему периметру. Через минуту из кордегардии на всю тюрьму разнесся трезвон трёх телефонных аппаратов. Звонили из Городского Управления Полиции, Прокуратуры, Канцелярии Начальника области. Ответственный дежурный и задержавшийся на службе начальник в два голоса еле успевали отвечать. Слышимость была не важная, волей-неволей приходилось повышать голос:
– Нет! Нет побега. Ситуация под контролем! Урядник умер. Сам, своей смертью. Весь контингент в наличии!!!
Начали прибывать сотрудники тюрьмы, проживающие по близости от места своей службы, надзиратели, техники. Хлопала тяжёлая на пружине входная дверь.
В камерах заволновались. Сначала шёпотом, а потом в голос по тюрьме понеслось:
– Побег. Побег! Побег!!!
Не остался без информации и подполковник Первого квартирмейстерства Главного Управления Генерального Штаба Калинин.
Повесив на рычаг телефона слуховую трубку, с минуту смотрел в стол. Встал, поправил воротник мундира. Сказал сам себе: «Божий промысел. Если бы этого не случилось, такую ситуацию нужно было бы придумать. И создать!».
Снова подошёл к телефону, набрал номер, услышал:
– Полковник Дзебоев.
Калинин попытался придать своему голосу благожелательную интонацию:
– Здравствуйте, Владимир Георгиевич!
Услышал в ответ: «Здравствуйте» без имени и отчества. Дзебоев не знал, как обращаться к Калинину по телефону.
– Не узнали? Подполковник Калинин беспокоит, старший техник службы вооружения!
– Здравия желаю, господин подполковник! – поздоровался Дзебоев.
– Хотел бы вас увидеть, Владимир Георгиевич. Вы в своем Отделе или в Канцелярии Начальника области?
– У себя. За стенкой. Можем перестукиваться.
– Так это хорошо.
– Хорошо, когда достучаться можно. Я хотел с вами переговорить. Заходите!
Калинин понял: Дзебоев явно не в настроении. И понял, почему. Глупо играть в добрые отношения, когда их нет, и не может быть. Все из-за Кудашева. Его офицерским статусом. Мой Бог! При чем тут Калинин! Система такая. Сам Государь Император утвердил. Постучал. Вошел в кабинет полковника с миной официальной беспристрастности. И сразу почувствовал себя, как конь под чужим седлом.
Полковник Дзебоев шёл к нему, как к старому боевому товарищу после многих лет разлуки, с протянутой для рукопожатия рукой. Поздоровались, присели на диван.
– Давно не виделись, Сергей Никитич!
– Дела, Владимир Георгиевич!
В кабинет заглянул молодой прапорщик, два дня как сменивший погоны вольноопределяющегося на свои первые офицерские, Илларион Ованесян.
– Господин полковник, время ужина!
Дзебоев поднялся с дивана:
– Сергей Никитич! Не откажите в любезности. По стакану чаю? Я терпеть не могу ужинать в одиночестве. Вокруг меня с каждым годом круг достойных и верных людей уменьшается с катастрофической быстротой!
– Владимир Георгиевич, я, собственно, по неотложному делу.
– Верю, Сергей Никитич! За чаем и поговорим.
Они уже шли в комнату для переговоров. Самовар, конечно, посвистывал и выдавал свою струйку пара. И лимон, нарезанный тончайшими дольками, пересыпанными сахарной пудрой, в хрустальной вазе присутствовал. И стаканы в серебряных подстаканниках ждали своего часа.
Но!
Не чай главенствовал на этом столе. Большое блюдо с шампурами, усаженными еще шипящими поджаренными кусочками баранины на косточках, своим несказанным ароматом вызвало такой прилив слюны у голодного Калинина, что ему впору было бы захлебнуться. Не пришлось. Дзебоев уже держал в руках гранёный стаканчик полный чего-то тёмно-рубинового с собственным букетом запахов, а прапорщик Илларион на серебряном блюдце подносил такой же подполковнику Калинину.
Дзебоев не сказал, провозгласил тост:
– Здоровье Его Императорского Величества Николая Александровича!
Пришлось опрокинуть. Ого! Это не водка, не коньяк! Калинин поискал глазами на столе. Дзебоев подвинул ему блюдо с солёными огурчиками, чесноком и фаршированными баклажанами. Илларион плеснул в пустой бокал гранатового соку.
– Что это было?
– Армянский арцах из красного тутовника! Десять лет выдержки. Это не водка, а бальзам. Сила, молодость, лекарство! Илларион! Почему посуда пустая?!
– Владимир Георгиевич, я, собственно…– начал было Калинин.
– Здоровье Его Императорского Высочества Цесаревича Алексея Николаевича!
Выпили. Пошла легче. Калинин принял из рук Иллариона шампур с шашлыком. Обошёлся без ножа и вилки. Слава Богу, для такого дела зубы есть.
Третий тост был в традициях русского воинства. От него человек в погонах отказаться не имел права. Перекрестились, выпили молча. Не чокаясь.
Закусили. Калинину захорошело. Вынул коробку «Герцеговина Флор». Угостил Дзебоева. Тот не отказался. Пьяным себя Калинин не чувствовал. Просто ушла накопленная за день усталость, повысился общий тонус. Пришло время и поговорить. Не сразу сообразил, с чего начать. Потерял инициативу. Неудобно в таком застолье атаковать в лоб.
Начал с конца:
– Владимир Георгиевич? Вы верно, о Кудашеве спросить хотели? Спросите. Что смогу – отвечу.
Дзебоев просто пожал плечами.
Калинин продолжил:
– Я ни при чём, решение принималось на самом верху. Кудашеву разъяснено. Прецеденты тому есть. Вернётся из командировки, чин будет восстановлен, время командировки засчитано в срок службы один к трём! Разве плохо?
Дзебоев обнял Калинина, прошептал на ухо:
– Решения, принятые Государем Императором не обсуждаются, а исполняются. Так, значит так. Но вы не с этим же ко мне пришли?
– Ах, да. Не с этим. С другим. Младший урядник час назад в тюрьме умер. Краснов. Я прошу вас от имени моей службы организовать его похороны по первому разряду. С оркестром, с отпеванием, с речами на кладбище, с салютом воинским. Могилку пусть выкопают в месте, которое из окон тюрьмы, где он служил, было бы видно. Медальку вдове за мужа посмертную «За усердие»! Вот и все. Помогите. Я вам, Владимир Георгиевич, тоже как-нибудь, пригожусь! Ладушки?!
Дзебоев смотрел на Калинина внимательным трезвым взглядом:
– Нет проблем, Сергей Никитич! Вы, я вижу, у Гюль Падишаха страсть к театральным постановкам переняли?
– Организуете, Владимир Георгиевич?
– Для милого дружка и серёжку из ушка, Сергей Никитич! На третий день, это послезавтра, все будет, как положено. Если позволите, сам на панихиде присутствовать не буду. Подполковника Држевского достаточно будет?
Про себя подумал: «У нас уже есть опыт постановки кукольных спектаклей. Пора ставить и на большой сцене. Будет вам спектакль в хороших декорациях, господин Кукловод!».
Калинин начал сдавать. Пошатнувшись, встал, потянулся к штофу.
– Так как этот армянский называется? Архи… Арцхви?..
– Не ломайте язык! Пейте, ваше здоровье, дорогой Сергей Никитич!
Через час штоф был пуст. Шашлык съеден.
Дзебоев ушёл в свой кабинет. Был трезв и серьёзен. За вечер он дважды принудительно очищал желудок. Процедура болезненная, однако, не смертельная. Пил теплое молоко. Думал.
Калинин спал на кожаном диване в комнате для переговоров.
Два молодых казака, сменивших убывших в Персидскую экспедицию вахмистров Брянцева и Митрохина, вынесли из «гостиной» столы и книжные шкафы. Потом убрали комнату коврами, подушками, шёлковыми одеялами. Повесили на стену и ковёр, и большое зеркало.
За воротами короткий автомобильный сигнал. Впустили. В гостиную вошел прапорщик Ованесян. Огляделся. Одобрил. Влед за ним фотограф Минкин. В минуту собрал штатив, приготовил фотокамеру.
Подполковник Калинин был разут, раздет и аккуратно уложен в приготовленное роскошное ложе, прикрыт одеялом.
Илларион вышел к автомобилю. Назад вернулся с двумя молоденькими барышнями. Развязал узлы и снял с их глаз повязки, шёлковые платки. Барышни не стеснялись. Раздеваться начали сами. Когда остались в одних чулках и корсетах, Илларион подал команду:
– Достаточно! Начинайте.
Барышни своё дело знали. Фотограф Минкин делал снимок за снимком. Прекратил съемку, когда коробочка с магнием опустела. Илларион стоял рядом. Отбирал после каждой съемки упакованную пластинку. Восемь штук. Убедился, что камера не заряжена. Дал команду девицам:
– Одевайтесь!
Протянул каждой по «красненькой» ассигнациями.
– Молодцы. Если кто обидит, ко мне обращайтесь. Если кто узнает, шакалам скормлю!
Сам завязал им глаза. Проводил в авто. Уехали.
Казаки одели Калинина, застегнули мундир на все пуговицы. Убрали ковры, постель, зеркало. Вернули столы, стулья, книжные шкафы. Доложили Дзебоеву, «все в порядке, спит на диване, не просыпался».
– Что у него с левой рукой? – спросил Дзебоев. – Перчатку снимали?
– Снимали. Указательный палец покалечен. Наполовину обрублен. А так, ничего, пальцы гнутся, рука работает!
Дзебоев движением руки отпустил казаков.
– Сами поужинайте, там шашлыков еще на пятерых должно остаться!
– Благодарствуем, уже поужинали. И прапорщика накормили.
Вернулся Ованесян.
– Как твои подруги, Илларион?
– Проблем не будет, ручаюсь. Они не шлюхи. Прачки из привокзальной бани. Из Саратова. Полгода как сюда по переписке приехали, замуж выйдут, нормально жить будут. Им такая слава ни к чему.
– Поезжай с Минкиным к нему в мастерскую. Пусть проявляет пластинки и печатает по одному фото на твоих глазах. Заберёшь всё. Даже брак, если получится. Потом ко мне. Буду спать – разбуди. Всё понял?
Илларион уехал. Дзебоев выключил свет. Прилег на свой диван. Долго смотрел в темное окно. Не заметил, как уснул. В этом кабинете Заведующего Особым отделом каминные часы своим звоном не беспокоили. Тем не менее, ровно в шесть поднялся сам. У двери на четырёх составленных стульях спал прапорщик Ованесян.
Иллариона пришлось поднять.
А подполковник Калинин так и проспал в комнате для переговоров до обеда.
*****
В четверг двенадцатого марта новопредставившегося младшего урядника тюремной стражи раба божия Василия Краснова отпевали в церкви при русском православном кладбище. Присутствовали его товарищи по службе, тюремное и конвойное начальство. Капитан тюремной стражи Кофман сказал речь. Вручил вдове конверт с деньгами: последнее жалованье покойного, пособие от тюрьмы и небольшая сумма по подписке. Вынул из картонной коробочки, показал провожающим бронзовую медаль с профилем Николая Второго и надписью «За усердие». Вручил вдове. Церковный хор запел «Со святыми упокой». Подполковник Држевский махнул караулу перчаткой. Один за другим последовали три холостых залпа в воздух. Журналисты из «Асхабада» попытались взять у Држевского интервью. Подполковник, не обращая на них внимания, молча сел на подведенного ему коня и ускакал.
На этом проводы в последний путь скромного тюремного надзирателя закончились. А вот разговоры об этом событии еще долго волновали умы жителей. Вопросы – «за какие заслуги?», «кто бежал?», «кого убили?» – еще долго обсуждались и в офицерском собрании, и в домашних кругах, и в каравансарае на Текинском базаре.
*****
Двенадцатого марта. Через Контрольно-пропускной пункт «Гаудан» из России в Персию прошли шестеро вооруженных всадников. Каждый с заводным конём, нагруженным запасом ячменя и провианта. Пожилой прапорщик пограничной стражи, получив скрученный в трубку один на шестерых персидский паспорт, прежде, чем сделать в нём отметку, сверился с журналом служебных телеграмм. Вопросов к отъезжающим не было. Личное любопытство не в счёт. А оно имело место быть. Один из шестерых, туркмен по одежде, был явно европейской внешности.
«Не иначе, шпион английский или немецкий»,– подумал старый пограничник.– «Нашпионили, теперь домой едут. Ладно, начальству виднее».
Караджа-батыр Ширази, Збигнев Войтинский, Амангельды из аула Кара-Агач и трое его односельчан, не отвечая на поклоны встречных и обгоняемых дайхан и торговцев, не разговаривая между собой, спускались с высоты Гауданского перевала по горной дороге к Кучану. Россия осталась за спиной. Впереди дальняя дорога через всю Персию – до Шираза.
Поездка была далеко не праздной. Группа уточняла предполагаемый маршрут конно-егерской связи.
Караджа-Батыру такая работа была не в новинку. Но его мысли были в Ширазе. Как там? Он еле сдерживал себя, чтобы не ударить камчой Кара-бургута, и поскакать, обгоняя ветер. Но жизнь уже научила терпению. Возможно, в Ширазе его ждет не родной дом, а пепелище… В Шираз он должен вернуться не одиночкой-изгоем, а Сардаром. Таким, каким покидал Шираз! Но не только. Предстояла большая работа. Цепь из двенадцати каравансараев по всему караванному пути Шираз – Кучан – Гаудан сулила её владельцу и богатство, и славу. Этим владельцем должен был стать Караджа-батыр.
*****
Двенадцатого марта Ёланта Войтинская, супруга Збигнева Войтинского, получила от квартального полицейского конверт с ассигнацией в сто рублей, железнодорожный билет от станции Асхабад до станции Вильно и предписание немедленно покинуть Закаспийскую область.
ГЛАВА 11.
«Божий суд» на борту «Девоншира». Красное море –Персидский залив. Персия – Хорремшехр. Доклад лорду Фальконеру. Мешок с золотом. Кто такой доктор Котович? «Контролёр» на борту «Титаника».
7 апреля 1912 г.
Египет. Суэцкий канал. Порт-Саид – Порт-Ибраим – Суэцкий залив Красного моря.
Сто шестьдесят три километра или восемьдесят восемь морских миль караван судов, в том числе и его третий номер танкер «Девоншир», прошёл со средней скоростью в шесть узлов в час за 14 часов 45 минут.
– Слава Богу! – сказал капитан «Девоншира», выруливая у причала порта Порт-Ибраим.
– Слава Богу! – сказал толстый лоцман, сходя по трапу на мол, где его уже ждало следующее судно, направляющееся по Суэцкому каналу к Порт-Саиду.
И никто из них не догадывался, что в час тридцать ночи седьмого апреля в одном из пустых «танков» в трюме «Девоншира» свободные от вахты нижние чины команды, включая боцмана, собралась на сходку, именуемую в этой среде «Судом чести джентльменов моря».
Двенадцать человек матросов, конечно, не вся команда. Есть на судне еще и машинисты паротурбинных установок, техники насосов, систем пожаротушения. Но этих на сходку не приглашали – не свои люди, «рабочая аристократия»!
Сходку возглавил боцман. Дональд О’Рейли. Полное имя – самое тривиальное, и вряд ли получено от рождения. Но то, что ирландец, без всякого сомнения. Рыжий, горбоносый, здоровый, как кашалот, с руками, изрезанными пеньковыми канатами и шрамами, оставленными выбитыми зубами своих подчинённых. Ветеран ещё парусного флота! Этот имел в команде непререкаемый авторитет.
– Все собрались? – огляделся боцман и взглянул в глаза стоявшего перед командой Генри. – Представьтесь, мистер «Не знаю как»!
– Генри Хорн! Матрос второй статьи, моторист, два года плавания на американском китобое «Моби Дик», гарпунер. Могу всадить двенадцатифунтовый гарпун в глаз кашалоту с дистанции в десять ярдов. При волнении в три балла. Могу разобрать и собрать любой узел паровой турбины с завязанными глазами. Трижды спасал утопающего в открытом море. Моя «Книжка моряка» вам известна, сэр!
Боцман оглянулся на свою команду. Матросы молчали.
– Погодите хвалиться, мистер Хорн. Если вы, как утверждаете, такой молодец, почему нанялись на такую грязную работу, как эта, на танкере? Почему вас за ручку привел на борт «белый воротничок» из порта? Вы единственный, кого на этот борт не завербовал лично я!
– Меня в подпитии две юные леди обчистили в таверне Лондонского Челси. Опоздал на своё судно. На улице, случайно помог джентльмену завести заглохший автомобиль. Он и привел меня на борт танкера, – Генри сказал спокойно, но боцман услышал в его голосе издёвку.
Команда молчала. Похоже, никто связываться с китобоем не хотел. Боцман занервничал. Сорвался на крик:
– Где старший матрос Чабб?!
– Откуда мне знать?
– Ты последний, Хорн, был вместе с Чаббом, когда провожали «пассажира»!
– Вот и спросите о нём «пассажира», когда возьмёте его снова на борт. Я не знаю всех сторон вашего тёмного бизнеса… Но, если дело не чисто с вашим секретным «пассажиром», то почему оно должно быть чистым с вашим Чаббом? Я не в курсе!
Боцман пришёл в бешенство:
– Ты! Янки! Свинья! Как смеешь хамить своему боцману?!
Генри поднял вверх обе руки, ладонями, обращёнными к собранию:
– Джентльмены! Я не янки, мой язык не даст солгать в этом, как и в другом. Но мне известно, что в команде есть и американцы. Я не считаю их свиньями. Джентльмены! Мне предъявлены непонятные мне обвинения. Человек власти на судне должен быть честным и справедливым. У него должна быть на плечах голова, а не тыква с крепкими кулаками! Следовательно, не считаю возможным и необходимым оправдываться. Однако, по «законам моря» каждый из нас имеет право в трудной ситуации на «божий суд»! Прошу, у вас джентльмены, «божьего суда»!
Боцман, разъярённым быком, ринулся на Генри.
Его удержали. Команда сдержанно заговорила:
– Божий суд! Пусть всё будет по правилам. Пять шиллингов за китобоя против одного за боцмана. Десять шиллингов! Десять пенсов за ирландца!
Боцман взял себя в руки, повернувшись к команде, сплюнул сквозь зубы:
– Скоты. Я зарежу этого дельфина, а потом поговорю с каждым из вас в отдельности!
За ножом боцману не нужно было далеко ходить. Настоящий пиратский тяжёлый кортик висел на его поясе. Генри ножа не имел. Один из матросов вынул из-за пазухи картахенскую наваху, раскрыл её и бросил подсудимому. Генри поймал нож и, сложив его, броском вернул владельцу.
– Безумец, – ухмыльнулся боцман. – Думаешь, я даю самобийцам фору?
Без предупреждения сделал кортиком резкий выпад с широким разводом концом лезвия, с расчетом одним ударом перерезать китобою горло.
Генри пригнулся, насколько ему могли позволить его длинные ноги. Приемом, который Генри видел всего один раз в жизни, встретил уже развернувшегося для нового удара боцмана. Ещё поднимался вверх кортик для нового удара, как Генри с разворотом корпуса слева на право ударил ребром правой ладони снизу вверх. Целил в горло, но удар пришёлся в правую челюсть боцмана. О’Рейли рухнул на нижнюю палубу, измазанную мазутом, без звука.
Второго удара не потребовалось. Боцман хрипел, стонал, но был жив. Его окатили водой, привели в чувство. Боцман плакал, держась за челюсть. Ему дали виски, проводили в кубрик.
Генри тоже собрался уйти, но его задержали. Собрание «джентльменов моря» продолжилось. На час с лишним.
В шесть утра выборный от команды старый штурвальный подал капитану Блексигалу «Прошение», подписанное всеми членами команды в котором излагалось пожелание назначить боцманом танкера матроса Генри Хорна.
– Команда ручается за Хорна, сэр, – не поднимая глаз на капитана, заявил выборный матрос. – Все договорённости, имеющие быть ранее, сохраняются.
– Что с боцманом О’Рейли? – спросил капитан.
– Выпил джину, сорвался с трапа, сломал челюсть. Он больше не сможет рта открыть, сэр! – ответил штурвальный.
– Так я вам, морским собакам, и поверил! – громыхнул капитан Блексигал. – Хорошо. Боцмана Хорна ко мне. Живо! Почему команды «подъём» не слышу?!
Прогноз на исход «Суда джентльменов моря», данный Кудашевым Генри Адамсу, оправдался по всем пунктам.
*****
Высадив в порту Порт-Ибрахим лоцмана, за полчаса закачали полный танк пресной воды. Отдали концы. В час тридцать ночи вышли из канала в Суэцкий залив Красного моря. Время от времени с капитанского мостика можно было услышать некие названия проходимых географических ориентиров на траверсе по правому борту «Девоншира»: – «Мыс Рас-абу-Дараг! Мыс Рас-Иссаран, мыс Рас-Диб!».
Суэцкий залив прошли за семь часов, оставив мыс Рас-Мухаммед на Синайском полуострове по левому борту. В восемь тридцать вошли Красное море проливом Губаль.
Танкер закачало на бортовой волне. Восточный ветер. Пышет жаром, как из раскалённой печи, несёт пыль и песок…
– Узнаёте? – решил пошутить первый помощник Дарк.
– Я теперь понимаю, нет двух морей, похожих друг на друга, – сказал Кудашев, – но узнавать нечего, на Красном море впервые.
– Что, и в воскресную школу вас не водили в детстве? – спросил Дарк. – Это же библейское «Червлёное море»! Оно так же и во времена фараонов называлось. Представляете, здесь Моисей свой народ по дну перевёл, яко посуху!
– Это я помню. Подул северный ветер, отогнал воды. Какой же силы должен был бы быть ветер! – сказал Кудашев.
– Была опасность, что и люди были бы сдуты со дна морского, как пылинки, при таком ветре, – отозвался Гагринский. – Какова здесь ширина?
– Скажу точно, – ответил Дарк, – сто восемь миль. Ну, не факт, что две тысячи лет назад Красное море было таким же полноводным.
– Безбожники! – резюмировал Гагринский. – Нам еще плыть и плыть, а вы смеётесь!
Все Красное море в тысячу сто двенадцать миль от пролива Губаль до пролива Баб-эль-Мандеб прошли за сорок шесть часов. Почти двое суток. Вошли в воды Аденского залива Индийского океана.
*****
10 апреля 1912 года. 6.30 утра.
Аденский залив.
– Хорошо идём! – ободрил Кудашев упавшего на койку, Дарка.
– Плюнь через левое плечо, сглазишь! – пробормотал Дарк и уснул.
А «Девоншир» уже покачивало мощное дыхание океана. Не шторм, нет. Медленно и ласково так: три метра вверх, три метра вниз. Как ребёночка в люлечке!
Гагринскому снова плохо. Кудашев «переключился» на ночной образ жизни. Днем спал, ночью стоял на палубе, смотрел на незнакомое глубокое в своей черноте небо, усыпанное звёздами чужих созвездий, звездами-бриллиантами величины немыслимой для северного астронома.
*****
Не просто думал.
Думать и кузнечик способен.
Кудашев, лишённый возможности вести записи, тем не менее, был обязан составить детальный отчет о своем путешествии по дням, по часам, по событиям, по территории всего пройденного маршрута! Ничего не забыть, ничего не исказить.
Составлять придется два отчета. Один – военного агента «HW-1» – «Эйч Дабл Ю-1», второй – профессора доктора Джона Котович. Первый – для ГУГШ России, второй – для лорда Фальконера. Первый – маршрутом от порта Одессы до порта Хорремшехр. Второй от Портсмута до порта Хорремшехр.
Большая половина первого отчёта идентична по фактам времени и пространства со вторым. Нельзя исключить того, что лорд Фальконер воспользуется отчетом доктора Котович как документом, с которым начнет отстаивать свои права в самых разных инстанциях.
Не исключено, что этот отчет попадет в руки специалистов: начальнику «Сикрет Интеллижен сервис» капитану первого ранга сэру Мансфилду Камминг – разведки Ми-6, и начальнику «Британской Службы Безопасности» полковнику сэру Вернону Келл – контрразведки Ми-5.
А разве можно исключить возможный факт передачи информации, добытой «HW-1», в рамках договора Антанты союзнику России – Великобритании? Там сумеют сопоставить данные, полученные от доктора Котович с информацией из России от её собственного агента!
Пора взглянуть факту в глаза. Кудашев не своим желанием, но волею Фортуны стал игральной костью в её шаловливых ручках. Без уведомления и без разрешения своего начальника и единственного связного – подполковника Калинина Сергея Никитича, военного агента «АQ-1» – «Эй Кью-1».
Кудашев – двойной агент. Что может быть опаснее для военного разведчика! Особенно не уполномоченного заданием!
Смертельно опасная ситуация.
Вот вопрос вопросов. Гамлетовский! «Быть или не быть?». Ночь проходила за ночью, а ответа на вопрос не было.
Как не было и ответа на вопрос, почему, все-таки, операцию назвали «Колчестер»?!
*****
12 апреля 1912 г. 1 час ночи по Гринвичу.
От пролива Баб-эль-Мандеб до Ормузского пролива пятьсот пятьдесят четыре мили были пройдены за 42 часа тридцать минут.
«Девоншир» вошел в Персидский залив тремя часами позже другого парохода, покинувшего порт Саутгемптон сутками позже, чем «Девоншир» – порт Портсмут.
Пароход лорда Фальконера «Sea Falcon» – «Морской сокол» – встал на причал в порту Хорремшехр.
Танкер «Девоншир» пришвартовался к молу порта Абадан, что предназначался для нефтеналивных судов. В восьми милях от Хорремшехра.
Лорд Фальконер не провожал и не встречал свой танкер. Достаточно послать автомобиль к трапу. Профессор Котович с ассистентом были приглашены в дом лорда. Капитану Блексигалу был назначен деловой приём на десять утра.
В Хорремшехре дворцов еще не строили. Высокий кирпичный забор. Крепкие дубовые, окованные железом, ворота. Дом английской традиционной колониальной архитектуры в один этаж с широкой опоясывавшей всё строение верандой. Везде песок. Редкие пальмы. Бассейн пресной воды. Электрические фонари.
Доктора Котович ждут и лорд Фальконер, и полковник Эмрис. Роскошный ужин – жаркое – газель на вертеле, много овощей, фруктов, кисло-сладкого ледяного щербета. Араб-персиянин в белом высоком накрахмаленном европейском колпаке стоит в дверях зала, командует слугами. После ужина виски со льдом по-американски, сигары с Барбадоса. Этикет, принятый в доме усадьбы «Фалькон Оук», в Персии не соблюдается. Разговор, начатый за ужином, продолжился на веранде.
Кудашев предупредил: Свой доклад он готов предоставить в письменном виде. Доклад будет обоснован математическими расчетами по времени прохождения всего маршрута судном. Его расчеты должны будут в дальнейшем сравнены с данными судового журнала в других рейсах. Выявленные таким образом необоснованные задержки могут быть следствием «слива» неучтённого груза нефти в «танки» иных судов в открытом море. Основанием для таких подозрения является факт «проезда» на борту судна пассажира, появившегося на борту у Гибралтарского пролива, и сошедшего близ Порт-Саида. Предупредил, что на борту у капитана должен находиться некий груз, оставленный «пассажиром» в кожаном мешке. Пришлось рассказать и о приключении в трюме.
Разумеется, о Гюль Падишахе умолчал.
Рассказ о попытке матроса ликвидировать Генри Адамса как свидетеля, заставил слушателей поволноваться. Сам факт уничтожения нападавшего не вызвал отрицательных эмоций. «Риск есть риск», как сказал ещё в Колчестере полковник Эмрис. Однако, известия о кожаном мешке и боцмане со сломанной челюстью заставило лорда Фальконера принять оперативное решение.
Доктору Котович была высказана благодарность. Обещана встреча в обед наступающего дня.
Управляющий домом седой персиянин в белом бахтиарском войлочном колпаке и бархатных туфлях-шлёпанцах на босу ногу проводил Кудашева во флигель, где уже расположился Гагринский. Пожелал спокойной ночи.
Лорд Фальконер ушел в аппаратную, где его ждал телеграфист и стопа свежих телеграмм.
Полковник Эмрис через пятнадцать минут поднялся на борт танкера «Девоншир», где принял доклад первого помощника капитана Дарка. Четверо вооруженных унтеров в форме морских пехотинцев взяли под охрану трап, верхнюю палубу, входы в трюм. Пятый сопроводил полковника в каюту капитана.
Не отвечая на приветствие капитана Блексигала, коротко приказал:
– Деньги на стол!
Капитан попробовал изобразить недоумение всем своим видом. Услышал команду вторично:
– Деньги на стол! Кожаный мешок. Быстро!
Капитан подошел к судовому сейфу, принялся звенеть ключами. Когда щёлкнул замок, полковник остановил его руку, приказал сесть за стол и сидеть смирно. Открыл сейф сам. На его полке лежало личное оружие капитана – револьвер «Веблей и Скотт». За револьвером – кожаный мешок. Полковник не рассчитал свои силы, пытясь вынуть из сейфа мешок одной рукой. Мешок упал на пол с металлическим звоном. Эмрис не стал поднимать мешок. Приказал сопровождающему унтеру:
– Первого помощника сюда, боцмана сюда, вахтенных сюда!
Мешок был вскрыт при свидетелях. Деньги пересчитаны. Полковник Эмрис лично составил протокол, который подписал сам. Не отказался от подписи и капитан. Вахтенный штурвальный и машинист паротурбинного двигателя тоже поставили свои подписи.
Полковник Эмрис спросил у капитана:
– Где боцман? Почему не вижу?
– Какой боцман? – переспросил Блексигал. – Старый или молодой?
– Давай сюда обоих, – приказал полковник Эмрис. – Старого в больницу, молодого к хозяину на утверждение в должности.
– А я? – спросил капитан.
– Пока – спать. Завтра к десяти утра на приём к лорду Фальконеру, – ответил Эмрис.
Автомобиль с полковником и обоими боцманами покинул порт. Охрана на танкере осталась.
Боцман О’Рейли был госпитализирован в военно-морском английском госпитале. Через час он уже улыбался в сладком морфийном забытьи. Из-под белых бинтов, затянувших его сломанную челюсть, торчали концы серебряных штифтов. Придется с месяц питаться исключительно жидкой овсянкой. До свадьбы заживёт!
Генри Адамсу пришлось ужинать без сотрапезников, но со слушателями. Его рассказ был сопоставим с рассказом доктора Котович.
– Выводы! Выводы, мистер Адамс! – потребовал лорд Фальконер.
– Мною изложены факты объективной действительности. Эти факты – основания для серьезного расследования.
Первое: я подозреваю капитана танкера и всю без исключения команду в преступном сговоре с целью бесконтрактной реализации похищенной нефти. Нефть отгружалась без документов за наличный расчет с «Англо-Персидской Нефтяной Компании» и «Компании Фалькон Ойл». Нефть перекачивалась в открытом море в «танки» не установленных судов. Покупателям, не имеющим по разным причинам доступа к резервуарам. В разной степени виновности, разумеется!
Второе: я подозреваю, что профессор доктор Котович не является тем, за кого себя выдаёт. Его удар ладонью в висок матроса Чабба, не может быть ударом случайным либо по наитию. Это был удар кавалериста, хорошо знакомого с сабельной рубкой! Этот удар так поразил меня, так вошёл в моё сознание, что я повторил его, правда, из другой позиции, в поединке с боцманом О’Рейли.
Повторяю, это всего лишь подозрения. Мы только начали работать. Прошу не торопиться с выводами в отношении доктора Котович. Мои подозрения – не оговор. Я обязан ему жизнью. Это удивительный человек. С ним удобно и общаться, и работать, и даже воевать!
– Очень интересно, Генри! – лорд Фальконер был явно доволен результатом проверки. – Кем бы ни был Котович, мне нет дела, если он присвоил университетский диплом. В Писании сказано, по делам его узнаётся человек. Котович спас тебе жизнь, и не только тебе! Мне вернул, с тобой вместе, похищенные у меня деньги. Что ещё лучше может его характеризовать? Мы его приручим. Если это одинокий волк, то пусть он будет нашим волком. Хорошая команда из недоумков и трусов не складывается. Полковник Эмрис делал запрос в Университет Торонто. Пришел ответ, подтверждающий предъявленные документы!
– Это не все, – вступил в разговор полковник Эмрис. – Меня смущало фото Котович на его паспорте, размытом водой пруда Колчерского замка. Не смотря на то, что моим решением профессору Котович выдан новый паспорт, я организовал более серьезную проверку личности Джона Котович. В поместье «Фалькон Оук» были сделаны несколько снимков профессора, как на паспорт, так и на природе. С этими фотографиями мы послали доверенного человека в Канаду. У него есть желание навестить свою дочь в Ванкувере, заодно заедет и в Торонто. Пообщается в университете с его коллегами, студентами. Сначала попробует увидеть фото Котович из альбомов университета, а потом предъявит на опознание фото, сделанные в Колчестере. Проведет опознание, оттелеграфирует нам!
– Это новость. Мне, как вашему частному детективу, положено знать такие вещи. Не хотелось бы самому попасть в непредвиденную ситуацию.
– Простите, Генри! – извинился за полковника лорд Фальконер. – Человек ушел надёжный. Ты его знаешь, это наш дворецкий Франк. Десятого апреля вышел из Саутгемптона на лучшем в мире океанском лайнере. Пересечет Атлантику в каюте первого класса. На «Титанике»!
*****
Эту ночь спать не пришлось ни лорду Фальконеру, ни полковнику Эмрису, ни частному детективу Генри Адамсу. Не спал капитан Блексигал. Не спалось и Александру Георгиевичу Кудашеву.
Сладко спал только Владимир Михайлович Гагринский. Наконец-то, морская болтанка закончилась!
ГЛАВА 12.
Подпоручик Васильев и «Красный Крест». Совещание у лорда Фальконера. Новый статус доктора Котович. Гибель «Титаника». Конец «Девоншира». На пути в Нью-Дели к вице-королю Индии.
Закаспийская область. Асхабад. 12 апреля 1912 г.
Подпоручик Васильев, офицер пограничной стражи, был доставлен в областную больницу «Красного Креста и Красного Полумесяца» в Асхабад из Керки в тяжелом состоянии.
Лично возглавляя пограничный наряд «дозор», двигаясь по кабаньей тропе в камышах прибрежного тугая Аму-Дарьи на маршруте предполагаемого движения группы контрабандистов, получил пулю в левую ногу сзади под самую ягодицу. Стреляли из кремнёвого длинноствольного персидского мультука. По всей видимости, с предельного по дальности расстояния, потому пуля и легла так низко. И вошла не глубоко.
Не глубоко – не значит безопасно и безболезненно. Не были задеты ни кость, ни нижняя ягодичная артерия. Уже хорошо.
Афганский снайпер ушёл безнаказанно.
Двенадцать километров нижние чины несли своего командира на пост в импровизированных носилках из двух шинелей.
На пограничном посту фельдшер вынуть пулю не сумел. Побоялся повредить седалищный нерв. Порекомендовал доставить подпоручика в Асхабад. Трое суток дороги чуть не стоили Васильеву жизни.
На операционный стол к главному врачу, хирургу Борису Николаевичу Агапьеву Васильев попал с уже воспалённой раной. Температура сорок. Бред. Тяжелая операция. Входное пулевое отверстие рассечено, свинцовая пуля неправильной формы в двенадцать грамм извлечена. Рана очищена от нагноения антисептиками. Наложены швы. Эфирный наркоз сменился дикой болью. Боль – потерей сознания.
Фельдшер Татьяна Андреевна Баранова, ассистировавшая хирургу во время операции, закончив смену, заглянула в палату, где за раненым ухаживала Елена Сергеевна. Палата полна ранеными казаками и солдатами. Расчитаная на шесть коек, вместила девять. Раненые и в детском отделении. Все прибыли «из-за моря, из-за гор» – Персидского Курдистана.
Подошла к Елене Сергеевне, спросила:
– Как наш Васильев?
Найдёнова покачала головой:
– Бредит…
Баранова вернулась в ординаторскую. Столкнулась с Агапьевым:
– Борис Николаевич! Плох Васильев. Не доживет до утра. Весь в поту, а руки уже холодные… Жаль его. Совсем молоденький.
– Который день после ранения? – спросил Агапьев.
– Четвёртые пошли. Неужели, всё?.. Рану обработали добросовестно. Наверное, уже заражение крови. Долго везли пограничника. От самого Керки. Сначала в пролётке, потом поездом через Мерв…
Агапьев слушал Татьяну Андреевну, но смотрел в окно. Когда она, сама, потерявшая невесть в каких персидских горах мужа, замолчала, чувствуя, что вот-вот расплачется, Агапьев повернулся к ней лицом.
– Гемотрансфузио, трансфузио сангвинис! – сказал Агапьев. – Переливание крови. Когда-то и нам начинать нужно. В Европе, да и в Санкт-Петербурге уже более пятидесяти лет экспериментируют. Николай Иванович Пирогов ещё в «турецкую» имел положительный опыт трансфузио сангвинис! Примерно пятидесятипроцентная смертность, но и пятидесятипроцентная выживаемость! А после открытия разделения крови на группы с 1907 года, риск сведён к минимуму… Татьяна Андреевна! Вот методика: срочно сделайте на группу анализ крови Васильева. Потом подберем донора-добровольца. Если спасём Васильева, получим бесценный опыт. Мы сами уже – военно-полевой госпиталь!
Через двадцать минут у дверей операционной уже ожидали своей очереди человек десять из числа выздоравливающих.
Татьяна Андреевна брала кровь на анализы. Полные пробирки. Белые стерилизованные пронумерованные блюдца с алыми каплями. Запись в журнале.
Агапьев колдовал с каплями крови доноров на совместимость с кровью Васильева. Не отрывался от микроскопа. Сложность была в том, что больница не располагала ни образцами крови по группам, ни сыворотками, с помощью которых можно было бы определить группу крови по системе «А», «Б», «Ноль» - AB0. Агапьев надеялся на метод прямой совместимости по принципу подбора доноров. Теоретические знания, почёрпнутые исключительно из популярной медицинской литературы, знакомство с трудами венского первооткрывателя Карла Ландштейнера, открывшего три группы крови; Хектона, который в 1907 году впервые указал на несовместимость групп крови как на истинную причину тяжелых осложнений. В том же году американец Гриэль впервые использует в практике учение об «изоагглютинационных» свойствах крови. Два года спустя, сообщает о шестидесяти одном успешном переливании крови в своей практике.
В полночь, через четыре часа работы Татьяна Андреевна услышала негромкое восклицание главного врача:
– Эврика!
И обращение к ней:
Татьяна Андреевна! Готовьте Васильева к переливанию крови. И пригласите донора за номером шесть! По моим опытам кровь его совместима с кровью реципиента!
– Я готова, Борис Николаевич! Я – шестой номер. Ассистентом у вас будет Елена Сергеевна.
Агапьев не удивился.
– Специальной аппаратурой не располагаем. Путь введения – внутривенный. Хорошо, что будет Леночка. У неё рука лёгкая! Уверен, все будет хорошо!
*****
Персия. Хорремшехр.
12 апреля 1912 г. Полдень.
Кудашев на допросе капитана Блексигала не присутствовал.
Лорд Фальконер и полковник Эмрис решили обойтись без заявления в портовую полицию, провести внутреннее расследование своими силами.
Взятый с поличным, капитан Блексигал не отрицал факта продажи груза в открытом море. Но совершённого единственный раз в августовском рейсе 1911 года. Нефть из отстойного резервуара с острова Фалькон-Айсленд, на навигационных картах своего имени не имеющего, принадлежащего лорду Фальконеру. Груз в 200 тонн нефти скачал в 75 милях от острова ночью с 14 на 15 августа в самом заливе в танки сухогруза под греческим флагом. Во время перекачки название и порт приписки покупателя были замазаны мазутом. Деньги получил в ту же ночь. Вернулся на Фалькон-Айсленд, долил танки «Девоншира» и ушёл в Портсмут. С того дня больше таких операций не производил. Деньги возил с собой, так как побоялся сдать их на депозит банка. Не имея на берегу своего дома, полагал, что в судовом сейфе они будут в большей сохранности, чем в другом месте. Просил принять деньги и простить его. Нефть и нефтепродукты, получаемые им от «Англо-Персидской Нефтяной Компании», сдавал только в Портсмунде на терминалах Адмиралтейства. О фактах нелегального сбыта нефти «Компанией» в Абадане ему ничего не известно. Связей с работниками нефтепромыслов в Персии не поддерживает.
После обеда Кудашев был ознакомлен с протоколом допроса капитана Блексигала. На стол был водружен кожаный мешок с деньгами.
– Попробуйте на вес, доктор Котович, – предложил лорд Фальконер. – Не стесняйтесь, посмотрите, чем он набит!
Содержимое мешка было вывалено на цветную бархатную индийскую скатерть.
Кудашев понял: присутствующим интересна его реакция на сокровище. Смотрел на золото спокойно. Протянул руку, взял со стола бумажный цилиндрический столбик. Тяжёленький. Прочитал вслух надпись: «200 марок. Банк Германии. 1911. Упаковщик кассир Вольф». Много монет россыпью. Внимательно рассмотрел одну: Золото. 20 марок. Вторая – 10 марок. На аверсе портрет Вильгельма II в профиль, по окружности рельефная надпись: «Вильгельм II Немецкий Кайзер Кёниг Прусский». Вперемежку – серебряные монеты по 5 марок.
Спросил, обращаясь к полковнику Эмрису:
– Какова общая сумма?
– Триста золотых монет по двадцать марок, двести монет по десять марок золотом, сто десять монет по пять марок серебром. Общий вес: пять килограмм шестьсот семнадцать грамм,– ответил Эмрис.
Кудашев с минуту крутил монету в пальцах. Положил на стол кайзером вверх.
Начал, как начинает большую речь любой джентльмен:
– Well! Хорошо. Сначала о том, что лежит на поверхности, потом – глубже. Сначала факты, потом комментарии. Деньги «Банка Германии». Золото, серебро. Общая сумма: Восемь тысяч пятьсот пятьдесят марок. По курсу фунт стерлингов – двадцать марок сорок три пфеннинга – это четыреста восемнадцать и шестьдесят шесть сотых с мелочью фунтов стерлингов. В долларах – за фунт стерлингов четыре и восемьдесят восемь доллара – всего две тысячи сорок три доллара девять центов. Это факт. Прежде, чем сделать предположение и обосновать его, позвольте два вопроса?
– Да, конечно, сэр! – лорд Фальконер был само внимание.
– Первый: величина дедвейта танкера «Девоншир»? Второй: не вспомните, сколько стоил баррель нефти на Нью-Йоркской бирже в конце прошлогодней навигации?
– «Девоншир» водоизмещением в семьсот тонн. Дедвейт – полная полезная загрузка – пятьсот восемнадцать тонн. В начале декабря 1911 года на Нью-Йоркской бирже баррель нефти из персидского залива шёл по семьдесят четыре цента, мексиканская нефть – по семьдесят два, румынской в продаже вообще не было!
– Благодарю вас, – кивнул Кудашев. – Продолжу расчет. Танкер способен принять на борт пятьсот восемнадцать тонн, что составляет две тысячи семьсот шестьдесят целых девяносто четыре сотых баррелей нефти. Этот объем по цене семьдесят четыре цента стоил две тысячи сорок три доллара девять центов – полная рыночная стоимость груза. А в марках – восемь тысяч пятьсот пятьдесят три марки тридцать шесть пфеннингов. Вывод, господа: в этом мешке явная недостача в пятьдесят три марки и тридцать шесть пфеннингов. Капитану Блексигалу явно не доплатили!
Присутствующие многозначительно переглянулись.
– Браво, доктор Котович, – сказал полковник Эмрис.
– Первый раз в моей практике к версии в две минуты подведена прочная математическая основа, – сказал частный детектив унтер-офицер резерва Генри Адамс.
Кудашев про себя отметил: с лица Генри удален «шрам», но приобретенный на верхней палубе загар резко контрастировал с выгоревшими волосами. Глянул на руки: отличная краска, татуировки удалить не удалось!
Лорд Фальконер молча вертел в руках монету. Потом сказал:
– Присядьте, доктор Котович! Я впечатлён проделанной вами работой. Благодарю. Ваш труд будет достойно вознаграждён. Но, признаюсь, если вы меня сегодня покинете, и займётесь проблемой освобождения человечества от кровососущих насекомых, я буду огорчён.
Подумал и добавил:
– Простите, я и забыл, что пауки и клещи не насекомые!
Постучал по хрустальному графину с оранжадом. Вошёл слуга.
– Виски! – приказал лорд Фальконер.
В зал уже входил второй слуга с подносом.
Пили маленькими глоточками, курили, продолжали обсуждать свою проблему. Участие в разговоре не мешало Кудашеву лакомиться жареными ароматными отборными фисташками.
В основном говорили полковник Эмрис и детектив Генри Адамс. Кудашев больше слушал. Вдруг, он понял, что видит проблему шире, чем круг вопросов, касающихся исключительно собственности лорда Фальконера. Когда ему был задан вопрос на тему дальнейших действий, Кудашев ответил:
– Все, что сегодня здесь озвучено, мною, безусловно, одобряется. Команда должна быть допрошена. Выявлены все несоответствия записей в судовом журнале показаниям матросов и техников. В дополнение: обязательно запросить в Адмиралтействе справку о погодных условиях в определенное время на определенных координатах, в дни, указанные в судовом журнале записями типа «шторм четыре балла, четыре дня подряд». Ложная запись в журнале уже предмет для разбирательства. Четыре дня на шторм, четыре дня на ремонт машины, вот уже восемь дней – Африку можно обойти или в Америку сплавать!
Как всегда, Кудашев говорил, контролируя сознанием каждое своё слово, но одновременно наблюдал за реакцией общества. Менее всего ему хотелось выглядеть университетским «умником», возбудить в Адамсе или в Эмрисе чувство обиды или ревности. Тем не менее, новую строку в список задач внести придётся. Продолжил:
– Я помню по нашей первой беседе в усадьбе «Фалькон Оук», что права лорда Фальконера были нарушены не только как владельца танкера «Девоншир», не только как владельца нефтяного участка Фалькон-Айсленд, но и как акционера «Англо-Персидской Нефтяной Компании». Следовательно, эти права подлежат защите.
Кудашев обратился непосредственно к лорду:
– Ваше превосходительство! Надеюсь, я не поставил себя этим напоминанием в неловкое положение? Проблема назрела. В наших руках появился конец нити от клубка, который может быть размотан! Если эта тема потеряла свою актуальность, я должен об этом знать. В этом случае мне можно вернуться к занятиям биологией.
Лорд Фальконер встал со своего места:
– Джентльмены!
Встали все.
Лорд Фальконер продолжил:
– Джентльмены! Наконец-то я услышал то, что хотел услышать. Уважаемый доктор Котович не в первый раз выявляет сущность проблемы. Концентрирует наше внимание правильно поставленным вопросом. Его способности я определил бы коротко: генератор идей! Однако. Старому солдату нет необходимости напоминать о его ранах. Раны напомнят о себе сами. Теперь позвольте мне поставить вопрос. И решение предоставить доктору Котович. Этот вопрос я сформулировал бы так: согласен ли доктор Котович продолжить сотрудничество с домом Фальконера, стать полноправным членом нашей команды?
Кудашев понял, спрашивают в последний раз.
– Да.
– Джентльмены! Поприветствуем нашего нового товарища. Он прошёл испытание боем. С сегодняшнего дня, Джон, можешь не только Адамса называть Генри, но и Эмриса – Гарольдом, а меня Джорджем! Но только в нашем узком кругу, сэр!
– Да, Джордж. Спасибо, джентльмены!
Чокнулись, сделали по глотку виски.
– Продолжим? – предложил лорд Фальконер. – Придется снова начинать с информации для доктора Котович. Слушайте. Я предоставлю вам несколько бюллетеней и годовых отчётов, изданных «Англо-Персидской Нефтяной Компанией» для акционеров, держателей основных акций. Будете знать надводную часть айсберга, которая является информацией для служебного пользования. Далее. Будь лорд Фальконер держателем основных акций, хоть номиналом в один процент, он имел бы право голоса, имел бы право проведения аудита, имел бы право требовать внутреннего расследования. Увы. Я владелец нескольких сотен акций привилегированных, которые дают первоочередное право на дивиденды, но не дают права требовать аудита!
Лорд Фальконер прервал свою речь глотком оранжада.
– Даже, если нарушаются интересы Империи? – спросил Кудашев. – Само название Компании – «Англо-Персидская» – ко многому обязывает. В день, когда мы будем иметь на руках доказательства продажи нефти Компанией в ущерб Военно-Морскому Флоту Его Величества, но в пользу флота кайзера Вильгельма Второго, возможны великие силовые изменения в составе её Совета директоров!
– Именно, друг Джон! И вы мне в этом поможете. Есть только одно лицо, которое может вмешаться в деятельность Компании – Премьер-министр Объединенного Королевства Великобритании! Не удивляйтесь, господа, я могу поздороваться с ним рукопожатием, но не могу получить аудиенцию на десять минут. Однако, Не забывайте: зона английского влияния в Персии – территория, в административном отношении подконтрольная Королевству Индии. И в эти двери мы войдем с доктором Котович, моим советником. Там мне очень потребуется его память, его интеллект учёного, его умение составить конструктивный документ, избежать подводных камней в сложном деле! Мы с Котовичем отбываем завтра. Ваш ассистент может ехать с нами. Генри, Гарольд! Уточните ваши действия на ближайшее время.
Полковник Эмрис затушил сигару.
– Завтра продолжу допрашивать команду. Послезавтра работаю с документами. С пятнадцатого апреля, как доверенное лицо акционера Фальконера, держателя привилегированных акций, начинаю беспокоить руководство нефтеперерабатывающего завода, насосных станций, портового терминала отгрузки нефтепродуктов. Прокачусь по нефтепромыслам, посчитаю работающие скважины. Постараюсь на все запросы получить отказ в письменном виде либо зафиксировать отказ иным способом. Жду вашего возвращения!
Детектив Адамс встал из-за стола. Дружба-дружбой, а субординация-субординацией!
– Общаюсь с командой. Стараюсь успокоить людей. Обещаю всем прощение старых грехов и прибавку жалованья.
Устанавливаю в рубке корабельную радиостанцию Маркони «Челмсфорд» – «Chelmsford» с радиусом действия в 1200 миль. Отечественные ламповые регенеративные приемник и передатчик повышенной чувствительности и избирательности. Работа пока только ключом. В дальнейшем возможна радиотелефонная связь. На расстоянии и в тысячу двести миль «Девоншир» и «Морской сокол» смогут поддерживать между собой оперативную связь!
Берем груз нефти. Пятнадцатого отплываем на Портсмут. Капитаном идет первый помощник мистер Дарк. Блексигал – штурманом. С нами охрана, четыре морпеха. Слежу за порядком. Надеюсь, вернёмся в Англию без происшествий. В Портсмуте рассчитываюсь с командой, оставляю нужных, увольняю проблемных людей. Доукомплектовываю команду. Ставлю «Девоншир» на двухнедельную профилактику. Всё.
– С Богом!
На этом совещание закончилось.
*****
13 апреля 1912 года , 5 утра .
Старый Джамшид-баба, управляющий персидской усадьбой «Фалькон-Шехр», принадлежащей лорду Фальконеру, тихим стуком – сначала в окно, а потом в дверь – разбудил Кудашева и Гагринского, отдыхавших в домике для гостей.
Умылись, оделись в минуту. У домика две английские коляски. В каждую запряжены по две пегие лошадки. Это для Гагринского. В сопровождении Джамшид-баба Владимир Михайлович самостоятельно выдвигается в Исфахан, везет общий багаж Саймона и Джона Котович – оборудование для лаборатории и личные вещи. Джамшид-баба уверяет, что нашёл для профессора в приличной усадьбе военного врача санитарной службы такой же, как и у лорда Фальконера, домик для гостей на три комнаты. Правда, врач – индус из Раджастана, но мусульманин. И хорошо говорит и на фарси, и по-английски!
Господину Саймону Котович был предложен завтрак. Господин Джон Котович позавтракает на борту «Морского сокола» в компании лорда Фальконера.
Простились.
Кудашев тихо сказал Гагринскому на ухо:
– Держитесь, Владимир Михайлович! Поезжайте потихоньку, обустраивайтесь. Ничего не бойтесь. Здесь народ деликатный, просто так приставать не будут. Вы для них саиб! Без Джамшид-баба на базар не ходите. Не вздумайте в мечеть войти полюбопытствовать. Не рисуйте на людях, особенно портреты. И избави Бог, продемонстрировать фотоаппарат! Эта машинка только для лаборатории… Деньги у вас есть. Ждите меня. Через двадцать дней буду. Если появится связной, это будет человек из нашей группы. Паролей не нужно, но на людях к нему не подходите… Что ещё?..
Гагринский улыбнулся, так же тихо ответил:
– Разволновались, Александр Георгиевич. Все что вы говорите на прощанье, я от вас за дорогу слышал раз сто! Не переживайте. У меня хорошее настроение. Мы с вами первый экзамен выдержали. Не только доехали, но и поддержку получили, документы новые. Это же хорошо. Значит, и домой вернёмся!
Обнялись.
Кудашева ждала машина. Лорд Фальконер был уже на борту своего парохода.
В шесть утра «Морской сокол» вышел из порта Хорремшехр курсом на конечный пункт прибытия порт Калькутта.
Завтракали в кают-компании вдвоем. Традиционно вместе с капитаном и его двумя помощниками будут только обедать.
Кудашев был серьёзен и сосредоточен. Более того – обеспокоен! Его состояние не укрылось от внимательных глаз лорда Фальконера.
– В чём дело, Джон? Растроены прощанием с ассистентом? Не волнуйтесь, ваш кузен будет доставлен в Исфахан в целости и сохранности. Пусть, пока, обустройством занимается. Джамшид-баба с него пылинки сдувать будет. Лично вы, профессор, не должны быть обременены хозяйственными заботами. Я помогу вам организовать научную работу. Мелочиться не будем. Время такого человека, как вы – дорого. Но и вы мне поможете?
– Разумеется. Меня не беспокоят дела собственные. И Саймон не пропадет под добрым присмотром Джамшид-баба. Меня беспокоят дела с танкером «Девоншир». Позволите изложить, сэр?
– Конечно. Для чего мы здесь вместе?
– Полагаю, мы поторопились с решением отправить танкер в обратный рейс, оставив на его борту ненадёжную команду с капитаном, совершившим уголовное преступление. Напрасно Генри Адамс повезет на борту мешок с золотом. Мои опасения основаны на следующих предположениях. Золото и серебро «Банка Германии» в такой сумме вряд ли возможно свободно получить в портовом банке Марселя, Кадиса или Касабланки. Вывод – это деньги из Германии. Наличный платёж золотом используется только в сделках криминального плана, когда стороны не доверяют друг другу. Возможно, это оплата не по факту отгрузки нефти, а оплата авансом сделки следующей! Инициатива у того, кто платит золотом. Следовательно, покупателем – не частным лицом, а Военно-морским флотом Германии принимаются меры безопасности.
– Полно, Джон. Разве мы в состоянии войны с Германией?
– Простите, сэр. Я пять дней в «Фалькон Оук» читал свежие английский газеты. Моё беспокойство разделяют не только журналисты, но и парламентарии, но и члены Кабинета министров! Железная дорога «Берлин – Босфор – Багдад» строилась германским капиталом не для того, чтобы турецкие купцы возили в Европу арабские финики. Им нужна нефть Персидского залива!
– Молодцом, Джон. Я сам планировал вас посвятить в тонкости этой политики. Значит, обсуждать проблему легче. Вы, конечно, знаете, что германскому финансовому капиталу пришлось сделать важную уступку Англии, отказавшись в прошлом девятьсот одиннадцатом от постройки участка «Багдад – Басра – Персидский залив». Подписан Договор, сэр. А участок дороги от Багдада к Басре передан в концессию международной компании с преобладанием английского капитала.
– Англия в лице акционера участка дороги не сможет помешать Германии ввести свои войска для охраны нефтяного поля Басры. А от Басры до Абадана сколько миль, двенадцать? Два часа для конницы!
Лорд Фальконер отставил тарелку с овсянкой в сторону, принялся за чай с молоком. Помолчал.
Кудашев продолжил:
– Дорога – дорогой, но у нас на руках факт: Германия покупает нефть, не брезгая нелегальными сделками. Нелегальный бизнес всегда имеет надёжное силовое прикрытие. Это закон. Понимаете, сэр?!
Лорд встал.
– Да, доктор Котович. Я боевой генерал. Я понимаю. Не понимаю одного: почему меня предупреждает об опасности штатский человек, профессор биологии, но молчат мои военные советники?!
– Не судите их строго, сэр. У меня с ними разный уровень восприятия опасности!
– Ваше предложение, доктор Котович?
– Прикрыть танкер сопровождающим! Хоть какой-нибудь канонерской лодкой.
– На это будет необходим приказ Адмиралтейства. Германия воспримет такой демарш, как подготовку к военным действиям!
– А если отправить «Девоншир» в кильватере танкеров «Англо-Персидской Нефтяной Компании»?
– Тоже невозможно. Почему, разберём позже. Нам до Калькутты плыть не один день. Мы составим хороший план внедрения в Совет директоров Компании своего человека. И поможет нам в этом – Вице король Британской Индии!
– А «Девоншир»?
– «Девоншир» пойдет по графику. Да хранит его Всевышний! Аминь.
*****
При скорости в двадцать два узла «Морской сокол» прошёл пятьсот тридцать пять миль за сутки и вышел Ормузским проливом в Оманский залив Аравийского моря 14 апреля в шесть десять утра. 15 апреля в 16 часов, оставив по левому борту, прошёл порт Карачи.
Провинция Синд, Вице-Королевство Британская Индия, полуостров Индостан! Военно-морская база Объединенного Королевства Великобритании. Бомбейское Президентство.
В Карачи не зашли. Оставили на траверзе левого борта.
В этот же день 15 апреля в 17 часов второй помощник капитана «Морского сокола» принял из порта Хорремшехр радиограмму открытым текстом азбукой Морзе: «Телеграфное Агентство Рейтер со ссылкой на авторитетные источники с прискорбием сообщает: «Во вторник 15 в ночь с 14 на 15 апреля 1912 года южнее острова Ньюфаундленд затонул, столкнувшись с дрейфующим айсбергом, гигантский «Титаник», самое большое и самое роскошное судно начала века».
В течение часа на позывной радиостанции судна «Морской сокол» пришли не менее десятка радиограмм:
– «В ночь с 14 на 15 апреля 1912 года в 800 километрах от острова Ньюфаундленд в Атлантическом океане, столкнувшись с айсбергом, затонуло самое современное, быстроходное, комфортабельное и, как уверяла пароходная компания, абсолютно надёжное судно»…
– «В 1 час 50 минут радиостанция «Титаника» дала последнюю радиограмму. В 2 часа 20 минут тёмная холодная вода сомкнулась над лайнером»...
Лорд читал радиограммы в своем кабинете. За ужином дал прочесть радиограммы Кудашеву. Помолчали.
– Что скажете? – спросил лорд Фальконер.
– Потрясён, – ответил Кудашев. – Помню, газеты называли «Титаник», когда он был еще на стапелях, «непотопляемым»! Технические характеристики: водоизмещение 52 310 тонн, осадка 10,54 метра, длина 269,1, четыре трубы, паровая турбина, две четырёхцилиндровые паровые машины тройного расширения, скорость до 25 узлов, экипаж 908 человек, пассажиры – способен принять более двух с половиной тысяч…
– Спасибо, Джон, – сказал лорд Фальконер. – Кто владелец, не вспомните?
– Компания, специализирующаяся на трансантлантических маршрутах «Уайт Стар Лайн», входящая в «Межинтернациональную Коммерческую Морскую Компанию», в свою очередь, контролируемую Банкирским домом «Джон Пьерпонт Морган энд Компани» - Нью-Йорк.
Лорд Фальконер кивком поблагодарил Кудашева и вызвал звонком стюарда. Снова виски. Два бокала по два глотка. Молча выпили. Кудашев не задавал вопросов, но чувствовал, что эта катастрофа коснулась Фальконера лично.
Лорд пристально с затаённой грустью взглянул на Кудашева и сказал:
– Будем ждать дальнейших сообщений. Жаль. Чувствую себя выброшеным из седла. Хотел с вами, профессор, заняться составлением документа на имя генерал-губернатора Нью-Дели, губернатора Королевства Британская Индия, Вице-короля лорда Чарльза Хардинга. Но, сейчас не в состоянии.
– Можно сделать иначе, – сказал Кудашев. – Я начинаю готовить черновой вариант, исходя из информации, известной мне, и моего понимания сути произошедшего. Через два часа документ будет на вашем столе. Вы его читаете, мы его вместе обсуждаем, правим. Хорошо бы к нему приложить доказательства – документы расследования, которое производит полковник Эмрис.
– Мы не собираемся идти в суд, доктор Котович! Вице-король Британской Индии не будет читать протоколы признания какого-то капитана танкера. Оставим это Премьер-министру. У нас с вами сегодня в руках самые веские доказательства, золото и серебро Банка Германии. Оно будет предъявлено лорду Чарльзу Хардингу!
Лорд Фальконер раскрыл сундучок чёрного дерева, инкрустированный золотой проволокой и перламутром, стоявший на открытой полке своего секретера.
Кудашев увидел знакомую картину из монет и оберток со штемпелями Германского Банка.
– Нет вопросов, – сказал Кудашев. – Я начну?
– Погодите, Джон. Я неважно себя чувствую. Могу я попросить вас как друга, не как своего подчиненного?
– Я слушаю, Джордж…
– Не могли бы вы вспомнить балладу о Короле Лире?
– Без музыки?
Лорд Фальконер вызвал стюарда.
– Гитару!
«Морской сокол» бежал по волнам Индийского океана. Палуба чуть подрагивала от работы машины, чуть покачивалась от бортовой качки. В кают-компанию вентилятор гнал прохладный влажный воздух судовой системы охлаждения кают и трюма. Виски и оранжад были со льдом. Сэндвичи с копчёной лососиной и уэльским беконом.
Старинные английские баллады в исполнении Кудашева сменялись историями из военной жизни отставного генерала Фальконера. Бенгалия, Калькутта… Армейские гарнизоны в городах с историей в несколько тысяч лет, междоусобные туземные войны, охоты на тигров и пантер, взбесившиеся стада слонов, уничтожавших одну за другой целые деревни индусов, интриги раджей и махараджей, алчность, красота, верность, солдатская дружба, садистские преступления…
И снова – переборы гитарных струн и очередная баллада о прекрасной королеве Гиневре и рыцаре Ланцелоте.
– Хватит о грустном, Джон! – лорд Фальконер, вроде, загнал свой сплин в угол. Спойте что-нибудь повеселее. Ту, что пели для нашей маленькой леди Джейн!
«Хампти-Дампти» и «Три мудреца» если и не развеселили лорда Фальконера, то развеяли его плохое настроение.
– Не думал, Джон, что эту чисто Колчерскую песенку знают и в Канаде! Увы, в исторической основе песни-шутки лежат события трагические. Рассказать, Джон?
– Я весь во внимании, сэр.
– Вам, должно быть, известна история гражданской войны семнадцатого века в Англии. Армия узурпатора Кромвеля осадила наш Колчестер, который защищала последняя горстка роялистов, верных королевской власти. За два месяца осады армия парламентариев не смогла взять город. А роялисты были обязаны неприступности Колчестера тяжелому орудию под именем «Хампти-Дампти» и его канониру Джеку Томпсону по прозвищу «Одноглазый». Джек был настоящим героем. Его единственный зоркий глаз стоил сотен других иных! «Хампти» был водружен на крышу церкви Святой Марии и с высоты осыпал «круглоголовых» картечью и ядрами. Каждый новый штурм города заканчивался для парламентариев поражением. Горожане носили Одноглазого Джека Томпсона на руках! Тогда «круглоголовые» заслали в город лазутчика, которому удалось поджечь церковь. «Хампти-Дампти» рухнул вниз. Бронзовая пушка дала трещину. Армия Кромвеля взяла город. Одноглазый канонир Джек Томпсон не только был замучен победителями, но и оклеветан, как предатель своего города. «Прикрытие» для безопасности агента. Вот так! В моей библиотеке есть частное письмо тысяча шестьсот сорок восьмого года. Эта история подробно описана…
Кудашев был потрясён. Так и есть. Кто-то в Главном Штабе хорошо знал историю Англии, присваивая операции название «Колчестер». Конечно, новый вариант изложения событий, связанных с именем Джека Томпсона, не даст определённого ответа на мучившие Кудашева вопросы. Но нет сомнений в том, что роль, отведённая Кудашеву поставленными задачами, далеко не однозначна. И его действия будут жёстко координироваться в зависимости от политического климата. Будет ветер перемен благоприятным – вернётся героем. Нет – на Кудашева спишут провал операции, объявят предателем! Для чего еще он был «условно» лишён воинского чина?!
Вслух сказал:
– Страшная история. Благодарю, Джордж! Я слышал в детстве о пушке «Хампти-Дампти», но не в таком трагическом варианте.
– Трагические варианты… Вся история Человечества – космос «трагических вариантов». Одно сегодняшнее сообщение – трагедия трагедий. Она и нас не обошла стороной. Помните нашего мажордома? Дворецкого Франка? Он отправился на «Титанике» в Америку навестить свою дочь. Я сделал ему подарок – за четыре тысячи семьсот долларов билет в каюте первого класса! Господи, прости меня. Какой страшный подарок. Однажды, в Пенджабе рядовой Франк вынес меня, тяжело раненого, из боя без сознания… Господи, прости нас, грешных!
Лорд Фальконер прилег отдохнуть.
Кудашев вышел на палубу. Кормил хлебом чаек. С удовольствием вспоминал рождественский холодный пронизывающий ветер в Красноводском порту и Леночку. Леночку!!!
*****
16 апреля в пять утра с борта танкера «Девоншир» от корреспондента с позывным GRHS19 поступила радиограмма открытым текстом азбукой Морзе: «Иду курсом без отклонения по графику. Прошёл Ормузский пролив. Проблем нет».
Лорд Фальконер дал ответную радиограмму: «Так держать!».
*****
На рассвете утром 18 апреля Начальник военно-морской базы Тамриды капитан первого ранга Томас Причард был разбужен адъютантом. Вместо утренней чашки кофе в постель была подана радиограмма. Через семь минут – вторая. Томас Причард начал одеваться.
– Куда так рано, Томми? – спросонок задала вопрос супруга.
– Пираты! – коротко ответил супруг.
Через двадцать минут дежурный скаут «Лайтинг» – лёгкий крейсер-разведчик третьего ранга – был приведен в полную боевую готовность, отошел от мола и взял курс на север, на координаты, указанные в радиограмме: 13 градусов 20 минут северной широты, 53 градуса 25 минут восточной долготы. Предстояло пройти пятьдесят четыре мили. Через два часа двадцать минут командир скаута капитан-лейтенант Абботсон дал команду в машинное отделение «самый малый».
Скаут «Лайтинг» прибыл на место катастрофы. В том не было сомнения. Поверхность воды в несколько десятков метров залита маслом. Взяли пробу водно-нефтяной эмульсии. Выловили три спасательных круга с надписью «Девоншир», Саутгемптон». Скаут «Лайтинг» спиралью от места происшествия начал обходить место происшествия, увеличивая окружность – ничего, ни шлюпок, ни спасательных кругов. Час поисков результата не дали. О результатах поисков доложили на базу. Получили задание: до захода солнца нести патрульную службу вокруг острова на предмет обнаружения субмарины. В случае обнаружения активных действий не предпринимать. Доложить. Испросить разрешение на атаку и уничтожение.
Патрулировали до вечера. Без результата. С тем и вернулись на базу.
Судовая радиостанция «Морского сокола» радиограммы с борта танкера «Девоншир» принять не смогла.
К этому времени «Морской сокол» уже прошел от Карачи на юг 756 миль. Имел на траверзе по левому борту город Кундапур. Суда «Девоншир» и «Морской сокол» разошлись более, чем на 1242 мили или на 2300 километров. При дальности работы радиостанций в 1200 километров оперативная связь оказалась невозможной!
С текстами радиограмм, посланных Генри Адамсом с борта танкера «Девоншир», лорд Фальконер смог ознакомиться только по телеграммам обычной телеграфной связи, пересланным уже в Калькутту.
*****
19 апреля 1912 года. Британская Индия. Калькутта.
Преодолев три тысячи пятьсот пятьдесят восемь миль, «Морской сокол» пришвартовался к молу порта Калькутта, затратив на путешествие шесть суток или сто пятьдесят два часа. Лорда Фальконера на площади морского вокзала ждал «Роллс-Ройс», которым они и были доставлены на железнодорожный вокзал.
Лорда Фальконера ждали три пульмановских вагона для «очень важных персон», заказанных Управлению железной дороги «Калькутта – Дели» ещё из Хорремшехра. Первый спальный для самого лорда и его доверенного лица профессора Котович, второй спальный для прислуги и охраны, третий штабной, оборудованный средствами связи от обыкновенного телеграфного аппарата до судовой радиотелеграфной станции.
В полдень пульмановские вагоны были состыкованы с курьерским поездом на Нью-Дели. Предстоял путь в тысячу пятьсот километров.
– Мне жаль, вас, Джон, – извинился лорд Фальконер, – у нас нет времени, ни часа, для прогулки по городу. Будем надеяться, на обратном пути сможем. Город красив, интересен, он строился и хорошел на моих глазах. По сравнению с иными древними городами Индии, почти дитя. Город основан в 1690 году Джоном Чарноб. Его прах сохранен в гробнице старой англиканской церкви Святого Джона. Я никогда не любил Калькутты. Здесь пришлось пережить немало личных трагедий. Погоны генерала – небольшая плата за многие и многие жизни моих друзей и подчинённых. Только под старость я почувствовал это. А чему удивляться: город посвящён и носит имя самой страшной богине Индии – Кали! Её черные или синие статуи с кровавым высунутым языком и налитыми кровью тремя глазами повсюду. Аппетитнейшее зрелище. Еще успеете налюбоваться, Джон!
Поезд тронулся. За окном замелькали пальмы, зеленые ухоженные поля, бесчисленные ручьи и реки, белые домики и соломенные хижины…
Боже мой! Слоны. Слоны! Много слонов! Слоны на дорогах, нагруженные мешками или корзинами. Слоны в поле, тянущие примитивный доисторический тяжёлый деревянный плуг, слоны в реке, принимающие водные процедуры, омываемые полуголыми черноголовыми подростками.
Индия. Взаправду, Индия!
Постучался, вошёл секретарь. Принес несколько телеграмм. Вышел.
Лорд Фальконер просматривал телеграммы одну за другой, складывал в кожаную парку с тиснёным гербом «сокол, крест, арбалет». Читая две последние, не удержал стона сквозь зубы. Протянул телеграммы Кудашеву.
Телеграмма: «До востребования лорду Фальконеру, Калькутта. Отправитель: Порт Тамрида.
Радиограммы, приняты радиостанцией порта Тамрида:
Первая: «04.30. – 1912.04.18. GRHS19. ПРИНУДИТЕЛЬНО ОСТАНОВЛЕН 54 МИЛИ ОСТРОВА СОКОТРА СИГНАЛОМ СУХОГРУЗА БЕЗ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ЗНАКОВ УГРОЗОЙ ПРИМЕНЕНИЯ ОРУЖИЯ НАША ОХРАНА ОДИН УБИТ ТРОЕ ОБЕЗОРУЖЕНЫ ПИРАТЫ ПОД ПРИНУЖДЕНИЕМ НА ПЛАВУ СКАЧИВАЮТ НЕФТЬ СВОЙ ТРЮМ ГЕНРИ АДАМС».
Вторая: «04.37. – 1912.04.18. GRHS19. КООРДИНАТЫ ДЕВОНШИР 13.20 СШ – 53.25 ВД СТО ЯРДОВ МОРЯ ПОДХОДИТ БОРТУ СУБМАРИНА НА РУБКЕ ЗНАК U-20 ДЕСАНТ ДАРК ЗАСТРЕЛЕН».
Это был шок! Кудашеву стало невыносимо душно. Усилием воли он старался не допустить навязчивого видения раскалённой каменной осыпи, а за ним уже не раз испытанного обморока. Спасла от него необходимость оказания первой помощи самому лорду Фальконеру. Вызвал охрану. Нашлись сердечные средства. Вот только холодной водички и за золото не достать!
Через час снова пришёл секретарь, принёс третью телеграмму. Растерянно посмотрел на лорда Фальконера, лежавшего на диване с закрытыми глазами в одних шортах с мокрыми компрессами на груди и на голове. Кудашев проявил инициативу. Волевым движением протянул за телеграммой руку. Секретарь отдал телеграмму. Ушёл.
Прочитал:
«ТЕЛЕГРАММА. ХОРРЕМШЕХР. УСАДЬБА ФАЛЬКОН-ШЕХР. WER11. 1912.04.16. РАБОТАЛ ПО ПЛАНУ ПОЛУЧИЛ УГРОЗЫ УСТНОЙ ФОРМЕ 04.17 БОЦМАН О РЕЙЛИ УМЕР ГОСПИТАЛЕ УТРОМ 04.17 НОЧЬЮ КОННЫМ ОТРЯДОМ БАХТИАР ОБСТРЕЛЯНА УСАДЬБА ФАЛЬКОН-ШЕХР ПРЕСЕЧЕНА ПОПЫТКА ПОДЖОГА ПОЛУЧИЛ ПУЛЮ НОГУ ГРОЗИТ АМПУТАЦИЯ ПОЛКОВНИК ЭМРИС».
С этой телеграммой Кудашев решил повременить до момента, пока лорд Фальконер не придёт в себя сам. Не стал его будить.
А за окном мелькали станции с названиями на инглиш и на санскрите: Шрирампур, Хугли, Дханбад…
Ладно. Что произошло, то произошло. Война уже идет. Война капиталов, война промышленников, война политиков, война разведок. Только пушки еще молчат. Молчат. Надолго ли?
Кудашев достал свою папку чернового доклада лорда Фальконера на имя Вице-Короля Британской Индии.
*****
Документ № 52.
Доклад. Извлечение.
– «…Существующая по сегодняшний день добрая английская традиция свободы частных акционерных обществ от государственного контроля должна быть пересмотрена. В первую очередь это должно быть отнесено на предприятия, чья деятельность и конечный продукт производства имеют военно-стратегическое значение. Именно такие, как «Англо-Персидская Нефтяная Компания», преследующая исключительно частный экономический интерес в ущерб обороноспособности Великобритании.
В целях необходимости оградить английское Адмиралтейство Великобритании, как крупного покупателя нефти, от конкуренции с Военно-морским флотом Германии – предлагаю: Английское правительство должно приобрести на средства своего казначейства часть акций этого акционерного общества, ввести своих представителей в Совет директоров. Внести в Устав Общества для своих представителей право «вето» на любое решение Совета директоров, противоречащее интересам Британии.
В целях создания необходимого прецедента предлагаю сначала приобрести по цене, которую назначит само правительство, нефтепромысел «Фалькон-Айсленд», уже два года как поставляющий нефть исключительно на терминалы Адмиралтейства в Портсмуте, оставив управляющим этого нефтепромысла лорда Георга Фальконера. Ввести лорда Георга Фальконера представителем Правительства в состав Совета Директоров «Англо-Персидской Нефтяной Компании».
Лорд Фальконер, рыцарь,
кавалер Ордена «Звезда Индии».
ГЛАВА 13.
Подпоручик Васильев и «Красный Крест». Карасакал и Войтинский. Дзебоев и Джунковский.
Закаспийская область. Асхабад. 13 апреля 1912 г.
Татьяну Андреевну Баранову, фельдшера Областной больницы «Красного Креста и Красного Полумесяца», сдавшую от полуночи в течение часа десять двадцатиграммовых шприцов крови, Борис Николаевич Агапьев смог поддержать только инъекцией глюкозы. Естественно, в эту ночь она спала в ординаторской. Проснулась только к обеду. У её постели Елена Сергеевна. Первым делом Татьяна Андреевна спросила:
– Как Васильев, Леночка?
– Танечка! Проснулась… Я за тебя больше, чем за него волновалась! Хорош Васильев, успокойся. Молодой, выдержал. Температура резко спала. Тридцать семь и семь ещё держится, но не сорок один! Дыхание ровное, руки тёплые. Спит спокойно. Будет жить.
Татьяна Андреевна резко встала, пошатнулась.
– Ой, голова закружилась…
– Ты лежи, отдыхай. Вот, выпей компот из сухих груш с малиной. Сладкий. Агапьев рекомендовал. Он и сам ещё спит. Вся больница на цыпочках ходит!
В ординаторскую вошел сам главврач и хирург.
– Это кто спит?! Я за вами. Идемте, Васильева проведаем. Он у нас теперь знаменитость!
Вышел, дал возможность Татьяне Андреевне подняться, привести себя в порядок.
Васильев не проснулся, но его внешний вид беспокойства уже не вызывал.
– Будите пациента! – приказал Агапьев. – Пока он от голода не умер.
Татьяна Андреевна легко провела ладонью по лицу Васильева. Он открыл глаза.
– Ну, здравствуй, Никита! Как дела у моего братика?
Васильев попытался приподняться, его удержали. Агапьев ладонью потрогал лоб больного, по сонной артерии просчитал пульс.
– Поздравляю, господин подпоручик. Вырвали вас у смерти. В следующий раз берегитесь афганских стрелков!
Васильев с живым любопытством оглядывал палату, смотрел на окруживших его врачей и сестёр милосердия. Он не помнил, как попал в больницу.
– Ладно, – сказал Агапьев. – Ему сейчас повар нужен, а не врач. Кормите, вставать не давайте три дня минимум. Все хорошо. Слава Богу!
*****
23 апреля 1912 года.
Через десять дней подпоручик Васильев из больницы был выписан.
С истинно нерастраченной материнской заботой его обмундированием занималась сама Татьяна Андреевна. Толковых портных и каптенармусов в Первом Таманском казачьем полку, что дислоцировался в ауле Кеши на северо-западной окраине Асхабада, не осталось. Одни седые деды. Практически весь полк ушёл в Персидскую экспедицию.
Татьяна Андреевна набралась смелости и связалась по телефону с самим начальником пограничной бригады генералом Ковалёвым. Тот её выслушал, передал привет полковнику Баранову. Прислал в больницу вольнонаёмного портного из пограничной сапожно-пошивочной и шорной мастерской. Той, что на улице Вокзальной, у самой железной дороги. Так что, Васильеву не только поставили заплату на пробитые пулей шаровары, но и справили новые. Заодно и сапоги, уже изрядно истерзанные песчаными барханами и каменистыми тропами Куги-Танга, починили и отполировали.
Так что подпоручик пограничной стражи Никита Александрович Васильев на скромных проводах сиял не только своей счастливой улыбкой. Заказал в кофейной «Гранд-отеля» сливочный торт с розами и вишенками, купил большую коробку французского шоколада «Бон-бон» с «ангелочками» из Центральной Африки на лакированной картонной коробке. Поблагодарил и Бориса Николаевича, и Татьяну Андреевну, и всех сестер милосердия. Но смотрел только на Елену Сергеевну. Были в числе присутствующих на чаепитии и иные сёстры милосердия – и юные, и миловидные, и ухаживавшие за Васильевым не за страх, а на совесть. Все знали, молодой офицер холост. Не из князей, не из богатеев, но из приличной интеллигентной семьи. Хорошая партия! Увы. Васильев смотрел только на Елену Сергеевну. Подарил букет Копет-Дагских горных тюльпанов Татьяне Андреевне, но вложил в него письмо для них обоих.
Подъехал вызванный Васильевым фотограф Минкин. Сделал общее фото. В центре Агапьев и Васильев рядом со своей «сестричкой» по крови Татьяной Андреевной. Вокруг – врачи, сёстры милосердия и даже больные.
Минкин просчитал фотографируемых, объявил – сорок копеек большое общее фото. Через день будет готово каждому. Никто не сказал – дорого.
Татьяна Андреевна попросила фотографа сфотографировать её вместе с Леночкой. Заказала шесть штук.
Прошли в ординаторскую к столу. Пили чай с тортом, с шоколадными «бон-бонами». Всем понравилось. Желали Васильеву здоровья. Поздравляли Агапьева с удачей в освоении нового метода лечения!
Уехал подпоручик Васильев к своему месту службы. Назад в Керки.
Агапьев покинул чайный стол и женское общество. Вернулся в свой кабинет. Женщины убирали со стола. Леночка украдкой посмотрела в зеркало. Было стыдно. Щёки пылали алым цветом, как тюльпаны, подаренные госпоже фельдшеру Барановой!
– Не расстраивайся, Леночка! – сказала Татьяна Андреевна. – Васильев привет Александру Георгиевичу передаёт. Они, оказывается, знакомы. Да вот письмо, оно нам обоим адресовано, читай!
– Нет, нет, Танечка, не нужно. Не нужно Васильева. Это искушение. Мне о маленьком нужно думать и мужа ждать. Вытянули Васильева из могилы, слава Богу! Так предопределено было. Пусть ему легко дальше живётся, без соблазнов. Я помолюсь за него сегодня. Но только один раз!
Татьяна Андреевна обняла и поцеловала племянницу. Потрогала её животик.
– Растёт! Чувствуешь?
– Конечно! Для меня сегодня – он – самый главный и самый любимый! Всё остальное – глупости. Собирайся, Таня, пойдём домой. Из Персии вахмистр Брянцев приехал. К нам зайти должен. Может, знает что…
*****
Поручик конвойной стражи Збигнев Мечислав Мария Войтинский, давший подписку на перевод в Особый отдел Закаспийской области, давший согласие на участие в секретной заграничной операции политического сыска «Бирюза», не был поставлен в известность об отмене названной операции.
Войтинский не знал, что все договорённости, джентльменским способом заключённые в Фирюзе на даче Начальника Закаспийской области с заведующим Особым отделом области полковником Отдельного корпуса жандармов князем Дзебоевым, более ничего не значат, силы не имеют. Эти договорённости могли бы быть исполнены, если бы не была отменена сама операция, курируемая Особым отделом Департамента Полиции Министерства Внутренних Дел.
Откуда было поручику Войтинскому знать, что его имя более не числится ни в каких списках военных чинов. «Убыл» из седьмой конвойной команды есть. А «прибыл» – отсутствует. А куда прибыл то? Куда положено. Кому нужно – знает.
Сверхсекретная заграничная разведывательная операция «Колчестер» ещё содержала в своих документах имя Александра Кудашева. Все иные именовались просто как «вспомогательные лица».
Збигнев Войтинский не знал, что едет по горным дорогам Персии по имени, внесённому в персидский паспорт, как «руми-аид Воид-Истанбули, подданный Его Величества Шах-ин-шаха, кул Караджа-батыра Ширази».
………………………………………….
* европейский иудей Войт (сокр.) из Стамбула, раб Караджа-батыра из Шираза.
………………………………………….
Сам Войтинский еще месяц назад не поверил бы такому, расскажи ему кто-нибудь другой, но уже реально случившемуся с ним. Скоро придется поверить. И задать себе вопрос: что за бардак? И дать самому себе ответ – «организованный бардак, сиречь «хаос», это не бардак, а система!». Значит, это кому то нужно.
Войтинский не знал, что его законная супруга не получила за него положенного жалования. Ёланта Войтинская была выселена из предоставленной квартиры в двухэтажном доме на улице Куропаткина напротив второго городского сада и выслана из Закаспийской области с билетом на поезд до Вильно и сторублёвкой на дорогу.
Однако, польская шляхтянка – не русская сестра милосердия. Это Леночка, не получившая в финансовой части жалованья за своего мужа, молча унесла с собой свою обиду. Ёланта Войтинская пробилась в кабинет адъютанта Начальника области и высказала на плохом русском и хорошем польском в лицо полковнику Дзебоеву всё, что она о нём думает. И только после этой аудиенции села в поезд.
*****
Владимир Георгиевич выбрал время, навестил Елену Сергеевну и Татьяну Андреевну, поговорил с ними. Сделал официальный запрос на имя полковника Джунковского. Ответа не получил. Подполковник Калинин от встречи умело уклонялся. Пришлось, как адъютанту, посвятить в дела Особого отдела своего прямого начальника по военной линии – Командующего войсками Закаспийской области генерал-майора Шостака. Ответ получил, мягко говоря, не совсем такой, какой ожидал.
– Дорогой Владимир Георгиевич, – начал Шостак, – с жалобой-то – не по адресу! Не официально, а по-дружески могу попенять: сами не уберегли Кудашева! Какого рожна проводили его в военную разведку? Что, в Особом отделе мало работы было? Завтра с вами, не дай Бог, сердечный приступ, так кто работать будет? Ваш прапорщик Илларион Ованесян? Эта кадровая проблема – только ваша собственная. А в разведывательном отделе свои методы, свои приёмы, свои законы, свои беззакония… И полная секретность. Я к ним не вхож.
Полковник Дзебоев стоял, как под холодным душем. Всё правильно. Сам виноват.
А генерал-майор Шостак продолжал:
– Из Ташкента уведомление о смене заведующего Особым отделом получили?
У Дзебоева защемило сердце. Предчувствие было не добрым.
– Полковник Джунковский освобожден от должности адъютанта Начальника Войск ТуркВО и от должности заведующего Особым отделом Управления Полиции. Переведён в Военно-санитарную службу ТуркВО. Начальником.
– Ничего не понял, Фёдор Александрович! – сказал Дзебоев. – Голова разболелась. Разрешите выйти?
– Подождите, Владимир Георгиевич. Что-то вы в последнее время сдавать стали. Избави Боже, я не в упрёк. Все нормально, к вашим делам претензий нет. И адъютантская служба на высоте, и в Особом отделе одни победы. Только сам всё без отпуска. Может, возьмёте пару месяцев, да в Швейцарии отдохнёте или у себя на Кавказе? Канцелярия расходы оплатит. Заслужили.
– Благодарю, Фёдор Александрович! Я подумаю.
Попрощались. Дзебоев гулял по скверу, курил. Сорвал цветок. Бросал в арык лепестки, смотрел, как вода уносит их. Думал.
Было о чём подумать. В первую очередь о Джунковском. Не такой это был человек, чтобы просто так сдать завоёванные позиции, позволяющие держать руку на пульсе практически всех дел, всех направлений деятельности в ТуркВО. Что такое «санитарная служба»? Борьба с эпидемиями, эпизоотиями, противочумные станции, проблемы мусора, свалок, захоронений… Такие службы везде есть. Служба статская. А военная?.. Для Джунковского? Полковника отдельного корпуса жандармов, кавалера орденов Святого Георгия четвертой и третьей степеней, столбового дворянина, с роднёй, вхожей в Зимний Дворец? С родственником – градоначальником Москвы Джунковским Владимиром Фёдоровичем? Не может быть. Что-то здесь не так. Сколько ни гулял, сколько ни думал, ответа не нашел.
Ответ пришел в голову на следующее утро. Без ньютоновского яблока. Сам. Не случайно Джунковский пропал. Оборвал все связи. Уж своего прямого подчинённого по Особому отделу мог бы предупредить? Вывод прост. Война не за горами. Джунковский не снят со всех постов, а пошёл в гору. Новая служба – прикрытие. Лучше прикрытия не придумать. Замечательно. Пока беспокоить не нужно. Джунковский поднимает большое сложное дело. Без Дзебоева и Кудашева не обойдётся. Он знает – они – карты его колоды. Вот и хорошо. Не будем паниковать, подождем. Вызовет!
Вышел из машины у «Гранд-отеля», пошёл в канцелярию пешком. Неожиданно для себя сказал вслух:
– Надо самому в Ташкент съездить! Надо к Саше собственного гонца послать. Угробит его «Кукловод»!
Хорошо, прохожих рядом не было.
*****
Спуск с Гауданского перевала по дороге к Кучану по сравнению с подъемом по северному серпантину более пологий, как и весь рельеф южного персидского склона Копет-Дага. Его нельзя было назвать трудным.
Снег уже стаял. Отдельно стоящие деревца дикого урюка в цвету. Алое море тюльпанов. Каждая травинка, каждая божья коровка, птица, газель, человек – вся природа в едином весеннем упоении красотой и счастьем славит Создателя! Ночь напролёт не смолкает соловей – бил-бил. Призывно ревет, как обыкновенная городская кошка, самка снежного барса. Звенят цикады. Тюрррр! – поют сверчки. Не слышно голодного воя волков, но лай пастушеских собак, охраняющих стадо, разносится далеко вокруг. И тишину, наступившую на какое-то мгновение, может нарушить нежное «беее!» маленького ягнёнка, потерявшего тёплое, пахнущее молоком, вымя своей мамы… А из горного аула ветерок доносит еле слышный аромат тёплого хлеба!
Группа Караджа-батыра ужинает, пьет чай. Вопреки европейским обычаям дастархан накрыт в стороне от огня. Ничего, что в темноте. Мимо рта еще никто не пронес ни кусок лепёшки, ни пиалу с чаем. В горах, как и в степи, ночью на огонь летят бызыл-баши – медведки. Они не опасны, но удар тяжелого, закованного в панцырь, насекомого, мало кого обрадует. Бегут к огню и фаланги, и скорпионы. Хуже них лихие люди. Могут пальнуть из темноты по огню из винтовки.