– Значит, нападение – это не политическая акция, а простая случайность на большой дороге? Так, Джон?
– Нет, Джордж. Я так не думаю. Лорд Чарльз Хардинг проявил озабоченность, побеспокоившись о нашей безопасности, ещё в Симле. Мы отказались от сикхов. И, всё-таки, отделение охраны было выслано нам вдогонку!
– Операция прикрытия?
– Нет, обеспечение безопасности собственных фигур в Большой Игре, сэр! У Вице-короля свои заботы, свои аргументы и свои противники. Мы играем, вернее, играют нами, на стороне лорда Чарльза Хардинга. Его забота не случайна. Он знает, что в его ближайшем окружении могущественный враг. Враг, играющий Германскую партию. Чарльз Хардинг не мог предупредить нас в открытую, не мог навязать нам охрану. Но он предупредил нас косвенным образом, а мы не вняли предупреждению.
– Я понял, Джон. К сожалению, я думаю так же. Хотите услышать мой вывод?
– Слушаю, сэр.
– Великая война неизбежна. Она уже идёт на перифериях империй. Мы её первые жертвы. Пора определяться, на чьей мы стороне. Полагаю, нам пора начинать дружить с Россией. Если русофобам Англии удастся стравить Германию с Россией и остаться в стороне от конфликта, победивший в войне станет таким монстром, что будет представлять величайшую опасность для Англии. Мне известен военный потенциал Германии. Российскому – с ним не сравняться. Германия, проглотившая плодородные земли Украины и России, её Балтийские и Черноморские порты, Апшеронский полуостров – будет непобедима. Её следующим ударом будет Персия, а за ней Индия. Англия будет повержена… Увы, и в самой Англии, в её парламенте, в её кабинете министров существуют самые влиятельные силы прогерманской ориентации. У нас очень мало времени, а работы много. Пока плывём – отдыхаем, Джон!
– Я солидарен с вами, сэр, в ваших выводах. Ближайшие ваши планы, сэр?
– По прибытию в Хорремшехр отправляю вас в Исфахан. Займётесь, наконец, своими клещами. Забираю полковника Эмриса, едем с ним в Англию. Нанимаю барристера, отправляю его в Порт-Саид, пусть отсудит в счет компенсации задержанное пиратское судно. Эксперты дадут заключение, годится ли оно ещё для мореплавания или продать его на лом. Груз нефти уже слили в портовые резервуары, Адмиралтейство оплатит его. Да, в Порт-Саиде заберу юнгу. Поживет пока в «Фалькон Оук», потом пристрою на новый танкер. Скоро сойдёт со стапелей в Глазго. Отпразднуем!
– Хорошо!
– Хорошо, да не очень. Жаль, наши пути расходятся. Неблагодарным я не останусь. Но, скажите, Джон, могу ли я и в дальнейшем рассчитывать на вашу помощь?
– Несомненно, сэр. Мне было интересно. Узнал много нового. В Индии побывал!
Лорд Фальконер вдруг хитро взглянул на Кудашева и улыбнулся:
– Как это у вас все само собой получается? И висок врагу проломили одним ударом ладони, и мозоль на пальце от гитары, а из «Веблея», который держали в руках первый раз в жизни, спросонок на «запах» в полной темноте двоих уложили? А? Фантастика!
– Фантастика, Ваша светлость. Сам себе удивляюсь!
«Морской сокол» птицей летел по волнам. Генерал Фальконер лечился от перенесённого стресса виски. Кудашев играл на гитаре. Читал вслух «Англо-Хинди энд Хинди-Англо Дикшенри». Море было спокойным. Радиостанция молчала. Телеграмм никаких не было.
Вечером двенадцатого мая «Морской сокол» пришвартовался к причалу порта Хорремшехр. Лорда Фальконера и его свиту на пирсе у самого трапа встречал полковник Гарольд Эмрис. Он сидел в коляске для инвалидов, поддерживаемой слугой-персиянином из «Фалькон-Хорремшехр». Одет по форме, но без палаша. Его ноги, обтянутые красными кавалерийскими рейтузами, были в сверкающих черным зеркалом сапогах.
Генерал Фальконер наклонился, обнял старого товарища. Посмотрел на ноги. Видно ожидал увидеть нечто в бинтах и в гипсе. Спросил:
– А где пуля, Гарольд?
Полковник достал свинцовый шарик из нагрудного кармана:
– Здесь она. Из персидского мультука. А была в коленной чашечке. Отбегался я, Джордж!
Обнял полковника и Кудашев. Молча протянул ему короткий ритуальный кинжал сикхов, который эти воины носят в чалме над левым ухом. Подарок и привет из Индии!
ГЛАВА 18.
Персия. Хорремшехр. Исфахан. Снова с Гагринским. Полковник Баррат и Мать-Нагайна. Дневник военного агента. Снова Калинин.
15 мая 1912 года. Персия. Исфаган.
К заходу солнца профессор Университета Торонто, что в провинции Онтарио Канады, доктор Джон Котович вышел из запылённой открытой видавшей виды коляски, остановившейся у высоких деревянных ворот, украшенных резьбой, давно потерявших свою голубую окраску, потрескавшихся от времени, со ржавыми потёками от гвоздей с огромными гранёными шляпками размером в шиллинг. От роскошных когда-то ворот было мало толку. Рядом зиял провал в глинобитной стене, поросшей жесткой травой и верблюжьей колючкой. Тем не менее, возница стучал в ворота. Кудашев снял английский пробковый шлем «тропикал» с широким полотняным назатыльником, прикрывавшим от тропического солнца шею и плечи, а при необходимости и лицо. Короткими ударами сбил с одежды пыль. Заглянул в пролом.
От белого одноэтажного дома, окружённого открытой верандой, к воротам бежал сипай индо-британской армии. Щёлкал деревянными подошвами ботинок по каменным плиткам дорожки. Без оружия. В красной чалме, в форме цвета вирджинского табака с большими накладными карманами и медными пуговицами.
На самой веранде стоял в такой же форме унтер-офицер, из тех, что в Индии называют «сахиб субедар». Унтер-офицер в синей чалме, в добротных сверкающих сапогах с фигурными наколенниками и шпорами. На его груди ряд военных эмблем и медалей. Рядом с ним – Джамшид-баба из «Фалькон-Хорремшехр», приставленный лордом Фальконером опекать Саймона Котович до возвращения его профессора из Индии. И сам Гагринский Владимир Михайлович, то бишь, Саймон Котович, тут же.
Ворота открыты. Сипай приветствовал профессора стойкой смирно и раскрытой ладонью правой руки, прижатой к чалме – воинская честь начальнику.
Кудашев вошел в ворота, проследовал к дому. К нему навстречу двинулись встречающие.
Кудашев произнес приветствие первым, поздоровавшись с хозяином дома на хинди-раджастхани, с Джамшид-баба – на фарси и с Гагринским на английском.
– Намастэ! Хуб шам!
– Салам алейкум, Джамшид-баба! Хуб арам!
– Гуд ивнинг, май дарлинг бразе!
Это произвело благоприятное впечатление.
Сахиб субедар сверкнул безупречными зубами в широкой улыбке. Приветствовал Кудашева на хорошем английском:
– Добрый вечер, сэр. Добро пожаловать в Исфахан! Мы ждали вас со вчерашнего дня. Ваш возница мог бы быть и порасторопнее. Я уже получил две телеграммы от Его Превосходительства генерала Фальконера и одну от английского вице-консула в Исфахане. О вашем благополучии беспокоятся!
Джамшид-баба торопливо пожал двумя руками протянутую Кудашевым руку, скороговоркой пробормотал благодарственную молитву на арабском.
С Гагринским здоровались крепким объятием.
– Как здесь? – спросил Кудашев товарища на ухо.
– Жарко, – ответил Гагринский, – пока тихо, никто не показывался.
– «Ничего, в график укладываемся», – подумал Кудашев.
Через полчаса, освежившись в теплой воде усадебного пруда, выложенного каменной плиткой, Кудашев возлежал вместе со своими сотрапезниками на топчане, укрытом десятком персидских ковров. Ел плов по-персидски, курицу по-раджастански, пил зелёный чай без молока и чёрный с молоком. Лёгкий дымок от жаровни отгонял комаров.
Хозяин дома рассказал о себе.
Его зовут Бабар Чанда-Сингх. Он сикх, носит синюю чалму, знак принадлежности к командному составу воинов. Приставку "Сингх" к имени собственному, что означает "лев", по обычаю сикхов. Из Раджастана. Его отец тоже был унтер-офицером. Служил в туземном девятом эскадроне Кавалерийской Бенгальской бригады. Сумел пристроить сына в Индо-Британский кадетский корпус, а после его окончания и пяти лет службы в гарнизонном лазарете санитаром – в Калькуттский университет, в колледж фармакологии и санитарии. В Исфахане уже три года. Исфахан, как город, не располагает собственной санитарной службой. Потому проблемные вопросы борьбы с эпидемиями и эпизоотиями лежат на военной экспедиции. По штату начальником службы британской военной экспедиции в Персии должен быть англичанин. Увы, за три года их сменилось трое. Первые два продержались по году, третий – двенадцать дней. Пока смены ему не предвидится. А проблем много – от перманентной малярии до биологических «взрывов» – нашествий крыс или саранчи. Бабар Чанда-Сингх возглавляет санитарную службу экспедиционного отдельного второго батальона 21-го туземного Пенджабского пехотного полка. В Исфахане напрямую подчиняется второму Вице-консулу английского генерального консульства полковнику Гай Генри Баррату.
Кудашев изобразил удивление в форме одобрения. Да, он много слышал: Индия страна с огромным народонаселением, вот в одном только Пенджабе сколько пехотных полков!
Бабар Чанда-Сингх улыбнулся наивности профессора. Пояснил: в британских вооруженных силах номера полков присваиваются по факту их образования. Если полк прекращает свое существование расформированием или по другой причине, его номер другому полку не присваивается. А истинное число полков – большой секрет!
Кудашев сменил тему разговора, перевел диалог в деловую сферу. Усадьба, как объект собственности была приобретена Бабар Чанда-Сингхом на свое имя два года назад с городских торгов как выморочное имущество. Так называемые «революционные» события способствовали перераспределению собственности на недвижимое имущество.
– Купил недорого, – рассказывал Бабар Чанда-Сингх, – но был риск потерять приобретение. Слишком много вооруженных людей, очень мало порядка и безопасности. Усадьбу перекупило консульство. Взяло под свою охрану. Теперь нет проблем. Здесь жилой дом, пристройки для слуг, флигель для лаборатории, конюшня, птичник. Колодец с хорошей водой, хауз, выложеный камнем. Много цветов, сад. Можно жить. Вам понравится, доктор Джон!
– Как дорого будет стоить мне аренда половины этой усадьбы? – спросил Кудашев.
– Этот вопрос не ко мне. Вы арендуете половину, принадлежащую полковнику Гай Генри Баррату. Будете иметь дело с ним.
В разговор вступил Джамшид-баба:
– Да, доктор Джон. За первые три месяца уже заплачено генералом Фальконером. Далее видно будет!
После ужина обошли усадьбу, осмотрели дом, сад, хозяйственные пристройки.
Гагринский похвалился плодами собственных трудов. Две спальни в большом доме, флигель для прислуги, собственная кухня, конюшня на два стойла и помещение для коляски. Особый предмет гордости – отдельный дом – лаборатория. Кабинет для профессора, кабинет для ассистента, фотолаборатория, виварий – помещение для разведения подопытных белых мышей, операционная, кладовая.
Джамшид-баба представил прислугу – повар-персиянин, пожилой конюх-грум из сипаев-сикхов, в котором, несмотря на седые усы и бороду, чувствовалась большая физическая сила, и хромой садовник из сипаев-резервистов. Извинился. Поутру должен уехать, вернуться к своим обязанностям в усадьбу «Фалькон-Хорремшехр».
Ночь Кудашев и Гагринский провели в немом разговоре азбукой Морзе. Кудашеву было, что рассказать своему напарнику. Гагринскому было, что выслушать.
Спать разошлись по своим комнатам ближе к утру.
С первым лучами солнца их короткий сон был прерван звуком выстрела.
– «Веблей!», – подумал Кудашев.
Выдернул из-под подушки собственный револьвер, спрыгнул с английской кровати на каменный пол. На секунду запутался в кисейном пологе от комаров. Сорвал полог. Босиком, в одних подштанниках выскочил через окно во двор. Мгновенно сориентировался на звук выстрела. Пригнувшись, держась стены, обогнул дом.
Второго выстрела не последовало.
От заднего крыльца дома дорожка в сад. Апельсиновые деревья в цвету. Розовые кусты в человеческий рост. Кокосовые пальмы.
Из глубины сада доносятся женский плач и громкая речь на инглиш. Командный голос.
Кудашев пошел на голос садом, оставив дорожку слева от себя, бесшумно передвигаясь от дерева к дереву. Вышел к поляне. У большого красного гранитного валуна трое. Женщина-индианка на коленях с плачем прижимает к себе маленькую девочку пяти-шести лет. Над ними горой возвышается мужчина европейской внешности, убирающий в кобуру револьвер. Английский пехотный шлем в белом чехле, униформа песчаного цвета, белый шёлковый шарф, погоны полковника. Опускается на одно колено, гладит левой рукой женщину по волосам.
– Успокойтесь, госпожа Чанда! – услышал Кудашев голос полковника.
Женщина продолжала рыдать. Теперь, оправившись от первого шокового испуга, начала плакать и девочка.
– Госпожа Чанда! – продолжил полковник. – Прошу вас, не плачьте. Всё кончено. Вы в безопасности. Змея убита. Девочка не укушена. Все хорошо. Пойдёмте в дом!
Топот бегущих босых ног по каменным плиткам дорожки. Мужская фигура в белом дхоти. В руках винтовка. Звук передёргивания затвора. Кудашев рванул сквозь розовый куст навстречу бегущему. У самого выхода на полянку в прыжке двумя руками толкнул стрелка в локоть правой руки.
Выстрел в воздух! Человек в белом дхоти упал в траву. Винтовка выбита из его рук. Полковника на поляне нет. Женщина и девочка перестают плакать.
На поляну выбегают Гагринский, уже успевший одеться и Джамшид-баба. Из-за куста вышел полковник в униформе, вымазанной зеленью сока раздавленной травы. Человек в белом дхоти лежал ничком и, закрыв лицо руками, тихо плакал. Женщина присела возле него, обняла его за шею, помогла сесть. Это был её муж, Бабар Чанда-Сингх, начальник санитарной службы. Но не он стал объектом внимания присутствующих.
Теперь все смотрели на профессора из Канады доктора Джона Котович. Он один представлял из себя самое живописнейшее зрелище. Конечно, тропическая Персия – не Пикадилли, здесь трудно кого-либо удивить полуголым мужским торсом. Однако, Кудашев действительно выглядел диким варваром, только что вышедшим из кровавого боя. Все его тело было в кровавых ранах, оставленных острыми шипами розового куста.
Гагринский протянул Кудашеву белоснежный хлопчато-бумажный халат, помог одеться. Кудашев поморщился от боли. В некоторых ранках еще оставались колючки.
Наклонился к Гагринскому, сказал шёпотом:
– Потом посмотришь за розовым кустом. Я там свой «Веблей» оставил.
Подошёл полковник.
– Доктор Котович, если не ошибаюсь?
– Да, сэр. Доктор Джон Котович, профессор Университета Торонто, разрешите представиться.
Полковник протянул Кудашеву руку:
– Гай Генри Баррат, второй вице-консул Генерального консульства Объединенного Королевства Великобритании в Исфахане.
– Очень приятно сэр!
– Взаимно. Весьма наслышан о ваших подвигах, доктор Джон, если позволите себя так называть. Мы здесь, в колониях, не так щепетильны, как в метрополии!
– Да, сэр, я сам из провинции Онтарио.
– Не поделитесь, как вам удаётся начинать знакомство со спасения человека от неминуемой смерти?!
– Клевета, сэр! Честное слово джентльмена. Если вы имеете в виду Его светлость лорда Фальконера, то лично я обязан ему спасением моей жизни. Именно он в парадном смокинге спрыгнул в ледяную воду Колчерского пруда, чтобы вытянуть из него вашего покорного слугу, сэр!
– Поразительно. Узнаю старого генерала. Ни слова о собственных подвигах! Но вам спасибо. Не ваше вмешательство – получил бы пулю в лоб.
Обращаясь к Джамшид-баба, приказал:
– Заберите змею, несите в дом. Потом позвоните в консульство, пригласите врача. Профессору Котович нужна помощь. В нашем климате любая заноза может привести к гангрене!
Завтракали на воздухе. День только начинался. Воздух был напоен светом, утренней прохладой, запахами воды, цветущих лотосов. Слух ласкали весёлые переклички мелкой пернатой живности, звон цикад, трели лягушачьего прудового семейства. Курррррр-бан!
Пудинг – рисовая каша на козьем молоке, варёные в смятку яйца, поджаренные на сливочном масле гренки. Много халвы, рахат-лукума, пресных лепёшек, имбирного печенья. Чай. Для англичан – бекон с яичницей и виски.
Полковник Баррат решил уладить конфликт по-домашнему, не вынося сор на улицу. Семья Бабар Чанда-Сингха была ему симпатична, он искренне сожалел о том, что спровоцировал санитарного врача на выстрел. Утреннее происшествие и стало предметом беседы, а если вернее выразиться, разбирательства. Что ни говори, а полковник Баррат служил в дипломатическом ведомстве.
– Дорогой друг мой Бабар Чанда-Сингх! – начал полковник. – Поверьте, я искренне сожалею о том, что мой выстрел в змею, чуть было не набросившуюся на вашу дочь, заставил и вас нажать на курок винтовки. Давайте будем считать это происшествие недоразумением. Я на вас не в обиде. Хочу, чтобы вы ответили мне тем же. Останемся друзьями!
Бабар Чанда-Сингх молча угрюмо смотрел в стол, изредка в знак согласия кивал головой. Его жена сидела рядом, закрыв рот цветным шёлковым платком. Они так и не притронулись к завтраку. Не сказали ни слова.
Полковник Баррат расценил их поведение, как следствие страха за выстрел в сторону собственной персоны. Прощаясь, он заявил официально:
– Забудем о случившемся. Я заверяю, что не буду возбуждать дело о покушении на собственную жизнь. Помните, я ваш друг!
Вернувшись в гостиную за своим утренним трофеем, полковник Баррат не нашел труп своей жертвы – королевской кобры. Бесследно исчез уникальный экземпляр – очковая змея длиной в шесть футов!
Опрос слуг и домашних не дал результата. Сложилось впечатление, что змея ожила и скрылась из дома самостоятельно.
– Что за чепуха! Я прострелил ей голову! – негодовал полковник Баррат. Ему пришлось уйти ни с чем.
Коротко попрощался с Кудашевым:
– Доктор Джон! Прошу навестить меня в консульстве. Вы должны быть зарегистрированы. Ваш ассистент уже прошёл эту процедуру. Буду рад видеть в вашем лице доброго товарища, а не только подданного Британской Короны! Бридж? Покер?
– Не умею… Хотел бы научиться играть в… поло!
– В поло?! Вам придется купить очень хорошего коня! Тогда – добро пожаловать!
На этом и расстались.
В гостиной Кудашева ждал Джамшид-баба. У крыльца стоял фаэтон, с парой гнедых низкорослых, по сравнению с дончаками, лошадей персидской породы.
– Уезжаю, господин! Завтра, послезавтра к вам должен прибыть из Хорремшехра инженер. Он установит в вашей спальне телеграфный аппарат, подключит его к линии телеграфной связи. Распоряжение генерала Фальконера, сэр! И еще: вы должны знать, что здесь произошло. Можно?
– Слушаю.
– Сегодня утром полковник, гуляя по саду, случайно наткнулся на жену доктора Бабар Чанда-Сингха и его дочь. Сам доктор – сикх. Его религия – вера воинов, а его жена – индуистка! Муж в религиозные дела своей супруги не вмешивался. Сикхи уважают все религии. Так вот, госпожа Чанда с дочерью кормили домашнюю змею-защитницу! Поили её парным молоком. У индусов такое может быть. Держат ручных кобр, которые служат им лучше собак. А убитая – для семьи Чанда была настоящим идолом. Её почитали. Её тело уже кремировали. Воздали все почести, просили прощения. Теперь Чанда-Сингх и его семья в великой печали. Они не будут здесь жить. Все очень плохо. И сам полковник плохо кончит. Держитесь от него подальше, доктор Джон. Нельзя было стрелять в Мать-Нагайну!
Кудашев обнял старого Джамшид-баба. Вложил ему в руку кошелёк с несколькими соверенами. Протянул письмо для лорда Фальконера. Так, несколько строк вежливости. Знал, что Фальконера нет в Хорремшехре. Простились.
В этот день поговорить с Бабар Чанда-Сингхом не удалось.
Попробовал прилечь только на минутку в своей спальне, как уснул здоровым крепким сном, таким, каким спал в детстве, еще не зная ни контузий, ни змей, ни клещей, ни лидитта, ни мелинита, ни сикхов, ни самураев, ни огня, ни воды, ни медных труб с их «гром победы раздавайся»…
Так и проспал до захода солнца.
Проснувшись, ужинали вдвоём с Гагринским. Говорили громко и на английском, и на французском. Обсуждали детали предстоящей научной работы. В беседе все отчетливее складывались концепции исследований. И не в одном варианте.
Гагринский вызвался продумать и изложить эти концепции в письменном виде. Вернуться к их проработке через пару дней. Взял пару чистых тетрадей, карандаши и ушел в свою спальню.
Кудашев остался в кабинете. Не спеша острым, как бритва, ритуальным сикским кинжалом очинил один за другим пачку химических чернильных карандашей. Потом начал писать бисерным почерком в общей тетради так, как писал в своём рабочем дневнике его отец – ротмистр Отдельного корпуса жандармов Кудашев Георгий Александрович, начальник Красноводского уездного жандармского полицейского отделения Закаспийской области. Вместо дат, вместо имен, вместо наименований географических объектов – условные цифры и координаты оперативных карт. Только не на русском и даже не на английском, а на японском языке. И не иероглифами, а знаками алфавита, придуманного Месропом Маштоцем из селения Хацик. И не линейным письмом слева направо, а древневавилонским стилем «быка пашущего»! Не сказать, что очень уж мудрёно и прочтению врагом совершенно недоступно. Но время на расшифровку хорошим специалистом уйдет не малое. А человеку, далёкому от криптографии и голову ломать ни к чему!
Дневник военного агента-нелегала – важнейший оперативный материал. В совокупности с лаконичными сообщениями-донесениями дорогого стоит. Такой дневник – глаза и уши Генерального штаба. Несколько дневников военных агентов позволяют сравнить изложенные в них факты на предмет достоверности информации. В случае отсутствия сомнений в достоверности сведений, карта разрабатываемых «мероприятий» обретает объемность, цвет, временное пространство. Наполняется живыми лицами, звуками, запахами, идеями, действиями!
Одно плохо. Опасный документ. Очень опасный, если связной не донесет его от военного агента до Генерального штаба. Попади он в руки противника – провал агента неизбежен, и не только его самого, но и всех, связанных с ним лиц. Возможно, неизбежен провал операций стратегического значения.
Кудашев работал легко. Его мозг свободно воспроизводил события последних месяцев. Одним из разделов дневника стала Справка, озаглавленная как «Пропускная способность французских железных дорог «Марсель-Лион-Париж» и «Париж-Кале». Другим – «Некоторые особенности морских рейсов на маршрутах «Одесса-Марсель» и «Портсмут-Хорремшехр». Третьим – «Годовые отчеты акционерам «Англо-Персидской Нефтяной Компании» с комментариями». Четвёртым – «Интересы Дойче Рейха в Персии и Месопотамии». Заканчивался дневник финансовым расчётом произведённых расходов из полученных сумм. С точностью до копейки. С дефицитом в одну тысячу триста двадцать рублей шестьдесят копеек! Увы.
К четырем часам утра дневник вчерне, в тезисах, был написан. Кудашев с наслаждением потянулся. Глотнул из медного чайника холодного чаю. Глянул на часы. Поздно. Пора и отдохнуть. Вдруг из открытого окна потянуло чужим запахом. Запахом грязной одежды, дымком дорожных костров.
Кудашев погасил лампу. Осторожно, стараясь не скрипнуть стулом, встал. Прижался к стене. Одним глазом выглянул в окно.
Вдруг, кто-то поскрёбся в незапертую дверь. Мужской голос пробормотал строку молитвы: «Бисмилля, рахман, рахим»…
Голос этот Кудашеву был знаком.
Это был голос подполковника Калинина Сергея Никитича, офицера для особых поручений Управления 1-го квартирмейстерства Российского Генерального Штаба!
*** ***** ***
*** ***** ***
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Книга IV
ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ