Что-то в темноте заставило забеспокоиться коней. Кони – предмет первой заботы и внимания. Приказ Караджа-батыра слышали в группе: потерявший коня ответит головой.


Спят на свежем воздухе все кроме Войтинского. Для него ставят палатку в четыре жерди, накрытых куском английской белой парусины, на которой еще видны полустёртые буквы «Ост-Инд…». Палатка Войтинскому не для комфорта, для работы. За его конём присмотрят другие.


Войтинский раз и навсегда освобождён от ночного дежурства. С вечера после ужина уходит в палатку, прихватив спрятанный в вязанку хвороста деревянный пенал. В пенале английские топографические карты на папиросной бумаге, чистая бумага для собственных схем-абрисов, циркуль, транспортир, стальная линейка с дюймами и сантиметрами с клеймом London.



Нет оснований не доверять английским картам. Но они датированы 1885-м годом, а за двадцать шесть лет многое могло измениться. Каждый вечер Войтинский уточняет на карте изменения, увиденные и запомненные им на местности.



Каменная башня, служившая много лет убежищем пограничной страже, наблюдательным пунктом, сегодня превратилась в бесформенную груду отёсанных когда-то камней, уже поросших лишайниками и мхом. Безымянная речка под номером R-12 изменила русло. Мост через ущелье пришёл в негодность, и путники пользуются неудобным опасным переходом тремя сухопутными милями ниже по склону. Вот интересная точка – высотка. На карте обозначена. Но нет на ней перекрестка трёх пешеходных троп! В другом квадрате пора ставить особую отметку: завал на дороге. Расчищается уже несколько лет. Путники разгружают свои арбы, переносят поклажу, а потом и сами арбы на руках. Переводят животных, рискующих переломать ноги…


В палатку заходит Караджа-батыр. Не мешает работать. Смотрит с любопытством. Чувствует карту и масштаб интуитивно. Иногда вставляет замечание, вроде этого:


– Укажи родник, Войт! И большой чинар. Мы здесь будем строить. Хорошее место для караван-сарая. От него по четыре этапа в каждую сторону. Это хорошо!


Потом спрашивает:


– Это для задания?



– Да.



– Сколько заплатят?



– Я офицер, не купец. Это моя работа, не товар!



– Тяжёлая работа. Плохая. Целый день смотреть, считать, запоминать. Ночью писать. Долго, много. Глаза болеть будут. Почему без приборов? Есть приборы. Буссоль, нивелир, компас, теодолит! Я все и сам знаю, видел. Только раньше писать не мог. Теперь могу.



– Не нужно пока с приборами. Я только маршрут уточняю. С приборами, конечно, точнее, но быстро не поедем. И нас все увидят. Вопросы будут.



– Конечно, будут. Шпион, скажут. В зиндан посадят!



– Нам в зиндан не нужно.



– Ференги зиндан не боятся. Деньги платят, их никто не трогает, им помогают. Завтра увидим: немцы с теодолитами работают, я разговор сегодня слышал. Хочешь, у них карты заберем?



– Ограбим?



– Нет. Сами отдадут! И свои маузеры тоже!



– Интересное предложение. Давай его в Ширазе обсудим. Лично у меня приказ – уложиться в двадцать дней до Шираза.



– Может, уложимся, может – нет. На всё воля Всевышнего. Живи сегодняшним днём, Войт. Неизвестно, что нас ждёт завтра.



Вот так и разговаривали. Потом Караджа-батыр шёл к своему Кара-бургуту. Войтинский убирал карты, бумагу, карандаши и инструменты в пенал. Прятал пенал в вязанку хвороста, который никогда не использовался для топлива. И ложился спать. Всё-таки, в палатке лучше, чем под открытым небом!


ГЛАВА 14.



Иоганн фон Кюстер и Фредерик Кренц. Рапорт Военному министру Немецкого Рейха.


Полковник Дзебоев и генерал Ростов-Малыгин.



Несколько ранее. 20 апреля 1912 года. Асхабад. Закаспийская область.



Ротмистр Отдельного Корпуса жандармов Иоганн фон Кюстер к месту службы подъехал на «Роллс-ройсе» своего начальника генерал-майора Ростов-Малыгина Андрея Андреевича, числящегося в отпуске по болезни. Оставив у подъезда авто на попечении подбежавшего унтер-офицера, по привычке огляделся. Его внимание сразу привлек человек в штатском, пересекавший Кропоткинскую от «Гранд-отеля» к Управлению Среднеазиантской Железной дороги. Больно хорошо шагает. Строевая выправка чувствуется. Ладно, мало ли таких молодцов в России, отслуживших свой век царю-батюшке! Поднялся по ступенькам, вошел в парадное. Ответил кивком головы на поклон дежурного, не останавливаясь, легко взбежал по широкой лестнице на второй этаж. Прошёл в кабинет Управляющего Дорогой. В свой собственный кабинет, расположенный в правом крыле здания на первом этаже, вошел только через час внутренним коридором, через дверь, которой могли воспользоваться только два человека – он сам и Начальник Управления Дороги.



К своему удивлению в приёмной застал посетителя, того самого человека, привлёкшего внимание своей выправкой. Среднего роста, проплешинка, седые виски и брови, черная нафабренная щёточка усов с кончиками, загнутыми вверх.


Человек поздоровался. Кюстер кивнул головой, услышал несколько нелепый в этом помещении вопрос:



– Исполняющий обязанности начальника Жандармского Полицейского Управления Средне-Азиатской Железной Дороги ротмистр барон Иоганн фон Кюстер?


Кюстер не счел нужным отвечать.



– Иван Седов, – представился человек. – Нарочный из Санкт-Петербурга, ваше высокоблагородие, с пакетом!



Ротмистр Кюстер взглянул на дежурного вахмистра. В ответ на взгляд вахмистр показал ротмистру раскрытый паспорт:


– Посетитель зарегистрирован в книге, господин ротмистр.


Распахнул перед начальником дверь в кабинет.



Кюстер ещё раз внимательно оглядел посетителя.


– Подождите еще минутку, я вас вызову.



Вошел в кабинет, закрыл за собой двойные двери. Обошёл кабинет по периметру, осмотрел окна, рабочий стол. С лупой проверил тайные метки-пломбы на сейфе, на ящиках стола, на книжных шкафах. Приподнял и опустил портрет Николая II. Сел за стол. Нажал кнопку электрического звонка. Заглянул в полуоткрытую дверь дежурный вахмистр.


– Пусть заходит, – распорядился Кюстер.



Вошел посетитель.


– Господин ротмистр! Я – доверенное лицо Андрея Андреевича Ростов-Малыгина. По его поручению и по поручению лица, чьё имя назову несколько позже, имею честь передать вам лично письмо от Андрея Андреевича и информацию в устной форме.



– Слушаю.



– Прошу, господин ротмистр! – назвавшийся Иваном Седовым человек протянул Кюстеру синий казённый конверт. Длинный конверт, не русский. Не запечатанный.


Кюстер конверта не взял.


– Открывайте.


Седов вынул из конверта листок белой бумаги, развернул.


– Читайте!



Седов вынул из нагрудного кармана монокль, вставил его в левый глаз. Начал читать:


– «Ганя, дорогой»…



– Достаточно, – Кюстер протянул за письмом руку.


Седов отдал и письмо, и конверт. Щёлкнул каблуками.



В письме всего несколько строк. Лечение и отдых пошли начальнику на пользу. Скоро будет в Асхабаде. Благодарит за службу. Почерк Андрея Андреевича.


Кюстер выдвинул ящик стола так, чтобы стоявший посетитель не мог видеть его содержимого. Полистал бумаги, нашёл листок с подписью Ростов-Малыгина. Сравнил. Идентичны.


Спросил Седова:


– Это всё?



– Никак нет, это только для первого знакомства. Верительная грамота. Есть еще подарок. Потом будет разговор. Не долго. Но, желательно, не в этом кабинете.


Седов вынул из внутреннего кармана небольшой тяжелый пакет прочной обёрточной вощёной бумаги, перевязанный шёлковым шнурком. Спросил:


– Позволите раскрыть, или сами?



Кюстер движением кисти руки предоставил действовать посетителю.


Из пакета был извлечён небольшой изящный пистолет размером в половину ладони Кюстера.


Седов аккуратно рукояткой в сторону ротмистра положил пистолет на стол. Отрекомендовал:


– Маузер ВТП – «ВестенТашенПистоле», жилетная модель. Опытный образец. Пока всего пять экземпляров! Пятый – ваш, господин ротмистр. В серию пока не пошёл. Автоматический, калибр шесть тридцать пять миллиметров, магазин на шесть патронов. Цинк на двадцать коробок в моём саквояже.



Кюстер к пистолету не прикоснулся. Молчал. Смотрел в лицо посетителя.


Седов, казалось, прочел немой вопрос по лицу Кюстера.


Вынул из внутреннего кармана портмоне. Извлек из него и протянул ротмистру фотографию девять на двенадцать, наклеенную на белое паспарту с золотым обрезом. Не положил на стол. Кюстер взялся за фото правой рукой, потянул к себе. Седов – к себе. Отдал. Рассмеялись оба.


На фото – группа за чайным столом. Генерал-майор Отдельного Корпуса жандармов Российской Империи Андрей Андреевич Ростов-Малыгин с супругой Татьяной Николаевной и Кайзер Немецкого Рейха и Кёниг Пруссии Вильгельм II – Фридрих Вильгельм Виктор Альберт Прусский со своей венценосной половиной Августой Викторией Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбургской.



Седов протянул руку за фотографией. Кюстер вернул. Седов порвал фото трижды, обрывки убрал в боковой карман.


Кюстер встал. Взял со стола маузер, вынул магазин, передернул затвор-кожух, спустил курок. Вставил магазин на место, передернул затвор и направил ствол в лицо Седова.


– Sie haben das volle Recht, Herr der Rittmeister! Und meine Gretchen wird die Versicherung und die lebelnsl;ngige Rente f;r seinen Mann, der mit der Ehre f;r das Vaterland umkam, bekommen! – спокойно в полголоса сказал посетитель.


…………………………………………..


* Нем. – Имеете полное право, господин ротмистр! А моя Гретхен получит страховку и пожизненную пенсию за своего мужа, погибшего с честью за Отечество!


…………………………………………..



Кюстер отвёл ствол в сторону, прицелился в свободный от шкафов угол кабинета, в пересечение половых плинтусов и нажал курок. Хлопнул выстрел. Его звук мог бы быть сравним со звуком удара резиновой мухобойки, настигнувшей свою жертву на лакированной столешнице. Запахло порохом. В плинтусе аккуратная сквозная дырочка. Стекло двойного закрытого окна звякнуло от удара вылетевшей гильзы, но не разбилось.



Дежурный вахмистр, отделённый от своего начальника двойными дубовыми дверями, выстрела не услышал.



Кюстер кивнул в сторону гильзы. Седов поднял её и подал ротмистру. Стоял перед офицером по стойке смирно.


– Слушайте и запоминайте, – начал инструктаж Кюстер. – Мы продолжим разговор в другом месте. Сейчас выходите по Анненковской в сторону вокзала, сворачиваете налево на Козелковскую, идете по правой стороне, не останавливаясь. Через двенадцать минут я вас догоню на авто. Прокатимся на природу. Там и поговорим! Прошу.



Из кабинета вышли вместе. Седов получил свой паспорт. Поклонился. Вышел через отдельный выход во двор.


Кюстер протянул вахмистру белый листок бумаги:


– Зарегистрируйте корреспонденцию, письмо Начальника. Я вернусь после обеда.



На Козелковской ротмистр Кюстер притормозил, принял на борт «почтальона», назвавшегося Иваном Седовым, нарочным из Санкт-Петербурга. Решил побеседовать с ним на стрелковой базе своего жандармского управления в Берзенги. Там никто не помешает, а в случае чего – и не услышит.


Пока ехал – думал. Полагал, что ничего нового для себя не узнает. Вчерне, подготовил несколько вариантов ответов. Примерно таких. Первый – «нужно подумать». Второй – «да, почему бы нет» – и начать двойную игру. Третий – пулю в лоб гонцу, и делу конец!


Приехав на место, сам открыл ворота, загнал та территорию автомобиль, накрыл его маскировочной сетью. Пригласил Седова в зимнее помещение для чистки оружия.


Сам присел на скамью у окна.


– Я вас слушаю.



«Иван Седов» стоял перед русским ротмистром жандармерии, по стойке «смирно», принятой в германском Вермахте.



– Господин ротмистр! Разрешите представиться: унтер-офицер Фредерик Кренц, помощник майора Вальтера Шуберта, военного атташе Германского Рейха в Российской империи.



– Я запомнил, – сказал Кюстер. – У меня нет вопросов. Если есть что сказать, прошу, у вас двадцать минут.



– Яволь, господин ротмистр! Во избежание утечки информации, я уполномочен уведомить вас в устной форме о следующем. В Германии известно, что вы, Иоганн фон Кюстер, являетесь потомком благородного происхождения из остзейских немцев. Потомком Фридриха фон Кюстера, барона, урожденного в городе Ревеле Эстляндии, о чем свидетельствует запись в Ревельском городском «Матрикуле» – дворянской родословной книге от седьмого января 1701 года. В Эстляндии Ревельского уезда на берегу Эрвекюльского озера роду Кюстеров принадлежит усадьба с земельным наделом в сорок десятин и лесопилка, которая могла бы приносить доход не менее полутора тысяч и более рублей в год. Однако, ни вы, ни кто иной из Кюстеров, реально этой не движимостью не владеете. Право собственности оспаривается местной крестьянской общиной. Вялотекущий судебный процесс длится более тридцати пяти последних лет. Это так?



Кюстер заинтересовался. Кивнул головой.


Унтер-офицер Фредерик Кренц продолжил:


– Ваша служба в железнодорожной полиции и погоны жандармского ротмистра – бегство от бесправного положения немецкого колониста в России, бегство от нищеты?


Кюстер пожал плечами.


Фредерик Кренц продолжил:


– Ваши права, попранные в России, восстановлены Кайзером Германии Кёнигом Пруссии Его Величеством Вильгельмом II. Барон Иоганн фон Кюстер, сын барона Иоганна фон Кюстера, урожденный в городе Ревеле Эстляндии, внесен в Геральдические списки знатных родов Германии на вечные времена. Право собственности барона Иоганна фон Кюстера на усадьбу с земельным наделом в сорок десятин и лесопилку в пределах границ, указанных на топографической карте-схеме, в Эстляндии Ревельского уезда на берегу Эрвекюльского озера удостоверено соответственным Высочайшим указом и нотариусом Берлина.



Ротмистру Кюстеру было не до смеха. Он поднялся со скамьи.


– Если это всё – пора ехать. Я могу подбросить вас, Иван Седов, до вокзала.



Фредерик Кренц покачал головой:


– У меня еще есть двенадцать минут. Я продолжу. Deutsches Reich – Германский рейх это реальность. Это новая реальность для всего мира. И в первую очередь – для немцев. Его Величество Кайзер Вильгельм II провозгласил доктрину объединения всех немцев «под одной крышей» – под крышей Германии, которая есть и будет для всех немцев мира родным тёплым домом, независимо от территорий, где немцы сегодня проживают реально. Император не просит элиту нации – немецкий офицерский корпус и благородное дворянство – оказывать посильную помощь своей Родине – Фатерлянд. Император приказывает служить своей Родине. Каждый немец, способный носить оружие, где бы он не проживал, где бы он не находился, должен служить Германии. Его воинский долг будет и оплачен, и вознагражден. Его воинский подвиг будет воспет и запечатлен на нетленных скрижалях истории Великой Германии Кайзера! Отказ от службы Германии будет расценен как измена Родине. С сегодняшнего дня, со дня настоящего уведомления, вы, барон Иоганн фон Кюстер, являетесь военным чином Немецкого Рейха. Вам открыт счет в Дойче Банке, на который будет перечисляться ваше жалование в марках золотом. Местом вашей службы будет Россия, Закаспийская область, Асхабад. Должностью – заведующего Особым отделом Закаспийской области. Следовательно, в Германии вам будет присвоен чин полковника! Очень, очень скоро Россия будет вынуждена сдвинуться на восток, уступить ост-зейские земли Германии. Вам там жить. Это будет скоро. За последние двенадцать лет германский военный бюжет увеличен почти вчетверо! Наш Военный министр генерал Фалькенхайм открыто заявил на весь мир: «Историческая задача немецкой нации – мировое господство – будет разрешено мечом». Вы человек военный, информированный. Не чувствуете приближающуюся грозу? Начнется война – немцы в тылу России, какими бы они не чувствовали себя верноподданными монархии Романовых, будут беспощадно истреблены патриотическим русским гневом в один день! У вас нет выбора, герр фон Кюстер.


Моё время закончилось. Я все сказал. Вы уведомлены!



Унтер-офицер Фредерик Кренц присел на скамью напротив ротмистра Кюстера.


Ротмистр Кюстер с трудом проглотил сухой комок спазма, сжавшего горло. Вышел в коридор. В баке для питья было немного воды. Напился. Вернулся.



Фредерик Кренц, как ни в чем не бывало, набивал трубку с длинным янтарным чубуком.



– Не боитесь? – спросил Кюстер, указывая на трубку.



– Я исхожу из окружения: иногда папиросы, чаще на людях курю самокрутки, а в хорошем обществе позволяю себе и немецкую трубку!



– Не повторите мне, что там об Особом отделе говорили?



– Это факт. Когда подтвердится, вы поймёте, что с вами не шутят. Сегодня в двадцать три пятнадцать красноводским поездом приезжает Ростов-Малыгин. Завтра, двадцать первого апреля вы получите приказ о переводе и сдадите своему начальнику дела. Пожалуйста, сделайте это аккуратно, под роспись. Ваша железнодорожная деятельность нам хорошо известна. Новый Особый отдел – терра инкогнита! Двадцать третьего апреля полковник Дзебоев получит приказ об увольнении от должности и назначении на должность переводом ротмистра Кюстера. Принимайте и работайте. С вами свяжутся. Не расстраивайтесь. Вы не единственный. Не вы первый, не вы последний. Вам, Иоганн Иоганнович, оказана великая честь. Помните это.


Протянул Кюстеру ещё один конверт:


– Это просто аванс. Здесь восемьсот рублей мелкими кредитками. Поощрите нужных людей. Без отчёта.



Кюстер деньги взял. Он чувствовал себя диким зверем, попавшим в крепкую западню. Сели. Поехали. Не доезжая квартал до вокзала, Фредерик Кренц вышел. Сказал на немецком: Ауф видерзеен, экселенц!



В ночь с двадцатого на двадцать первое Кюстеру Иоганн Иоганновичу в положенные им двадцать три часа отправиться спать не пришлось. Кюстер терпеть не мог ночные бдения. Его режим труда и отдыха был нарушен. Времени в обрез.


Разбирал текущие документы. В одну стопу – подлежащие к сдаче в архив, в другую – к сдаче в секретное делопроизводство. Третья стопа документов пошла в печь. Не так, чтобы много накопилось, голландка даже не прогрелась.


Достал из сейфа свой «тревожный» брезентовый портфель довольно неряшливого вида. Проверил его содержимое. Чистые бланки паспортов с печатями. Четыре паспорта Российской Империи, два немецких, один американских соединенных штатов, последний – аргентинский. Паспорт Объединенной Аргентинской Республики просмотрел самым внимательным образом. Что еще? Рабочие книжки, шведский диплом машиниста локомотива, собственный диплом выпускника Петербургского Политехнического, банковские книжки, деньги – рубли, немного фунтов… Кажется, все в порядке. Положил на стол под правую руку. Глянул на часы – четыре утра. Нормально. К встрече с Ростов-Малыгиным готов.


Осталась одна папка бумаг. Озаглавлена: «Совершенно секретно. Иоганн Кюстер. «Сравнительная пропускная способность российских железных дорог к пропускной способности железных дорог немецких и французских». Эту папку жаль было отправлять в печь. Два с лишним года работы. И своему генералу оставлять в наследство тоже не собирался. Пролистал, перечитал некоторые абзацы:



– «… Таким образом, сам собою напрашивается не утешительный вывод. Несмотря на все прогрессирующие успехи России в построении железных дорог, на сегодняшний день приходится констатировать следующий факт: «Мобилизационное расписание» – план за нумером восемнадцать от 1910 года, с дополнениями года 1912-го, изученный мною, исполнен быть не может, что подтверждается прилагаемыми расчетами, достоверными цифрами и графиками. Россия не располагает железнодорожной сетью, которая выдержит нагрузку исполнения «Мобилизационного расписания» в сроки, указанные в нём. Россия располагает единственной железной дорогой в два пути, имеющей стратегическое значение, Санкт-Петербург – Москва. Все иные дороги – в один путь. В случае мобилизации Россия реально сможет доставить пополнение к европейскому театру военных действий за сто два дня из Восточной Сибири и Дальнего Востока. Но полная мобилизационная готовность Германии определена в сорок восемь часов. Что на порядок отличается от цифр нашего плана № 18. Перегрузки на путях неизбежно повлекут за собой простои пассажирских и товарных составов, что приведет к перебою в снабжении больших городов продуктами питания, а заводы и фабрики – сырьем. Общий хаос на железных дорогах может вылиться в новые всенародные волнения…


Германия, имеющая по всей стране железнодорожные дороги в две и, даже, в четыре линии рельсовых путей, в последние годы строит специальные военные железные дороги …


Россия не обеспечена железными дорогами в размере, необходимыми для большой войны...».



– «Да, – думал Кюстер, – немецкому Генеральному Штабу эта папка – бесценный дар. Не купят. Не получат! Ну, а что ушло помимо ротмистра Кюстера, пусть останется на совести тех, кто этим занимался».



Читать – читал, думать – думал, а руки сами рисовали на листе бумаги картинку: широкие немецкие штыки гонят мышку в мышеловку с громадным куском сыра. На мышеловке сидят две кошки с головами кузенов-императоров, а у мышки голова самого Кюстера. Похоже, получилось. Смял листок, бросил в голландку.



Начал писать: «Санкт-Петербург. Военное министерство. Генерал-майору от кавалерии господину Военному министру Владимиру Александровичу Сухомлинову. Ваше Превосходительство!»… Подписал, вложил сопроводительное письмо в папку с трудом «О пропускной способности…». Вызвал дежурного.


– Уложите в пакет. Зарегистрируйте. Отправьте, как положено, с фельд-егерской службой!



Встал. Правым боковым карманом задел за спинку стула. Что-то тяжеленькое. Вынул из кармана маузер. Покрутил на пальце, спрятал. Улыбнулся. Подумал: «Так турецкий султан дарит своему, впавшему в немилость визирю, шёлковый шнурок. Не дождётесь, господа «кукловоды»!».



Глянул на часы – четыре тридцать. Есть еще возможность поспать пару часиков. Взял со стола «тревожный» портфель. Через пятнадцать минут спал в своей постели сном младенца. С чистой совестью человека, разрешившего все свои проблемы.




*****


Документ № 53.


Совершенно секретно.


30 апреля1912 года.



Военному министру Немецкого Рейха


Его Превосходительству генералу пехоты


Эриху фон Фалькенхайну,


Начальнику Генерального Штаба Германии


майор Вальтер Шуберт,


военный атташе Германского Рейха в Российской империи.



Рапорт (Расшифровка).


Настоящим препровождаю копию Доклада ротмистра Иоганна фон Кюстера на имя Военного министра России: «Сравнительная пропускная способность российских железных дорог к пропускной способности железных дорог немецких и французских».


Наш доверенный человек встречался с Иоганном фон Кюстером с соблюдением мер конспирации. Иоганн фон Кюстер был проинформирован об изменении его статута по полной программе. Не возражал. Был благодарен Немецкому Рейху и Его Величеству Кайзеру Вильгельму II. Доверенный человек вернулся благополучно.



Источник: «Примас» через «Клио».



Да здравствует Кайзер!


Майор Вальтер Шуберт.



*****



23 апреля 1912 года. Закаспийская область, Асхабад.



В восемь утра адъютант Командующего войсками Закаспийской области полковник Дзебоев получал от дежурного штабс-капитана корреспонденцию. Раскладывал на столе в две стопки: для себя – слева, лично генерал-майору Шостаку – справа. Внимание привлек конверт из Ташкента. Корреспондент – Особый отдел Управления Полиции Туркестанского края. Адресат – заведующий Особым отделом Закаспийской области полковник Дзебоев В.Г.



Костяным ножом для бумаг вскрыл конверт. Прочитал: «… освободить от занимаемой должности полковника Отдельного корпуса жандармов Владимира Георгиевича Дзебоева. Назначить заведующим Особым отделом Закаспийской области переводом ротмистра Отдельного корпуса жандармов Иоганна Иоганновича фон Кюстера. Подпись: заведующий Особым отделом Управления Полиции Туркестанского края полковник Новиков В.Н.».



Аккуратно подшил письмо в новую папку. Интересные, однако, пошли дела. Без вызовов, без бесед, без согласований. Бац! – приказом по голове. Бумаги можно передать в полчаса. Как передать людей? Агентуру?! Не все с новым начальником работать будут. Здесь с самыми талантливыми агентами взаимоотношения тонкие, личные, духовные. Многие планы просто рухнут. Такая чехарда недопустима. Сам давно бы ушел и по возрасту, и по состоянию здоровья. Держался ради дела. Ради России. Теперь все. За работу не стыдно. Страха нет. Ладно, обиду переживём. В первый раз, что ли!



Зазвонил телефон. Пришлось взять трубку. Голос барышни-телефонистки:


– «Кремнёвый»? С вами будет говорить «Дорога»!



– Дзебоев…



– Здравствуйте, Владимир Георгиевич! Ростов-Малыгин на связи.



– Здравия желаю, ваше превосходительство!



– Что это вы так официально?



– Виноват, ваше превосходительство. Все в порядке, Андрей Андреевич!



– Подскажите, барон фон Кюстер на вас не выходил?



– Выходил. В последний раз встречались с ним первого января сего года.



– Он сегодня должен был к вам подъехать!



– Я в курсе, жду.



– Нет Кюстера нигде со вчерашнего дня. Озадачьте свою службу, может, знает кто. Я хотел бы с вами встретиться сегодня. Можете подъехать в моё управление к одиннадцати?



– Как адъютант Командующего или как заведующий Особым отделом? С сегодняшнего дня к политическому сыску в области не имею никакого отношения. С девяти до часа я у Командующего войсками области. Если интерес не иссяк, приезжайте вы ко мне. Отвечу на все, интересующие вас вопросы. Честь имею! – в нарушение субординации Дзебоев положил трубку первым.



Встал, повернулся к окну, вытянул вперед руки. Хорошо, пальцы ещё не дрожат. Зато веко дёргается! Накапал себе валерьянки. Забрал письма для Шостака. Пошёл на доклад.



После доклада с часу до половины второго обедал в «Гранд-отеле». В два ровно въехал на своём «Рено» в ворота отделения Особого отдела на Таманской. Ворота еще не успели запереть, как во двор с сигналом клаксона въехал «Роллс-ройс» начальника Жандармского Управления полиции Средне-Азиатской железной дороги Закаспийской области. Из машины вышли генерал-майор Ростов-Малыгин и незнакомый ротмистр жандармерии.


Полковник Дзебоев молча отдал честь и жестом пригласил пройти в открытые двери парадного.



В кабинете сели по разные стороны большого штабного стола. Ротмистр жандармерии, сопровождающий своего генерала, присел на стул у входной двери. Прапорщик Илларион Ованесян прошёл к малому столу с кипой чистой писчей бумаги.


Полковник Дзебоев по праву хозяина кабинета открыл совещание.


– Протокол нашей встречи будет записан стенографически. Его ведет прикомандированный к Особому отделу прапорщик пехотного полка Ованесян. Необходимые подписки и допуски оформлены по закону. Итак, присутствуют: генерал-майор Ростов-Малыгин, полковник Дзебоев, ротмистр…


Дзебоев взглянул на сопровождающего офицера. Тот встал, представился:


– Адъютант генерал-майора Ростов-Малыгина ротмистр Отдельного Корпуса жандармов Яаакко Йарвинен.


Дзебоев кивнул ротмистру, тот присел. Посмотрел на Иллариона. Тот переспросил:


– Не понял. Якако? Дальше?



Ротмистр начал медленно краснеть. Повторил свое имя. Илларион снова спросил:


– А на русском эти звуки вообще-то пишутся?



Яаакко Йарвинен встал без команды. Прошёл к стенографисту и подал ему визитную карточку.


– Спасибо, – сказал Илларион. Не удержался от вопроса:


– Приобщить к протоколу можно?


Ему не ответили.



Дзебоев продолжил:


– Далее: вопросы совещания. Прошу озвучить, ваше превосходительство. У меня лично вопросов нет.



Ростов-Малыгин побагровел. Дзебоев успокоился. Веко перестало подёргиваться.



– Господин полковник! – тихо начал генерал, но сорвался на крик: – Что за комедию вы здесь разыгрываете! Что за ярмарочный балаган устроили!



Илларион повернулся к генералу:


– Ваше превосходительство! Можно чуть-чуть помедленнее? Я не успеваю.



Генерал-майор Ростов-Малыгин взорвался:


– Полковник Дзебоев на месте. Остальным покинуть помещение. Вон! Все, вон отсюда!



Короткой очередью в два выстрела на крыльцо вылетели ротмистр Йарвинен и прапорщик Ованесян.


Йарвинен был в шоке. Илларион улыбался. Обнял ротмистра за плечо:


– Не желаете чаю с горным мёдом и московскими баранками, господин ротмистр? Пойдёмте, наши казаки приглашают. А начальство скоро договорятся, они друзья старые! Не расстраивайтесь. Вы человек северный, с южным темпераментом ещё не знакомы. Скоро узнаете, что такое туркменское лето. Тепло будет!



Дзебоев сидел в своём кресле, спокойно слушал нависшего над ним Ростов-Малыгина.



– Где фон Кюстер? Где? – генерал и не думал о том, что его могут услышать во дворе. – Не получилось со мной третьего октября, отыгрались на моём адъютанте?!



– Предъявляете мне обвинение, ваше превосходительство?



– Пока только я, в устной форме. Скоро получите обвинение от прокурора! Самоубийца каравансарайщик Искандер Ширинов был вашим доверенным лицом. Вы организовали покушение на мою жизнь общественно опасным способом! Не ваша заслуга, что терракция в театре не удалась. Думали, спровадили меня из Асхабада? Думали, помрет генерал от сердечного приступа? Не дождётесь! Is fecit, qui prodest – сделал тот, кому выгодно.



– Помилуйте, Андрей Андреевич! Согласен, шахид Искандер Ширинов – самоубийца. Но не я! Вспомните, мы сидели с вами локоть к локтю. Вы – в ложе Командующего войсками, а я вместе с Кудашевым в ложе рядом. В случае взрыва мы были бы убиты все.



– Тогда, где ротмистр Кюстер? Вы должны были сегодня сдать ему свою должность, свои полномочия. Кюстер исчез. Его нет в городе, его нет ни на одной железнодорожной станции от Красноводска до Ташкента. Поездные бригады филёров наружного наблюдения не видели ни одного человека, сколь-нибудь напоминающего ротмистра Кюстера!



– Ваш адъютант, ищите. Мне Кюстер был всегда симпатичен. Я охотно принял бы участие в розыске, но, увы, уже не правомочен!



Дзебоев встал. Ростов-Малыгин протянул к нему руку, словно хотел сорвать погоны полковника.


– Слушайте, Дзебоев! Уходите. Нам в одном городе тесно. Уезжайте в свой Владикавказ. И сидите там тихо!



– Угрожаете, Андрей Андреевич? Жаль, дуэльный кодекс не предусматривает поединки с генералами. Но я и без пистолетов Лепажа обойдусь. Прошу садиться и прекратить истерику. Покажу вам несколько фото.



Дзебоев достал из ящика стола фотографии. На них ничем не примечательный пожилой человек среднего роста в штатском с дорожным саквояжем в руке. На одной – стоит у двери в «Гранд-отель», на второй – входит со служебного входа в Жандармское Полицейское отделение Средне-Азиатской железной дороги Закаспийской области на улице Куропаткина. На третьей – этот же человек у кассы железнодорожного вокзала.


– Узнаёте, Андрей Андреевич?



– Что за чушь, полковник Дзебоев! Я эту личность в глаза не видел.



– Верю, Андрей Андреевич! Не видели. Но отношение к вам он имеет самое непосредственное! Этот человек зарегистрирован в «Гранд-отеле» как мещанин из Санкт-Петербурга Иван Седов. Теперь фото четвертое: Иван Седов в форме унтер-офицера немецкого вермахта рядом с майором Вальтером Шубертом, военным атташе Германского Рейха в Российской империи на одном из приёмов в посольстве Германии. Его настоящее имя Фредерик Кренц.



– Господин полковник! Вы злоупотребляете моим терпением и моим временем. Мало ли кому придет в голову подняться на крыльцо нашего Управления!



– Не только поднялся, но и пробыл в вашем управлении один час двадцать минут. Пожалуйста, не вздумайте менять в Управлении Книгу записи посетителей. Выписка из нее уже сделана и соответствующим образом заверена.


– Когда это произошло?



– Двадцатого апреля утром.



– Меня в Управлении не было, я был еще в дороге!



– Это не важно. Есть еще одно фото. Ознакомьтесь!



Это фото было всем фото – фото! На нём добрая компания: русский генерал-майор Ростов-Малыгин с супругой и Кайзер Вильгельм II – со своей половиной Августой Викторией.



– Фальшивка! – Ростов-Малыгин с презрением отшвырнул фото. – Вы же видите, перепечатка с других каких-то фотографий, собранная из фрагментов. Даже «швы» белые видны!



– Это не фальшивка. Просто копия. Копия с фотографии, разорванной трижды. Обрывки собраны, соединены и перефотографированы. Подлинник в надёжном месте. А его фрагмент могу продемонстрировать. Прошу, без рук!



На стол лег уголок белого паспарту с золотым обрезом, с наклеенным обрывком фотографии, на которой были видны сапоги со шпорами немецкого кайзера и русского генерала.



Вот когда генерал-майору Ростов-Малыгину понадобился стакан холодной воды.


Дзебоев продолжил:


– Разорванное фото Фредерик Кренц сбросил в мусорный бак вокзального сортира. К сожалению, его фото в сортире не получилось. Задерживать Кренца не стали. Наши филёры ребята чистоплотные, но не брезгливые. Бак перебрали, все обрывки фото выбрали. Протокол составили с подписями понятых и полицейского пристава. Со всех взята подписка о неразглашении государственной тайны. Вот так мы и работаем.


Подумал и добавил:


– Устал я от этой работы.



– Понятно, – сказал Ростов-Малыгин. – Что теперь?



– Не знаю, – ответил Дзебоев. – Не я к вам с поднятыми кулаками и оскорблениями приехал, вы ко мне!


– Извинения примете?



– Приму. В письменном виде. Вот стол, вот бумага и чернила. В два часа уложитесь – поужинаем вместе. И у вас, и у меня на одного врага меньше будет!



– Один вопрос есть профессиональный, Владимир Георгиевич!



– Слушаю.



– Как ваш филёр за Кренцем со своей бандурой таскался? Его штатив за версту видно.



Дзебоев вынул из шкафа небольшую картонную коробку, оклеенную прокрашенной тканью на ремне.


– Знакомьтесь, американский «Кодак». Целлулоидная синематографическая лента с кадром двадцать четыре на тридцать шесть. Автоматический затвор со скоростью в одну тридцатую секунды. Модель одиннадцатого года. Сорок два рубля с тремя плёнками. Кудашев из Санкт-Петербурга привез. Невский 13, Торговый дом «Альшванг», представитель фирмы «Кодак». Дайте команду, и вам привезут. Нет проблем. Пишите, Андрей Андреевич. Правду пишите. Ведь знаете, при необходимости каждое слово проверено будет!



*****


Документ № 53.



Совершенно секретно.


«Бауэр» – «Равену» – через «Фельсен».


Асхабад – Санкт-Петербург - Кенигсберг.


24 марта 1912 г.



Донесение (расшифровка).



Господин подполковник! Имею честь сообщить: С сегодняшнего дня в моем доме в Асхабаде, равно как и на загородной свиноферме, организована засада. Из расспросов ясно: в розыске Исполняющий обязанности Начальника Жандармского Полицейского Управления Средне-Азиатской Железной дороги Закаспийской области ротмистр Иоганн фон Кюстер. Как мне известно, подобные засады, либо допросы проводились в других домах, где проживают этнические российские немцы.


Да здравствует Кайзер!


«Бауэр».


ГЛАВА 15.



Прекрасная Кордова.


Иоганн фон Кюстер и чета Торо. Гаучо – люди Пампы. Ассиенда «Торо-Кордова». Мария Роза Кастельяно дель Родригес и её русский муж.



Провинцию Кордова с её одноименной столицей в Объединённой Республике Аргентина Иоганн фон Кюстер не выбирал. Просто ехал и приехал. Вышел из вагона, так и сказал себе: «Всё, приехал!». Не то, чтобы очень уж понравился вокзал и его площадь, или свежее утро с синим небом, или отсутствие подозрительных лиц, которые могли бы «вести» его от самой России… Нет. Просто подсказало сердце. Здесь будет его дом.


Мирный дом.


На противоположном конце света от родных по крови и воспитанию стран, со дня на день готовых столкнуться в таком конфликте, который еще и не снился жителям планеты Земля. В грядущем конфликте, который был уже просчитан, к которому лихорадочно готовились монархи, правители, военная машина, разведка и контрразведка, идеологи, журналисты, верхи и низы. В грядущем конфликте, рассчитанном на один молниеносный удар – блицкриг – в первом же месяце предполагались потери в миллион и более человеческих жизней с каждой стороны.



А на какой из сторон должен исполнить свой долг патриота и верноподданного Иоганн Кюстер? Выбор, как у человека, стоящего на шпале между двух рельсов, а на него с двух сторон одного и того же пути несутся на всех парах навстречу друг другу два паровоза – российский и немецкий! Что уж тут думать…



Железнодорожнику по образованию, практике и по роду своей деятельности даже в погонах ротмистра жандармерии, Кюстеру и в детстве сны снились железнодорожные: стук колёс, весёлые гудки-переклички локомотивов, шипение сбрасываемого пара, дальние странствия, новые края… Сны исполнились. После бегства из Асхабада пришлось проехать тысячи километров на поездах пассажирских, товарных, русских и японских, американских, мексиканских, аргентинских. Не только пассажиром, но и кочегаром, маслёнщиком, помощником. После десяти месяцев странствий на вокзал в Кордове сошёл машинистом железной дороги Буэнос-Айрес – Кордова под именем Джона Смита из Оклахомы.



Кордова, или Кордоба-Ла-Лиана-де-Ла-Нуэва-Андалусия, как назвал её отец-основатель конкистадор Жеронимо Луис-де-Кабрера в 1573 году. Четыреста метров над уровнем моря. Река Сикуйя. Много деревьев, цветов. Зима тёплая – как в Закаспии, только без пыльных бурь. На ветках деревьев, на тротуарах, в воздухе – стайки зелёных попугаев. Как в Асхабаде – горлинок!



Знатный красивый город на перекрестке дорог из Перу и Чили к Буэнос-Айресу – морскому порту Атлантического океана!



Джон Смит – Иоганн фон Кюстер снял квартиру в хорошем доме на авеню Санта Ана. Возвратившись из очередного рейса, гулял по бульварам, в одиночку ужинал в уличном ресторанчике на открытом воздухе.



Любил «карне асадо» – запечённое мясо молодого барашка со специями, говядину «гриль», пирожки из тонкого теста «эмпанадас», не отказывал себе и в бокале красных вин «Сан Фелипе» или «Наварро Корреас».


И как всегда, профессионально, больше наблюдал и слушал, чем говорил сам. Старался не привлекать к себе внимания. Визуально всегда отслеживал появлявшихся в поле зрения европейцев, особенно русских и немцев. Такие тоже бывали, но не вызывали подозрения. Сам Кюстер для соседей и для железнодорожников был давно «нашим гринго». Со временем, забылось и это прозвище.



Кюстер еще думал на русском, читал Гёте на немецком. Со своим железнодорожным начальством или подчинёнными паровозной бригады, через шесть месяцев говорил по-испански почти свободно. Кюстер быстро понял: испанский – это не русский, не английский. Этот язык достаточно тверд, чёток, прямолинеен. Излишняя вежливость, как и резкость, исключаются. Говорить следует громко и по существу. Разговорная практика важнее знаний правописания и орфографии.


Идальго не обязательно самому писать свои письма. На это должен быть секретарь!



Два-три десятка фраз Кюстер мог произнести, как истинный кабальеро. Музыку речи Кюстер слышал, мог имитировать в отдельном предложении, но говорить со скоростью сотни слов в минуту без акцента был не в состоянии. Как не мог и воспринимать на слух диалоги увлёкшихся спорщиков.



Каждый раз, встречаясь со своими соседями, касался рукой козырька своего кепи или полей шляпы, произносил в зависимости от времени суток или ситуации: «Буэнос диас! Буэн диа! Бьен! Мучас грациас!». Реже: «Ло сиэнто! Буэна суэрте! Адиос!».


……………………………………


Исп.* – Доброе утро! Добрый день! Хорошо! Большое спасибо! – Извините! Удачи! До свидания.


……………………………………



Соседи – семьи среднего достатка, не из числа тех, кому хлеб достаётся собственным физическим трудом. Главы семейств с господином «махинисто» – машинистом локомотива – раскланивались, но рукопожатием не обменивались. С вопросами тоже не приставали. Кюстер уже знал многое о многих из них. Один – учитель танцев, мот, жиголо, информатор полиции. Второй – мелкий банковский служащий, дворовой ростовщик, у которого больше долгов, чем доходов. Третий – игрок, казино – его второй дом.


Сто пятьдесят американских долларов серебром или пятьдесят аргентинских песо золотом в месяц, получаемых Джоном Смитом, для всех троих – хорошие деньги. Вот только работа машиниста им не по плечу, и не по нраву!


Четвертый сосед был более симпатичным человеком. Трудно было предположить род его занятий. Во внешности ничего особенного. Лет шестидесяти пяти-семи. Седой, коротко подстриженный, усы, эспаньолка. Всегда аккуратно одет. Ботинки начищены, каблуки не стоптаны. Куда-то ходит на службу, но никогда не торопится. По воскресным дням вместе с супругой доньей Исабель обязательно пешком в любую погоду ходят на мессу в кафедральный иезуитский собор в готическом стиле, построенный еще во времена Конкисты – Инглезиа-де-Лос-Капуцинос. Базилика Капуцинов.



Однажды у Кюстера встали часы. Они у него были более десяти лет – подарок отца на двадцать лет! Швейцарские. Плоский карманный брегет. Плохо. Как можно машинисту локомотива без часов?! Вспомнил: часовая мастерская в их же доме. Вход с авеню, простая жестяная вывеска-циферблат.


Встретил Кюстера сам хозяин мастерской, он же и мастер:


– Добро пожаловать, дорогой сосед! Буду рад быть вам полезным.


Представился:


– Часовой мастер Мануэль Торо.


Кюстер снял шляпу:


– Джон Смит, машинист.


Протянул мастеру брегет:


– Помогите, если сможете. Встали. Есть запасные, английские, но это родительский подарок. Память.



Часовой мастер Мануэль Торо нажал на заводную головку, раскрыл часы. Не смог скрыть своего удивления и даже восхищения:


– Ого! Настоящая «швейцария». Сам «Бреве»! Как скоро они вам нужны? Если очень – зайдите через час. Если время терпит – завтра. Я не работаю на глазах у клиента.


– Тогда – послезавтра с утра. Я как раз вернусь из рейса, – ответил Кюстер.



В дороге Кюстер трижды, пока не привык, внутренне вздрагивал, доставая свои запасные английские часы с боем. Забеспокоился, починит ли "Бреве" мастер. Не пропадет ли отцовский подарок. Все может быть!



В назначенный час был у Мануэля Торо.


Старый мастер раскрыл часы. Поднял вверх палец. Оба затаили дыхание. Стало слышно, как работает механизм – с некоторым резонансным эхом.


– Ваши часы здоровы, – сказал мастер. – Просто их лет сто никто не чистил и не смазывал! В конце концов, смазка усохла. Часы встали! Держите, приходите ко мне в следующий раз через сто лет, и дай нам Бог, дожить до этого дня!


– Спасибо, – улыбнулся Кюстер. – Сколько я вам должен?


– Сущие пустяки, работы было немного. Я сам получил удовольствие, знакомясь с «господином Бреве, швейцарским инженером-часовщиком». Великий был человек!


Кюстер положил на стол серебряную монету в пять песо. – Этого хватит?



– Спасибо. Достаточно. Но, позвольте один вопрос старому профессионалу?



– Конечно, сеньор Торо!



– На внутренней стороне крышки эмалевый портрет девушки. Этот портрет был изначально или заказан уже в вашей семье? Может, портрет бабушки или мамы?



Кюстер почувствовал некое тепло, идущее от этого пожилого часовщика, такое же, какое иногда ощущал от своего отца в детские годы. Неожиданно для себя сказал ему то, о чем не рассказывал никогда и никому.


– Нет, это портрет моей невесты. Её звали Лота.



– Она красавица! А мы с женой всё думаем, почему такой молодой сильный самостоятельный мужчина всё один да один! Ждете невесту? Она к вам приедет?



Кюстер спрятал часы в карман жилета, застегнул цепочку в петельке.


– Нет, сеньор Торо. Не жду. Она умерла. Вернее, она погибла в 1905-м году в Эстляндии. Я пойду. Еще раз спасибо.


Кюстер ушёл, глотая слёзы. Впервые он не раскаивался в том, что рассказал чужому человеку о своём горе.



Вечером в дверь его квартиры постучали. Решив, что это приходящая горничная, Кюстер, в одном халате и домашних туфлях на босу ногу, открыл дверь. На пороге стоял сеньор Торо.


Увидев Кюстера, сеньор Торо смутился.


– Ради всех святых, простите моё вторжение!



Кюстер молча взял часовщика за руку и заставил переступить порог. Провел в гостиную и указал на кресло:


– Присаживайтесь, сеньор Торо! Я через минуту буду готов.


Ушёл в спальню.



Часовщик огляделся. Меблированные квартиры в этом доме ему были хорошо знакомы. Квартир без часов не бывает.



Через минуту Кюстер вышел. Он был в вечернем костюме. На вид – не машинист паровоза, а минимум инспектор министерства культуры!


– Дон Торо! Разрешите пригласить вас вместе с доньей Исабель в какой-нибудь на ваш вкус приличный ресторан с хорошей кухней и музыкой! А то я совсем закис в одиночестве.



– Конечно, мистер Смит! Мы все вместе сходим в ресторан в воскресенье после мессы. А сегодня мы с доньей Исабель приглашаем к себе на домашний ужин! У нас тоже очень давно не было гостей. Мы хотим кое о чём рассказать вам. Поделиться с вами. Не откажите.



– Хорошо. Благодарю. Предупредите донью Исабель, что я буду у вашей двери через час.



Ровно через час с точностью железнодорожника Иоганн Кюстер нажал на кнопку электрического звонка в квартиру Мануэля Торо. В его руках большая корзина накрытая белым платком и букет роз. Дверь открыла сама хозяйка дома.



Кюстер приветствовал донью Исабель. Хозяин представил его своей супруге. Букет роз растрогал донью Исабель до слез. Корзинка с деликатесами была принята без жеманства и отправлена на кухню.



Стол был накрыт по-испански. Белая скатерть, серебряные подсвечники, серебряные приборы. Севрский фарфор. Тарелки расписаны мифологическими сценами, маркированы «RF Sevres».


Подают на стол и прислуживают пожилой мужчина в белом длинном сюртуке и подросток лет четырнадцати. Повидимому, приглашёные повар и его помощник.



Много овощей, фруктов, из «фрутти-ди-маре» – лангусты, el pimiento – эль пимиэнто, сладкие красные перцы с анчоусами, чилийские гуласас – обжаренные мальки угря, в касуэле – жидком пюре... Без мяса в Аргентине стол – не стол: нога козлёнка, запеченная с морской солью.



Кюстер для себя отметил: «Меню достаточно обширное, но всего в меру, здесь не обжорка, и на помойку ничто из лишнего не пойдёт».



Блюдо коронное – треска с ананасом, зелёным перцем и отваренным в морской соли бататом – было подано в десять вечера под торжественный бой нескольких часов, собранных в гостиной.



Повар и его помощник ушли. Из кухни вышла горничная, убрала со стола обеденные сервизы, приготовила всё для чая и кофе. Своим присутствием не утомляла. Настало время и для разговора.



Кюстер похвалил обед, поблагодарил хозяев.



– Мистер Смит, – обратился к нему Мануэль Торо, – не покажете ли вы донье Исабель портрет своей незабвенной невесты?



– Да, дон Торо. Прошу вас, донья Исабель! – Кюстер протянул часы хозяйке дома.



Донья Исабель аккуратно положила часы на скатерть и раскрыла их, как книгу. Наклонилась ближе к эмалевой миниатюре и, вдруг, зарыдала, закрыв лицо руками.


Кюстер не знал, что и думать, как себя вести.


Донья Исабель ушла в спальню.



Мануэль Торо присел рядом с Кюстером. В его руках фотография.


– Смотрите, мистер Смит! Это фото нашей дочери Марии. Она погибла три года назад. А на эмали – ваша невеста Лота. Сравните лики.



Кюстер был поражён:


– Одно лицо! Невероятно.



– Невероятно, – сказал Мануэль Торо.



– Простите за нескромный вопрос, дон Торо, но ваша Мария – тоже блондинка?



– Это как раз и не удивительно. Я немец, мистер Смит. Такой же немец, как и вы. Но родился здесь, в Кордове. Мои родители немцы из Швейцарии. Отец вошёл в конфликт с руководством «Гильдии Женевских Часовщиков» из-за украденного у него секрета механизма самовзвода. Обида заставила покинуть Швейцарию. Так они с мамой оказались в Аргентине. Женился я на испанке из хорошей семьи. По любви. За протестанта отдавать не хотели – принял католичество. Бог один. Жили счастливо. Девочка родилась беленькой. Сегодня ей было бы двадцать два года. Вот почему донья Исабель плачет… У нас больше нет детей. Нет ни родителей, ни иных родных. Вот почему донья Исабель плачет.



Кюстер понял, настала пора дать возможность остаться супругам наедине. Поднялся. Решил попрощаться.


– Дорогой дон Торо! Я счастлив тем, что познакомился с вами, с вашей семьей. Думаю, наш совместный ужин не последний. Мы еще посидим, поговорим. Я тоже одинок, как перст. И жизнь гонит меня по земле, как перекати-поле.



Мануэль Торо молча протянул Кюстеру его часы швейцарского мастера Бреве.



Через день чета Торо, направляясь к воскресной мессе, на бульваре Хиеронимо Кортеса встретила своего соседа Джона Смита, или, как его уже называл дон Мануэль, Йоганна Шмидта.


Кюстер, в летнем шёлковом распахнутом сюртуке без жилета, кормил из рук зелёных попугаев. Его полуцилиндр для верховой езды из лакированной кожи лежал на траве.


Отмахиваясь от молодых и наглых попугайчиков, Кюстер приглашал позавтракать белой булкой старого попугая с неряшливым оперением и бельмом на глазу.


– Сеньор Лоро Папагайо! Не бойтесь меня, смотрите, какой белый хлеб! – увещивал птицу Кюстер.



Но старый стреляный попугай не верил в искренность человеческих намерений.


Молодой попугай уселся прямо на руку господина «махинисто» и вцепился своим крепким клювом в булку. Пришлось стряхнуть смельчака.



– Как хотите! – Кюстер положил лакомство на траву у подножия старого орехового дерева и повернулся спиной к «сеньору Папагайо». В ту же секунду старый попугай камнем упал на свою добычу и тяжело взлетел вместе с хлебом на ветку повыше.



– А, старый хитрец! – погрозил Кюстер попугаю. – Я так и знал, что именно этим закончится наша встреча!


Услышал смех и хлопки в ладоши. Обернулся.


– О, какая встреча! Буэнос диас, дон Торо! Буэнос диас, донья Исабель!



Пошли по бульвару вместе. По пути разговаривали. Пришлось рассказывать о своём детстве, о семье, о маме. Эти рассказы очень понравились донье Исабель. Дону Мануэлю больше понравились рассказы о ковбойских войнах в Аризоне и Техасе из-за источников воды, о нападениях бандитов на трансамериканский экспресс «Старлайт», на паровозе которого Смит служил помощником машиниста. Незаметно для самих себя подошли к кафедральному собору Инглезиа-де-Лос-Капуцинос.



Донья Исабель взяла Кюстера под руку. Вошла в собор, в сопровождении двух мужчин. В её глазах не было слёз. Они сияли, как у молодой женщины. Она слышала пение ангелов.



Кюстер внимательно следил за доном Торо, повторял все его движения, имевшие свой церемониальнй смысл. В заключительной части мессы донья Исабель остановила руку падре, протянутую с облаткой пресного теста Кюстеру.


– Он ещё не готов, святой отец!



Обедали в ресторане. Сеньор Мануэль и его сеньора вспоминали свою дочь. Так, всякие мелочи. Потом, снова гуляли, сидели в городском саду, слушали гитаристов, смотрели состязание танцоров фанданго.



Прощались на своей лестничной площадке. Разошлись. Двери захлопнулись. Свет на площадке был выключен.



Донья Исабель, не раздеваясь, бросилась ничком на не разобранную постель. Снова расплакалась.


– Иди, Мануэль! Скажи ему… Ты знаешь. У нас с тобой вдвоём нет будущего. И у него одного тоже нет будущего. Надеюсь, мы не обманываем сами себя. Дева Мария защитит нас всех. Она послала нам знак! Только слепой не увидел бы его!



Донья Исабель еще что-то говорила, молилась Деве Марие, а старый часовой мастер уже стоял на лестничной площадке и стучался в дверь сеньора «махинисто».



Не прошло и месяца, как Джон Смит был крещён в соборе Инглезиа-де-Лос-Капуцинос по католическому обряду с наречением имени Хуан. Прежде, чем пройти таинство крещения, был подвергнут серьёзнейшему допросу, длившемуся более часа, под названием «исповедь». Святой отец-иезуит исповедью остался доволен: в его лоно пришёл настоящий раскаявшийся грешник, прошедший все соблазны порочной жизни на Диком Западе – страны безбожников гринго! Сто золотых песо, пожертвованных ордену, были приняты.



Так Иоганн Кюстер стал Хуаном Смит. В этот же день муниципальный нотариус Кордовы удостоверил факт усыновления Хуана Смита семьёй престарелого часового мастера Мануэля Торо уже под именем Хуан Мануэль Торо. Магистрат выдал за десять песо Свидетельство об усыновлении.



Хуан Мануэль Торо пожертвовал в городскую казну на больницу для бедных одну тысячу долларов чеком на «Chase National Bank» – «Чейз Нейшионал Банк», оплатил расходы на обед и благотворительную лотерею для этой же больницы, стоивших ещё одну тысячу американских долларов.


Произведённые расходы вернулись к Кюстеру получением гражданства Объединённой Республики Аргентина с паспортом на имя Хуана Мануэля, но уже с приставкой «дель» к фамилии Торо, и занесением в список почётных граждан и благородных кабальеро Буэнос-Айреса и Кордовы.


Были бы солидная внешность, благородная осанка, приятное обхождение, деньги и отсутствие алчности. Можно родиться кабальеро, но не быть им. Но можно и наоборот. Кто скажет «нет»? Только не женщины.



Как долго мог такой кабальеро оставаться холостым? Ловушки на одинокого дона дель Торо были расставлены повсюду. Однако, молодой дон дель Торо не дал заманить себя ни в один брачный капкан. Он мог аплодировать танцовщицам танго и фанданго, но никогда не приглашал их выпить с ним вина или просто по чашке матэ. В его квартире убирались приглашённые горничные, но дон дель Торо даже не пытался трогать их за обнажённые локти или плечики. К нему не раз приходили профессиональные свахи и раскладывали свои пасьянсы фотографий невест из благороднейших семейств. С приданным!


Все напрасно. Уличные кумушки не знали, что и думать: с мальчиками дель Торо тоже не общался!



Молодой дон дель Торо сменил квартиру. Для себя и родителей купил в центре города новую. Из двух спальных комнат, двух гостиных, трех комнат общего пользования, столовой и кухни. На эти расходы ушли почти все его деньги.



Родителям квартира понравилась. Донья Исабель сама занималась обстановкой.


Старый часовой мастер своего ремесла не бросил. Хуан Мануэль дель Торо продолжал водить свой локомотив по маршруту Байрес-Кордова.



В один прекрасный день донья Исабель пригласила мужчин на серьёзный разговор.


Иоганн Кюстер, всё ещё «сидевший» в Хуане Мануэле дель Торо, не мог не подумать по-русски: – «Наконец-то, раскололась!».



Донья Исабель отперла маленьким стальным позолоченным ключиком стальной шкафчик, укрытый панельками красного дерева в её туалетном столике. Достала из него лаковую шкатулку и выложила на стол несколько документов.


– Наш сын Хуанито сделал свой вклад в благосостояние семьи. Я не ожидала от него ничего подобного. Но деньги, есть деньги. Теперь мой черёд. Эти бумаги – всё моё, а с сегодняшнего дня наше состояние. Здесь мои банковские депозиты, ценные банковские бумаги и государственные облигации Аргентины, Испании и Американских Штатов. Кроме того – купчая на ассиенду «Торо-Кордова» и прилежащие к ней шестьдесят гектаров пампы! Я владелица скотоводческого ранчо в пампасах долины Каламучита. Карта размежевания, удостоверенная Управлением государственного землепользования Аргентины, прилагается. Мы вызовем нотариуса, и уполномочим нашего Хуанито быть управляющим ассиенды «Торо-Кордова». Пока я только платила за неё налоги. Пора ей приносить семье прибыль.


Верный сын своей новой семьи, Хуан Мануэль дель Торо, не отказался. Только подумал: «Прощай, мой верный паровоз! Теперь он мне будет сниться, как в детстве».



Разговор с отцом у Хуанито-Кюстера был не менее серьёзным. Они разговаривали в его старой мастерской, которую Мануэль Торо оставил при себе.



Вот что услышал его приёмный сын:


– Я не смог вынести бремя хозяина ассиенды, когда это наследство внезапно свалилось на нас с Исабель. Я слесарь, токарь, фрезеровщик и инженер самой тонкой профессии металлистов – часовых дел мастер. Я никогда не ездил верхом. Не умею стрелять. Не умею управлять людьми. Не умею торговать. Все это просто претит моей натуре. Я боюсь всего этого. Ассиенда пришла в упадок. Ею два десятка лет с лишним пользуются гаучо – люди дикие, не управляемые. Это неграмотные дикари пампы – индейцы-полукровки. Они едят только мясо и пьют чай матэ, собирая его листочки с кустарников, которые растут в пампе всюду. Огнестрельным оружием практически не пользуются, но во владении ножом и лассо им нет равных. Для них цивилизация приемлема только в одном – в мескале или текиле. Когда им нужна пища, они режут одичавшую корову. Когда нужны деньги – гонят отловленный скот на фригорифик в город. С ними невозможно разговаривать. Если им придет в голову, что их права притесняются, они будут воевать. Жечь и убивать. Ты принял на себя тяжёлую ношу. Надеюсь, знаешь, что делаешь.



– Аминь, – сказал Кюстер, – спасибо, отец, что предупредил. Обещаю, вам не придется меня хоронить!



На эту же тему вечером после ужина завела разговор и донья Исабель.


– Сын мой, Хуанито! Послушай свою старую маму, которая тебя очень любит. Тебе не надо самому рисковать жизнью на ассиенде. Старый добрый дом наполовину без крыши, стены размыты дождем. Но он хорошая крепость для гаучо, которых не удалось выбить из него ни моему дяде, первому владельцу ассиенды, погибшему в перестрелке, ни моему отцу. Ты должен нанять людей, которые прогонят их, или навсегда избавят от них пампу!



– Мама! Скажи мне, как давно убили твоего дядю?



– Мне было десять лет. В 1870-м году. Была война с гаучо. Их было много. В Кордове каждый день кого-то хоронили!



– Так, понимаю. Гаучо – не скотоводы в европейском смысле. И не ковбои, наёмные рабочие на скотоводческих ранчо Аризоны. Гаучо – не национальность, не племя. Это уникальная общность свободных деклассированных, разноплеменных людей. Свой образ жизни. Простой, скромный, практически недоступный европейцам. Источник существования – бесчисленные стада одичавших быков и коров, табуны диких лошадей. Они дают гаучо все: одежду, обувь, мясо. Немного найдётся в городе такого, что гаучо купит за деньги. Разве что, шпоры, хороший нож и бутылку текилы!



Донья Исабель налила своему сыночку еще чашку кофе.


– Спасибо, мама. Я уже посылал человека на ассиенду. Там в старом доме живут только пять мужчин гаучо. Двое моего возраста, двое постарше и один старик по имени просто Майя. Он колдун и лекарь. Мы не будем их убивать. Они будут жить рядом с нами, помогать нам тем, что не будет им неприемлемо. Я знаю, как поступить. К осени ассиенда будет восстановлена. А первую партию скота в двести голов мы поставим на фригорифик через десять дней. У меня уже есть контракт!



………………………………………


* фригорифик — мясокомбинат, предприятие для забоя скота и производства охлажденной говядины; с появлением пароходов-рефрижераторов — основной экспортный товар Аргентины конца 19, начала 20 века.


………………………………………



*****



Гаучо, уже несколько лет жившие в стенах ассиенды «Торо-Кордова», не были ни родственниками, ни друзьями в европейском понимании этих слов. Они были гаучо. Индейцы полукровки, чьи предки принадлежали древним племенам Пампы, о чем говорили их имена: Рамон Мапуче, Андреас Гуарани, Исус Диагита, Тобас Чако Эстебан. И только старик был Майя. И его отец был майя, и мать его тоже была майя. И его божеством был Великий Змей Кетцалькоатль. Он умел предсказывать будущее по полёту птиц и брошенным косточкам, а погоду – по запаху ветра. Неделю назад старик сказал гаучо, что скоро придут испанцы и с ними человек с золотыми усами и бородой.



То, что придут белые, гаучо знали и сами. Они видели разведчика, приезжавшего из города, покрутившегося без дела вокруг ассиенды и ускакавшего по заброшенной дороге назад во весь опор. А вот человек с золотой бородой? На него стоило посмотреть.



*****



На ассиенду её владелец Хуан Мануэль дель Торо прибыл не один. За ним тянулся целый обоз «carruajes» – повозок и фур с запряженными в них лошадьми и мулами. Одни повозки были загружены строевым лесом, другие – уже собранными дверьми и оконными застеклёнными рамами, бочками с известью. Рядом с Хуаном Мануэль дель Торо верхом префект полиции Альфонсо Лопес. Сзади трое полицейских во всеоружии.


В первой фуре, крытой брезентом, ехали музыканты. Так, под испанскую песню «О, голубка моя!» обоз и въехал в разъем ограды, тот, что когда-то назывался воротами в ассиенду «Торо-Кордова».



Гаучо нового хозяина не встречали. Просто сидели на жердях полуразвалившегося крааля.


Кюстер пошел к ним сам.


– Буэн диа, амигос! – Добрый день друзья! Я Хуан, сын Мануэля дель Торо. Спасибо за помощь. Я привез вам кое-что.



Кюстер обернулся, сделал знак рукой. Подбежали два подростка с мешками, к ногам каждого на траву положили по цветному шерстяному одеялу, непромокаемому плащу, кожаной широкополой шляпе, позолоченной паре стальных шпор и большому ножу золлингеновской стали в ножнах на широченном поясе с серебряными бляхами. Гаучо на подарки не смотрели. Рассматривали самого Кюстера. Человек новой для них породы. Сине-зелёные глаза, как перуанская бирюза, белая кожа, золотая борода… Это только внешность. А что у него внутри? Человек – не зверь, он умеет лгать. Шкуру может натянуть любую.



Старый Майя вдруг положил свою морщинистую руку Кюстеру на лицо. Несколько мгновений держал свои пальцы на его лбу. Потом провел ими по векам закрытых глаз, носу, губам. Кюстер не дрогнул.



Майя повернулся к Гаучо. Сказал на араукани:


– Это он. Кетцаль говорил мне о нем. Омбре кон эль оро ля барба! – Человек с золотой бородой. Он не враг! Возьмите подарки.



Рядом заиграл оркестр. Трубач заливался соловьем. В гитарные аккорды вливалась музыка начавшегося строительства. Звенели пилы, стучали молотки, летели щепы и стружка.


Гаучо оглянулись. Как по мановению волшебной палочки рядом с краалем поднимался деревянный дом.


– Это будет ваш дом, сеньоры, – сказал Кюстер. – Хватит спать под открытым небом в развалинах!



Приглядевшись, решил, что старшим в группе является, все-таки Тобас Чако Эстебан. Держится в центре группы, а его товарищи – хоть на ладонь, но несколько сзади. Спросил:


– Вы, сеньор, должно быть, здесь старший. Сеньор Тобас Чако Эстебан! Не дадите ли мне совет: возможно ли в Пампе найти мне гаучо для работы на ассиенде? На первое время – человек пять. Я готов платить старшему тридцать песо в месяц плюс один процент от прибыли, полученной ассиендой. Гаучо – десять песо в месяц. Плюс еда и стакан текилы на ужин.


Тобас Чако Эстебан подошёл к Кюстеру вплотную. Второго такого взгляда хищного зверя глаза в глаза Кюстер за всю свою жизнь не видел. Но страха не было. Эстебан спросил:



– Ты привез с собой много людей – строителей, полицейских, музыкантов… Когда они уедут, ты уедешь тоже?



– Нет, я буду здесь жить. Рядом с вами. Вы – в своём доме. Я – в своём. Мы не будем мешать друг другу. Если захотите, будете у меня работать.



– Хорошо. Живи. Пусть будет так. Почему ты не привез с собой врача?



– Привез.



– Прикажи ему посмотреть мою ногу! Если поможет мне, я помогу тебе!



*****



Через десять дней фригорифик Кордовы получил первые двести голов скота с ассиенды «Торо-Кордова». Гаучо «Торо-Кордова» собирали по пампе и гнали в крааль новую партию. Хуан Мануэль дель Торо приобрёл автомобиль. В городе о нём заговорили. Донья Исабель была счастлива. Новая мысль овладела ею. Женить своего Хуанито. Каждое воскресенье после мессы её окружали подруги, в том числе и те, с кем она не общалась последние десять-пятнадцать лет. Приглашали к себе в гости на чашку чая, на чашку кофе. От приглашений не отказывалась, знала, в каждом таком доме есть невеста. Охотно приглашала подруг к себе. Чайный сервиз со стола не убирался. Через месяц круг претенденток сузился. Настало время знакомить Хуанито с предполагаемыми невестами.



К концу лета каменная усадьба ассиенды была восстановлена. Мебель заказана в Байресе. В первых числах октября предполагался пышный праздник с приглашением первых лиц города. Донья Исабель втайне надеялась, что праздновать будут не только новоселье.



Кюстер категорически отказался ездить по домам, разглядывать невест.


– Мама! – сказал он донье Исабель. – Я не знаю женщины, которая сделала бы большее добро для своего сына, чем вы. Приглашайте своих друзей вместе с дочерью на ассиенду. Поставим две большие палатки. Мои гаучо зажарят быка. Я покатаю свою будущую подругу на смирной кобылке, познакомлюсь с ней. Послушаем гитаристов. Посчитаем на небе звёзды. Переночуем на свежем воздухе. Подышим запахом Пампы!



Так и сделали. В один вечер избранницей Хуана Мануэль дель Торо стала шестнадцатилетняя донна Мария Роза Кастильяно дель Родригес, дочь профессора математики Университета Кордовы…



«El hombre con el oro la barba» – Человек с золотой бородой – так индейцы и гаучо будут звать Иоганна фон Кюстера, удачно сменившего имя на Хуана Мануэля дель Торо, долгие годы, даже тогда, когда его борода станет совсем седой, потеряет свой золотой цвет. К тому времени он будет говорить по-испански, как истинный кабальеро из Кастилии. И никто из немецкой волны эмиграции 1945 года, захлестнувшей Аргентину, не заподозрит в нём своего соотечественника.



На этом мы пока простимся с Иоганном фон Кюстером, бывшим ротмистром Отдельного Корпуса жандармов Российской Империи. На доброй ноте. Пусть хоть кто-то из героев этого романа не хлебнёт горя Великой Войны 1914 года и последующих за ней революций!


ГЛАВА 16.



Нью-Дели – Симла. Военно-политические союзы сверхдержав. Кто с кем?! Снова Гюль Падишах?



19 апреля 1912 года. Британская Индия. Пульмановский вагон курьерского поезда Калькутта-Нью-Дели.



Железнодорожная линия «Калькутта-Нью-Дели», вернее, с нового 1912 года – «Нью-Дели–Калькутта», отличается от линии «Париж–Лион–Марсель» многим. В первую – единственной линией пути. Вся поездная бригада курьерского – исключительно индусы, в отличие от Закаспия, где этнического текинца машинистом паровоза или начальником железнодорожной станции не встретишь. Хорошо для Индии! Не очень хорошо для пассажиров.


Средняя скорость движения – не превышает шестидесяти пяти километров в час. Это не потому, что на большую не способен локомотив, или не хватает опыта у машиниста. Это не потому, что на каждой станции состав загоняют на запасные пути в «отстойник» на час-другой, а то и на все пять, пока не пройдёт встречный. Это время в расчет скорости не берётся. Дело куда проще. Проще понять. Труднее исправить. Исправить пока никому не удаётся. Железная дорога проложена трудом тысяч рабочих. Топорами и мотыгами, кирками и динамитом. Кратчайшая дорога от порта Бенгальского залива к сердцу Бхарат – Индии, которое тысячи лет зовется коротким звучным таинственным именем – Дели! Дели. Древнейшая столица Бхарат, его географический центр. Центр политической, промышленной и экономической активности государства. И дорога от океана к сердцу Индии ни днём, ни ночью не бывает свободной. Не от поездов, нет. От бесконечного, нескончаемого потока странников в обе стороны! Мужчины, женщины, старики и дети всех возрастов. От тех, кто сидит в шёлковом узле за спиной матери или вышагивает собственными босыми ножками, держась ручонками за её сари. До тех, кого несут в богатом паланкине под весёлую музыку и пение, до тех, кого несут в последний путь в погребальных носилках под плач и вопли безутешных родственников. Это ещё ничего. Покричит, высунувшись из будки, машинист, погудит, посвистит, напугает сбросом пара, глядишь, и уступит толпа рельсы и шпалы паровозу. Не везде природа предоставила, а «Дорога» не расчистила придорожные полосы. Увы.


Куда серьёзнее слон. Ему нужна тропа пошире. Он не прижмется к скале, не ступит в ручей, пропуская поезд. Но страшнее всего – корова. На неё ни машинист не крикнет, ни прохожий хворостиной не вытянет. За такое можно и в призон-джэл месяцев семь клопов покормить! Стоит себе на путях и стоит священная корова!



Одна тысяча четыреста километров. Двенадцать станций. 21 час 30 минут чистой езды. Плюс по пять – десять минут ключевые станции – 1 час 10 минут. Всего 22 часа 40 по расписанию! Увы, ехали двое суток!


Опоздание, похоже, не испортило настроение никому. Кудашев успел за время своего странствия научиться чисто «дорожному» терпению, а генерал Фальконер слишком хорошо знал Индию, чтобы требовать от неё большего!



*****



Сердечный приступ в вагоне поезда в Центральной Индии даже генералу, путешествующему с целой свитой, но без врача, мог стоить жизни.


На станции Бахри офицер частной охраны генерала Фальконера чуть было не увёз силой дежурного станционного врача. Врач-бенгалец, узнав, что его вызывают к «джанрал-саиб» – генералу, страдающему от острого приступа сердца, перепугался не на шутку. Был вынужден признать, что успел закончить только один курс фармацевтического колледжа Университета Калькутты. За отсутствием врача-англосакса в пульмановский вагон был доставлен фармацевт-бенгалец.


Фармацевт предложил снять генерала с поезда и отвезти его в городскую больницу.


Лорд Фальконер отказался категорически. Или пусть делает, что может, или прощается со спокойной жизнью колониального служащего.


Дактар Риши, так представился фармацевт, что-то прокричал из окна вагона своему помощнику, молодому человеку в белом халате и головной повязке не первой свежести. Пояснил на инглиш: его помощник должен приготовить «мэдисин кали дава чай» из трав и плодов «дава». Джанрал-саиб выпьет – и забудет о своей боли. Кроме того, помощник принесет и поставит больному на область сердца пиявок. Дактар Риши вспомнил трудное слово «гирудотерапия»! Уверил, что пиявки способствуют перераспределению крови в организме и одновременно расширяют просвет кровеносных сосудов, разжижают кровь, которая быстрее двигается по сосудам, снабжая организм, и, прежде всего, сердце – кислородом! Его доводы показались убедительными. Лексика, почти профессиональной.


Если нет гербовой, пишут на простой. Поезд задержали на пятнадцать минут.


Скоро отвар был готов. Пиявки доставлены. Дактар Риши остался в пульмановском вагоне. Поезд тронулся.



Кудашев попробовал заварку, почмокал губами.


Похоже на боярышник, правда, отдает пустырником! И, несомненно, присутствует валерьяна. Уж её то запах ему хорошо известен. Разумеется, европейские названия растительного букета, использованного «дактаром», бенгальцу были неизвестны.



В общем, и отвар, и пиявки сделали свое дело. Лорд Фальконер уснул. Дактар Риши прощупал у спящего пациента пульс в восьми точках – на обеих руках, ногах, на висках и на горле. Объявил, второго приступа не будет минимум две недели, если больной не будет пить виски и волноваться. На станции Дехри фармацевт и станционный врач-железнодорожник Дактар Риши сошёл, унося за щекой двадцать шиллингов серебром.



На станции Варанаси вошёл секретарь. Принёс несколько свежих газет». Лорд Фальконер ещё дремал. Кудашев взял «Индиан Ньюс». Первая полоса – сплошная реклама. Прошёлся быстрым взглядом наискосок сверху вниз. Глаз сразу выхватил родное:


– «Ахал-текинский жеребец по кличке «Артык» семи лет рыжей масти предлагается для случки. Цена пятьсот фунтов за сеанс без гарантии оплодотворения. Обращаться: Нью-Дели, отель «Мэйиденс», спросить Абу Шахназар». Улыбнулся. Подумал, как там его Кара-Ат поживает. Скучает, небось!


Развернул газету. Вторая полоса ударила в лицо заголовками в сорок кеглей шрифта «таймс»:


«Новые беспорядки в России! Расстрел рабочих на реке Лена!».


Дыхание перехватило. Впору самому было отхлебнуть из стакана лорда Фальконера настойки «дава». Кроме общей информации в «подвале» полосы опубликован документ. Прочёл:



Документ № 54.



«Телеграмма члена Центрального стачечного комитета М.И. Лебедева от 5 апреля 1912г. Петербург - пять адресов. Председателю Совета Министров, Министру юстиции, Министру торговли, Членам Государственной Думы Милюкову, Гегечкори:


"Четвертого апреля мы, рабочие Лензото шли Надеждинский прииск с жалобами товарищу прокурора Преображенскому о незаконных действиях приисковой и правительственной администрации и с просьбой об освобождении арестованных, избранных по предложению властей. Не дойдя 120 саженей до квартиры прокурора, нас встретил окружной инженер Тульчинский, уговаривая во избежания столкновения с войсками остановиться и разойтись. Передние, повинуясь, стремились остановиться, но трехтысячная толпа, растянувшаяся на две версты по узкой дороге, не зная причины остановки передних, продолжала напирать, увлекая Тульчинского со стражником, не слыша даже предупреждающих сигналов начальника воинской команды. Последовали залпы, продолжавшиеся несмотря и на крики, махание фуражкой и платком Тульчинского прекратить пальбу. В результате около пятисот убитых и раненых. Тульчинский чудом уцелел под трупами. Считаем виновными происшедшего ротмистра Трещенкова, товарища прокурора Преображенского, следователя - судью Хитуна, употребивших оружие, не убедившись в наших мирных намерениях. Ввиду весеннего перерыва сообщение краем просим немедленного назначения судьи, не причастного событиям, с полномочиями следователя. Сообщение Киренск - Витим - Бодайбо еще возможно не долее недели, промедление с приступом к следствию до навигации крайне затруднит выяснение истины." Избранный рабочих Лензото, раненый Михаил Лебедев, номер расчетной книжки 268."



Кудашев остолбенел. Вспомнил последний разговор с Дзебоевым. Его рассказ о его своем навязчивом кошмаре, связанном с рабочим митингом на площади Скобелева, обязанностью полковника вынуть из кобуры револьвер и дать полицейским и казакам команду «целься, пли!».



Кудашева в чувство привёл голос генерала.



– Что делают! Что делают! – воскликнул пришедший в себя лорд Фальконер. – Утопить танкер силами военной субмарины, погубить двадцать два человека команды и пассажиров! Действия противника явно не адекватны нашему сопротивлению. За какие-то пять тысяч марок?! Вы так не думаете, Джон?



– Акция устрашения! – ответил Кудашев. – Но не только: операция зачистки – уничтожение свидетелей. Необходимо принять срочнейшие меры по обеспечению личной безопасности полковника Гарольда Эмриса, спасению документов, что успел он подготовить – объяснительным, протоколам, актам наблюдения. В противном случае, мы не будем располагать аргументами нашей точки зрения, доказательствами преступной деятельности группы лиц, уничтожившей своего конкурента – танкер «Девоншир», убившей свидетеля боцмана О’Рейли, организовавшей нападение на усадьбу «Фалькон-Хорремшехр» и ранение полковника Эмриса! А главное – преступное деловое сотрудничество с Германией в ущерб интересам Великобритании!



Поезд шёл вслед за солнцем.


Лорд Фальконер писал телеграмму за телеграммой. Секретарь отбивал их на очередной железнодорожной станции.


Последняя телеграмма, полученная лордом Фальконером на станции Фатехпур, была от лейтенант-колонеля графа Эдвина Солсбери-младшего флигель-адъютанта Его Высочества Вице-Короля Индии лорда Чарльза Хардинга. Лейтенант-колонель Эдвин Солсбери сообщал, что Его Высочество Вице-Король Индии готов принять лорда Фальконера в своей летней резиденции в Симле, где он в настоящее время находится с деловым визитом.



Пришлось в Нью-Дели не задерживаться. Меньше часа понадобилось на то, чтобы прицепить три пульмановских генеральских вагона к курьерскому поезду «Нью-Дели – Чандигар». Восемьсот пятьдесят три километра проехали за тринадцать часов. Уже несравненно лучше.



Далее – двести девяносто километров по горному серпантину гужевым транспортом, а проще – верхом. Никуда не деться – трое суток!



Коней получили на конюшне самого Генерал губернатора и Командующего войсками Британского Королевства Индии. По его собственному распоряжению, переданному по телеграфу. Девять всадников – одиннадцать лошадей. Сам генерал, его советник, секретарь, лакей, повар и четыре человека охраны – сипаи. Все на месте. Вперед. Вверх по серпантину.



– Уверенно держитесь в седле, доктор Котович, – похвалил Кудашева лорд Фальконер.



– Спасибо, сэр, – ответил Кудашев. – Никогда об этом не думал, сэр. У нас все умеют верхом, даже дети и женщины.


Надо полагать, лорд Фальконер представил себе канадских фермеров, или американских ковбоев.



Ехали рядом. Узкая, в полторы арбы дорога. Хорошо, хоть дорога, а не горная тропа! Как все дороги в Индии – запружена прохожими и проезжими. Конные всадники, верблюжьи караваны, ослы, буйволы… Поток в обе стороны. Кудашев поймал себя на том, что с удовольствием рассматривает молодых женщин в разноцветных сари. Куда там французским певичкам с эротическими декольте. Шёлковое сари – шедевр симбиоза эротики и стыдливости одновременно. Французские модницы посчитали бы верхом бесстыдства – закрывать лицо, но выставлять на обозрение свой пупочек!



Впереди караван какого-то раджи, вернее, махарани. Едет в резной башенке-коробочке на спине белого слона, раскрашенного по телу цветками лотоса, покрытого пурпурной попоной, расшитой золотым орнаментом. И впереди, и сзади отряд воинов в средневековых латах, вооружённых самым разнокалиберным оружием – от мультуков до «Спрингфилдов», и холодным – от кривых мечей и кинжалов до алебард и копий, усыпанных драгоценными камнями. Обогнать эту неторопливую величественную процессию удалось, только въехав на храмовую площадь какого-то посёлка.



Остановились на ночлег. Младший офицер охраны – индус из категории «сахиб субедар» – приказал установить две палатки, обозначить территорию стоянки периметром, цветным шнуром с навешанными на нём сухими колючими ветками. Рядовой состав, сменяясь, по одному нёс службу, обходя периметр. На ночь заготовили хворост для костра и факелы.


Кудашев не задавал вопросов. Как человек военный, он помнил собственный крепкий сон в Шайтан-щели, и то, чем этот сон обернулся. Понимал необходимость принятых мер безопасности. Но лорд Фальконер посчитал необходимым просветить своего штатского советника:


– Хорошо спит не тот, у кого мягкое ложе, а тот, кто сможет по утру проснуться! Молодым лейтенантом мне не раз приходилось принимать участие в ликвидации банд душителей-тхаггов, адептов богини Кали. Это были величайшие мастера своего чёрного дела. Для них наша охрана – пустое место. В войне для диверсионных операций они были бы незаменимы. Увы, это были просто бандиты, их интересовала только нажива. Бывали случаи, когда группа из пяти-шести тхаггов уничтожала купцов и охрану каравана из двадцати-тридцати человек! Без единого звука. Тхагги существовали в Индии всегда. Им покровительствовали даже махараджи. Только английскому присутствию Индия обязана освобождению от тхаггов. Но по сей день в Индии, ложась спать, я держу свой «Веблей» не под подушкой, а у бедра. Богиня смерти Кали жива и сегодня, в двадцатом веке аэропланов и радиосвязи! И ей поклоняются! Держите, доктор Джон. Этот револьвер для вас. Мы не имеем права не проснуться завтра поутру!



– Какие новости из Хорремшехра? – спросил Кудашев. – Я стараюсь вас, сэр, не беспокоить праздными вопросами, но хотел бы быть в курсе событий.



– Вы правы, Джон. В делах, давайте без церемоний. Отвечаю: последнюю телеграмму полковник Эмрис отстучал лично. Ногу ему спасли, но его возят в кресле. Все протоколы, составленные на борту «Девоншира», а также, подписанный боцманом О’Рейли уже в моем личном сейфе Персидского Императорского Банка в Ширазе! Теперь я понимаю, как вы были правы, настаивая на документальной фиксации событий. Конечно, моё слово генерала и лорда Англии еще чего-то стоит в обществе, но в кабинете министров обязательно потребуют письменные доказательства!



– Очень хорошо, сэр. Значит, у меня есть не только знание, но и аргументация. У нас начался хороший разговор. Его итог очень пригодится вам в беседе с Его Высочеством Вице-Королём Индии, сэр. Разрешите вопрос?



Генерал кивнул.


Кудашев продолжил:


– Прошу прощения, это вопрос дилетанта в политике. Я, конечно, читаю газеты, но из прочитанного не могу сделать серьёзных выводов. Как я связываю высокую политику с нашим частным делом? Конечно, убийство боцмана О’Рейли – уголовное преступление – не уровня подведомственности Вице-Короля Индии, равно как и нападение на усадьбу «Фалькон-Хорремшехр». Продажа нефти «Англо-Персидской Нефтяной Компанией» непосредственно Германии пока не доказана и, скорее, чисто моральная ответственность ложится на владельца танкера «Девоншир». Не обижайтесь, сэр, я говорю, как ваш советник-аналитик. Будет хуже, если об этом начнут трубить газеты. Но пиратская атака на «Девоншир» с откачкой нефти на неустановленное судно – это не только уголовное преступление, так как морской разбой был произведён под контролем неопознанной военной субмарины. Потопление танкера «Девоншир» – военное уголовное преступление. Это уже политика! Исходя из имеющихся фактов, с высокой степенью вероятности могу предположить, что субмарина – боевой корабль Военно-морского флота Германии!


Лорд Фальконер вставил замечание:


– Покойный Генри Адамс успел передать: на рубке субмарины её номер – «U-20»! Меня уже оповестили из Адмиралтейства, это номер германской подводной лодки. В МИ-6 известно имя командира этого корабля. Будь он проклят!


Лорд нервно закурил, ломая спички. Дунул сигарным дымом на стайку залетевших комаров, круживших вокруг горящей керосиновой лампы.



– Продолжайте, Джон. Мы давно серьёзно не разговаривали.



– Врач запретил вам волноваться, сэр. Я предполагал, что мы выберем для совещания вечер. Продолжаю. Все газеты, что я читал в последний месяц, трубят о предстоящем военном конфликте. Уже определены блоки стран – противников в грядущей войне. С одной стороны – так называемый «Тройственный союз» – Австро-Венгрия и Германия. С другой – страны «Сердечного согласия» – Великобритания, Франция и Россия. У меня нет ответа на сам собою напрашивающийся вопрос: насколько крепки эти военно-политические альянсы? Нет ли у политиков искушения или, даже, возможностей нарушить сложившееся равновесие в свою пользу? Например, Великобритании заключить союз с Германией, а потом спокойно разделить Россию? Или Германии заключить договор с Россией и выжать Великобританию из Персии?



Лорд Фальконер внимательно слушал Кудашева. Молчал. Долго молчал. Курил, гонял дымком комаров. Кудашев не торопил его с ответом.



Затянувшаяся пауза была прервана генералом вопросом на вопрос:


– Вопрос, конечно, лаконичен, прям и прост. Ответ подобным быть не может. Слишком много составляющих необходимо было бы перевзвесить. Вы, доктор Котович, даже не представляете, сколько это интересов в астрономических цифрах! Чисто военные – резервы в людях, как стоящих под ружъем, так и общие мобилизационные резервы. Как реальные, так и потенциальные мощности промышленности, и не только военной. Запасы продовольствия. Возможности сельского хозяйства. Импорта продовольствия, топлива, сырья. Транспорт, коммуникации, связь. Уровень общего образования, самосознания, предрассудков, военной подготовки резервистов, международных связей, общественного мнения, готовности населения выстоять… Мне что, до утра перечислять?! Могу даже в цифрах – пехота, конница, орудия, танки, аэропланы, железные дороги, военно-морской флот… Тем не менее, мой военный и жизненный опыт мне подсказывает: предательство никогда и никому ещё в конечном итоге не приносило дивидендов! С разрывом старых связей всегда что-то теряешь. А новые связи, ещё не известно, принесут ли дивиденды. Моя позиция, позиция старого генерала, консервативна, как вся политика Англии. Однако, за всех политиков расписываться не могу. В море дуют разные ветры, воды двигают разные течения. Бывает, на поверхности – в одну сторону, а на глубине в десять футов – в противоположную!



Кудашев поднял ладонь:


– Вот почему я и задал этот непростой вопрос. Нам нельзя ошибиться. Подводное течение может выбросить нас на подводные скалы, сэр!



Лорд Фальконер заинтересовался, в его глазах загорелся огонёк:


– Я весь во внимании, доктор Джон! Говорите!



Кудашев продолжил:


– Надеюсь, мое предположение, в форме сомнения, разумеется, не будет вами превратно истолковано, сэр. Зона английского влияния в Персии находится под юрисдикцией Британского Королевства Индии и, соответственно, управляема Вице-Королём Индии. Так?



Лорд Фальконер кивнул головой:


– Потому мы и направляемся к Его Высочеству в Симлу, а не к Премьер-министру в Лондон!



Кудашев продолжил:


– Мы можем быть уверены, что Его Высочество не связан общими экономическими интересами с «Англо-Персидской Нефтяной Компанией»?



Лорд Фальконер снова принялся за комаров. Мало помалу одного за другим загнал в огонь лампы всех. Кудашев не мешал. Молча наблюдал за экзекуцией.



Генерал раскрыл свой ранец телячьей кожи, достал бутылку и два серебряных стаканчика в кожаных подстаканниках.


– Надо выпить, Джон. Я не готов ответить. Если бы не вы, человек далёкий от принципов военной субординации, от нашей сословной раболепности, мне самому такая мысль не пришла бы и в голову!



Выпили. Виски было тёплым. Кудашев только смочил губы. А британцы вообще не умеют опрокидывать стакан «залпом»!



– Давайте спать, Джон, – сказал лорд Фальконер. – Я не буду вам отвечать. Но, благодарю за то, что поставили этот вопрос. Будьте уверены, на подводные скалы мы теперь не напоремся!



*****


С восходом солнца поднялись. Чёрный чай с молоком, с тростниковым сахаром крупными жёлтыми кристаллами и с горячими белыми лепёшками. И снова дорога. Путь к Гималаям! До снежных вершин, конечно, не доедут, но их лицезрением насладятся досыта. Как и резкими ледяными порывами ветра в тридцатисемиградусную по Цельсию жару! Порывами ветра, грозящими унести караван в пропасть.



На одном из перевалов стоял суфийский дервищ и беспрестанно повторял на фарси одну и ту же строфу: «Тот, кто сделал хоть малейшую частичку добра, увидит ее; тот, кто сделал хоть малейшую частичку зла, тоже увидит ее! Путник, помни, ты – лишь слеза на реснице Аллаха!».



– О чём он? – спросил лорд Фальконер Кудашева.


Кудашев перевёл.



– В сегодняшнюю ночь я мало спал, много думал, – начал лорд Фальконер.


Кудашев шенкелем послал своего коня ближе к генералу. Понял, разговор будет продолжен.



– Россия или Германия, такой вопрос задают не только газеты. Этот вопрос обсуждают на всех социальных уровнях. Для многих это вопрос чисто умозрительный, так, болтовня в пивной. Но для многих – это вопрос интересов. Не стоит забывать, что и Россия, и Англия соединена родственными связями своих монархических домов с Германией. А за этим стоят многочисленные связи не только самих монархов, но и их многочисленных родственников. Промышленный и банковский капиталы – отдельная, очень серьёзная тема. Однако, я полагаю, что Германия – более сильный конкурент Великобритании, нежели Россия. Германии не нужна в союзниках Великобритания. Ей нужны Месопотамия, Египет, пусть и в таком смехотворном союзе, как с Турцией. Ей нужны Апшеронский полуостров России, Персия от Закаспия до Персидского залива и свободные ворота в Индию через Болан и Хайбер! Следовательно: Англии нужна смертельная схватка двух монстров – Германии и России. Конечно, лично моё мнение значит очень немного в большой политике, но отвлечение военной мощи Германии от Басры на Киев развязало бы узел противостояния в Персидском заливе!



– Спасибо, – сказал Кудашев, – начинаю понимать…



В полдень въезжали в Симлу. У символических городских ворот к генералу Фальконеру подъехал полковник-англичанин – командир комендантского полка Вице-короля Британской Индии, попросил на минуту задержаться.


Из ворот выходила большая процессия: музыканты, брамины, всадники Индийской Кашмирской кавалерийской бригады в английской форме хаки, за ней – гвардейская конница в синих и красных тюрбанах с национальным оружием, вереница слонов с сановниками в роскошных одеждах их жёнами и наложницами, снова военные отряды…


Рёв слонов и боевых труб, дробь и удары барабанов. Молитвы жрецов. Ржание коней.


– Махараджа Княжества Джамму и Кашмир Его Высочество Пратап Сингх, – пояснил начальник охраны. – Был на аудиенции Его Высочества Вице-Короля Индии!


– В синих чалмах с ритуальным кинжалом над левым ухом – сикхи – «львы» – лучшие туземные воины. Их религия – война. В Амритсаре столица сикхов с Золотым храмом. Наёмники. Как солдаты хороши до унтер-офицеров. До полковников не дотягивает никто,– пояснил лорд Фальконер.


Вдруг Кудашев явственно услышал голос с платформы-башенки на одном из слонов:


– Ше пахгласт, бек! Ше пахгласт!


………………………………………..


* Фарси. – Добро пожаловать, бек! Добро пожаловать!


……………………………………….



Попытался увидеть человека, явно поздоровавшегося с ним лично. Но смотреть пришлось против солнца. Сверкающее белое марево!


Видеть было не обязательно. Это был голос Гюль Падишаха!


ГЛАВА 17.



Аудиенция у Вице-короля Британской Индии. Тхагги! Хиндустанский волк. Кто враги? Кто друзья?! Возвращение в Хорремшехр.



26 апреля 1912 года. Британская Индия. Симла.



В день приезда лорд Фальконер и его советник профессор Котович на приём к Вице-королю Индии не попали. Сдали в канцелярию Его Высочества Прошение об аудиенции, передали подготовленный Доклад о пиратском нападении на танкер «Девоншир», его умышленном потоплении субмариной под номером «U-20», с полученными радиограммами с борта танкера, с телеграммами от полковника Эмриса, с чётко выстроенной цепочкой фактов и вытекающими из этих фактов конкретных предположений и предложений.


Лорду Фальконеру, его советнику и секретарю были предоставлены гостевые апартаменты, охране – места в казарме, коням – стойла в конюшне и по мере джугары в сутки!



Ближе к вечеру секретарь был вызван в Канцелярию. Получил приглашения на аудиенцию на два имени – лорда Фальконера и доктора Котович. Секретарь получил распечатанный регламент приёма. Лорду Фальконеру регламент был хорошо знаком, но Кудашев ознакомился с ним, не скрывая своего интереса. Прочитав, понял, что он в единственном числе представляет собой свиту лорда Фальконера. Отвечает на представление шагом вперед. После представления делает шаг назад. В зале, где произойдет аудиенция, держится у стеночки. Его выступление ни с речью, ни с комментариями не предполагается. В случае, если беседа Его Высочества с лордом Фальконером продолжится в саду на прогулке, доктор Котович держится позади беседующих на дистанции не менее, чем в шесть шагов.



Через день 28 апреля аудиенция состоялась. Приёмная Его Высочества поражала своими размерами. Так, с добрый зал ожидания вокзала европейской столицы. Союз древнегреческого Парфенона с Тадж-Махалом по архитектуре. Роскошная отделка позолоченной лепниной, мраморными рельефами, итальянской мозаикой и венецианскими витражами. Богатая публика – раджи и махараджи, чиновники туземные и колониальной администрации, бизнесмены, банкиры, военные чины от полковника и выше. Гости из Европы. Держатся отдельными группами, не смешиваются. Это понятно. Подавляющее большинство присутствующих друг друга не знают. Есть, конечно, англичане, французы. Возможно, двое из России.


Пара немецких «оберст» во главе с «генерал дер инфантерие». Генерал – в каске с имперским орлом, полковники в таких же касках, но с султанами черного конского волоса. Синие мундиры. Красные расшитые стоячие воротники, красные обшлага рукавов. Белые шарфы, шпаги, пустые пистолетные кобуры. Рыжие, надменные, усатые пруссаки! Воистину, при дворах монархов всегда дуют разные ветры.


Чисто русская мысль пришла в голову: «Каждой твари по паре! Ладно, у нас танкер утопили, а эти куда?!».


В ожидании приёма гости скрашивают время на удобных креслах, диванах, за чтением журналов и газет, разложенных на столиках. Лакеи время от времени разносят охлаждёный щербет. Предлагают любителям кальян.



Вышел адъютант.


Ливрейный лакей ударил в гонг.


– Его Превосходительство генерал лорд Георг Фальконер к Его Высочеству! – провозгласил флигель-адъютант.



Твердой военной поступью, звеня шпорами, сверкая лакированными кавалерийскими сапогами, бриллиантовым орденом «Звезда Индии», двумя рядами медалей, золотом погон «полного» генерала, придерживая левой рукой тяжелый английский кирасирский палаш, генерал Фальконер двинулся к распахнутым дверям делового кабинета Генерал-губернатора и Командующего вооруженными силами английских колониальных войск в Индии.


За ним, на шаг сзади и несколько правее двинулся и Кудашев.



На прямой линии, намеченной лордом Фальконером для движения к цели, стояли немцы. Генерал шёл на «вермахт» в лобовую атаку, не собираясь менять свой курс. Кудашеву передался его кураж! Будь что будет.


Немцы такой атаки не поняли и не успели к ней подготовиться. Столкновение, казалось, было неизбежным. Отпрянули от наступающего генерала в последний момент. Один из «оберст» плеснул на своего генерала от инфантерии сладким банановым щербетом. Не произнесли ни слова. Ещё двенадцать шагов, и флигель-адъютант закрыл за лордом Фальконером и его советником высокие двустворчатые двери.



Кудашев остался стоять в метре от входа. Лорд Фальконер и Вице-король Королевства Британская Индия шли друг другу навстречу.


Поздоровались, обменялись рукопожатием.


– Ваше Высочество!


– Ваше Превосходительство!



Лорд Чарльз Хардинг не присел сам и не предложил сесть лорду Фальконеру. Извинился. Произнёс речь:


– Ваше Превосходительство! Буду краток: мои советники изучили ваш доклад и прошение. Мои комплименты. Лучших документов на своё имя я не держал в руках уже много лет. Факты изложены четко, ссылки уже проверены и подтверждены, в этом я, зная генерала Фальконера, не сомневался. Предложение сформулировано лаконично и очень определённо. За истёкшие сутки удалось связаться со всеми инстанциями, упомянутыми в докладе. Все факты подтверждены по телеграфу компетентными лицами. Лично я с вашим предложением взять под контроль деятельность «Англо-Персидской Нефтяной Компании» солидарен. Соответственную резолюцию уже наложил собственноручно. Ваш доклад отправляю Премьер-министру. Там не откажут. Руководство «Компании» уже перепугано до смерти развернувшимися событиями. Вы будете представителем Кабинета министров Великобритании в Совете директоров. Скажу по секрету, это уже решено. Вам быть в Лондоне и лично пробивать эту тему в максимально короткий срок. Постарайтесь успеть до летних министерских вакаций.



Генерал слушал, вытянувшись перед лордом Чарльзом Хартингом по стойке смирно. Кудашев не пропускал ни единого слова из речи. По возвращению, ему готовить её в письменном виде. Два секретаря в разных концах кабинета вели стенограмму встречи. Им легче!


Лорд Хардинг остановился. Перевел взгляд с генерала на Кудашева.


– Ваш советник?


– Да, Ваше Высочество.



Кудашев коротко поклонился. Получил в ответ кивок Генерал-губернатора.



Лорд Хардинг продолжил:


– Ваши деньги в марках золотом вы напрасно везли ко мне. Дорога дальняя, сумма большая. Это было не безопасно. Как доказательство, я возвращаю вам кожаный мешок. Приобщите его к протоколу изъятия, подписанному капитаном Блексигалом. Этого для следствия будет достаточно. А деньги до марки уже лежат на счете, открытом на ваше имя в Индийском Почтовом Сберегательном Банке. По вашему требованию, они будут переведены на указанный вами другой счет незамедлительно. И последнее: на выходе из Суэцкого канала в Порт-Саиде задержано судно с грузом нефти под греческим флагом. Телеграфная проверка документов показала их недостоверность. Капитан и первый помощник взяты под стражу. Из команды задержаны пятеро, непосредственно принимавшие от «Девоншира» груз нефти. Они же – свидетели уничтожения танкера субмариной. Кстати, есть свидетель, член экипажа «Девоншира» – юнга. Шустрый, как все в его возрасте, он успел попасть на палубу «анонимуса» в гости к такому же юнге, как и сам. А потом плыл до Порт-Саида в ящике из-под сахара. Уже опомнился от пережитого ужаса, дает показания. Позаботьтесь о нем, генерал. Мальчишка сирота. И ему грозит опасность. Как и всем вам. Берегите себя! Вы ещё послужите Британии!



На этом аудиенция закончилась.


Лорд Фальконер был серьёзен. Получив в канцелярии второй экземпляр резолюции по делу, приказал немедленно собираться в обратный путь. Через час группа была в сёдлах.


К лорду Фальконеру подошёл с прощальным приветом от Его высочества флигель-адъютант:


– Ваше Превосходительство! Его Высочество лорд Чарльз Хардинг несколько обеспокоен. Ночью в горах неспокойно. Четыре человека охраны для лорда вашего ранга недостаточно. Вам предлагают эскорт силами отделения сикхов.



Генерал отмахнулся:


– Я и сам еще не разучился стрелять и рубить палашом! Передайте Его Высочеству мой низкий поклон и благодарность за его заботу!



Через несколько минут группа из девяти всадников влилась в поток странников на дороге. Сам генерал, его советник, секретарь, лакей, повар и четыре человека охраны. Все на месте. Вперед. Вниз по серпантину. За спиной – снежные вершины Гималаев, впереди – Дели!



На ночлег остановились там, где застал закат солнца. Засветло снова успели установить две палатки, но рис и чай готовили уже ночью. Сипаи, сменяясь каждые два часа, по одному несли службу, обходя палатки. Для освещения жгли два костра.



Пятнадцатиминутная аудиенция у Вице-короля Индии, потребовавшая, несмотря на её краткосрочность, изрядного напряжения, долгий путь по разбитой кремнистой горной дороге, сытный ужин наслали на Кудашева и лорда Фальконера, спавших в одной палатке, крепкий здоровый сон. Они так и не поговорили за весь день.



Уже засыпая, Кудашев вспомнил совет, данный как-то ему генералом. Совет дельный. Кудашев не доверял своему сну. Ему никогда не забыть звёздную ночь в Шайтан-щели! Почти в полусне Кудашев вынул из кобуры свой «Веблей» и сунул его под подушку. Потом достал и, не выпуская из руки, положил револьвер на живот. Ещё успел подумать: «Надо же, юнга спасся. Хорошая новость. Молодец щегол! Значит, всё будет хорошо…». И уснул мёртвым сном.



Спал крепко, но беспокойно. Не просыпался, но сны донимали уставший мозг. Снился Асхабад, его незнакомые улицы, потерявшаяся Леночка, алабай Барановых незабвенный верный Ёлбарс…


Ещё во сне услышал дурной запах прогорклого масла смешанный с кизячным дымом. Открыл глаза. В кромешной темноте почудилась огромная чёрная фигура, нависшая над его ложем.


Палец сам собою нажал на тугой самовзводный спуск. Выстрел от живота сквозь накинутое шерстяное одеяло. Вспышка на мгновение высветила фигуру, отброшенную пулей от Кудашева, и лорда Фальконера в руках чужого человека. Второй выстрел в кромешной темноте. Звук упавшего тела. Стон и надрывный кашель генерала.


Третий винтовочный выстрел снаружи. Топот ног. Беспорядочная стрельба из двух винтовок. С факелом в руке и в спальной рубашке до щиколоток в палатку влетел секретарь.


Только теперь Кудашев увидел, что он натворил спросонок.



Да… «Веблей энд Скотт» не «Наган» с его чистыми ранами. Выстрел откинул первого нападавшего от Кудашева шага на три. Пробита грудина. Кровь фонтаном окрасила даже потолок палатки. У второго, напавшего на лорда, просто снесено пол черепа.



В палатку вбежал младший офицер охраны «сахиб субедар»:


– Ваше Превосходительство! Тхагги! Тхагги!!! Задушили часового. Я стрелял. Двоих убил. Это тхагги! Душители! Надо уходить. Кали нам не простит. Она сдвинет горы!



– Молчать! – сдержанно, но властно скомандовал Кудашев. – Смирно! Почему спали? Почему погасли костры? Зажечь костры немедленно.



«Сахиб субедар» выскочил из палатки. Кудашев всё еще стоял с револьвером в руке. Убрал «Веблей» в кобуру. Секретарь отпаивал генерала холодным чаем. Генерал пил, кашлял и снова пил.



– В вашей палатке чисто? – спросил секретаря Кудашев.


– Да, – кивнул секретарь.


– Отведите лорда к себе, заберите его постель. Пусть выпьет виски и ложится спать. Попросите повара, пусть приготовит мне стакан горячего чая. Здесь ничего не трогать. Пойду погреюсь у костра.



У костра Кудашев согрелся. Живой огонь в холодную ночь – лучшее лекарство для успокоения ума и сердца. Горячий чай прогонит сон, а стакан виски поможет уснуть!



Конечно, после такой ночи нечего было и думать о том, чтобы отправиться утром в дальнейший путь. Однако, первыми путниками, вышедшими к злополучной стоянке, были одиннадцать всадников-сикхов, все-таки посланных его высочеством в почётный конвой генералу Фальконеру, кавалеру ордена «Звезда Индии».



Лорд Фальконер распорядился отправить одного из сикхов с донесением в Симлу Его Высочеству, второго – остаться на месте преступления, дождаться полиции – туземной ли, колониальной ли – всё равно. Свою охрану, взятую в Нью-Дели, тоже оставил на месте. Пусть расскажут следователю, как службу несли.


Старший из сикхов назвался офицером по имени Аджитт Биджей-Сингх. Внимательно осмотрел трупы нападавших. В руках у каждого были шёлковые пояса.



– Тхагги…– продолжал причитать «сахиб субедар»,– Кали накажет нас.


– Прекрати плакать, свинья, – пнул его ногою Аджитт Биджей-Сингх. Обратился к лорду Фальконеру:


– Это не тхагги. Не адепты богини Кали! Просто грабители и убийцы.



– Я знаю, – сказал лорд Фальконер.


Концом ножен растянул на траве шёлковый пояс, которым едва не был удушен сам.


– Это не пояс тхаггов. На нём нет узла, которым тхагги ломают гортань своей жертве!


Аджитт Биджей-Сингх с интересом осмотрел трупы душителей, оставшихся в палатке.


– Говорите, дело было глубокой ночью?



– Да, темень стояла полная. Мы не зажигали ни свечу, ни лампу. Мой советник стрелял на звук!



– Скорее на запах, – уточнил Кудашев. – От первого воняло прогорклым маслом и кизячным дымом!



– Вы великий воин, сахиб! – Аджитт Биджей-Сингх прижал обе руки ладонями к груди и поклонился Кудашеву в пояс. – В темноте. На запах. Два выстрела в секунду! Два попадания в медный пайса! Вы настоящий хиндустанский волк, сахиб. Бхарати бхэрия! Я буду рассказывать о вас легенды!



В Дели приехали без приключений. Сутки отдыхали, приводили себя в порядок. Ждали пульмановские вагоны. Лорд Фальконер молчал. Время от времени покашливал, нервно массировал горло, подёргивал головой. Кудашев не инициировал разговор.


Понял, лорд Фальконер уже лично обязан ему жизнью. Подвиги Кудашева начали его раздражать. Безродный профессор из Канады не должен ни физически, ни интеллектуально доминировать над английским лордом и генералом, кавалером наград Его Величества, в том числе и ордена «Звезда Индии»! Что ж, так, значит так. Кудашев не подаст повода для раздражения. Лорду еще нужно время оправиться от шока ночного кошмара. Это на картинке смерть красива – в бою на коне с сабелькой в руке. Но смерть в чужих вонючих потных руках… Никому не пожелаешь!



В сопровождении Аджитт Биджея Кудашев гулял по городу. Новый британский Дели только начинал строиться. Масштабы строительства дворца Его Высочества поражали. На огромнейшей территории трудились тысячи рабочих. Кое-где уже поднимались стены первого этажа, но не везде были закончены работы нулевого цикла. Изредка встречавшиеся инженеры-англичане коротко здоровались, прикладывая по-военному руку к пробковому шлему:


– Сэр!



Старый город, по-средневековому, тесен, неопрятен. По-индийски ярок и самобытен. Кудашева поразило одно обстоятельство, немыслимое в Европе. В Старом Дели он не нашёл чёткого разделения кварталов на бедные и зажиточные, торговые и ремесленные. От центральной площади может начинаться роскошная широкая улица с дворцами по обе стороны, а через дом вторая улица ведет в квартал нищих трущоб. Много храмов. Сколько богов – столько и храмов, посвященных им. А богов в индуистском пантеоне тысячи. Яркие краски, облупившиеся стены, старый резной камень. Великолепные скульптуры.


Впечатляют часто встречающиеся у храмов аскетичные фигуры адептов различных богов. Это уличные святые в чалмах и без, в набедренных повязках и без оных, со знаками своего божества красной и белой красками на челе.


– Они – гуру? – спросил Кудашев своего сопровождающего, – архаты?



– Нет, это «садху», просто люди, ищущие просветления, – ответил Аджитт Биджей-Сингх. – Гуру – Учитель. Встреча с ним – большое счастье. Уличные садху никого и ничему не учат. Они замкнуты на самих себя. До других им нет дела. Садху не вступятся за обиженных, не поделятся куском хлеба с голодными. Они сами вынуждены побираться. Их потребности невелики. Многие из них йогины. Люди считают их святыми, просят благословить, помолиться за них. Я не осуждаю их. Вот, архат – это уже настоящий святой и в индуизме, и в буддизме. Архат – это достойный, заслуживающий. Смысл его жизни – разрушить законы реинкарнации – перерождения. Архат более не подлежит реинкарнации. Обладает сверхчеловеческими способностями.



Остановились у полустёртых каменных ступеней храма Кришны. С высоты на них смотрел и улыбался каменный прекрасный юноша – пастушок с флейтой у губ – Кришна. У его ног бессменным часовым обнаженный старец. Его иссохшее тело могло бы послужить экспонатом в анатомическом театре европейского университета. Его тело, лицо, руки – до подошв ног были серо-голубого цвета.



– «Разрушивший узы перерождения, живший чистой жизнью, сделавший то, что должно было сделать, после теперешней своей жизни не встретит следующую», – вещал садху.


Кудашев бросил в его чашку несколько пенни, подал милостыню. Садху не обратил на это внимания.



– О чём он? – спросил Кудашев сикха.


Аджитт Биджей-Сингх перевел. Рассказал в пояснение:


– Есть предание, что царевич Шакья Муни, обретший Просветление и ставший Буддой, помнил свои предыдущие жизни. Его три последние инкарнации известны и нам. Он был слоном. Потом родился в семье бедного крестьянина. Был дровосеком. Однажды, в засуху, встретил в джунглях умирающую от голода тигрицу с двумя малыми тигрятами. Дровосек отдал свое тело тигрице, чтобы спасти её и малышей от смерти. В своей последующей реинкарнации родился во дворце махараджи наследным принцем. Ушёл из дворца, оставив в нём свою беременную любимую жену, богатство, почёт, славу, власть для Истины. Прожил жизнь, познал Истину. Теперь мы зовём его Буддой!



Кудашев был заинтересован. В Казанском университете эта тема не изучалась.


– Почему он синий? Я и на фресках видел фигуры естественного цвета кожи и синие!



– Это пепел. Сначала пальмовое масло, потом пепел. Хорошая защита от насекомых. Ни клещи не трогают, ни комары не пристают!



– Клещи?– профессор Котович, сидевший в Кудашеве, вспомнил, что он именно за этим знанием приехал в Индию из Канады.



– Любая зараза. Тело остается чистым от паразитов. Одно плохо - пальмовое масло быстро в жару разлагается, плохо пахнет. Богатые люди пользуются миндальным маслом. Оно совсем ничем не пахнет, но стоит дорого.



Кудашев понял, что профессор Котович стоит на пороге открытия.



Аджитт Биджей-Сингх продолжил:


– Чтобы индуизм понять не разумом, а всем своим существом, надо прожить жизнь в его законах. У сикхов свой путь, путь воинов. Но напрасно думают, что сикхи кроме войны ничего не знают и не хотят знать. Сикхи не признают разделение народа на касты. У них один Бог. Есть и свои архаты, и свои гуру. В храмы сикхов может войти каждый. В Амритсаре стоит Золотой храм сикхов. Вы воин, саиб Бхарати бхэрия – Хиндустанский волк! Вам обязательно нужно побывать в этом храме. Сикхи окажут вам воинские почести!


Кудашев был растроган. Обнял Аджитт Биджея:


– Спасибо, друг! Будет на то воля Высших сил, встретимся в Золотом храме Амритсара!



В новом городе Нью-Дели зашёл в английский книжный магазин. Купил «Англо-Хинди энд Хинди-Англо Дикшенри» – словарь. Книга весом в полпуда. Это хорошо. За время обратного пути в Персию она будет изучена и запомнена! Полистал первые страницы. Только теперь узнал: Индия – на «хинди» – Бхарат! И сами индусы на «хинди» или «хинду», в понимании этого термина англичанами или персами, не говорят! Из одной оперы и само европейское название Ирана – «Персия»! В Европе оно прижилось со времён Александра Македонского. Вот только иранцы об этом понятия не имеют.



*****



Лорд Фальконер оправился от шока только на второй день плавания на «Морском соколе». Разговорился. Спросил Кудашева, что он думает о нападении душителей на ночной бивуак.



Не мог Кудашев не размышлять на эту тему. Конечно, конкретного ответа на вопрос не было и не могло быть. Высказал то, что сложилось за прошедшие дни и ночи размышлений. Начал:


– Ваше Превосходительство!



Но генерал обрубил вступление:


– Давай проще, Джон. Оставь это обращение для посторонних. У меня сегодня ближе вас человека нет. Называйте просто Джордж. Вернёмся к теме!



– Хорошо, Джордж. Первой мыслью, пришедшей после столкновения в голову, была такая. Акция спланирована и проведена по приказу Его Высочества. Не случайно во дворце мы столкнулись с группой военных немцев. По здравому размышлению, мне пришлось от такого предположения отказаться. В Библии сказано: «по делам их узнаете их». Простите, если цитата не совсем точна. Поступки ценятся превыше слов. Вице-король Британской Индии лорд Чарльз Хардинг собственной подписью в срок двадцати четырёх часов удовлетворил все наши требования. Такое часто ли бывает в высоких инстанциях? Наш Доклад можно было бы читать месяц, если не более. Наше Прошение можно было бы отклонить, как не подведомственное! Есть доказанный факт: Вице-король Британской Индии лорд Чарльз Хардинг не причастен к попытке уничтожения нашей группы. Живы мы или нет – бумаги с его визой уже на пути в Лондон!

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги