Хищник

Глава 11

Кара

Я просыпаюсь под игру «Карпентенс» (прим. американский вокально-инструментальный дуэт, состоявший из сестры Карен и брата Ричарда Карпентеров) и кладу подушку на голову. Энни сведёт меня с ума этим проигрывателем. Потому как она слушает только две пластинки — «Карпентенс» и одну из старых пластинок Элвиса, они все поцарапанные и икают почти на каждой песне. Когда Энни напевает под них, она икает с ними.

Первую неделю я просто следовала за ней как потерянный щенок, и она позволяла мне это. Она показала мне, как вспахивать землю, как сажать семена, и я смотрела, как она начала накачивать странно выглядящую штуку, которая заставляла воду поступать из реки вверх к небольшому участку земли.

Незнакомый мне парень по имени Джейсон сделал это для неё. Она дала мне понять, что Джейсон не просто какой-то мальчик, который подрабатывает у пожилых людей, он для нее как сын.

Я смотрела, как она делает хлеб. Я имею в виду, с нуля — из муки, яиц и прочего. И она мариновала немного чили. Я никогда не запомню, как она сделала всё это, но это была самая захватывающая вещь, которую я когда-либо видела. Это был также первый раз, когда я позволила себе задаться вопросом, почему бы и нет?

Почему я не могу просто быть здесь? С Энни. Я скучаю по родителям, а у Энни никого нет. Мы могли бы жить вместе посреди глухомани. Никто никогда не найдёт меня здесь.

— Энни, — зову я, когда выхожу из комнаты, которая теперь стала моей. Верите или нет, я ношу платье. Энни подогнала несколько своих старых платьев для меня. Некоторые задевают пол, когда я иду, но большинство свисают ниже колен. Я не против. Они всё закрывают, и Энни счастлива. — Энни долго ли мне бродить так по участку?

Я нахожу её на крыльце, потягивающей свой собственноручно приготовленный домашний чай. Я больше никогда не прикоснусь к этой штуке. Энни пьёт цветы. Она собирает их на заднем дворе, даёт им высохнуть, а затем пьёт их. Она называет это своей версией ромашкового чая. Я не так уверена в этом, для меня это просто похоже на старые добрые маргаритки. Она начала объяснять, что ромашка — это разновидность маргаритки, но я все равно полила ближайшие ко мне розы чаем, что у меня остался.

— Садись со мной, дорогая.

Она дарит мне свой всезнающий взгляд. Тот, который, как я быстро усвоила, ведёт к серьёзному разговору.

Я сажусь на качели и смотрю в сторону деревьев, где простирается река.

— Скажи мне, — начинает она, — тебе что-нибудь нужно из города? — спрашивает она, и я облегченно вздыхаю. Я ожидала вопросов или худшего.

— Нет. Нет, спасибо.

Я улыбаюсь. Она уже даёт мне так много.

— Значит, тебе не нужны никакие дамские штучки, ну ты знаешь, для того, что там, южнее.

Я краснею от её вопроса и начинаю кивать, потому что да, мне они нужны, но затем осознание жёстко ударяет по мне.

— У меня не было месячных.

— Ох, дорогая, — вздыхает Энни.

Я трясу головой, когда уродливая возможность смотрит мне прямо в лицо.

— Я не могу быть…

Я вскакиваю и начинаю вышагивать перед Энни.

— Ты собираешься вызвать у меня головокружение. Сядь, дитя. Не нужно волноваться, пока мы точно не узнаем. Я достану один из этих тестов для тебя.

— Тем не менее, — бормочу я в шоке. — Я… я спущусь к грядкам. Увидимся позже.

Я мчусь прочь от всех вопросов в глазах Энни.

Беременность.

Все тёмные воспоминания наводняют меня, угрожая утопить меня под открытым небом. Я думала, что смогу убежать от кошмара. Я думала, что если просто проигнорирую всё это, тогда это будет просто… кошмаром.

Я не могу быть беременной. Я даже не знаю, кто из них меня оплодотворил! Так или иначе, они все мертвы.

Беременность.

Каждая секунда будет суровым напоминанием об изнасиловании, об избиении, об унижении. Может, мой цикл задерживается из-за избиения и изнасилования? Может, это просто стресс? Чёрт, я надеюсь на это.

Если я беременна, то хорошо, что я ушла от Дэмиана. С работой, которую он делает, это было бы слишком опасно для ребёнка.

Я пробыла с Энни одиннадцать дней. Дэмиан сказал, что для того, чтобы разрушить привычку, требуется две недели. Мне осталось только три дня, я надеялась, что боль от ухода от Дэмиана начала бы немного ослабевать, потому что тот, кто сказал, что время лечит, никогда не чувствовал боли, которую чувствую я.

— Мы уже сделали этот участок, дорогая, — слышу я голос Энни. Она дала мне немного времени для себя этим утром, за что я благодарна.

Я не знаю, что делать. Что, если я беременна? Что я буду делать?

Вместо того, чтобы воскрешать темные воспоминания, теперь я обдумываю вопросы, на которые у меня нет ответов.

Я смотрю на грядку, на которую только что набросилась. Мы уже сделали её? Я так напортачила. Я даже не могу ясно мыслить.

— Мы сделали это два дня назад. Сегодня мы сажаем семена томатов и картофеля.

Я встаю и стряхиваю пыль с рук, а затем подхожу туда, где находятся все пакеты семян.

Я смотрю через плечо, и страх прокатывается сквозь меня, когда я вижу, как ко мне приближается мужчина. Я бросаюсь к пакетам семян. Я не вижу картинок, слов — я просто подхожу ближе к скамейке и хватаю садовые ножницы — оружие.

— А вот и Джейсон, — гордо говорит Энни. Я не ослабляю хватку на ножницах. Им придётся вырвать их из моих мёртвых рук.

— Приятно познакомиться с вами, мисс… ээ… — он останавливается, и они оба ждут.

Я медленно поворачиваюсь, не спуская глаз с его ног. Его ноги сдвинутся первыми.

— Чепуха, мальчик. Просто зови её Карен. Эта девочка всё равно, что моя родственница, — Энни подходит ко мне, и в этот момент я люблю её.

Он протягивает мне руку, и я смотрю на неё слишком долго, прежде чем шагаю вперёд и поднимаю свою. Это рука с ножницами. Я бросаю их и начинаю бормотать как идиотка.

— Я… извини.

Я быстро поднимаю взгляд и осматриваю его униформу. Правоохранительные органы. Чёрт!

— Привет, — это слово выходит слишком пискляво, и я знаю, я просто знаю, если бы я была им, то с подозрением бы относилась бы ко мне.

— Джейсон Уильямс, — он улыбается, и мой живот завязывается в узел.

— Карен Вестон, — я называю моё имя и чувствую, что моя новообретенная свобода ускользает прочь.

Он собирается арестовать меня! Он собирается забрать у меня этот маленький кусочек рая. Чёрт!

— Я не знал, что у тебя гость, Энни. Теперь, вижу что ты не одна, — говорит он. Я делаю шаг назад, позволяя его руке повиснуть в воздухе.

Я поворачиваюсь обратно к скамейке и хватаю первый пакетик семян, который вижу.

— Это красный перец, дорогая.

Энни подходит ближе и кладёт руку поверх моей, сжимая её по-настоящему крепко.

— Почему бы тебе не сбегать наверх и не взять мою шляпу. Я чувствую, что огненный шар прямо опаляет мою голову.

Я киваю и ухожу. Не оглядываюсь назад, я просто ухожу. Я не знаю, о какой шляпе она говорит, но пользуюсь возможностью, который она даёт мне, чтобы уйти.

— Энни, — я слышу, как он спрашивает, и ускоряю шаг, — откуда эта девушка?

— Я говорила тебе, Джейсон, — огрызается она, — моя родственница. А теперь подай мне семена томатов.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! Он собирается арестовать меня, — повторяю я до самого дома.

Его автомобиль появляется в поле зрения, на боку написано «Полиция штата». Требуется вся моя выдержка, чтобы не сорваться и не сбежать в ту же секунду.

Почему я не могу просто обрести покой? Я просто хочу дом. Как только я думаю, что нашла его, приходит кто-то, чтобы разрушить это.

Я прячусь, пока не слышу, как машина уезжает. Энни входит в мою комнату и, к моему удивлению, очень крепко меня обнимает. Я больше не могу сдерживать в себе весь стресс и чувства. Слёзы хлынули из моих глаз и полились по щекам. Я плачу, потому что не хочу потерять её тоже. Я не хочу быть беременной ребёнком насильника. Я просто хочу немного спокойствия. Неужели я так много прошу?

— Всё в порядке, — воркует она. — Всё хорошо, милая. Я должна была догадаться. Мальчик такой же безобидный, как те голуби, что гадят со скоростью шторма на крыльце. Он не обидит и мухи. Я спрятала тебя крепко под моим крылом, и это старое сердце не позволит никому отобрать тебя у меня. Я сама слишком долго была одна, — фыркает она. — Теперь мы семья, а семья держится вместе.

Я обнимаю её сильнее и понимаю, что всего за одиннадцать дней, которые я провела здесь, эта женщина уже прочно обосновалась в моем сердце. Я не отдам её без боя. Я действительно хочу, чтобы это место было моим домом.

Этой ночью я смотрю на звёзды, в то время как подбородок Энни покоиться на её груди. Она всегда засыпает здесь. Я смотрю вверх снова и шепчу:

— Мне было восемнадцать, когда умерли мои родители. Это был несчастный случай на лодке. Мы всегда выходили на плотину, просто дрейфовали, разговаривали, спали. В тот день я проснулась от громкого взрыва. Там была кровь, а затем пришла боль. Когда я проснулась, мой дядя сказал мне, что они мертвы. Я даже не смогла пойти на их похороны. Пропеллеры лодки разрезали мне спину. Люди увидели, что случилось и вытащили меня. Они сказали, что мне повезло.

Я перевожу дыхание и начинаю опять.

— Мой дядя дал мне имя моей матери, сказал, что они вернутся, чтобы прикончить нас обоих, если мы не исчезнем. Он дал мне деньги и велел бежать… и я побежала. Я скрывалась так долго. В течение семи лет всё, что я делала, это бежала. Но затем я забыла, от чего бежала. Я была глупой, и они нашли меня.

Я слышу уханье совы и слушаю его, прежде чем закончить, не зная, стоит ли даже говорить со звёздами.

— Он спас меня во многих отношениях. Сначала я не понимала этого. Он спас меня от верной смерти. Он самый страшный человек, которого я когда-либо встречала, но по какой-то причине я чувствовала себя в безопасности с ним. Теперь я просто угасающая звезда среди скопища ярких звезд.

Я вздыхаю.

— Всё, чего я хочу, всегда хотела, — это принадлежать кому-то, иметь кого-то, кто будет только моим. Жизнь действительно отстой.

Я горько смеюсь.

— Всё, чего я хочу, — это любви, и всё, что я получаю, — это люди, которые пытаются меня убить и отобрать тот покой, что мне удаётся найти в перерывах.

— Иногда ты просто выглядишь, как угасающая звезда, потому что горишь медленнее и глубже, — шепчет Энни рядом со мной. — Ты не всепоглощающая звезда. Твой свет будет сиять долго, и он будет сиять сильно, дорогая. Твой будет сиять ещё долго, после того, как другие сгорят.

Она встаёт и кладёт свою мозолистую руку мне на щёку.

— Мы сохраним сияние вместе, ты и я, дитя, потому что у меня нет намерения сжигать тебя. Ты найдёшь тот покой, который ищешь, здесь, со мной.

Я долго сижу на улице, глядя на звёзды, и ищу те, которые самые тусклые. Энни и меня.

Я даже ещё не ополоснула чашку кофе, когда машина появляется на дороге, поднимая вихри пыли.

— Не прячься, — слышу я, как говорит Энни с крыльца на улице. — Ты придёшь и отдохнёшь здесь, рядом со мной. Не давай мальчику повода задавать вопросы. Ты меня слышишь?

— Да, Энни.

Я киваю, как один из тех болванчиков, которые у неё есть в трейлере. Когда она ездит, они кивают всё время.

Я вытираю руки и выхожу на улицу. Я сажусь рядом с ней и складываю руки на коленях. Моё сердце сходит с ума, и все страхи возвращаются.

— Улыбайся, дорогая, — говорит она. — Думай о радугах и бабочках.

Я улыбаюсь, но никакое количество радуг и бабочек не остановит мой желудок от вращения, когда Джейсон делает два шага к нам.

— Энни.

Он приподнимает шляпу.

— Карен. Как у вас дела этим утром?

Он говорит небрежно, но я не ведусь на это.

— Ясны, как солнечный луч, Джейсон, — она кивает на пакеты в его руках. — Это мне?

— Да. Я думаю, что достал всё из списка. Я просто поставлю их на кухне.

Когда он возвращается, то снимает шляпу и прислоняется к перилам напротив нас. Он вытягивает ноги перед собой.

Его карие глаза пронзительны, а его светло-каштановые волосы уложены слишком опрятно. Он высокий и худой, сложен не так, как Дэмиан. Я хмурюсь, когда понимаю, что сравниваю их.

Его глаза задают вопросы Энни. Я могу видеть это.

— Выкладывай, мальчик.

Тон Энни слегка меняется.

Его взгляд обращается ко мне.

— У тебя есть акцент. Я провёл поиск по твоему имени, и оно чисто как стёклышко. То, что я хочу знать, как кто-то, кто родился в Южной Каролине, закончил тем, что говорит с таким акцентом?

Я снова замираю перед лицом опасности.

— Теперь ты послушаешь меня! — Энни встаёт во все свои пять футов, и я хватаю её за руку.

— Нет, Энни, — прерывает он её, — ты была моей матерью последние двенадцать лет, и я не буду стоять в стороне и смотреть, как тебя используют.

Он тоже выпрямляется, и я встаю, полагая, что мы могли бы также стоять все.

— Я далеко не идиот, так не делай же из меня его.

Затем он снова смотрит на меня.

— Иди внутрь, Карен, — говорит Энни, её голос звучит низко, предупреждающе.

Я говорила, что буду сражаться, чтобы остаться здесь, и я это сделаю. На этот раз, я буду бороться, и я поднимаю подбородок, встречая его сердитый взгляд.

— Вы проверяете всех, кого встречаете, офицер?

Я делаю шаг вперёд и на мгновение чувствую слабость в ногах от страха. Я пережила тот контейнер, значит, могу, чёрт возьми, пережить этого парня. Я свирепо смотрю на него.

— У меня акцент, потому что моя мать из Южной Африки. Мой отец — американец. Я родилась здесь. Проводила время, путешествуя. Хотите увидеть моё удостоверение личности, офицер? — огрызаюсь я. Я создала историю, и теперь он может делать с ней, что хочет. Мне не нужно говорить больше ни слова.

— Нет, — говорит он, и я наблюдаю, как он сглатывает. — Я хочу поговорить наедине с Энни.

Я поспешно ухожу, но остаюсь в коридоре, где могу их слышать.

— Ты пришёл на мою землю, и ты не уважаешь меня.

Набрасывается она на него.

— Она плоть от моей плоти. Ты не можешь приходить сюда и так говорить о ней. Мы положили мою сестру в землю, и Карен — это всё, что у меня сейчас есть. Мы пережили достаточно, чтобы ты поднимал весь этот шум вокруг нас!

— Энни, — вздыхает он. — Я всего лишь забочусь о тебе. Что-то в ней просто неправильно. Ты всегда берёшь потерянных щенков и котят, — я слышу, как Энни резко вдыхает.

— Позволь мне закончить, — говорит он, терпеливо, — ты не подбираешь совершенно незнакомых людей. Ты не знаешь, какого рода багаж она тащит за собой.

— Джейсон Стюард Уильямс! — Энни выдыхает его имя. — Как ты смеешь!

— Энни…

— Не Эннькай мне,— кипятиться она.

— Это мой долг — заботиться о тебе, — шипит он.

Это всё напряжение, что я могу вынести. Я выхожу обратно на улицу.

— Могли бы вы оба просто прекратить это, — говорю я и удивляюсь тому, как спокойно, я звучу. Я указываю на него.

— Ты не знаешь меня. Ты не имеешь права судить меня.

Затем я смотрю на Энни.

— Он просто беспокоится. А теперь давайте все передохнём и выпьем этого ужасного цветочного чая.

Я возвращаюсь в дом, чтобы сделать немного цветочного чая, который любит пить Энни, и кофе для себя. Джейсон может пить ужасный чай с Энни.

Я занята тем, что размещаю всё в четвёртый раз на подносе, когда слышу, как он входит на кухню. Они шептались некоторое время, и я заняла своё время, приготовлением кофе и чая.

— Она действительно заботиться о тебе, — говорит он.

— И я забочусь о ней, — говорю я, поднимая поднос. Ещё даже нет восьми утра, а я уже устала.

— Я не хочу видеть, как ей причиняют боль, — продолжает он. — Поэтому, если есть что-то, что может навредить ей, потому что у неё доброе сердце, я хотел бы знать, чтобы я мог защитить её.

У него действительно ужасный способ предупреждать людей, и я направляюсь в сторону двери. Останавливаюсь, когда он спрашивает:

— Стоит ожидать чего-то?

Я не отвечаю ему, потому что не знаю. Я была в порядке, пока он не начал копать. Я не знаю, потревожил ли он что-то. Может быть, пора бежать.

Но я эгоистка, и я не хочу. Я цепляюсь за Энни и это безопасное убежище обеими руками.

Дэмиан

Две недели. Вот как долго я взываю к каждой чёртовой услуге, причитающейся мне.

Наконец-то мы узнали местонахождение Кары. Я почувствовал облегчение, когда всплыло имя Карен Вестон. По крайней мере, она использует новую личность.

Я ехал без остановок на сон. Одному Богу известно, в порядке ли она.

Мы получили вести от полицейского участка в каком-то городе посреди задницы-долбанного-нигде. Я просто надеюсь, что это маленький городок, потому что, поиск её от дома к дому займёт вечность.