Хищник

Глава 16

Бородач

Когда мы с заключенным № 1504 подошли к входу в тюрьму, я крепко держал его за запястье чуть выше металлических наручников. Всего через несколько шагов он споткнулся о камень, и одна из его теннисных туфель сорвалась с ноги. Это заставило его потерять равновесие, и он начал падать лицом вперед. Я поймал его ровно в тот момент, когда он практически ударился подбородком о землю. Честно, не знаю, зачем я это сделал. В течение нескольких следующих дней у него, скорее всего, даже не останется подбородка, по крайней мере, в том виде, в котором он находится сейчас. Вероятнее всего, он будет без кожи. Она обычно уходила первой. Следом исчезали конечности.

Как только наш самолет приземлился, Диего сообщил мне, что для заключенного № 1504 предназначалась восьмая камера. Поэтому я сразу проводил его через дверь, дальше по коридору, в тюремный блок.

— Где я? — спросил заключенный, хныкая. — Что вы собираетесь со мной делать?

Он пока ничего не видел, потому что его глаза были завязаны.

Завязанные глаза делали процесс транспортировки гораздо легче. В прошлом, когда заключенные могли видеть, куда их ведут, они просто садились на землю и не двигались с места, поэтому нам приходилось тащить их на руках. К тому же, некоторые их них умудрялись ссаться, и вся их моча попадала на нас.

Нам такого дерьма не надо.

— Продолжай идти, — выпалил я.

— Кто вы такой? Что вам надо? У меня есть деньги. Я могу дать вам много бабла, чтобы вы отпустили меня! Как насчет виллы на Бали? Хотели бы вы иметь недвижимость и...

— Заткнись и шевели своими гребанными ногами, — рявкнул я в ответ.

Когда мы добрались до восьмой камеры, я вставил ключ в замок, провернул его и открыл дверь. В углу была лужа блевотины, и стоял жуткий запах. Пахло не смертью, а самым настоящим человеческим дерьмом.

Обычно мы просили уборщиков чистить камеры, после того как заключенный будет убит, но так как у нас было мало персонала, то сделать этого не успели. Хотя это и не имело особого значения. Заключенный № 1504 только еще больше засрет и заблюет помещение. И, конечно же, зальет весь пол мочой, потому что они почему-то не пользуются туалетом.

Грязные свиньи.

— У меня правда есть деньги, — повторил он. — Я могу дать тебе все, что ты захочешь. Просто скажи что, и оно твое.

Я снял с него повязку и наручники. Он моргал, оглядывая пространство маленькой комнаты, пытаясь понять, что видит перед собой. Все заключенные на этом этапе вели себя одинаково. Они были чертовски предсказуемы в этот момент, и я знал, что они будут делать и говорить, еще до того как они что-то сделают.

— Господи, что это за место? Где мы находимся? Кто ты такой, черт возьми?

Я сунул наручники в карман и немного отступил, не сводя с него глаз на тот случай, если он сглупит и решит рискнуть и напасть на меня.

— Отвечай мне, твою ж мать!

Он стоял посередине камеры, глядя на маленькое окошечко, до которого даже не мог достать. Затем он обвел взглядом унитаз и раковину и снова посмотрел на меня.

— Ответь мне, пожалуйста!!!

Ну, вот и все. В его голосе появились нотки полного отчаяния. Это происходило со всеми, когда они достигали той точки, когда оправданно начинали бояться за свою жизнь, когда эмоции, которые они до этого контролировали, вырывались и заставляли издавать их только крики.

Мой любимый звук.

Пронзительный крик.

Мне было чертовски приятно снова быть дома.

— Человек, который собирается убить тебя, — прохрипел я ему, крепко прижимаясь к двери, так что моя борода терлась о холодную сталь.

Затем я запер его и еще чуть-чуть постоял снаружи, чтобы насладиться парочкой истошных криков.

У этого заключенного был пронзительный голос. Гораздо выше, чем я предполагал ранее, должно быть его легкие были более здоровыми, чем у большинства.

Я обязан прийти сюда позже, чтобы послушать еще немного.

Пройдя через тюремный блок и остановившись перед комнатой для наблюдения, я ввел свой код и застыл в ожидании, пока дверь откроется. Диего сидел за столом, но обернулся ко мне, когда я вошел.

Он встал, чтобы обнять меня и ударить кулаком в плечо.

— Ну как? Полет прошел нормально?

— Небольшая тряска над Мексиканским заливом. Ничего, с чем бы я не справился после нескольких рюмок.

Он отстранился и снова сел.

— Мы ожидаем шторм.

Я сел рядом с ним и закинул ноги на стол, скрестив ботинки.

— У меня было предчувствие.

— Это значит, что снова будет адский день.

Нет, это означало, что нас ждет день, наполненный криками.

Во время шторма все заключенные будто сходили с ума. Мы так и не могли понять, почему. Мы полагали, что их выводили из себя раскаты грома и блеск молний в их маленьких камерах. Как только начинались проливные дожди, мы знали, что все они просто одичают.

Диего ненавидел крики.

Шэнку было плевать на них.

А потом появился я, желая, чтобы крики были как можно громче и чаще.

— А где Шэнк?

— Он сказал, что ему нужно отдохнуть, — пожав плечами, ответил Диего.

Так Шэнк обычно говорил, когда собирался трахаться. Так что, скорее всего, он в городе и не вернется ближайшие несколько часов.

Разве только...

— А нашему уборщику промыли желудок?

Я посмотрел видео, чтобы проверить, что делает заключенный № 1504. Он держался за выступ окна, пытаясь подтянуться, но не мог даже оторвать ног от земли.

— Игрушка, — сказал Диего.

Он понял, о ком я.

Игрушка, который получил прозвище за то, что делал все, что ему скажет Шэнк, был не старше двадцати двух лет. Он представлял собой тощего наркомана с головой без передних зубов и языком, разрезанным пополам, как у змеи. И то, и другое сделал с ним Шэнк — первое молотком, второе пилой. Он утверждал, что от этого у Игрушки голова стала только лучше.

— А он водил его в клинику?

— Никуда он не ходил. Шэнк сделал все сам. Засунул ему длинную трубку в горло и накачал водой.

— Он просто Бог!

Я не спорю. Но кровь и дерьмо я еще могу вынести, но рвота, которая хлещет как из пушки — это уже выше моих сил. Мне пришлось бежать сюда и обнимать толчок, чтобы успокоить свой желудок.

Я не мог не посмеяться над такой иронией судьбы.

— Игрушка был в довольно плачевном состоянии, — продолжил он, — синющие губы, выпускающие пузыри из слюны, закатившиеся глаза. Это было ужасно.

— Как он сейчас себя чувствует?

Диего нажал несколько кнопок, проверяя обстановку снаружи здания. По ступенькам бродила кошка, которая обнюхивала дверь и терлась о бетонные стены. Мы ничего не имели против котов. Но если бы это было животное, которое копало, его бы безжалостно застрелили. Мы не могли допустить, чтобы здесь что-то копалось, с учетом того, что происходило в подвале.

— Он вроде как на верхнем этаже отсыпается, насколько мне известно, он еще живой.

— Я пойду приготовлю заключенным что-нибудь пожрать, а потом проведаю его.

— Договорились, — согласно кивнул Диего.

Я оставил наблюдение и отправился на кухню. Хотя, сложно было назвать это место так. Это был только холодильник, раковина и несколько шкафов. Не было никаких устройств, чтобы подогреть еду.

В отличие от большинства тюрем, мы не считали, что когда заключенный ест в последний раз, то ему нужно готовить что-то достойное. Поэтому я не напялил на себя гребаный фартук и не готовил для них стейк со свежим салатом. Они ели то, что мы им давали, а мы никогда не подогревали это дерьмо.

Сегодняшний обед — это несколько банок колбасного фарша, который я бросил в миски и разбавил водой, чтобы получилось больше. Затем я добавил немного сухой овсянки и остатки лапши, которую нашел в холодильнике. Положил все это на подносы в столовском стиле, как те, на которых мы ели, когда учились в школе. Добавил небольшие коробочки с молоком и несколько консервированных персиков. Затем положил все подносы на тележку и отправился разносить их.

Большинство заключенных даже не шевелились, когда я открывал их камеры. Они знали, что лучше не дергаться. Я носил по пушке на каждом бедре, и был вдвое крупнее любого из них. Но они со страхом смотрели на меня, их лица багровели, они старались даже не дышать, задаваясь вопросом, не пришел ли я к ним, чтобы продолжить пытки. Они не двигались даже тогда, когда видели поднос с едой. У меня сложилось ощущение, что это происходило только тогда, когда я запирал за собой дверь камеры.

Последней я навестил нашу заключенную. У нас не так часто были телки среди них, может одна в месяц. Эта цыпочка была новенькой. Она прибыла, когда я был в Майами. Она сидела, прижавшись спиной к стене и обхватив руками живот. Черная косметика ручьями стекала по ее щекам, а рыдания эхом отражались от стен.

Но мне хотелось, чтобы она кричала.

Слезы и плач никак не вдохновляли меня, и могли только больше разозлить.

— Жри! — я пододвинул ей поднос. Часть колбасного месива выплеснулась через край и выпала на пол.

— А если я скажу вам, что беременна? Это что-то изменит? — слюни намочили всю нижнюю часть ее лица, когда она открывала рот, ниточки из них тянулись от губы к губе.

Она собиралась стать матерью?

Мне хотелось рассмеяться ей в лицо.

Меня этим не разжалобить.

Я не особо уважал матерей, особенно тех, кто сделал что-то, что привело их сюда.

— Я уже на четвертом месяце. Вот почему я...

— Мне плевать, — прошипел я сквозь зубы, — потому что ничего из того, что ты скажешь, не вытащит тебя отсюда.

— Но мой неродившийся малыш, он не...

— Закрой пасть!

Она практически нажимала на спусковой крючок. Меня мало что выводило из себя. Но сейчас ярость обжигала, будто тысяча комаров жалило одновременно. Если я сейчас не выйду из этой камеры, то она сдохнет через несколько секунд.

— Пожалуйста, — всхлипнула она мне вслед, когда я собрался уходить. — Просто оставьте дверь незапертой, и я уйду сегодня ночью. Вы больше никогда не увидите и не услышите меня.

Мы находились на острове. У нее не было документов и денег, чтобы уехать отсюда. Единственным выходом было уходить вплавь. Но в двухсот метрах от нее океан, который кишит акулами. То, как мы убьем, будет не так страшно и больно.

Хотя, кто знает.

— Я не могу дать тебе возможность сбежать.

Она села прямо, и выглядела более возбужденной, чем следовало бы.

— А у кого же мне тогда попросить дать мне этот шанс?

Я помотал головой, едва сдерживаясь от смеха. Дверь в моей руке просто ждала момента, когда я ее захлопну.

— Ты неправильно меня поняла.

Я вынул ключ из кармана, чтобы запереть дверь.

— Я просто собираюсь убить тебя!

— Ты скотина! — ее крики стали яростными, и она в отчаянии начала бить руками по полу. — Ты собираешься убить ...

— Заткнись! — рявкнул я в ответ, закрывая дверь.

Она даже не чувствовала ответственности за ребенка, и так и не поставила его на первое место, желая тупо спасти свою шкуру. И она хотела, чтобы я пожалел ее?

Я вынужден был ее разочаровать, потому что в моем сердце не было ни капли сочувствия.

Она была бы отвратительной матерью.

Такой, какая была у меня.

Но моя оставила меня, когда мне было двенадцать лет. И если бы Бонд и Шэнк не приняли меня к себе, то я бы просто сдох. Так, вероятно, закончил бы и ее ребенок, если бы она не попала сюда.

— Перестань реветь, — прошептал я ей сквозь решетку, — потому что скоро ты будешь только кричать.

Она подняла поднос с пола и швырнула его в мою сторону, я отошел и услышал, как пластик ударился о цемент.

— Пошел ты! — закричала она, и ее голос стал гораздо громче, чем раньше. — Ненавижу тебя!

Это уже было похоже на крик. Не такой пронзительный, как хотелось бы, но уже достаточный, чтобы немного успокоить меня.

Я застонал, когда выдохнул.

Меня возбуждал этот звук.

Я посмотрел на камеру в коридоре и поднял палец, чтобы Диего понял, что я отправляюсь наверх. Выбежав и забрав из лодки свою сумку, я прошел через переднюю часть дома. Дверь имела несколько замков. Я отпер каждый из них, прежде чем попасть внутрь.

Не успел сделать и нескольких шагов, когда увидел, что творится на нашем диване. Игрушка стоял раком в центре, а Шэнк стоял позади его, имея его в задницу.

— Черт, — сказал я, закрывая глаза руками, — у тебя же есть своя комната, чтобы заниматься этим.

— Прости, Бородач, — произнес Игрушка, — меня просто вырвало на его простыни, поэтому не осталось никакого варианта, кроме этого дивана.

Я не ждал ни извинений, ни какого-либо ответа. Это был дом Шэнка, ровно настолько же, сколько и мой. Но, твою ж мать, теперь каждый раз, сидя тут, я вынужден буду думать о том, что яйца Игрушки были здесь повсюду.

— Я буду в своей комнате, Шэнк. Заглядывай, как закончишь с этим.

Я услышал, как тот проворчал что-то в ответ, прежде чем я закрыл дверь за собой.

Швырнув сумку на пол, я разобрал вещи, повесив чистую одежду в шкаф, а грязную закинув в корзину. Затем рухнул на кровать, уставившись в окно напротив.

Вид из него не сильно отличался от того, что будет в моей новой квартире. Мы построили эту тюрьму прямо на воде. Доступ к океану было одним из наших ключевых требований, когда мы прибыли сюда с Шэнком прощупывать почву. Так было легче выбрасывать останки. Уборщики могли просто загрузить их в лодку, а после выкинуть за борт. Это был также способ, как мы добирались до аэропорта и обратно. Вождение авто было слишком рискованно, а вот океан здесь патрулировали не так, как в Штатах.

Когда я встал с постели, чтобы задернуть шторы, в моем кармане завибрировал телефон. Достав его, уставился на экран.

Лейла: Он потратил целый день, чтобы изучить твои требования и пожелания, но согласился на все, о чем ты просил. Когда ты вернешься, чтобы подписать контракт? Он требует встречи.

Я: Ты просто умница!

Лейла: Я думала, ты будешь более доволен моими достижениями.

Мой член снова начал твердеть.

Левенькая отсасывала мне всего день назад, но, черт возьми, мне нужно было кончать чаще. И все время пока ее губы были вокруг моего ствола, я представлял ротик Лейлы.

От ожидания этого мои яйца просто ныли от боли.

Я: Я правда счастлив. Но пока еще не удовлетворен.

Лейла: Вот как? Может я смогу как-то помочь тебе с этим? Знаешь, немного снять напряжение на время ожидания.

Я: И что ты предлагаешь?

Лейла: Я лучше бы сказала тебе об этом, чем печатала в сообщениях.

Я нашел ее номер телефона в своих контактах и прослушал две гудка, прежде чем девушка взяла трубку.

— Быстро ты, однако, — сказала она.

— Я не люблю тянуть резину.

— Совсем никогда?

— Ты исключение. Потому что ты не позволяешь мне сделать этого.

Я все еще чувствовал ее талию на кончиках своих пальцев. Хотел припасть лицом к ее киске и вылизать ее всю.

— Дай мне трахнуть твою киску, Лейла. Обещаю, что буду нежным.

— Нет, не будешь. Потому что ты даже не знаешь, что значит это слово, — засмеялась она.

— Но я могу попытаться.

— Нет, тебе это не удастся. По крайней мере, исходя из того, что я о тебе знаю.

Я расслышал шум на заднем плане в трубке и посмотрел на часы. Мне было интересно, была ли она еще в офисе или уже дома. Я хотел знать, во что она одета, и была ли ее подружка внутри киски Лейлы сегодня.

— Я думаю, тебе повезло, что мне нравится, когда это делают и грубо, и жестко, — прошептала она в трубку.

— Вот это моя девочка.

— Если я скажу, что хочу, чтобы ты трахнул меня, ты быстрее вернешься?

Я потянул вниз джинсы и поправил член.

Я не мог дать ей конкретный ответ, не переговорив с Шэнком. С тех пор, как вернулся, у меня еще не было времени свериться с расписанием, и мне нужно было узнать, собираемся ли мы заменить одного уборщика на другого.

— Я посмотрю, что можно придумать.

— Вот значит как? Это лучшее, что ты можешь мне ответить?

Я сел на кровати, желая, чтобы мой член успокоился.

— Лейла, ты прекрасно знаешь, как сильно хочу тебя. Я никогда не скрывал это. Так что могу пообещать тебе, как только моя задница прибудет в Майами, я буду у тебя. И когда я узнаю дату прилета, ты тоже сразу будешь в курсе.

— Ну, вот так-то лучше.

Мой член по-прежнему стоял колом.

— А теперь, что ты там говорила о том, чтобы помочь мне снять напряжение?

Дверь моей комнаты резко отворилась, и Шэнк сразу опустил глаза. Пот падал с его лба, а Демон восседал у него на плече, хлеща хвостом прямо ему по уху.

— Засранец, слава Богу, ты тут!

Я зажал рукой динамик, чтобы не дать Лейле услышать его. Но я осознавал, что уже слишком поздно. Он был слишком громким, и его голос определенно достиг цели.

Черт, он приперся так не вовремя.

— Я разговариваю по телефону, — одними губами проговорил я.

Затем я убрал руку с динамика.

— Лейла, я обязательно тебе перезвоню.

Я закончил разговор раньше, чем она смогла что-то ответить, и бросил мобильный на кровать.

— Господи, ты можешь не врываться в следующий раз, когда я разговариваю по телефону!

Шэнк прекрасно знал, что на самом деле, мне плевать на то, что он меня прервал. Я просто не хотел, чтобы Лейла или еще кто-то, несвязанный с тюрьмой, знали, с кем я бываю, и как звучат их голоса. Такие мелочи могли вынудить ее задавать лишние вопросы, а я всячески хотел избежать этого дерьма.

— Я как-то не подумал об этом, дружище.

Я понимающе кивнул и удобнее сел на кровати.

— Я рад, что Игрушка выздоровел. Просто Диего сказал, что все было очень плохо.

— Ты знаешь, как бывает ужасно, когда слишком много наркоты и слишком много водки.

Мы многое повидали с Шэнком за эти годы, и работа на наркопроизводстве показала нам, как выглядит передозировка.

Шэнк прекрасно знал, что нельзя позволять Игрушке смешивать наркоту со спиртным. Он мог даже не говорить, как его это беспокоит. Все было видно по его лицу. Я также был уверен, что он не позволит больше случиться такому в тюрьме.

— Ты здорово придумал с трубкой и водой, — сказал я. — Видимо, не первый раз проворачиваешь этот трюк, не так ли?

— На самом деле каждый из нас делал это в прошлом, и не один раз.

Шэнк вошел в мою комнату и встал у окна, слегка подтянув спортивные штаны. Он потянулся к веревке на них и затянул покрепче, Демон все это время сидел на его плече и умудрялся удерживать равновесие. У этих двоих была какая-то необъяснимая связь.

— Диего там все разрулил?

— Да. Я только что дал им пожрать. Все кажется спокойным... по крайней мере, пока...

— Третья камера пошла на шестой день. Этот ублюдок потерял половину языка сегодня утром, но так и не раскололся, — сказал Шэнк, посмотрев на меня.

— Может, стоит попробовать что-то другое? Вы использовали цепную пилу на нем? — спросил я, сдвинувшись на край кровати и скрестив ноги на полу.

— Даже лом использовали. Этот мудак очень удачно выносит боль. Мне нужно наполнить его камеру, так он быстрее сломается.

— Попробуй для начала утюжок для волос.

— Черт, как же я об этом забыл!

— Он есть в моей пыточной. Если тебе понравится, то мы отправим Игрушку завтра в город и купим тебе новый.

Я наблюдал за тем, как он уходит, зная, что он рисует в голове картины того действа, которое сейчас развернется в его пыточной, и очень вдохновлен этим.

— Пошел играть? — спросил я.

Он посмотрел на меня, практически подпрыгивая на месте, до такой степени он был возбужден.

— Ты можешь пока отдохнуть здесь. А я спущусь вниз и позабочусь обо всем.

Я встал и подошел к двери.

— Мне нужно узнать свое расписание, потому что меня ждет свидание в Майами.

Он пошел со мной в коридор, улыбаясь как клоун.

— Тяжело тебе приходится с ней.

— С ними, — смеясь, сказал я, — они не бывают одна без другой.

— Сразу две киски? Ты серьезно? — Он схватился за свои яйца. — Мне с трудом удается даже думать об этом.

— Хватит фантазировать. Там будут свои правила и прочие долбанные ограничения. И я пока не знаю, что из этого получится, — ответил я и ввел свой код для входа в тюремную зону.

— Ну, чувак, как не крути, но это все равно две киски, два ротика и две отменные задницы.

— И всего один член.

Он остановился на первой ступеньке.

— А знаешь, я что-то передумал, иди разберись с этим дерьмом. А я позже тебя сменю.

— Второй заход?

— Ты сам все знаешь.

Когда он вошел обратно в дом, я окликнул его.

— Ты можешь сделать мне одолжение?

— Да, что угодно, — он обернулся и уставился на меня.

Я соврал этой беременной суке, когда сказал, что собираюсь убить ее сам. Шэнк всегда мучал женщин. Это была его область, а мы с Диего не возражали. Он не насиловал их, но их крики и беспомощность заводили его, и он любил дрочить и кончать на их кожу.

— Ты знаешь эту пизду из двенадцатой? — поинтересовался я. — Она беременна?

Его улыбка говорила мне, что он отметил какая она эмоциональная, и какая у нее объемная грудь.

— Да.

— За что она здесь?

— Не знаю. Нам не дали пояснений. Клиент просто хочет ее смерти.

Не знаю почему, но мне было интересно, за какое дерьмо она очутилась здесь.

— Не любезничай особо с ней, — попросил я.

Выражение его лица сразу изменилось. Это был взгляд, который я хорошо знал, потому что такой же был у меня, когда я упивался криками, и у Диего, когда он связывал жертв.

В этой тюрьме мы не были просто охранниками.

Мы были чертовыми хищниками.

— Я заставлю тебя гордиться мной, — произнес он.

А потом дверь захлопнулась.