Хитрая затея

Эпилог

Суд над Евгением Ташлиным, Маргаритой фон Альштетт и Эльзой Липпе стал главным событием весны в московской жизни. Поскольку участие моё в открытии воровства Ташлина не имело надлежащего оформления установленным порядком, то и давать показания мне не пришлось — их представляла Палата государева надзора. Правда, дело о воровстве быстро выделили в отдельное производство, так что после суда по обвинению в убийствах Ташлиной и Данилевича Ташлину предстояло сменить на скамье подсудимых общество баронессы и Эльзы на компанию Серова и Варчевского.

Не имея особого желания наблюдать суд лично, я тем не менее следил за его ходом по газетам. Для московской же публики суд стал увлекательным зрелищем и зала судебных заседаний была постоянно переполненной. Даже не могу сказать, что больше привлекало зрителей — неотразимость доводов обвинителя Чарцева, полемическое мастерство защитника Ливанова или восхитительная актёрская игра подсудимой фон Альштетт. Заключительные речи Чарцева и Ливанова, как и последнее слово баронессы, напечатали все московские газеты, и почти сразу подсуетился тот самый издатель Смирнов, коего рекомендовал мне князь Белозёрский, выпустив эти речи отдельной брошюрой, которую раскупили столь быстро, что пришлось допечатывать дополнительный тираж. Маргарита Фёдоровна, надо отдать ей должное, просто блистала, изображая смирение и раскаяние, а её просьба не вешать их с Ташлиным на одной виселице заставила публику чуть ли не рыдать от восторга.

Пришлось, однако же, признать, что ни старания защиты, ни игра баронессы даром не пропали — не меня одного приговор удивил своей неожиданной мягкостью. Ташлин и столь красиво порвавшая с ним любовница были лишены дворянства и осуждены на вечную каторгу, их имущество отходило в казну, Эльзу Липпе на пять лет отправили даже не на каторгу, а в исправительные работы. Ташлину, правда, ещё что-то достанется на суде по воровству в Палате государева двора, но к вечной каторге сколько лет ни прибавляй, её продолжительность от того не изменится.

Крамницу было выражено царское благоволение с записью в послужную ведомость, что при любом следующем поощрении и отсутствии до вынесения такового взысканий автоматически влекло за собой награждение орденом Михаила Архангела четвёртой степени. Таким же образом царь поощрил чинов Рижской губной стражи, участвовавших в деле с Артманом. Раненый стражник и семьи погибших получили довольно изрядное казённое пособие.

Владимир Фильцев, недавно из поручиков произведённый в капитаны, подал прошение об установлении опекунства над детьми сестры, каковое и было удовлетворено с неимоверной скоростью — ответ он получил менее чем через седмицу. Над сыном барона фон Альштетта установили казённую опеку за неимением родни по отцовской линии. Имущество Викентия Данилевича отошло в казну, а его слугу Дементия Силаева принял в службу я, очень уж мне глянулась его солдатская основательность.

Но это дело уже прошлое. Очередная страница жизни перевёрнута и осталась в воспоминаниях. Дела же сегодняшние смотрелись поинтереснее. Главным, конечно, было назначение дня свадьбы царевича Константина, то есть уже в августе можно ожидать сватов от Леонида. Наконец-то матушка успокоится, а то празднование Татьянкиного шестнадцатилетия дало очередную пищу для светских пересудов. Не само по себе празднование, понятно, а присутствие на нём царевича Леонида. Сейчас, однако, Татьянке не до романтики, проходит выпускные испытания в гимназии.

Со Смолиным я, как мы и уговаривались, на днях простился. Денег, что заплатил ему, не жалею, у меня теперь дома всё налажено и работает как будто само по себе.

Послезавтра начинаю занятия по своей методе при университете. То есть не я, а профессор Маевский, вот и посмотрим, как оно работает не в моём исполнении. Вот на том и закончу — некогда мне, пойду проверю, должным ли образом всё подготовлено…