Хивинские походы русской армии

Глава XI

Оренбургский отряд (9 рот, 9 сотен, 6 конных орудий, 2 орудия для тыльного укрепления и 4 мортиры, с 89 чел. прислуги), в составе 3461 человек и 1797 лошадей, был в изобилии снабжен всем необходимым. Заботливость генерала Крыжановского и его ближайших сотрудников, казалось, не упустила ничего, что могло так или иначе облегчить солдату степные невзгоды. Поэтому мы приведем здесь подробности снаряжения оренбургского отряда, как образец для будущих экспедиций.

Все люди снабжены были от интендантства полушубками, меховыми воротниками, валенками, обшитыми кожей,[54] третьей парой сапог с голенищами в 12 вершков, кошмой для подстилки, медными чайниками, по одному на 10 человек, юламейками, приблизительно по одной на 10 человек — всего 391.[55] Сверх того войскам было отпущено: чаю по ¹/₃ фунта на 100 чел. в сутки, сахару 1 фунт в сутки на 100 чел.; а в летние месяцы, взамен спирта, давалось: 1 фунт чая и 3 фунта сахару в день на 100 чел.; спирту по 2 чары на человека в месяц до 1 мая и потом с 1 сентября по 1 октября; мяса по 1 фунт в день; затем небольшое количество солонины, сушеной капусты и 15 000 порций консервов: картофельная крупа Китары, сухие щи Данилевского, сухари Долгорукова и бульон Либиха; на случай порчи лука от морозов отпущен лавровый лист по 3 фунта на 100 человек.

Местное управление Общества попечения о раненых и больных воинах заготовило на свои средства: госпитального белья на 50 чел. и 3 повозки для больных. Сверх того оно ассигновало своему доверенному при отряде 3000 руб. В пехоте было устроено средствами войск по двое носилок на роту — всею 18.

Артиллерийское ведомство снабдило войска тремя комплектами боевых патронов и зарядов со снарядами, 15 пудами пороха для мин, 20 саженями сосиса для зажигания мин. Кроме того, в оренбургском артиллерийском полуарсенале заготовлены были сани и сбруя под своз 4-го Туркестанского стрелкового батальона, отправлявшегося в Казалинск, а также 16 складных кроватей и вьючных кресел для возки больных, по паре на батальон. Кровати скоро поломались.

Инженерное ведомство отпустило: 8 трубчатых колодцев забивных Нортона и винтовых Франка и Буксгевдена; два моста — один понтонный, а другой на козлах; инструменты и материалы для возведения укреплений, походную кузницу, полосовое железо, древесный уголь, шнур для трассировки укреплений, веревки и т. п. Эти колодцы оказались негодными и были брошены на Эмбе. Понтоны не были взяты, по неимению к ним дрог на зимнем ходу. Мост на козлах был распилен для удобства вьючки.

Медицинское ведомство снабдило войска лазаретными вещами по штату и сверх того учредило центральный подвижный лазарет на 50 человек, который был снабжен всеми припасами и противоцинготными средствами на 6 месяцев. Для помещения же больных отпущено 12 кибиток с железными печами, а лазарет Эмбенского поста увеличен ан 15 мест. Для перевозки больных отпущено по 2 троечных фургона на батальон и 2-ю батарею, да Общество Красного Креста дало 3 троечных крытых повозки на дрогах.

Пехота и артиллерийская команды были подвезены от Оренбурга и Орска до Эмбенского поста на 524 пароконных подводах, на коих везлось и все путевое довольствие этих войск до названного поста.

Продовольственных припасов и прочих тяжестей доставлено из Оренбурга, Орска и Уральска в Эмбенский пост 151 690 пудов.

Для поднятия отрядных тяжестей и перевозки продовольственных запасов вслед за отрядом потребовалось 10 319 верблюдов. На 5–7 верблюдов состояло по одному лаучу-вожатому.

До 1868 года издавна отпускалось командиру Оренбургского корпуса 25 000 рублей ежегодно на заготовление экспедиционных вещей для степных отрядов. В 1867 г. отпуск этот был прекращен, и вещи определено заводить на счет соответствующего параграфа интендантской сметы.

Благодаря этому оренбургский отряд был снабжен весьма роскошно и вещами. Так, ему было отпущено: кухонный комплект по 6 на 150 чел. и 2 в запас, всего на 1950 чел., кроме линейных батальонов, которые завели на ротные суммы по 2 котла на роту.

Котлов чугунных с крышками, таганов железных, уполовников, ковшей и вилок по 80 штук; топоров, мотыг и кирок по 136 штук; лопат железных 400 штук, лопат деревянных 204 штуки; кос-горбуш для камыша и корыт железных по 120 штук; весов и ливеров белой жести по 20 штук; ножей кухонных 50; ложек деревянных 1000; баков деревянных для казанов 100, ведер железных 160, бочат в 3 ведра 34, чарок белой жести 112, баклаг для воды 4-ведерных 3723, воронок к ним 163, чайников медных 340, медных мер в 1 ¹/₄ ведра 19, бредней для ловли рыбы 5, рогож 1868, веревок 5111 сажен.

Казалось бы, нечего уже и придумать — все есть. Одних веревок взято в поход более десяти верст. Но оренбуржцы решились превзойти самих себя, точно в вознаграждение за лишения, испытанные в неудачную экспедицию Перовского.

Местное управление Общества попечения о раненых и больных воинах заготовило на свои средства госпитального белья на комплекс в 50 больных, купило 3 машины для приготовления льда, 3 тарантаса, устроило 50 носилок, 50 пологов от мух. Затем отпустило еще: чаю 97 фунтов, сахару 25 пудов, сгущенного молока 50 банок, клюквенного экстракта Жданова 61 больших бутылок, уксусной эссенции 60 бутылок, карболовой кислоты 1 пуд, табаку 1 ¹/₂ пуда, сигарет 3000 шт., папирос 4000 шт., рому и коньяку по 30 бутыл., хересу 50 бутылок, штемпельных конвертов и бланков открытых писем по 500 штук.

Заботливость и внимание общества не упустили из вида не только предметов необходимости, не только канцелярских принадлежностей для сношения будущих раненых с родными, но и предметов развлечения, как шашечницы, журналы, газеты. Уполномоченному своему общество выдало еще на экстраординарные расходы 3000 руб. серебром.

Надобно заметить, что за исключением стрелковых батальонов, вооруженных берданками, остальные войска имели до последнего времени шомпольные ружья. Только ради хивинской экспедиции высланы были игольчатки Карле во все восточные пограничные округа: в Оренбург 8245, в Ташкент 7279, а в Сибирь почему-то 26 960. Кроме того, туркестанской саперной роте дали драгунские винтовки системы Крнка.

Для переезда в Казалинск 4-го Туркестан, стрелкового батальона оренбургский полуарсенал изготовил 235 саней, по 50 на роту, а для офицеров 11 крытых возок. На каждые сани размещались по 4 чел. нижних чинов со всеми батальонными тяжестями, путевым довольствием и 169 000 металлических патронов.

Из этого подробного перечня читатель может заключить, что оренбургскому отряду предстоял не поход, а приятная прогулка, точно на пикник! Хочешь половить рыбу — есть бредни. Хочешь прохладиться чем-нибудь кисленьким — вот тебе 800 пудов круту, 1080 бутылок уксусной эссенции и «ждановская жидкость», т. е. клюквенный экстракт в вольном переводе. Хочешь «побаловать чайком» — изволь: сорок три верблюда тащат до 5000 фунтов китайского зелья и 391 пуд сахару. Хочешь «воскурить фимиамы» — 500 пудов махорочки к твоим услугам, да еще 3000 сигар и 4000 папирос. Хочешь подразнить негостеприимную степь воронежскими щами — вот тебе сухие щи Данилевского. Надоела тебе картофельная крупа Киттары, сухари Долгорукова и «топор» Либиха,[56] можешь отвести душу солонинкой с «рассейским» хренком! Да это не поход — объедение!

А если принять во внимание, что ни один человек не двинулся пешком, а либо на коне, либо в санях, то сходство с пикником будет еще ближе.

Вопрос стоял за тем, как довести до места все эти затеи?

Перовский в 1839 году двинулся было еще с большими затеями — только, как моряк, он склонен был считать степь «морем» песка, морем снега и потому нагрузил свои «корабли пустыни», т. е. верблюдов, лодками, канатами, фальшфейерами для морских сигналов между сухопутными эшелонами и т. д. Все это по беспутице пришлось сжечь — корабли не вынесли! Этот раз, положим, решено было попытать счастье не зимним, а весенним походом, но если для этого Перовскому приходилось выступать из Оренбурга, Орска и Уральска осенью, чтобы поспеть к зиме на Эмбу, то теперь приходилось выступать зимой, чтобы поспеть к весне. 151 690 пудов не шутка, и для экономии в верблюдах их запрягали в сани, на которые грузили от 17 до 22 пудов, тогда как на спине верблюд не унесет более 16. Хуже всех отправлен был инженерный парк: не на санях или повозках, а на вьюках. Вьючка длинных штук затруднительна, и обоз отставал постоянно.

От Оренбурга до Эмбенского поста считается 543 ¹/₄ версты, от Орска 406 ¹/₄, от Уральска или, вернее, от р. Барбастау, через Уильское укрепление, — 584 ¹/₂ верст. Ко дню выхода отряда с Эмбы (около 30 марта) контрагент Мякиньков обязан был выставить 4970 верблюдов, для следования с отрядом, и 1405 для тыльного месячного запаса — в предположенном к устройству полевом укреплении у мыса Урги. Оборот с верблюдами должен был произойти такой: 30 марта выступят с Эмбы 4970 верблюдов с отрядными тяжестями, 10 апреля выступят 907 верблюдов с месячным запасом, для тыльного укрепления на Урге. Здесь, т. е. на Урге, будут оставлены отрядом все освобождавшиеся от тяжестей верблюды, которые и будут доставлять запасы от Урги к отряду, а прибывшие с Эмбы 907 верблюдов возвратятся опять на Эмбу, откуда и перенесут еще 2-месячный запас, выступив 25 мая — 1 июня. Транспорт этот прикрывается казаками, а выходящий из Урги к отряду конвоируется одною ротой, двумя сотнями и двумя орудиями.

Этими мерами отряд обеспечивался до 15 сентября. Чтобы дополнить картину заботливости генерала Крыжановского и его ближайших сотрудников, необходимо сказать еще о том, какие распоряжения сделаны были для доставления людям на ночлегах всевозможных удобств.

Весь путь от Оренбурга до Эмбенского поста через Илецкую защиту разделен был на 20 переходов, а через Ак-Тюбинское укрепление на 16 переходов; путь от Орска — 13 переходов, от Уральска на 22 перехода. Первый, второй и последний пути давали каждый по одной дневке: в Илецкой защите, в Актюбинском и Уильском укреплениях; на остальных дневок не было. На каждом ночлеге киргизы должны были выставить за известную плату от 30–40 кибиток, а топливо кизяк — по 12 коп. за пуд, причем снег из кибиток должен быть выгребен, а пол устлан сеном, стены кибиток снаружи должны быть привалены снегом. Топливо должно быть доставлено только на один ночлег, а на случай бурана аулы должны иметь запас еще на сутки. Для продажи войскам киргизы должны выставить также скот и до 600 пуд. сена, а где запасов сена не окажется, там заменят его овсом из запаса в 1000 четвертей, который везется при отряде. Эшелоны встречаются на ночлегах старшинами соседних аулов, а на походе сопровождаются волостными управителями и другими должностными лицами из киргизов. Для указания пути и для разных поручений вызвано было от Тургайской и Уральской областей 100 чел. джигитов-волонтеров, из наиболее зажиточных и надежных киргизов.

Надо отдать полную справедливость оренбургскому начальству: лучше этого нельзя было снарядить экспедицию; придумать что-нибудь еще для удобства людей тоже, кажется, нельзя. Честь и слава Крыжановскому!

Перед выступлением генерал Крыжановский отдал по округу следующий приказ: «Предписываю начальникам войск, входящих в состав отряда, высылаемого от вверенного мне округа, к берегам Аральского моря, обратить особенное внимание на знание всеми подведомственными им чинами правил сторожевой службы, равно и на строгое их соблюдение при походных движениях и остановках, вверенных им войск, от Эмбенского поста далее но назначению, как необходимого условия для обеспечения себя от нечаянных нападений со стороны хищников и для сохранения в целости своего обоза, продовольственных припасов, транспортных животных и казачьих табунов.

В то же время, имея в виду, что для успеха действий отряда, при встрече с неприятелем, необходимо, чтобы войска дошли до него свежими и бодрыми, предписываю всем начальникам частей, не исключая и младших, а равно и находящимся при войсках врачам, обратить самое строгое внимание на все, что может сберечь здоровье и сохранить силы и бодрость духа вверенных им нижних чинов. В этих же видах принять надлежащие меры, чтобы пища нижних чинов была сколь можно более питательна и здорова, чтобы мясо давалось, непременно, не менее одного фунта в сутки на человека, не исключая и в постные дни, а также, чтобы оно было всегда свежее и хорошего качества.

Вменяю также в обязанность начальникам частей обращать должное внимание на сохранение в надлежащей исправности, во вверенных им частях, как холодного, так особенно огнестрельного оружия, а равно и на уменье подведомственными им нижними чинами обращаться со своим оружием.

Дабы казачьи сотни во время похода находились постоянно в возможно полном составе, предписываю как главному начальнику отряда и начальнику кавалерии, так и сотенным начальникам, иметь постоянно наблюдение, чтобы от казачьих сотен не делался наряд вестовыми к лицам и местам, коим таковых не положено иметь по закону, а также и в другие нестроевые должности.

Главному же начальнику отряда предлагаю, перед выступлением из Эмбенского поста, утвердить наряд вестовых, как от пехоты, так и от казаков и батареи, в отрядный штаб, управления оного, и в другие места, ограничив его самою крайнею необходимостью и имея в виду, что строевым офицерам дозволяется давать вестовых из тех частей, в каких они состоят, в том случае, если они не имеют денщиков. Для того же, чтобы чины, напрягаемые вестовыми, не отставали от фронта, требовать, чтобы они переменялись, ежели не каждый день, то непременно через несколько дней. Засим иметь строжайшее наблюдение, чтобы, сверх утвержденного главным начальником отряда наряда, вестовых ни в каком случае никуда не наряжать.

Предписываю также наказным атаманом Оренбургского и Уральского казачьих войск обратить строгое внимание, чтобы все строевые казаки, при выступлении в линии в степной поход, имели вполне способных и надежных к службе лошадей. Для безотлагательной же замены на месте строевых лошадей, утраченных в походе казаками, по случаям, указанным в приказе по военному ведомству 1870 г. за № 275, предлагаю наказным атаманам отпустить из войскового военного капитала, в ведение командиров сотен, на вышеупомянутый предмет примерную сумму денег; издержанные же на покупку утраченных лошадей деньги, будут возвращены на основании вышеупомянутого приказа № 275 из экстраординарной суммы.

Для уменьшения обоза, следующего при войсках, разрешаю иметь в походе офицерских повозок: генералам не более двух, штаб-офицерам по одной, а обер-офицерам одну на двоих, причем предлагаю главному начальнику отряда, при выступлении войск с Эмбенского поста, поверить находящийся при них офицерский обоз.

Объявляя о вышеизложенном по войскам вверенного мне округа, остаюсь вполне уверенным, что все чины экспедиционного отряда, высылаемого из оренбургского военного округа, при соблюдении всех изложенных выше условий и строгом, добросовестном исполнении своих обязанностей, окончат предстоящий им нелегкий поход вполне успешно и со славою, исполнив тем священную волю государя императора».

Таково было напутственное слово заботливого начальника.

Части войск оренбургского отряда предполагалось двинуть: 4-мя эшелонами из Оренбурга, 4 эшелонами из Орска и 1-м эшелоном из Уральска. Движение из Оренбурга должно было начаться 13 февраля, из Орска 20-го, из Уральска 15-го. На самом деле уральские сотни выступили только 24 числа, «вследствие неготовности перевозочных средств». Эшелоны должны были прийти на Эмбу между 3 и 9 марта. Первым выехал в поход 4-й Туркестан, стрелков, батальон; 9 января двинулся обоз его, а 20-го первый эшелон. Следующие три эшелона выступали через два дня один после другого. Лошадей под своз батальона, по 118 штук, выставляли на каждой станции до Орска местные жители, а от Орска до Терекли, т. е. до границы между Оренбургским и Туркестанским округами, — киргизы Тургайской области, в пределах же Туркестанского округа — киргизы Казалинского уезда. Кибитки, топливо и порционный скот также выставлялся на ночлегах киргизами.

Киргизы так усердно служили в этом случае, что батальон, несмотря на бураны и морозы, доходившие до -30°, ехал от Орска, не отступая от маршрута. В этом отношении киргизы перещеголяли русских, потому что в промежутке между Оренбургом и Орском батальон встречал постоянные задержки в казачьих станицах вследствие отсутствия полицейских и всяких других властей на пути следования, чрез что лошади выставлялись несвоевременно.

19 февраля стрелки вступили в Казалинск, оставив в попутных фортах только 3-х больных и сделав менее чем в месяц переезд в 1005 верст по степи!

Войска выступили, согласно маршруту, после торжественного молебствия, совершенного самим епископом. 13 февраля — первый эшелон из артиллерийского транспорта и местной артиллерийской команды; 14-го — второй, из 2-х сотен казаков и конной батареи; 15-го — третий, из 2-х рот 1-го Оренбургского линейного батальона; 16-го — четвертый, из 2-х рот 1-го Оренбургского линейного батальона.

Артиллерия состояла из четырех полупудовых мортир, двух 4-фунтовых пушек и 6-ти ракетных станков. Пехота и пешая артиллерия, на подводах, двинута была чрез Илецкую защиту на Ак-Тюбе, а казаки с конной артиллерией вдоль р. Ховды.

24 февраля выступили из Уральска 3 сотни казаков Уральского войска; наконец, из Орска с 20 по 25 февраля выступило также четыре эшелона (по две сотни или по две роты) через Ак-Тюбе. Вышли все 5 рот 2-го Оренбургского линейного батальона и 4 сотни Оренбургского казачьего войска. Все шли к Эмбенскому посту, откуда к западному берегу Аральского моря до мыса Урге, куда должны были придти к 1 мая.

Глубокие снега, морозы, бураны и разбитая обозами дорога, представлявшая цепь ухабов, точно соединились еще раз, чтобы выручить Хиву из беды неминучей, но несмотря на все это, войска прибыли на Эмбенский пост 18 марта, не постудив ни одного человека и только с 45-ю больными. Транспорты с артиллерийскими и интендантскими тяжестями испытывали иногда неодолимые затруднения; по целым часам сидели они на каком-нибудь ухабе, изнурили лошадей и верблюдов до того, что большую часть тяжестей пришлось оставить на дороге… Едва-едва они были собраны и доставлены на Эмбу к концу марта, вместо 10-го числа.

Сами войска сознались, что успешным движением своим они обязаны усердию и заботливости Кирилов, которые выставляли на всяком ночлеге даже больше кибиток, чем было назначено, сена накладывали на пол до полуаршина, а сверху застилали кошмами и отказались от платы. Мало того, во время особенно холодных или бурных ночей размещали эшелон по аулам или в собственных землянках. Волостные и аульные старшины постоянно шли с отрядами и транспортами, и когда сани с тяжестями останавливались в сугробах от изнурения лошадей и верблюдов, припрягали к ним своих, не соглашаясь брать за это никакого вознаграждения. Такое поведение людей, еще недавно волновавшихся из-за нового положения, указывает, конечно, на известную перемену в их образе мыслей и должно быть поставлено в заслугу деятелям народного управления, но прежде всего и ближе всего надо воздать должное самим киргизам. Генерал Крыжановский обратился к министру внутренних дел с просьбой испросить Высочайшее соизволение на объявление Царского «спасибо» киргизам тех волостей и аулов, которые содействовали успешному движению отрядов. Кроме того, наиболее отличившихся усердием и энергиею, а также и некоторых чинов уездных управлений представить к наградам. Ходатайство это было уважено, и «царское спасибо» разнеслось по степи, как справедливая награда народу, делившемуся и кровом, и теплом, и запасами с нашим солдатом.

Первый эшелон с тяжестями и три орских эшелона опоздали против маршрута от одного до трех дней. Прибывшие на Эмбу части, за исключением 1-го Оренбург, линейн. батальона, размещены были на правом берегу в кибитках (14 на роту, сотню и батарею). Роты 1-го батальона поместились в конюшне, приспособленной для жилья, но от вони вскоре переведены в кибитки.

Люди вынесли поход превосходно. Больных всего 44 чел., из коих в 1-м батальоне было до 21, да и то семеро из них схватили где-то сибирскую язву, не имеющую ничего общего с трудностями похода. Между офицерами и солдатами встречалось воспаление глаз от резкого света в снежных степях и дыма от костров в кибитках. Для охранения тыла отряда и предупреждения беспорядков в степи сделаны были следующие распоряжения: а) на Саме, как центральном пункте между Каспием и Аралом, поставлен наблюдательный пост из 1 сотни и 1 роты; б) на Джебыске, для закрытия орско-казалинского тракта, оставлена 1 сотня; в) в распоряжение начальника Иргизского уезда, для наблюдения за Мугоджарами и Барсуками, дана 1 сотня. Кавалерийские части составлялись из полусотен, назначенных на смену или смененных в укреплениях Нижне-Эмбенском, Уильском, Ак-Тюбе и Тургае.

В ожидании выступления с Эмбы, замедлившегося за недостатком в срок верблюдов, люди говели, занимались ученьями, гимнастикой и стрельбой, чтобы только не засиживались на месте.

Для конвоирования запасов сделаны были следующие распоряжения: в Эмбенском посту оставлена сотня, которая препроводит тыльный запас до Каратамака. На этом пункте она останется, сдав транспорт другой сотне, которую здесь для того оставит отряд и которая отведет транспорт в Ургу. На Урге транспорт перегружается на верблюдов, оставленных отрядом, и следует к войскам, под прикрытием 1 роты, 2 сотен и 2 орудий. Сотня, прибывшая с Каратамака, конвоирует своих верблюдов назад.

Начальником отряда назначен был генерал-лейтенант Веревкин; начальником штаба, он же начальник пехоты Генерального штаба полковник Саранчев; начальником кавалерии состоящий при генерал-инспекторе кавалерии полковник гвардейской конной артиллерии Леонтьев; начальником артиллерии — полковник Константинович; начальником инженерной части — капитан Красовский; завед. интендантской частью — капитан Эсмонтов. Все эти капитаны и полковники пользовались правами начальников дивизий, а, например, «дивизия» Красовского состояла из одного прапорщика и 4 унтер-офицеров, а «дивизия» Эсмонтова — из 2 чиновников, одного писаря и нескольких вахтеров! Сам Веревкин получил права командира отдельного корпуса. Аудиторов ему не назначили ни единого.

Веревкин получил от Крыжановского инструкцию, одобренную предварительно военным министром. Согласно инструкции, Веревкин должен был: во-первых, употребить все меры, чтобы отряд достигнул пределов Хивинского ханства (примерно уроч. Урге) в половине апреля; во-вторых, в случае нужды действовать самостоятельно; в-третьих, не вести никаких переговоров с неприятелем; в-четвертых, не останавливать своих действий в ожидании приказаний от генерала Кауфмана, даже если бы хивинцы соглашались на все наши требования. Считаем нелишним привести здесь извлечение из инструкции касательно этого важного обстоятельства, в видах уяснения вопроса о том, имел ли Веревкин право взять Хиву, так сказать, между глаз туркестанского отряда?

«Если бы обстоятельства принудили вас, — говорит инструкция, — действовать самостоятельно, а между тем никаких сведений о прибытии войск туркестанских и никаких приказаний от генерал-адъютанта фон Кауфмана вами получено не было, то предоставляется вам… сделать наступление к г. Хиве и в случае надобности занять его».

В случае прибытия посланцев — инструкция предписывала отсылать их к генералу фон Кауфману, но «в ожидании могущих последовать от него распоряжений, вы не должны останавливать тех действий, которые будут признаны вами необходимыми для достижения той или другой, указываемой обстоятельствами, цели». Это было обязательно даже и в том случае, если бы заявление посланцев заключалось в полной готовности хивинского правительства в точности исполнить все наши требования.

Надобно отдать справедливость составителю инструкции: он точно предвидел возможность пререканий между начальниками отрядов из-за лаврового венка. Что хивинцы будут присылать в отряд лазутчиков под видом посланцев, не снабженных никакими официальными полномочиями, — это предвидеть было нетрудно, ибо такая уловка есть общая всем азиатам стратагема. Что хивинцы будут стараться вступать в переговоры с отдельными отрядами помимо Кауфмана, перед которым им тяжело было унижаться после стольких нахальных против него выходок, — это также нетрудно было угадать. Но могло бы случиться, что главнокомандующий захотел бы оставить львиную долю и честь последнего удара для себя, и тогда каждое энергическое действие подчиненного он счел бы за интригу, за подкоп… Военная история полна примерами, что начальствующие генералы соперничали с подчиненными… Рассматриваемая инструкция развязывала руки оренбургскому отряду и снимала с его начальника всякий упрек, в случае если действия отряда будут более удачны и более энергичны, чем то может быть желательно туркестанскому генерал-губернатору… Этим Веревкин впоследствии и воспользовался.

16 марта назначена была комиссия для приемки верблюдов от подрядчика, причем обращалось внимание на здоровье, силы животного, годность седла и достаточность веревок. Пришлось быть снисходительными, а не то отложить выступление с Эмбы на 1 ¹/₂ месяца. Всего набралось годных до 4500 верблюдов.

Так как войска задержались на Эмбе дольше, чем предполагалось, из-за верблюдов, и съели часть 80-дневного запаса, то пришлось изменить несколько порядок следования продовольствия: войска брали с собой провианта на 2 ¹/₂ месяца и овса на 2 месяца, а через 15 дней за ними должен был идти тыльный запас с месячным запасом круп и овса и полумесячным сухарей и муки. Через месяц выступал еще транспорт с 1 ¹/₂ месячным запасом продовольствия и 2-месячным овса к Урге, как об этом уже сказано выше.

На Эмбе прибавилась еще к отряду сотня конницы, набранная из зажиточных киргизов одвуконь. Строилась фронтом, отвечала на приветствие «Алла-яр» (Бог — друг), снимая шапки. Употреблялась она на разъезды, разведки и боковые патрули. У некоторых джигитов были револьверы Кольта, у других ружья, но большая часть вооружена была пиками и саблями. Служили даром. Свинец и порох им отпустили из казенного склада; первое время и овес продавали им казенный до появления травы. Наняты были проводники и чабары (почтальоны). Знают хорошо дороги в степях преимущественно барантачи, воры и разбойники. Для дальнейшего похода отряд разделен на 4 части: 1) авангард из 2 оренбургских сотен, 2 ракетных станков и 25 человек саперной команды от 1-го Оренбург, линейн. батальона, под руководством 4 саперных унтер-офицеров и капитана Крассовского, под начальством поручика гр. Шувалова, адъютанта великого князя Владимира Александровича; 2) главные силы под начальством самого Веревкина: из 8 рот, 1 Оренбург, сотни, 3 сотен уральских, 2-й конной батареи, 4 мортир и части артиллерийского и инженерного парков; 3) транспорт с продовольствием, остальными частями названных выше парков и центральным лазаретом, под прикрытием 1 роты, 2 Оренбург, сотен и 2 пеших орудий, под начальством полковника Новокрещенова и 4) тыльный транспорт с продовольствием.

26 марта выступил авангард налегке с 396 верблюдами. Сначала глубокий снег, а с 1 апреля распутица сильно задерживали верблюдов, так что на реку Чеган прибыл только 6 апреля. Для переправы связали плот из баклаг, но в ночь с 7 на 8-е вода вдруг убыла, так что 9-го числа авангард перешел реку вброд. Главные силы выступили 30-го, а транспорт 31 марта. Порядок движения в оренбургском отряде принят был такой: в 5 ч. утра подъем, люди закусывают и вьючат; выступление — как часть готова; дежурная сотня в авангард и арьергард, по полусотне; при авангарде офицер Ген. штаба для выбора ночлега и разбивки лагеря, с ним вожаки; за авангардом в версте войска и обоз, независимо друг от друга. Арьергард помогает обозным; с ним несколько запасных верблюдов. К авангарду перед ночлегом высылались жалонеры: от пехоты офицеры, от казаков урядники. Лагерь ставился четырехугольником: передний фас из артиллерии и парков, на батарею 250 шаг., фланки из стрелковых рот, отступая 75 шагов от парков, по 80 шагов на роту; задний фас из казаков — по 100 шагов на сотню. Между частями 10 шагов для прохода в поле; перед фронтом сначала вьюки, потом ружья в козлах, потом юламейки для нижних чинов, потом офицерские, потом верблюды с лаучами, а в центре — штаб. В одном углу заднего фаса маркитанты, в другом склад Красного Креста. Пастбище обставлялось постами и при них взвод казаков. На ночь верблюды и лошади загонялись в каре. Вокруг лагеря казачьи посты с поддержкой готового взвода. Остальные меры охраны обыкновенные.

При выступлении главных сил оказалось, что ослабевшие верблюды уже не поднимают груза в 17 пудов. Пришлось оставить на Эмбе часть тяжестей на 550 верблюдов, а с колонной пошли только 1346 штук. Веревкин донес Крыжановскому, что он «не убежден в том», что вверенный ему отряд «в состоянии будет выполнить возлагаемые на него обязанности». Надежда придти в Хиву раньше других отрядов уступила место мечте: хоть бы не очень опоздать… Утешались, впрочем, тем, что туркестанцам и кавказцам предстояло идти по пескам и без воды, — авось это их задержит!

Дальнейшее движение оренбургского отряда до Исен-Чагыла обошлось без особых приключений, если не считать, что чрез засыпанную снегом ложбину речки Аты-Джаксы пришлось устроить плотину из утрамбованного снега, что 3, 4 и 5 апреля сильная грязь измучила людей и животных и что при переходах вброд чрез овраги люди, по пояс в холодной воде, самоотверженно помогали верблюдам. 16 апреля отряд пришел на Исен-Чагыл; травы было довольно, топлива также, вода сносная. Здесь стали ждать транспорта, который и прибыл 19-го числа.

Отсюда пошли 4 эшелона: 1-й в качестве авангарда, под начальством Веревкина из 2 рот, 2 уральских сотен, 4 конных орудий и инженерного парка, двинулся 20 апреля; 2-й под командой полк. Константиновича из 3 рот, 1 оренбургской сотни, 2 конных орудий и артиллерийского парка, выступил 21-го числа; 3-й эшелон под начальством полк. Леонтьева, из 2 рот и 2 оренбургских сотен, выступил 22-го числа; 4-й из общего транспорта полк. Новокрещенова выступил 23-го числа. Верблюды перевьючены под 12 пудов, если тюки позволяли. 21-го числа Веревкин получил из Киндерли донесение полк. Ломакина от 7-го числа о вступлении оттуда 14 апреля и послал ответ, что придет на Ургу к 1 мая. При движении по берегу Аральского моря люди пили морскую воду. 2 мая подошли к кр. Джаны-Кала, которая оказалась брошенною 2 дня назад. Не доходя 8 верст спустились в Айбугир. Шли в этот день 40 верст при 40° жары, без колодцев. Морская вода в баклагах только распаляла жажду, и потому стали смачивать ею головы, спасаясь от солнечных ударов. С половины перехода пехота стала приставать… Казаки при обозе брали на седла вещи отсталых, сажали людей на крупы своих лошадей… и вдруг передние наткнулись на арык, несший аму-дарьинскую воду к Джаны-кала! Никто не слушал приказаний и надо было силой оттаскивать людей от воды… Послали баклаги в пехоту, а затем и в следующие эшелоны. 2, 3, и 4 мая пришли к Джаны-Кала остальные эшелоны. Все баснословные рассказы киргизов, будто по берегу идти нельзя, что от воды сильно слабит, что верблюды дохнут от ядовитых мух и ядовитой травы, оказались вздором.

Число баклаг сильно уменьшилось: они разбивались при падении верблюдов или рассыхались, так как были сделаны наскоро из сырого леса. Верблюдов пало 297, на протяжении 600 верст от Эмбы до м. Урги. Из них подрядчик вскоре пополнил 197. Люди вынесли поход хорошо: больных было 181, умер 1, выздоровело 155.

В Джаны-Кала, вследствие разосланных Веревкиным 26 апреля из Касармы прокламаций, явились с повинною наши, откочевавшие в 1869 г. киргизы: есаул Султан Арсланов (Каналы), Азберген Мунайтасов, родственник Исета Кутебарова и др. Есаулу было объявлено еще до явки, через присланных им киргизов, что он подлежит военному суду за измену, тем не менее он явился. Веревкин велел его арестовать, но Исет Кутебаров, убивший в 1855 году отца его, Арслана Джантюрина, просил отдать султана ему на поруки. Оба названные киргиза сделались вожаками отряда по Хивинскому ханству и оказали множество услуг.

Отряд отдохнул, верблюды подкормились молодым и сочным камышом, люди вымыли белье и выкупались. Отсюда Веревкин решил идти на Кунград не по западному, а по восточному берегу Айбугира, который давно уже высох; таким образом, отряд избавляется от ненужного и тяжелого похода по степи в обход Айбугира.

Предположенное содействие отряду со стороны Аральской флотилии не состоялось, потому что суда не могли поднять достаточно топлива. Отряд напрасно пускал по ночам ракеты и раскладывал на берегу костры. Узнав от лазутчиков, что флотилия стоит в устье Талдыка и не может подняться по случаю преграждения его плотинами, Веревкин послал капитану 1-го ранга Ситникову приглашение прибыть в отряд для соглашения в дальнейших действиях, а конвоя ему не послал. Это была важная ошибка, которая привела к катастрофе…

Ломакину тоже было послано предписание остановиться у конца Айбугира, если он туда дошел, и выслать сильные разъезды на дорогу между Кунградом и Куня-Ургенчем для связи с оренбургскими разъездами, направленными туда же, или занять Куня-Ургенч и выслать сильный отряд к Кунграду. Словом, Веревкин разыгрывал уже роль главнокомандующего…

Требуя остановки кавказцев на Айбугире или в Куня-Ургенче, а затем совершенно ненужного движения к Кунграду, Веревкин, очевидно хотел помешать им придти к Хиве раньше его. Только подойдя сам к Кунграду и убедившись, что кавказцам его не перегнать, он пишет Ломакину 7 мая, чтобы он шел прямо на Ходжейли во фланг и тыл собравшимся там хивинцам, а в конце письма изменил это приказание, на всякий случай, и приказал идти на Ходжейли не прямо, а непременно через Кунград… Все-таки вернее, что кавказцы не свернут на Хиву…

Перед выступлением из Жданы-Кала Веревкин заложил рядом, в 600-х шагах, на арыке квадратный редут с закругленными бастионами на 2-х углах по диагонали, поставив тут 1 роту, 1 сотню и 2 ракетных станка. Здесь оставлены были: большая часть баклаг, юламеек, инженерные инструменты и материалы, кроме нужных для мостов и осадных работ, кровати, столы, ушаты и т. п. вещи центрального лазарета и все укупорочные материалы, от израсходованных провианта, фуража и прочего. Верблюдов пошло с отрядом далее 2394, с грузом в 12 пудов, а 700 отправлено на Эмбу за провиантом, но они не дошли до Эмбы, вероятно отпущенные подрядчиком с дороги, и потому за них было впоследствии удержано при расчете с подрядчиком со дня отправки из Джаны-Кала. Отряд выступил 6 мая. Хлебные и клеверные поля давали отличный корм. 7-го числа налетел сильный песчаный буран, произведший большую путаницу в обозе и беспорядок в войсках; вожаки сбились с дороги. Отряд остановился в 13 верстах от Кунграда — около сада вожака Азбергеня. 8 мая Веревкин двинулся к Кунграду, куда ночью вошел хивинский отряд в 1500 человек, под командою Джасаула Мамыта. Впереди нашего авангарда шла партия джигитов, которые скоро дали знать, что хивинцы строятся позади Кунграда для встречи, опираясь левым флангом на лесок, а правым на Кунград. Послышалась и перестрелка у джигитов. Отряд перестроился в ротные колонны в две линии; в центре первой 6 конных орудий, казаки в резерве за центром. В лесок направлена стрелковая рота 1-го оренбургского линейного батальона, занявшая его без выстрела. Видя, что хивинцы слишком почтительно относятся к пехоте, Веревкин послал 3 сотни казаков с ракетами в атаку. Но хивинцы ушли и от казаков, которые преследовали их верст 6 по дороге на Ходжейли. Отряд, шедший следом, правее Кунграда, повернул назад в Кунград, а те 3 сотни остановлены на дороге, в виде авангарда. В Кунграде оказалась пустота, жители разбежались, крепостная стена в развалинах, город тоже.

Это следы войн Ата-Мурата с Хивою. Оренбуржцы разрушили ханский дворец и дом храброго Джасаула Мамыта. На ночлеге получено донесение Ломакина, что 12-го числа он придет в Кунград с 12 ротами, 4 сотнями и 4 орудиями. У Веревкина же было тут всего на все 8 рот и 6 сотен при 6 орудиях. Известие до того ободрило его, что он решился даже оставить в Кунграде 1 роту и 1 сотню, чего прежде боялся сделать, а Ломакину написал, чтобы он оставил здесь тоже 1 сотню и 2 горных орудия. Комендантом оставлен полковник Новокре-щенов, а помощником ему назначен бывший разбойник Исет Кутебаров…[57] с думой из 4-х туземцев: киргиза, каракалпака, узбека и туркмена из Кунграда. В этот же день, еще на пути к Кунграду, Веревкин узнал от киргизов и персиян, что к нему была послана небольшая команда от Аральской флотилии с проводником — киргизом чикликского рода (к которому принадлежал и наш Исет), бием Утенем, и что тот выдал русских хивинцам… Это было следствием остроумного приглашения Веревкиным начальника флотилии. Теперь только Веревкин сообразил наконец, что надо послать сильный разъезд к месту стоянки флотилии. Это всего 50 верст. Разъезд нашел 11 обезглавленных трупов наших моряков, арестовал семейство Утеня — жену и 2 детей, а заложников взял из чужого, соседнего аула, где наняты были для русских лошади. Утень же со своим аулом укочевал подальше… Так как Утеня разыскать не могли, то впоследствии все три заложника были расстреляны… Наказание пало на невинных, содействовавших русским для сношения с отрядом Веревкина!

Оказалось, что сам Ситников, получивший 28 апреля рану во время перестрелки с крепостью Ак-Кала, не мог ехать к Веревкину и послал к нему 7 мая 9 матросов, 1 топографа, 1 унтер-офицера под начальством прапорщика корпуса штурманов Шебашева. Киргиз Утен Мусабаев несколько раз являлся на флотилию, услуживал то тем, то сем, втерся в доверие к Ситникову и взялся проводить команду. Ему поверили. Он нанял лошадей, зазвал команду к себе в аул, на берегу реки в 10 верстах от Кунграда, угостил, а когда все заснули, зарезал… Одного тела не оказалось, а чьего — неизвестно. Подозревают, что русские были опоены и спали крепко; их шестилинейные винтовки, комплект патронов по 60 на каждого, и головы достались убийцам… Головы отвезены в Хиву и выставлены на площади.

Как служили нам киргизы-джигиты в качестве почтарей и курьеров, можно судить из примера, оставленного нам киргизом Кал-Нияз-Туркестановым: он был послан из Киндерли одвуконь с почтой в Хиву; дорогой он сбился и попал на сарыкамышский путь, которого не знал. Разыскивая колодцы и страдая от жажды, он наконец зарезал обеих лошадей и кровью их утолял жажду… Когда этот источник иссяк, он зарыл почту в песок, воткнул рядом палку, надел на нее шапку, чтобы указать место, и тут же лег умирать… Весьма возможно, что и Утень почту бы доставил без ущерба для нее, а перед искушением в 11 голов устоять не мог.

Нельзя ставить дикого человека в такие положения своею беспечностью и самонадеянностью. Начальник Аральской флотилии, вероятно, никогда не читал и не слышал ни про Бековича-Черкасского, ни про Рукина, погибших вот так же простодушно и доверчиво!

С другой стороны, 11 человек решительных и хорошо вооруженных молодцов, идя следом за победоносным отрядом и соблюдая правила военных предосторожностей, легко могут догнать отряд без особых приключений. Не следует только заходить в гости. Был пример, что на третий день после занятия Кауфманом Самарканда в 1868 г. два офицера с двумя казаками отделились от оказии, конвоировавшей провиант на предпоследнем ночлеге, верстах в 40 от Самарканда, и хотя навстречу им попадалось много конных и пеших туземцев, но они неизменно приветствовали наших офицеров кулдуками. После хорошего погрома туземцы непременно почтительны.

Тела убитых привезены были в отряд Веревкина и погребены с надлежащею церемониею вблизи дома, занятого под гарнизон.

Флотилия наша узнала о гибели команды 9-го числа от присланного Веревкиным подпоручика Султан Байджанова с 15 казаками. Веревкин опять требовал к себе Ситникова, а тот опять отказался ехать, ссылаясь на рану, и настаивал на разрушении плотин, мешавших флотилии двигаться вперед.

Веревкину почему-то жаль было портить работу хивинских рабов и нарушать порядок орошения полей неприятеля… Он все требовал, чтобы флотилия искала проходов по разливам и озерам правого берега, чего без проводников флотилия делать не рисковала. Причины, по которым Веревкин не хотел помогать флотилии и расчищать ей путь к отличиям, понятны: 1) она сама ему не помогала, когда он шел по берегу моря и нуждался в пресной воде; 2) занявшись уничтожением плотин, он проморгал бы Хиву, к которой стремились все его помыслы, а также и туркестанцы… 3) содействие флотилии было далее не нужно.

Здесь кстати упомянуть о действиях флотилии с начала кампании. В составе ее находились два парохода — «Самарканд» и «Перовский» — и три баржи. Экипаж состоял из 8 офицеров, 1 врача и 259 нижних чинов, в том числе были 2 топографа, присланных из Ташкента. На «Самарканде» находились: два 4-фунтовых нарезных орудия и два 10-фунтовых единорога; на «Перовском» — два 4-фунтовые картечные орудия и один 10-фунтовый единорог; на 2-х баржах было по два 4-фунтовых нарезных орудия, а на 3-й один 10-фунтовый единорог. Боевых зарядов взято по 175 на каждое орудие. Зима застала пароходы в Перовске. 14 марта река вскрылась и пароходы в тот же день ушли в Казалинск. Лед шел сплошной, и потому пароходы остановились на ночь у протока Караузяка. Ночью ветер погнал лед назад, а река обмелела до того, что пароходы очутились на мели… Послали в Перовск за помощью. Прискакал уездный начальник со 100 казаками и 400 киргизами. «Перовского» стянули волоком на талях, а «Самарканд» рвал веревки, ломал блоки и не шел… Вывели молы, а кругом парохода вырыли бассейн; вода хлынула и пароход снялся, наконец, 26 марта. В Казалинск пришел он 6 апреля. 10-го числа отправлены две баржи забрать в устье Сыра заготовленный саксаул; 13-го отправлена третья баржа; 15-го пошел «Перовский», а 17-го «Самарканд». К вечеру того же дня он прибыл к острову Кос-Арал на Аральском море. 18-го все суда вышли в открытое море, ведя на буксирах баржи. «Перовский» вел только одну, но за слабосилием и массою льда постоянно отставал, и присоединился к «Самарканду» через двое суток у о. Токмак-Ата, где тот его поджидал на якоре. Туманы мешали идти далее. 26-го туман рассеялся и эскадра пошла к заливу Талдык искать бар речки Кечкине-Дарья, который с 1859 г., т. е. с рекогносцировки капитана 1-го ранга Бутакова считался самым удобным для входа в Аму-Дарью.

После сильной качки, познакомившей моряков с морской болезнью, нашли бар и кинули якорь на 2-х саженях. 27-го спущены шлюпки искать прохода через бар. Нашли, обозначили вехами и захватили тут хивинца, который показал, что на Улькун-Дарье, в 14 верстах от устья, выстроена крепость Ак-Кала с 1000 человек гарнизона и 5 пушками. В этот день суда прошли бар и вошли в реку. Ночь провели у развалин форта Хиот, ждали нападения и не спали. 28-го в 3 часа утра эскадра пошла дальше, вышла через час из Кечкине-Дарьи на Улькун-Дарью, увидела впереди форт Ак-Кала. Приготовились к бою… «Самарканд» с двумя баржами шел впереди, «Перовский» с одной баржей — за ним. Как только суда подошли на пушечный выстрел, форт открыл огонь. Флотилия не замедлила ответом. Скоро хивинские пушки были подбиты, но последним выстрелом их на «Самарканде» пробит был левый борт, разбита подушка орудия, отбита лапа якоря и осколками разбившегося ядра ранено 7 нижних чинов (двое умерли впоследствии) и начальник флотилии капитан 1-го ранга Ситников. Суда подошли на 75 сажен и продолжали пальбу, пока хивинцы не очистили форт. Снарядов выпущено 68 и 1658 ружейных пуль. Ранен пулею еще 1 матрос на барже. Высадки для овладения крепостью или хотя бы трофеями флотилия не сделала…

Дальнейшие занятия флотилии состояли в тщетных попытках отыскать с рыбаками какой-нибудь выход из Улькун-Дарьи мимо плотин, да в перевозке с 23 по 26 июня, после взятия Хивы, в Казалинск, великого князя Николая Константиновича, больных, раненых и курьеров. 2 августа «Перовский» отправлен с 1 баржей на Кос-Арал за саксаулом, а воротился 20 августа.

Между прочим, сам диван-беги Мат-Мурад после занятия нами Хивы разъяснил, что плотины начали строить еще в 1860 г., после посещения Улькун-Дарьи Бутаковым, и вовсе не для развития хлебопашества, как уверял Веревкин, а для преграждения пути нашим судам… Поэтому 29 июля сюда были согнаны 2000 узбеков для уничтожения плотин. 27 августа флотилия опять повезла в Казалинск больных, раненых, штабных, уволенных в запас и большую часть артиллерийского парка. «Самарканд» прибыл в Казалинск 30 августа, а «Перовский» — 2 сентября. Плотины были разрушены только к половине октября. Флотилия осталась в Казалинске.

Возвратимся теперь к оренбургскому отряду. 11 мая авангард под командой полковника Леонтьева послан вперед, за 25 верст, к истоку канала Угуз из Талдыка. 12 мая двинулся и Веревкин туда же и стал на ночлег. Ночью хивинцы сделали тревогу и добрались даже до вьюков и верблюдов, уложенных почему-то перед фасами; здесь хивинцы запутались и были отбиты огнем казаков. 12-го же числа в Кунград пришли кавказцы, отставшие, таким образом, от оренбуржцев, благодаря хитрой уловке Веревкина, на целый переход. Веревкин их заставил напрасно идти в Кунград, а сам не стал их ждать и ушел.

Но кавказцы тоже дело-то понимали отлично: Ломакин немедленно погнался за Веревкиным и догнал его в тот же день на ночлеге под Огузом. Тот опять на хитрости: «Кавказцы ваши устали, пусть отдохнут, оправятся и следуют за оренбуржцами в расстоянии одного перехода…» Ломакин заявил на это, что перенеся столько трудов и лишений, чтобы только добраться до неприятеля, кавказцы будут считать для себя такое движение позади оренбуржцев сущим наказанием, а потому обещал сделать форсированный переход и догнать Веревкина. Пришлось уступить.

13 мая Веревкин пошел дальше, оставив Ломакина на дневке. Во время движения к протоку Карабайли 14 мая на съемочную партию напали хивинцы, успевшие угнать семь верховых лошадей. В перестрелке по этому случаю у нас убит 1 и ранено 5 человек, в том числе 1 офицер — прапор. Лойко. Вслед за тем, благодаря камышу и кустарникам, подкралась новая партия к арьергарду (сотня есаула Пискунова) и понеслась в атаку. Пискунов спешил казаков, сбатовал коней и открыл огонь. Подоспела подмога из полувзвода пехоты, прикрывавшей обоз, затем прискакали 2 сотни и 2 конных орудия. Гнали их 9 верст. У нас убито 2 верблюда. На ночлеге у Карабайли подошел отряд Ломакина, сделав усиленный переход в 50 верст. У Веревкина составилось таким образом 16 рот, 8 сотен, 14 орудий и 8 ракетных станков. Людей всего 4450 чел. Силы неприятеля у Ходжейли считались в 5000 чел. при 3 орудиях.

Здесь мы оставим пока соединившиеся отряды и расскажем, как шел и страдал мангышлакский отряд.