Хочешь мира…

Глава 12

Санкт -Петербург, 14 сентября 2013 года, суббота

— Лёшенька, а расскажи подробнее про виртуальную реальность! Ну, пожалуйста! Папе очень интересно!

— Да, Алексей, расскажите! — поддержал просьбу будущий тесть. — Почему именно в Звёздном этим занимаются? Они же по космосу, а это — информационные технологии! Какая связь?

— Это только кажется, что никакой связи! — улыбнулся молодой человек. — А так — самая что ни на есть космическая тема. Допустим, понадобится нам вскорости колонистов на Венеру отправить. Жизнеспособная колония потребует десятков тысяч человек. Полет даже сейчас займёт несколько месяцев. И что, готовить их всех, как космонавтов, чтобы умели в невесомости работать?

— А если искусственную гравитацию создать? — встряла с вопросом Леночка.

— Искусственная гравитация, любимая, пока что только в фантастике встречается. Как и антигравитация. Мы умеем только создать её имитацию за счёт вращения. Только вот потом придётся выделять по каюте каждому колонисту. А это, родная, выйдет очень долго и дорого. Вот в Роскосмосе и придумали выход. Создают искусственную гравитацию, но при этом пассажиры лежат в капсулах виртуальной реальности. Те пассажиров кормят и мышцы им разминают, чтобы не атрофировались, от пролежней страхуют, за здоровьем следят… А пассажиры в это время в виртуальном мире на пляже загорают. И у каждого — по своему дворцу. Очень даже убедительному!

— Хм… Ну, колонисты к другим планетам не миллионами полетят. А вот на Земле, получается, мы своими руками «Матрицу» создаём? Люди будут уходить в виртуальность?

— Увы, люди и без таких камер уходили в виртуальность. Но будет польза и на Земле. Эти камеры виртуальной реальности могут помочь глубоко выспаться. Я в последней командировке этим пользовался. Залезал в капсулу и за четыре часа высыпался от души!

— А ещё что?

— Эти капсулы не только со зрением работают, всё куда глубже. Поэтому они и для удалённой диагностики годятся! И для тренировок. Лётчики, спецназ, гонщики — все могут в виртуальности тренироваться. Без опасности для жизни, а мышцы там нарабатываются как при реальных тренировках.

— А дуэли там можно устраивать? — вдруг поинтересовалась невеста.

— Дуэли?

— Ну да! На шпагах или просто мордобой? А то у нас на днях два придурка с курса из-за Светки так подрались, что оба теперь в травме лежат — один с переломом, а второй — с растяжением связок!

— Об этом я не думал, но уверен, что так тоже можно. Хоть магией, хоть из бластеров пусть стреляются, хоть на шпагах дерутся. Травм не будет, а выход ярости дадут.

— Да, хорошая идея. Жаль, что войну так заменить не получится. А то в газетах пишут, что Китай железом бряцает! — пробормотал хозяин квартиры.

«Ну, с этой угрозой мы, кажется, справились!» — подумал молодой Воронцов. — «Уран — настоящая Голконда, теперь человечество долго не будет ограничено в ресурсах. А вот век назад всё было куда опаснее!»

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Войну ждали многие. Тот же Уэллс писал и о 'сухопутных авианосцах» в войнах будущего, и даже, к моему удивлению, про атомные бомбы. Другие фантасты упоминали про воздушные битвы, бомбардировки городов с воздуха, про оборудование линии фронта колючей проволокой и применение там снайперов. И про массовое применение пулеметов.

А я уже не знал, когда именно она начнётся, и кто будет на какой стороне. Когда итальянцы вдруг напали на Турцию[37], я начал было опасаться, что Первая Мировая начнётся даже раньше 1912 года, несмотря на неготовность к ней всех участников. Сам я такой войны не помнил, и гадал, не является ли моё вмешательство её причиной. Но время шло, а эта война не спешила разрастаться. Я же продолжал готовиться…'

Беломорск, квартира Воронцовых, 23 апреля (6 мая) 1912 года, воскресенье, вечер

— Юрий Анатольевич, от своего лица и, уверен, от лица остальных присутствующих, хочу поблагодарить вас и высказать восхищение вашей смелостью! Эти ваши «политбои» — это нечто особенное! Да-с! Они воспитывают в молодых людях привычку к взвешенному собственному суждению и умение аргументированно отстаивать его! Ну а то, что вы открыто посещаете их после прошлогоднего циркуляра министра просвещения, да ещё вместе с супругой и остальными вашими приближёнными, не боясь вызвать неудовольствие властей, мы лично воспринимаем, как поддержку!

Да уж! И как на такое отвечать? Тем более, что от циркуляра господина Кассо пострадал не только Вернадский, но и присутствующий здесь Ферсман, его ученик, и его коллега и ровесник — Владимир Афанасьевич Обручев. Первого отстранили от преподавания в МГУ, второй ушел за любимым учителем сам. А третьему по-иезуитски предложили «сменить учебное заведение». Вот только в университетах Обручев, ввиду отсутствия докторской степени, преподавать не мог, а из институтов горное или геологическое отделение имелось только в Томском Технологическом, из которого его и «попросили».

Черт! Казалось бы, я должен был уже закалиться, общаясь с Жюлем Верном, Эдисононом, Менделеевым, Черновым, Теслой, Нильсом Бором и прочими мировыми знаменитостями. Но вот так, запросто принимать у себя трёх человек, имена которых во времена моего детства знал любой образованный человек, это пусть на несколько секунд, но заставило усомниться в реальности происходящего!

— Увы, Владимир Иванович, но вынужден отказаться от ваших похвал. Смелости в этом нет ни капли! Во-первых, циркуляр министра Кассо, запрещающий любые политические собрания в университетах, нарушает положение Временных правил от 1905 года, согласно которым ходатайство о закрытии университета — это право Совета университета и только его. Во-вторых, ещё в прошлом году Советы Беломорского и Петрозаводского университетов обратились к премьер-министру Столыпину, с просьбой приостановить действие данного циркуляра до вынесения окончательного решения.

— И что? — полюбопытствовал Обручев.

— А дальше, Владимир Афанасьевич, он передал этот вопрос Наместнику Беломорского генерал-губернаторства.

Тут я слегка улыбнулся и продолжил:

— Затем он был ранен, лечился… А потом был назначен как раз-таки Наместником.

Гости заулыбались.

— И в таковом качестве постановил, что до отмены действия Временных Правил собрания допускаются!

Тут мне оставалось только прерваться и посмеяться вместе с гостями.

— А во-вторых, — продолжил я, когда гости отсмеялись, — традицию политбоёв одобряли и Великий Князь Александр Михайлович, и его супруга, Ксения Александровна, одобряет её и Пётр Аркадьевич Столыпин! Так что о неудовольствии властей и речи нет! Напротив! Это — весьма лояльное мероприятие! Ведь молодёжь тянется ко всему запретному. И потому я считаю правильным на поле битвы идей не запрещать оппонентам высказываться, а бить их аргументами!

Тут они слегка помрачнели.

— Нет, господа, не поймите меня превратно! Я высоко ценю мужество, с которым вы рискнули своим положением. И всем сердцем поддерживаю прогресс. Говорил же я лишь о том, что в данном конкретном вопросе меня не за что хвалить! Потому что я предпочитаю в делах продвижения прогресса конструктивно сотрудничать с властями.

Обручев и Вернадский тут же заулыбались. Ну, ещё бы, оба они состояли в партии кадетов, у которой был аналогичный курс. Ну, а следом за ними просветлел лицом и Евгений Александрович, что совсем не удивительно. Это же только для меня слова «Ферсман» и «академик» неразрывно связаны. А здесь и сейчас — это ещё довольно молодой человек, на дюжину с лишним лет младше меня.

— Кстати, о прогрессе! Взгляните-ка! Вам, несомненно, будут интересны эти образцы! Вот калийные соли, найденные неподалеку от Слуцка, а вот — медно-никелевые руды, найденные в окрестностях реки Печенга.

Разумеется, им было интересно! И на какое-то время гости сосредоточенно изучали представленные их вниманию образцы. Но вот закончилось это несколько неожиданно.

— Как же досадно! — вдруг искренне возмутился самый молодой из гостей.

— Что именно вам досадно, Саша? — оторопело поинтересовался Вернадский.

— Да как же, Владимир Иванович! Неужто непонятно? Я досадую, что у нас в Империи веками так слабо развивали горное дело! Сами судите, почти полтора века, как в стране открыли первое горное училище. Потом открывали горные отделения и в других институтах и университетах!

— И я совсем недавно был деканом одного из таких отделений! — дополнил Владимир Афанасьевич, печально улыбнувшись.

Да уж, вот кому не повезло! Вернадского с Ферсманом «пригрел» я. Тот же Ферсман читал лекции по петрографии, минералогии и геохимии в Беломорском Университете. И помимо этого преподавал на курсах подготовки среднего и младшего персонала, обучая горному делу.

Вернадского же я сумел привлечь к созданию Беломорского геологического музея. Помимо этого Владимир Иванович согласился написать учебник по геологии. Многих других из их коллег приняли в Московский городской народный университет. А вот Обручев оказался не у дел. Пенсия была не очень велика, так что в фантасты он, согласно материалам Артузова, подался от безденежья и обилия свободного времени. Впрочем, я планировал это поправить.

— И вот все эти отделения за всё время не подготовили и трёх тысяч горных инженеров. Для такой необъятной страны, как наша, это — капля в море! А почему так? Да потому, что «заказа не было». Промышленники выращивали горных инженеров только «под замену выбывающих». И редко-редко — «на вырост»! И Горное ведомство поступало так же. А ведь ясно же, ясно как Божий день, что в недрах такой огромной страны лежат несметные богатства! Вот наш любезный хозяин, чуть только взялся за изыскания — и сколько всего открыл! И медь с никелем на Кольском полуострове, и богатейшее месторождение железа, давшее начало городу Костомукша, и Ловозерское месторождение редких земель!

— И сильвинит на Урале, и газ с нефтью в Архангельской губернии, и угольные месторождения Инты и Воркуты… Всё так! Но к чему вы ведёте, Евгений Александрович? — улыбаясь, остановил его я. И ведь это я не упомянул еще молибден и вольфрам в окрестностях Эльбруса.

На самом деле, этот же вопрос не давал покоя и мне! И ладно бы, не искали, потому что и найденное девать некуда! Но ведь нет же! Половину меди Россия импортировала, пока я не начал ее добывать. И половину стали. И даже угля завозили две трети! Поначалу это у меня совсем в уме не помещалось. Ведь угольные месторождения были известны. И Экибастуз, и Кузнецк, и сахалинские угли… Да даже Сучанский угольный рудник открыли без меня. Но почему-то, несмотря на дичайший дефицит угля в стране, разрабатывали их слабо. Вот как это понять⁈ Буквально же, сидели на богатствах, но — не осваивали! Им что, деньги были не нужны, что ли⁈

Интересно, что ответят Ферсману старшие товарищи? Однако те не спешили отвечать, а попросили для начала ещё чайку.

— Видите ли, коллега! — не торопясь начал Вернадский, продолжая беседу минут десять-пятнадцать спустя. — Не всё в этом вопросе так однозначно, как вам кажется! Да-с! Во-первых, это — мировая традиция. Геологов и горных инженеров пока что всюду готовят немного. Во всех странах! Не говоря уж про минерологов, геохимиков или петрографов. Эти разделы знаний пока ещё числятся академическими или вовсе не признаны. И потому занимаются ими немногие.

Он встал, прошёлся по гостиной и уже на ходу продолжил:

— Во-вторых, очень трудно разорвать порочный замкнутый круг. Иностранцам стараются не давать очень уж разворачиваться в России. И тут я не могу не согласиться с власть предержащими. Если недоглядеть, можем превратиться в колонию, как Индия. Или в полуколонию, как Афганистан с Китаем. Не скажу, что их участь кажется мне завидной. Поэтому иностранцам изыскания не особо интересны, надёжнее войти в уже открытое русскими и прибрать к своим рукам. Как Ротшильды почти проделали с Бакинской нефтью! — привел он понятный пример.

— Или как англичане успешно проделали с Ленскими золотыми приисками[38]! — поддержал Обручев.

— Именно! А нашим соотечественникам не хватает денег. Займы им дают под очень высокий процент и крайне ненадолго! Ха такие сроки крайне трудно освоить месторождение и окупить его. Кстати, уже приведённые Ленские прииски — прекрасный тому пример! Ведь, казалось бы, золото крайне нужно стране. Технологии применяли самые передовые — телефоны, гидроэлектростанции, паровые машины, электричество! Однако раз за разом собственники разорялись! И даже то, что сейчас англичане занялись там не только добычей, но и снабжением, и транспортом, вряд ли их выручит!

— Вы правы! — заметил я. — Пару недель рабочие там пытались бунтовать. Очень уж их прижимали.

— И что?

— Подавлять бунты у нас научились еще в 1905 году. Поэтому, как сообщают с мест, вместо расстрела рабочих разогнали слезоточивыми газами. Дело ограничилось парой пострадавших. Теперь будут собирать комиссию и расследовать. Но не думаю, что накажут владельцев. Скорее, арестуют пару заводил среди рабочих да уволят управляющего с помощниками.

Обручев только крякнул. Остальные тоже промолчали. А я про себя с лёгкой ехидцей подумал, что придётся теперь господину Ульянову обойтись без привычного мне псевдонима. Но гости ждали продолжения.

— Поэтому наши промышленники развивают дело только на свои средства. А это получается весьма неспешно. К тому же, многое из открытого лежит в такой Тмутаракани, что оттуда вывезти дорого и долго. И чтобы его покупали, нужен практически даровой труд множества людей. Но там и населения нет, и кормить его часто нечем… Отсюда и чахлость многих даже уже давно открытых месторождений.

— Но почему же у вас-то получается? — с какой-то детской обидой поинтересовался Ферсман.

— Потому что я, во-первых, свой. А во-вторых, деньги у меня — иностранные. «Длинные и дешевые». То есть дают мне их надолго, и процент берут небольшой. Вы спросите, с чего такая удача? Тут всё просто! Началось с того, что я на какое-то время стал иностранцам нужнее, чем они мне! И вовсю этим пользовался! Ну, а дальше работала репутация.

Тут я добродушно посмеялся. Гости присоединились.

— Главное же в том, что у меня есть долгосрочная и многоплановая стратегия. Я месторождения осваиваю комплексно, заранее продумывая все нужды проекта. Да и проект у меня обычно не один, их десятки, причём они взаимно усиливают друг друга.

— Поэтому у вас и получается менять мир, Юрий Анатольевич! — вдруг сказал Вернадский. — Силой своих замыслов вы направляете энергию людей! А уж они меняют окружающий мир! И делают это с неотвратимостью геологических сил, но гораздо быстрее!

«О как! — улыбнулся я про себя. — Похоже, идеи ноосферы бродили у него ещё в эти времена!»

Глава 13

Беломорск , квартира Воронцовых, 30 апреля (13 мая) 1912 года, воскресенье

— Что там ещё⁈

— Наталья Дмитриевна просит вас сию минуту пройти в гостиную! — нейтрально проговорила Софья Карловна. Да уж, заматерела наша Софочка за полтора десятка лет. И меня больше не боится ни капельки. Госпожа Гребеневич теперь сама, кого захочет, сожрать способна. Впрочем, жену мою она по-прежнему уважает. Ну а заодно, так уж и быть, и меня.

Скажете, преувеличиваю? Ну, есть немного. Или даже много. Только вот вряд ли кто лучше неё осознаёт, насколько наш бизнес зависим от аппарата Холдинга. И от управленческих способностей моей дражайшей супруги. Это во-первых. А во-вторых, ну да, раздражён я сейчас. Как в том анекдоте про парикмахершу — «опять ничего не получается!»

У меня снова ничего не выходило. Нет, сначала-то всё выглядело просто. Расскажу про идею пенициллина своим медикам, засажу их за исследования. И через несколько лет получу пенициллин! Ага, дудки!

Выяснилось, что упоминания об использовании плесени в лечебных целях встречаются в еще в трудах Авиценны и Парацельса. И какой-то французский военный врач заметил, что арабские конюхи собирают плесень с сырых седел и лечат ею раны лошадей. Малый оказался дотошный, тщательно обследовал плесень, опробовал ее на морских свинках и выявил ее разрушающее действие на палочку брюшного тифа. Правда, научное сообщество результатов не признало. Так что и к моим идеям учёные отнеслись с некоторым скепсисом.

А во-вторых, видов плесени очень много. И я вообще был не в курсе, из какой именно выделили пенициллин. Как не знал и методов выделения. Так что, хотя эксперименты настойчиво велись нами еще со времён Русско-Японской войны, результатов пока не просматривалось. Прорыв мог случиться завтра, а мог и через десяток лет. Или через два. Или вообще только к сороковым, как и в нашей истории, если метод выделения лекарственной формы не «дозреет» раньше!

Поэтому ещё лет пять назад я решил параллельно вернуться к «чистой» химии. В конце концов, первый в истории антибактериальный препарат я уже синтезировал, причём ещё в первый год после своего «попадания» в прошлое. Сульфаниламид, он же — белый стрептоцид, неплохо показал себя! Во время войны с японцами раненым давали его принимать вовнутрь в виде таблеток и наблюдался положительный эффект!

А сульфадиметоксин, как мне точно было известно, входил в аптечки наших бойцов ещё во время Первой и Второй Чеченских. Потому что помогал не только против инфекций, возникших при ранениях, но и против бронхитов пневмоний, гайморита и дизентерии. Это помимо прочего, от чего им лечили на гражданке.

И формулу его я помнил. Вот только… Методик синтеза я помнить не мог. По той простой причине, что никогда их и не знал! И мои здешние химики, которых я «зарядил» синтезировать вещества, похожие на белый сульфаниламид, ничего похожего пока не получили!

Но я-то прекрасно понимал «цену вопроса»! Это даже не десятки, а сотни тысяч раненых, спасённых от смерти или инвалидности. А если и союзникам поставлять, то может и миллион набраться, кто ж его знает?

Так что я оборудовал лабораторию неподалеку от квартиры, и время от времени «вырывал» из своего плотнейшего графика часика три-четыре, чтобы попробовать очередной вариант синтеза.

Побеспокоить здесь меня могли бы немногие. Жена, дети, Семецкий, Кирилл Бенедиктович… и, как только что выяснилось, Софья Карловна,.

Вот я и плююсь ядом. В душе. Не желая обидеть госпожу Гребеневич. И понимая, что идти придётся. Раз Натали не пришла сама, значит, гости — важные, а вопрос — срочный! А выбор посыльного показывал, что отвлечься придётся всерьёз.

— О! Перес! Не ожидал!!! И Марк? Приятно, приятно!

Ещё бы! Полтора Жида должен был всё ещё торчать в новообразованных государствах, налаживая там свои сети в дополнение к нашим официальным. А Марк Вальдранд был там же, но уже по вопросу открытия филиалов европейских банков нашего Холдинга. И то, что они сорвались оттуда, намекало, что новости важные. А раз не доверили их телеграфу даже в шифрованном виде — то ещё и тайные. Настолько тайные, что в них не рискнули посвятить даже штатного шифровальщика.

— Решил свой День рождения с вами отметить! — благодушно пророкотал Рабинович. — И Марка прихватил!

Точно! Завтра же у Переса день рождения. Но он и племянник отправились не в Одессу, чтобы отметить с семьёй, а сюда. То есть, обсудить этот вопрос требуется срочно!

Так, а кто тут у нас ещё? Семецкий без супруги. Ну, тоже верно, она в «ближний круг не входит, хотя бы пока. Артузов. Тоже понятно, значит, вопрос будет касаться вопросов безопасности или промышленного шпионажа. Тестя нет, 'благодетелей» тоже. То есть, обойдётся без дипломатии и «высших сфер». О! Николай Хюппинен! Несмотря на все свои заслуги в строительстве железных дорог, так и откликавшийся на Колю-Финна. А заслуги-то серьёзные, понастроили они с Гансом немало, на Транссиб в сумме не потянет, но на половину — точно! И что означает его присутствие? Вопрос коснётся железных дорог?

Та-ак, а этот у нас тут зачем⁈ Хотя… Если он вместе с Финном, то можно не спрашивать! Эта парочка у меня уже все нервы вымотала! И если Финн, по своей занятости, делал это раз в месяц, а то и в два, то его тёзка, он же господин Козлов, ухитрялся доставать меня по два-три раза в неделю! И это при том, что я строго-настрого запретил его ко мне пропускать, а наше общение распорядился вести только через секретарей.

Не помогло! Господин Козлов, любивший, чтобы его звали просто Коленькой, обладал редчайшим даром вызывать раздражение. Причем раздражение вызывало всё — его козлиный баритон, нездоровый, землистый цвет лица, привычка говорить обо всём с приторной ласковостью…

Всё было в точности по анекдоту — такому проще дать, что он просит, чем объяснить, почему не хочешь. Да я бы и дал! Но кто ж виноват, что дешевого способа синтезировать кофеин пока не существовало! О чём я им с Финном и высказал еще пять месяцев назад.

Финну этого хватило. А вот его потенциальный партнёр снова и снова делал заходы. Он почему-то решил, что «Воронцов может синтезировать всё!» А если отказывается, то только потому, что лень ему! И что характерно, постепенно сумел убедить в этом и своего тёзку.

Нет, Финна понять можно. Его идея с растворимым кофе застопорилась. И как выяснилось, уже не в первый раз. Были уже попытки продавать «кофе для лентяев», и не раз! Но всегда упирались в цену. Вернее, в себестоимость. Высоковата она получалась. И «страшно узок» был круг людей, согласных по такой цене покупать не самый вкусный, честно скажем, продукт.

И вот тут к нему и пробился этот самый Козлов с идеей, что «кофеин, говорят, и химически получить можно!» А рядом Юрий Воронцов, гениальный химик, а сам Финн — в его «ближнем круге»! Так что стоит только попросить, как Воронцов, то есть я, тут же отложит ненадолго дела, и быстренько придумает, как «недорого и много» дать кофеина обоим Николаям! Тогда можно дозу натурального кофе уменьшить в разы, добавив туда кофеина! И — профит!

Ага, щаз! Я про кофеин не знал почти ничего! Вот и поручил студентам химфака нашего Беломорского Университета собрать всё, что было известно. А потом собранное отдал ребятам из Штаба Холдинга, чтобы посчитали себестоимость. Она оказалась «за гранью добра и зла».

Папку с отчетом и выводами я велел передать обоим «страдальцам». Но, судя по всему, результат их не устроил. И теперь мне предстоят «разборки» по этому поводу со всем «ближним кругом». Не первые, но… Вот так, чтобы все вместе, «чёрную метку» мне пытались вручить впервые. Я даже ощутил на секунду деревянный протез вместо ноги и попугая на плече, кричащего: «Пиастр-ры! Пиастр-ры!»

А что сделал в аналогичной ситуации Сильвер? Правильно, начал наезжать первым! Вот и последую-ка я его примеру.

— Кирилл Бенедиктович, вынужден просить вас сделать внушение охране. Совсем «мышей не ловят»! Я запретил пускать ко мне господина Козлова!

— Вот за что агнца божьего обижаете, Юрий Анатольевич⁈ — тут же, всплеснув руками, заблеял «Коленька». — Меня, голубочка безвинного, пошто утесняете!

Лицо его и плешь при этом сменили цвет с землистого, на розовый, как у поросёнка. Поразительно, но это производило ещё более отталкивающее впечатление. Я припомнил, что в «памятной папке» на Козлова, подготовленной подчинёнными Артузова, обращали внимание на эту привычку называть себя то «агнцем божьим», то «голубем», а то и вовсе — «голубочком».

По ряду признаков Козлова подозревали в принадлежности к тайной и запрещённой секте скопцов. Даже не подозревали, а порой прямо называли «скопцом» в лицо. Но тому всё было как с гуся вода. Устраивать ему личный досмотр поводов не было, а без этого подозрения так и оставались подозрениями. Любопытно только, почему он так в тему растворимого кофе-то вцепился? Не бедствовал ведь! Как впрочем и большинство выявленных членов секты. Но они предпочитали ростовщичество и прочие высокодоходные занятия. Неужто он и тут усматривает возможность неплохо заработать?

— Я ведь не за себя, я за соратника вашего радею! Он-то для вас себя не жалеет! А вы ему четверти часа пожалели!

— Как же пожалел-то? — возмутился я. — Вон какой вам отчет подготовили, на него не одна неделя потрачена!

— Милый! — подала тут голос моя дражайшая Наталья Дмитриевна. — Признайся честно, ведь наш гость прав? И ты из этой папки прочёл только резюме?

Тут мне крыть было нечем!

— Хорошо! Давайте этот отчёт сюда. Сяду в уголке, почитаю весь, целиком и внимательно. А ты, душа моя, пока займи гостей!

Так, и что тут у нас? История открытия кофеина… Состав установил сам Велер! Ну, надо же! Не знал, не знал… Ещё что? В настоящее время известно два метода синтеза… Ну, это я из резюме помнил. В обоих методах кофеин получают из ксантина. Вот только в первом этот самый ксантин получают из мочевой кислоты, а во втором — по методу Траубе…

Та-а-ак! Что⁈ Чёрт, какой же я идиот!!!

Отбросив папку, я лихорадочно подскочил к моей ненаглядной, крепко обнял и признался:

— Дорогая, ты вышла замуж за идиота! Всё же просто! Синтез Траубе!

Оставив её, я трижды, как на Пасху, расцеловал нашего «скопца».

— Голубчик мой, синтез Траубе! Вы понимаете! Синтез Траубе, вот где ответ!

Коленька пытался что-то блеять, но его жестко взял под локоток Семецкий и потащил прочь, шипя при этом:

— Не видите, что ли? Вы своего добились! Его осенило! А теперь — прочь, не будем ему мешать!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, осенило меня не насчёт кофеина. Просто тот упорно не дававшийся мне синтез диметоксина теперь стал кристально понятным. Особую прелесть ситуации придавало то, что исходные компоненты — хлоруксусная кислота, цианистый натрий, хлорирующие агенты, мочевину и едкий натр — мои химический заводы производили многими тоннами, а чаще — и тысячами тонн. Ну и стрептоцид производился в больших количествах. Немного изменить последнюю стадию, и — опаньки! — вот он мой 'химический пенициллин».

И это стало бы «бриллиантом в моей короне» по части подготовки медицины к войне. Разумеется, помимо этого готовилось многое. Мы производили йод и зеленку, хлорку и карболку, антисептические мыла, парацетамол и аспирин. Для наркоза готовили хлороформ и эфир, чистые, смешанные друг с другом и со спиртом, наладили выпуск «веселящего газа» и опиатов, глюкозы и капельниц, новокаина и перекиси водорода, бинтов и ваты… Да что говорить, если мой концерн производил почти половину пургена на Земле! И нечего ржать! При тогдашнем рационе солдат и матросов запоры были ничуть не меньшей проблемой, чем понос. Но всё же, всё же… именно сульфадиметоксин должен был помочь справляться с самыми тяжелыми ранениями!

Так что в тот вечер я к гостям не вернулся. И ночью тоже. Не смог уйти из лаборатории, пока не получил первый образец…'

Беломорск, квартира Воронцовых, 1 (14 мая) 1912 года, понедельник, утро

— Милый, думаю, тебе стоит выпить ещё чашечку кофе! На глазах засыпаешь!

Ну да, а как тут не засыпать? Из лаборатории я припёрся около пяти утра. А в девять у нас уже началась еженедельная планёрка в Штабе Холдинга. Только и радости, что проходила она прямо здесь, в «Беломорском шпиле», так что разбудили меня за двадцать минут до начала. Вернее, начали будить! У меня только и хватило времени ополоснуть морду, одеться, причесаться и добежать. И всё это — «в темпе вальса»!

Следующий час был бы настоящим кошмаром, но моя дражайшая Натали и Софья Карловна, во-первых, нашли повод подать всем крепкий кофе, а во-вторых, передвинули принятие всех важных решений на следующий раз.

Потом был контрастный душ, тренировка, ещё кофе и вот — назначенная встреча с Финном. Её бы тоже передвинули, но… Его звала очередная стройка! Он и задержался-то лишь для того, чтобы услышать, чем же меня так «осенило»!

— Да, нашел я! — успокоил я его первым делом. — Нашел способ делать этот самый кофеин в разы дешевле! Но есть загвоздка, Коля, над которой думать уже вам!

Да, пока шёл синтез, я думал и над проблемой, как отблагодарить «скопца» за его настойчивость. Ведь если бы не она, я так и бился бы безрезультатно. Ну, и Финна порадовать, не без того! Но как? Найти новый способ синтеза кофеина — слуга покорный! Удешевить известные? Но наши ребята из проектного департамента тоже не лаптем щи хлебают! Напрашивающиеся организационные, финансовые и энергетические решения они проверили. Значит, остаётся только что-то «похимичить», в самом прямом смысле — «поиграться с химией».

И вот когда я начал думать в этом ключе над «задачей удешевления», меня вдруг осенило!

— И в чем же эта загвоздка?

— В исходном сырье!

Это да… Дело в том, что не так давно я получил предложение от французов. Выкупить их производство селитры. По рыночной цене! Милашки мои! Душки! Они пока что держались на рынке только потому, что Панамский канал не начал работать! И поэтому они могли продавать свою селитру на Западное побережье чуть дешевле, чем я. Слишком уж далеко там было для меня и близко для них, на логистике экономили! Однако открытие Канала надвигалось, так что скоро я их заставлю снизить цены. А себестоимость у них высокая. В результате скоро их акции станут стоить меньше, чем бумага, на которой они напечатаны.

Но… как всегда, есть одно «но». Это было так, если перерабатывать гуано их способом. Я же, совмещая энергетику и химию, придумал способ, при котором себестоимость выходила чуть ниже рыночной цены. Нынешней рыночной цены! Но я-то знал, что скоро начнётся война. И на несколько лет цены возрастут в разы!

Поэтому какое-то время я всерьёз подумывал о том, чтобы поторговаться и выкупить. Подумывал, но не решался. Ведь дел полно, и почти все они куда более важные! Как бы «штаны в шагу не лопнули»!

А теперь всё — я решился!

— Видишь ли, друг мой… Основные затраты лежат на стадии получения мочевой кислоты.

— Да звучит не очень! — поморщившись, признал Финн.

— Это ещё полбеды! А главная беда в том, что эту самую кислоту я планирую выделять из гуано. Или, прости за грубость, из птичьего дерьма! Вот и прикинь, что будет с вами, если кто-то раскопает истину и запустит фразу «кофе из дерьма»⁈

Из мемуаров Воронцова-Американца

'…Забегая вперёд, скажу, что проблему возможной антирекламы решил тесть. Ситуацию разбили на этапы. Вот получение ксантина. По методу Траубе. И никакой мочевой кислоты! А вот дальше из ксантина кофеин.

Что, спрашиваете, почему так недорого? А что вы хотите? Это же Воронцов! Опять что-то придумал! И всех устроило. На самом же деле, на старте часть ксантина делали в убыток. Примерно четверть.

А три четверти заранее, ещё до начала рекламной компании тихо приготовили из мочевой кислоты и положили на склад. Ведь одной тонны ксантина хватало на пять миллионов порций.

Так что мы просто заготовили двести тонн, и всё. У нас была заначка аж на миллиард порций! Кстати, для этого пришлось переработать всего около тысячи тонн гуано[39].

Ну а потом, когда народ к этому «усиленному кофе» от нашего Финна привык, ксантин стали производить на французских атоллах. Но народ уже не особо интересовался, что да как. За это Дмитрий Михайлович получил свой процент и возможность торговаться с французами, выступая перед ними благодетелем, уговорившим «этого Воронцова». А мне было уже не до этого, дела звали дальше…'

Глава 14

Беломорск , квартира Воронцовых, 1 (14 мая) 1912 года, понедельник, вечер

Хотя все понимали, что встреча очередного дня Рождения вовсе не была основной целью приезда Рабиновича, тем не менее, отметили как полагается. Памятуя, что сюрпризов от других старый Перес не любит, подарки с ним аккуратно и вроде как невзначай согласовали заранее. Мы с Натали, например, подарили новейший арифмометр. Внук — проекты законов о вексельном обращении Манчжоу-Го и остальных новообразованных государств, разработанные им и его подчинёнными. На русском, французском, немецком и национальных языках.

Я в тонкости не вникал, но понял, что какие-то национальные отличия между этими документами были. Льстящие руководству этих стран и наиболее отвечающие интересам нашего Холдинга. Сам я в этом плохо понимаю, но заметил, что Полтора жида был тронут и приятно удивлён скоростью работы. Остальные тоже расстарались с подбором подарков.

Потом пили, говорили тосты, закусывали… Но наконец наступил момент, когда мы узким кругом убрались в курительную. Да, нам с Натали пришлось сделать её в своей квартире. Хоть мы не курили сами и не брали курящую прислугу, зато у нас частенько бывали гости, которым без сигары или трубки совершенно не комфортно. Так зачем создавать проблемы, если деньги имеются⁈ Выделили одну из дальних комнат под курительную, организовали там камин и хорошую вентиляцию… Как говорится, «и всех делов-то»!

— Кочевники у новых соседей с векселями работать умеют, но практики у них маловато! — со вкусом излагал Рабинович. — Сами продают все только за живые деньги либо скотом рассчитываются. Изредка товарами высокой ликвидности…

— Какими именно? — тут же уточнил я.

— Опиумом, например. Курят его там немногие, но применяют для обезболивания. И потому китайские торговцы нередко платили наркотиками. Чаем, табаком и пряностями. Годятся и ходовые лекарства. Ваши же стрептоцид, аспирин, зелёнка… Ценят настойку на корне женьшеня. В качестве совсем мелких денег могут применять гвозди, проволоку или прутки железа. Последнее время в ходу были ваши дождевики и галоши. Ну и разумеется, боеприпасы.

— Понятно. Значит, брать векселя они не привыкли. А платить ими?

— Вот! Вы уловили самую суть! Они считают плату векселями разновидностью мошенничества. Причём, что особенно приятно, они думают, что это они нас дурят.

Я грустно улыбнулся про себя, вспомнив, как в «лихие девяностые» множество людей охотно продавали пресловутые ваучеры буквально за гроши. Да ещё и радовалось, что удалось «пустую бумажку» за «живые деньги» продать! Да и чуть позже по городам России ушлые ребята за гроши же скупали «никчемные» акции. А люди потом наивно удивлялись тому, что «предприятия вдруг чужими стали»! Это что же, я таким же путём иду?

— Мы для пробы попробовали старую схему предложить, когда вожди племен, главы родов или вообще князья авалистами выступают. Так бросались, как голодные рыбы на пустой крючок. Совершенно непуганый край. Не понимают, что вексель порой пострашнее револьвера бывает!

Я понимающе кивнул. Именно из-за похожей схемы Полтора жида в своё время прибыл на Крит. И она прекрасно работала, давая высокие нормы прибыли, пока не разбилась об меня. Но вспоминать об этом не стоит. «Прощено и забыто!» Да и не в курсе большинство людей, даже из ближнего круга, об этих деталях наших биографий. Важно, что схема работает, и что сейчас она будет «на светлой стороне Силы».

— По кредитам там всё ещё интереснее! — поддержал деда Марк. — Представляете, взрослый кочевник в среднем съедает в год не меньше шести пудов мяса да пуда полтора сала. Причем предпочитают конину, на худой конец — баранину. Летом пьют много молока и едят молочные продукты. Но при этом почти не видя овощей, фруктов, сладостей. Ягод едят мало, только то, что соберут в степи. И зерна потребляют не больше трёх-четырёх пудов в год. Разумеется, это — привычная им диета. Но питаются они так не потому, что им нравится, а потому что продать мясо им почти некому. Соответственно, и товаров они покупают самый минимум. Даже из еды.

— И что же в этом хорошего? — удивился Тищенко. — Денег нет, покупать товары им не на что… Да и населения, как я понимаю, немного?

— Позвольте, Олег Викторович, я расскажу вам одну притчу! — первым ответил Семецкий. — Два коммивояжера от обувной компании по очереди попали на остров в океане. Один сбежал в первый же вечер и рассказал, что делать там нечего, все ходят босиком, на обувь спроса нет! А второй тут же радировал: «Тут все ходят босиком! Срочно шлите два парохода с обувью! Перспективы колоссальные!!!»

Все посмеялись, даже те, кто эту притчу давно знал. Причём не из вежливости! Уж так умел Семецкий рассказывать анекдоты и травить байки!

— Убедим мы их! — резюмировал Семецкий. — Будут растить и продавать нам коней, сдавать молоко на молокозаводы, баранину на производство консервов, шерсть и кожу… А наши там понастроят железных дорог, обводнят часть пустынь и будут взамен везти им рис и перловку для плова, табак, чай, лекарства, сахар и сладости… вырастят на месте морковку и прочие овощи… И продадут множество галош, дождевиков и топлива.

— Именно так! Им, чтобы стать богаче, не хватает хорошего сбыта, дешевых товаров и хороших поливных земель. А мы им поможем это преодолеть! Уж что-что, а железные дороги строить и организовывать полив наш Холдинг хорошо научился!

Семецкий довольно заулыбался, Тищенко даже коротко хохотнул. Остальные тоже довольно закивали! Как говорится, «сам себя не похвалишь…» Но ведь чистая правда, что приятно!

— И в результате, что характерно, не только мы денег наживём, но и они станут жить лучше! — подвёл итоги я. — с врачами, школами для детей, с полноценным питанием… И пусть не зажиточно, но существенно богаче, чем раньше!

И переключился на «сладкую парочку» одесситов:

— Только вот не пойму я, почему вы оба от такой сладкой полянки раньше времени сбежали?

Рабинович крякнул смущенно, подумал, и сформулировал ответ:

— Мы там Николая Ивановича встретили.

— Что⁈ — почти хором вскричали мы с Семецким. — Он же по Турции специалист! Что ему там-то делать?

— Вот и мы удивились! Только… Вы же знаете, наверное, туда вместе с российскими частями и иностранные волонтёры зашли! Так вот они почти все из ведомства Николая Ивановича были!

Семецкий исподлобья зыркнул на слишком разговорившегося одессита, но промолчал. И даже сделал неопределённый жест рукой, мол, чего уж там, продолжай.

— В какой-то момент, говорят, китайцы ухитрились троих таких волонтёров в плен взять. Начали допрос, интересуются личностью и гражданством. Первый и отвечает: «Ангел Хилко́в, подданный Османской империи!» И паспорт показывает. Они ко второму! Оказалось — «Армен Акопян. Подданный Османской империи». И тоже паспорт турецкий суёт. А третий в ответ спросил: «Я-таки сильно извиняюсь, но ви с какой целью интересуетесь?» И у него тоже турецкий паспорт нашли. Ну, китайцы рукой махнули, и направили этих неожиданных иностранцев к начальству в тыл. Дескать, сами решайте, что с ними, такими красивыми делать!

— И что? — весело поинтересовался я.

— Так не доехали! — всплеснув руками ответил Марк. — Перехватил кто-то!

Я глянул на Семецкого. Ага, поня-я-ятно!

— Нам Николай Иванович, понятное дело, ничего не сказал. Не положено! А вот штабс-капитана Алексея Ухтомского командиры этих волонтеров тихо предупредили, что им велено тут дела сворачивать да в Одессу выдвигаться. Вот мы и рассудили: человек, всю жизнь поддерживающий борьбу с османским игом, вдруг требует, чтобы обученные передовым навыкам военного дела армяне, греки, болгары и наши соплеменники к середине лета собрались в Одессе. А при этом Турция уже воюет с Италией. Вернее, защищается от неё.

Ну да, снова понятно. Самое время кому-то из соседей попробовать освободить ещё немного земель, давно и плотно оккупируемых турками. И такие добровольцы точно на этой войне пригодятся.

— Интересно, кто ещё нападёт на турок? Болгары? Сербы? Черногорцы? Или греки? — поинтересовался я вслух.

— Скорее всего, это будет союз! Может быть даже, что общий! — тихо ответил мой тёзка. — Все вы видели карту.

Это да, карту я видел. И офигел. Было от чего! Вы тоже офигели бы! Ничего привычного!

От Стамбула к западу до самого Эгейского моря тянулся узкий «турецкий рукав», занимающий современные мне Албанию, Македонию и ещё часть земель. К югу от этой «кишки» была Греция, а с севера — Черногория, Сербия и Болгария. Да сама география говорила, что если ударить, как следует, да всем вместе, то у турок земли в Европе существенно поубавится! А может, что и вообще не останется, включая столицу. Греки-то много веков мечтали освободить Константинополь!

— Интересно, соответствующий союз уже оформлен? — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Или наш общий друг узнал обо всём загодя?

Но тут все отмолчались. И Юрий коротко пожал плечами. Понятно, никто не знает[40].

— Я-таки думаю, что эта война делает для всех для нас, тут присутствующих, большие и интересные перспективы! — твёрдо сказал Полтора жида.

— Для того и готовились! — тут же ответил Семецкий. — Нам есть, что обкатать. Лёгкие пулемёты сами по себе поменяют тактику. А есть еще броневики, тягачи, самозарядная винтовка Токарева[41]! Опять же самолёты. Да и у противника, в отличие от Японской войны, тоже будут и миномёты, и гранаты, ручные и винтовочные. Надо опыта набираться!

Я оглядел присутствующих. У всех в глазах горел азарт. Наши финансисты рассчитывали прилично нажиться на войне, кредитуя и поставляя всё, что нужно.

А Семецкий с отсутствующим здесь Клембовским просто жаждали обкатать новую тактику, оборудование и вооружение. Уже с учетом опыта поддержки национально-освободительных движений бывших китайских провинций. И собрать статистику современной войны.

Наверняка, и Алексей Ухтомский, брат моей Натали, попросится. Он давно бредит идей «сменить простого коня на железного»! А тут целый бронеотряд на обкатку отправим! И снова — «с учётом опыта».

И Артём Рябоконь просто как создан чтобы стать в том отряде зампотехом. Хоть тут пока и слова-то такого нет. Но он уже пару лет, как по военному ведомству числится, и с сыном Менделеева разные заготовки под бронетехнику обкатывает. Так что в армию его легко оформят и меня даже не спросят!

И молодой Артузов, троюродный брат Кирилла Бенедиктовича, тоже недаром у нас тренируется бомбы с самолётов бросать. Станет первым «комэска»!

Ну да, бомбы! Причём, что меня крайне удивило, идею выдвинул не я! Я-то был заинтересован впервые применить их только в ходе Первой Мировой. Причём сразу массово применить! Всё, что я читал о войне, говорило о том. что настоящий эффект именно так и получается — при неожиданном для противника и массированном применении. Ну и опыт бизнеса говорил о том же — больше всего заработаешь, пока у тебя монополия. И сразу массово открыв продажи!

Причём я ведь был уверен, что боевое применение авиации началось только в ходе Первой Мировой. Может, в моей истории так и было, но тут подгадили итальянцы, напавшие на Турцию. Они ещё прошлой осенью и воздушную разведку провели, и первую бомбардировку с самолётов[42]. А уже в декабре мой покровитель и Шеф авиации Великий Князь Александр Михайлович, он же — Сандро, потребовал от меня приспособить самолеты для разведки и бомбардировки.

Чёрт, и ведь не удержишь их! Да я и не собираюсь. К войне готовятся в первую очередь именно так — набираясь опыта. Я ещё и медиков пошлю — хирургов, анестезиологов, специалистов по переливанию крови. И поручу статистики ранений собирать, а также смертей от ран, исцелений полных и частичных и тому подобное.

Опять же радистов пошлём на тренировку и шифровальщиков с «Энигмами». Чёрт, надо будет с Ксанкой переговорить, сколько человек она сможет выделить? Ведь у неё девчонки в основном, а женщинам на войне не место!

Беломорск, квартира Воронцовых, 2 (15 мая) 1912 года, вторник, утро

— Ну, некого мне вам отдать, Юрий Анатольевич! — ныла Ксанка. — Сами знаете, у меня всё больше девчонки, да и штат не такой уж большой. И заняты они по самую маковку! А вы парней просите! Да ещё четверых!

— Именно так. По одному в отряд у болгар, сербов и греков. Плюс один при штабе. А в идеале еще один к черногорцам нужен.

— Софья Карловна, вы же в курсе! Скажите им! У меня в шифровальном отделе только Сеня служит! Но он и молод ещё, и по здоровью к службе не пригоден!

Госпожа Гребеневич ответила сумрачным взором, будто сама была недовольна тем, что сейчас скажет.

— А в подотделе расшифровки? Там у тебя трое выпускников да один студент старших курсов!

— Что⁈ — буквально взвыла Рябоконь. — А работать дальше кто будет? Именно эти четверо главную работу делают! Если их отдать, то всего три девчонки останутся. Старательные, конечно… Но там же и ум особый нужен! И знание языков! И что, мне потом план давать прикажете⁈

— Тебе это будет затруднительно! — улыбнулась моя «половинка». — Рожать когда?

— В августе готовимся. А там как Бог даст! — всё ещё не переключившись, угрюмо пробормотала начальница шифровального отдела. — Да не в том дело. Я и сама не потяну! Там чутьё нужно иметь. И языки знать! А я только немецким и русским на нужном уровне владею.

— Значит так! — решительно сказал я. — Прекращаем дискуссию! Софья Карловна! Найдите ей в отдел хотя бы ещё одного головастого студента. И троих девчонок. Чтобы было кому работать.

Рябоконь пыталась что-то возразить, но Натали одним лишь выражением лица убедила её, что лучше дослушать.

— А тебе, Ксанка, отчаянно повезло! Я мало кому такое рассказывал, но с тобой этим секретом поделюсь. Я знаю, как заставить даже идиотов выполнять работу за гениев!

Беломорск, квартира четы Рябоконь, 2 (15 мая) 1912 года, среда, поздний вечер

— Темушка, закажи, будь добр, нам чаю да пирожков разных. Я скоро перерыв сделаю, так и почаёвничаем!

Теперь они снимали небольшую, но весьма современную квартирку в «Беломорском шпиле». Тут были не только водяное отопление и ватерклозет с душем, но и радиоточка, а также небольшой холодильник с двумя камерами — холодильной и морозильной. Вернее, в самой квартире стояли только камеры и счетчик охлаждающего агента. А большой абсорбционный холодильник был один на весь этаж и морозил централизованно.

Артём в силу неуёмного любопытства к техническим новинкам знал, что для вящей экономии, часть тепла, сбрасываемого с этих холодильников, используют для приготовления горячей воды. Такого больше нигде в мире не делали! Правда, не потому, что не умели, а потому, что не окупалось. Больно уж дорогое оборудование требовалось. Но Воронцов распорядился обкатать. Дескать, опыта наберемся, затраты снизим, а там и остальные так делать станут!

А вот кухни в таких квартирках не полагалось. Так что, если захочется поесть чего, можно было заказать доставку, спуститься самому в кулинарию и прикупить там готовое либо сходить в столовую, кафе, ресторан…

Чай было проще заказать! Артём подкрался сзади и поцеловал жену в плечико. Потом в шейку.

— Любка моя, ты б поберегла себя! Сама знаешь, в твоём положении нужно рано ложиться спать…

— И как я это сделаю⁈ — тут же взвилась Оксана. — Сам ведь видел, пока Светочка не заснула, не до работы было. А поручения Воронцовых срочно исполнить надо. Вот и пишу эту клятую «инструкцию по расшифровке для второклассников».

— Кхе! А кстати, давно хотел тебя спросить. Ты же хвасталась, что этот ваш код Вернама в принципе невзламываемый. Так почему остальные им не пользуются?

— Во-первых, не код, а шифр!

— А в чем разница?

— При коде каждое слово по особой таблице заменяется на набор цифр или букв. А при шифре — каждая буква на что-то другое. Ну, вот как у Конан Дойля в «Деле пляшущих человечков».

Супруг кивнул — понятно мол, продолжай!

— А во-вторых, откуда ты знаешь, что не пользуются?

— Логика подсказала! — пожал плечами Рябоконь. — Раз он не взламываемый, а у вас всё же есть отдел расшифровки, значит, многие всё ещё пользуются другими, которые взломать можно!

— Умница ты мой! — улыбнулась жена. — Но ты неверно процитировал. Шифр Вернама не взламывается только, если ключ не короче самого сообщения. И если используется только один раз. То есть шифровальщику нужно будет тягать с собой тяжелую и дорогую машину. Или целый том ключей. Сам понимаешь, это не всегда удобно!

— Ну, носил бы один ключ. Длинный. И пользовался бы им много раз.

— А тогда шифр Вернама превратится в шифр Виженера[43]. Именно шифрами такого типа сейчас и пользуется большинство военных штабов, шпионов, официальных дипломатов и корпораций.

— Ну, вот… Раз пользуются, значит, сломать их сложно?

Ксанка вздохнула.

— Очень сложно, Тёмочка. Редкие умники на такое способны! У нас специальные машины сделали, типа арифмометров, табуляторы называются… Так вот, они простую часть работы сильно ускоряют. Но всё равно и наши умники не быстро такие шифры ломали…

Тут она вдруг, неожиданно даже для себя самой, заплакала.

— А теперь этих умников забирают! И остаюсь я с девками. Нет, не тупыми, но — обычными! А нам всё равно работу умников делать надо!

Рябоконь встал, подошел и обнял жену, пытаясь, как мог, утешить её. А потом осторожно спросил:

— И как же вы это сделаете? Насколько я знаю, способа добавить ума ещё не придумали!

— А вот твой обожаемый Юрий Анатольевич придумал такой способ.

Артём даже растерялся. В Воронцова он верил и преклонялся перед ним, однако в такое верилось с трудом. Но супруга пояснила:

— Просто я, по его совету, собрала наших умников и заставила их написать инструкцию, как делать то, что они делали. А теперь разбиваю на части, понятные даже второкласснику. Например, у нашего Андрея написано: «посчитать частоту использования символов в N-ных столбцах, а потом…» и перевожу: «Посчитать все буквы А в первом столбце и записать результат в клетку таблицы под номером А1, посчитать все буквы В в первом столбце и записать результат в клетку таблицы под номером В1…»

Рябоконь уважительно присвистнул. Объём работы потрясал! А Оксана продолжила:

— Ну, и так далее. А в результате этот второклассник всё равно посчитает ту самую частоту. Ему только и надо, что уметь читать, считать, складывать и делить. Ну и записывать результаты в нужные места…

Из мемуаров Воронцова-Американца

'…Разумеется, никакого секрета я Ксанке не выдал. Обычный принцип работы на конвейере, в этом времени уже известный. Да и я сам его применял, когда братьев Горобцов в помощь на производстве аспирина привлекал[44].

Разбиваешь сложную операцию на массу простых и типовых. Такому можно обучить даже малообразованный и неопытный персонал. Но Ксанкин результат меня потряс. Дело в том, что я подумывал вложиться в создание и развитие кибернетики.

Подчинённые Софьи Карловны аккуратно собрали для меня информацию по аналитическим машинам. Так я вышел на имя Чарльза Бэббиджа[45] и его идеи. Но до сих пор у меня не было под рукой никого, кто мог бы «перевести» расплывчатые указания по решению аналитических задач на «язык» доступный туповатой машине.

И вот теперь такой человек теперь нашелся! И я собирался её тренировать. На программиста…'

Глава 15

Беломорск , квартира Воронцовых, 3 (16 мая) 1912 года, среда

— А теперь давайте серьёзно, господа! Наше участие в войне за окончательное освобождение народов Балкан из-под османского ига имеет всего три задачи. И прошу вас заметить, само освобождение в этот короткий список не входит!

У моего шурина невольно вырвался невнятный протестующий возглас. Рябоконь и Артузов-младший удержались от него с явно заметным трудом. Оно и понятно — они помладше будут, не так близко ко мне стоят да и вообще, испытывают пиетет.

— Да, Алексей, эта задача лично нам — не по силам! Её исполнение зависит лишь от самих народов Балкан. От болгар, греков, сербов и черногорцев. В наших силах лишь оказать им довольно скромную помощь.

Дождавшись понимающего кивка, я продолжил:

— И потому задачи вижу следующие! Первое. «Обкатать» на настоящей войне нашу технику, оружие, организационные структуры подразделений и тактику. Потому что, как мы ни сочувствуем братьям-славянам, русский народ нам куда ближе. И готовить к войне, которая весьма вероятна в не столь уж далёком будущем, мы должны именно русскую Армию! Это понятно?

Все закивали, и лишь Артём поинтересовался:

— Разве мы не поделимся нашими наработками с союзниками?

— Молодец! Правильно мыслишь! Но, дело в том, что я не уверен, выслушают ли нас даже в российском руководстве. Поэтому пока мы будем готовиться к внедрению предложений у нас. А уж затем, разумеется, и союзники переймут то, что им покажется ценным.

— Второе. Мы всемерно собираем статистику. Не только свою, но и союзников. Сейчас в армии есть утверждённые нормативы и некие ожидания. Сколько боеприпасов будет расходоваться в день? Сколько на одного солдата? Каким будет соотношение раненых и убитых? Чем они будут поражены? А по разным видам боёв? Какой процент раненых выживет? Какой процент личного состава выйдет из строя от болезней? Сколько и как быстро вернётся в строй? Ну и так далее. Так вот, господа, именно вам предстоит сначала составить список собираемой статистики, потом на месте его дополнить, ну и следить за полнотой и точностью сбора информации, разумеется!

Тут я улыбнулся, изо всех сил постаравшись сделать это душевно. Потому что бо́льшей гадости, чем я им только что подкинул, и представить нельзя. Дождался, пока они заулыбаются в ответ. Молодые — искренне, а Семецкий с Ухтомским, уже вдоволь хлебнувшие службы, — с некоторым напряжением.

— И третье. Новую технику и оружие вы туда везёте не для того, чтобы похвастаться перед союзниками. И тем более — не для рекламы, чтобы Холдинг их лучше продавал! Это вообще не ваше дело! Вы должны выяснить реальные пределы этой техники и оружия. Потому постарайтесь выжать из них всё, что возможно. Не берегите ни оружия, ни боеприпасов, ни топлива. Старайтесь сберечь только жизни и здоровье ваших подчинённых! Всё остальное мы вам дадим и при нужде — отремонтируем. Понятно?

— Непривычно такое слышать! — ухмыльнулся Ухтомский. — Обычно начальство говорит прямо противоположное!

Семецкий тоже улыбнулся, хотя уж не ему бы жаловаться! Его «эксперименты» я всегда финансировал более, чем щедро. Но он счёл нужным уточнить:

— Что, и лёгкие пулемёты не беречь? Их же тогда и везти не стоит!

— Стоит-стоит! — бодро ответил я. — Тут старый наш приятель-оружейник из Льежа снова инициативу проявил.

— Джон Мозес Браунинг?

— Да, он самый! Повозился с этим нашим пулемётом, да и прислал рекомендации по улучшению. Главная из них была в том, чтобы чуть уменьшить массу навески пороха и чуть поднять массу пули. Ссылался при этом на опыт некоего итальянского офицера Ревелли[46].

— И что?

— Если помнишь, еще три года назад «нудельмановский» патрон таким и был — пуля массой в сто пятьдесят четыре грана[47], и навеска пороха немного поменьше. Мы достали ящик тех патронов со склада и провели испытания, — тут я торжествующе улыбнулся и закончил. — При стрельбе очередями спокойно высаживали старые пятнадцатипатронные магазины целиком! В одну очередь! Без единой задержки!

— Магазины́? — уточнил Рябоконь, выделив интонацией последнюю гласную.

— Именно! — радостно подтвердил я. — Семь штук! Один за другим! Надо было только перерыв в три-пять секунд делать. Но они как раз на смену магазинов и уходили!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, никто штатно старые магазины на пулеметах использовать не собирался. И даже новые, двадцатипатронные. Наоборот, для лёгких пулемётов наладили выпуск 'сдвоенных», на сорок патронов. Пока ограниченной серией.

Но разъёмы у магазинов были одинаковыми, а выпустить магазин целиком — было куда эффектнее…'

Петрозаводск, филиал Холдинга Воронцовых, 5 (18 мая) 1912 года, пятница

— И всё же я не понимаю, Юрий Анатольевич! Три года назад я поддержал вашу идею по производству на нашем заводе «нудельмановских» патронов. И даже выделил один из цехов в аренду. Оно и понятно, завод у нас снарядоделательный, так что и патроны здесь — в тему! А теперь вы, как та лисичка из сказки, просите расширить вам территорию цеха вдвое, да еще и склад вам отдельный выделить. Но зачем⁈ — Яхонтов, директор Онежского завода последние слова почти простонал.

— Видите ли, Иван Степанович, хочу конвейерное производство запустить! — кротко ответил я.

— Но зачем⁈ — повторил он свой вопрос всё тем же стонущим тоном. — У вас этот цех и так треть времени на склад работал! Это ж убытки какие? Или вам медь с порохом девать некуда? Так мне отдайте, я лишние снаряды произведу!

— Я уверен, что скоро будет большая война. Не знаю, на чьей стороне будет Россия, но уверен, что воевать придется серьёзно. И поэтому думаю я не о прибыли. Вернее, прибыль у меня в этом вопросе далеко не на первом месте.

Яхонтов вскочил, пробежался по своему кабинету, потом сел снова замер, что-то обдумывая.

— О вашем чутье ходят легенды, Юрий Анатольевич! Так что будет вам расширение. Но тогда и у меня будет встречная просьба. Помогите и мне начать готовить свой завод к этой войне.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…При этих словах Яхонтова в задумчивости помолчал уже я. Нет, мне хотелось, чтобы его завод, как и остальные заводы России, был лучше подготовлен к войне. А слова 'снарядный голод» слышал даже я, не очень интересовавшийся ни Первой Мировой, ни историей вообще.

Но ресурсы всегда ограничены. А задача по подготовке страны к войне — слишком огромна, чтобы наш Холдинг потянул её в одиночку.

Тем не менее, компромисс мы нашли. Он выдал нам ещё несколько площадок под цеха, я нашел возможность модернизировать его завод не за свой счёт. Ну как «не за свой»? Договорились мы просто — мы даём ему дополнительную медь, латунь, мельхиор, свинец и порох с наших предприятий, он находит возможность произвести из них дополнительные снаряды, и мы вместе ищем возможность сбыта. Выручку он использует для модернизации завода и оплаты труда рабочих над дополнительными снарядами.

Ну, и ещё — банк «НОРД» обещал финансировать кассовые разрывы. Совершенно ясно было, что «живые» деньги всё равно выкладывать придётся. Хотя бы на взятки, чтобы помочь организовать сбыт дополнительных снарядов. Ну, и в кассовых разрывах приличная сумма «омертвится». Опять же, металлы эти доставались отнюдь не бесплатно.

Так что снова предстояли затраты. Я ж только кряхтел. Денег не хватало просто отчаянно! Но… Я знал, где их взять!'

Льеж, Бельгия, штаб-квартира Торгового дома Холдинга «НОРД», 1 июня 1912 года, суббота

— И чем вы собираетесь угощать меня сегодня, мистер Воронцов?

С Джоном Мозесом Браунингом мы говорили на английском. Вообще-то, с момента переноса в прошлое я подтянул многие языки. В первую очередь, разумеется, русский. И не смейтесь! Язык меняется со временем. Так что мне пришлось немало потрудиться, чтобы говорить, не вызывая удивления у собеседников, и грамотно писать. Во-вторых, я сильно налегал на немецкий. Это основной язык для современных химиков, да и инженеры старались его знать. Но и американский английский я тоже освоил почти на уровне носителя.

Я же не кто попало, а — Американец, вот и привлекал к себе оттуда инженеров и учёных. Знаменитый Роберт Вуд вообще трижды приезжал преподавать в нашем Университете и работать в его лабораториях. Правда, этого непоседу раз за разом уносило. То на Родину, то в Британию, то по миру путешествовать. Но меня грело то, что он раз за разом возвращался.

— Не волнуйтесь, в Российской Империи много напитков, так что новый напиток найдётся на каждую встречу! Даже учитывая ваши убеждения! — улыбнулся я.

Да уж, с этим чуть было не вышел конфуз. Первый раз Браунинг заявился ко мне почти пять лет назад. Вскоре после того, как мы выбросили на рынок вариант с перезарядкой за счет прямого использования энергии пороховых газов. Разумеется, он раздобыл и внимательно исследовал эту машинку. Почему «разумеется»? Ну, хотя бы потому, что сконструированный им пулемёт Кольт образца 1895 года был первым, работающим на этом принципе. Так что мотивы, по которым он нашу «машинку» изучил, вполне понятны.

А вот почему он потом рванул на корабле в Оулу — для меня так и остаётся загадкой. Что мешало сначала списаться и договориться о встрече? Короче, на границе его «приняли». Иностранец с чемоданом оружия. Кто он? Разумеется, террорист! При задержании он начал бурно возмущаться, так что ему ещё чуть бока не намяли[48]! К нашему общему счастью, он начал кричать: «I’m visiting Vorontsoff!»[49]

Оулу к тому моменту уже стало одними из «ворот» для экспорта-импорта нашего Холдинга. И наша продукция составляла там почти девяносто процентов всех проходящих через него грузов. Поэтому к «подозрительному иностранцу» на всякий случай позвали кого-то из офицеров, знающих английский. А тот уже, услышав, как именно зовут гостя, стал очень вежливым и повёз его в местный филиал Холдинга. На следующее утро мы уже принимали знаменитого оружейника в «Беломорском шпиле».

И вот тут чуть было не произошёл новый конфуз. Мы с Натали хотели встретить его в «АмБаре», рассуждая, что американцу будет приятно увидеть уголок родины на другой стороне Земного шара. И только уже усевшись за столик, я открыл «памятную записку», подготовленную безопасниками на знаменитого оружейника. И выматерился.

Буквально в первом абзаце сообщалось, что наш гость — мормон. И соблюдает все ограничения мормонов — не употребляет спиртного, не пьёт кофе и чая, отрицает и другие стимулирующие вещества. А в «АмБаре» по раннему утреннему времени был широкий выбор спиртного, кофе и чая. А помимо этого — только содовая вода! Упс-с-с! А ведь он должен был подойти с минуты на минуту!

В итоге получился анекдот: подходящий Браунинг и сопровождающий его глава филиала в городе Оулу полюбовались видом «русского Эдисона», внезапно вскочившего из-за столика и бросившегося улепетывать от них, как чёрт от ладана!

Разумеется, вернувшись, я объяснил, что сбегал к нам в квартиру за небольшим ящиком с бутылками ржаного кваса, лежавшем в холодильнике. И то, почему пришлось это сделать.

Сам я особой реакции на это не заметил, наш гость был достаточно сух и официален в общении, но Натали сказала, что он был тронут такой заботой. А ещё, что ему польстило, что про него в Беломорске знают даже мелочи, вроде предпочтений в напитках. Я предпочёл ей поверить, потому что женщины в таких делах чувствительнее нас, мужиков. А моя любимая жена — в особенности!

В итоге у нас установилось довольно плотное сотрудничество. И в следующий свой визит, он предупредил нас телеграммой. А я, создавая традицию, угостил его «Тархуном». Да, я сам подсказал одному из партнеров идею любимого напитка из моего детства. И теперь это стал «русский» бренд, пока ещё не добравшийся до Европы.

— Это тоже новинка! Настойка на рябине с яблоком и мёдом. Пить лучше охлаждённым, так что мы его на льду держали. Отведайте!

Некоторое время мы наслаждались. Июнь в этом году начинался достаточно жаркими днями, так что слегка кисловатый и горьковатый ледяной напиток был именно тем, что надо!

— Я рад вас видеть, поверьте! Но уверен, что у вас есть множество срочных дел в Европе. А о том, что мои советы по лёгкому пулемёту себя оправдали, мне донесли по почте. И даже премия поступила. Так что… Простите, но спрошу прямо: что вам от меня снова потребовалось?

Ну да, старый Джон Мозес очень ценил своё время и не тушевался при общении с первыми лицами корпораций[50].

— Для начала ознакомьтесь с этим.

С этими словами я извлек из-за шкафа длинный футляр с увесистым содержимым и положил на стол перед ним.

— Хм… Что тут у нас? Ружьё Гана-Крнка. Судя по материалу и длине ствола — модернизированное. Судя по тому, что крюк заменили на сошки, вы увеличили начальную скорость пули. И насколько сильно?

— Примерно вдвое! До восьмисот пятидесяти метров в секунду.

— Ого! А массу пули оставили прежней?

— Почти. Теперь пуля только стальная остроконечная, и чуть более обтекаемой формы. Поэтому масса снизилась до тысячи восьмисот пятидесяти гран[51].

— На одну шестнадцатую, получается? — немного посчитав в уме, невзначай похвастался своей компетентностью мой собеседник.

— Именно.

— И вы хотите, чтобы я помог тут что-то усовершенствовать?

— Нет, я знаю, что это не ваш профиль. Мне нужна автоматическая пушка под этот патрон. И вы — наилучшая кандидатура, я уверен.

Старина Джон, не чинясь, вскочил и пробежался по переговорной, благо её размеры позволяли тут даже молодого бычка выгуливать. Сделав несколько кругов, он вернулся к столу и уточнил:

— Но пом-помы вас не устраивают? Чем? Калибр там вдвое больше, масса снаряда — тоже! Да и отдача от выстрела чуть сильнее, чем у вашего изделия. Так что они должны справиться! И вряд ли откажут вам.

Тут уже встал и прошелся по кабинету я. И заговорил, не возвращаясь за стол:

— А не устраивают меня, уважаемый мастер, вес и размеры. У них получится не менее четырёхсот американских фунтов!

— А вы чего хотите? В пару фунтов уложиться, что ли⁈

— Смотрите сами. Карабин Нудельмана с магазином весит около десяти американских фунтов. А пулемёт — около восемнадцати. Модифицированное же восьмилинейное ружьё весит чуть больше оригинального — сорок шесть с половиной фунтов. По пропорции получается, что реально можно с автоматической пушкой уложиться в восемьдесят четыре фунта[52].

— Меньше сорока килограммов? Нет, это невозможно! Хотя бы потому, что тут сошками не обойдешься, станок нужен! Да и прямая пропорция в этом случае не работает…

— Хорошо, я согласен, уложитесь хотя бы в шестьдесят килограммов! Если обеспечите скорострельность триста выстрелов в минуту и возможность давать очереди в десять-двенадцать выстрелов, я буду щедрым!

— Ещё что-то важно?

— Начальная скорость снаряда. По идее, её желательно бы даже увеличить.

Тут Джон Браунинг снова встал и подошёл ко мне. Взглянул в глаза, удержал взгляд и спросил:

— Но зачем вам такие странные характеристики?

— Вы знаете, что прошлой осенью итальянцы применили самолёты в бою? — без паузы ответил я вопросом на вопрос. — Учитывая темпы прогресса, я уверен, что очень скоро самолёты станут опаснее пушек. Через считанные годы их бомбы будут тяжелее, чем снаряды самых крупных дредноутов, и смогут поражать цели на расстояниях во много раз больших, чем дальнобойность этих пушек. Так вот, именно таким я вижу эффективное оружие для борьбы с бомбардировкой с самолётов.

— М-да-а… — он отвернулся, прошёлся по комнате.

— Кстати, поэтому надо предусмотреть возможность стрелять почти в зенит. И у пушки должна быть возможность сопровождать стволом летящий самолет.

— Ха! Но вы понимаете, что за такое оружие меня не устроит гонорар? И я потребую процента? — спросил Браунинг, так и не поворачиваясь ко мне.

— И сколько вы хотите?

— Четыреста долларов с каждой проданной пушки!

Ого! Губа не дура! Почти восьмая часть цены русской трёхдюймовой полевой пушки[53]! Хотя… Компания «Виккерс» с пулемёта брала даже больше, насколько мне известно.

— У меня встречное предложение. Права на патент мы отдаём принадлежащей мне компании «Oerlikon Waffenfabrik». Это в Швейцарии, в пригороде Берна. С каждой пушки вы получаете двести пятьдесят долларов. Подождите, я не закончил! Кроме того, я покрою все ваши расходы и, если вы представите первый образец к Новому году, добавляю премию тридцать тысяч долларов!

— Давайте пятьдесят, и я уложусь в четыре месяца[54]!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…С компанией 'Эрликон» всё получилось случайно. После того, как «Винчестер» выкупила у нас лицензию на производство карабинов Нудельмана для американской полиции[55], к нам стали обращаться за лицензией и оружейные компании других стран. Обратились и швейцарцы. Мы согласились, но решили оформить лицензию на компанию, зарегистрированную в Швейцарии. Просто чтобы источник в ходе войны денег в нейтральной стране. Мало ли зачем они там могут понадобиться? И попросили швейцарцев помочь с образованием «дочки». Те и зарегистрировали в своём городе, в Эрликоне.

Да, Эрликон тогда был не частью Берна, а отдельным неподалёку расположенным городом. Вот так и появилась у меня в собственности компания «Oerlikon Waffenfabrik». То есть «Оружейная фабрика города Эрликон». А я и так бредил идеей, что неплохо бы аналог этой чудо-пушки Второй Мировой здесь создать. Для того и ружьё Гана-Крнка модифицировал, чтобы понять, возможно ли тут нужный патрон делать. Оказалось — можно! Разумеется, я тут же решил, что права на эту пушку отдам этой своей «дочке». А пушку назову «Эрликоном». Остальным всё равно, а мне приятно! Эдакий привет из покинутого мною будущего…'

Глава 16

Вашингтон , Белый дом, 10 июня 1912 года, понедельник, 10 утра по местному времени

— Мистер Президент, всё готово!

Кивком поблагодарив, Уильям Говард Тафт, двадцать седьмой президент Соединённых Штатов, подошёл к столу, на котором не было ничего, кроме большой позолоченной кнопки.

— Леди и джентльмены! — обратился он к именитым гостям, сотрудникам Администрации, приглашенным репортерам и фотографам, — Все вы будете свидетелями исторического события. Десятый год мы занимаемся великой стройкой, Великой с большой буквы! Нажав эту кнопку, я пошлю сигнал на расстояние двух с половиной тысяч миль, и на Панамском перешейке неподалеку от города Гамбоа взорвётся почти полсотни тысяч фунтов динамита[56], разрушив последнюю преграду между Восточным и Западным побережьями Соединённых Штатов. Это даст мощный толчок к процветанию нашей страны!

«Ну, да!» — усмехнулся я. — «Точность для президентов не обязательна! Мы на стройку поставляем вовсе не динамит, а тол, аммонит, аммонал и компоненты для игданита. Это и безопаснее, и дешевле! Да и заряд там чуть больше двадцати тонн».

Впрочем, я прекрасно понимал, что господину президенту на это наплевать с высокой колокольни. У него предвыборная компания в разгаре! Причем Теодор Рузвельт, его друг и соратник, а по совместительству — предыдущий президент, благополучно «отсидевший два срока» на этом посту, вдруг решил тоже попытать счастья.

Руководство Республиканской партии оказалось перед не самым простым выбором — кого же поддержать? Ведь Рузвельт выиграл праймериз[57], но несмотря на это три дня назад их съезд, прошедший в Чикаго, решил выдвигать на выборы Тафта. Ничего личного, обычный прагматизм! Исторический опыт показывал, что у действующего президента больше шансов. Да и политика Тафта была руководству партии ближе!

Но Тедди Рузвельт не сдался и объявил о решении создать собственную партию и выдвинуться на выборы от неё. Причём, вот ведь сюрприз, свою партию он, кажется, назовёт Прогрессивной. Или даже Прогрессистской. Вот уж воистину «нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся!»

Я всего лишь поддержал в своё время «Общество содействия прогрессу и гуманности», но оно, не без моего влияния, уже переросло в Прогрессистскую партию в Российской Империи. А теперь и Рузвельт, насмотревшись, создаёт партию с похожим названием в Соединённых Штатах.

Разумеется, Рузвельта Тафт на это мероприятие не пригласил, хотя строительство Канала возобновили именно в его президентство. Да и саму Панаму создали при его Администрации. Но напоминать об этом американцам ни к чему! Вот и нет среди приглашенных бывшего президента.

Удивительно другое — что пригласили нас с Натали! И плевать, что именно опыт нашего Холдинга по строительству Беломорканала позволил существенно сократить сроки стройки. Да и взрывчатку со всякими средствами механизации поставляли тоже наши предприятия, что в сумме и позволило ускорить строительство Панамского канала на полтора-два года[58]. Плевать всем на это! Важно то, кого из кандидатов в президенты мы поддерживаем.

А с этим ничего не ясно! Пока даже мне. Именно мне, потому что моя «половинка» своё мнение, похоже. уже составила. Но меня за него не агитирует. Во времена президентства Рузвельта я активно сотрудничал с ним, потом поддерживал Тафта, но…

Год назад мы с Мэри решили поддержать Вудро Вильсона, когда он вдруг, с позиции университетского преподавателя выдвинулся кандидатом в губернаторы штата Нью-Джерси. И ведь победил, черт его побери! До сих пор не пойму, насколько существенной в этом оказалась наша с Натали помощь. Она-то уж точно не меньше меня повлияла, помирив Вильсона с суфражистками. Пресса по всему миру называла её «некоронованной королевой деловых женщин», так что у суфражисток она была в авторитете. Но при этом она была примерной женой и матерью, верилда в Бога, была патриоткой своей страны и всячески поддерживала традиционные ценности, что находило полное понимание и одобрение у мистера Вильсона.

В итоге, он всячески публично привечал её, и говорил, что «если бы все суфражистки брали пример с неё, он бы их всемерно поддержал». А штат Нью-Джерси в начале 20 века был «центром американских суфражисток». Их было много, они смело устраивали митинги, проводили парады и активно агитировали за избирательные права женщин.

Поэтому одна только поддержка Натальи Ухтомской принесла Вильсону десятки тысяч лишних голосов. А может, и больше сотни тысяч. Ну, и мои деньги плюс репутация лидера прогресса — тоже повлияли. Так что уже год с лишним как Вудро Вильсон числит нас в личных друзьях и союзниках.

Но теперь он, имея в «багаже» политического опыта всего один год губернаторства, решил выдвигаться в президенты! Редкая наглость! Шансов у него почти нет, и можно было бы даже не думать про его поддержку, однако… Дело в том, что я точно помнил, что Соединённые Штаты вступили в Первую Мировую в 1917 году, при президенте — что характерно — Вудро Вильсоне! Аккуратная проверка показала, что других известных американских политиков с таким именем нет! Да и вообще имя «Вудро» — крайне редкое. Так что… Получается, у этого парня есть серьёзные шансы стать президентом США на следующем такте!

Потому в борьбе за пост губернатора мы с Натали его и поддержали так решительно. А вот сейчас — сейчас я не знаю. Если мы поддержим его сейчас, но выберут другого, то меня ждут трудные времена. Рокфеллер так и точит зубы на мои патенты и на долю в химических предприятиях. Да и Якоб Шифф не стал мне другом. Кого бы из оставшейся пары ни выбрали, он будет на меня в обиде. Как же так, раньше поддерживал, а тут⁈

А знание того, что президент США ко мне активно не расположен может стать сигналом к атаке на мои активы и на меня лично. Поэтому я всё ещё думал. Выбирал между пользой в отдалённом будущем и серьёзными рисками прямо в этом году. Нет, всё же и удивительно, что нас пригласили!

Президент прекратил вещать о славном будущем, заветах отцов-основателей и торжестве демократии и двумя руками с видимым усилием нажал здоровенную кнопку. Вспыхнул разряд, заиграли фанфары! Вот это была уже придумка наших инженеров. Просто нажать кнопку — а мало ли, вдруг сигнал не дойдёт? Вот мы и предложили, чтобы замыкание цепи вызывало не только взрыв там, вдалеке, но и вспышку вольтовой дуги со звуком фанфар здесь. Чтобы присутствующие убедились, что сигнал прошёл.

Тафт стал снова вещать про то, как эта символическая вспышка разгонит мрак и осияет их избранную Богом страну, а я в очередной раз задумался о реальных последствиях. Первым, хоть и не самым важным, было то, что здесь освободится немало строительной техники. И часть из неё я выкупал по цене «бывшей в употреблении», намереваясь перегнать в Подмосковье. Московский канал уже наполовину был построен, но дополнительная техника не помешает. Туда же направлю взрывчатку, что раньше шла на местное строительство, переманю часть инженеров, механиков и даже десятников — подготовленного персонала много не бывает!

А нам после всего ещё Волго-Дон строить предстоит! Ну, если осилим. Начать-то раньше 1915-го никак не выйдет, а если к тому времени война уже начнётся, то… Может всё и «на после войны» перенестись. Но техника всё равно лишней не будет! Совершенно точно!

Вторым, и более важным следствием являлось то, что теперь на Западном Побережье Штатов начнут падать зарплаты и цены. А как иначе? Товары Восточного побережья хлынут туда, и для конкуренции тамошним торговцам и предпринимателям придётся снижать и то, и другое.

Казалось бы, а мне-то что за дело? Но, и это было третьим, и самым для меня важным, в итоге доходность поставок из треугольника «Манчжурия-Корея-Япония» тоже снизится, и существенно. А мой Холдинг прямо или косвенно участвовал там в половине предприятий. Причём если брать по обороту, то на эти предприятия приходилось процентов семьдесят, не меньше! Это и само по себе ударило бы по мне и моим тамошним партнёрам. А уж с учетом недавней революции в Китае и отделения от него ряда государств, там станет совсем тяжело. Увы, смута и близость Гражданской войны редко сопутствуют конкурентоспособности бизнеса.

Оттуда уже бегут инженеры, учителя и высококвалифицированные специалисты. Растёт уровень бандитизма. Ну и закон «вымывания „хороших денег“ работает вовсю. Золота там не было в ходу и в недавние „времена процветания“, всё лежало по специальным заначкам, на „чёрный день“. А теперь из обращения исчезает и серебро! И об этом мне заботиться приходится именно мне…»

Нью -Йорк, ресторан в цокольном этаже небоскрёба «Утюг», 10 июня 1912 года, понедельник, вечер

— Мистер Воронцов, каковы ваши впечатления от сегодняшней церемонии?

— Ladies first[59]! — отшутился я. — Давайте начала выслушаем мою драгоценную супругу! В конце концов, она впервые встречалась с Президентом Соединённых Штатов!

— О’кей! — покладисто согласился корреспондент «Нью-Йорк Таймс». Тот самый, кстати, который в своё время написал, что я «бросил вызов Эдисону».

В его редакции отчего-то решили, что у него «установился плотный контакт» со мной, и от своей газеты присылало брать интервью только его. Теперь мы решили эти воспользоваться.

Натали, как и было условлено, мило что-то прощебетала о прогрессе и процветании, которое несёт Соединённым Штатам открытие Панамского канала, о том, что теперь, наконец-то, почти исчезнет разница в ценах между Западным и Восточным побережьями, и о том, как мы рады, что наш Холдинг внёс посильную лепту в ускорение этой великой стройки. Журналист задал ей несколько уточняющих вопросов и переключился на меня. Всё же, хоть моя Натали и получила титул «некоронованной королевы успешных женщин», «русским Эдисоном» и главой Холдинга «Норд» в глазах всех являлся именно я. И моё мнение интересовало газетчика куда сильнее.

— Разумеется, я полностью согласен со своей женой! — широко улыбнулся я. — Но она слегка недоговорила. Многие считают, что Американский Фронтир исчез в начале этого года, после присвоения территориям Нью-Мексико и Аризона статуса штата[60]. Я же уверен, что Фронтир исчезает тогда, когда начинается не ограниченное по объёму и недорогое перемещение людей и грузов.

Я сделал паузу, глянул ему в глаза и отчеканил:

— Фронтир в Америке исчез сегодня!

Потом опустил голову и тихо, как бы для себя пробормотал:

— Он остался только в России…

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, это не были мои последние слова. Я много говорил о том, как я рад, что теперь каждый американец станет жить ещё лучше и богаче. Что наш Холдинг везет сюда товары, что и в этот раз мы привезли новинки, которые заинтересуют многих… Т. е. бросал ключевые фразы на разные темы. В конце концов, у нас в этой поездке много целей, пусть интервью послужит каждой из них…»

Нью-Йорк, филиал Холдинга «Норд», концеренц-зал, 11 июня 1912 года, вторник

— Мистер Воронцов, вы заявили корреспонденту «Нью-Йорк Таймс», что Соединённые Штаты утратили статус нации Фронтира, и теперь это звание перехватила Россия!

Я в ответ только кивнул, хотя ничего подобного не говорил. Но корреспондент не подвёл наших ожиданий и в очередной раз извратил сказанное, представив сказанное в максимально задевающем чувства читателей виде.

— Так вы что, зовёте американцев ехать к вам в Беломорск?

— Я всегда звал к нам в Беломорск американцев. Инженеров, писателей, учёных, предпринимателей, репортёров. Джек Лондон, Марк Твен, Роберт Вуд, Элайя Мэйсон, Езекия Смит — вот самые известные имена тех, кто навещал нас. Одни остались надолго, другие погостили считанные недели, но всем им мы были рады. Были у нас и многие сотни менее известных американцев, многим из которых так понравилось, что они решили остаться…

— И вы зовёте новых? — перебили меня выкриком с места.

— Нет. Хоть, как я уже говорил, мы всегда рады американцам, вы ошибаетесь, причём ошибаетесь дважды! Во-первых, я не заманиваю. Я просто думаю, что многие, кто привык дышать воздухом Фронтира, захотят перебраться к нам. А во-вторых, в Беломорье уже тоже не фронтир. У нас там носятся курьерские поезда, регулярно ходят корабли, а электричества больше, чем где бы то ни было в мире. У нас там лучший в мире, по моему пристрастному мнению, университет и комплекс лабораторий.

Я передохнул, отпил содовой из стоящего передо мной стакана, и продолжил:

— Нет, леди и джентльмены! В Беломорск стоит ездить, чтобы увидеть образ Будущего, увидеть то, как будут жить остальные города лет через двадцать-тридцать. А некоторые — и через сорок-пятьдесят!

Зал зашумел, как рой рассерженных пчёл, но я продолжил:

— Русский Фронтир я вижу совсем в другом месте!

— И где же? — уточнила какая-то-то дама, по виду — типичный «синий чулок».

— Я планировал рассказать об этом чуть позже. Сначала была запланирована презентация новейших материалов и прочие любопытные новинки нашего Холдинга. Но, раз уж так сложилось… Давайте поменяем порядок. И я поведаю вам, где теперь мы видим Русский Фронтир.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Именно тогда термин 'Русский Фронтир» и был впервые вброшен широкой общественности. Я поведал им всё то, что вы можете найти в моей официальной биографии — расширение и модернизация порта Дудинка, строительство города Норильск и дороги между ними, освоение двух первых медно-никелевых норильских месторождений, добыча угля, обнаруженного ещё экспедицией Александра Миддендорфа, строительство крупных ТЭЦ в Дудинке и Норильске и горно-обогатительного комбината, резкое расширение пароходств на Енисее и Ангаре, расширение сети факторий в Сибири и создание сети оленеубойных пунктов на Севере…

Когда они сидели потрясённые масштабом (а я очень постарался именно оглушить масштабом) и думали, что это уже всё, я их добил сообщением, что «это только первый, малый этап». Включающий помимо перечисленного и строительство ГЭС в городе Иркутске, мощностью в шестьсот тысяч киловатт!

И что на втором этапе мы планируем резко расширить энерговооруженность тех мест, построив целую цепочку ГЭС на Ангаре и Енисее и промышленного кластера, который будет всё это потреблять. Уж поверьте, я вложил всё своё умение делать презентации в то, чтобы потрясти их. А как же иначе⁈ Я ведь знал, что обманываю их. Что лишь немногое из этого я стану делать до Мировой войны. И совершенно не предполагал, удастся ли хоть что-то из этого мне сделать потом. Именно мне. Страна-то это сделает обязательно. Когда-нибудь.

Я обманывал их по простой причине — мне были очень нужны их деньги!'

Нью-Йорк, квартира Воронцовых, 11 июня 1912 года, вторник, вечер

Прежде чем открыть, в дверь, как и положено, постучали, но потом распахнули, не дожидаясь ответа. Я уже открыл рот, чтобы отчитать прислугу, но, увидел, кто вкатил столик с небольшим электрическим самоваром и несколькими тарелками с выпечкой… И так ничего и не сказал. Этого обормота воспитывать бесполезно. Он сам всё прекрасно знает. А если что-то не соблюдает, то только потому, что твёрдо убеждён — именно сейчас так надо. И скорее всего, через несколько минут ты сам согласишься, что надо было именно так.

— Осип, что ты тут делаешь? — всё же попыталась сурово нахмурить брови моя Натали.

— Я — Остап! — так же хмуро и сурово ответил он.

Ну, если смотреть в документы, то всё же Осип. Осип Беньяминович Шор, тринадцати лет от роду. Переехал в Беломорск вместе со старшим братом Натаном два года назад. Только если вы решили, что это старший брат переехал и взял с собой младшего, то вы плохо знаете нашего Остапа!

Тогда, отучившись четыре года в гимназии Илиади[61], он пришёл к деду и потребовал — именно потребовал, а не попросил — дать им с братом рекомендательное письмо в Дружину «Прогрессоров», что в Беломорске.

«А не то сами сбежим!» — предупредил он.

В ответ в лучших традициях одесского воспитания дед для начала раза три крепко всыпал ему ремня. Когда не помогло, выпорол при нём старшего брата, причём так, что тот два дня отлёживался, да и потом неделю спал на животе.

На резонные вопли обоих, мол, а Натана-то за что, дед ответил просто, но повергая их в изумление своей логикой. Дескать Натан старше на два года, именно он за обоих братьев в ответе, раз отец умер, а мать снова замуж вышла. И закончил дед риторическим, в общем-то, вопросом:

— Вот я помру, кто тогда за вами присмотрит?

— Я и присмотрю! — угрюмо ответил младший. — Я же не просто так предложил, я узнавал. Там на месте экзаменуют. И кто экзамены пройдёт, тому место в общежитии дают, и кормёжку, и форму с обувью, и место в школе. И всё в кредит, отработать можно часть за время учёбы, а часть потом, как отучишься.

— Хе, продумал он всё! — ядовито заметил дед, но задумался.

Оболтусы росли, содержать их становилось всё труднее. Новая форма, обувь и учебники — всё это требовало немалых денег. Причем обувь и одежда на них так и горели. Да и еды уходило всё больше. Парни росли, аппетит тоже рос. К тому же, и обучение в гимназии тоже было платным!

Он уже и сам подумывал привлекать их к работе в своей лавке, чтобы хоть малую часть затрат компенсировать. А тут такое — полный пансион.

— А ежели не возьмут вас к себе, что делать будешь? Да и добраться туда в копеечку станет! И без сопровождающего нельзя! Что же, прикажешь мне лавку на цельный месяц бросать⁈ Это ж убытки-то какие!

— Ничего бросать не надо! — упрямо гнул свою линию младший внук. — Между Одессой и портом Оулу курсирует аж семь пароходиков. Туда вокруг Европы еду всякую везут, что там не растёт, да сахар, а обратно — дюраль, удобрения, дерматин, бумагу белёную, изделия всякие из искусственной резины… Короче, всё, что в воронцовском хозяйстве делают. Так вот, на эти пароходы можно пассажирами четвёртого класса устроиться. С харчами! И всего империал[62] на двоих обойдётся.

— Ничего себе, всего! — с праведным гневом возопил дед. — Да вы оба и треть этой суммы за всю жизнь не заработали!

— Ничего, заработаем! Я же говорю, «Прогрессоры» там без дела не сидят, им работу дают. Я узнавал, из заработка минимум треть оставляют. Так что, как бы мало мы ни зарабатывали, но вам эти двадцать рублей за полгода вернём!

— Почему уже двадцать? — не понял дед.

— Так от Оулу надо в поезде до Беломорска добраться. Четыре с половиной часа всего, но по рупь двадцать за сидячий билет. Ну, и на покушать первый день да на ночевку хоть немного. А то мало ли, вдруг не выйдет сразу устроиться. Да вы, дедушка, не ворчите, лучше подумайте, что по осени всё равно тратиться придется. На новую форму нам да на обувь. И за гимназию платить. Это побольше двадцать рублей обойдётся! А так — всё, уже на других людей эти траты лягут!

Дед ещё поворчал, поспорил, но Осип ему на всё доводы приводил. Не сами они поедут, через неделю как раз пойдёт пароход, на котором Ешта с соседнего дома кочегаром служит. Он и присмотрит, чтобы их с братом не обидели. А что до четырнадцати лет запрещено пассажирами в четвёртый класс брать, так на Молдаванке поп есть, дополнительные года продаёт[63]. Ну, то есть метрики правит. Натану всего год накинуть, за такое двадцать копеек берёт. А Осипу три года добавлять нужно, это дороже, уже за восемьдесят копеек. Итого — ещё рубль!

В общем, уболтал этот паршивец деда. Говорю же — на редкость продуманный пацан!

— Хорошо! — согласилась моя Натали. — Пусть будет Остап. Но это не отменяет моего вопроса. ЧТО? ТЫ? ТУТ? ДЕЛАЕШЬ⁈

— Да ничего особенного, пара пустяков! Хотел передать моё почтение, какую красивую аферу вы, Наталья Дмитриевна, вместе с супругом сегодня провернули!

Глава 17

.Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Если кто-то думает, что мы с Натали были потрясены проницательностью этого отрока, 'он просто не в курсе за Остапа», как говорят в Одессе. Даже в середине сороковых, когда я пишу эти мемуары, о нём мало что известно широкой публике, поэтому я запишу для потомков.

Добрался Шор в Беломорск в начале августа и, едва его зачислили в гимназию и дали место в общежитии, помчался устраиваться на работу. Оцените нахальство — он припёрся в юридический отдел головного офиса банка «Норд». Крупнейшего на тот момент банка в Российской Империи и одного из крупнейших в Европе! Одиннадцатилетний пацан! С улицы!!!

Разумеется, его не взяли. И даже не рассматривали. Но послали не далеко и надолго, как можно было бы ожидать, а в одну из конторок, которые осуществляли для банка всякую рутинную работу.

Там его проверили, оценили увлеченность правоведением, а также не по возрасту глубокие знания в этой и отрасли и взяли. Нет, ничего серьёзного не доверили. Просто поручили осуществлять первичную проверку представленных документов с предложением к Банку о вложениях в их дело.

Он проверял документы не на юридическую грамотность. Кто б такое доверил десятилетке? Он смотрел на полноту, то есть, что все нужные бумажки есть, не просрочены, оформлены в соответствии со стандартами и подписаны в нужных местах.

Так вот, месяца через три он представил заключение, что некто Константин Коровко, председатель Брянцевско-Преображенского товарищества на вере, хоть и заполнил все бумаги правильно, — мошенник. И что интересно, внятно и полно это аргументировал. Остап обратил внимание на то, что месторождения соли, под развитие добычи на которых Коровко просил деньги, находились на Донбассе, недалеко от Бахмута. И он вспомнил, что буквально за полтора месяца до того, известный металлург Чернов на встрече с «Прогрессорами» рассказывал, как четверть века назад искал соль в тех же местах[64]. Остап на этом не успокоился, пробился к Дмитрию Константиновичу и узнал, что указанный район тот обследовал и достаточно полно, но соли на названных глубинах не нашёл.

С этими данными Осип пошел к руководству конторы и организовал от их имени запрос в Бахмут, откуда и пришел ответ, что в указанном районе соли не обнаружено, и добыча её там не ведётся.

Шора-младшего показали Артузову. И Кирилл Бенедиктович, пообщавшись с ним, забрал паренька к себе, сказав, что у него есть все задатки стать классным мошенником или следователем. И что лучше бы второе.

Остап, однако, на том не успокоился. Он принёс начальству выписки из судебной практики и показал, что хорошие адвокаты легко смогут убедить суд присяжных в том, что Коровко — не мошенник, он всего лишь «добросовестно заблуждался». И предложил Артузову организовать ловушку. Оформить кредит так, чтобы сомнений в мошенничестве не было, но денег не дать. Арестовать в момент попытки обналичивания.

Такое оценил даже Аркадий Францевич Кошко, учитель Артузова и звезда русского сыска. Потому Артузов и послал Осипа с нами. "Вы не смотрите, что он пацан и по-английски говорит с акцентом! Зато он не привлекает внимания и многое подмечает! Чутье на мошенников у него просто потрясающее!

В итоге Коровко арестовали и, несмотря на все усилия адвокатов, осудили на четыре года. Холдинг постарался раздуть шумиху вокруг этого дела, чтобы предупредить мошенников: не стоит и пытаться красть деньги у нас…'

Санкт-Петербург, Охтинская Стрелка, 14 сентября 2013 года, суббота

Алексей заинтересовался и полез искать материалы на Шора в Бикицер-Энциклопедии. Или называли её американцы, обожающие сокращать слова — в Бикипедии. Справка нашлась ожидаемо быстро. Так, что тут у нас? Алексей начал выбирать самое интересное.

«…Осип Беньяминович Шор родился в Никополе… 1899 года… старший брат Натан, он же — поэт Анатолий Васильевич Фиолетов… сестра Эльза (в будущем — художник-постановщик Эльза Давыдовна Рапопорт… братья воспитывались дедушкой, живущим в Одессе… окончил юридический факультет Беломорского Университета… Достойный продолжатель дела своих учителей — Аркадия Францевича Кошко и Кирилла Бенедиктовича Артухова… В 1927 году, вскоре после формирования „правительства Джугашвили“, перешёл на службу в органах Имперской Безопасности… Имеет многочисленные правительственные награды, в отставку вышел в 1961-м году в чине полковника. По косвенным данным, был близок с четой Воронцовых, но сведений из достоверных источников об этом не имеется…»[65]

Да-а-а уж! Интересных персонажей воспитывал предок!

Нью-Йорк, квартира Воронцовых, 11 июня 1912 года, вторник, вечер

— Так, Остап, а теперь садись за стол и объясняй всё серьёзно!

Удовлетворённый обращением, он, не чинясь, уселся за стол, дождался, когда Натали нальёт ему чая, поблагодарил кивком и начал объяснять:

— Первый прокол у вас вышел со стендами. На конференции вы сказали, что не планировали начинать доклад с норильского проекта, так? Но при этом стенды с материалами о нём уже стояли в проходе, причём они мешали бы пронести другие материалы. Получается, вы заранее знали и рассчитывали начать именно с этих материалов. Это раз!

Он отхлебнул чая и продолжил:

— И второе. Я слышал немало ваших выступлений, Юрий Анатольевич. И всегда вы взывали к разуму слушателей, уже через него порождая чувства. Вы добивались понимания. Причём в идеале — на уровне, когда слушатель сможет не только понять, но и повторить основные ваши тезисы. А что мы увидели сегодня? Вы обращались к чувствам! Вызывали у слушателей потрясение и зависть.

— Так ведут себя мошенники, так действовал тот же Коровко. Значит, вам нужны их деньги! — объяснил этот пройдоха. — Или я неправ?

— Прав ты, прав! Возьми себе пирожок! — улыбнулась Натали и потрепала его по голове. — И что нам надо делать дальше, как видишь?

— Я-таки не знаю, как положено у деловых людей.И тем более — у миллиардщиков. Но классный аферист сейчас начал бы ходить по местным богатеям и предлагать им, что он в них вложится! Правда, невзначай при этом упоминая, что прямо сейчас у него денег мало, но вот через го-о-од…

При этом Осип выделил голосом слова «он» и «год».

— А на расспросы про проект «Русский Фронтир» аферист отвечал бы как бы нехотя, и в основном в залоге «А вот мы в результате сможем вам поставить…» и «Денег будет просто немеряно, давайте подумаем, куда у вас я смогу их вложить!»

Мы с Натали переглянулись. Пока что, если отбросить жаргон, он угадывал с потрясающей точностью.

— Через какое-то время он организовал бы статью в газетах на тему: «А почему этот чужак планирует вкладываться в наши Общества и войти на наш рынок, если к себе пойти не предлагает? Справедливо заставить его работать по принципу „баш на баш“!» Разумеется, не от своего имени, и вообще, человек, это написавший не должен быть с ним ничем связан.

Я только крякнул, а на жену посмотреть побоялся.

— Ну и напоследок, когда самый жадный из них попытается что-то у вас отобрать… А это обязательно произойдёт, жадность она ум отбирает и притупляет осторожность… Вот тогда я бы на вашем месте организовал ему большую и публичную порку! — как-то незаметно перешёл он с абстрактных аферистов на вполне конкретных нас. И снова угадал, что характерно!

Мы помолчали, пока он допивал чай, жуя какой-то пирожок с подноса. И правильно, Натали же сказала ему, возьми, мол, пирожок. Он и взял!

— Умница, Остап! И что ты посоветовал бы нам сделать сейчас? Чтобы нас не просчитали другие умники? — спросила моя драгоценная Натали.

Шор задумался. Крепко задумался.

— Я бы устроил крутой скандал. Фигурально говоря, плюнул бы в бороду местному президенту.

— Это ещё зачем?

— Как говорит Рабинович Полтора жида, «Деньги любят тишину!»

Он сделал паузу на пару секунд и солидно заключил:

— Нет, мошенник на такое никогда бы не пошёл. Местные не поверят!

— Но мы же тогда и денег не увидим? — уточнила Натали.

— Нет, любимая! — ответил я вместо Остапа. — Увидим! Ты не учитываешь, что этой страной правят деньги. Мы местным «денежным мешкам» показали уже немало, а увидят они вообще миллиарды долларов. За такие суммы они и президента своего просто «порвут», но не дадут нас тронуть. Тем более, что нет никаких гарантий, что он переизберется. Зато… Зато теперь мне абсолютно ясно, кого мы поддержим в предвыборной гонке.

При этих моих словах Натали улыбнулась. Похоже, именно Вильсона она и выбрала для себя. По каким-то другим основаниям.

Нью-Йорк, филиал Холдинга «НОРД» Воронцовых, 12 июня 1912 года, среда, позднее утро

Предсказания Осипа-Остапа, как нами и ожидалось, начали реализовываться буквально на следующий день. Прискакал Фред Морган и начал предъявлять претензии, почему это мы его не позвали в сибирский проект, как он выразился, «ещё на стадии проработки, ведь вы знаете, по части менеджмента со мной мало кто сравнится!»

Но мы знали, как его переключить!

— Фред, не позвали потому, что мы знаем, как заработать здесь, в Америке. И куда больше! Сюда мы вас и зовём. Как вы и хотели, именно на стадии проработки проекта. Смотрите, это карта Южной Мексики. Как вы, наверное, знаете, большая её часть не испытывает недостатка воды, и там собирают богатые урожаи. Но вот в этих местах вклиниваются «языки» довольно засушливых участков больше характерных для севера этой страны.

Морган слушал очень внимательно, хоть явно не понимал, к чему с ним заговорили про южного соседа Соединенных Штатов, зная, что его бизнес почти целиком сосредоточен в северном.

— Наш банк уже много лет поставляет удобрения в России и по миру.

Фред кивнул, явно начиная раздражаться, но всё ещё не считая возможным дать раздражению вырваться наружу. Разумеется, он знал, чем мы занимаемся. Все эти годы он продолжал внимательно следить за нашими действиями и, по возможности, перенимать их.

— Причем наибольшее внимание мы с самого начала уделяли тем, у кого наибольшая отдача денег с гектара. Так вот, подсолнечник в этом вопросе лидировал. Разработанная нами технология горячей выжимки позволяла получить до полутора тонн масла с гектара. Или четыре тысячи американских фунтов с трёх акров. По оптовым ценам нашей страны это около двухсот рублей с гектара.

— Около сорока долларов в год с акра! — уточнила моя Наталья Дмитриевна.

Морган только присвистнул. Годовая выручка превышала стоимость большинства участков земли сельскохозяйственного назначения в Соединённых Штатах. В России превышение было минимум двойное.

— И почему тогда все не занимаются этой культурой? — уточнил он. — Почему не снижаются цены на масло и не растут цены на землю?

Моя жена улыбнулась и решила немного польстить тому, у кого когда-то старательно училась.

— Вы видите самую суть, мистер Морган. Разумеется, всё не так просто. Эта культура истощает почву, буквально вымывая из неё все основные полезные вещества — калий, азот и фосфор. Подсолнечник требует много солнца, тепла и воды. Он провоцирует рост сорняков, и потому после него полю лучше дать год-другой отдохнуть. Да и вообще, сажать его лучше не чаще, чем раз в восемь, а то и десять лет.

— Понятно! — кивнул наш гость. И ему действительно было понятно. Столь редкая возможность использования земли резко снижала привлекательность проекта. Да и дополнительные затраты…

Но мы продолжали обрабатывать его на пару.

— Не так всё страшно! Помимо масла, тут получается и жмых, пригодный для откармливания скота. Российские полеводы и консультанты нашего банка разработали рекомендации по комплексному ведению хозяйства. В результате земли не простаивают по многу лет, они дают зерно, травы, корма, сахар… Такие хозяйства кормят своих работников и их тягловый скот, а главное — производят кучу разного товара. Помимо растительного масла, они выдают сахар, молочную продукции, мясо и питьевой спирт. Мы накопили большой опыт и теперь решили зарабатывать сами.

— Выбранные районы просто идеальны для этого! Засушливые, и земля там почти впятеро дешевле, чем в соседних. Но мы умеем проводить ирригацию.

— Рядом полно дешевой рабочей силы. И у нас есть нужные удобрения…

— Погодите! — вырвался из нашего охмурения Морган. — Но там же революция! Какой бизнес?

— Мы знаем! Но ведь Диаса уже свергли!

И наш любимый Джек Лондон даже успел написать по этому поводу свой пронзительный рассказ «Мексиканец», Рассказ этот я любил еще в детстве, но, честно говоря, не задумывался тогда, против кого нужны были винтовки Ривере.

— У власти там либеральное правительство, которому очень нужны деньги! Ну, и главное! — тут моя Натали солнечно и широко улыбнулась. — Если бы там не было проблем, зачем бы нам были нужны вы, Фред?

Нью-Йорк, квартира Воронцовых, 12 июня 1912 года, среда, время ланча

Для закрепления и развития успеха мы пригласили Моргана отобедать вместе у нас на дому, благо для этого всего-то и нужно было — пройти три десятка шагов да подняться на несколько этажей на лифте.

— И ещё одна вишенка на торте, Фред! — сказал ему я. — Мы не будем торговать маслом. Мои лаборатории разработали целый пул технологий, позволяющих рафинировать это масло и совершенно лишать его запаха.

Он заинтересованно слушал.

— Потом гидрирование, ещё несколько добавок и — опа! — мы получаем четыре разных сорта маргарина!

— Хе! Маргарин! — пробурчал он, намазывая на гренку шоколадное масло. — Не знаю, как у вас в России, но у нас в стране «маргаринщики» проигрывают войну производителям сливочного масла!

Это да, война была свирепая. Газетные компании, заключения авторитетных врачей о вреде масла или, наоборот, маргарина, интервью звёзд и даже… И даже песенки с эстрады и по радио. Война эта длилась уже лет пять-шесть. И производители маргарина начали её проигрывать.

— Сами знаете, наша страна богатеет, даже рабочие получают всё больше. И кому нужен дешёвый, но противный маргарин, если есть возможность купить натуральное и вкусное масло? — с пафосом вопросил Морган, с аппетитом откусывая кусок от бутерброда.

— Ну, вы же сейчас едите! — с милой улыбкой «подсекла» Наталья Дмитриевна, дождавшись, пока он прожуёт и проглотит. — И, насколько я вижу, с большим аппетитом!

— Фред, я понимаю, что вы сейчас думаете о перспективах биржевой игры, когда мы выбросим наш маргарин на местный рынок. И ничуть не возражаю. Нам всем лучше начинать этот проект не на свои деньги. А игра на курсах акций производителей масла и маргарина позволит нам получить… Сколько, как вы думаете?

— От трети до половины требуемых начальных вложений! — тут же ответил он.

И безо всякой связи с предыдущей темой спросил:

— Кстати, а что вы думаете насчет семейного обеда? Я у вас уже был, приходите теперь вы к нам! Мэри будет рада познакомиться с вашей женой, Юрий.

Я хмыкнул. Как всё-таки забавно порой поворачивается жизнь! Интересно, а Натали не будет ревновать меня к Мэри? Я ведь о своих чувствах к Мэри, тогда ещё Мэйсон, сподвижникам и ученикам рассказывал не раз, должно было и до неё дойти. А женщины, говорят, жуткие собственницы. Я окинул любимую испытующим взглядом, но она, судя по тому, как продолжила разговор, похоже, поняла меня не совсем верно.

— Кстати, о домашних визитах, Фред. Есть у нас к вам одно предложение. С нами приехал ваш тесть. И он мечтает повидать свою дочь и внуков.

Морган закаменел, но моя жена была из рода Ухтомских, и чувство долга для неё было важнее многого другого.

— Вы можете считать, что я лезу не в своё дело, но это не так! В конце концов, именно он спас и нас, и вас от ловушки, расставленной Якобом Шиффом. Спас от полного разорения. Фред! Причем для этого он не пожалел своего бизнеса. Шифф не простил ему «измены», и состояние Элайи быстро уменьшилось вдвое.

— Но сейчас-то его капитал отрос выше прежних размеров! — зачем-то возразил Морган.

— Вы правы! — подтвердил я. — Но это была уже наша работа. И наша признательность. Не считаете, что пора немного и вам поступиться? Тем более, что на место главы семьи Элайя давно не претендует. Его болезнь привязала его к Беломорску, сюда он не сможет надолго приехать. И если он обнимет дочь и поиграет с внуками те несколько недель, которые здесь проведёт, мы будем считать, что вернули ему долг.

Глава 18

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Обед у Морганов произошёл ожидаемо. Фред так и не смог примириться с тестем, но хотя бы не мешал его общению с женой и детьми. Внуки и внучка Мэйсона знакомились с дедушкой и радовались подаркам. В конце концов, наш Беломорск был в то время мировой 'столицей» разработок и производства детских игрушек, комиксов и мультфильмов, так что ему было, чем завоевать их сердца!

Мэри иногда поглядывала на мою Натали в стиле «так вот с кем он без меня утешился!», а Наталья в ответ обсуждала с её мужем вопросы работы бизнес-школы Гарварда, где Фред стал «парадной витриной», ведущим преподавателем и одним из основателей. Затронула она и вопросы стажировки у Моргана и в этой школе какого-то Малиновского[66]. Я знал, что он входит в состав нашей делегации, а ранее работал в нашей лаборатории по переливанию крови, но не мог понять, зачем врача собираются стажировать на менеджера. Просто не успел вникнуть.

В какой-то момент мы с Фредом отправились в курительную комнату. Насколько я помнил, это — часть их семейных обычаев. После обеда мужчины удаляются в курительную, чтобы обсудить дела и важные новости. Мы там обговорили то, что не вошло в первую часть беседы. Я брался продать ему лицензию на производство бутанола из гидролизного спирта. Нет, он получал его и раньше, но побочно, при производстве резины. Также мы продали ему лицензии на полугусеничный транспортёр. Технология была экспериментальная, сами собирались обкатать на Балканах. Но проходимость у этой машины была повыше, чем у колесных. Шасси позволяло установить даже небольшую пушку с развитым щитом, не только пулемёт.

Вот пусть в Мексике и обкатают. Потом сравним!

Параллельно были и другие встречи, цель которых точно описал этот обормот Осип. С Эдисоном мы обменялись лицензиями и технологиями. Он нам — на прокат вольфрамовой нити, а мы ему — на галогеновые лампы. Когда он вник, что такие лампочки будут при равной яркости служить в 10–12 раз дольше, тут же добился от нас моратория на их внедрение до 1925 года. Оно и понятно! Пока лампочки перегорали, его бизнес процветал. А вот лампы повышенной яркости, сгорающие даже быстрее обычных, но стоящие вчетверо дороже, он всемерно одобрил. Так что обменялись, считай, натурой, без денег. Ну и договорились о том, что мы расширим ему поставки вольфрама с Тырнаузского месторождения.

С Вестингаузом обменялись патентами и контрактами. Он выдал нам новые методы ковки валов и обработки лопаток турбин, мы ему — расчет карт горения в пылеугольных котлах и несколько патентов на повышение КПД паровых турбин. Ну и договорились увеличить поставки наших специальных сталей для турбин. Тут Беломорье по-прежнему лидировало в мире.

Продавцам и производителям женской одежды мы презентовали нейлоновые чулки. Ожидаемого мной ажиотажа они не вызвали, хотя интерес был. Как мне потом объяснили, рынок ещё не «переварил» предыдущий «вброс» с чулками из ацетилацетата. Было жаль, я рассчитывал серьёзно на этой теме заработать.

Но главного не происходило. Структуры Рокфеллера не только всячески уклонялись от встреч, но и не спешили в расставленную им ловушку.

В конце концов я смирился и со вздохом дал «отмашку» на начало «Большого скандала», предложенного Осипом. Мы с Натали и другими членами делегации договорились в ближайшее воскресенье посетить предвыборный митинг Вудро Вильсона в Нью-Джерси…'

г. Трентон, штат Нью Джерси, городской парк Кадваладер Парк, железнодорожный вокзал железной дороги Бельвидере — Делавэр, 30 июня 1912 года, воскресенье

По меркам будущего, в котором я рос, город с неполной сотней тысяч населения не может считаться впечатляющим. Но здесь и сейчас всё было иначе. Город Трентон, столица штата Нью-Джерси был промышленно развитым и бурно развивающимся. Всего треть века назад тут и тридцати тысяч человек не жило. А сейчас это был центр развитой металлургии, гордящийся своим производством тонкого фарфора, производитель стальных канатов, которые покупали все строители мостов… Местные жители гордились тем, что именно здесь женщины ещё в XVIII веке имели равные избирательные права с мужчинами, и в местном избирательном законе даже было написано «он или она»! И не очень подчёркивали, что в 1807 году этого права здешних леди лишили. Больше отмечали, что и потом местные дамы не раз отмечались в борьбе за свои права.

Не удивительно, что именно здесь располагался один из суфражистких центров этой страны. Правда, одновременно выяснилось, что мы слегка облажались. Идея всеобщего избирательного права для женщин была одним из пунктов избирательной программы конкурента Вильсона, бывшего президента Теодора Рузвельта. Наш же кандидат — да, отныне именно наш, мы публично заявили, что поддерживаем именно его и призвали всех, кто симпатизирует нам, голосовать за кандидата от демократической партии…

Так вот, как оказалось, наш кандидат строил свою предвыборную программу «Новая свобода» во многом как антитезу программе Рузвельта, строившейся на идеях «Нового национализма».

О Боже, вы бы знали, сколько нам с Натали и моим штабом пришлось узнать за прошедшую неделю! И сколько раз я снова и снова начинал клясть себя за то, что поддержал имя, причём только на основании знания будущего, не изучив его программы. Тут соседний с нами оркестр стих и издалека донесся рёв динамиков:

— Мы не только реформируем тарифную политику, граждане, мы будем бороться против всех проявлений недобросовестной конкуренции!

Оркестр снова заиграл, и мы перестали слышать болтуна. Городской парк здесь большой, около четырёх гектар, и по его аллеям сейчас играет несколько оркестров, так что большая часть не слышит митинга, протекающего на привокзальной площади.

Но это компенсируется развлечениями и мини-митингами в других местах. Вот тут, к примеру, суфражистки в очередной раз ведут разъяснительную работу. Они не увлекаются, помнят, что на этом мероприятии они гости, и потому за избирательное право для женщин не агитируют. Это было бы поддержкой Рузвельта. Но вот рассказать историю своей борьбы за эти права — запросто. Чем они прямо сейчас и занимаются, кстати.

Чуть дальше пятачок, на котором народ танцует. Я, было, удивился. Мне казалось, что предвыборный митинг — это сплошь агитация и накачка. Но тут действуют тоньше. Стараются заманить побольше народа и развлечь его, создать позитивные эмоции. Потому тут разливают прохладительные напитки, торгуют «придуманным» мною «эскимо» и другими видами мороженого, показывают фокусы… И музыка, музыка… И куча выступающих. «Все, кто не против нас, те с нами!» Мудрая, если вдуматься, тактика.

Вот мы и фланировали по парку. Я, Натали и трое девушек, которых мы сделали эдакими «ученицами миссис Воронцовой». Молодые, яркие, преуспевшие. Больше всех блистала Оксана Рябоконь. Мы колебались, стоило ли тащить её сюда, но… Потом решили, что плюсов больше. Главный — она получит стажировку в английском. Англичане нам хоть и союзники, но именно у них придётся «ломать» самые дурно пахнущие секреты. Второй — очень эффектный пример. Девчушка из бедной провинциальной деревни, сирота, а доросла до руководителя отдела в вычислительном центре. И в каком — в самом передовом в мире!

На втором месте была Дашуня, её вечный оппонент, вышедший из числа тех самых «воробушков». Даша выросла в яркую и независимую девушку, борца за права трудящихся! И сейчас это тоже было очень даже в тему, потому что ещё два пункта программы Вильсона говорили про реформу труда и сельскохозяйственную реформу. В первый пункт входили установление сорокачасовой рабочей недели и ограничения детского труда, а во второй, среди прочего, — защита интересов фермеров.

В обоих случаях нашей красавице было что рассказать. Она была членом Трудового Комитета, рассматривавшего споры рабочих с владельцами. И следила, чтобы рабочие круглосуточных производств не работали больше восьми часов в день. А в неделю в среднем получалось как раз по сорок часов. И такой порядок на наших заводах был давно. Как и спецпитание на вредных производствах, регулярные врачебные осмотры и тому подобное. Ну, не нужны мне были злые и больные рабочие. И грабить мне их ни к чему, я потерял бы на этом больше! Такова специфика именно моих производств. Но Даша Комарова сейчас ставила всё это в заслугу своему комитету.

Да и по второму вопросу ей было что сказать. Как-никак руководительница отдела кредитования кооперативов и фермерских объединений. И её активно слушали. Правда, сама мадмуазель Комарова английским пока владела недостаточно, и потому её речь переводила сопровождавшая её секретарша. Да, именно секретарша! Такая была возле моей Натали, и такая же сопровождала каждую из троицы «учениц Воронцовой». Еще две эскортировали особо ценных мужчин. И мало кто мог предположить, глядя на этих юных пигалиц, что они проходили уроки стрельбы у Генри Хамбла и Семецкого, занимались борьбой по руководством шифу Фань Вэя и его внука Джиана. А искусству незаметно наблюдать за окружающими и делать выводы о приближающейся опасности их учили сам Кошко и его ученик Артузов.

Да, мне тут было чего опасаться! Потому лично нас с Натали дополнительно опекали Генри Хамбл и Юрий Семецкий. Да в толпе было еще с полтора десятка людей Ника Картера, высматривавших потенциальные угрозы.

— Милый, но согласись, последний пункт программы «Новая свобода» прекрасен и искупает в наших глазах все прочие неприятности!

Но я не отвечал, потому что мы как раз набрели на третью и последнюю «ученицу» моей жены. Всякий раз, когда я видел её, я немного тормозил. Я помнил её из своего варианта будущего. В десятый класс я пошёл ещё при Советском Союзе. На лето нам задали прочесть кучу книг. И среди прочего было «Четыре урока у Ленина» Мариэтты Шагинян. Не всё произведение целиком, а только «Урок четвёртый». Помню, меня тогда больше всего потрясло, что человек может посвятить свою жизнь тому, чтобы ездить по всему миру и искать малейшие следы Ленина. Причём не борьбы его, не философского наследия, а маленькой записки в провинциальном французском ресторане! И ради этого она изучила кучу языков, не жалела сил, времени и здоровья! А потом писала об этом книжки.

Впрочем, тут у нас Мариэтта стала другой. Хоть это точно была та самая, в той книжке было её фото в молодости, и оно почему-то врезалось мне в память. Незадолго до нашего отъезда в Соединённые Штаты она окончила историко-философский факультет Высших Женских курсов в Беломорске. Ещё стоило отметить, что она писала фантастику и стихи, причем не только на русском, но и на английском, французском и армянском, переписывалась с Джеком Лондоном и подумывала о вступлении в Прогрессистскую партию[67].

— Ой!

Моя дорогая, не дождавшись ответа, чувствительно двинула меня локтем.

— Ты слышал, что я сказала?

— Милая, опять ты о своем⁈

— Ну да, банковская реформа, создание Федеральной Резервной Системы! Это же чудо! Полтора жида точно пришел бы в восторг. Бесконтрольно печатать бумажные доллары и торговать на них со всей Центральной и Южной Америкой, как за золото! Раньше такое себе позволяли только англичане!

Достали, честное слово! Я ещё в конце девяностых успел наслушаться про «торговлю резаной бумагой по цене золота»! И не то, чтобы они были совсем не правы. Доход от печатания бумажных и электронных денег признают все страны. Он так и называется — «эмиссионный доход»! В Российской Федерации, к примеру, он официально входил в доходную часть бюджета. И ничего плохого в этом никто не видел! Да и вообще, посчитали бы для начала, сколько те же Штаты имеют от «печатания фантиков», а сколько — от производства и внешней торговли! Или, если так хочется о негативе, сколько они имели с фактически колониальной эксплуатации Латинской Америки. Да эмиссионный доход рядом с этим смотрится совсем не впечатляюще[68]! Однако, пора отвечать!

— Что тебе сказать, родная… Во-первых, я не уверен, что он выполнит то, что обещает. В этой стране это обычное дело! Политик может обещать попусту, чтобы привлечь избирателя. А может и желать, но ему просто не дадут. Повторяю, президент США очень зависим от здешних «денежных мешков»!

Тут мы прервались, чтобы раскланяться с Малиновским, шедшим по аллее нам навстречу. Я уже не раз мысленно покаялся за то, что назвал его «каким-то»! Ценнейший оказался кадр! Именно он задвигал идеи на тему научной организации труда. Вот мы и решили его подучить и организовать ему небольшую стажировку на заводе Форда. Чтобы потом думал, как внедрить конвейерное производство у нас. Нужнейшее дело во время Мировой войны будет!

Он и сейчас шёл, беседуя с каким-то инженером с завода Форда. Уж не знаю, как ребята из нашего аппарата добились, чтобы тот выехал сюда с нами. Впрочем, я поднялся на тот уровень, когда в такие мелочи вникать не только не обязательно, но даже и вредно! Договорились — и слава Богу! А сбоку этого «ценного мужчину» сопровождала одна из наших «секретарш».

— Во-вторых, он может и не избраться. Сама знаешь, у Тафта и Рузвельта по опросам сторонников больше. И не будет нам никакой ФРС! И никаких «денег из воздуха»!

А вот тут я уже не так уверен. Пока что, пусть и тихо, и не для всех, про создание ФРС из кандидатов задвигает только наш приятель Вудро. А я точно помню, что ФРС создана в 1913-м году. Значит, или его всё же выберут, или кто-то из соперников сопрёт идею. Ну, или банкиры, которым она очень нравится, заставят президента выполнить пункт чужой программы. Всё может быть!

— И в третьих, ты сама говоришь, что раньше себе позволяли только англичане! Разрешат ли они это американцам? Не уверен!

Супруга нахмурилась и я поспешил продолжить:

— Но в главном, дорогая, ты права! Создание ФРС резко увеличит количество свободных денег в Соединённых Штатах. А значит, возрастают и наши шансы эти деньги привлечь!

— То-то! — с притворной суровостью сказала моя Натали и украдкой нежно погладила по плечу. На большее мы прилюдно не осмелились бы.

Тут вдалеке мелькнул и Роберт Бунзен, однофамилец и тёзка великого химика[69], второй наш «особо ценный мужчина». На этот раз именно в кавычках. Господина Бунзена мы отобрали из довольно большого количества кандидатов именно потому, что он любил «важно надувать щёки», особенно перед молоденькими и симпатичными барышнями. С учётом этого мы выделили ему в сопровождение Марьям, семнадцатилетнюю девушку, наполовину русскую, а на вторую половину — татарку. Как это нередко случается с дочерями разных народов, особенно в юности, она без разбора поражала мужские сердца какой-то диковатой красотой. Наш расчёт оказался верен, и господин Бунзен, которого сие прекрасное дитя сопровождало почти неотлучно, вовсю распускал перед ней павлиний хвост.

И объяснял, что всё дело в октановом числе. Чем оно выше, тем большую мощность можно снять с мотора. При одинаковом весе и объеме мощность может отличаться в разы. Да и КПД тем выше, чем большего сжатия удаётся добиться без детонации топлива.

Таки он был прав, дамы и господа! Обычный прямогонный бензин, получаемый разгонкой сырой нефти, имеет октановое число всего сорок-сорок пять, и потому двигатели на нем довольно маломощны.

Бензин, получаемый термическим крекингом, который Шухов разработал почти четверть века назад (да-с, господа, в «дикой» России этот метод освоили ещё тогда, а остальные «не тянут» его и до сих пор![70]) даёт октановое число около семидесяти двух, и такой бензин уже вполне годится для мощных грузовиков и «бусиков».

Но авиационные моторы и гоночные автомобили требуют большего. И это большее в России даёт разработанный якобы мною, Юрием Воронцовым, каталитический крекинг. Хотя, почему «якобы»? Там я помнил очень немногое, так что поработать пришлось всерьёз. Но нам удаётся восемьдесят пятый бензин, вполне годящийся для многого.

Но и тут всё не слава Богу! Этот процесс даёт прекрасные результаты на российской нефти, где доля циклических соединений в нефти очень высока. А на американской, странным попущением Господа состоящей почти только из линейных молекул, результат весьма скромный.

Помню, было очень трудно объяснить разъярённому Рокфеллеру, почему для Ротшильдов в Европе всё прекрасно работает, вот ему — шиш с маслом!

К счастью, я помнил состав катализатора для изомеризации легкого бензина. Молекулы не длиннее пяти-шести атомов углерода в цепочке из линейных становились «разветвленными» и «раскидистыми», повышая этот бензин аж до девяносто третьего. Который вполне годился уже и легковых гоночных автомобилей, и для авиационных движков.

Но эти секреты я ни Рокфеллеру, ни Ротшильду, ни Нобилям не отдавал. Строилось моё предприятие, где работали наши сотрудники и наши безопасники. Пара попыток захвата оборудования привела к пожарам, еще с десяток отбили, и все прекратилось.

Потомки могут спросить меня: «Что ж ты бензин не этилировал? Не сумел тетраэтилсвинец сварить⁈ Или такой уж сторонник экологии⁈» Нет, сварил я его быстро, как и сколько добавлять в бензин тоже быстро разобрался. Но быстро начиналось освинцовывание движков. Эту проблему и в нашей реальности решали долго, и мне приходится возиться. Направление понятно, но… Пока что Рокфеллер и Ротшильды с Нобилями гоняются за моими секретами. Причём Рокфеллер из них — самый беспардонный.

Вот и пришлось нам «подставить» господина Бунзена. Вернее, сделать так, что Роберт сам подставился. Своею волею и охотою, хоть и не понимая степени риска.

На самом деле, к секретам нефтехимии, за которыми так страстно гонялись подчинённые Рокфеллера, он прикоснулся самым краешком. Но на вопросы типа «знаете ли вы?» — всегда многозначительно отвечал: «Зна-а-а-ю!» и тому подобное. Создавая у окружающих впечатление человека, допущенного к самым сокровенным секретам Воронцова. Именно он, благодаря действию чар Марьям и работал «ловушкой для бандитов Рокфеллера». Причём, стараясь убедить её, двадцатисемилетний Роберт, словно великий артист, убеждал прежде всего себя! И потому ему верили даже те, кто точно знал положение вещей!

Однако… Ловушка почему-то не сработала. То ли чутьё у людей Рокфеллера звериное, то ли собрали подробную информацию про нашего нефтехимика в Баку и Беломорске. И вычислили, что ничего стоящего он знать не может. Да, наверное, хватит тратить ресурсы, пора отправлять его домой, в Россию.

И тут сбоку выскочил очередной репортёр.

— Мистер Воронцов, почему вы поддерживаете Вильсона, а не Рузвельта? Он же прогрессист, как и вы.

— Это не я выбрал, кого поддерживать, а жена! Ещё год назад, во время гонки за пост губернатора! — отшутился я. — А я как джентльмен, стараюсь её не огорчать.

Репортёр послушно хохотнул, но продолжал настаивать на серьёзном ответе.

— А если серьёзно, то и у нас в России это не я поддерживаю Прогрессистскую партию, а она всячески пытается прилепиться ко мне. Поэтому я смотрю не на название партии, а на то, что она реально может дать стране. Мне кажется, что программа «Новая свобода» наиболее реалистична и перспективна в данный момент.

— И вас не останавливает даже то, что он — южанин⁈

Вот тут он меня зацепил, и я начал отвечать достаточно резко:

— Я считаю, что Гражданская страна — величайшее бедствие в истории Соединённых штатов. Выбрав мистера Вильсона, граждане покажут, что преодолели последствия этой трагедии. Надеюсь, они так и сделают.

— Юра, смотри! — вдруг раздался крик Семецкого.

Я глянул в ту сторону, куда он показывал, и обомлел. Четверка громил захватила нашу «приманку» прямо посреди толпы. Двое схватили его под руки и волокут куда-то вперёд, двое с дробовиками прикрывают, контролируя толпу. Сам Роберт семенит, куда тащат, явно ничего перед собой не видя. Похоже, в самом начале ему просто и без затей крепко заехали кулаком под дых.

Чёрт, что же делать⁈ Как назло, я сегодня взял только свой старый верный «сэйфети аутомэтик». На такой дистанции это — ни о чём. Генри и Семецкий при наганах, но… Тоже не решаются стрелять. Далековато до них, да и люди мечутся на линии огня.

И тут в дело вступила «секретарша».

Глава 19

г. Трентон, штат Нью Джерси, городской парк Кадваладер Парк, железнодорожный вокзал железной дороги Бельвидере — Делавэр, 30 июня 1912 года, воскресенье

Марьям было обидно. Семнадцатый день рождения — прекрасная дата, которую девушке хочется встречать в кругу друзей и поклонников. А она вынуждена не только таскаться за этим надутым индюком, но и не забывать лукаво поглядывать на него время от времени, задавать вопросы и внимательно выслушивать длинные и неизменно хвастливые ответы.

Наверное, именно из-за этой обиды она и пропустила удар. Ну, как удар? Её, не мудрствуя, пнули сзади в… хм… в область, что пониже спины… Удар немудрящий и оскорбительный, но когда тебя пинает мужик, весящий в два раза больше тебя, весьма эффективный и к тому же болезненный.

Девушка просто «отлетела птичкой», но ухитрилась не упасть, а просеменить эти несколько шагов и устоять на ногах. Обернувшись, она увидела, что её клиента тянут вперёд, к рукаву канала Делавэр и Раритан, протекающему через парк. Рукав неширокий, всего десяток-полтора шагов, но если у злодеев там припрятана скоростная моторная лодка, они уйдут и уволокут «охраняемый объект». Причём пройти им осталось менее двадцати шагов. Ну уж нет!

Правая рука скользнула в папку, повсюду таскаемую «примерной секретаршей», и нащупала рукоять дерринджера[71]. Всего два патрона, но мощные, от «Парабеллума», да и стволы длиной шесть дюймов. На дистанции в десяток шагов она не промахнётся. Вот только громилы уже направили дробовики на толпу. И на извлечение оружия отреагируют однозначно. Нет, надо хитрее. Как её учил Генри Хамбл? «Если противник приготовился к стрельбе раньше тебя, девонька, не старайся его переиграть, используй свои сильные стороны! Притворись испуганной, сбей его с толку!»

Она в мнимом испуге повернулась к паре стрелков левым боком, вскрикнула и прижала руки с папкой к груди. Самое то! Учитывая разницу в росте, стволы её оружия смотрели прямо в пузо одного из стрелков.

Бах! И не давая противнику разобраться в ситуации, чуть довернуть корпус, а вместе с ним и линию прицела, и повторить. Бах!

Ранение в живот, как её учили, очень болезненно, но пару часов бывшие стрелки точно протянут. А значит, распоряжение Семецкого «взять живыми и способными говорить» она не нарушила.

Так, а теперь бросить бесполезные уже дерринджер и папку на землю, правой рукой вытащить из прически длинную заколку, вполне способную поработать стилетом, а левой ухватить специальную потайную петлю в районе середины бедра и, как учили, с резким выдохом рвануть. Секундой спустя откуда-то сбоку сверкнула вспышка магния…

Американские газеты потом писали, что «русская индианка с хриплым рыком руками разорвала плотную ткань юбки, распустила волосы для устрашения и бросилась в атаку, размахивая кинжалом». Разумеется, всё было совсем не так. Небольшой стилет, в обычное время используемый в качестве заколки для волос, она прятала от противника, прикрывая ладонью и предплечьем. Волосы распустились сами, резервной заколки не было предусмотрено, а прическу, чтобы оправдать наличие длинной и прочной заколки, пришлось отрастить длинную. Была она не индианкой, а татаркой, да и то — всего наполовину! И юбку она не рвала руками, а дернула за специально вшитую металлизированную нить, после чего осталась в короткой, но по меркам моего будущего, вполне себе скромной юбке, примерно до середины бедра…

Фрэнк Ричардсон, уроженец штата Техаса, услышав пистолетные выстрелы, немедленно выпустил руку «клиента» и обернулся. Этого хлюпика до моторки напарник и один дотащит. А ему, похоже, предстоит драка с дикой кошкой.

Эта самая фитюлька, всюду таскавшаяся за «клиентом», поначалу не выглядела проблемой, да и напарник убрал её с дороги одним пинком. Однако она ухитрилась как-то подстрелить двоих бывалых парней. А сейчас, завывая, неслась в атаку. Не понятно только, на что она рассчитывает со своей сотней фунтов веса и пятью футами роста против его шести с половиной футов и двухсот двадцати пяти фунтов? И ведь ни капли жира[72]! Да, господа, как приговаривал папаша, «в Техасе всё большое»!

Впрочем, если эта «дикая кошка» рассчитывает на джентльменское обхождение, то зря. Фрэнк сейчас на задании, а перед ним противник. Так что он вполне серьёзно, не щадя, нанес боковой правой.

Этот здоровяк оказался неприятно резким, да и руки у него были длиннее, чем у привычных противников Марьям. Тем не менее, уроки наставников из семьи Фань не пропали даром. Она поднырнула под удар и ткнула стилетом в бедренную артерию. Судя по тому, что кровь брызнула фонтаном, попала точно. Всё, этот уже тоже не противник. А если не наложить жгут, то через некоторое не очень большое время — и не жилец.

Она не стала останавливаться и сумела догнать «охраняемый объект» и волокущего его громилу в считанных шагах от берега канала. Как там учили? «Прежде всего, надо обеспечить безопасность объекта от огня противника!»

То есть, надо заставить его лечь на землю. Да пожалуйста! Марьям от души и даже с лёгким чувством удовлетворения ударила «клиента» в область колена. Как и ожидалось, Роберт неловко завалился на землю, вырвав при этом руку у волочившего его бандита! Тот обернулся, упрямо пытаясь выполнить задание, но девушка быстрым выпадом уколола его стилетом в область живота.

«Не пытайтесь драться с противником сильнее вас! Используйте ум, быстроту и оружие!»

В считанных шагах от неё взревел лодочный мотор. Похоже, сообщники бандитов поняли, что миссия провалена, и решили скрыться. Так, теперь контроль. Первое! Бунзен жив и здоров, только сильно напуган. Причём, кажется, больше всего его испугала она, превратившись в считанные мгновения из тихой и милой красавицы в фурию, уложившую четырёх вооружённых здоровяков. Ну и ладно, значит, продолжит тихо лежать, пока сюда подбегут полицейские и люди Ника Картера.

Дальше! Трое громил свернулись в позу зародыша, как это обычно и бывает при ранениях в живот. Ну и хорошо, хлопот не доставят! А вот четвёртый, которому она повредила бедренную артерию, к её удивлению вставал, явно намереваясь продолжить бой. Дурачок, тебе кровь останавливать надо, иначе помрёшь вот-вот!

Девушка, аккуратно обойдя этого упрямца, вернулась к месту начала схватки. Брошенная ею папка была на ремешке, сейчас она его отстегнёт и наложит этому идиоту жгут. Незачем лишнюю жизнь губить, если можно спасти. Так её учили!

Этот американец, и правда, оказался редкостным упрямцем. При её приближении он, игнорируя охватившую его слабость, снова попытался атаковать. Но в этот раз удар вышел не таким резким, ей удалось провести прием и, используя его собственную силу, отправить пахать носом землю. Потом подошла к затихшему противнику и стала накладывать жгут.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Первым делом американская полиция 'повинтила» нашу красавицу-малютку Марьям. Нас не послушали, мэр, губернатор и их окружение были заняты митингом… Но дело уладилось помимо них. Да и помимо нас, если честно. На полицию, не поверите, наехали местные суфражистки. Сначала устроили скандал, мол, как бандитов крутить, так вас не видно, а как бедную девушку арестовать, вина которой только в том, что она смогла за себя постоять, так тут же целой толпой набежали! А потом её быстренько отпустили под залог.

Я, кстати, до того был не в курсе и думал, что американская система залогов — это такая почти явная коррупция. Богатые откупаются и могут сбежать, а бедняки вынуждены сидеть. Оказалось — нет, всё хитрее! Если обвиняемый не явится хоть на одно судебное заседание или на допрос в полиции, его тут же объявят в розыск, с наградой. И сумма награды равна залогу. Из него и оплачивается. Так что большой залог — почти гарантия, что «охотники за головами» беглеца потом хоть в другом штате достанут, хоть за границей!

Ну а когда Вильсон освободился от своих дел и занялся нашими, полиция быстро сняла все претензии. И залог нам вернули.

Зато… Зато эффектное фото Марьям в капроновых чулках и юбке до середины бедра произвело фурор. Нет, приличные газеты его не напечатали, что вы! Да и тираж местной жёлтой газетёнки полиция быстро изъяла. Вернее, изъяла не распроданную за полтора часа четверть тиража.

И перепечатки фото потом торговались из-под полы. Очень уж эффектной она там вышла! А приличные газеты потом печатали её фото в общественно одобряемом виде. В том числе, где от края туфельки до нижнего среза юбки аж целых десять-двенадцать сантиметров. Ну или по-местному — четыре-пять дюймов. Но воображение мужчин дополняло остальное! Повторюсь, её внешность завораживала многих мужчин и до того. А уж теперь-то! Теперь начали снимать и остальных наших девушек, и «секретарш», и даже мою Наталью Дмитриевну.

А на секретарш нашей школы неожиданно сформировался устойчивый спрос. Даже на местных. Даже на тех, про кого точно было известно, что это не телохранители, а просто секретарши. Мы не растерялись и использовали это как дополнительную «морковку» при некоторых переговорах.

Совершенно неожиданно тень этой славы упала и на Ричарда Бунзена. Им увлеклась весьма обеспеченная вдовушка. Не миллионерша, но на своё небольшое дело ему хватило. А я с облегчением его отпустил. Пустой человечишко! Да и люди Рокфеллера всё равно поняли, что попались в расставленную именно на них ловушку.

Суд был скорым. Да, судили всех четверых. Жгут помог одному из техасцев дотянуть до хирурга, а там ему аккуратно залатали повреждённую артерию. Удивительно, но такая рана либо приводит к смерти от потери крови, либо, при быстрой и квалифицированной врачебной помощи, исцеляется достаточно быстро и без последствий.

Ранения в живот вызвали у остальных заражение, но… Врач нашей делегации неплохо говорил по-английски и смог убедить местных врачей применить захваченный с собой сульфадиметоксин. Типа, экспериментальный препарат, как раз для таких случаев! Так что и этих удалось вытащить.

Суд был скорым. То есть начался вскоре и быстро вынес вердикт. Оправдали троих, посадив только громилу, пнувшего Марьям. Как оказалось, именно он ударил в живот Роберта. Ну, или признался, что ударил. Наказание за Марьям ему всё равно светило, и второе обвинение не делало его тяжелее. За рукоприкладство и нарушение общественного порядка он получил «аж» тридцать суток тюрьмы. Остальных отпустили. Дело в том, что они предъявили документы о том, что наняты неким русским «для освобождения земляка, которого похитили и держат под контролем».

Казалось бы — бред. Но при хороших адвокатах суд не видит возможности сомневаться в показаниях свидетелей! Презумпция невиновности в лучшем виде!

Заказчик же, разумеется, бесследно исчез!

Однако часть прессы сочилась намёками, что за всем этим стоит Рокфеллер. И не особо скрывается…'

Окрестности Филадельфии, штат Пенсильвания, 7 июля 1912 года, воскресенье

Бум! — увесистым ударом полковник Айзек Ньютон Льюис вогнал толстый диск с рубчатыми краями на место. Надо же! Я, когда смотрел «Белое солнце пустыни», всегда думал, что Верещагин это «для понта» делает. Или что в советском кинематографе просто не озаботились тем, чтобы разъём нормальный сделать. А оказалось, что «это не баг, это — фича!» И в пулемёт Льюиса диск ставится именно резким и сильным ударом по диску сверху[73].

— Вы посмотрите на моего красавца! Девяносто семь патронов! И диски можно легко менять! И вес как у пушинки! В принципе, можно и с рук стрелять!

Ну, около двенадцати кило — это никак не пушинка! С таким диском чуть больше выходит, с малым — чуть меньше, но всё равно, свободно даже я не потягаю!

Да и по скорости замены нашим сдвоенным магазинам Нудельмана эта конструкция проигрывала вчистую. Но я промолчал. Не для того я проделал этот путь до Филадельфии, чтобы ругаться. Хотя… Я и сам не мог понять, зачем я его проделал. Пострелять из реликта? Удовлетворить настоятельную просьбу друга? Оба ответа были верными, но лишь отчасти.

Между тем, Семецкий залёг за пулемёт. Обычно говорят, что пулемёт «та-да-дакает». Ну, что-то такое есть, но очень уж быстро. Так что звук скорее походит на стрёкот. А если вблизи, то на очень громкий стрёкот.

Та-да-да-да! Короткая очередь, и ростовая фигура примерно на расстоянии сотни метров «украсилась» серией отверстий. Снова короткая, и поражена вторая, рядом с ней. Ого! Теперь длинная! Я поковырял в ухе. А правая мишень просто развалилась на две части.

Между тем тёзка переключился на дальние мишени, метрах в двухстах. Там я уже результата без оптики не видел. Но он, пользуясь биноклем, что-то там разбирал и продолжал стрелять. Три сотни метров. Четыреста пятьдесят.

Как я понял, там у него получилось далеко не сразу, но… Семецкий стрелок хороший, приспособился! Наконец диск закончился.

— Не хочешь сам пострелять? — спросил он меня по-русски. — Второго большого диска нет, но есть малый, на сорок семь патронов. На пять-семь очередей точно хватит!

— А давай! Жаль только, что Билл с нами не смог поехать. Ему бы тоже понравилось.

Это да, наш ганфайтер нас ненадолго оставил, занялся какими-то своими делами. Но послезавтра он должен был снова присоединиться к нам, уже в Чикаго. Впрочем, не он один нас покинул. Вся остальная делегация, включая мою драгоценную супругу, ещё вчера уселась на трансатлантический лайнер и двинула в Европу.

Кстати, вы не поверите! Сначала они собирались плыть на… «Титанике»!!! Разумеется, я стал возражать! Хотя мне и казалось, что «Титаник» затонул в первом же своём рейсе. А тут он с марта этого года уже успел обернуться туда-назад несколько раз. Похоже, из-за меня полно изменений даже в таких мелочах. Но я не готов был доверять своей памяти, когда дело касалось моей жены! Удалось, хоть и с некоторым трудом, придумать поводы, чтобы задержать их на несколько дней[74].

— Be careful[75]! — вдруг закричал Льюис. — Давайте, я сам диск сменю. А то, если его уронить, может помяться. Стенки тонкие! А делать новые диски — долго да и недёшево!

Ага! Вот, значит как. Ну ладно, ляжем теперь и мы. Для начала дал короткую очередь по близкой мишени, всего в сотне метров. Ой, мама! Я что-то говорил про громкий стрёкот⁈ Нет уж, грохот отбойного молотка — вот что это такое! От шока я даже не сразу прекратил жать на спусковой крючок. Очередь длилась около секунды, так что в сторону цели ушло не менее десятка пуль. А может, и дюжина. Четверть магазина! И именно «в сторону цели». Рука дрогнула, и ствол от мишени отвело. Это вблизи она большая, а даже на сотне метров — уже маленькая! На четверть градуса от центра отклонишься, и уже мимо.

А ну-ка, ещё разок! Да, в этот раз очередь была не длинной. Выстрелов на пять-семь. И все, насколько я могу судить, в цель. Нет, ребята, из лёгкого пулемёта ощущения от стрельбы совсем другие. Тут всё мощнее и строже как-то.

Но мишени досталось неплохо. Сначала Семецкий стрелял, теперь я, вот её в одном месте и расщепило. Ну что же, попробуем на двести метров? Это ещё дистанция прямого выстрела, так что мазать я не должен.

Одна короткая очередь в центр, вторая, третья… Опаньки! На четвертой диск и закончился. Но и так уже видно, что мишени досталось прилично. Всё, шабаш стрельбе!

— Спасибо, мистер Льюис. Думаю, говорить нам лучше в городе.

— Какой ресторан предпочитаете?

Вот она, американская натура. Это он не угостить нас хочет и не напрашивается на угощение сам. Всё просто — приближается время ланча, значит, чтобы не терять времени, о делах надо говорить за обедом. Деловой обед, ничего больше!

— Нет, времени у нас мало, потому поедем в наш филадельфийский филиал. Туда и доставят обед! Сообщите нашим помощникам, что именно вы предпочитаете. Они из ближайшей аптеки по телефону закажут, и обед будет нас ждать.

Ответом мне был уважительный взгляд. Перешибить американцев в экономии времени — это надо суметь.