Лия
Какие они у меня разные. Парень из борделя - запуганный такой... И благодарный за ласку, и вообще за любую заботу. Правда, я не знаю, вдруг ему просто жизненно важно постоянно иметь много секса. Кто знает, к чему он привык. Или, наоборот, ему теперь этого прошлого "бордельного" секса до конца жизни хватит, и нового вообще не захочется?
Я его забрала с собой в основном потому, что мне стало жаль оставлять парня в таком месте. Но хорошо, что меня предупредили - вначале тетя, потом Кейлин - о том, что нельзя разглашать его "происхождение". Если я не хочу, чтобы им тут все пользовались, меня не спрашивая.
Странные у них все же порядки: запретить я мужчинам могу, но не факт, что они послушаются. Очень интересно и непонятно. Может, я уже хочу попробовать свою власть и начать наказывать несогласных?
Какая-то я кровожадная становлюсь. Местный воздух, видимо, влияет. Вот дождусь повода и потренируюсь на ком-нибудь в наказаниях! Хотя нет, тренироваться надо будет раньше. Вот чудесные просто у меня проблемы... Кому-нибудь из прежней жизни бы рассказать - не поймут.
Кейлин
Спина и задница заживают, я даже был удивлен, что госпожа разрешила мне отлежаться. И сама настояла на том, чтобы меня полечить. Да что уж, я и наказанию был рад! Если наказали, значит, я небезразличен госпоже, значит, она хочет воспитать себе идеального наложника. Ненадолго хватило моей гордости и смелости. К тому же я увидел воочию, как ломает мужчин нахождение в борделе. Ведь новенький не родился там! Он когда-то думал, что будет любимым наложником, или даже мужем. Как и я думал и надеялся когда-то. Но меня-то пока прощают! И я не хочу стоять на рынке! Я не хочу занять место этого парня в борделе! Наверное, мне молиться надо на госпожу, а не испытывать ее терпение.
Но вот я бы хотел оказаться на месте этого Вейта тогда, когда госпожа с ним играла! Мне мало того, что она позволила мне недавно. Такого всегда будет мало... И так хочется надеяться, что она позовет меня ещё раз. И тут ещё соперник!
Я пнул стену, пользуясь тем, что госпожи в комнатах не было. Вейт тут же вздрогнул и съежился, глядя на меня огромными от страха глазами. Красивыми глазами, и сам он красивый. Госпожа кого попало не выберет.
- Верхний? - тихо позвал он. - Я что-то не то сделал?
- Просто держись от меня подальше, - ответил ему, сдерживаясь. Если бы не он, я бы отдубасил сейчас диван, снимая ярость и напряжение. Бить стену - это, все же, для рук и ног опасно. Или пошел бы в спортзал, позанимался... Но лучше не надо: вдруг кто-то из парней видел Вейта и спросит, а я ещё не знаю, что отвечать. Да и госпожа, если я правильно понял, все же велела сидеть здесь и охранять его.
Охранять, понятное дело, можно по-разному. Если я сейчас объясню его положение, без заметных следов на теле, то мне никто этого не запретит.
Похоже, и Вейт это понимает. Да и привычен он к такому отношению.
- Верхний? - парень осторожно, словно каждую минуту ожидая окрика или удара, медленно подходит ко мне. Он даже это слово - "Верхний" - произносит с осторожностью, потому что знает: по общим правилам он тоже должен быть "общим".
Подойдя ко мне, он встаёт на колени и пытается спустить мои штаны, не оставляя сомнений в том, как хочет завоевать расположение "Верхнего".
- Разреши мне, я умею! - просит он.
- Оставь! - я сам не ожидал от себя возражения, потому что уже представил, как горячий рот этого молодого парня принимает мой член, ласкает... Он наверняка умелый в ласках, с его-то опытом! Но я почему-то сказал то, что сказал: - Не надо.
- Почему? Тебе противно? - горько спросил тот, отпуская руки.
- Нет, не противно. Я и так тебе помогу, сделаю все, что хочет госпожа. - Все же не смог отказать себе, провел рукой по его красивым волосам. - Передо мной на коленях стоять не надо, я не госпожа. Хочешь, садись или ложись на кровать, я уже належался, схожу за едой. Раз тебя велено не пускать в гарем, то и кормить надо тоже здесь.
- Послушай, а госпожа... - у парня в глазах столько благодарности и счастья, что я понимаю, как же я привык к хорошей жизни. А он вот попробовал уже другой, плохой. - Госпожа добрая, да? Правда?
- Получается, добрая, - отвечаю ему. Может, конечно, она только к своей новой игрушке пока добрая. Но я остался в живых после всего, что вчера вытворял - значит, она точно стала добрее.