Ходит Дрёма возле дома

4

У Лихо Нила Ильича во все времена, при всех царях и правительствах были деньги. Сколько бы он в Лесу не сидел, выйдя от туда, сколачивал стаю и, конечно же, зарабатывал почти мгновенно. И каждое время ему диктовало своё. В бандитские девяностые он был естественно бандитом, чтобы поддерживать связи в криминале, даже отсидел. После, вышел в бизнесмены и конечно играл на бирже, проводил свои скрытые злобненькие махинации, что ему приносило доход.

Он часто наведывался в мир людей, проверял свои фирмы. Это запрещено. Когда был жив Альфа, он запретил иметь бизнес и тусоваться среди человечков. Но Лихо ведь закон готов обойти. Он сам себе закон. Считал, что должен контролировать этот мир, а для этого нужно быть на коне и с деньгами. Я его понимал. Выйти тупо из леса, как заросшее чучело, мотаться своим ходом по городам, или так сесть в машину бизнес-класса и поехать, ни в чём себе не отказывая.

Я, пожалуй, возьму на вооружение его идеи и вольюсь в его тему. Даром что ли экономическое образование получил.

Так что на лесного оборотня Нил Ильич мало походил, скорее на элитного бизнесмена. Любил дорогие одежды и дорогие машины.

Вот и сейчас, я в своих шлёпках и драных шортах сидел в шикарном Мерседесе и тыкал наугад пальцем в кнопки кондиционера. На заднем сиденье отдыхал от жары Лу, и командовал, как ему лучше, чтобы дуло. И зевал спокойный Герыч. Спокойный ненадолго, его как пса цепного нужно отпустить, чтобы выгулялся.

– Может не стоит никуда уезжать? – резонно поинтересовался я. – Если Лу меня ищет, надо бы на месте посидеть.

– Мы за город, не при людях же тебя тренировать.

– Меня только будешь тренировать, пацанов моих не надо. Если что случится, то они тебя пришьют, запомни это.

– А давно вы вместе? – спокойно спросил Лихо, глядя в зеркало заднего вида.

– Два года, как со своими… да, бл*дь, со своими любимыми расстался.

Егор и Луиза для меня всё значили. Мы недолго были вместе, но это было просто феерически.

– А как ты обернулся в человека?

Я покосился на него. Думал для праздного разговора интересуется, но у Нила Ильича лицо было напряжённым.

– Сразу, как Егор её к нам на квартиру привёл. Они пошли в спальню, – я сказал именно так. Говорить, что брат с Луизой трахались или сексом занимались, было для меня чем-то в роде оскорбления. Я настолько трепетно относился ко всему, что ними связано, что не смел, осквернять резкими словами нашу любовь. – А я в ванную зашёл и встал у зеркала. Егор, кстати, понял, что к чему, но молчал, и я молчал. А потом стало невыносимо, и я ушёл от них.

Город постепенно перетекал в лес. Движение было редким. Солнце безжалостно жарило природу, но в машине была приятная атмосфера.

Но неожиданно появилось напряжение. И первым напрягся именно Лихо. А за ним уже Герыч.

– А не хочет ли нас старикашка скормить Волоту? – с подозрением спросил он, и голос его стал глубоко утробным. Слабонервным лучше его не слушать.

– Ну, что, Георгий, – Нил Ильич смотрел в зеркало заднего вида. – Сбегаем или бой принимаем? Машина-зверь и бак полный, задолбаются догонять. Догода что ли решил тебя грохнуть?

– Почему Догода? – спокойно ответил я, тоже высмотрев преследователей на двух машинах. – Волот посылает ко мне смертников. Перевоспитать пытается. Не один же ты «видишь». Знает, тварь, чем всё кончится.

Невозмутимый старый оборотень снизил скорость и съехал с основной трассы на какую-то дорогу в лесу. Нашёл местечко, чтобы оставить свою машину. Ласточку свою прикрыл ветками, идиот, словно её никто не заметит. И собирался сделать так, чтобы машину не повредили и не поцарапали.

Мы шли вперёд, на ходу раздеваясь. Скинули вещи в стороне у кустов, встали голыми на тропинке. Когда подъехали два чёрных джипа, Лихо начал оборачиваться. А мы с пацанами немного подождали.

Лихо здоровый зверь. Видел его однажды, когда приехал к нам в дом, мать забирать. Тогда он сражался с Карачуном и выиграл бой. Казался мне гигантом. Я вырос, а Лихо продолжал меня смущать размерами. Седой почти весь, борода на волчьей морде, на которой два алых креста, в косички заплетена с ярко-красными лентами. Космы по пояс. Торс и руки крепкие. Глаза загорелись жёлтым огнём. Впечатляет, ничего не скажешь.

Народ, который не в курсе, что сегодня станет удобрением для лесных пород деревьев, выстроился перед нами. Впереди стоял высокий смазливый блондин, рядом встала его мелкая, тощая бабёнка.

– Я на себя самку возьму, – предупредил нас всех Лу, и начал раздеваться.

– Финист, – Лихо говорил с хрипом и тяжелейшей угрозой в голосе, переходил на шипение, накренялся вперёд к земле, изгибался дугой. Его хвост, как пистолет замер. – С каких пор ты Волоту служишь?

– С тех самых, как решил среди людей остаться, – улыбнулся Алексей Соколов и перекинулся во что-то глобально лохматое и белое.

– Четыре волка, четыре Высших и самка, – рыкнул Герыч и ринулся в бой. Я его уже не видел, потому что рядом со мной сцепились Лихо и Финист. При этом белоснежный оборотень работал с двумя другими Высшими. Нам на Лихо наплевать, пусть сам разгребает, мы с Герычем взяли оставшихся, Лу, как и обещал, ринулся к самке. А та… Оказалась вовсе не волчицей. Встала во весь свой огромный рост, покрылась серой шерстью. Тёмные косы до хвоста, грудь чуть мехом тронута, торчком. Плечи, как у мужиков, лапы мощные. Оскалилась волчья морда Высшей и…

Я только кинулся к ней, а Лу уже погиб.

Мы с Герычем, как единое целое, недаром его именем брата назвал. Мы двигались синхронно, и зубы наши острые. А на глазах наших кровавая пелена. Сиська в одну сторону, сиська в другую. Выжрали бабе в груди яму, вытащили клыками рёбра и раскидали по тропинке внутренние органы. Тот Высший, что попытался самку вожака прикрыть, поплатился жизнью. Я работал, как в бреду, даже толком не рассмотрел на него.

Орал матом Финист, теряя человеческую речь. Без пары волк становится диким, и человеком не обернётся, пока новую пару не встретит, либо пока не успокоится, как ягнёнок. А с волками такое происходит редко, поэтому не судьба Финисту выжить. Его белая шкура слетела вместе с меховым гребнем со спины. Лихо когтями с живого с него шкуру снимал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Два выживших волка двинулись в лес. Я ломая кусты, одного догнал и перекусил пополам, другого не стал догонять, потому что Лу… Лу погиб.

Часть меня погибла, самая человечная. Как мне теперь без поддержки его и тепла? Он же настоящий товарищ был. Видел то, что я не замечал, на деталях взгляд концентрировал. Хвост мой берёг.

Я, шатаясь, вернулся на поле боя и рухнул на колени перед мёртвым телом собрата. Глаза его серые смотрели в небо, на губах улыбка замерла, а лицо, как мел, белое. Красивый был парень. Что полез? Мы бы его прикрыли.

– Лу, – простонал я, протягивая к нему руки, – что ж ты, под удар встал.

– Гоша, нам серьёзно поговорить надо.

Перед глазами Лихо протёр свои брендовые туфли влажной салфеточкой, и стали они, как с витрины. Я обернулся. Герыч тоже одетый стоял. Руки в карманах, закусил зубочистку. В кафе, видать, украл.

– Никакого Лу не существует, – строго сказал Нил Ильич.

– Да, пошёл ты, – я вернулся к трупу друга, а обнимал корягу, на которой застряло порванное лёгкое самки.

– Это помешательство, – заключил Лихо. – Шизофрения. Ты выдумал двух друзей. Лу погиб, потому что должна появиться Луиза. Это место уже занято. А теперь о втором твоём друге. Где он стоит?

Я резко обернулся. Схватился за голову, пытаясь прийти в себя. Герыч продолжал сверлить меня чёрными глазами, немного щурился в лучах заходящего солнца.

– Как он выглядит? – спросил Нил Ильич.

– Он похож на моего отца, – тихо прошептал я, вставая с колен.

Герыч действительно стал старше выглядеть, заматерел и даже одежда на нём сменилась. В таких потёртых джинсах и приталенной рубахе я помнил отца, когда был совсем маленьким.

– Я видел тебя в бою. Ты Высший, Гоша, – продолжал говорить Нил Ильич. – Высшим волк становится, когда ему исполняется сто лет. Появляется голос твоего волка. Голос, Георгий! Мы не видим своих волков, мы в них оборачиваемся. Что-то пошло не так. Ты слишком рано стал Высшим. Спроси его имя и обуздай.

– Как тебя зовут? – мой голос стал совсем тихим. Я почему-то струхнул, не решаясь подойти к ведению ближе.

Герыч усмехнулся, как усмехался отец. Он сунул руки в карманы и выплюнул в сторону зубочистку. Оскалился и ответил:

– Дрёма.