Ходок - 11

Глава 3

— Товарищ генерал-лейтенант! — начал свой доклад майор Визанцев, вытянувшись по стойке смирно. Они с майором Силизневым застыли перед огромным генеральским столом и пожирали начальство глазами. Мерицкой, глядя на это представление, лишь поморщился и устало махнул рукой.

— Давай без этого официоза, Константин Игнатьевич, не до того сейчас. Не на приеме. Присаживайтесь и рассказывайте. — Офицеры торопливо, но без суеты, устроились на двух стульях придвинутых к столу генерала и майор Визанцев начал свой рассказ:

— Вчера вечером Аркадий Борисович с друзьями отдыхал в клубе "Черепаха"… — кто у него в друзьях и характер "трудовой деятельности" генеральского сынка были секретом Полишинеля — кому надо, включая обоих майоров, знали. А генерал знал, что они знают, и они знали, что он знает, что они знают. Вот такая загогулина получалась, панимашь! Константин Игнатьевич мысленно поморщился, назвав по имени отчеству эту мразь — генеральского отпрыска — все на свете имеет предел, знаете ли, но внешне это никак на проявилось — школа! — мастерство не пропьешь. — Из клуба они выехали практически одновременно с парочкой, сидящей за одним из соседних столиков — камеры зафиксировали…

— Какие-либо пересечения между ними внутри клуба были? — перебил его генерал.

— Никак нет. По данным объективного контроля — мы скопировали и просмотрели записи системы видеонаблюдения "Черепахи" — не было.

— Продолжайте, — вздохнул генерал.

— Первой со стоянки выехала машина с молодыми людьми… — начал майор, но генерал снова его перебил:

— Что за люди? Установили?

— Частично… — вильнул глазами в сторону майор.

— Как это, частично? — недоуменно поднял брови генерал.

— Ну-у… — замялся докладчик, — девушка — это Юлия Андреевна Кашылкина…

— Дочь? — встрепенулся Мерицкой, слушавший до этого доклад с тоскливым равнодушием и задававший вопросы на автомате.

— Да.

После этого короткого ответа генерал понял, что ощущает человек, рядом с головой которого в дерево вонзается пуля, а отлетевшая щепка, чудом разминувшаяся с глазом, глубоко царапает щеку. В случае пропажи дочки депутата Кашылкина, административного ресурса Бориса Васильевича не хватило бы, чтобы, как обычно, замять дело. И наоборот — административного ресурса Андрея Анатольевича Кашылкина было бы достаточно, чтобы дать делу законный ход и, что самое неприятное — довести расследование до логического конца.

В этом случае, генерал Мерицкой до суда бы не дожил — слишком многие уважаемые люди пострадали, если бы сынок, а затем и он сам, начали "петь" на следствии, не говоря уже о суде. Поэтому, ему, как боевому офицеру, пришлось бы свести счеты с жизнью тремя выстрелами в голову. Почему тремя? — а для надежности — наши генералы — они такие! — терминаторы, блин! — их одной пулей в голову не возьмешь — чаще всего мозг не бывает задет. Так что — минимум три, а лучше всего — пять.

— А по молодому человеку что? — механически поинтересовался Борис Васильевич, продолжая мысленно благодарить Бога за то, что избавил от катастрофы. Можно сказать — вытащил за волосы из ямы с дерьмом, в которую генерал чудом не угодил. Он ощутил радость от того, что этот маменькин сынок, вволю попившей его крови, после развода с этой ведьмой — его мамашей, больше не сможет причинить никаких неприятностей ни ему, ни Верочке, ни маленькой Ниночке.

И от этой радости генерал ощутил угрызения совести — ведь, как ни крути, а погиб его старший сын и вины самого Бориса Васильевича, что Аркадий вырос таким, было не меньше, чем у этой курицы — Анны Даниловны, которая баловала и потакала любимому сыночку тем больше, чем меньше времени он мог уделять его воспитанию. Генерал аж скрипнул зубами от этих раздирающих его душу, полярных чувств. И что из того, что этот негодяй всемерно пытался подставить его своей бандитской жизнью, заставляя вытаскивать из безнадежных ситуаций — ведь, по большому счету, Борис Васильевич вытаскивал сам себя — чего уж тут греха таить — себя ведь не обманешь. Муторно было на душе у генерала, но дело — есть дело и он вопросительно уставился на майора, ожидая ответа на свой вопрос.

— Проблема в том, что фигурант пользуется машиной с фэсэошными номерами.

— Даже так… — покачал головой Мерицкой.

— Поэтому мы действовали предельно аккуратно…

— И это правильно.

— Мы обрисовали ему ситуацию… в общих чертах… без подробностей… и он предоставил нам запись с видеорегистратора машины Юлии Андреевны, на которой они выехали из "Черепахи". Из нее следует, что молодые люди никоим образом к дэтэпэ не причастны. Свои установочные данные он сообщить отказался.

— Ну, раз непричастны — то и зачем они нам? Спасибо за работу. Можете быть свободны.

Майор Силизнев, как нетрудно догадаться, имел кличку Селезень, но никаким Селезнем, на самом деле, он не был. По-жизни он был дятлом. Стучать он начал еще в далекую лейтенантскую пору, когда Афанасий Антипович Васильев, тогда еще капитан службы собственной безопасности, прихватил его на горячем. Крышеванием в райотделе занимались все, а за задницу взяли одного Андрея Владимировича. А почему? А потому, объяснил ему безопасник, что у самого лейтенанта, как раз таки, крыши-то и не было, а кого-то же надо брать за жопу, чтобы представить пред грозные начальственные очи! Вот его и взяли.

Но, они же не звери, смягчил ситуацию капитан ССБ, и поставил Афанасий Антипович Андрея Владимировича перед дилеммой — или погоны на стол и с позором вон из органов, или же — посильная, без ажиотажа и нездорового энтузиазма, помощь доблестной службе собственной безопасности, а за это… и капитан начал искушать лейтенанта, как Дьявол Иисуса в пустыне, рисуя перед ним красочные картины счастливого будущего. О том, какую альтернативу выбрал молодой лейтенант можно легко догадаться с трех раз.

Однако, хватит ностальгировать по юности Мира — возвращаемся в сегодняшний день, непосредственно в кабинет полковник службы собственной безопасности центрального аппарата МВД. Бегло просматривая донесения своих многочисленных агентов, на девяносто девять процентов состоящих из воды, полковник Васильев параллельно, в фоновом режиме, размышлял о том, насколько упростилась жизнь шпионов с появлением Интернета. Ведь раньше как? Раньше нужен был передатчик, нужны батареи, нужна радистка Кэт… — тут мысли полковника вильнули в сторону, но усилием воли он вернул их в конструктивное русло. А теперь — красота! Завел почтовый ящик и стучи… в смысле — пиши. Отправил письмецо, затер следы и ни одна собака тебя не достанет, даже, если взломает ящик. Тут главное не лениться и не страдать расстройством памяти — не забывать прибираться, и все будет хорошо.

Сам полковник скрупулезно придерживался правил информационной гигиены — после прочтения очередного письма, оно, чаще всего, сразу же уничтожалось и из папки "Входящие" и из папки "Удаленные". Афанасий Антипович считал, что этого достаточно против случайных и дилетантских попыток взлома, справедливо полагая, что, если за дело возьмутся настоящие профи, они раскопают и то, что есть, и то, чего не было — против лома нет приема.

Если же корреспонденция содержала что-либо ценное — а встречалось и такое, но не чаще, чем крупинка золота в пустой породе, то он копировал "ценное" на запароленную флешку и только потом уничтожал послание. Курочка по зернышку клюет и со временем на флешке оказалось много ценного компромата, позволяющего товарищу… или господину? — хрен знает, как будет правильно, Васильеву проводить политику мягкой силы. Полковник заслужил репутация жесткого и умного сотрудника, дружбы которого искали многие, а связываться не рисковал никто.

Так вот, среди белого шума, которым в изобилии снабжали полковника его осведомители, внезапно промелькнуло что-то, что зацепило внимание Афанасия Антиповича. Ему пришлось вернуться к началу сообщения и внимательно прочитать, что пишет ему агент "Дятел 18". Всех своих корреспондентов — будем их так называть, полковник бесхитростно, чтобы не заморачиваться с выдумыванием кличек, обозначил именем "Дятел и порядковым номером. Некоторые воспринимали такие идентификаторы спокойно, некоторые — обижались, но смирились все. Память у Афанасия Антиповича была хорошая и он помнил, ху из ху, но, на всякий случай на флешке была маленькая табличка из трех столбцов, в первом из которых был порядковый номер "дятла", во втором ФИО, а в третьем — контактные данные.

Под кодовым именем "Дятел 18" скрывался Селезень, или же, выражаясь высоким штилем — майор Силизнев Андрей Владимирович из Первого главного управления. Про историю, случившуюся с сынулей генерала Мерицкого знали все, начиная с прапорщика, дежурившего на проходной и заканчивая министром, и надо сказать, что гибель Аркадия Борисовича расстроила полковника. Не сильно, но расстроила — терялся один из важных рычагов воздействия на генерала. Что же касается письма, то ничего нового для себя, из послания майора, полковник не почерпнул — пришлось даже перечитать сообщение еще раз прежде, чем он понял, что же царапнуло его внимание. Этой "занозой" был номер автомобиля на котором разъезжал неустановленный молодой человек — друг депутатской дочки.

И этот человек был заочно знаком полковнику. Наводку на него совсем недавно дал Грамон. Приказал доставить на седьмую дачу, а потом резко отменил приказ. Грамон… Этот человек… да и человек ли? — Афанасий Антипович нисколько к мистицизму и прочей "Битве экстрасенсов" не склонный, иногда сомневался в человеческой природе этого… скажем так — существа. Полковник был мужчиной самостоятельным и всего в этой жизни добился сам. Когда зеленый лейтенантик — выходец из бедной семьи, начинал свою карьеру у него не было ни денег, ни связей, ни покровителей — у него не было ничего, но, как пел Высоцкий: "Не судьба меня манила, и не золотая жила, а широкая моя кость, и природная моя злость". Вот природная злость и широкая кость и позволили господину Васильеву достичь того, прямо скажем — высокого положения в жизни, которого он достиг. Полковник службы собственной безопасности центрального аппарата МВД — это вам не фички воробьям показывать — это, знаете ли — ого-го-го! Особенно, если ты не чей-то сынок, или племяш, а сам пробился.

Афанасий Антипович был человеком смелым, умным, циничным и небрезгливым. Он, как и римский император Веспасиан, полагал, что деньги не пахнут. Единственным непременным условием для добычи золота из дерьма, он полагал наличие костюма РХБЗ — радиационной, химической и биологической защиты, или на крайняк — резиновых перчаток. В качестве перчаток — на костюм он как-то не тянул, полковник Васильев использовал криминального авторитета Казака, в миру — Челбанутева Семена Семеновича — владельца и директора ЧОП "Вихрь". Так вот, возвращаясь к Грамону — Афанасий Антипович предполагал… да что там предполагал — не надо обманывать самого себя — он был уверен, что Грамон использует его самого в качестве резиновой перчатки… если не чего похуже, в смысле резинотехнических изделий.

Полковник Васильев не был, как можно было бы ошибочно предположить, карьеристом. Он был стяжателем — сказывались полуголодное детство и юность. Карьерный рост был нужен Афанасию Антиповичу единственно для увеличения коррупционного потенциала и больше ни для чего — тщеславием он не страдал. Достигнув своей нынешней должности, полковник Васильев, после тщательного анализа сложившейся ситуации, пришел к выводу, что дальнейший карьерный рост нежелателен — придется больше денег отстегивать наверх, да и засветка увеличится. Афанасию Антиповичу была ближе роль скромного паука, притаившегося в темных глубинах своей обширной паутины и методично высасывающего соки из жирных мух, попавшихся в его сети, чем яркого шмеля, посасывающего нектар на виду у завистливой публики.

Полковник Васильев никого и ничего в своем ведомстве не боялся — на все ключевые фигуры у него имелся качественный компромат и все фигуранты об этом знали. Утонуть, попасть под машину, скоропостижно скончаться от приступа аппендицита, острой сердечной недостаточности, или же какой иной болезни, вроде вегето-сосудистой дистонии, равно, как и стать жертвой уличной преступности, Афанасий Антипович не опасался — капитан полиции Егоров Глеб Владимирович из Зеленого Мыса не был единственным человеком в мире, которому пришла в голову идея "мертвой руки".

Их было, по меньшей мере, двое — капитан Егоров и полковник Васильев. Афанасий Антипович мягко и ненавязчиво, можно сказать — туманными намеками довел до сведения всех заинтересованных лиц, что в случае его трагической гибели, определенная информация мгновенно станет, достоянием как местной общественности, так зарубежной, в тех странах, где, как на зло, предполагали обосноваться после завершения своей опасной, трудной и на первый взгляд, как будто невидной службы, заинтересованные лица. Это обескураживало. Поэтому, своих Афанасий Антипович не боялся.

Правда существовали альтернативные службы, вроде ФСБ, ФСО, Генпрокуратуры и прочие подобные, которые, теоретически, могли бы заинтересоваться многотрудной деятельностью полковника Васильева, направленной не столько на борьбу с предателями в собственных рядах, сколько на увеличение собственного благосостояния, но и тут предусмотрительный Афанасий Антипович поставил им запятую, потому что все грязные и противоправные делишки, коие могли быть ему инкриминированы, совершал исключительно в перчатках, используя Казака и его людей.

В случае же гипотетического задержания господина Челбанутева и еще более гипотетического предположения, что он расколется, как беременная восьмиклассница перед директором школы, и начнет "петь", то можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что пропеть он успеет максимум ноту "ре", до того, как повесится на собственных носках. Так что, и "чужих" Афанасий Антипович не боялся. А если уж совсем припрет — все под Богом ходим — мало ли какой форс-мажор образуется, то на этот случай имеются счета в зарубежных банках — так что, не пропадет полковник!

Единственным человеком… или — нечеловеком, хрен знает, которого опасался… да чего там опасался, будем называть вещи своими именами — боялся! полковник Васильев, был Грамон. Познакомились они несколько лет назад, при весьма странных обстоятельствах. В один ужасный день проснулся Афанасий Антипович от ужасной боли в животе и как, всякий нормальный мужик, никогда дотоле не болевший, сначала запаниковал, потом принял горсть таблеток, усердно рекламируемых по ящику, эффективными менеджерами, выдающими себя за заслуженных врачей, и успокоился, потому что боль ушла. Но, ушла, как вскоре выяснилось, ненадолго.

Делать нечего — пришлось идти к врачу. В служебную поликлинику полковник Васильев не пошел, потому что не хотел, чтобы через минуту после того, как он покинет кабинет, диагноз стал бы достоянием всех заинтересованных лиц. В террариуме единомышленников демонстрировать слабость нельзя — сожрут моментально. Вместо этого, он покопался в Интернете, нашел платного врача с максимальным количеством положительных отзывов и пошел.

Врач — здоровенный дядька, ростом под два метра, одной своей фигурой внушающий доверие, не говоря уже об опыте работы — был в прошлом флотским врачом, которому приходилось в этой жизни делать все, начиная с крестообразных разрезов и промывания фурункулов и заканчивая трепанацией черепа, молча помял живот, а потом с непроницаемым выражением лица, написал список анализов, которые необходимо сделать, а когда будут готовы, прийти утором натощак, на фиброгастроскопию — это, если по-простому, а выражаясь по-научному — глотать кишку.

Все сделал Афанасий Антипович, как велел врач и пришел. Пережил не самую приятную процедуру и стал дожидаться диагноза. Доктор томить его и выражаться намеками не стал, посмотрел строго, но без малейшей жалости в глаза — за что полковник Васильев был ему дополнительно благодарен и сказал: — Вам нужно в онкоцентр. И побыстрее.

Нельзя сказать, что диагноз оказался полной неожиданностью — чего-то подобного Афанасий Антипович подспудно и ожидал. Но, одно дело ожидать, втайне надеясь, что пронесет и совсем другое — уверенность, что самое страшное произошло. Ужас ощутил полковник Васильев. Он, привыкший всю жизнь надеяться только на себя, построивший свою маленькую империю, в которой был полновластным властелином, оказался в ситуации, когда ни один из привычных инструментов не мог помочь: ни деньги, ни высокое общественное положение, ни связи — НИ-ЧЕ-ГО! Голый и босый стоял Афанасий Антипович под хмурым осенним небом, Вечность заглядывала ему в глаза — самое время к Богу воззвать о милости, но знал полковник Васильев, что не поможет ему Господь — уж больно много людей, погубил он, пока карабкался наверх, больно много судеб сломал.

Как он покинул кабинет врача, как дошел до какого-то скверика, Афанасий Антипович не помнил, только потом осознал себя сидящим на садовой скамейке в каком-то забытом богом уголке старого города. Кругом ни души, будто вымерли все, даже вездесущих мамаш с колясками и вездессущих собак не видно. Пустыня. Первой осознанной мыслью, которая пробилась сквозь набат, колоколом бьющий в голове: "Все пропало!.. Все пропало!.. Все пропало!.. Все пропало!..", была о том, что… — Все пропало!

Не говоря уже о том, что болезнь смертельная, но даже, если каким-то чудом удастся выкарабкаться, то карьера, которую строил всю жизнь, будет пущена под откос. Свято место пусто не бывает — стоит лечь надолго в больницу, как будешь вычеркнут из жизни коллектива, а когда вернешься… если вернешься, то окружающий пейзаж изменится до неузнаваемости и тебе места в нем уже не будет. Горько стало на душе у полковника Васильева и припомнились слова классика: "Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!"

"А не внезапно — еще хуже! — подумал Афанасий Антипович. — Что толку знать, что я умру через месяц, или полгода!? Только хуже еще!"

— А вот здесь вы не правы, милостивый государь.

Сначала полковник Васильев решил, что понемногу сходит с ума и разговаривает сам с собой и лишь затем увидел благообразного мужчину, похожего на Чехова, сидящего рядом на скамейке. Как он там оказался, было совершенно непонятно. Вроде бы никого вокруг не было, подойти незаметно сзади он не мог, потому что скамейка упиралась в глухой брандмауэр, да и аллея хорошо просматривалась в обе стороны — минуту назад никого на ней не было! Мистика… Не придя ни к какому определенному выводу о способах появления мужчины рядом с собой, Афанасий Антипович заговорил:

— Что вы имеете в виду? — недружелюбно буркнул полковник — разговаривать с незнакомцем у него не было ни малейшего желания. Не то настроение, знаете ли…

— А имею я в виду, любезный Афанасий Антипович, — улыбнулся "Чехов", — что заранее знать всяко лучше, потому что болезнь ваша вполне себе излечима. — В ответ на изумленный взгляд полковника, он уточнил: — Правда не вашей медициной. — И с этими словами протянул ошеломленному полковнику белый квадратик плотного картона, с напечатанным номером телефона.

Несколько секунд потрясенный Афанасий Антипович разглядывал белый прямоугольник, а когда поднял взгляд на непонятного господина, то на скамейке, рядом с ним, да и во всем скверике, никого уже не было. Полковник протер глаза, но это действие никак не помогло прояснить обстановку — странная визитка в руке была, а человека, секунду назад вручившего ее, не было. Делать нечего — пожал Афанасий Антипович плечами да и отправился восвояси.

Точнее говоря, не просто восвояси, а в онкоцентр. Золотой ключик открывает любые двери и уже через полтора часа полковник Васильев сидел в кабинете лучшего специалиста этого лечебного заведения. Осмотрев Афанасия Антиповича, ознакомившись с результатами анализов и заключением врача, проводившего фиброгастроскопию и, немного помолчав, специалист сказал:

— По-хорошему, как у нас принято, надо провести повторные анализы и процедуру, но… вряд ли что-нибудь изменится. Я знаю Павла Даниловича — вместе учились, да и потом по работе много контактировали — он врач от Бога и если он сказал онкология — значит онкология. Надо лечить.

Потом доктор рассказал, как будет проходить лечение: операция, химеотерапия, реабилитация. Если все будет хорошо, а в том, что все будет хорошо полковник Васильев сильно сомневался — интуиция подсказывала, что не будет, то на все про все — где-то полгодика. То есть, даже если вылечат Афанасия Антиповича, то вернется он к разбитому корыту, как старуха из сказки Пушкина. Вот такая перспектива вырисовывалась. Напоследок лучший специалист сказал, чтобы будущий пациент не тянул и ложился, как можно быстрее. На сем и расстались.

Весь день полковник Васильев обдумывал сложившуюся ситуацию, рассматривал со всех сторон, обсасывал, как собака кость, прикидывал и так и этак и в конце концов пришел к решению — достал белый прямоугольник и позвонил. "Чехов" трубку взял сразу — будто ждал звонка:

— Здравствуйте, Афанасий Антипович! — веселый голос незнакомца вселял непонятную, ни на чем не основанную, уверенность в благополучном исходе безнадежной ситуации. — Хорошо, что я вас не ошибся. Приятно иметь дело с человеком дела, — хохотнул "Чехов". Приезжайте на седьмую дачу, — и он продиктовал адрес.

— Когда?

— Да прямо сейчас и приезжайте. Чего тянуть. Вы человек занятой, я тоже. Время — деньги. Не будем его терять.

— Кстати о деньгах. Сколько будет стоить лечение? — не то, чтобы жаба придушила Афанасия Антиповича — на своем здоровье экономят только клинические идиоты, коим полковник Васильев никак не был — просто, чтобы иметь понятие о порядке суммы, которую придется выложить. Одно дело десять тысяч, другое — сто и третье — миллион зеленью.

— Не беспокойтесь, — хохотнул "Чехов". — Договоримся.

Покосившаяся, стоящая на отшибе, одноэтажная деревянная дача, спрятавшаяся за таким же покосившимся деревянным штакетником, окруженная разросшимся кустарником и вечнозелеными елями, через которые мало что можно было разглядеть, знавала лучшие времена. Впрочем, как и весь дачный поселок — какой-то старый и пришибленный, расположившийся на немодном направлении и обделенный бюджетными средствами, следствием чего являлись скудное освещение и частые и глубокие выбоины в выщербленном асфальте. Осторожно объезжая их, полковник вспомнил анекдот, услышанный еще курсантом в школе милиции:

Дело при советской власти. Закончен очередной ямочный ремонт Военно-Грузинской дороги. Ну, как положено — трибуна, а ней начальник и подпевалы. Начальник:

— Таварыщи!!! Сэгодня ми откриваэм эт новий дарога! Старий дарога савсэм палахой биль, ями, калдобини…

Подпевала подсказывает: — Товарищ министр, не колдобины, а выбоины.

Министр продолжает: — Вот мнэ тут таварыщ патсказваит, адын даже виибан бил на эт проклятый дарога!!!

Анекдот вспомнился, курсантские времена вспомнились, но, даже тень ностальгической улыбки не тронула губы Афанасия Антиповича, не то настроение…

Непрезентабельная конечная цель поездки лишь усилила настороженность, овладевшую душой Афанасия Антиповича, а охватила она ее уже давно — сразу, как только он решился ввязаться в эту авантюру, но делать было нечего: взялся — ходи!

Полковник убедился, что тусклый фонарь освещает именно, что гнутую и проржавевшую табличку "7 дача" и, как договаривались, заехал во двор через гостеприимно открытые ворота. Его никто не встречал, он немного в нерешительности потоптался, потом разозлился на себя за эту нерешительность — а что он теряет в конце концов!?! шагнул к двери, резко постучал, подождал ответа и, не дождавшись приглашения, вошел.

Изнутри дом производил то же впечатление, что снаружи — как будто дотянул до нашего времени с лохматых советских времен без какого-либо ремонта и любых инноваций — тесная прихожая, или сени — черт знает, как правильно именовать это тесное помещение, а за ним единственная комната, обставленная в стиле: "У вас продается славянский шкаф? — Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой". Однако, правды ради, надо отметить, что кровать все-таки выбивалась из общего ряда, она была вполне себе современной, но… больничной. Такая, знаете ли, с регулируемой высотой — нажал на педель и можно ее поднять, или опустить.

Вся эта обстановка — покосившийся домик и "антикварная мебель", создавали общее впечатление, как будто попал в черно-белый советский фильм, что настроение Афанасия Антиповича, и без того пребывавшее ниже плинтуса, разумеется, не улучшало. У него даже стали закрадываться мысли, что он стал жертвой какого-то неуместного розыгрыша. В пользу этой версии говорило то, что незнакомец знал, как его зовут. Поначалу, разбитый и уничтоженный свалившимся на него горем полковник не обратил на это внимания, но потом вспомнил. Афанасий Антипович начал понемногу злится, все больше убеждая себя, что участвует в каком-то злом фарсе, однако, будучи, если называть вещи своими именами — в безвыходном положении, решил не горячится и испить чашу до дна, а уже потом реагировать соответствующим образом.

Кроме утреннего незнакомца в комнате больше никого не было. Хотя… кто-нибудь мог скрываться на неосвещенной веранде, расположенной у того за спиной. На нее выходили дверь и окно — видимо была пристроена к существующему дому. Полковник Васильев напрягся было, но через мгновение расслабился — если бы его хотели похитить, то сделали бы это еще утром, пока он находился в прострации — брызнули из баллончика и усадили в машину, а если бы хотели убить, то еще проще — и в машину сажать не надо. Однако, надо честно сказать — состояние у него было нервическое. Одно на одно накладывалось, так что — врагу не пожелаешь.

"Чехов", сидящий за обшарпанным круглым столом, приветливо улыбнулся и приглашающе махнул рукой, указывая на стул, стоящий напротив и ничем не выбивающийся из общего ряда — такой же старый и потрепанный. Дождавшись, пока полковник усядется, незнакомец заговорил:

— Ваше присутствие здесь, уважаемый Афанасий Антипович, означает, что вы приняли мое предложение. Поэтому я должен представиться. Согласитесь, что до настоящего момента, это было бы излишне. Если бы наша утренняя встреча оказалась первой и последней, то мое имя вам было бы ни к чему, — "Чехов" помолчал и добавил: — равно, как если бы вы в последний момент передумали и не приехали.

Крыть было нечем — полковник Васильев, анализируя все, что с ним произошло за такой долгий сегодняшний день, пришел к аналогичным выводам.

— Меня зовут Грамон, — улыбнулся "Чехов".

— Это имя, или фамилия? — по ментовской привычке, уточнил Афанасий Антипович.

— Это три в одном, — мягко улыбнулся "Чехов", — и имя, и отчество, и фамилия. Грамон. Просто — Грамон.

"Грамон, так Грамон, — устало подумал полковник. — Главное, чтобы толк был, а там хоть Бонд. Джеймс Бонд!"

— Сколько будет стоить лечение? — сразу взял быка за рога Афанасий Антипович. Он и сам альтруизмом не страдал и в наличие такового у других не верил — каждый ищет свою выгоду, пусть даже не материальную. И не ошибся.

— Ваши деньги мне не нужны, — покачал головой Грамон. — Мне свои-то девать некуда. А нужен мне свой человек в вашей структуре, который, время от времени, будет выполнять мои необременительные просьбы.

"Ну, насчет необременительных — это ты врешь, — подумал полковник. — Разные будут просьбы, как я понимаю…"

— Нет-нет, — улыбнулся Грамон, правильно истолковавший сомнения, нарисовавшиеся на лице оппонента. — Ничего невыполнимого. К тому же, — прибавил он, — каждая услуга будет щедро оплачена.

И то ли упоминание о щедрой оплате, то ли, что скорее всего, осознание, что другого выхода нет, потому что в разговоре с главным специалистом онкоцентра почувствовал Афанасий Антипович, что не верит тот, в возможность излечения, то ли и то, и другое, и третье, и десятое, но принял полковник окончательное решение, отрезая пути назад и сжигая мосты:

— Когда можно будет приступить к лечению, где оно будет проходить и сколько продлится? Для меня важно сколько… — начал он объяснять Грамону, но тот поднял ладонь, останавливая Афанасия Антиповича.

— Лечить будем здесь, прямо сейчас, процедура продлится минут пятнадцать — двадцать. Ложитесь, — "Чехов" кивнул на кровать.

Ошеломленный полковник сделал попытку раздеться — начал снимать куртку, но Грамон только махнул рукой:

— Не надо. Постельного белья нет. Так ложитесь.

Когда Афанасий Антипович улегся, "Чехов" подсел к кровати, поднял ее на удобную высоту, затем положил обе руки на живот полковнику, а потом началась мистика — Афанасию Антиповичу было хорошо видно, как руки Грамона засветились каким-то волшебным зеленым светом, потом в животе у него стало тепло, затем жарко, далее — невыносимо жарко — полковник даже хотел пожаловаться Грамону, но решил потерпеть, полагая, что тот знает, что делает, и не ошибся — в какой-то момент невыносимый жар стал спадать, сделался выносимым, потом перешел в приятное тепло. Интенсивность свечения тоже убывала, пока оно не исчезло совсем.

— Ну вот и все, — "Чехов" устало поднялся и встряхнул кистями рук, как будто сбрасывая с них что-то невидимое. — Можете подниматься.

— Спасибо, — выдавил, потрясенный всем произошедшим, Афанасий Антипович. — А сколько еще сеансов потребуется?

— Нисколько, — пожал плечами Грамон. — Через недельку сдайте анализы и сходите к врачу… Но, только не к тому у которого были — не стоит рождать нездоровые сенсации, — улыбнулся он. — Проверьтесь для самоуспокоения. — Грамон помолчал, как будто вспоминая что-то, затем продолжил: — Больше по тому телефону мне не звоните — это был одноразовый номер. Связываться будем так… — и он изложил полковнику Васильеву, каким мессенджером пользоваться и как надлежит проверять аутентичность абонента.

Вот так и началось сотрудничество Афанасия Антиповича с Грамоном. Вернее, как сотрудничество… Использовал его Грамон, как сам полковник Казака — вот такое вот сотрудничество в качестве резинотехнического изделия. Есть одна хитрая эзотерическая теория, что никакой индивидуальной души не существует, а есть огромное "кольцо душ" — этакая колоссальная змея, кусающая себя за хвост и расположившаяся в высших измерениях Мироздания. Причем закольцована она не только в пространстве, но и во времени.

Суть теории в том, что перерождаясь, каждый человек должен пройти всю цепочку — в этой жизни он Генсек, в следующей — омега в неандертальской стае, которого все пинают и который всегда голодный. Если в этой жизни ты убийца, то в следующей, или через десть, или через сто, убивать уже будут тебя, причем тем же способом. Короче говоря, каждый должен примерит на себя все имиджи, существующие от начала времен и до их конца. Побыть и нищим, и фараоном, и жертвой, и палачом.

Верна ли эта теория, или нет, трудно сказать — каждый сам узнает, когда отправится в последнее путешествие через темный тоннель к сияющему выходу. Одно можно сказать — у этой теории есть много слабых мест, которые думающий читатель и сам раскопает, если захочет, но есть и одно чрезвычайно сильное — она дает надежду на справедливость. Да даже не справедливость, а — СПРАВЕДЛИВОСТЬ!

А то один родился в Африке и умер в три года с раздутым от голода животом, облепленный жирными мухами, жрущими его еще живого, а другой у нас, иле где-нибудь в Европе, или Америке, как сыр в масле катается всю жизнь. Несправедливо… Так вот, если эта теория верна ("а чё бля если да!" — как поет Семен Слепаков), то Афанасий Антипович получил два в одном — две роли одновременно: и натягивающего резинотехническое изделие и натягиваемого, а такой опыт, полученной в одной жизни, дорогого стоит!

Возвращаясь к началу, не побоимся этого слова — судьбоносного знакомства Грамона и полковника Васильева, надо отметить, что последний в точности выполнил полученные инструкции — выждал неделю и провел повторное миниобследование, показавшее, как и следовало ожидать, что он полностью здоров. В дальнейшем Афанасий Антипович ревностно исполнял свою часть договора, справедливо опасаясь, что наслать на него какую-либо смертельную хворобу гораздо проще, чем вылечить — ломать не строить.

Однако же полковника страшно интересовала таинственная личность его спасителя и он исподволь, предельно осторожно, провел маленькое расследование, результат которого, кто бы сомневался, был нулевым. Дача была зарегистрирована на Васю Пупкина, личность которого давным-давно растворилась на необъятны просторах нашей Родины… а не исключено, что и где-нибудь в Таиланде, или еще где, сим-карта связного телефона была без регистрации, а все необходимые платежи за дачу проводились со счета в Сбербанке, открытого Васей еще до растворения. А больше никаких подходов к Грамону не было, и вот появилась ниточка!

Тянуть за нее требовалось предельно осторожно, чтобы упаси Господь не навлечь гнев, да что там гнев — малейшее неудовольствие Грамона. Вызвать немилость существа за несколько минут исцелившего онкологическое заболевание — это знаете ли чревато… Для этого надо быть потомственным дебилом, а Афанасий Антипович, наоборот, был умным человеком. И, кстати про ум — по уму-то надо было бы плюнуть и растереть на эту ниточку и жить, как жил, но… это, как больной зуб — не надо трогать языком, а не удержаться. Очень хотелось полковнику Васильеву разузнать что-нибудь о своем таинственном контрагенте — ну, не привык он к роли лоха педального, и начал Афанасий Антипович обдумывать комбинацию, как на елку влезть и не ободраться.

О том, что человек живет хорошо, он обычно не догадывается, пока ему не станет плохо. Нет, конечно же, есть отдельные индивиды, проводящие время на круизных лайнерах, фешенебельных курортах, тропических пляжах и прочих труднодоступных обычному человеку местах, которые осознают, как им хорошо живется, но и там есть свои подводные камни, основным из которых является зависть. Как говорится: у кого-то щи пустые, а у кого-то жемчуг мелкий.

Развалившись в шезлонге на верхней палубе какой-нибудь океанской яхты, типа "Al Said", ты ведь не сравниваешь свою жизнь со стюардом, разносящим коктейли, незаметным, словно человек-невидимка, а сравниваешь с кем-то у кого больше миллионов, или миллиардов и бываешь от этого так же несчастен, как этот стюард, черный завистью завидующий старшему стюарду, койка которого расположена прямо под ним в их каюте на десять человек на нижней палубе, и получающему на тысячу больше. Так что, повод для расстройства человек разумный всегда найдет, независимо от своего материального и общественного положения. Но, это все так… — игры разума, так сказать.

Обычный же человек, с трудом разлепляющий глаза по будильнику, спешащий на работу, или учебу, которого потом нещадно давят в маршрутках и метро, с трудом сводящий концы с концами, в лучшем случае рассмеется, если вы скажете ему, что он хорошо живет, а некоторые, особо горячие товарищи, могут и в морду дать. Но, это опять же — игры разума. Потому что, на самом деле, все эти люди живут хорошо, но осознать это они смогут только потом, задним числом, когда им по-настоящему станет плохо.

Несчастья приходят к человеку по-разному. Могут запланировано — в результате тяжелой и продолжительной болезни, могут внезапно — кирпич, или сосулька на голову, или "гоп-стоп, мы подошли из-за угла", или еще как. Но, роднит их одно — жизнь делится на "до" и "после". До — была хорошая, причем неважно кем ты был — миллионером, или дворником, а после — плохая.

Денис относился к тем немногим людям, которые и живут хорошо и осознают, как хорошо им живется. У него, к счастью, или к несчастью — трудно сказать, как правильно, было с чем сравнивать. Утро было солнечное, безоблачное, морозное — настоящая русская зима, и старший помощник, словно молодой лось, мчался по тропинкам Лосиного Острова — пардон за тавтологию, возвращаясь с утренней тренировки и ощущая каждой клеточкой своего молодого здорового тела радость бытия.

Но… — как же без неизбежного в нашей жизни "но"? Первой исчезла радость, потом пришло ощущение какой-то неправильности происходящего, ну, а потом Денису стало плохо. Ощущения были, как при почечной колике, когда человек не понимает, что конкретно у него болит, потому что боль разлита по всей тушке, а в придачу тебя еще нещадно тошнит — тошнит так, что выворачивает до последней капельки. Плохо старшему помощнику стало до такой степени, что он не удержался и рухнул в снег. Встать на ноги стоило большого труда и неимоверных страданий, потому что любое движение усиливало боль.

Но, делать нечего — взяв волю в кулак и стиснув зубы, Денис побрел по направлению к дому. Каждый шаг, через кроваво-черное марево, висящее перед глазами, был сравни подвигу — малейшее изменение положения тела отзывалось невыносимой болью, один раз старший помощник даже потерял сознание от боли, когда шагнул мимо тропы и провалился в снег, но делать было нечего — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Ждать помощи было неоткуда и не от кого. То, что произошло было понятно — началась спонтанная инициация Дара и, как надеялся Денис, ему оставалось лишь немного… или много — хрен знает сколько точно, перетерпеть, пока она закончится и дело в шляпе — он лицензированный маг-эксцентрик, любимец женщин и Рабиндраната Тагора!

Однако все это было хорошо в теории, имеется в виду — перетерпеть, на практике же, старший помощник убедился, что с каждым шагом, да что там шагом — с каждым мгновением ему становится все хуже и хуже. Сомнения стали закрадываться в душу Дениса и, как пел Высоцкий: "Терпенью машины бывает предел, и время его истекло…". Добравшись до скамейки у подъезда, старший помощник… чуть было не вырвалось — рухнул, но нет — осторожно, как старый дед, умостился на краешке, затем, ценой кратковременной потери сознания от боли, стянул рюкзак и вытащил телефон. Теперь главное было, чтобы рыжая ответила — во время занятий она могла и отключить телефон. Если практика — точно выключит и это плохо. Очень плохо… Первые два вызова Юлька сбросила и откликнулась только на третий:

— У меня лекция! — прошипела она и хотела еще что-то добавить, но не успела — Денис прохрипел:

— Я умираю… дома… у подъезда… — и отключился. Силы покинули старшего помощника, но провалиться в спасительное забытье ему было не суждено — боль продолжала терзать его тело, не давая ускользнуть в благословенное беспамятство. Однако же, как выяснилось, сознание он все-таки потерял, потому что очнулся в собственной ванне в луже из всех субстанций, что наполняют организм живого человека. Пока они внутри — все нормально, но вот когда эти субстанции вырываются наружу, да еще одновременно, да еще ты в них лежишь, то… не комильфо.

Как он в ванне очутился и что в ней происходило, было загадкой масштаба, кто убил Джона Кеннеди. Единственным логическим объяснением всего произошедшего было участие в нем ведьмы, но… рыжая, при всей своей спортивности, вряд ли смогла бы дотащить хоть и не толстого, но достаточно тяжелого Дениса до квартиры, затащить в ванную, раздеть, уложить в ванну, причем так, чтобы не разбить ему при этом голову, или еще какой-нибудь жизненно важный орган. Скорее всего, она привлекла помощь — отказать ей в чем-либо мужчина с нормальной сексуальной ориентацией не мог, но это означало, что посторонние могли видеть шкиру и пояс и это было плохо. А еще плохо было из-за редкостной вони.

Впрочем, и рассекреченные перед посторонними шкира и пояс, и вонь, все это, по большому счету — и хрен-то с ним, потому что было главное, перевешивающее все остальное — боли не было! Вместо нее было ощущение, что сил нет даже для того, чтобы поднять голову, но, повторимся — боль ушла! Вместо нее пришло ощущение счастья. Ну, это-то, как раз понятно — для того, чтобы по-настоящему оценить, что имеешь, надо это потерять. Особенно, что касается здоровья. Однако, как известно, счастье долгим не бывает — вонище, царящее в ванной, быстро избавило старшего помощника от эйфории.

Видимо, его шевеления не остались тайной для спасателя, потому что дверь в ванную немного приоткрылась и в проеме показалось лицо Юльки, которая сразу же наморщила носик.

— Жив… — констатировала она.

— Не дождетесь, — проворчал Денис, пытаясь скрыть определенную неловкость за свой внешний вид. Лежать голым, в луже дерьма, перед красивой девушкой — это знаете ли… не в мужском стриптизе участвовать, хотя казалось бы — и там и там приходится работать голышом, но, согласитесь — определенная разница есть.

— Ну, раз грубишь — значит точно жив, — сделала безошибочный вывод ведьма. — Отмывайся. — Она сделал крохотную паузу: — Вонючка! — потом ехидно улыбнулась и добавила: — Был бы шланг — я бы тебе помогла. А так — извини! Как-нибудь сам.

Дождавшись, когда ведьма закроет дверь, старший помощник, кряхтя, как старый дед, восстал из мертвых и приступил к клининговым операциям — сначала смыл все дерьмо из ванны, потом почистил ее, а потом взялся с тем же рвением за себя. Через полчаса Денис, чистый, как палуба адмиральского катера, надраенная перед визитом Верховного Главнокомандующего, вышел из ванной, невозмутимо продефилировал голым перед, столь же невозмутимой рыжей и скрылся в своей комнате, из которой появился через минуту, одетый уже по-человечески.

Он подсел к столу, за которым Юлька неторопливо потягивала кофеек, единственно для того, чтобы пообщаться, потому что после той прочистки организма со всех сторон, которую он пережил, есть не хотелось совершенно, но внезапно — щелчком, почувствовал зверский голод. Такой голод, что даже руки затряслись. Вопрос надо было решать немедленно, поскольку избежав смерти от самопроизвольной инициации Дара, было бы обидно умереть теперь уже от голода. Вопрос надо было решать, но как? — сил, чтобы что-нибудь приготовить, не было от слова вообще. Поэтому, справедливо рассудив, что в таком состоянии он скорее себе пальцы отобьет, чем отбивную, старший помощник решил обратиться за помощью к ведьме.

"Сейчас выпендриваться начнет!" — мрачно попророчествовал внутренний голос.

"К гадалке не ходи!" — не менее мрачно согласился с ним Денис. И не ошибся.

— Юль! Пожарь пожалуйста мясо, — слабым голосом, максимально заискивающе, попросил он.

— А самому слабо?! — рыжая возмущенно подняла бровь. В ответ старший помощник молча показал ей дрожащие руки.

— Я тебе не кухарка! — объявила ведьма прокурорским тоном. — И вообще, я готовлю, только любимым мужчинам, а мы с тобой даже не спим! — надменно изрекла она. Сделав это заявление, она немедленно нацепил передник и приступила к готовке, вызвав тем самым замешательство, как внутреннего голоса, так и его носителя — логика происходящего оказалась выше их понимания.

Утолив голод, а вслед за ним и жажду, Денис удовлетворенно рыгнул, заслужив тем самым презрительно-негодующий взгляд рыжей, как бы говорящий: "фи! с кем приходится иметь дело!?!".

— И как с тобой в приличном обществе показаться? — задала она риторический вопрос, закатывая глазки.

"А куда это она со мной собралась показываться?" — удивился старший помощник.

"На новогодний бал девственниц первокурсниц в Кремле!" — ухмыльнулся внутренний голос.

"Ну-у… разве что… — не очень поверил в такую перспективу Денис. — Но, думается она это так — для красного словца ляпнула".

Однако получилось действительно не очень… — что толку объяснять, что организму не прикажешь, а сдерживаться вредно, поэтому старший помощник изобразил раскаянье и виновато глядя на ведьму, смущенно улыбнулся:

— Пардон-с! Благородная отрыжка.

— А из манер видна привычка к лошадям! — поморщилась рыжая, давя понять, что ни на ноготь не верит в искренность собеседника.

Денис же, посчитав, что протокол соблюден и хватит посыпать голову пеплом, сыто откинулся от стола и, широко осклабившись, перешел в контратаку, не давая ведьме закрепиться на захваченной высоте:

— Выходит, ты меня тайно любишь! — сделал он вполне логичное предположение.

— Размечтался! — фыркнула рыжая. — Я из жалости! — гордо объявила она и передразнила старшего помощника, состроив жалобную мину: — Юль! Пожарь пожалуйста мясо, — после чего изобразила ручной тремор. — И вообще, — прищурилась ведьма, — мы его от смерти спасли, а он нам фигвамы рисует!

— А вот с этой цифры поподробней, — посерьезнел Денис. — Мне реально плохо было… — признался он, потом на секунду задумался и поправил формулировку: — Ну-у… по крайне мере показалось, что сильно плохо. А на самом деле, что произошло?

— На самом деле, — хмыкнула рыжая, — произошло то, что ты ужасно везучий сукин сын. Фантастически везучий!

"От кого-то я это уже слышал…" — ностальгически вдохнул старший помощник.

"От Шэфа!" — уточнил внутренний голос, как будто кто-то сомневался.

— Начнем с того, — нахмурилась ведьма, — что я обычно на лекциях выключаю телефон, а на этот раз не выключила!

— Умница! — Денис подумал и, решив, что кашу маслом не испортишь, добавил: — И красавица! — губы Юльки на мгновение дрогнули, попытавшись растянуться в довольной улыбке, но она быстро вернула контроль над мимикой и вновь стала предельно серьезной.

— Во-вторых — ты вовремя позвонил. Еще бы пять минут и все…

— Все — в этом смысле? — старший помощник чиркнул себя ладонью по горлу.

— В этом, — сухо подтвердила ведьма. — Пробуждающийся дар убил бы тебя.

— Дела… — грустно покачал головой Денис. — Вот так живешь, горя не знаешь, и вдруг р-раз и все…

— И последнее. Если бы мы не съездили к Клавдии, я бы не знала, что делать. Она научила. Как чувствовала.

— Кому суждено быть повешенным, тот не утонет… — улыбнулся старший помощник, но улыбка вышла какой-то грустной.

— Так что, ты не просто гад, а гад-счастливчик! — не позволила сбить себя с темы рыжая, после чего вынесла окончательный вердикт: — Будешь должен!

— Буду, — покорно согласился Денис. — А с Даром-то что, инициировался? Не зря страдал?

— Не знаю, — вздохнула Юльку. — Не могу понять.

— Как это!? — поднял бровь старший помощник. — Ты же видишь…

— Не веришь? — разозлилась ведьма. — Так возьми свой грехоизмеритель и сам посмотри!

Возразить было нечего. Пожав плечами, Денис вытащил из рюкзака пенал, а из пенала аураметр. Картинка, полученная при помощи тетрархского прибора неприятно изумила старшего помощника — все надтелесные оболочки оказались смяты и перекручены, а аура напоминала фотоснимок атмосферы Юпитера с гигантским штормом. Ничего общего с прошлым благопристойным "снимком" с четким разделением надтелесных оболочек и "правильной" аурой не было. Похоже было на то, что рыжая не врала и реально вытащила Дениса из лап смерти. И если сейчас, когда все более-менее устаканилось, его тонкое тело выглядело так погано, то что было в разгар веселья!?! Страшно представить…

— Ну, убедился, что ни черта непонятно? — с вызовом спросила, обиженная недоверием, рыжая.

— Убедился, — вздохнул старший помощник. — Хреново все.

— Это ты еще не видел того, что видела я! — хмыкнула Юлька. — Сейчас-то еще ничего! Прилично, более-менее…

— А что ты видела? — безразличным тоном полюбопытствовал Денис.

— Что я видела? — переспросила ведьма. — Черную ауру я видела! Ты был живым трупом! Вот что я видела!

"Да-а… — действительно повезло, — тоскливо подумал старший помощник, — мог бы и окочуриться…"

"А по-моему — наоборот! — у внутреннего голоса, как обычно, была своя — альтернативная точка зрения. — Не повезло!"

"Почему?" — удивился Денис.

"Один на тысячу умирает. И этот тысячный — ты! А девятьсот девяносто восемь без осложнений проходят инициализацию. Так где везение?"

"Где… где… — вздохнул старший помощник, — сам знаешь — где…"

— Ну, хорошо, — прервала невеселые думы Дениса Юля, поднимаясь из-за стола. — Жить будешь, так что я поехала. И так с тобой столько времени потеряла!"

Она сделала ощутимую паузу, видимо ожидая, что старший помощник ее остановит и попросит остаться. Причина может быть любой, например в роле сиделки, или же сестры милосердия, или в каком ином качестве, а может старший помощник придумает еще какой-нибудь повод — например, признается, что боится темноты, а жечь свет ночью ему не по карману — дорого очень, но ничего такого говорить Денис не стал. Он вежливо проводил девушку и тут же направился в спальню, потому что внезапно, как раньше есть, нестерпимо захотел спать. В сон старший помощник провалился мгновенно, как только голова коснулась подушки. Но, уже засыпая, Денис ощутил некоторое неудобство — занозу, засевшую в мозгу. Что-то в произошедшем было не так. Что-то насторожило старшего помощника. Что именно, понять он не успел, потому что рухнул в тяжелый, черный, без сновидений сон.

Денис снова, как молодой олень… чуть было не вырвалось — мчался, но, нет — совсем даже не мчался, а натужной трусцой тащился по своей тренировочной "тропе Хо Ши Мина". И ощущал он себя не молодым оленем, а вполне себе пожилым осликом, перевезшим за свою долгую безрадостную жизнь на своей многострадальной спине десяток-другой килотонн разнообразных грузов. Спал старший помощник долго, но все равно проснулся совершенно разбитым и чувствовал себя отвратительно. В таком состоянии обычный человек осознает тщету всего мирского и его тянет на рассол и философию. Денис, как мы знаем, обычным человеком не был, как говорится — отнюдь, но тщету он все-таки осознал, однако на рассол его не потянуло, а вот на философию — да. Как видим, отсутствие тяги к рассолу и составляло его исключительность.

Еще до выхода на "тропу", прямо с утреца, заваривая себе крепчайший кофе, чтобы хоть как-то, хоть чучелом, хоть тушкой, но все-таки продрать глаза, он стал размышлять о том, что вчера ему было плохо, а сегодня — отвратительно и что оба эти состояния имеют, как много общего, так и коренные различия. Потягивая ароматный напиток, старший помощник сформулировал для себя, чем эти поганые состояния принципиально отличаются друг от друга, несмотря на определенное сходство. Итак, если человеку плохо, значит с ним приключилось что-то действительно нехорошее — сердечный приступ, почечная колика, отсутствие эрекции в самый необходимый момент, или еще что-либо, столь же катастрофическое, а когда отвратительно — то человек, или с бодуна, или недоспал, или переел, или на солнце перегрелся. Состояния могут быть похожи, но разница есть. С такими мыслями Денис и приступил к утренней тренировке.

Через пять минут после начала разминки, старший помощник взмок так, как никогда раньше не потел даже в разгаре тренировки, прокатывая на высочайшей скорости разнообразные каты, а еще через несколько минут, когда он решил все-таки взвинтить черепаший темп бега, сердце отреагировало на это так, будто собралось выпрыгнуть из груди и покинуть дурное тело… точнее говоря — дурной мозг, отдающий телу такие чудовищные приказы. Тренировку Денис все-таки довел до конца, но на зубах и на такой-то матери, причем сделал гораздо меньше — в разы! чем обычно, а устал во столько же раз больше. Вот таким был печальный итог первой тренировки старшего помощника, после "выписки из реанимации".

Доплетясь до дома и перекусив, он, не раздеваясь, завалился на кровать и тупо уставился в потолок. Идти на вторую, равно как и на третью тренировку, он не собирался. И дело было не в отсутствии физических сил, хотя это отсутствие и имело место быть. Но, его можно было как-то перетерпеть — и не то терпели, а в отсутствии цели тренировки. Дело было в том, что "длинная рука" исчезла, как класс — нечего было тренировать.

Сначала, попробовав, как обычно, сбить на ходу шишку и не достигнув поставленной цели, старший помощник списал неудачу, на общее ослабление организма и пережитый стресс, но когда, на обратном пути, он попробовал целенаправленно поработать с мелкими предметами, типа конфетной обертки, непонятно какими ветром занесенной в дебри Лосиного Острова, комком грязи, величиной с ноготь мизинца, отдельной снежинкой, наконец, неторопливо планирующей с ели, и убедился, что с тем же успехом можно было бы попытаться сдвинуть с места пирамиду Хеопса, то впал в некое подобие прострации.

Включился защитный механизм, защищающий мозг от перегрева в случае попадания человека в стрессовую ситуацию. Вместо того, чтобы надрываясь от горя, рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом и лить горючие слезы, человек на некоторое время просто тупеет. Страшное событие, произошедшее с ним, отделяется от осознания слоем густого тумана, или войлока, или еще какой демпфирующей субстанцией. Именно это и произошло с Денисом, пока он брел домой, ел, а потом, одетым, завалился на кровать.

Но, постепенно старшего помощника, как говорится — отпустило, и он начал более-менее трезво анализировать ситуацию, в которую угодил. Вместе с "отпусканием" накатила душевная боль — к хорошему человек быстро привыкает, и когда лишается этого хорошего, а особенно, когда в полной мере осознает, чего лишился — сильно переживает. Но, переживания — переживаниями, а анализ ситуации никто за Дениса не сделает, а без вдумчивого разбора полетов непонятно, куда двигаться дальше и как. Поэтому он собрал волю в кулак, засунул все эмоции в одно место, взялся за ум и принялся холодно размышлять, отделяя зерна от плевел, эмоции от фактов, а мух от котлет.

Для начала, надо было разобраться, кто виноват и что делать. На первый взгляд, виновник катастрофы был очевиден — им была спонтанная инициализация Дара, которая, при неправильном срабатывании, выжгла Дар дотла. И такая точка зрения имела право на существование и подобная гипотеза была вполне себе вероятной. Но! Не единственной. Далеко не единственной. Были и другие… Могла Юлька уничтожить Дар во время лечения, или даже — "лечения"? А почему бы и нет? Может быть вся эта картина с искореженными надтелесными оболочками и прочими ужасами и появилась как раз от того, что процедура не была доведена до конца и прервана самым варварским способом. Могло такое быть? А почему бы и нет?

Могла рыжая проделать вредительство целенаправленно, чтобы не дать Дару полноценно развиться? А почему бы и нет? Ведьма, она ведьма и есть, а все волшебники — они такие… мало ли чего им в голову взбредет. Могла Клавдия целенаправленно научить Юльку, как "неправильно" работать с пробуждающимся Даром, чтобы его уничтожить? А почему бы и нет? Причем рыжую даже могли использовать втемную, а она искренне старалась помочь. Могло такое быть? А почему бы и нет? И вот со всеми этими вопросами следовало разобраться и, по возможности, побыстрее, чтобы выработать стратегию и тактику дальнейшего поведения.

Старший помощник медленно поднялся… — хотел резко вскочить, но удалось только медленно подняться — "так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!", прошаркал на кухню, заварил крепкий кофе, неторопливо выпил, наслаждаясь вкусом и ароматом, дождался пока в голове более-менее прояснится и принялся думку думать.

Итак… могла рыжая сознательно уничтожить Дар Дениса? Теоретически — а почему бы и нет? Она девушка импульсивная, эмоциональная, впрочем, как все девушки, причем, она как-то раз проговорилась, что вступила на путь из зависти к супервозможностям старшего помощника — чтобы догнать, перегнать и доказать самой себе, что она лучше… ну, или, по крайней мере — не хуже. Могла она "выбросить конкурента за борт", чтобы раз и навсегда стать Царем Горы? А почему бы и нет? Но…

Кроме того, что Юлька девушка импульсивная и эмоциональная, она еще и умная. А как умная, она не могла не понимать, что "выхолощенный" Денис ей будет гораздо менее полезен, чем "полноценный", в случае какой-либо форс-мажорной надобности. Недавняя поездка к Клавдии тому доказательство — рыжая с изумлением наблюдала, как старший помощник легко ворочал тяжеленные гусеницы и вполне отдавала себе отчет, что обычному человеку такое не под силу. Так что, могла Юлька сознательно навредить, имела такую возможность, но вряд ли это сделала — она не дурочка, чтобы назло маме отморозить себе уши.

Ладно… с рыжей, вроде как, разобрались — теоретически, как человек разумный, не могла она сознательно вредить, но, впрочем, не стоит забывать, что имеем дело с достаточно взбалмошной девчонкой, да еще и ведьмой! Так что… Но, все же — нет! Слишком она умная для такого дурацкого шага. Остается Клавдия. Могла мертвая ведьма сознательно навредить старшему помощнику, дав рыжей неправильную методику обуздания пробуждающегося Дара? А почему бы и нет? Могла. Но… А какая для нее в этом выгода? Она ведь за рыжую всей душой, а для той более выгоден "полноценный дружок". Так что — тоже вряд ли.

Остается самый вероятный вариант, что Дар сжег сам себя при спонтанной инициализации. Именно к такому выводу и пришел Денис после напряженных раздумий. Следует отметить, что нормальный обыватель решил бы точно так же, причем, безо всяких размышлений, что еще раз подтверждает библейскую мудрость: многие знания — многие печали.

Но, потерей Дара неприятности… или беды… или… короче говоря — несчастия, обрушившиеся на старшего помощника, не ограничивались. Беда не приходит одна — в точности этой многовековой народной мудрости, Денис убедился немедленно после того, как завершил анализ причин потери Дара. Неизвестно с чего, вдруг, без малейшего на то повода, захотелось ему проверить не потерял ли он способность выходить в кадат. С чего его вдруг торкнуло, непонятно, но торкнуло. Ну, что можно сказать… чуть не вырвалось — ожидания, но нет, конечно же нет — не ожидания, а опасения старшего помощника вполне себе подтвердились — не смог он выйти в измененное состояние сознания.

Это было, как внезапный паралич — хочешь совершить обыденное, привычное действие — встать на ноги, например. Хочешь… а не можешь! Поганое ощущение, мягко говоря, а грубо здесь и не скажешь. Впрочем, Денис если и удивился, то не сильно. Кадат — это дух. В первую очередь — здоровый дух. А здоровый дух, как известно, бывает только в здоровом теле, коего у старшего помощника не было и в помине. Нет, внешне он не особо изменился, разве что тени легли под глаза, да морщинки вокруг них появились, но, если взглянуть вооруженным взглядом… то лучше не смотреть.

Хотя… если сравнивать со вчерашней аураграммой, то изменения к лучшему все же были. Но, какие это были улучшения? — слезы, а не улучшения! Просто, надтелесные оболочки "размотались" и вместо спутанного клубка предстали в своем нормальном виде — заняли свои законные "орбиты", но при этом все стали одинакового цвета — бледно-бледно красного, словно водянистая кровь алкоголика, разбавленная спиртом в пропорции один к трем.

И закралась тут в голову старшего помощника страшненькая мыслишка, от которой пробил его холодный пот — а не растерял ли он вообще все свои "волшебные" способности, не превратился ли в обычного бездарного?! Что там у него еще оставалось за душой, дай Бог памяти… — мелиферы, нанороботы, да способность отличать правду от лжи. Ах, да — еще лингатомию забыл — самое главное! И тут снова торкнуло Дениса — понял он, какая заноза мешала заснуть прошлой ночью. Царапало сознание то обстоятельство, что когда Юлька объявила, что спасла старшего помощника от смерти, не смог он определить правду она сказала, или нет.

Тогда, в "послеоперационной горячке", он не обратил внимания, но запомнил, и вот сейчас всплыло. Вот такие пирожки с котятами получались… Тоскливо стало на душе у Дениса, захотелось лечь, накрыться с головой одеялом, отгородиться им от этого жестокого мира, свернуться клубочком и заснуть, а когда проснешься, чтобы все было хорошо, как раньше. С трудом подавил старший помощник это желание. С большим трудом. Подавил, взял себя в руки, встряхнулся и принялся за дело — приступил к самотестированию. Обманывать себя — последнее дело. Если хочешь чего-то в жизни добиться, надо про себя все знать досконально, а то будешь думать, что ты мачо, а в самый неподходящий момент выяснится, что — чмо. Последствия могут быть, грубо говоря — самыми непредсказуемыми.

Начал с лингатомии. Нашел в Интернете какой-то французский телеканал, посмотрел минут пять, послушал… и понял о чем трендит симпатичная блондинка. Отлегло от сердца у Дениса. Очень уж он волновался насчет этой своей способности. Больше всего переживал. Одно дело лишиться "длинной руки" — никто не спорит, вещь в хозяйстве крайне полезная, если бы не она, не удалось бы в Паранге, во дворце Ортега из могилы откопаться, да и в дальнейшем очень помогала — вспомнить хотя бы поездку к Клавдии, но… жил же как-то старший помощник без "длинной руки" и дальше проживет, хоть и хуже, чем с ней, а вот без способности мгновенно воспринимать чужой язык… тоже проживет, но очень хреново.

Представить только, попадает он в очередной мир, аборигены ему что-то втирают, а он ни бе ни ме ни кукареку — надо за учебники садиться, или учителя, а лучше — учительницу искать, но если к языкам способности нет, то и молодая грудастая преподавательница не поможет — знание языков половым путем не передается. К сожалению. Правда, был запасной выход. Его Денис нашел за те пять минут, пока с замиранием сердца ждал, придет к нему понимание французского, или нет. "Процессор" в мозгу перешел в режим реальной многозадачности и пока решалась задача распознавания незнакомого языка, параллельно решалась и другая — поиск альтернативы лингатомии. Выход нашелся, и основывался он на высоких технологиях.

Старший помощник рассуждал так — если на Земле сумели сделать карманный переводчик, размером с обычный смартфон, который налету переводит в обе стороны, то на Тетрархе сделают еще лучше и меньше. Правда существовало одно "но". Очень серьезное "но". Земной гаджет переводил с одного известного языка на другой известный, а нужно будет сделать аппарат, который переводит с известного языка на заранее неизвестный, и обратно. Задача на порядок, если не больше, сложнее, но, так и тетрархскую науку и технику с земной не сравнить. Короче говоря, поставил себе Денис зарубку в памяти — когда будет в очередной раз в гостях у Ларза, попробовать заинтересовать Архимага такой задачей — вдруг чего и получится. Но, честно говоря, без работающей лингатомии, геморрой будет еще тот, так что повезло старшему помощнику. Сильно повезло.

Что делать дальше, было понятно. Мелиферы дома не проверишь, а выходить никуда не хотелось — не то настроение, так что оставались тетрархские нанороботы. С их тестирование проблем не возникло, Денис прибег к старинному отечественному способу — решил нажраться. Что ему, с успехом и удалось. Как сам факт алкогольного опьянения, так и тяжелое утреннее похмелье однозначно свидетельствовали, что наники из строя выведены. Навсегда, или временно — это другой вопрос, но на данный момент бездействуют.

Сказать, что старший помощник впал в отчаянье от свалившихся на него несчастий, было бы большим преувеличением. Радоваться, естественно, было нечему, но и повода для размазывания слез и соплей по небритой морде не было. По крайней мере так считал Денис. У него, к несчастью, было с чем сравнивать и все сегодняшние потери не шли ни в какое сравнение с потерей ног, так что и особых огорчений не было.

"Длинная рука"… ну, что тут скажешь — не жили богато, нечего и привыкать. Лингатомия работает, а это самое главное, потому что не собирался старший помощник оставаться на Земле. Не нравилось ему тут. Если уж выбирать высокоразвитый мир, то — Тетрарх, а конкретно — Островную Цитадель. Если мир, где хочется жить, то — Сету, а конкретно — благословенный Бакар. Правда неизвестно, что там творится после орбитальной бомбардировки, но будем надеяться. А вообще хочется просто пошататься по бескрайней Многомирной Вселенной, пока силы есть, а там, ближе к "пенсии", посмотрим. Так что — остановите Землю, я сойду!

Старший помощник ощущал себя выходцем из деревни, которому удалось не только выбраться в город и получить хорошее образование, но и поездить по заграницам, мир повидать, и после возвращения к родной завалинке не был у него никакого желания бросить якорь и встать на вечную стоянку. Хотелось обратно в большой Мир. Однако, хватит про хотелки, вернемся к проблемам. Что там дальше? — мелиферы… так и без них можно прожить, а может еще и заработают, равно, как и нанороботы.

Серьезной потерей был кадат, но и тут "все не так уж сумрачно вблизи" — Денис помнил, как первый раз обрел его и был уверен, что сумеет справиться с проблемой и сейчас. Рецепт был известен — тяжелые, выматывающие тренировки для физического тела, не оставляющие даже капельки сил, непрерывные попытки выйти в измененное состояние сознания и немного удачи. А везет тому, кто везет, так что хотя и встал на утро старший помощник с тяжелой головой, но на тренировку отправился без малейшего уныния и не только потому, что оно смертный грех, а из-за того, что видел цель и знал, как ее достичь. Но, то было утром, а сейчас причудливая мысль Дениса вильнула в сторону и, как-то даже незаметно для самого себя, задумался он о смысле жизни, о том, что человек без жизненной цели и не человек вовсе, а так… — млекопитающее. А может, даже — насекомое. Инсект, если по-простому.

Кстати о цели. Очень многие путают цель и средство и ставят перед собой жизненной целью разбогатеть. Это путь в никуда, о чем свидетельствуют немногочисленные, к сожалению, сообщения в СМИ о находках у арестованных министров, губернаторов, правоохранителей и прочих казнокрадов центнеров денег, коллекций дорогих часов, килограммов золота и пригоршней бриллиантов. Вот на хрена им это все? — с собой ни на зону, ни тот свет не возьмешь, а на этом лежит мертвым грузом. Гроб, что ли, изнутри обклеивать стодолларовыми банкнотами?

И дело даже не в том, что они попались. Один попался, а сто — нет. Система карает выборочно и отнюдь не за воровство. Дело в другом — такое богатство счастья не приносит. Деньги не цель, деньги — средство, они нужны для достижения цели — на лечение, купить квартиру, машину, получить образование, запустить на орбиту корабль нового поколения, наесться досыта, съездить в отпуск в Турцию, создать электромобиль, построить, на худой конец, яхту длиной метров двести, или купить остров в Эгейском море, возвести там замок, в котором триста шестьдесят пять спален и ночевать каждую ночь в новой. Это не говоря уже о том, что можно строить медицинские центры, лаборатории, стадионы, дороги, школы, санатории, жилье и открывать картинные галереи. Кстати о галереях — еще можно меценатствовать, вспомним Третьякова, Морозова, Голицына…

Можно и неимущим помогать и оплачивать лечение детей из бедных семей, но это уже ненаучная фантастика — утопия, мягко говоря. Правда, если бы "богатеи" точно знали, что после вылета из темного тоннеля на сияющий свет, с них спросят за все "шалости", то бросились бы гурьбой, толкаясь и отпихивая друг друга, раздавать деньги бедным, каяться, стучать лбом об пол и молиться, но они уверены, что не спросят. А может зря уверены? А чё, бля, если да? — как поет Семен Слепаков. На этом моменте старший помощник решил, что хватит умничать — и так уже в такие дебри завели его невинные рассуждения о цели в жизни, что немного еще и можно будет становиться бродячим проповедником ЗОЖ. А ему это надо? — ему этого не надо! Ему бы со своими мелкими проблемами разобраться.