...Итак, я стал армейцем. На первом же собрании узнал, что тренироваться будем шесть раз в неделю, по два раза в день. А на сборах, куда вскоре поедем,—и три раза в день. Тарасов предупредил меня, что будет очень и очень тяжело. И он не ошибся. Таких нагрузок я в своей жизни еще не видел.
Мы приехали на спортивную базу в Кудепсту в июле. Стояла изнуряющая жара. Режим дня выглядел так: утром — 45-минутная зарядка, затем днем, в самое пекло, — полуторачасовая тренировка, а после обеда и небольшого отдыха — еще одна. Выполняли мы, к примеру, такие упражнения, как хождение на руках по лестнице, бег в гору с партнером на спине работа с тяжеленными блинами от штанги, имитирующая различные хоккейные приемы, бросание камней в море и из моря на берег. Камень обыкновенно брался такой, какой только мог поднять. Если возьмешь полегче, тут же следует «поощрение наказанием» — предлагалось сделать кульбит с разбега в воду. А там на дне камешки... А то запрягут тебя в резиновые постромки, как лошадку, и тянешь партнера по дороге в гору, куда и дизельный автобус еле вползает.
Трудней всех приходилось на том сборе нам с Володей Петровым. Он, как и я, был новичок в ЦСКА, призван тоже в мае, только из московских «Крылышек». Но, пожалуй, моему будущему партнеру по тройке приходилось даже потяжелее. Характером он горяч, самолюбив, вот ему для острастки и накидывали по полчасика тренировок сверх нормы.
Признаюсь, к концу сборов я дрогнул. Пошел «бить челом» к Борису Павловичу Кулагину (к Тарасову идти не решился). Стал просить, чтобы отпустили в какую-нибудь другую армейскую команду. Кулагин начал меня отговаривать. Часа полтора длилась наша беседа, а в конце ее тренер сказал, что если выдержу этот сбор, то из меня может получиться хороший игрок. А не выдержу — уйти будет никогда не поздно. И я остался.
С Володей Петровым мы на этих трудных сборах подружились. А когда вернулись в Москву и началась ледовая подготовка, нас поставили в одну тройку с гроссмейстером советского хоккея Вениамином Александровым, оставшимся в одиночестве после ухода из большого спорта его знаменитых партнеров — Константина Локтева и Александра Альметова. Но получилось так, что с ним же одновременно наигрывалась и другая связка — Александр Смолин и Виктор Еремин.
С началом первенства СССР пошла у нас небольшая чехарда. Вступаем, например, в игру мы с Володей, а завершают ее наши «конкуренты». Или же наоборот— мы выходим на лед после Смолина и Еремина. Конечно же, толковой игры в подобной ситуации ни у нас, ни у наших товарищей не получалось.
На ближайшем комсомольском собрании комсорг команды Анатолий Фирсов высказал нам ряд серьезных претензий по игре, что, мол, команда возлагала на нас с Петровым большие надежды, а мы их не оправдываем. Я выступил и сказал: «А как мы можем показать, на что способны, если появляемся на площадке эпизодически? Мы с Петровым выступали в командах мастеров, там нам доверяли постоянное место, а здесь выходим на лед и не знаем, дадут нам до конца играть или нет». И попросил, чтобы нам доверили сыграть хотя бы два матча целиком. А потом пусть столько же сыграют Смолин и Еремин. И после этого принять решение, кому постоянно выступать с Александровым.
В следующем матче мы с Володей играли в тройке с Александровым все три периода. Больше замен не было. Звено в таком составе выступало до конца сезона. Своих микроматчей во встречах с соперниками мы почти не проигрывали. Много забивали голов, нас хвалили и специалисты, и журналисты. Вениамина Александрова включили в сборную СССР, и он в ее составе завоевал золотую медаль на зимней Олимпиаде в Гренобле в 1968 году. Мы же с Володей впервые в жизни стали чемпионами СССР.
Словом, первый сезон в ЦСКА для нас с Петровым сложился удачно. Казалось бы, чего еще нужно новичкам, получившим твердое место в основном составе команды. Радуйся, да и только. Но радости почему-то не было. Хоть наша тройка и играла успешно, однако настоящей тройкой в строгом смысле этого слова мы не были. Не были потому, что между нами не существовало равенства: двое молодых хоккеистов должны были подыгрывать опытнейшему, зрелому мастеру. По классу игры мы не могли равняться с Александровым и поэтому психологически настраивались на подыгрывание.
К тому же и характер у Александрова оказался не из легких. Когда игра «шла», когда все получалось, все недоразумения исчезали, отходили на второй план. Но стоило нам с Володей где-то ошибиться, как Вениамин тут же во всеуслышание высказывал свое недовольство. Конечно, замечания такого прославленного хоккеиста по сути своей были верны, однако форму их выражения он выбирал для нас обидную. Разумеется, тренеры ЦСКА не могли не видеть этого психологического конфликта. Они испробовали все средства, чтобы погасить «пожар», но ничего из этого не получалось. И тогда они решили провести на нашей тройке хирургическую операцию. Однажды вместо Вениамина Александрова на лед вместе с нами вышел девятнадцатилетний Валерий Харламов.
Харламов играл в ЦСКА с юных лет. Прошел через все клубные команды — детские, юношеские, молодежную. Но когда настала пора выпуска, места молодому, талантливому хоккеисту в основном составе ЦСКА не нашлось. И в ноябре 1967 года его отправили на стажировку в одну из армейских команд — «Звезду», выступавшую во второй лиге чемпионата страны. Там Харламов проявил себя с самой лучшей стороны, без гола с поля не уходил. И весной 1968 года его вернули в ЦСКА.
Нас часто спрашивали — и порознь, и всех троих вместе — о том, как была создана тройка, которая прожила в хоккее долгую и счастливую жизнь. Причем одни ссылаются на авторитет Анатолия Владимировича Тарасов, много раз говорившего и писавшего о том, что создание нашего звена было хорошо продумано. Другие, наоборот, в качестве аргумента приводят слова Бориса Александровича Майорова из его книги «Я смотрю хоккей», где он писал, что Тарасов и не планировал создания ударного звена в составе Михайлова, Петрова, Харламова, что, дескать, последний попал в тройку случайно и что она вдруг заиграла... к удивлению самого Тарасова. Где же истина? Думаю, что прав все же Тарасов. И чтобы покончить со всеми этими разговорами, расскажу по порядку, как же создавалась наша тройка.
...Итак, весной 1968 года Харламов возвращается в ЦСКА. И сразу же попадает в основной состав. Но постоянного места в каком-либо звене у него нет. То он играет с Викуловым и Полупановым, подменяя самого Фирсова, то заменяет Моисеева, потом Ионова, снова Фирсова. Наконец, тренеры создают молодежное звено: Харламов — Смолин — Блинов. В таком составе оно заканчивает сезон, в таком же начинает и следующий.
Но вот 30 октября 1968 года в Горьком, где ЦСКА встречался с местным «Торпедо», на лед впервые вышли вместе Михайлов, Петров, Харламов. Дебют оказался обескураживающим: армейцы, выступавшие сильнейшим составом, проиграли — 0:1. Не знаю, что в тот момент подумали о нас тренеры, но на следующую игру, со «Спартаком» тройка вышла в своем прежнем составе — вместе с Александровым. И опять поражение — 4:5.
Но все же 27 ноября, после перерыва в чемпионате страны, на поединок с «Крыльями Советов» мы вышли на лед вместе с Валерием. На этот раз не оплошали. ЦСКА победил—10:1. Шесть шайб в ворота соперников провела наша тройка: три — Харламов, две — Петров и одну — я. Через три дня мы играли с ленинградским СКА. И вновь уверенная победа — 11:4. Четыре шайбы забило наше звено. Именно эти матчи я и считаю точкой отсчета, с которой повела свою биографию наша тройка.
Почему же Харламову удалось так быстро и легко найти общий язык с новыми партнерами? Думается, когда Анатолий Владимирович Тарасов перевел к нам Валерия в звено, он наверняка учитывал, что у него родственный с Александровым игровой почерк, хотя, конечно же, наш молодой партнер в то время значительно уступал в мастерстве Вениамину. Харламов почти сразу же почувствовал особенности наших с Петровым действий и постарался играть в том же ключе. И наконец, ощущение, что мы все трое молоды, что у нас еще все впереди — новые вершины, победы, признание, что за все удачи и неудачи мы будем держать ответ в равной мере, все это подстегивало нас, заставляло полностью выкладываться в матчах.
Тут как раз подоспел Московский международный турнир. И первый же поединок в составе второй сборной страны, куда нас всех троих включили, — с очень сильной в то время любительской командой Канады. В этой встрече победу одержала наша команда со счетом 4:3. И все четыре шайбы забросила наша тройка.
После окончания турнира нас позвал к себе Анатолий Владимирович Тарасов и сказал:
— Ваше участие в соревнованиях — как бы аванс на будущее. Вы его честно отработали. Теперь мы хотим вам дать еще один —поедете с первой сборной на серию матчей в Канаду. Если выдержите канадскую проверку, не струсите, будете биться до конца,—как знать, может, и попадете на чемпионат мира.
Слова тренера, конечно, нас вдохновили. И на каждый матч (а нам доверили играть во всех поединках турне) мы настраивались как на самый главный в жизни, давали друг другу и каждый сам себе слово, что, какие бы силовые приемы ни применяли соперники, как бы жестко они ни играли, — только вперед!
А канадцы действительно играли против нашей сборной очень жестко. Вспоминаю такой эпизод. Играли мы в Виннипеге со сборной Канады. В один из моментов кто-то из партнеров дал мне пас, я прошел с шайбой немного вдоль борта и тут же отдал ее обратно. И в этот момент в меня на полном ходу врезался мощнейший защитник «Кленовых листьев» О’Мэлли. Да с такой силой, что я, к величайшему восторгу местных зрителей, перелетел через борт. Зал смеется, и мне ничего не оставалось делать, как состроить веселую мину на лице. О’Мэлли, удивленный больше, чем я, таким исходом силовой борьбы, почесал затылок, сначала робко улыбнулся, а потом захохотал в полный голос.
После игры, в раздевалке, Володя Петров, тоже смеясь, рассказывал мне:
— Смотрю, только что ты был на площадке, только отдал пас — и вдруг нету! Думаю, куда же он подевался? А ты из-за борта так потихоньку высовываешься... И улыбка во весь рот!
Да, поездка выдалась для нас очень трудная. Тем не менее наша тройка выиграла все десять своих микроматчей. И вот тогда мы впервые всерьез подумали: «А чем черт не шутит, вдруг да и возьмут нас в Стокгольм на чемпионат мира!»
Но в самолете, когда мы возвращались на Родину тренеры несколько охладили наши разгоряченные головы.
— Да, за океаном вы отыграли хорошо, — говорили они,— но мы будем вас еще и еще проверять. И в матчах чемпионата страны, и в последних контрольных играх в Финляндии.
...Время летело незаметно. И вот уже последняя остановка перед Стокгольмом. Сборная СССР, в составе которой было больше хоккеистов, чем требовалось для участия в чемпионате мира, приехала в Финляндию, чтобы провести две контрольные игры со сборной Суоми. В первой, которая проходила в Тампере, из семи забитых шайб три пришлись на долю нашей тройки. После этой встречи наставники команды сказали нам, что во второй игре мы принимать участия не будем, поскольку уже зачислены в основной состав. Мы чуть не подпрыгнули до потолка от радости. Сбывалась наша заветная мечта!
После Тампере команда переехала в Хельсинки, где предстояла вторая игра с финской сборной. До начала матча оставалось минут сорок, ребята переодевались, готовились к выходу на лед. Мы сидели рядом с ними в раздевалке, но, так сказать, в цивильных костюмах. В этот момент вошел Тарасов, посмотрел на нас и вдруг сказал:
— А что это вы, молодые люди (верный признак недовольства у нашего тренера), не переодеваетесь? Ну-ка, быстро на лед!
— Так мы же сегодня не должны играть, Анатолий Владимирович.
— От разминки вас никто не освобождал, — ответил он. — Пока команда готовится, идите и покатайтесь минут двадцать.
Надо ли говорить, что слово Тарасова в ЦСКА и в сборной — закон. С неимоверной быстротой мы переоблачились в тренировочные костюмы, схватили клюшки и помчались на лед. Но не тут-то было. У самой кромки площадки стоял служащий дворца и ни в какую не хотел пускать нас на лед. Пришлось не солоно хлебавши возвращаться в раздевалку.
— Это еще что такое? — грозно спросил Анатолий Владимирович. — Почему не выполняете задания?
— На лед не пускают, — пытались мы робко оправдаться.
— Идите и скажите: Тарасов... разрешил.
И под ироничные улыбки товарищей по команде мы вновь отправились на лед. Но на сей раз решили действовать по-другому. Обошли площадку по боковой дорожке, а там махнули прямо через борт. Вот хохоту было в зале, уже заполненном зрителями. Мы катаемся, служитель бегает вдоль борта и свистит в свисток, очень напоминающий наш милицейский. Требует, чтобы мы ушли со льда. А мы ему жестами показываем, мол, не можем, тренер приказал. Он продолжает свистеть, мы катаемся, а зал развлекается этой картиной. Ушли мы со льда, только когда выехала заливочная машина.
А Анатолий Владимирович вновь не успокоился. Дает еще задание: «Выйдете с командой на разминку». Ну, мы с Володей и Валерой опять на лед. Бросаем по воротам, разминаем вратаря. А Тарасов тут как тут:
— Вам не по воротам бросать надо, а скорость отрабатывать. Ну-ка, рывочки от синей линии до красной и обратно. Разиков эдак сто. Вспотеете, тогда уйдете.
...Пишу сейчас эти строчки и улыбаюсь. А тогда нам не до улыбок было. Думали, издевается тренер, унижает перед всей командой. Раз молодые — все стерпят. И только по истечении времени мы поняли как мудр и прав был наш тренер. Ведь действительно мы тогда были молоды-зелены, голова могла закружиться от первого успеха, от того, что попали в главную команду страны. Мог пропасть тот настрой, с которым провели последние игры. И тогда пиши пропало, потерянного не вернешь. И Тарасов решил держать нас все время в напряжении, сыграть на нашем самолюбии, заставить еще и еще раз доказывать свое право на место в сборной...
Но вот все предстартовые волнения позади. Мы прибыли в Стокгольм и разместились в отеле «Фламинго». В составе сборной СССР на этот раз оказалось сразу семь дебютантов. И чемпионат мира для всех, а особенно для нашей тройки, стал настоящей школой, где каждый день мы открывали для себя что-то новое. Конечно, были и ошибки, ведь почти в каждом матче нам, третьему звену, приходилось нейтрализовывать сильнейшие тройки команд-соперниц. Две ошибки оказались особенно памятны и поучительны.
...В матче первого круга со сборной Чехословакии наша команда проигрывала — 0:1. И вот шайбу подхватил защитник соперников В. Беднарж и вышел с ней на ударную позицию. «В него!» — слышу крик Тарасова со скамейки запасных. Не раздумывая, врезался в Беднаржа и... тут же был удален на две минуты. Воспользовавшись численным преимуществом, чехословацкие хоккеисты забили нам второй гол.
Удрученный, возвращался я на скамейку запасных. Никто из ребят не сказал мне слов осуждения. Только Аркадий Иванович Чернышев подошел ко мне, похлопал по плечу:
— В другой раз будешь думать, как надо выполнять тренерское задание...
Прошло с тех пор много лет, но я всегда помню слова Чернышева. Приходилось мне принимать различные решения и за себя, и за команду. Но всегда, прежде чем что-то сделать, сначала взвешивал, что и как, и лишь потом начинал действовать.
Надо же было случиться, что и вторая ошибка, допущенная игроком нашей тройки, произошла снова в матче с командой Чехословакии, только во втором круге.
...Шел третий период этого поединка. Счет был ничейный— 2:2, вполне устраивающий нашу команду. И вдруг Харламов, получив шайбу в своей зоне, завелся, стал обыгрывать соперника, вместо того чтобы просто выбросить ее вперед. Шайбу у него отобрали и забили нам гол. До конца игры, которая во многом решала, быть ли нам чемпионами мира, оставалось минут двенадцать. Мы, конечно, чуть ли не всей командой полезли вперед, отыгрываться. И... тут же получили еще одну шайбу... в свои ворота. Правда, потом Александр Рагулин сократил разрыв в счете, но большего мы добиться уже не успели. Сборная СССР проиграла — 3:4.
Вот как описывает Валерий Харламов в своей книге «Три начала» ощущения после игры:
«...В нашей раздевалке после матча царила гнетущая тишина. Ужасная тишина. Никто из ребят не упрекал меня, кто-то даже, проходя, постучал клюшкой по щитку — не расстраивайся, мол, не убивайся, всякое случается.
Я протирал коньки и думал о матче, о том, что случилось. Из-за меня, из-за моей непростительной ошибки.
Мне было стыдно. Из-за меня проиграли матч. Шесть раз подряд —с 1963 по 1968 год становились наши ребята чемпионами мира, и вот эта цепочка побед нарушается, рвется. Из-за меня рвется. Из-за меня, мальчишки, станут не чемпионами, а экс-чемпионами мира, бывшими, вчерашними чемпионами Анатолий Фирсов и Вячеслав Старшинов, Александр Рагулин и Виталий Давыдов, Виктор Кузькин и Владимир Викулов.
От обиды у меня непроизвольно потекли слезы.
В эту секунду ко мне подошел Аркадий Иванович и абсолютно спокойно, вроде бы даже утешая, сказал:
— Ты только начинаешь играть в хоккей. И не нужно так расстраиваться. Это не последнее поражение в твоей жизни. И если ты так близко к сердцу будешь принимать каждую ошибку, любую неудачу, то надолго тебя не хватит...
Если бы Аркадий Иванович стал в ту минуту доказывать мне, что не все проиграно, не все потеряно, что есть некоторые, хотя и призрачные шансы, что все-таки станем чемпионами мира, то я бы ему, конечно же, не поверил: едва ли утешила меня такая мало-успокаивающая и нереальная надежда, вера в чудо.
Видимо, по своему богатейшему опыту Чернышев это знал и потому нашел единственно правильные слова.
— На ошибки надо реагировать иначе, — продолжал Аркадий Иванович, — надо анализировать свою игру, стараться понять, почему ошибся, и больше не повторять промахов...
Согласитесь, что после таких слов становится легче, хочется играть, доказывать, что ты не подведешь тренера, который понимает, как коришь ты сам себя за промашку.
Конечно, несколькими днями позже я понял, что Чернышев был сам страшно огорчен моей ошибкой, он считал, что именно я и вратарь Виктор Зингер виноваты в поражении, но мне о моей вине перед командой Аркадий Иванович сказал только после того, как мы стали чемпионами...»
Да, сборная СССР все же сумела тогда стать чемпионом мира. Перед заключительными двумя матчами, решающими матчами Швеция — Чехословакия и СССР — Канада, ситуация была такой: у команды ЧССР оказалось 16 очков, а у нас и «Тре крунур» — по 14. Причем мы дважды побеждали шведов и дважды уступали чехословацким хоккеистам, а те, в свою очередь, проиграли сборной Швеции. И если бы хозяева победили команду Чехословакии, то все бы тогда зависело от исхода нашего матча с канадцами. Только такой расклад приводил советскую сборную вновь к золотым медалям.
На матч сборных Швеции и ЧССР мы не поехали, а решили смотреть его по телевизору прямо в отеле «Фламинго». Нервничали ужасно, особенно Анатолий Владимирович Тарасов. И тогда мы всей командой попросили его... уйти, не мешать смотреть. И, как ни странно, он ушел. «Тре крунур» одержала победу с редким для хоккея счетом — 1:0. И у нас стихийно возникло собрание команды. Мы собрались одни, без тренеров, и дали друг другу клятву —только победа! Ведь тогда по разнице заброшенных и пропущенных шайб мы стали бы первыми. Собрались мы и отдельно, своей тройкой. Решили, что отступать некуда, будем биться на площадке: трое —как один!
В этом важнейшем матче с канадцами сборная СССР одержала победу со счетом 4:2. И две шайбы оказались на счету нашей тройки.
Сразу же, как только мы приехали во «Фламинго», наше звено пригласил к себе Анатолий Владимирович.
— Вы, ребята, не обижайтесь, — сказал он, — но я буду ходатайствовать о присвоении Борису Михайлову звания заслуженного мастера спорта. Он и постарше вас, и поопытнее. А ваше время еще придет.
— Анатолий Владимирович, — попросил его я, — не надо этого делать. Не надо никого выделять. Мы — одна тройка. И если уж отмечать, то всех. Или никого. Так, я думаю, будет правильнее.
Тарасов крякнул, но ничего не сказал на это. А на торжественном приеме руководители Спорткомитета СССР вручили значки заслуженных мастеров спорта нам всем троим и еще Александру Мальцеву. Мы подошли к нашим тренерам, стали их благодарить за все, а они нам в ответ, с улыбками:
— Нет, ребята, это только аванс. Вам еще предстоит его отрабатывать.
Интересно, что Валерий Харламов приехал на чемпионат мира перворазрядником. И произошел редчайший случай. Он перешагнул сразу две ступени почетных званий — мастера спорта и мастера спорта международного класса.
В Стокгольме я впервые ощутил, что значит стать чемпионом мира. Это незабываемое и ни с чем несравнимое чувство гордости за наш советский спорт. Как бы одной своей волей и громадным желанием мы вызвали живое звучание величественных звуков нашего родного Гимна. И весь зал почтительно встал, отдавая дань уважения Стране Советов, ее Гимну и Флагу, медленно и торжественно поднимающемуся вверх. Конечно, это остается в памяти навсегда, особенно пережитое впервые.
Вот так и родилась наша тройка: Михайлов, Петров, Харламов. Но если быть до конца точным, то у нее есть еще два дня рождения.
...Год 1971-й. Только что закончился очередной сезон, в котором сборная СССР вновь стала чемпионом мира, а команда ЦСКА — чемпионом страны. В обоих турнирах наша тройка сыграла успешно, а по итогам первенства страны стала самой результативной и завоевала приз газеты «Труд». И вдруг во время учебного сбора Анатолий Владимирович Тарасов объявил нам о том, что в команде создается новое звено, которое будет играть в несколько необычном тактическом ключе: 1 + 2+2. Иными словами, в этом звене будет один защитник, два полузащитника и два нападающих. И каково же было наше удивление, когда тренер назвал состав этого звена: Александр Рагулин, Геннадий Цыганков, Анатолий Фирсов, Владимир Викулов и... Валерий Харламов.
— А как же наша тройка? — спросили мы Тарасова.
— Интересы команды требуют перевода Харламова из одного звена в другое, — услышали мы в ответ, — Вы с Петровым уже большие мастера. Так неужели рядом с вами не вырастет еще один молодой хоккеист?..
Мы долго не соглашались с Анатолием Владимировичем, даже спорили, приводили всяческие аргументы. Но он был неумолим. Так распалось наше звено.
Не буду долго рассказывать, как мы мучительно трудно подбирали нового партнера, пока не остановились на Юре Блинове. Сколько трудов было затрачено на тренировках, сколько соленого пота пролито, пока новая тройка не обрела силу и мощь, не заиграла так, как к этому привыкли и зрители, да и мы сами. Вместе с Юрой мы стали олимпийскими чемпионами в Саппоро, вместе с ним играли в первой серии с профессионалами НХЛ.
Так что же, спросят меня читатели, Тарасов, как всегда, оказался прав? На этот раз скажу: нет! Может, это мое чисто субъективное мнение, но до сих пор считаю, что то время, пока Валерий играл без нас, а мы без него, оказалось в итоге потерянным для нашего звена. Не будь этого вынужденного перерыва, мы в следующие годы играли бы значительно сильнее. Повторюсь: это мое мнение. Впрочем, его разделял и сам Харламов. Разделял... Говорю о Валерии в прошлом, поскольку в августе 1981 года всех нас постигло глубокое несчастье — Харламов трагически погиб. Но осталась его книга «Три начала». Вот что он писал в ней:
«...Тот сезон (1971 —1972 гг. — Б. М.) был для меня удачным. Не только потому, что стали мы в Саппоро олимпийскими чемпионами. Новая пятерка хорошо играла весь сезон — весной нашей микрокоманде вручили приз, присуждаемый редакцией газеты «Труд» самому результативному трио в нашем союзном чемпионате.
Но если бы меня тогда спросили, где я хочу играть — в новом звене или прежнем, — я бы с выбором не колебался. Конечно же с Петровым и Михайловым. Только с ними...
...Как тройка мы — Михайлов, Петров, Харламов— формировались вместе. Мы вместе росли, вместе мужали— и как хоккеисты, и как люди. Мы провели вместе лучшие наши годы: вместе жили на сборах, вместе тренировались, ездили по стране, направлялись на чемпионаты мира, пересекали океан. Мы, наконец, вместе приобрели имя, вместе играли против разных соперников... Мы равны, привязаны друг к другу, и когда осенью 1972 года все трое снова стали играть в одном звене, то, право же, сезон этот стал едва ли не лучшим в моей жизни. Может быть, потому, что играли мы с особым вдохновением, воодушевленные возможностью возрождения маленькой нашей команды...»
Действительно, на московском первенстве мира игра нашему звену удалась как никогда. Из 100 шайб (рекорд чемпионатов мира), заброшенных сборной СССР в ворота соперников, 44 оказалось на счету нашей тройки: у Петрова — 18, у меня — 16, у Харламова— 10. А наша пятерка, за которую выступали два отличных защитника — Александр Гусев и Валерий Васильев, забила больше половины всех шайб — 52. Петров стал лучшим бомбардиром первенства мира, меня признали лучшим нападающим, а Харламов по итогам всего сезона был назван сильнейшим хоккеистом страны.
К слову сказать, и другие хоккеисты не одобряли раскола нашей тройки. Вот что, например, пишет Владислав Третьяк в своей книге «Когда льду жарко»: «В разные годы, по разным причинам первое звено пытались «разбавлять» другими спортсменами, но не знаю, как вам, а мне в его игре тогда уже чего-то не хватало. Кажется, они родились для того, чтобы встретиться и стать лучшим в мире хоккейным звеном. Лично я в трудные минуты верю только в них. Сколько раз, бывало, они вносили перелом в ход неудачно сложившегося матча, брали игру на себя, забрасывали решающие шайбы...»
Любопытно высказывание Фила Эспозито, одного из лучших игроков профессионального хоккея. Делясь впечатлениями об игре наших хоккеистов в матчах с канадцами в 1972 году, он, в частности, сказал: «Я бы не прочь выступать в одной тройке с такими крайними, как Михайлов и Харламов». Знаменитый форвард «увидел» нас в одном звене, не подозревая, что мы уже раньше играли вместе. И был у нас центровой, какого еще поискать надо. Я считаю, что Петров ни в чем не уступает признанной звезде профессионалов.
Володя — цемент нашего звена, великолепная организующая сила в атаке. Да, в жизни он непримирим, самолюбив, «режет» в глаза все, что думает о человеке. В игре же — заботлив и доброжелателен по отношению к своим партнерам, щедр на пасы. Думается, что это ценнейшее качество центрфорварда. Петров не жаден на шайбу, всегда отдаст ее, если увидит, что товарищ находится в более выгодной позиции для броска по воротам. А как он сам умеет мастерски забивать шайбы — это известно каждому. Между прочим, добрую половину голов я забил после его прекрасных передач.
Конечно, Володя отчаянный спорщик, любит настоять на своем, не уступит. Однако справедлив, и авторитет его среди игроков прочен. Не случайно товарищи избирали Петрова комсоргом ЦСКА и парторгом сборной СССР. «Профессор» на льду, он не прекращает поиски лучших решений и за пределами площадки.
Однако вернемся к тройке. Мы с Петровым, конечно, глубоко переживали вынужденное расставание с Харламовым. Правда, мы с Валерой ни в чем другом не разлучались, по-прежнему крепко дружили, в том числе домами, семьями. Больше того, он остался моим партнером в разминках, атлетическом тренаже. Разве только в ледовой подготовке расходились, когда налаживали взаимодействие в звеньях. Мы же это взаимодействие давно отработали... И Харламову, и нам это приходилось почему-то снова осваивать, уже с другими партнерами. Но дело прошлое. Думаю только, что, когда тренерам снова пришла в голову идея соединить нас для ледовых сражений, они не могли не знать и не учитывать этих обстоятельств.
...Год 1976-й. Это случилось летом. Валерий Харламов попал в автомобильную катастрофу. Тяжелейшие переломы надолго приковали его к больничной койке. Многие уже не верили, что Харламов сумеет вернуться в хоккей. Но он вернулся. Чего это ему стоило, знает только он один. Вернулся, конечно же, не сразу. Сначала учился ходить без костылей, потом бегать. Набравшись сил, вышел на лед. Но здесь надо было начинать все сначала — товарищи по команде шагнули далеко вперед, их надо было догонять. И Валерий, превозмогая боль, принялся за дело. Он тренировался больше, чем любой игрок в нашей команде. И еще ходил на тренировки с молодежной командой ЦСКА.
И настал день, когда Константин Борисович Локтев, тогдашний тренер ЦСКА, решил, что можно выпустить Харламова на очередной матч чемпионата страны. Поначалу он намеревался дать ему возможность поиграть в третьей тройке.
— Пусть играет с нами, — попросили Локтева мы с Петровым. — Так ему будет легче снова обрести себя.
Первый матч, когда почти после полугодового перерыва вновь вышел на лед Валерий Харламов, ЦСКА играл с «Крыльями Советов». Понятно, поначалу Валерию было тяжело. И мы с Володей старались переложить часть обязанностей партнера на себя, подстраховывали его, когда он не успевал вернуться в оборону, говорили ему: «Валера, не смотри на нас, играй как можешь, как получится».
Однако здесь мне хочется сказать и самые добрые слова в адрес хоккеистов «Крылышек». В этой ситуации они проявили себя как настоящие спортсмены. Они понимали, что на льду еще не тот, прежний Харламов, что ему еще надо поверить в себя, и, как могли, щадили его, не шли с ним на резкие столкновения. А когда Харламов забил в их ворота шайбу, то они поздравили Валерия с этим успехом, а вернее — с возвращением в большой хоккей.
Вот так родилась наша тройка в третий раз. Родилась, чтобы отыграть еще почти четыре сезона, в которых удач и побед было больше, чем поражений...