Хоккей живет атакой

Глава третья Как я стал капитаном

...Произошли это в начале 1973 года во время турне сборной СССР по ФРГ. Мы должны были сыграть в Дюссельдорфе товарищеский матч со сборной этой страны. Капитаном нашей команды в то время был Виктор Кузькин, а Александр Рагулин и я — его помощниками. Но получилось так, что ни Кузькин, ни Рагулин в той игре принимать участия не должны были. И на установке перед матчем тренеры сборной Всеволод Михайлович Бобров и Борис Павлович Кулагин, дав хоккеистам игровые задания, лаконично подвели итог:

— Капитан сегодня —Михайлов.

Что ж, капитан так капитан. Я надел повязку и с улыбкой вывел команду на лед. Все произошло так буднично, словно я принял очередное дежурство в нашем армейском клубе. Тогда я не придал всему этому значения, посчитал происшедшее делом случая, простым стечением обстоятельств.

Однако, как оказалось, для руководства сборной это было не такой уж чистой случайностью. Спустя некоторое время по возвращении домой мы собрались на сборы уже для непосредственной подготовки к чемпионату мира, который должен был начаться через считанные дни в Москве. И чуть ли не на первом же собрании команды Бобров объявил:

— Предлагаю избрать капитаном Бориса Михайлова. Кто против? Никого... Кто за?

Поднялись вверх руки ребят. Все были «за». Вид у меня в ту минуту был, вероятно, очень растерянный, так как ребята дружно заулыбались.

Обычно капитана команды игроки выбирают тайным голосованием. Но тут почему-то было решено ограничиться простым назначением, испросив «добро» у команды.

Правда, Виктора Кузькина в этот раз не включили в состав сборной, но Александр Рагулин в ней был. Чем руководствовались тренеры, выдвигая мою кандидатуру на роль капитана, до сих пор не знаю. Я не был самым сильным игроком в команде, не был и самым опытным. Просто привык и на тренировках, и в игре трудиться изо всех сил, стараться внести свой вклад в общее дело. Но это же самое должен делать каждый хоккеист, тем более включенный в главную команду страны.

Тот чемпионат мира сложился для нашей сборной удачно. После годичного перерыва мы вернули себе звание сильнейших. И именно тогда, в 1973 году, в Москве, мне как капитану сборной СССР, ставшей победительницей турнира, были впервые вручены два чемпионских кубка — мира и Европы. Когда на другой день я увидел свое изображение в газетах — капитан команды поднял чемпионские кубки над головой,— то расстроился: «Ну какой же из меня капитан? Кубки наклонил. Надо было их под донышко держать, так же они смотрятся по-другому!» На это мне Валера Харламов тут же ответил:

— Какая разница — как держать? Главное, не отдавать их!

А после чемпионата мира на меня возложили полномочия капитана и в команде ЦСКА. Виктор Кузькин, исполнявший прежде две эти должности, на тренерском совете армейской команды предложил избрать меня вместо себя капитаном и в клубе. Он мотивировал это тем, что в последнее время стал реже выходить на лед, а капитан команды должен быть постоянно в игре.

Тренерский совет, куда кроме наставников команды входили ее парторг, комсорг и ряд ведущих игроков, проголосовал за меня единогласно. Когда об этом объявили на собрании команды, там тоже единодушно поддержали мою кандидатуру. И опять все решило открытое голосование.

Только сейчас, оглядываясь на пройденный путь, я вижу во всей полноте сложность и ответственность капитанской должности. Всякое бывало за мою семилетнюю работу. Надо было ежедневно, ежечасно оправдывать доверие товарищей. Старался быть справедливым во всем, ровным в отношениях с каждым игроком, независимо от того, опытный он хоккеист или новичок. Старался быть честным перед собой и перед ребятами. Мне повезло в том отношении, что когда я высказывал свои замечания об игре того или иного хоккеиста, на меня никто не обижался. Не знаю, почему так происходило, но, пожалуй, отчасти потому, что старался сам показывать пример во всем, не делать того, чего не следует.

На моих глазах жили и трудились замечательные мастера советского хоккея, бывшие в разные годы капитанами сборной СССР — Борис Майоров, Вячеслав Старшинов, Виктор Кузькин. Все они пользовались большим авторитетом в команде.

Может быть, больше всех мне нравился в роли капитана Борис Майоров. Он умел зажечь команду, повести ее за собой. Майоров не знал преград нигде и ни в чем. Он олицетворял для меня самое главное, что есть в хоккее, — жажду победы.

В то время, когда играл Борис, очень много было дискуссий и на трибунах, и в печати. Его осуждали за вспыльчивость, за часто возникающие дебаты с судьями. Возможно, он и был иногда чересчур горяч, но ведь он отстаивал не только свое мнение, но мнение всей команды, боролся за него, за справедливость. Считаю, что капитан имеет на это право, просто обязан это делать. Другой вопрос — в какой форме.

По складу своего характера я где-то похож на своего знаменитого тезку. Первые годы капитанства порою горячился, споря с судьями, и, говорят (со стороны виднее), жестикулировал при этом довольно энергично. Но потом, постепенно, пришел к выводу, что это не всегда дает нужный эффект. Судьи такие же люди, как и мы, и им свойственно ошибаться. Надо быть мудрее, сдержаннее. Все равно решения своего арбитр не отменит, даже если это порой явный абсурд.

Мудрости и выдержке я учился у другого капитана ЦСКА и сборной СССР —Виктора Кузькина. Ему всегда было легко с людьми. Он никому не завидовал и никогда не заносился. Умел быть постоянно доброжелательным, что, должен заметить, нелегко дается спортсменам, получающим признание в течение долгих лет. Умение ладить с людьми для Кузькина не было ни хитроумным расчетом, ни боязнью конфликтов или обострений. Душевное равновесие его было воспитано отношением к хоккею, способностью отделить главное в жизни от пустяков. Его спокойствие и рассудительность, так совпадающие и в жизни, и в игре на льду, принадлежали не ему одному, но и ЦСКА, и сборной страны.

И все же главным качеством капитана, определяющим его лицо, я считаю умение повести за собой команду в трудные для нее минуты ледовых сражений.

Помню, был у нас критический момент в 1971 году на чемпионате мира в Швейцарии. Последняя игра со сборной Швеции. От нее зависит, станем ли мы вновь обладателями золотых медалей. Поначалу мы вели в счете—2:0. Но затем «Тре крунур» переломила ход поединка и вышла вперед— 3:2. С нашей командой происходило что-то непонятное. Как бывают у человека провалы в памяти, так и у нас, по аналогии, был провал в игре. Мы потеряли себя.

После сирены, возвещавшей окончание второго периода, мы плелись в раздевалку, опустив головы. Капитаном сборной был тогда Вячеслав Старшинов. Войдя в комнату, он закрыл за последним хоккеистом дверь и решительно произнес:

— Пока нет тренеров, давайте поговорим... Что же это мы делаем? Как же будем потом людям в глаза смотреть? Мы должны взять себя в руки, собраться. Кровь из носу, но мы обязаны победить!..

Слова ли Старшинова сыграли свою роль или сам тон разговора, взывавшего к мужеству, к совести каждого игрока, но только ребята оживились, на их лицах, до этого грустных и каких-то обреченных, появилась решимость.

В это время в раздевалку вошли наши тренеры Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов. Они спокойно, без крика, разобрали все наши ошибки, указали каждому, что и как надо делать на площадке. «Только не надо гнать «картину»,— улыбнулся Чернышев. — Надо четко и точно выполнить поставленную задачу».

Мы вышли на лед, и нашу команду словно подменили. Она, как на крыльях, летала по площадке, оборона шведов была сломлена, и в ворота «Тре крунур» одна за другой влетели четыре безответные шайбы. Мы победили — 6:3 и опять стали чемпионами мира.

Такие эпизоды, конечно, не забываются. Мне особенно врезалось в память поведение в те минуты нашего капитана. Я извлек из этого урок, и, как оказалось, не зря. Хоккейная жизнь не раз потом преподносила подобные случаи. Только за спиной Старшинова или кого-то другого уже укрыться было нельзя. Я был капитаном, и принимать решения приходилось теперь уже самому.

...Олимпийский Инсбрук. Год 1976-й. Ответственнейший матч с чехословацкой сборной, решавший, кому быть чемпионом Олимпиады. После первого периода мы проигрываем — 0:2. В перерыве тренеры Б. Кулагин, К. Локтев и В. Юрзинов несколько задержались с приходом в раздевалку, чтобы дать нам возможность остыть, подумать, да и самим им надо было собраться с мыслями и принять верный план на дальнейшую игру.

Когда мы все собрались в раздевалке, я попросил ребят прежде всего не паниковать и успокоиться. Почему мы проиграли первый период? Да потому, что не бились. А надо, не щадя своих сил, сражаться за каждый метр, за каждый кусочек площадки, не уступать соперникам ни в чем. Конечно, я здорово волновался, когда говорил. Хотелось, чтобы мои слова дошли до каждого, разбудили от душевной спячки, встряхнули. Был уверен, что мы выиграем, если возьмем себя в руки и выйдем на игру с холодной трезвой головой и горячей решимостью победить.

Но во втором периоде нас ждало еще одно суровое испытание. Были удалены сразу два наших хоккеиста, и нам пришлось две минуты обороняться втроем против пятерых игроков сборной ЧССР. Момент явно критический. Я обратился к ребятам:

— Если эти две минуты выдержим, не пропустим шайбу, значит, выиграем и игру!

А Володю Шадрина, Юру Ляпкина и Гену Цыганкова, которые в эти трудные минуты пошли на лед, попросил:

— Делайте что хотите, хоть зубами ловите шайбу, но только не пропустите!

И когда наши выстояли, мы все поняли, что главное сражение — за нами. Соперник психологически надломлен, и теперь мы просто обязаны победить. Так оно и случилось. Мы выиграли тот матч со счетом 4:3, и вновь в честь нашей победы на Олимпиаде звучал Гимн Советского Союза.

Капитан — первый помощник тренера. И потому он должен быть не просто ведущим игроком команды.

Очень важно, чтобы его уважали партнеры, верили ему, шли за ним. Именно капитан должен первым способствовать, чтобы в игре успешно выполнялось тактическое задание. Наставники команды практически только в перерыве могут указать на ошибки, изменить что-то в игре, поменять тактику. В ходе поединка это сделать очень сложно. Иногда во время игры хоккеисты, казалось бы, слышат все, что говорит тренер, но его слова до них не доходят: они находятся в таком напряженном состоянии, что их действия не поддаются корректировке. В такие минуты никто иной, как капитан должен повести за собой команду.

Капитан — такой же хоккеист, как и все остальные в команде. Только круг его обязанностей намного шире, чем у рядового игрока. У него больше ответственности, нежели у других. А единственной привилегией для него является привилегия тренироваться больше всех, быть на льду тогда, когда команде труднее всего, сказать слова ободрения и поддержки тогда, когда их больше всего ждут. Других привилегий у капитана нет и быть не должно!

Привилегии... Капитаны заокеанских профессиональных команд понимают их по-своему. И используют порой весьма неожиданно. Мне вспоминается, как на Венском чемпионате мира в 1977 году капитан сборной Канады Фил Эспозито очень часто вступал в объяснения с судьями. Мы недоумевали: почему во многих матчах грозный форвард, с которым не могли справиться лучшие защитники НХЛ, вместо того чтобы заниматься привычным ему делом — забивать голы, по любому поводу спорил с арбитрами. Разгадка пришла позже, когда в одной из газет мы прочитали слова корреспондента канадской «Торонто сан» Тима Ханта:

— Эспозито заключил контракт с телевидением. Во время паузы, вызванной яростными спорами Фила с судьями, на экранах телевизоров мелькала реклама различных компаний. Чем больше в игре остановок, тем больше можно показать по телевидению рекламы. А следовательно, тем крупнее будет и гонорар хоккеиста.

«Время — деньги», — говорят бизнесмены. Но, оказывается, «звонкую монету» можно заработать и на времени, украденном у хоккея. Вот почему в том чемпионате Фила Эспозито счет в банке интересовал больше, чем счет заброшенных им шайб...

Как-то Константин Борисович Локтев, будучи нашим клубным тренером и зная мое отношение к спортивному режиму, предложил мне не приезжать на предматчевые сборы, а жить дома. И уже оттуда приезжать на тренировки и игры. Конечно, как и все, я скучал по дому, по семье, но от заманчивого предложения отказался. Какой же я буду капитан, если стану оставлять коллектив, пользоваться дополнительными благами? Ведь у большинства ребят тоже семьи, и они, так же как и я, большую часть года не видят их. А уж если мне понадобится в город, то буду отпрашиваться, как все. И тренеру решать — отпускать меня или нет.

А на сборах бывает всякое. Порой затянутся они, и тогда приходят ко мне ребята и просят: «Петрович, поговори с тренером, пусть отпустит домой, хоть на денек. Во как надо!» Иду к Локтеву, объясняю ситуацию, а он спрашивает:

— Ручаетесь, что все будет в порядке?

— Ручаюсь!

— Тогда пусть едут.

Константин Борисович Локтев нас очень хорошо понимал. Он сам не так давно снял хоккейные доспехи, был партнером на льду некоторых из нас. Тактичный, интеллигентный, он стремился разнообразить нашу суровую, если не сказать аскетическую, спортивную жизнь, особенно в период напряженных турниров, понимая, что запас эмоциональной энергии нужно все время восстанавливать. Локтев всячески стремился содействовать расширению нашего кругозора. При нем культурно-массовая жизнь в команде оживилась. Наш культорг Володя Лутченко работал с полной нагрузкой. Выезды в театры, музеи, кино, на концерты стали важной частью досуга хоккеистов. И при том Константин Борисович, умный, прекрасно понимающий хоккей тренер, был неизменно требовательным и взыскательным в организации учебно-тренировочного процесса. Он слишком хорошо знал, что означает снижение спортивной формы хоть на короткий период времени.

С грустью вспоминал Локтев тот памятный для него эпизод, когда, уже проводив его из большого хоккея, руководство клуба в трудные для армейцев времена вновь призвало его в команду, и как невероятно сложно было ему наверстывать упущенное всего лишь за несколько месяцев перерыва.

Не раз во время наших бесед на сборах Локтев говорил нам, как важно не поддаваться соблазну где- то расслабиться, на тренировке ли, в игре ли, пропустить занятие, сыграть не в полную силу, поберечь себя для ответственного поединка. Эти послабления отнюдь не удлиняют хоккейную жизнь, скорее сокращают. А она и так невелика.

Но я бы, конечно, солгал, если бы сказал, что все у нас бывало гладко. Люди разные, характеры у них тоже разные. Подводили и меня, но прежде всего себя. Сколько, например, пришлось мне повозиться с Борисом Александровым. Он систематически нарушал спортивный режим, опаздывал, а то и пропускал тренировки. Я с ним много раз беседовал, убеждал изменить образ жизни. Он после каждого нарушения обещал исправиться, давал слово. Но тут же забывал о своих клятвах и заверениях. Я неоднократно ручался за него и перед Локтевым, и перед Виктором Васильевичем Тихоновым. И столько же раз оказывался в неловком положении. Однажды терпение мое лопнуло, и я сказал Борису: «Все, хватит. Защищать тебя больше не буду. Ты уже не мальчик, сам решай свою судьбу». Но и после этого он продолжал нарушать режим, и команде пришлось с ним расстаться.

Приходилось бороться и с так называемой «звездной» болезнью, с зазнайством. Конечно, сыграть прилично две-три игры на любом уровне легче, чем ровно трудиться весь сезон, отдавать себя целиком каждой игре за клуб. Случается, хоккеист, экономивший себя в играх внутреннего календаря, блеснет на чемпионате мира. И вот он на виду! Но надолго ли? Есть ли за этим личность, человек, товарищ, спортсмен? Неестественно, когда игрок не борется за свое место в сборной, когда его туда тянут чуть ли не за молодость, перспективность. В сборной должны играть те, кто на данном этапе сильнее. Независимо от перспектив. Новые имена должны появляться. Это аксиома. Не верю, когда говорят, что талантов нет,— надо искать. Только вот зачислять в таланты искусственно не надо. Лидеров сменить можно — были бы новые лидеры... Я уже говорил об этом на страницах печати. К сожалению, приходится повторять это и сейчас.

Я радуюсь молодежи, которая за последние годы пришла в ЦСКА. Из них вырастают хорошие мастера. Взять хотя бы Сергея Макарова, Вячеслава Фетисова, Владимира Крутова. Или совсем новичков — Михаила Панина, Андрея Хомутова, Александра Герасимова, Геннадия Курдина. Правда, с Крутовым и особенно с Фетисовым уже был разговор на «астрономические» темы. Говорил я Вячеславу: «Спустись на землю, посмотри вокруг себя, засучи рукава для большой будничной работы». Кажется, помогло. Как же важно чувствовать себя все время неудовлетворенным достигнутым, постоянно стремиться к совершенствованию. Иного пути к спортивным вершинам нет.

Из новичков нашей армейской команды мне особенно симпатичен Андрей Хомутов, воспитанник горьковского спортивного интерната. Парень исключительно работоспособный и очень скромный. Как-то, после того как он стал кандидатом в сборную СССР, встретились мы с ним, и я ему говорю:

— Смотри, Андрей, уши оболтаю, если узнаю, что нос задрал!

— Что вы, дядя Боря, — отвечает он. — Все будет в порядке...

И «дядя» Боря ему верит.

Да, так незаметно стал я дядей Борей. В самом деле, я старше Хомутова на 17 лет. Значит, когда он только родился, я уже играл за саратовскую «Энергию». Но это, по-моему, и хорошо, что встречаются разные поколения в одной команде. Есть кому отдать свои знания и умение, как говорится, из рук в руки перед уходом в «запас». В этой преемственности сила нашей команды, и клубной, и сборной.