Холодная ярость

Глава третья

Когда стрелки часов показали ровно шесть, Вербин толкнул дверь магазинчика «Интим» и вошел внутрь. Звякнул колокольчик, и, таким образом, появление нового покупателя не прошло незамеченным.

За прилавком стоял все тот же парень, с которым Владимир уже успел познакомиться недавно. Он, несомненно, узнал его, однако никак не проявил этого.

«Конспирация, – усмехнулся майор, пряча довольную улыбку в приклеенной бороде. – Если делает вид, что не узнает, значит, что-то сейчас будет».

Он прошелся вдоль прилавка, прислушиваясь к разговору продавца с очередным покупателем, потом отошел подальше, сделав вид, будто разглядывает выставленные на витрине видеокассеты. Так прошло минут пять. Один покупатель сменился дру. гим, а продавец все не реагировал на появление уже знакомого ему любителя педофилии. Он чего-то ждал.

Ждал и Вербин, приглядываясь к входящим в магазин людям. По опыту он знал: тот, кого он поджидает, может выглядеть как угодно. В конце концов продавец подпольных видеокассет может оказаться мужчиной преклонных лет, женщиной и даже ребенком.

Наконец от прилавка отделился высокого роста мужчина и неторопливой походкой направился в тот угол, где стоял Вербин. С продавцом до этого мужчина ни о чем не говорил, так что надо полагать, тот попросту указал на Владимира глазами.

– Вы что-нибудь ищете? – вежливо спросил подошедший, и лишь тогда Вербин вскинул на него глаза.

«Хорош! – отметил он. – Прямо красавец! Кто бы мог подумать».

Хотя тут же сказал себе, что каждый раз, когда приходится иметь дело с сексуальными извращенцами, удивляешься тому, насколько не похожи многие из них на те образы, которые в подобных случаях рисует воображение.

Кажется ведь, что педофилом должен быть непременно человек преклонных лет, с отвисшими слюнявыми губами и полумаразматическим блеском в глазах. Он должен выглядеть неопрятно, как безумец, неспособный следить за своим внешним видом.

А стоявший сейчас перед Вербиным человек выглядел настоящим богатырем, причем абсолютно психически нормальным и жизнерадостным, ростом под два метра, косая сажень в плечах, а во всю щеку – здоровый пылающий румянец. Просто Илья Муромец какой-то!

Одет он был не просто хорошо, а даже богато, Вербин подумал, что незнакомец, вероятно, вполне соответствует идеалу современного мужчины. Белый дорогой плащ, облегающий стройную мускулистую фигуру, шелковое кашне на крепкой шее без признаков морщин, черные кожаные перчатки, зажатые в руке, – все это были несомненные признаки человека обеспеченного, довольного жизнью и вообще приличного члена гражданского общества, каким его изображают в рекламных роликах по телевизору.

– Вы что-нибудь ищете? – повторил незнакомец, решив, видимо, что Вербин его не расслышал. – Что-нибудь необычное?

Голос у него был низкий, грудной, а речь выдавала образованного человека.

Конечно, Россия – не Англия, где можно с первого слова определить социальное происхождение человека, степень его образования и положение в обществе.

Конечно, в России с первого слова определить такое нельзя, но с пятого – можно.

Наверное, филологи могут точно объяснить, по каким признакам в речи это делается, однако майор Вербин был практиком, и обычный жизненный опыт общения со многими людьми научил его определять такое интуитивно.

А раз перед ним именно такой собеседник, то и обхождение с ним должно быть соответствующим.

– Ищу, – столь же вежливо ответил Владимир, приглаживая левой рукой бороду, которая не вполне надежно держалась на подбородке. – Видите ли, – продолжил он негромко, переходя на шепот и намеренно озираясь по сторонам:

– Дело в том… Мне, видите ли, нужны видеокассеты с фильмами не про взрослых…

Если вы меня понимаете.

Словно демонстрируя испуг и растерянность. Наверное, так должен вести себя человек, который впервые решился на то, чтобы признаться кому-то в своей преступной страсти.

И тут же увидел, что добился своей цели: незнакомец посмотрел на него сверху вниз, и в серых нордических глазах его появились блестки пренебрежения.

Еще бы: он увидел перед собой маленького, насмерть перепуганного человечка, пытающегося лихорадочно решить свою постыдную сексуальную проблему.

«Молодец, – похвалил себя майор. – Так держать. Только не переборщить, чтобы он не принял меня за идиота».

Еще со времен своей молодости в уголовном розыске Владимир знал правило: когда начинаешь игру с преступником, пусть он с самого начала считает тебя глупее себя. Пусть считает тебя слабаком, почувствует по отношению к тебе жалость и презрение. Очень хорошо! Так он быстрее утратит бдительность.

– Нет, не понимаю, – с холодной надменностью произнес незнакомец. – Вы говорите яснее, что ищете. Как это – не про взрослых? Что вы имеете в виду?

Он тоже говорил шепотом, едва слышным, лишь шевеля губами.

– Ну, мне бы про деточек, понимаете, – засуетился Вербин. – Про маленьких таких… Мальчиков, девочек там, про всяких…

– А-а-а, – усмехнулся нордический герой. – Вот теперь понятно.

Интересуетесь этой темой, да? – Он подмигнул, и его лицо несколько потеплело.

– А у вас есть такие фильмы?

Довольно неожиданный вопрос для продавца.

– Есть, конечно, – забормотал майор. – У меня есть, все есть… Мне бы еще, а то свои я уже все пересмотрел, еще бы. А вы не знаете, где можно было бы достать?

Вербин даже полез в карман и принялся выворачивать его наружу, в чем, правда, не достиг успеха, и при этом продолжал лепетать:

– У меня есть деньги, есть, вы не подумайте… Я бы заплатил, вот я уже и молодому человеку тут говорил. – Он кивнул в сторону продавца за прилавком, но незнакомец даже не повернул головы.

– А какие у вас есть фильмы? – поинтересовался он, а потом внезапно предложил:

– Может, мы не будем тут разговаривать о таких вещах? Давайте выйдем на улицу. Как вы на это смотрите?

Он даже взял Вербина за локоть – вежливо, но довольно решительно. Вообще, он производил впечатление очень уверенного в себе человека. Владимир давно заметил, что физически крепкие люди, как правило, бывают крепки и духом – напористы и агрессивны. Верно было замечено: в здоровом теле здоровый дух.

Сам он не был слабым мужчиной, совсем нет, но, когда незнакомец потянул его за локоть на улицу, майор сквозь куртку ощутил стальную твердость пальцев и в очередной раз подивился: такой здоровяк – и вдруг педофил…

Улица, на которой находился магазин, не располагала к долгим вдумчивым разговорам. Неподалеку находился Центральный рынок, который как мед притягивал к себе множество подозрительных личностей, с которыми муниципальной милиции все недосуг разобраться до конца. Здесь паркуются грузовики, привозящие и увозящие товар. Они пытайся маневрировать, подъехать поближе, отчего их хронически неисправные двигатели изрыгают в воздух не только натужный рев, но и клубы черного дыма.

– Давайте зайдем в кафе, – предложил незнакомец, увлекая майора в какой-то погребок с веселой вывеской «Таверна», оказавшийся при ближайшем рассмотрении обыкновенной базарной разливухой.

Здесь за низким столиком, когда дымящиеся чашки дрянного кофе были принесены толстой официанткой в засаленном, бывшем когда-то белым переднике, мужчина наклонился к Вербину и заговорщически шепнул:

– Так какие у вас есть фильмы?

– А почему это вас интересует? – не сумел удержаться от контрвопроса Вербин и тотчас отругал себя за поспешность. Не выдержал стиль, сорвался.

Слишком официально спросил, слишком казенными словами.

«Сейчас насторожится, – с тоской подумал Владимир, тревожно глядя на собеседника. – Очень уж не соответствуют такие слова моему облику».

Но все сошло гладко: незнакомец ничего не за подозрил.

– Я спрашиваю у вас потому, – отрезал он строго, – что я не продаю видеокассеты. Я их готов поменять. Если у вас есть что-то стоящее, что меня заинтересует, то я готов обменяться с вами.

Это было неожиданно. Вербин на мгновение даже опешил, не зная, как отреагировать на сказанное. Поэтому попытался взять тайм-аут.

– Как вас зовут? – сказал он и протянул руку через столик. – Меня – Владимир.

– Иван Иванович, – скривился в усмешке мужчина, неохотно пожимая протянутую руку. – Какая разница, как нас с вами зовут? Если у вас есть нужные мне фильмы, то обменяемся. А если нет – разбежимся. Ну так что?

Майор отхлебнул кофе и твердо заявил:

– Я не хочу меняться. Зачем меняться? Мои кассеты мне нравятся. Я бы хотел купить еще.

Он снова сделал вид, что лезет за деньгами в карман, но «Иван Иванович» остановил его.

– Мне деньги не нужны, – отрубил он. – Расскажите, что у вас есть, и подумаем, будем ли меняться.

Была не была! При подобных операциях каждую минуту приходится наугад изобретать что-нибудь, в зависимости от непредсказуемо меняющейся ситуации.

Вербин был уверен, что идет на встречу с продавцом подпольных видеокассет, а налетел на покупателя. Что ж, и тут можно многое узнать.

Он принялся путано пересказывать содержание тех двух видеокассет с детским сексом, по которым и проводилась разработка. Если незнакомец признается, что у него такие есть, – уже зацепка: можно «взять за жабры» и выяснить, где и у кого он их приобрел. Вдруг повезет?

Но нет, так просто в жизни не бывает.

– У меня таких нет, – задумчиво проговорил «Иван Иванович», когда майор окончил свой бессвязный рассказ и принялся нервно отхлебывать успевший остыть кофейный напиток, в котором плавали неразмолотые зерна и какой-то мусор. Не пейте кофе в рыночных забегаловках – надуют.

– Да, – повторил он. – У меня таких нет. Вы где их покупали?

– Известно где – в Москве, – с готовностью пояснил Вербин. – На Ярославском вокзале. Есть там такой закуток, там бывает, если хорошенько порыться.

Примерно минуту незнакомец молчал, глубокомысленно что-то обдумывая.

– Ну хорошо, – наконец сказал он. – За эти ваши кассеты я готов дать три испанские. Я сейчас расскажу, что в них, и вы подумайте, согласны ли.

Но Вербин в данном вопросе оказался тверд ц неуступчив.

– Нет, – решительно помотал он головой. – Так я не согласен. Мне не нужны иностранные. Иностранные не хочу, там все не так, как надо. Нет живинки. Если меняться, то русские фильмы на русские.

Во взгляде «Ивана Ивановича» впервые за время разговора майор уловил тень уважения.

– Вы русские фильмы больше любите, чем иностранные? – переспросил тот, и голос его снова потеплел, смягчился. Наверняка незнакомец в этот момент вспомнил о том, какое удовольствие сам он тоже получает именно от отечественной педопродукции, и увидел в собеседнике брата…

– Да вы закуривайте, – тут же радушно предложил Владимир, протягивая мужчине пачку сигарет, чтобы немедля укрепить это внезапно возникшее чувство приязни.

– Я не курю, – отрезал незнакомец, решительно качнув головой. – Курите сами, если не боитесь. Знаете что: мне бы хотелось посмотреть на ваши фильмы. Я бы взглянул хоть краем глаза, а потом бы и решил, хочу ли меняться на свои.

Идет?

В предвкушении просмотра незнакомец оживился, его глаза заблестели.

Владимир понял, что его пересказ фильмов зацепил «Ивана Ивановича» за живое.

Теперь это был уже не человек-скала, не гранитный монумент, как прежде, – откуда-то из глубины вдруг выглянул пока еще крошечный ненормальный человечек – педофил.

Вот и отлично: рыбка клюнула на живца…

– Давайте не будем откладывать в долгий ящик, – тут же предложил Вербин, широко, но не слишком, улыбнувшись. – В конце концов, мы же собрались не для того, чтобы болтать. Поехали к вам, заберем ваши кассеты, а потом поедем ко е, и я покажу вам свои. Тогда не нужно будет дважды встречаться.

Идея мужчине не понравилась.

– Нет, – замотал он головой. – Так не пойдет. Сначала я хочу посмотреть, что есть у вас.

Но здесь уже майор решил проявить твердость. Зачем же все время уступать?

Такая сговорчивость может выглядеть подозрительной…

– Сначала – к вам, – твердо заявил он, проявляя волю. – Я же принял ваше условие. Теперь вы примите мое. Откуда я знаю, есть ли у вас вообще такие фильмы. Может, вы просто так говорите, чтобы посмотреть мои.

Наступила пауза, в течение которой собеседники думали каждый о своем: незнакомец прикидывал, не слишком ли опасно будет поступить так, как требовал Вербин, а майор лихорадочно соображал, как подцепить незнакомца понадежней, чтоб не сорвался с крючка.

Наконец мужчина кивнул. Он был согласен.

– У вас есть машина? – поинтересовался он. – Нет? Сейчас поедем ко мне.

Заскочим, заберем парочку моих фильмов, а потом сразу махнем к вам.

В салоне джипа «опель-фронтера» Владимир осмотрелся. Машина была хоть и не новая, но все равно не из дешевых. Бедные люди на джипах вообще не ездят: запчасти кусаются, резина дорогая, Да и бензина жрет гораздо больше, чем обычный автомобиль.

Перед водителем – сразу три иконки: Спасителя, Богородицы и Николая Чудотворца – все, как у людей.

– Помогает? – с улыбкой спросил Владимир, Указав глазами на иконки, пока «Иван Иванович» заводил мотор и трогался с места.

– Как видите, – сухо кивнул тот. – Не разбил, ся пока что, не погиб.

Значит, помогает.

То, как человек ведет машину, тоже немало может сказать о его характере. В особенности если коробка передач механическая. Коробка-автомат унифицирует манеру вождения – она сама определяет некий усредненный стиль. Как хочешь, с ней не поездишь. А с механической совсем другое дело: сразу видно, какой перед тобой человек.

Незнакомец вел машину уверенно и агрессивно. Его правая рука постоянно находилась на рукоятке переключения скоростей, чтобы в зависимости от дорожной обстановки, не теряя ни секунды, можно было ускорять и замедлять ритм движения.

Стоило появиться впереди просвету между идущими машинами, и «опель» с хищным рычанием истинного покорителя дорог вырывался вперед.

Такой стиль езды называется спортивным и выдает опытного водителя.

– Вы спортсмен? – неожиданно для самого себя спросил Вербин, внезапно осененный догадкой.

– Бывший, – с гордостью ответил незнакомец, не отрывая глаз от темной улицы, освещаемой лишь светом его собственных фар. – А как вы догадались?

– Лихо машину водите, – сказал майор, поежившись. – Не всякий так может, нужно иметь азарт и уверенность в себе. В своих руках. А почему бывший спортсмен? У вас возраст еще позволяет…

– Травма, – коротко пояснил «Иван Иванович». – Ничего не поделаешь. Я борьбой всю жизнь занимался, классные места на первенствах брал. Теперь все – ключица, коленный сустав… Словом, завязал, не могу больше. Одно вождение только и осталось.

Он усмехнулся и замолчал, не желая далее распространяться о своих проблемах.

Поехали молча, хотя Вербин почувствовал вдруг, что между ним и незнакомцем установилась какая-то неуловимая симпатия. Наверное, тому было приятно, что майор восхитился его ездой, а Вербин поймал себя на том, что этот человек вообще ему импонирует. Настоящий мужик, надо полагать. А Вербин всегда любил настоящих мужиков – немногословных, твердых, держащихся с достоинством, не мельтешащих.

«Да что это я? – попробовал он усовестить себя. – Этот парень же педофил.

Мразь. Скорее всего, он вообще преступник».

Они остановились.

– Давайте выйдем, – сказал незнакомец. – Вы тут постойте немного, покурите, а я сейчас приду.

Он скрылся в темноте, и Вербин не пошел следом. Если мужчина заметит слежку, все пропало. Ему даже убегать будет не нужно. Он просто развернется и скажет, что знать не знает никакого Вербина, впервые в жизни видит, а про видеокассеты вообще не желает разговаривать. И ничегошеньки у майора на него нет, кроме разговоров, а прокурор захохочет прямо в лицо и откажет даже в ордере на обыск…

Минуты через три незнакомец появился. В его руке был зажат небольшой полиэтиленовый сверток, и майор облегченно вздохнул. Вот теперь парень действительно на крючке – в руках у него пакет, на нем отпечатки пальцев, а внутри криминальные видеокассеты. Вот это для прокурора уже что-то. Мало, конечно, но хоть для начала…

– Куда едем? – по-деловому строго спросил «Иван Иванович», садясь за руль, и, услышав названный ему Вербиным адрес, принялся разворачивать машину назад прямо из правого ряда.

– Вот сюда, во двор, – указал майор, когда они Уже подъехали к зданию, где размещался отдел. – Там темновато, но проехать можно. Я покажу.

Лихо зарулив во двор, незнакомец, следуя словам своего пассажира, остановился прямо возле двери отдела, над которой, освещенная мигающей слабенькой лампочкой, помещалась красная табличка с длинной надписью, начинавшейся словами «Управление внутренних дел Унчанской области»…

– Приехали, – улыбнулся Владимир, – мы на месте. Глушите мотор и пойдемте со мной.

Он вытащил из внутреннего кармана куртки удостоверение, по обычаю опытных сотрудников прикованное металлической цепочкой, и развернул его перед лицом «Ивана Ивановича».

– Милиция. Майор Вербин, – вежливо представился он.

Того, что произошло дальше, он не ожидал. Даже не мог предвидеть: незнакомец с самого начала казался ему таким спокойным и уравновешенным…

В первую секунду Владимир с внутренним удовлетворением наблюдал, как незнакомец буквально застыл за рулем, оглушенный сделанным ему сообщением. Он просто оцепенел.

В следующее мгновение правая рука его отделилась от руля, на котором лежала, и, описав выгнутую линию, ударила Вербина по лицу. Это движение было столь стремительным, что майор даже не успел осознать происшедшее. Удар – искры из глаз – резкая боль…

В это мгновение в мозгу вспыхнула только одна мысль: как глупо. Как глупо он попался, проявив элементарную неосторожность!

Кто бы мог подумать, что опытный майор Владимир Вербин окажется столь неосмотрительным. Когда нечто подобное случается с кем-то другим, все недоуменно пожимают плечами и делают осуждающие выражения лиц: как можно было так сплоховать? Это же полное отсутствие профессионализма!

Точно так же невольно думал о своих погибших коллегах и сам Вербин. Жалел их, сочувствовал, но не мог понять, как такое случается с людьми…

А вот так и случается!

Удар был нанесен кулаком в нос, что само по себе не так опасно. Но от такого удара жертва на несколько секунд слепнет и теряет ориентацию в пространстве. Через полминуты все нормализуется, но чаще всего этой полминуты у человека уже не бывает…

Яростно моргая глазами, чтобы прорвать окутавшую его тьму, Владимир отчаянно протянул руки вперед и схватился за что-то – ему хотелось думать, что это отвороты плаща его противника.

В ответ он получил еще один удар по лицу, но сейчас он уже был готов к этому. Да что говорить: Вербин уже приготовился к смерти. Ведь преступник начинает бить сотрудника милиции не для того, чтобы отпускать его живым.

Майор снова дернулся, и его рука соскочила куда-то вниз, отчего вдруг раздался пронзительный шум – только мгновением позже Владимир понял, что это был гудок машины, его рука угодила прямо в руль «опеля». Это было здорово, и он обрадовался: появилась слабая надежда хотя бы остаться живым. Вдруг кого-то в темном дворе привлечет внезапный гудок заехавшей сюда машины и он вмешается. А не вмешается, так хоть спугнет преступника.

Но тут произошло самое неожиданное: незнакомец вдруг резко рванулся прочь из собственной машины. Он открыл дверцу со своей стороны и, оставив майора внутри, кинулся наружу.

Это было нелогично: глупо бежать на его месте! Если уж решил сопротивляться задержанию, бить офицера милиции – так уж доводи дело до конца, а не убегай стремглав. Ведь по машине легко можно Установить личность и организовать облаву.

Впрочем, размышлять об этом не было времени – Вербина буквально подбросило кверху, и он, забыв обо всем на свете, вылетел из машины с ледом за бежавшим.

Догнать! Схватить!

Если полез в драку, а потом побежал, значит действительно виновен и действительно крупная птица. Мелкие случайные сошки не дерутся с мил ционерами и никуда не бегают.

Обычные «клиенты» «полиции нравов» не зывают сопротивления – к этому Вербин давно привык, вот и расслабился. Но ведь и долгие годы, про-веденные в уголовном розыске, не прошли даром. Сейчас за считанные секунды схватки все старые навыки вернулись вновь. Снова появилось главное, стержень, который должен быть в каждом милиционере: догнать и схватить!

Зрение уже вернулось к нему, и Владимир, хлюпая носом и стараясь не думать о том, что случилось с онемевшим лицом, бросился в темноту двора, куда за несколько мгновений до этого побежал незнакомец.

Догнал он его возле самой арки ворот, под кото рую они заезжали несколько мгновений назад.

Налетев сзади, прыгнул, чтобы схватить правой рукой за шею. Это был хороший захват, майор несколько раз в жизни успешно применял его против физически более крепкого противника. Виснешь у человека на спине и душишь двумя руками – милое дело!

Но не тут-то было: Вербин забыл о том, что перед ним спортсмен-борец, можно сказать, профессионал. Никакие тренировки в спортзале не заменят реальной жизненной практики – кровавых драк с коварными противниками, которыми изобилует работа в уголовном розыске. Раньше Вербин был в форме, но сейчас давно ее утратил. Если ты в последние пять лет имеешь дело не с убийцами и грабителями, а лишь читаешь нотации проституткам, разыскиваешь продавцов порножурнальчиков, поневоле утратишь боевую форму…

Незнакомец сбросил майора с себя, как богатырь отшвыривает ногой дворовую шавку. Вербин пошатнулся, и в голове пронзительно зазвенело. Но он снова кинулся следом.

Настигнув противника снова, он бросился на землю и, схватив того за ногу, сильно дернул. На этот раз удалось – незнакомец со всего размаху грохнулся оземь.

Владимир попытался завернуть ему руку за спину, но не сумел завершить прием. Тогда он вскочил сзади на плечи лежавшему и, схватив его за голову, ударил несколько раз лицом о землю газона. Но земля оказалась мягкой, и удары получились слабыми. А в следующее мгновение незнакомец каким-то странным образом выкрутился из-под насевшего на него Владимира и внезапно оказался сверху, подмяв его под себя грузным мускулистым телом.

На фоне черного ночного неба Вербин увидел прямо над собой лицо преступника, и оно поразило его своей мрачной решимостью. Схватив Вербина за горло, мужчина не стал душить его, однако прижал к земле, а вторая рука его взметнулась кверху. Кверху, к черному небу, к луне и звездам – чтобы нанести последний сокрушительный удар. Удар, после которого майор уже точно не сможет никого преследовать по ночным дворам.

Владимир невольно закрыл глаза, стараясь не Думать о том, будут размозжены кости лица, или Дело обойдется чем-то полегче. Говорят, будто че-люстно-лицевая хирургия в последнее время научилась творить чудеса, однако вряд ли за милицейскую зарплату… И вдруг рука, схватившая его за горло и прижимавшая к земле, ослабла, а незнакомый голос где-то наверху, будто доносясь с неба, резко произнес:

– Не двигаться! Милиция!

После очередного обхода школ Марина, не чувствуя под собой ног от усталости, притащилась в отдел. Она заварила чай и уселась ждать Вербина – ей почему-то казалось, что он придет сюда, несмотря на поздний час.

Лукоморов несколько раз бросил в сторону Марины выжидательный взгляд, а потом решительно поднялся и прокашлялся.

– Так, вот что, – заметил он. – Некоторые могут сидеть тут хоть до утра, если им делать нечего. А серьезным людям пора и домой отправляться. Время позднее, нечего тут высиживать.

– А вы что, еще не все заготовки сделали? – улыбнулась Марина в ответ.

Лукоморов посуровел – она коснулась святого.

– А вот когда попробуешь сама, – сказал он почти торжественно, – тогда и не будешь больше иронизировать не по существу вопроса. Мы с женой такие заготовки делаем, что пальчики оближешь. Вот это – жизнь, не то что здесь всякой гадостью заниматься.

– «Если бы ты видел мою капусту, не звал бы ты меня на службу», – машинально процитировала Марина слова одного римского деятеля, так ответившего на призывы вернуться к государственным делам. Эти слова вырвались у нее невольно, и она пожалела о своей иронии, потому что, услышав их, Лукоморов помрачнел. Ему показалось, будто Марина издевается над ним и его увлечением.

– А мы не только капусту заготавливаем, – обидчиво сказал он, отворачиваясь к окну. – Много всякого. Хотя и капусту еще уметь надо делать.

Там ведь приправы требуются – целый комплекс, – важно заключил он.

Оставшись одна, Марина позвонила домой и обрадовала Артема: на сей раз она не забыла купить кэпсы, они лежали в ее сумочке. Вчерашний эпизод с проституткой достаточно устыдил ее. Если уж та не забыла о своем ребенке…

Марина услышала шум двигателя въехавшей во двор машины, услышала шорох шин по опавшей листве, обильно усеявшей все здесь, но не придала этому значения.

Знала, что Вербин придет пешком. Если вообще придет.

Спустя полминуты раздался резкий автомобильный гудок, заставивший ее насторожиться. Зачем машине гудеть в темном дворе?

В этом пронзительном гудке, разорвавшем вечернюю тишину, Марине внезапно почудилось что-то жалобное, зовущее – то ли призыв о помощи, то ли гневное возмущение. Что это?

Выглянув в окно, она увидела совсем рядом с входом в отдел «опель-фронтеру» с включенными фарами. В темноте видно было плохо, но Марине показалось, будто перед ее глазами мелькнула какая-то фигура. Затем послышался топот ног и звуки, явно изобличающие шум борьбы. Два человека во дворе дрались – это было понятно.

Был ли одним из этих людей Вербин, Марина не знала, но в том, что происходящее имеет какое-то непосредственное отношение к «полиции нравов», сомневаться не приходилось.

Единственный в отделе пистолет лежал в сейфе, а ключ от сейфа – в верхнем ящике стола Вербина. Вообще-то это грубое нарушение всех мыслимых инструкций, но, если бы не это нарушение, пистолет сейчас был бы вообще недоступен.

В мгновение ока метнувшись в незапертый кабинет майора, Марина схватила ключ и трясущимися от волнения руками сунула его в скважину сейфа. Она волновалась, буквально кожей ощущая, как сквозь пальцы утекают бесценные секунды, каждая из которых может быть роковой.

Вот и пистолет. Ей никогда еще не приходилось применять его в боевой обстановке. На стрельбище или в тире – совсем другое дело.

«Наверное, он не заряжен», – подумала с опаской Марина, взвесив в руке тяжесть оружия. Но проверять это уже не было времени, она слишком спешила.

Выскочив во двор, она несколько секунд всматривалась в темноту, которая лишь на расстоянии полутора-двух метров слегка разгонялась слабым светом лампочки, висящей над дверью.

Выбежав на улицу, Марина увидела лишь финальную часть погони-поединка, когда незнакомец уже сидел на груди у Вербина и готовился к нанесению последнего удара. Вот тогда она и бросилась на преступника, одной рукой схватив его за волосы, а второй приставив ствол пистолета к виску.

– Не двигаться! – крикнула она громко, с отчаянием понимая, что не знает точно, как поступит, если ее команда не подействует и преступник не остановится. Стрелять ему в голову? Убить этого человека?

К счастью, он замер, ощутив ледяную сталь у своего виска. Видимо, понял, что шуток больше не будет.

Марина так и держала пистолет у головы мужчины, пока Вербин с трудом поднимался с земли и доставал из заднего кармана наручники. Защелкнув их на запястьях незнакомца, он пошатнулся и хлопнул того по плечу.

– Пошли, – сказал он прерывисто и закашлялся. Кровь из разбитого носа продолжала хлестать, но если раньше он не обращал на это внимания, то теперь это стало некоторой проблемой. – Здесь где-то должен валяться сверток, – прошипел Влади-доио,пытаясь разглядеть нагазоне брошенный неудачником-беглецом пакет с видеокассетами. – Лужно бы поискать. Там должно быть что-то интересное.

Спустя минуту он нашел то, что искал, и заставил «Ивана Ивановича» самого поднять брошенное – пусть на пакете будут только его отпечатки пальцев. Так, на случай разных неожиданностей.

Зажав ноздри пальцами, майор отправился в туалет и подставил лицо под холодную струю воды. В целом он ощущал удовлетворение от проведенного вечера.

Еще бы: преступник задержан, на него надеты наручники и теперь, после яростного сопротивления, оказанного им милиции, работать с ним будет наверняка легко. В конце концов, своей попыткой побега и дракой с офицером милиции мужчина вполне подтвердил свою виновность…

Кровь не переставала течь, а взглянув на свое отражение в зеркале, Владимир чуть не заплакал от обиды. Ну и рожа у него теперь стала. Нос распух, сбоку на лице была длинная ссадина, полученная при падении или чуть позже, пока они с преступником катались по газону. Все лицо измазано землей, глаза дикие…

«Ну и красавчик, – подумал Вербин. – Настоящий майор милиции… Хотя что жаловаться: мне вообще-то здорово повезло – этот гад вполне мог меня убить.

Запросто убил бы, на его стороне были все преимущества – внезапность, физическая сила».

Конечно, ему было за что бранить и укорять себя. Он и в самом деле проявил поразительную беспеч-йость. Вот что значит расслабиться не вовремя. Пока Усыплял бдительность преступника, усыпил и свою собственную – слишком увлекся.

Кстати, а почему «Иван Иванович» не убил его? Имел ведь такую возможность еще в машине. Д вместо этого бросился убегать, очень глупо с его стороны.

Ошалел от страха?

Поскольку кровь не унималась, Вербин только вымыл лицо от грязи и, прижав к ноздрям носовой платок, вернулся в комнату, где Марина держала под контролем незнакомца.

Вербин опустился в одно из кресел, запрокинул голову, не отнимая платка от распухшего носа, и объявил:

– Вот перед тобой наш новый знакомый – Иван Иванович. По крайней мере, мне он представился именно так. Красивый мужчина, правда? И настоящий спортсмен, богатырь, как ты наверняка уже успела заметить.

Майор сказал все это и сам удивился тому, какой гнусавый стал у него голос – это от забитого кровью носа…

Марина молчала, пистолет лежал перед ней на столе.

– Что теперь будет? – внезапно подал голос мужчина, пошевелившись на стуле. Он выглядел внешне спокойным, но дрогнувший голос и нетерпеливый вопрос выдали его взвинченное состояние. Сейчас он уже не выглядел таким уверенным в себе, как прежде. Марине вспомнилась старинная милицейская мудрость о том, что вовремя надетые наручники быстро меняют мировоззрение человека…

Вербин никак не отреагировал на вопрос задержанного. Наоборот, он теперь всем корпусом повернулся к Марине и продолжил свою речь:

– Расскажу тебе по секрету, Марина Сергеевна, что у нашего нового знакомого есть одно маленькое увлечение. Как говорят на Кавказе – есть один такой маленький штучка… У тебя нет догадок на эту тему?

Марина уже поняла, кто перед ней. Она ведь знала, что в этот вечер ее начальник отправился на встречу с вероятным продавцом порнокассет, а события, которым она явилась свидетельницей, лишь подтверждали вину этого человека.

Сейчас она с трудом подавляла в себе закипающую ярость, и потому издевательский вопрос Вербина застал ее врасплох.

Она промолчала снова, не отрывая взгляда от заерзавшего на стуле незнакомца.

– Эта гадина любит смотреть фильмы про секс с маленькими деточками, – сказал Вербин, сбавляя тон и делаясь серьезным. – Представляешь себе? Тихими осенними вечерами вот эта тварь включает видик и наслаждается. Не так ли, гадина? А ну-ка расскажи нам о том, как ты мастурбируешь, глядя на экран, где издеваются над малышами! Не скромничай, расскажи, мы посмеемся или посочувствуем тебе. Давай начинай!

Это был длинный вечер.

Сначала задержанного заставили вытащить из пакета все три кассеты и по очереди засунуть их в видеомагнитофон. Все три оказались иностранными – две испанские и одна японская.

– Какая мерзость, – не выдержала Марина, впервые нарушив молчание.

– Достаточно мерзко, конечно, однако совсем не интересно, – заметил в ответ Вербин, у которого к тому времени утихло носовое кровотечение, и он заметно повеселел. – Испания, Япония – это не в нашей компетенции. Унчанск нас гораздо больше интересует. Скажи-ка, – миролюбиво обратился он к незнакомцу, – а где у тебя хранятся русские кассеты? Дома? Кстати, давай посмотрим твои документы и познакомимся поближе. Нам ведь уже пора оформить наши взаимоотношения официально, не правда ли?

Удивительно, что сложившееся чутье опытного сыщика до самого последнего момента ничего не подсказывало Владимиру. Потом он несколько раз с недоумением спрашивал себя, отчего так произошло? Наверное, после работы в угрозыске действительно утратил былую форму. Ведь любому оперативнику интуиция зачастую подсказывает многое…

А Вербин до самой последней минуты не чувствовал, куда привел его поиск…

Задержанный назвал себя, предъявил документы, которые Марина тотчас проверила по работающему круглосуточно адресному бюро УВД.

Поликарпов Андрей Валентинович. Тридцать один год. Женат, двое детей, обе девочки: восемь и десять лет. Проживает там-то, прописан постоянно…

Профессиональный спортсмен: окончил Московский физкультурный институт, занимался вольной борьбой, член сборной. Затем – травма плеча и ноги, больницы, две операции – и все.

– А сейчас чем занимаешься? – спросил Владимир, еще не подозревая, какой получит ответ.

Андрей Валентинович Поликарпов шевельнулся на стуле и недовольно поморщился.

– Сейчас? – переспросил он со скептическим видом. – Сейчас всякой ерундой.

Тренером в фитнес-клубе работаю.

– А чем плохо? – пожал плечами Вербин, до которого все еще не доходил смысл сказанного. – Вполне нормальная работа. Денежная, по крайней мере.

Презрительная усмешка тронула губы педофила. Он снова дернулся на стуле и даже дрыгнул ногой от возмущения.

– Да ну, – сказал он. – Что хорошего? Да, денежная, и вообще… Скучно. Я же профессиональный борец. Это – вещь, сила. Думаешь, интересно борцу быть тренером по аэробике? С бабьем этим…

Сидевшая сбоку и нервно качавшая ногой Марина не выдержала и вклинилась в разговор.

– Ну да, – с ненавистью глядя на задержанного, сказала она, – зачем вам бабье, как вы выражаетесь? Вам маленьких детей подавай!

Это было последней каплей, от которой гражданин Поликарпов взбесился окончательно. Лицо его внезапно побагровело, глаза выкатились наружу, и он, вскочив со стула, буквально взревел.

– Да что вы такое говорите! – заорал он. – Вы хоть что-то понимаете в том, что несете? Я же за всю жизнь ни одного ребенка пальцем не тронул! У меня у самого две дочки растут: я лично любому горло перегрызу, кто посмеет…

Он принялся ходить по комнате взад и вперед. При его большом росте и длинных ногах получалось три шага в одну сторону и три шага в другую. Это напоминало метания тигра, запертого в тесную клетку зоопарка. И было весьма опасно, потому что при громадной физической силе задержанного трудно, несмотря на наручники, прогнозировать ситуацию.

– Сядьте! – велел Вербин, тоже вставая и берясь за дубинку, которую предусмотрительно на время разговора положил поблизости. После неудачной для него схватки с Поликарповым он стал осторожен и предусмотрителен.

Задержанный сел, но говорить не перестал – в нем словно что-то сломалось.

– Разве я виноват, что меня перестали возбуждать взрослые женщины? – спрашивал он так отчаянно и настойчиво, будто хотел и в самом деле Услышать ответ. – Два года назад возбуждали, а теперь больше нет! Ну что я могу с этим сделать? Не возбуждают они меня, и все тут!

– Лечиться надо, – сказала Марина строго. – Вы образованный человек, и вам, кажется, не нужно объяснять…

– Я ходил, – махнул рукой Андрей Поликарпов. – Ходил, имел такое удовольствие. К сексопатологу. Думаете, самому приятно, что со мной такое творится?

– И что же? – уточнила с интересом Марина. Ей стал даже любопытен этот разговор: она не ожидала, что маньяк ходил лечиться к врачу.

– А ничего, – отрезал Поликарпов. – Ничего. Сексопатолог – заслуженный врач Российской Федерации, мать его за ногу… Прописал колоть лекарство.

Сказал, что если пройду полный курс, то интерес к детям пропадет. Все правильно он сказал, только я потом про лекарство это навел справки…

– Ну и что же?

– Да то, что это обычный тормозящий препарат для блокирования половой активности, – ответил с досадой задержанный. – Причем пролонгированного действия. Если пройти полный курс, как доктор прописал, то интерес к детям действительно пройдет навсегда. Правда, вместе с любым другим интересом. К женщинам, к мужчинам, к себе самому… И станешь ты каменным и холодным, как памятник Ленину на вокзальной площади.

«А ты такой холодный, как айсберг в океане», – невольно засмеялась Марина, вспомнив старую песенку.

Странное дело: стоило им разговориться с задержанным, и чувство ненависти к нему, буквально щемившее Марину еще недавно, совсем прошло, уступило место симпатии. На самом деле – неплохой мужик, и с юмором…

Точно такое же чувство против воли завладевало и Вербиным. Он вдруг вспомнил, как понравился ему этот человек еще при поездке в машине. Может, потому он и утратил бдительность – очень уж симпатичный попался педофил…

Но сейчас майором владела совсем другая мысль Задержанный работает в фитнес-клубе инструктором по аэробике – тут было о чем подумать. Неужели совпадение?

Вербин снял трубку телефона, набрал номер мобильника жены. Почувствовал при этом, как слегка заходили ходуном пальцы от волнения, а комок встал вдруг в горле, мешая говорить.

– Римма? – сказал он, услышав голос супруги. – Привет, это я. Слушай, Римма, а как фамилия твоего тренера по аэробике?

Спросив это, он невольно покосился на задержанного и поймал отчаянное выражение изумления и страха в его лице. Конечно, для парня это был удар…

– Поликарпов? – переспросил Вербин намеренно громко. – Ну, хорошо. Зачем это мне? Да так есть тут одна мыслишка… Нет, ничего. Да, я приду сегодня опять поздно, ты меня не жди, у меня тут работа. Много работы.

Он повесил трубку и теперь уже не таясь, с нескрываемым интересом взглянул в изменившееся лицо гражданина Поликарпова.

«Что ж, приятно познакомиться», – хотел уже было сказать Вербин, но сдержался, только хмыкнул неопределенно.

– Слушай, Марина Сергеевна, – сказал он, – ты не могла бы нас оставить на минутку одних с гражданином? У меня возник к нему вопросик. Так пустое, но нужно бы выяснить.

Он старался говорить все это спокойным голосом, но по изменившемуся лицу начальника и по перекосившемуся – задержанного Марина поняла, что .

Действительно не стоит им мешать. Ничего не понимая в происходящем, она поднялась со стула и вышла в другую комнату.

Несколько секунд стояла тишина, мужчины как бы присматривались заново друг к другу, и каждый прикидывал, чего ждать от сидящего напротив. – Послушай, – прервал наконец паузу Владимир, машинально берясь за лежавшую на столе перед ним пачку сигарет и принимаясь медленно доставать оттуда одну сигарету за другой, – скажи мне, пожалуйста…

Он запнулся, подыскивая слова, и некоторое время снова смущенно молчал.

Нелегко это – вдруг взять да и встретить лицом к лицу любовника собственной жены, да еще при таких вот обстоятельствах. Прямо не знаешь, что и сказать: в подобных ситуациях весь твой жизненный опыт оказывается бессильным…

Наконец Владимир решил, что спросить нужно напрямую, нечего играть в кошки-мышки. И спросить именно то, что его в данный момент больше всего интересовало, как бы глупо это ни могло прозвучать.

– Скажи мне, мужик, – снова начал он, разложив перед собой сигареты ровным рядочком, – если тебя не возбуждают взрослые женщины, как ты говоришь, то зачем же ты трахаешь мою жену? Она ведь уж кто угодно, но только не маленькая девочка. Разве не так?

Задержанный внезапно улыбнулся, будто какая-то тяжесть спала с его груди.

Он даже вздохнул облегченно, и его взгляд встретился с взглядом Владимира.

– Видишь ли, – начал он тихим задушевным голосом, – если уж ты знаешь об этом… Если уж ты сам заговорил об этом… Если тебя это действительно интересует… Да, ты прав, мы с Риммой – любовники. Не знаю, кто тебе это сказал, может быть, и она сама, хотя я так не думаю. Впрочем, ты мент, так что тебе и карты в руки, как говорится. Захочешь – что угодно узнаешь, тем более что мы с Риммой и не больно скрывались все это время.

Он помолчал пару секунд, как бы примериваясь, а затем продолжил:

– Она ведь у тебя совсем маленькая. Миниатюрная, можно сказать. И лицо у нее бывает совсем как у маленькой девочки.

Вербин взял со стола одну из лежавших там сигарет, и пальцы его резко дернулись – сигарета сломалась посередине, табак рассыпался по гладкой полированной поверхности.

– Чушь какая! – мрачно отрезал он. – Что ты несешь? Миниатюрная – это да, правда. Да мало ли вокруг миниатюрных женщин! Но лицо как у маленькой девочки – это же полный бред! С чего ты взял?

Андрей Поликарпов снова улыбнулся.

– Ты просто не понимаешь, – мягко ответил он, и его глаза сделались мечтательными, – или привык, или не обращаешь внимания… У Риммы лицо как у маленькой девочки, она вообще такая и есть – маленькая девочка. Она нуждается в любви, в защите, в помощи…

– Кто? – взревел Вербин, от разрывавшего его возмущения ломая вторую по счету сигарету. – Это Римма – маленькая беззащитная девочка? Это она нуждается в любви и защите?

Он демонически расхохотался, откинувшись на стуле, а потом выпалил:

– Ты сумасшедший! Настоящий сумасшедший! Тоже мне – нашел маленькую девочку.

Злость разбирала его все сильнее. Сидит перед ним на стуле человек в стальных наручниках и говорит такие глупости про его собственную жену.

– Просто ты ее совсем не знаешь, – заметил Поликарпов. – Не ценишь, она тебе не нужна. Конечно, ты ничего в ней не замечаешь. Потому что и не хочешь замечать. Она тебе не интересна – вот в чем дело.

– А тебе она интересна? – съязвил Вербин. – Так что тебе интереснее: Римма или кассеты про маленьких девочек?

Задержанный шевельнулся на стуле и заметил в ответ печально и рассудительно, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся:

– Маленькие девочки мне недоступны. Ты что, не понимаешь? Это же настоящее преступление, а разве я преступник? Я – спортсмен.

Он произнес это таким голосом и с таким видом, словно это какая-то аксиома: спортсмен не может быть преступником. Будто это логическое противоречие. Подумайте, какая святая вера в спорт!

– Ага! – Вербин сломал третью сигарету. – Тебя, наверное, зовут Пьер де Кубертен, да? Ты по движник спорта и думаешь, что спортсмен не может быть негодяем. Ха-ха-ха!

Но гражданин Поликарпов неожиданно оказался очень тверд в своем мнении.

– Да, я так считаю, – заявил он. – Негодяй только называет себя спортсменом. А я спортсмен настоящий. Если хочешь знать – я вообще не способен на преступление.

– От тюрьмы да от сумы не зарекайся, – философски произнес Вербин, на самом деле весьма озадаченный таким странным поворотом темы. – Ты что, и вправду ни разу не пробовал с маленькой девочкой? – поинтересовался он, хотя понимал, что такой вопрос просто глуп: кто же признается в подобном? Но почему-то казалось, что Поликарпов не лжет, что он честен. Удивительное дело:

Вербин уже несколько раз за последние минуты спросил себя, почему так получается: задержанный не только педофил, он еще и любовник его жены, а настоящей ненависти в душе нет.

– Конечно, ни разу! – покачал головой Андрей Валентинович. – Ты можешь мне не верить, но это действительно так. Да, мне нужны такие фильмы, я на них как бы разряжаюсь. А в реальной жизни я живу, уж извини за откровенность, только с Риммой. Для меня этого достаточно.

– А с собственной женой что же? – не удержался майор, глупо улыбнувшись.

– Она такая корова, – поморщился невольно Поликарпов. – Нет, я ничего плохого не хочу сказать. Она прекрасная женщина, и у нас семья, дети и все такое. Но жить с ней я больше не могу. Она не похожа на маленькую девочку.

Он сокрушенно покачал головой и замолчал. Теперь только Вербин понял причину своей глупой улыбки: ему было приятно, что кто-то еще, кроме него, не живет со своей женой.

Поликарпову не нравится его законная супруга, потому что она не похожа на девочку. Зато, по его мнению, на девочку очень походит Римма, про которую сам Вербин бы уж точно такого не сказал… Что ж, тут дело в индивидуальном восприятии. Как говорится, кто любит попа, а кто – попадью.

Теперь, когда Вербин сломал поочередно все сигареты, перед ним на столе лежала кучка бумажек и рассыпавшийся табак. Ярко горели лампы дневного освещения, и их отблески сверкали на старом портрете Феликса Дзержинского, висящем тут с незапамятных времен.

Владимир пытался собрать воедино все свои мысли и чувства, проанализировать их, чтобы составить общее впечатление от проведенного вечера и принять решение. Теперь ведь нужно как-то поступить. А как?

– Последний конфиденциальный вопрос, – сказал майор после недолгого молчания, насупившись. – Скажи честно: почему ты меня не убил там, в машине? Ты ведь вполне мог меня замочить, у тебя была такая возможность.

Андрей удивленно посмотрел на него:

– Зачем же мне тебя убивать? Я же сказал, что я не преступник, а честный спортсмен. Просто у меня личные проблемы, но это же не значит…

– Ударить сотрудника милиции, находящегося при исполнении, – тоже преступление, – сощурился Вербин. – С этим как быть?

После короткой паузы Поликарпов сощурился в ответ и размеренно произнес:

– А пусть сотрудник милиции не занимается провокациями. Если он сотрудник и при исполнении, как ты говоришь, то нечего ему с приклеенной бородой провоцировать людей.

– То есть я сам напросился? – колюче уточнил майор, заерзав на стуле.

– Сам, – со вздохом подтвердил Андрей Валентинович. – Если бы ты при полной форме подошел ко мне, предъявил удостоверение и предложил пройти с тобой куда следует, я и не подумал бы бить тебя. А ты бороду приклеил, о кассетах со мной стал разговаривать, купить хотел. Потом сюда хитростью решил заманить…

– Так это же азы оперативной работы! – воскликнул, не удержавшись, майор.

– Без этого как же работать?

– Наверное, никак. Тебе виднее, – печально усмехнулся Поликарпов. – Но тогда и не обижайся на меня. Конечно, я хотел убежать, у меня сдали нервы. Не каждый же день попадаешь в такую историю, а у меня семья, дети. Никто не хочет приключений. Потому я тебя и ударил, уж больно ты меня своей подлянкой возмутил. Но я же не сильно: знаешь, как я мог бы приложить, если бы всерьез захотел?

– Догадываюсь, – неожиданно для самого себя улыбнулся Владимир. – И на том спасибо, что уродом на всю жизнь не оставил.

Он поднялся, распахнул дверь и позвал Марину.

– Заждалась? – спросил он, криво усмехнувшись. – Извини. Мы тут с гражданином заболтались о разных пустяках. Тебе ведь домой пора, я думаю?

Ничего, мы сейчас побыстрее разберемся. А когда Марина села на свое прежнее место за столом напротив задержанного, майор сказал:

– Давай сейчас спросим у него вместе, почему он так ретиво убегал? Что так испугало Андрея Валентиновича?

Поликарпов несколько секунд тяжело молчал, уставившись на свои руки, сцепленные стальными браслетами и бессильно лежавшие на коленях. Потом разлепил губы и негромко пояснил:

– Видите ли, у меня ведь семья, я вам уже сказал. Жена, две дочки…

Теперь с этим все кончено. Жена немедленно подаст на развод, а дочек мне и в глаза не видеть больше. Она наверняка запретит мне с ними даже видеться и будет, в общем-то, по своему права.

– Почему? – не удержалась Марина, машинально прибирая ладонями со стола рассыпанный там табак от распотрошенных сигарет. Она все прекрасно понимала, но ей хотелось, чтобы Поликарпов сам об этом сказал.

Он не увильнул, не спрятался за пустыми словами. И не промолчал в ответ.

Посмотрев на Марину пристально, он медленно произнес:

– Я успел уже заметить, что мое… Мое увлечение вызывает отвращение у многих. А у женщин в особенности.

– Тонкое наблюдение, – подтвердила Марина. – Удивительно, как вы об этом догадались? Именно отвращение – вы точно сказали.

– Жена меня бросит, семья разрушится, а дочки станут считать меня чудовищем, – не обращая внимания на слова Марины, сообщил убитьщ голосом Поликарпов.

– Но ты же сам сказал, что не живешь с женой, – нетерпеливо вставил Вербин. – Ты же сам только что нам рассказал о том, что к своей жене стал абсолютно равнодушен. Разве не так?

– Но не к детям и к семье вообще, – покачал головой Андрей. – Я об этом уже думал. Много думал. Семья – это больше, чем просто секс. Это человеческие отношения. А дочки – вообще для меня все. Теперь я этого лишусь. Поняли, охотники за безнравственностью?

Часы показывали девять вечера. После всего, что произошло, голова у Вербина гудела так, словно по ней колотили палками. Тут сказалось и общее напряжение, и те несколько минут страшной схватки в темном дворе, когда Владимир успел ууе мысленно попрощаться с жизнью.

Откинувшись на спинку стула, он вытянул ноги и позволил себе слегка расслабиться. За окном было темно, а в комнате уже который час горел яркий свет, и от этого стало резать глаза.

– Марина, выключи свет, оставь только настольный, – попросил майор. – Что-то у меня ноги не ходят, весь как изломанный. Кофе бы сейчас хорошо выпить, а то надо же дальше с гражданином беседовать по душам. Остался у нас кофе в ящике?

Марина прошла по кабинету, заглянула в заветную тумбочку, где хранились общие припасы сотрудников, и вздохнула. Осталась только пустая банка, на дне которой тоскливо перекатывалось несколько крупинок «Нескафе».

– Если вы хотите выпить кофе, – безучастным голосом вдруг произнес задержанный Поликарпов, – то можете взять у меня в машине. Я как раз сегодня купил банку, но вряд ли она мне теперь пригодится.

Марина вопросительно взглянула на майора, однако тот отрицательно покачал головой. Не положено. Брать что-либо у задержанного нельзя – это вопиющее нарушение служебной этики. Пусть так поступают патрульные сержанты из РУВД, это уж их дело, за всеми не проследишь. Но Вербин такого делать не станет.

Поликарпов понял его.

– Да ладно вам, – примирительно сказал он. – Снявши голову, по волосам не плачут, как говорится. Что уж теперь… К тому же я тебе сильно врезал пару часов назад, так что с меня причитается. Заодно и мне нальете.

Марина сходила во двор, где на заднем сиденье брошенного джипа обнаружила банку растворимого кофе «Карт нуар», и принесла ее в отдел.

Пока закипала вода в электрочайнике, Вербин, до этого молчавший и напряженно думавший о чем-то, обернулся к Поликарпову.

– Слушай, – сказал он мрачно. – А где ты брал эти твои фильмы? Я имею в виду – у кого покупал? Но не иностранные, а русские. У тебя ведь дома есть русские фильмы с детишками?

– Имеются, – кивнул Андрей Валентинович. – Три штуки. Да вы сами при обыске найдете. А у кого покупал? У мужика одного.

– Так, – выпрямился на своем стуле майор и подобрал под себя ноги, словно готовясь к решительному прыжку. В висках яростно стучали молоточки, однако он старался не обращать на это внимания. – У какого мужика? Как фамилия? Где живет? Андрей Валентинович пожал плечами:

– Фамилию я, конечно, не знаю. Мы с ним встретились возле одного видеозала. На рынке есть один такой видеозал, где показывают порнушные фильмы.

Я там как-то остановился у афиши, а он сам ко мне и подвалил. Предложил купить у него детское порно. Не знаю, как он догадался, что меня это интересует. Вроде у меня на лице не написано, а?

– Нет, не написано, – подтвердили кивками Вербин с Мариной.

– Ну так вот. Я сначала его послал подальше, но когда он сказал, что фильмы у него не импортные, а наши, отечественные, то я заинтересовался.

– Конечно, из патриотических побуждений? – невольно усмехнулась Марина, раскладывая по трем чашкам кофе и наливая успевшую закипеть воду. – Как в рекламе говорится: «Покупая наш товар, вы поддерживаете отечественного производителя»?

– Да нет, – поморщился не оценивший юмора собеседник. – Тут все просто.

Иностранные фильмы на эту тему, да и вообще порнушные – они все какие-то дистиллированные, засушенные, что ли… Слишком профессионально снято, слишком аккуратно все. А в наших все натурально. Смотришь и видишь, что все это – не искусство, чтоб деньги с тебя сорвать похитрее, а самая настоящая жизнь.

Реальность. Русские фильмы сняты плохо, пленка паршивая, камера дрожит, но зато они как бы живые.

– А вы, сударь, оказывается, любитель реализма в искусстве? – снова не удержалась Марина и съязвила в очередной раз. Задержанный Поликарпов подсознательно нравился ей, казался симпатичным человеком, и она видела, что точно такие же чувства невольно испытывает и Вербин, сидевший рядом-Но стоило вспомнить о странных и мерзких пристрастиях собеседника, как накатывала знаковая уже холодная ярость, заставлявшая непрестанно уязвлять его хоть как-то…

Однако Поликарпов снова не обратил внимания на иронию и продолжил свой рассказ.

– Он мне продал три кассеты, я купил, вот и все. Дорого заплатил, кстати: по сто долларов за каждую.

– И ты хочешь сказать, что паренька этого больше никогда не видел и знать о нем ничего не знаешь? Так? – продолжал расспрашивать Вербин.

Майор знал все заранее, недаром много лет служил в уголовном розыске, а поведение преступников и их пособников везде одинаковое. Если человек попался в руки милиции с оружием, то обязательно рассказывает, что только что нашел его на тротуаре и как раз собирался пойти сдать в отделение. Если в кармане найдены наркотики, то последует рассказ о том, как буквально только что при задержании подкинули все это злые люди… И в любом случае никто никого не знает, а если и встречался кто-то с кем-то, то лишь один раз, и все. Но сейчас вдруг вышло иначе.

– Отчего не знаю? – хмыкнул Поликарпов. – Кое-что знаю… Я знаю например, где он живет.

Сказал это и торжественно посмотрел в глаза поочередно Вербину и Марине.

– Можете записать, – добавил он не без гордости, которая в ту минуту показалась майору совершенно непонятной.

Дело в том, что каждый вечер Андрей Валентинович возвращается к себе домой из фитнес-клуба, где работает и занимается любовью с женой Верби-на, по одной и той же дороге. Живет он в новом районе, называемом «спальным», и туда для автомашин имеется только один путь – по набережной Унчи, затем по дороге, идущей вдоль берега по пустынным местам. И лишь спустя несколько минут езды по темноте из-за поворота показываются светящиеся окна жилых кварталов.

– И прямо посредине пути там как раз есть автозаправка, – рассказывал Поликарпов. – Я там обычно и заправляюсь после работы. Ну, не каждый день, понятное дело… А напротив автозаправки стоит дом. Он там один, небольшой, деревянный. Прямо на берегу реки. Я этого парня несколько раз возле того дома видел. Пока стоишь, заправляешься, делать-то нечего, вот и озираешься, разглядываешь что-нибудь. И парень этот часто там мелькает.

– Какая квартира? – хищно спросил Вербин, вскидывая голову, отчего в висках снова ударило грохотом…

– Да вы смеетесь! – спокойно ответил Поликарпов. – Откуда я знаю квартиру?

Я же просто видел несколько раз через дорогу. В доме том три этажа и одно парадное. Дальше уж легко найти. Послушайте, может быть, вы уже снимите с меня наручники? А то кофе пить неловко и руки затекли.

До этого он брал чашку сцепленными руками, что, конечно, было крайне неудобно…

Вербин знал особенности отечественных наручников: они хоть и не слишком похожи на орудия испанской инквизиции, но удовольствия приносят мало. Говорят, будто в Европе придумали какие-то особо комфортные наручники, в которых преступник якобы чувствует себя уютно, словно в объятиях любящей матери, но до России подобные новшества вряд ли дойдут в течение ближайшего столетия.

– Я с тебя сниму, а ты опять побежишь, – сощурился на задержанного Вербин.

– Куда ж я теперь побегу? – удивился Поликарпов. – У тебя мой паспорт, водительские права, ты адрес мой знаешь. Теперь ты меня сразу поймаешь, нет смысла бежать.

– Ты же хотел сбежать, оставив свою машину, – заметил майор. – По машине бы тебя нашли. Оба засмеялись.

– Поедем, покажешь тот дом, – сказал Вербия. – Заодно расскажи подробнее, что это за парень. Как выглядит, и все такое прочее. Запиши, Марина, и пусть распишется. Называться данный документ будет «Объяснение».

– А не протокол? – как бы невзначай уточнила Марина, вскидывая на начальника удивленный взгляд.

– Нет, – бросил Владимир, снимая с Андрея Валентиновича наручники. – Зачем так официально? Начинаться документ должен словами: «Я, такой-то, будучи доставленным в отдел по борьбе…» Ну и так далее… И дальше по тексту, как говорится. Где купил, что купил, у кого купил. Все подробно, словом.

Пока Марина старательно записывала то, что сообщил гражданин Поликарпов, Вербин, удалившись в туалет, снова принялся приводить себя в порядок. На этот раз ему удалось сделать больше, чем с самого начала, когда еще тряслись руки после борьбы и перехватывало дыхание.

Впрочем, нос еще пару дней останется не вполне приличным – он зверски распух и напоминал сливу. Ссадина перестала кровоточить, однако и она не прибавляла красоты майору.

Умывшись несколько раз льющейся из крана ледяной водой, Владимир всмотрелся в зеркало, висевшее над рукомойником. Лицо было теперь чистым, но общее выражение его, а также выражение глаз не понравилось Вербину.

– Все-таки ты дурак, братец, – сказал он, обращаясь к своему отражению.

– Тебе тридцать шесть лет. Чем ты занимаешься? Гоняешься по всему городу за преступниками? Ну и как – много поймал за последнее время? Шугаешь несчастных проституток, приводишь в трепет торговцев порнографией пугаешь содержателей притонов. Сегодня ты, расслабившись от подобных нехитрых занятий, чуть было не погиб. И что, ты сумел в результате поймать преступника? Может быть, ты вообще неудачник по жизни. Потому что тот, кого ты сегодня поймал, – совсем не преступник, которого ты ищешь, а просто несчастный человек – извращенец. Но привлекать его к ответственности совершенно не за что. Ко всему прочему, ты и в самом деле неисправимый неудачник, потому что пойманный тобой извращенец является любовником твоей собственной жены. Называется, приехали! Дальше уж совсем некуда!

Он выключил льющуюся из крана воду и насухо вытер лицо несвежим вафельным полотенцем вроде тех, что выдают в плацкартных вагонах дальнего следования.

Затем, внезапно решившись, ткнул пальцем в свое отражение и жестко закончил:

– И скажу еще две вещи тебе, дружище майор Вербин, – добавил он, обращаясь к двойнику в зеркале. – Хоть тебе и неприятно об этом услышать, да что поделаешь. Мы с тобой родственники и, можно сказать, близкие друзья, так что уж не обессудь за правду. Первая неприятная вещь заключается в том, что этот извращенец – любовник твоей жены, тебе, в общем-то, нравится, что само по себе о многом говорит. А вторая – в том, что этот тип гораздо счастливее тебя, майор, потому что у него есть семья и дети, которыми он очень дорожит. А у тебя, старина, ничего этого нет. Детей нет, а жена у тебя такая, что ты даже не испытал никакой неприязни, увидев ее любовника. Он тебе даже понравился, неплохой парень. Так что и жены у тебя тоже нет. Вообще ничего нет у тебя, кроме милицейской службы, которая, впрочем, в последнее время не о тебе удается.

Вечерний Унчанск в некоторых местах бывает очень красив. В особенности это касается главной улицы и той части города, где его надвое разделяет широкая река с перекинутым через нее мостом. Здесь хорошее освещение, и город, пока проносишься по нему на машине, через стекла кабины видится слегка размытым, с яркими разноцветными огнями, словно глядишь на фотоснимок, сделанный с применением светофильтров.

– Скоро приедем, – сухо произнес сидевший за рулем Поликарпов. – Свернем вот сюда, а там уж недалеко будет…

Промчавшись по набережной, джип вылетел на обычное шоссе, соединявшее центр города с новостройками. Тут было уже темно, лишь редкие огоньки по сторонам.

Автозаправочная станция находилась в таком вот диковатом месте – ни жилья кругом, ни даже иных строений. В чистом поле был возведен этот комплекс с колонками для подачи бензина, с кафе-стекляшкой, магазинчиком масел и запчастей.

– Приехали, – сказал Андрей Валентинович. – Вон тот дом, как раз напротив.

Видите?

Он указал рукой в нужном направлении, хотя это оказалось излишним: стоявший напротив бензоколонки деревянный дом был действительно один тут.

Выглядел он не то чтобы очень уж старым, но рядом с сияющей автостанцией казался допотопным анахронизмом, раритетом ушедшей эпохи.

– А на каком этаже он живет – не знаю, – твердо повторил Поликарпов. – Мне это было ни к чеглу. Поищете – и найдете сами.

– Сколько тут может быть квартир? – прикинул Вербин, приглядываясь к дому.

– Три этажа, одно парадное… Наверное, шесть квартир. Место пустынное, хотя наблюдать за домом легко – можно просто сидеть в кафе на автостанции и смотреть сколько угодно. Тепло, сухо, мухи не кусают. Конечно, если сам преступник не работает барменом в этом кафе… Бывали такие случаи…

– Ну, насмотрелись? – нетерпеливо поинтересовался Поликарпов. – Теперь куда поедем? Сразу обыск у меня дома делать будете или сначала в тюрьму?

Говорите, мне все равно.

Он сидел за рулем напряженный и, сохраняя равнодушное выражение лица, храбрился. Или уже просто смирился с судьбой?

– Марина, у тебя сигареты есть? – не отвечая задержанному, спросил Вербин, обернувшись с переднего сиденья. – Я свои-то распотрошил, сама видела…

Взял у Марины сигарету, затянулся несколько раз подряд, потом приспустил окно рядом с собой и длинно сплюнул на обочину.

– Дальше поедем в разные стороны, – сказал он спокойно. – Ты – домой, к жене и дочкам. А мы со старшим лейтенантом по своим домам отправимся. Ты нас только до автобусной остановки довези, а то затащил в какую-то глухомань.

Правда, Марина?

Она молча кивнула, испытав вдруг при этом острое чувство благодарности.

Странно, но Марине в ту секунду хотелось сказать спасибо майору. Как только она поняла смысл только что им сказанного, ей внезапно стало ясно, что угнетало ее последние два часа.

Конечно же, стоило ей понять, что Вербин отпускает задержанного на все четыре стороны, как словно тяжесть спала с души – все последнее время ей не хотелось, чтобы несчастный гражданин Поликарпов отправлялся в тюремную камеру.

Или чтобы разрушилась его семья и стали несчастными две дочки, как и он сам.

Кому это нужно? Зачем? Сломать жизнь любому человеку очень легко, а уж извращенцу – в особенности, но никакой заслуги в этом быть не может. Гордиться тут было бы нечем. Сам же гражданин Поликарпов, услышав слова майора, оцепенел.

Несколько мгновений он сидел за рулем, опешив и даже не шевелясь.

– То есть? – медленно проговорил потом он и откашлялся. – Я правильно понял, что свободен и могу ехать домой? Прямо сейчас? А обыск?

– Да не буду я тебя обыскивать, – лениво протянул Вербин. – Кассеты завтра сам привезешь в отдел и отдашь вот ей, – он кивнул назад, в сторону Марины. – Тебе же будет лучше: сам говорил, что у тебя дочери, что ты их любишь. Вот и незачем держать в доме всякую дрянь.

– Так я могу ехать? – еще раз осторожно, не веря до конца, переспросил Андрей Валентинович.

– Только до автобусной остановки довези, – напомнил Вербин. – Еще будем тут из-за тебя по темноте бродить. Спать давно пора…

Поликарпов наконец очнулся.

– Я вас до дома довезу, – сказал он и вдруг засмеялся облегченно, как ребенок, у которого потерялся, да вдруг нежданно нашелся любимый мячик – красный, с нарисованным на боку смешным медведем. – Какая может быть автобусная остановка? Глупости говоришь! Ты где живешь?

Спросил это и тут же осекся неловко: вспомнил, что отлично знает, где живет Вербин, сколько раз Римму довозил до дома…

Он крутанул ключ в замке зажигания так сильно, что мощный джиповский мотор неожиданно взревел.

– Ладно, меня не надо, – миролюбиво заметил майор. – Давай старшего лейтенанта довезем. У нее ребенок дома один сидит, маму ждет. Пока мама на работе всяких странных типов ловит, вроде тебя, ребенок целыми вечерами один.

Давай вези. Марина, скажи свой адрес.

«Опель-фронтера» развернулся и помчался обратно.

– Ты парня того опознать сможешь? – вдруг спросил майор у радостно вцепившегося в руль Поликарпова, который, как казалось, хотел продемонстрировать все свое мастерство экстремального вождения.

– Что за вопрос? – отозвался тот, пожав плечами. – Конечно, смогу. Я же его хорошо запомнил.

– Я имею в виду – на следствии и в суде. В суде готов опознать?

– Пожалуйста, – кивнул Андрей Валентинович. – Хоть в районном, хоть в областном. Нет проблем. Вот он, скажу, тот, кто мне кассеты те самые продал.

Ничего не утаю от российского правосудия.

Видно было, что неожиданная развязка казавшейся ему еще совсем недавно ужасной ситуации привела человека в состояние крайнего возбуждения и чуть ли не счастья.

– Чудак ты, – задумчиво произнес вдруг Владимир, глядя на стремительно летящие навстречу машине огни городского центра. – Сам же понимаешь, что снимать такие фильмы – преступление, что эти люди преступники. И в то же время сам у них эту гадость покупаешь. Где же логика в твоих поступках? Говоришь, что честный человек, а сам покупаешь у преступников их товар. Тем самым способствуешь их бизнесу.

Обогнав слева трамвай и с визгом промчавшись по рельсам, Поликарпов засмеялся.

– Это ты чудак, – ответил он. – При чем тут логика? Конечно, я знаю, что делать такие вещи с детьми – преступление. Знаю, что люди, которые это делают, – негодяи. Поэтому я охотно сдам их, пускай сидят, они это заслужили. Но смотреть эти фильмы мне лично необходимо. Именно потому что я не хочу этого делать в реальности. Ты как снимаешь напряжение?

– Ну, выпить могу, – признался слегка обескураженный ответом Вербин. – Спортом еще можно заняться. Всякие там тренажерные залы…

– Не знаю, как у тебя обстоит дело с тренажерными залами и с выпивкой, – сказал Поликарпов, – а для меня единственный способ снять напряжение – это посмотреть такой вот фильмик. Понимаешь? Если напряжение не снимать, я за себя не ручаюсь. И когда я вижу такой фильм, то мне уже наплевать, какие преступники его сняли.

– Вот здесь, – сказала Марина, увидев поворот возле своего дома. – Дальше не надо, тут я сама дойду. Спасибо, – выдавила она из себя, еле сдерживая вновь возникшую в сердце холодную ярость. Она обрадовалась, когда Вербин решил отпустить его, но все же… С одной стороны – чудовище, пе-дофил, страшилка для нормальных людей. С другой стороны – несчастный человек с постыдным извращением.

– Я выйду с тобой, провожу, – сказал Вербин, помрачневший после объяснений Поликарпова, и тоже вылез из машины.

– А что мне сказать Римме? – вдруг спросил Андрей.

– Скажи, что хочешь, – отозвался Вербин и отвернулся.

– А ты что скажешь?

– Я не говорю дома о своих служебных делах, – ответил Владимир, не глядя на сидящего за рулем. Повисла короткая пауза, после чего из салона машины донесся тихий смешок, и Поликарпов неуверенно произнес:

– Слушай, а ты неплохой мужик.

– Все, пока, холодно на улице. – Вербин захлопнул дверцу и взял Марину под руку:

– Пойдем, покажешь заодно, где тут твой дом. Сын-то заждался, небось. Или спит уже?

– Вот здесь я и живу, – сказала Марина, останавливаясь у своего подъезда и закидывая голову кверху, чтобы разглядеть, горит ли свет в окнах.

– Здесь и живешь? – машинально повторил за ней Вербин.

Выглядел он действительно плохо, да и чувствовал себя неважно. Пока беседовал с Поликарповым и ездил по городу, старался не думать о себе, а теперь, когда дела на сегодня закончились, накатила страшная усталость. Голова болела, в глазах прыгали мелкие зайчики, все тело ломило. Заметила это и Марина.

– Какой ты бледный, – сказала она. – И лицо какое-то перекошенное. Тебе далеко до дома ехать?

– За час доберусь, – мотнул головой Вербин, пытаясь хоть на время согнать с себя усталость и мобилизовать организм. Да и перед Мариной не хотелось выглядеть совсем уж раскисшим…

– Далеко, – заметила Марина, а потом, повинуясь внезапному импульсу, предложила:

– Хочешь, поднимемся ко мне? Я тебя с сыном познакомлю, он все равно, кажется, не спит. И ссадину уже давно пора перевязать.

– А ты умеешь? – усмехнулся майор, на что Марина даже слегка обиделась.

– Ну да, а как же, – сказала она. – В институте учили оказывать первую помощь. И пластырь у меня есть телесного цвета, я недавно купила. Со всем незаметно будет.

Вербин вдруг представил, как сейчас откажется и потащится домой через весь город. Ему будет холодно, тоскливо и одиноко. А когда приедет домой, то ощутит себя еще более одиноким. Нужно будет еще разговаривать о чем-нибудь с Риммой, а сегодня ему этого уж совсем не хотелось.

«А если я приеду попозже, – мелькнула спасительная мысль, – то у нее хватит ума лечь спать и не ждать меня. Это будет великолепно».

– Так пойдем? – повторила свое приглашение Марина, и он, кивнув в ответ, последовал за ней к парадному. Повозившись с кодовым замком, она наконец отперла его, и они стали подниматься по лестнице.

– А знаешь, – вдруг сказала Марина, решившись заговорить на до сих пор волновавшую ее тему, – по-моему, ты правильно сделал, что отпустил Поликарпова.

– Ты ему, оказывается, сочувствовала, – промычал Вербин, с трудом поднимаясь по ступенькам и волоча ноги. – Вот уж не подумал бы, что ты сочувствуешь извращенцам. По тебе не скажешь.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – заметила Марина. – Да, он извращенец, но он скорее несчастный человек, чем преступник. Мне почему-то кажется, что он говорит правду, когда уверяет нас в том, что в реальной жизни никогда себе ничего не позволял и не позволит. И ты ведь тоже ему поверил?

Вербин остановился на несколько секунд на лестничной площадке, переводя дух.

– Я поверил, потому и решил отпустить, – сказал он. – Кроме того, как ты должна сама понимать, У нас не было никаких законных оснований для ареста. При нем оказались запрещенные кассеты, изготовленные преступниками. Для прокуратуры это не основание. Но вот что плохо: он ведь напоследок предупредил нас, что не станет совершать ничего предосудительного с детьми в реальной жизни, но лишь при одном условии. А именно…

– Да, я помню – перебила его Марина. – При условии, что будет и впредь иметь возможность смотреть фильмы про это. А мы как раз собираемся прихлопнуть эту фирму. И фильмов таких больше не будет. И тогда Поликарпову придется все-таки лечиться.

Майор печально усмехнулся:

– Мы прихлопнем десяток таких фирм и фирмочек, а на их месте немедленно возникнут новые. Так что фильмов для Поликарпова и ему подобных всегда будет достаточно. В этом и заключается рутинность нашей работы.

Он вздохнул и подумал о том, что уже давно собирался сказать это новой сотруднице. Чтобы у нее не было иллюзий. Милицейская работа – это процесс, а не результат. Не стоит растравлять себя пустыми надеждами. Ты будешь всю жизнь искоренять преступность, ловить и сажать, а преступность будет так же методично возрождаться, как феникс из пепла. Не следует забывать старинный совет: «Делай, что должно, и будь, что будет»… Эту фразу можно было бы написать крупными буквами на милицейских фуражках – вдоль по тулье, как пишут названия кораблей у моряков…

Они стояли уже возле двери квартиры, и Марина собиралась позвонить, потому что знала – Артемка любит открывать ей дверь сам. Но она даже не успела поднести руку к звонку, когда дверь распахнулась настеж и на пороге показался Вадим.

О боже, вот этого Марина уж точно не ожидала!

Он ведь всегда звонит перед своим приходом, пред, упреждает. А сегодня, оказывается, пришел просто так, и весь вечер сидел тут, ожидая ее возвращения.

Лицо Вадима было перекошенным и красным от злости. Вероятно, он смотрел в окно и увидел, как они с Вербиным подъехали, а потом еще некоторое время стояли возле парадной двери. Зато теперь, дождавшись, Вадим не собирался скрывать своих чувств.

– Явилась, – громко сказал он, – не запылилась. Да не одна, а с кавалером.

Ухажера себе завела?

На Вербина он пока не смотрел, направив всю злость на Марину.

– Познакомьтесь, – произнесла она, делая шаг в квартиру и оттесняя Вадима плечом. – Это мой бывший муж Вадим. Он иногда заходит навестить сына, – добавила она, обернувшись к Вербину. – Проходите, пожалуйста.

– Нет, – заявил Вадим, чуть пошатнувшись в проеме двери. – Этот сюда не пройдет. Нечего ухажеров в дом таскать, тут наш ребенок.

Марина вдруг почувствовала, что от Вадима пахнет спиртным. Это было не редкостью, потому что Вадим любил иной раз выпить.

– Не командуй здесь, – строго сказала Марина, с ненавистью взглянув в красное от злобы лицо. – Это мой дом, и я хожу сюда с кем хочу. Понятно тебе?

Она еще надеялась на то, что Вадим вовремя одумается и будет вести себя прилично. Ну, хотя бы соответственно обстоятельствам. В самом деле, какое право он имеет здесь распоряжаться?

– Владимир, проходите, – настойчиво повторила она, обращаясь к майору. – Не обращайте внимания на Вадима. Он сейчас уйдет.

Она строго взглянула в глаза бывшего супруга, все еще надеясь на понимание. Она не хотела затевать скандала.

– Кто уйдет? – возмущенно закричал Вадим. – Вот этот сейчас уйдет – это точно. А я останусь здесь, со своим сыном. Понял ты, урод? – Он обернулся к Вербину.

Марине хотелось закрыть лицо руками, но она лишь зажмурилась. В голове пронеслось сразу много разных мыслей.

Как она возмущена поведением Вадима. А как ясе стыдно перед Вербиным за это. В первый раз пригласила человека в дом, а тут, как назло, сидит этот придурок. Надо же было Вадиму притащиться именно сегодня без предупреждения, да еще и сидеть, дожидаться ее. Зачем она так долго терпела визиты Вадима? Зачем проявляла слабость?

«Именно это и должно было когда-нибудь произойти», – сказала она себе горько.

Осмысливая «урода», Вербин несколько секунд молчал. Мужчины глядели друг на друга так пристально и не отрываясь, словно играли в «гляделки».

– Кто урод? – медленно переспросил Владимир, с неохотой отрывая руку от поручня лестницы, за который до этого крепко держался.

– Посмотри на себя, – тут же отреагировал Вадим. – Тогда поймешь, кто тут урод. Сказано тебе – иди отсюда, а с ней мы сами разберемся. – Он мотнул головой в сторону Марины.

– Как ты смеешь, – выдавила она, тоже побагровев от досады. – Я тебя сюда не звала! Что ты лезешь в мою жизнь? Уходи!

Но Вадим был настроен «базарить»: спокойная реакция Вербина на его слова создала иллюзию того, что ситуация развивается под контролем.

– Никуда я не уйду, – твердо заявил Вадим. – Я отец Артема, имею право приходить и видеться с сыном. Поняла, сучка? А вот этот пусть катится колбасой отсюда. Сижу тут целый вечер с ребенком тебя все нет и нет, а ты, оказывается, мужиков в дом таскаешь – вот твоя работа.

Марина пыталась сдержать слезы, но не смогла. Наверное, слишком напряжена была в эту минуту – вот слезы обиды, досады и горечи и брызнули из глаз.

– Не реви и иди в дом, – заметил повелительно Вадим. – Тебя там ребенок ждет, пока ты с мужиками таскаешься по ночам. А мы тут с гражданином еще побеседуем наедине. Чтоб неповадно было шляться. Так ведь?

Он презрительно покосился в сторону майора. Вадим явно не правильно истолковал его замедленную и как будто вялую реакцию – решил, что незнакомец испугался. В принципе испугаться было чего: Владимир чуть ли не на голову ниже ростом, и внешне его телосложение казалось значительно более хлипким. Впрочем, в сравнении с красавцем Вадимом, имеющим фигуру былинного русского богатыря, большинство мужчин заметно проигрывали.

– Нет, не так, – внезапно покачал отрицательно головой Вербин. Несмотря ни на что, он оставался спокойным на вид и держался уверенно. – Мне показалось, что хозяйка дома попросила вас уйти, – сказал он негромко. – Именно вас, а не меня. Не правда ли, Марина? Или я ошибаюсь?

Марина поежилась: сейчас ей предстояло принять довольно важное решение.

Ну, не самое важное в жизни, однако… Ей очень не хотелось ошибиться.

– Да, так, – подтвердила она, закусив губу от волнения и стараясь не думать о том, что может произойти.

– А вы ведь здесь не прописаны, насколько я понимаю? – вежливо осведомился майор. – Если это так, вам придется немедленно покинуть квартиру. Это, видите ли, называется незаконным вторжением в жилище. Если вы раньше об этом не знали, то я рад вас информировать.

«Он здорово держит себя в руках, – невольно отметила про себя Марина, с восхищением взглянув на Владимира. – Хотя что в этом удивительного? Наверняка он не раз попадал и в более сложные ситуации. А Вадим что? По сути он, несмотря на свое телосложение, перед Вербиным щенок».

Последующие события немедленно подтвердили ее правоту.

– Да я тебя с лестницы спущу! – взревел Вадим, не выдержавший издевательского тона майора. Он еще не сумел оценить ситуацию: не понял, что стоящий перед ним человек не случайно держит себя так спокойно и уверенно.

Выскочив из квартиры, Вадим бросился на Вербина, размахнувшись для нанесения удара. Он знал, что такой удар обыкновенно оказывается и последним, после чего мгновенно поверженный противник уже не помышляет о сопротивлении.

Но произошло чудо, которого Вадим не ожидал. Никогда еще с ним не случалось подобного. Секунду назад перед ним стоял невысокий бледный человек с усталым лицом, уж никак не производящий впечатление бойца. За свою жизнь Вадиму приходилось легко накаутировать и не таких. А тут… Вербин пригнулся в самый последний момент.

Охнув, Вадим потерял равновесие и наклонился вперед. Уклоняясь от второго удара, майор чуть присел в сторону и оттуда, снизу, нанес свой удар – в солнечное сплетение, или, как говорят, «закрыл дыхалку».

Тут многое зависит от того, какой у противника брюшной пресс, сумеет ли он, сориентировавшись, блокировать силу удара. Вадим не смог и, крякнув от боли, согнулся пополам. Теперь лучше всего было бы ударить его сверху вниз по затылку. Но Вербин не сделал этого, что-то его остановило.

– Что вы делаете? – растерянно закричала Марина, опомнившись после первых ударов, которыми обменялись мужчины. – Прекратите сейчас же! Вадим, остановись!

После неудачной драки с Поликарповым Вербин так сильно переживал весь вечер, что в данную минуту сумел полностью мобилизовать все свои силы и умение.

В конце концов, для него это был вопрос профессионализма. Его честь была посрамлена в первой драке, и он подсознательно ожидал возможности восстановить ее.

Но и противник на этот раз попался другой. Поликарпов все-таки был спортсменом-борцом, а Вадим, хоть и высокий, крупный и мускулистый, все же обычный человек. Не «сделать» такого было бы для Вербина окончательным посрамлением чести мундира.

Еще не разогнувшись, Вадим бросился на майора головой вперед. Он хотел прижать его к стене и, придавив всем телом, наносить удар за ударом.

Но Владимир, снова успев отскочить в сторону, захватом зажал шею противника и принялся сдавливать ее с такой силой, будто намеревался открутить ему голову.

«Слегка придушу, – решил он. – А там посмотрим».

Но Вадиму удалось разогнуться и освободить голову из захвата. Багровый от ярости и натуги, он выскользнул из рук майора и почти сразу же ударил ногой.

Ботинок пришелся Вербину в живот, отчего в глазах потемнело, и он испугался, что вот прямо сейчас потеряет сознание.

«Стоять! – приказал он себе, стискивая зубы от боли. – Стоять!»

Но устоять не удалось, потому что в тот же момент Вадим, развернувшись, ударил его кулаком в лицо. Звездочки рассыпались перед глазами, все вокруг померкло. В наступившей звенящей тишине Вербин вдруг услышал только пронзительный вопль Марины и на мгновение отключился.

Открыв в следующую секунду глаза, Владимир увидел, как кинувшаяся вперед Марина повисла сзади на бывшем муже и, обхватив его руками, пытается оттащить в сторону. Может быть, именно это предотвратило третий, сокрушительный удар, после которого Вербин мог не оправиться…

Одним движением Вадим сбросил с себя легкую женщину, отлетевшую от него как пушинка. Марина не устояла на ногах и скатилась по ступенькам лестницы. К счастью, она успела зацепиться рукой за поручень, так что, пролетев пару метров, остановилась.

Оценив ситуацию, Вербин сориентировался в пространстве, после чего, одним рывком оттолкнувшись от стены, стремглав бросился на противника. На тот раз он должен был действовать решительно: был слишком измотан, голова кружилась и все плыло перед глазами. В таком состоянии долго он не продержится, тем более что Вадим совершенно озверел от драки и шальные глаза его не оставляли сомнений: способен на все.

Схватка происходила в ограниченном пространстве лестничной площадки, где нет места для того, чтобы развернуться. Однако для одного взмаха руки пространство нашлось. Вербину вдруг вспомнился один прием, который показывал ему старый коллега, тренировавший его в милицейской юности.

– Так делать вообще-то нельзя, – говорил он, показав прием. – Потому что запросто можешь убить человека. Может, выживет, а может, и нет. Тут не знаешь наверняка. Но на крайний случай сгодится.

За всю свою службу в уголовном розыске Верба, ну только один раз приходилось использовать этот прием, но тогда перед ним был матерый преступник, которому все равно явно светила «вышка», а потому он представлял собой особую опасность при задержании. В тот раз Владимир не сомневался, и оказался прав: преступник, кстати, не выжил после того удара, однако ни тогда, ни когда-либо после Вербин не переживал и не раскаивался в содеянном.

Однако сейчас была совсем другая история: в конце концов, как ни суди, а бывший муж Марины – не преступник, не уголовник, которого разыскивает вся милиция страны. В общем-то это обычный человек, который временно обезумел, что иногда случается с самыми разными людьми. Можно ли взять на себя смелость и право рисковать его жизнью?

«Но он-то берет на себя такое право, – с негодованием подумал майор. – В чем я провинился перед ним?»

А может быть, последней каплей, переполнившей чашу ярости Вербина, было то, как Вадим отшвырнул от себя Марину, пытавшуюся ему помешать. Так с женщинами, а тем более с бывшей женой, обращаться не положено. Свою Римму, например, Владимир никогда бы так не швырнул, ни при каких обстоятельствах…

Да, скорее всего, именно это и послужило окончательным толчком к принятию решения. И в следующее мгновение он нанес удар. Ребром ладони по открытому горлу противника – как учил старый коллега. Вот уже второй раз в жизни пригодилось…

Результат удара Вербин увидеть не успел: в следующую секунду майор ощутил внезапный сильный толчок в спину, от которого чуть не упал: он не ожидал нападения сзади. Ударили его чем-то острым, в спине возникла сильная боль.

Вербин резко развернулся в сторону нового врага и тут же ощутил боль в животе.

Это бледный, как полотно, Артем изо всех сил нажимал на зонтик, надеясь таким образом проткнуть врага насквозь…

Побелевшие губы мальчика были стиснуты, а округлившиеся глазенки выдавали как отчаянную решимость, так и ужас, охвативший ребенка, который только что увидел, как незнакомец бьет его отца.

Мальчик, видимо, услышал шум и выглянул на лестницу, где застал невыносимую для ребенка картину. Никто не смеет бить папу!

Но не всякий мальчик семи лет в подобной ситуации кинется в бой.

Большинство детей, увидевших такое, закроют глаза и убегут, чтобы не смотреть на невозможное. Или впадут в бесчувственное состояние, или закричат пронзительно и безнадежно. Ребенок может вынести многое, но далеко не каждый.

Увидев Артема, напавшего на него с зонтиком, который он, несомненно, схватил тут же в прихожей, майор от неожиданности засмеялся. И зря: смех его в ту минуту был страшен, потому что дышал он тяжело и лицо его было перекошено.

Кроме того, старая, полученная еще несколько часов назад ссадина после удара снова закровоточила. В таком виде лучше не смеяться перед и без того напуганным малышом…

Но тут подоспела Марина, которая быстро увела сына. Майору оставалось лишь обернуться и взглянуть на дело своих рук.

Вадим стоял на коленях, схватившись обеими руками за горло и пытаясь сделать хотя бы один, хотя бы самый маленький вдох…

Ничего не получалось. Лицо его мгновенно посинело и отекло, неожиданно приняв трупные очертания. Так выглядят покойники в милицейском морге, машинально отметил Вербин.

Впечатление дополнялось еще и тем, что глаза Вадима уставились в потолок.

Доступ воздуха был перекрыт, и человек, еще полминуты назад бывший грозным и неукротимым противником, сейчас умирал на глазах у Вербина. Широкая грудь Вадима судорожно вздымалась, пальцы царапали по горлу, словно пытаясь в бессилии разорвать его.

Что же делать? Теперь Вербин в полной мере осознал, что же случилось, и его охватило желание помочь несчастному. Сейчас это был уже не хулиган, а умирающий беспомощный человек – отец того смелого мальчика, который только что не побоялся защитить папу.

Колени Вадима разъехались по бетонному полу, и стремительно слабеющее тело привалилось к стене. На синих губах появились пузырьки слюны.

«Сейчас он умрет», – сказал себе майор, склоняясь над поверженным врагом и не зная, как можно помочь. А действительно, как? Делать искусственное дыхание?

Но это безумие, потому что как раз никакого дыхания-то и нет. Стучать по спине?

Может, перевернуть его вниз головой?

Да, попробуй-ка, переверни эту махину… Распахнулась дверь, и выскочила Марина. Увидев полусидящего бывшего мужа, она присела рядом на корточки и сразу же оценила его состояние.

– Он умирает, – прошептала она Вербину, и он поразился, заметив, как побелело ее лицо – будто маска.

– Извини, – хрипло произнес он. – Ты же сама видела, он был совсем не в себе. Извини меня.

– Он умирает, – как зачарованная, повторила Марина, ощупывая запрокинутое синюшное лицо Вадима. Ее губы дрожали, а руки ходили ходуном.

Хриплый стон вырвался внезапно из горла поверженного. Затем еще один, затем следующий вздох со свистом удался уже лучше. Грудь Вадима начала лихорадочно вздыматься, словно обретший вторую жизнь человек пытался втянуть в себя сразу весь кислород мира.

– Задышал, – удовлетворенно произнес Вербин, чувствуя, как с сердца сваливается камень. Не камень – глыба.

– Сволочь, – произнесла снова заплакавшая Марина. Теперь она уже могла сказать это о своем бывшем муже вслух.

Закатившиеся глаза Вадима приняли нормальное положение, и он повел вдруг бессмысленным взглядом. Дыхание было еще неровным, но постепенно и оно становилось все более глубоким.

Вербин сам помог Вадиму подняться на ноги. Сделать это ему до конца не удалось, но, поддерживаемый с двух сторон Мариной и своим победителем, он все же дотащился до комнаты, где ему помогли лечь на диван.

– Как ты думаешь, надо вызывать «скорую»? – ради вежливости поинтересовался майор мнением Марины. – Я думаю – не стоит. Если уж задышал, то жить будет. Пусть отлежится.

– Слышал? – обернулась Марина к приходящему уже в себя Вадиму, и глаза ее по-настоящему блеснули ненавистью. – Полежишь тут, и убирай-,ся. Навсегда, чтоб я тебя больше никогда не видела.

Вадим в ответ лишь слабо махнул рукой и отвел глаза в сторону. Он был слишком потрясен происшедшим, и ничего, кроме собственного самочувствия, его сейчас не интересовало.

Марина увела Вербина на кухню, где и принялась его перевязывать. Сначала смыла кровь, потом прижгла ссадину ватой, намоченной в перекиси водорода.

– Теперь кожа слезет вокруг, – улыбнулся майор. – Вот красавец-то буду.

– Я хочу отвести тебя к Артему, – сказала Марина, накладывая бинт. – Он лежит там у себя и весь трясется. Представляешь, какое для ребенка было потрясение! Я его успокоила, как могла, но он не заснет, пока не увидит тебя.

Я объяснила ему примерно, что произошло, насколько он может понять. Но он должен увидеть главного злодея. Пусть увидит, что ты не злодей и что его драгоценному папочке ничего не угрожает.

Вадим ушел через час, когда окончательно пришел в себя и понял, что лежать дальше не имеет смысла.

Марина перевязала майора, потом они вместе зашли в комнату к Артему, а затем Марина приготовила чай. А когда в дверях показался Вадим и попросил для себя тоже чашку чая, Марина, обернувшись, так посмотрела на него, что он сразу все понял.

– Убирайся отсюда, – сказала она резко и тоном, говорящим о том, что между ними действительно с сегодняшнего дня все кончено. – Я ведь тебе уже сказала.

Ты встал, можешь ходить? Вот и прекрасно – иди. Или надо наряд вызывать?

Она усмехнулась и добавила:

– Тебе было уже сказано – ты здесь не прописан. Давай двигай. А если захочешь видеться с сыном, то звони по телефону: я выведу тебе Артема в скверик.

Спорить Вадим не стал: он был слишком напуган тем, что с ним только что случилось.

Из окна кухни было видно, как в темноте перед домом зажглись фары «гольфика», как Вадим вырулил на проезжую часть и как поначалу медленно, а потом все быстрее помчался по улице. Когда задние огни машины скрылись за поворотом, Вербин поднялся.

– Прости меня за то, что так получилось, – развела руками Марина. – Я не могла предполагать, что эта скотина придет сюда и будет тут поджидать. И этот скандал… Ужасно.

– Я чуть не убил его, – пожал плечами майор. – Слава богу, обошлось.

Он улыбнулся и слегка приобнял Марину за плечи. Всего на секунду, на долю секунды.

– Не переживай, все постепенно образуется, – сказал он, сам смутившись своего жеста и отворачиваясь. – Устал я сегодня как собака. Поеду, и ты ложись спать. Завтра снова тяжелый день. Артемке привет, и пусть забудет поскорее о том, что увидел. Кстати, хорошо рисует мальчик. Он не только герой, но и художник. – Взгляд Вербина медленно скользил по стенам кухни, где были развешаны многочисленные корабли и клоуны. – Ему ведь семь лет всего, – произнес Владимир. – Для семи лет просто потрясающе нарисовано. Парусники: сразу видно, что мальчишка рисовал, о море мечтает.

Марина вздохнула и негромко заметила:

– Это мои рисунки. И я не мечтаю о море, просто отдыхаю так.

От неожиданности Вербин крякнул и закрутил головой в разные стороны.

– Ты? – изумленно спросил он. – Ты хочешь сказать… Это твои рисунки?

Он переводил недоуменный взгляд с картинок на смущенную Марину и обратно.

– А ты рисуешь еще что-нибудь?

– Нет, – качнула она головой. – Только клоунов и корабли. Корабли и клоуны – вот и все, что меня интересует в жизни. – Марина рассмеялась.

Закрыв за майором дверь, Марина ощутила опустошенность. Она долго еще сидела на кухне и курила, пуская дым длинными струйками в открытую форточку. О том, что с Вадимом сегодня все закончилось навсегда, она понимала. И радовалась этому. Называется: не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда-то уже все равно пора было прекратить эти безумные отношения. У нее все никак не хватало собственной решимости, но вот повезло: пришел Вербин, и у него решимости хватило. Вадим навсегда покинул ее жизнь, ушел из нее.

В квартире стояла тишина, тихонько булькала вода в закипающем чайнике, а Марина сидела у окна на кухне, погрузившись в воспоминания.

«Пора спать, – несколько раз одергивала она себя. – Ты с ума сошла, ведь утром на службу. Спать!» – приказывала она себе, но каждый раз тщетно. Впервые за последние месяцы она вдруг позволила себе всерьез подумать о майоре Вербине.

И впустить в свое сознание память, то, что все последнее время она настойчиво пыталась спрятать в глубине подсознания. Потому что понимала: если будет вспоминать о том, как они встретились в первый раз, то просто не сможет работать в отделе. Не сможет находится рядом с этим человеком. Потому и не давала воли своей памяти. А сейчас вдруг словно прорвало…

Это случилось с ней на пятом курсе. Артемке исполнился годик, и тогда ему впервые поставили диагноз – нарушение работы сосудов головного мозга. Стоило мальчику чуть утомиться, побегав, как он становился плаксивым и словно чего-то пугался.

– Мама, мамочка, – испуганно лепетал он, тараща глазенки и хватая Марину за руку. – Там большое… Большое в глазах…

Сначала Марине казалось, что ребенок что-то выдумывает, сочиняет, что это просто истеричность. Но оказалось – совсем не так.

– Нарушение зрительных объемов, – объявила врачиха в диагностическом центре после мозгового исследования. – Ничего удивительного. Кровообращение в сосудах не правильное, вот оттого все и идет. Спит плохо?

Артемка никак не мог заснуть в иные вечера. Стоило закрыть глаза, как ему начинало казаться, что предметы вокруг принимают чудовищно большие размеры, меняют свои очертания. Он не спал, нервничал, зрительные объемы становились еще страшнее…

– Годам к десяти – двенадцати совсем пройдет, – успокаивала врач. – Только если сейчас же начнем лечить. Будет несколько курсов препаратов, а потом посмотрим.

А лекарства, между прочим, стоили по шестьсот рублей за упаковку… И это при том, что Марине с Вадимом стипендии едва хватало на еду. Можно, было, конечно, клянчить деньги у его родителей, они в принципе не отказывали, но Марине это делать не хотелось. Да и те ведь совсем не миллионеры.

Подвигнуть на заработки мужа Марина не смогла. Он удивленно смотрел на нее и произносил свое обычное:

– Но мне ведь нужно учиться. Ему то ли по молодости лет, то ли из-за склада характера было непонятно, что семья требует заботы и поддержки.

Вот тогда на помощь отчаявшейся Марине пришла подруга Даша со своими советами.

Еще старик Гомер сказал в давние-предавние времена: «Бойтесь данайцев, дары приносящих».

Такими дарами могут быть и советы добрых людей…

С Дашей они учились вместе с первого курса и даже считались подругами. Но дружба-это что-то большее, чем сидение за одной партой и помощь в подготовке к экзаменам. И все же с Дашей у Марины были довольно близкие отношения.

Конечно, Даша хотела как лучше, в том нет сомнений.

Однажды осенью она долго с тоской смотрела на Марину, пока та, стоя перед прилавком в магазине, мучительно пыталась сообразить: купить сразу два килограмма сахару, чтобы было подешевле на полтинник, или вместо одного килограмма стоит купить пачку печенья.

Даша молча наблюдала за этими метаниями, потом скосила глаза и как бы невзначай осмотрела старенькое пальто подруги, разношенные сапоги на ногах и вытертую сумочку из дешевой кожи. Тогда ей и пришло в голову поделиться с Мариной своим замыслом.

В кафе-стекляшке возле университета, куда они зашли после лекций, Даша рассказала Марине о своих планах.

– Мать, мы ведь так с тобой можем совсем закиснуть, – решительно и немного грубовато начала она. – Ты посмотри, на что мы с тобой похожи. Это одежда на нас? Это обувь? Ты посмотри вокруг, как люди одеваются! А нам с тобой всего по двадцать лет, только жизнь начинается. Нам сейчас как раз красоваться следует, разве не так? Потом-то поздно будет. А лекарства для твоего Артемки? Сама говорила – шестьсот рублей за упаковочку. Тебе их сколько надо? Вот я и говорю: нужно что-то нам с тобой придумать. Согласна?

Марина только пожала плечами в ответ. Она еще не понимала, к чему клонит подружка, хотя в принципе с Дашей нельзя было не согласиться. Конечно, она права. Но где же взять деньги при нынешней жизни студентке пятого курса?

– Нужна перспективная идея, – загадочно произнесла Даша, облизывая пухлые губки после сладкого кофе, и в глазах у нее внезапно мелькнул огонек, заставивший Марину вдруг содрогнуться. В глазах подружки она увидела нечто опасное.

Так и оказалось. Даша не стала долго ходить вокруг да около.

– Ты помнишь Мишку Трофимова? – спросила она.

Конечно, Марина помнила Мишку – долговязого парня, с которым они учились на первом курсе. Он слишком мало занимался, слишком уповал на счастливый случай и слишком много пил пива после лекций. Его всегда можно было увидеть прислонившимся к парапету набережной возле института, где Мишка смаковал очередную бутылочку «светлого крепкого»…

Марине он никогда не нравился, в особенности после того, как во время очередной студенческой вечеринки в общежитии поймал ее в темном коридоре и долго не отпускал, пытаясь лапать за грудь своими липкими цепкими руками. В конце концов Марина не выдержала и, залепив ему звонкую пощечину, вырвалась.

Уже потом она узнала от той же Даши, что Мишка вообще бабник и льнет к девушкам, надеясь сорвать где придется цветы случайного наслаждения. От этого он стал для Марины еще противнее. Она с дрожью и отвращением вспоминала его пальцы, мявшие ее грудь, и тяжелое несвежее дыхание, которым он обдавал ее, тиская в коридоре между дверью туалета и висящими тазами. С тех пор она больше на вечеринки в общаге не ходила. Правда, и некогда стало: она ведь замужем и у нее ребенок… После первого курса Мишку отчислили из института, и Марина больше его не видела.

– Мы с Мишкой иногда встречаемся, – призналась Даша, выйдя из кафе на улицу. – Он теперь работает в ночном клубе. Знаешь «Черный корсар»?

О том, зачем она встречается с Мишкой и каковы их взаимоотношения, судить по сбивчивым и уклончивым словам Даши было невозможно, да Марина и не пыталась.

Суть же оказалась в следующем.

– Кем именно Мишка работает в «Черном корсаре», я не знаю, – сообщила деловито Даша. – Но у них там есть какая-то фирма, которую он представляет.

Этой фирме требуются фотомодели. Так вот…

Какая девушка не мечтала хоть раз в жизни поработать фотомоделью? Если ты хороша собой. Будь ты хоть умной, хоть студенткой пятого курса, хоть матерью и женой, а мысли такие нет-нет да и приходят тебе в голову. В особенности когда стоишь перед зеркалом и глядишь на себя. И думаешь: «Мне двадцать лет. Я шатенка, волосы красивые, густые. Фигурка точеная, что надо. Такой фигурки ни у одной хваленой кинозвезды нет, как ни крути. Где надо – стройненько, где надо – округло, да еще как!»

Желание красивой женщины демонстрировать свое тело неистребимо. Его не убить ни семейными проблемами, ни пятью годами обучения в вузе. Его можно заглушать, подавлять, но внутри оно будет жить, и хоть раз, но вылезет на свет и расцветет.

А кроме того, что самое главное, – деньги.

– Один снимок – сто рублей, – говорила Даша, шагая рядом с Мариной по тротуару. – Представляешь себе: чик и сто рублей. Чик – и еще сто!

Как было можно отказаться?

– Это не порнография? – опасливо спросила Марина на всякий случай.

– Да нет, конечно, – принялась объяснять Даша. – Ничего подобного!

Сниматься полуобнаженной, но так, чтобы ничего не было видно.

– Как это – чтобы ничего не было видно? – рассмеялась Марина. – Зачем же тогда сниматься?

– Ну, ничего из интимного, – объяснила подруга. – Видны плечи, ноги… Ну, спина и всякое такое. А остальное прикрыто, или стоишь отвернувшись. Да ты сама все понимаешь…

Марина понимала: ей представлялось, что это будут снимки вроде тех, которые помещаются на обложках толстых глянцевых журналов для богатых и на рекламе женских чулок и колготок. Соблазнительно, красиво, но ничего стыдного.

Конечно, это не вполне подходящее занятие для студентки пятого курса вуза, однако никто и не осудит. Надо же как-то крутиться в тяжелое время.

А всякие неприятные мысли, о том, например, что придется встречаться с Мишкой Трофимовым, Марина старалась от себя гнать подальше. Принять предложение Даши для нее значило две вещи: во-первых, заработок, очень нужный в ее положении, а во-вторых, это ведь удивительное и слегка волнующее приключение, которое должно разнообразить и сделать поярче скучную будничную жизнь. Когда тебе чуть за двадцать и вместо молодости ты имеешь равнодушного инфантильного мужа, больного ребенка и кучу проблем, иногда хочется испытать что-нибудь интересное…

– Но вечером я не могу, – вдруг вырвалось у Марины, хотя она даже еще не дала формального согласия. – Вечером мне нужно быть дома.

Сказала это и сама испугалась: она ведь не собиралась соглашаться так быстро. И что же?

Даша все поняла правильно, она страшно обра-девалась и даже запрыгала от радости перед Мариной.

– Отлично! – воскликнула она в восторге. – Если бы ты не пошла, я бы тоже не пошла. Струсила бы и не пошла в одиночку. А вместе гораздо лучше. Завтра ты можешь? Тем более что я все от Мишки узнала – там как раз нужно днем приезжать.

Сбежим с двух последних пар и успеем вовремя.

Казино «Черный корсар» находилось на самом краю города, куда пришлось добираться в страшный мороз, преодолевая начинавшуюся метель, больно коловшую лица острыми снежинками, летевшими роем прямо из нависшего свинцового неба.

Троллейбусы ходили плохо, и на остановке в ожидании машины подруги чуть не замерзли, ощутив себя настоящими полярниками, пробирающимися куда-то сквозь ледяные торосы Арктики.

Наконец они оказались у цели – это был бывший кинотеатр-стекляшка, выстроенный еще в семидесятые годы. Тогда все поголовно ходили в кино, и потому требовались громадные махины из стекла и бетона, способные вмещать в себя сразу тысячи людей, желавших приобщиться к самому современному и массовому из искусств.

Потом наступили девяностые годы, новые времена, и людям стало не до кино.

Мало того, что приходилось очень много работать, так еще и работу приличную найти непросто. И вместо кинотеатра в здании оказалось казино. Какое заманчивое и слад– кое слово для тех, у кого есть деньги!

Пройдя через задний служебный вход, подруги поднялись на второй этаж, где оказались в целой анфиладе служебных помещений, представлявших из себя галерею небольших казенных комнат, по советской еще моде затянутых серым ковролином и хранящих стойкий запах табачного дыма и пролитого алкоголя.

– Приехали? Готовы? – раздался сиплый голос Мишки Трофимова, вышедшего им навстречу вместе с еще одним господином неопределенного возраста, имевшим испитое лицо и носившим ярко-зеленый пиджак с блестящими пуговицами.

– Замерзли? – радушно поинтересовался он, глядя на покрасневшие от мороза лица девушек. – Надо вам дать выпить, а то простудитесь.

– Выпить потом, – вмешался ярко-зеленый, с прилизанными редкими волосами.

– Снимайте пальто и проходите вон туда. Будет просмотр.

– Какой еще просмотр? – не поняла Марина, но Даша тотчас поспешила дернуть ее за руку. Видимо, Мишка уже успел заранее предупредить ее о чем-то, что Даша не сочла нужным рассказывать Марине.

– Должен ведь быть просмотр, – довольно миролюбиво, хотя и рассеянно пояснил зеленый. – Не сразу же сниматься. Вы – фотомодели, значит, нужно на вас сначала посмотреть, оценить. Давайте быстренько.

Он ушел, а Мишка торопливо сказал:

– Правда, поспешите, девочки. Сергей Валерьевич ждать не любит. Они там как раз все собрались.

Кто такой этот Сергей Валерьевич, Марина так и не поняла, но по тону Мишки было ясно, что этот зеленый господин – важный начальник здесь, от которого многое зависит.

– А ты еще похорошела, Маришка, с тех пор как мы с тобой виделись, – вальяжно заметил Трофимов, пока подруги снимали и укладывали на спинку стула свои пальто. – Говорят, замуж вышла? Вон как расцвела – настоящая красотка стала.

Марина поймала на себе его сальный оценивающий взгляд, и ее передернуло – в памяти еще остались противные воспоминания о его липких руках и зловонном дыхании там, в темном коридоре общежития. И вот ведь: пришлось снова увидеться…

Через минуту девушки вошли в соседнюю комнату, где за большим круглым столом сидело пять человек – трое мужчин и две молодые женщины.

Здесь было накурено еще сильнее, клубы дыма так и висели в воздухе. На столе стояло несколько стаканов с разными спиртными напитками, из которых присутствующие лениво отпивали по глотку. Нет, совсем не так представляла себе Марина просмотровые комиссии.

Уже знакомый Сергей Валерьевич был одним из этих пяти, очень похожим на двух других мужчин, сидевших рядом. Похож не внешностью, потому что один из мужчин был смуглым брюнетом с поджарой фигурой и хищным орлиным носом, а второй, наоборот, одышливым толстяком, поминутно утиравшим пот со лба. Нет, похожи они были внутренне – нечто неуловимое в сущности этих людей объединяло их, делало похожими.

Две молодые женщины, сидевшие за столом, напоминали бы кукол Барби своими стройными миниатюрными фигурками и аккуратными прическами, если бы не жесткие неприятные выражения куколь-ных лиц, создававшие странный диссонанс со всем остальным их обликом, как если бы базарных торговок из мясного ряда вдруг переодели в дорогие кожаные костюмчики из модного бутика…

«Ряженые, – мелькнуло у Марины внезапно осенившее ее сравнение. – Как будто специально подобрали и одели актеров для съемки фильма про „новых русских“. И какие мерзкие у них бабы…»

– Давайте, девочки, раздевайтесь, – сказал Сергей Валерьевич, стоило подругам войти в комнату – Вон туда в уголок, и раз-два, разделись быстренько.

– Как раздеться? – опешила Марина. – Что, прямо здесь?

Она была ошеломлена, но Даша снова дернула ее за руку и потащила за собой в угол комнаты.

– Конечно, – зашептала она, начав расстегивать на боку юбку. – А ты что думала? Мы же фотомоделями пришли наниматься. Должны же они на нас сначала посмотреть. Оценить. И всякое такое… Давай, давай, не строй из себя.

В какое-то мгновение Марина была готова развернуться и уйти. Просто взять да и уйти отсюда навсегда. Наплевать на работу, наплевать на деньги и на эту ненормальную Дашу с ее отвратительным Мишкой Трофимовым.

Она могла это сделать. Марина не была готова к тому, что увидела.

Уйти было можно, никто не стал бы ее задерживать, это было ясно. Ну и что?

Уйти, а потом тащиться обратно по морозу, по метели через весь город к себе домой, к больному ребенку и равнодушному мужу, думающему только о себе? Уйти и снова окунуться в опостылевшую бедность, в отсутствие денег на самое необходимое…

И потом – Даша. Она отнеслась к происходившему совершенно спокойно, с готовностью поспешно раздевалась. То ли Мишка действительно заранее предупредил ее о том, что придется делать, и она была готова, то ли просто легче смотрела на жизнь. Во всяком случае, пример подруги тоже произвел впечатление на Марину.

«Если уйду, то буду дурой, – сказала она себе. – Зачем тогда вообще ехала сюда? Зачем соглашалась быть фотомоделью? Надо же хотя бы попробовать…»

Раздеваться под пристальными изучающими взглядами пяти посторонних людей очень стыдно ц неприятно. Неловкость усугубляла еще сама обета-новка казенной комнаты. Марина представила себе как жалко и нелепо смотрятся они сейчас с Дашей когда топчутся в углу, стаскивая с себя одежду.

От волнения руки предательски дрожали, пуговки и крючки скользили во влажных пальцах.

Стащив с себя свитер и юбку, Марина на секунду замерла, прикидывая, куда можно положить одежду.

– На пол клади, – шепотом подсказала Даша, заметив замешательство подруги.

– Давай скорее, что ты возишься.

Сама она уже осталась в одних трусиках и бюстгальтере.

– Я не могу, – прошептала Марина, чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Потом стянула с себя колготки и осталась, как подруга, в одном нижнем белье.

– Это еще что такое? – строго спросил один из сидевших за столом мужчин, когда Марина с Дашей наконец повернулись лицом и застыли, опустив от неловкости глаза к полу. – Почему груди закрыты?

Еще в это время Марина могла уйти. Еще оставалась такая возможность. Но ведь как глупо будет она выглядеть сейчас, если, уже успев раздеться, примется снова натягивать на себя одежду. И перед Дашей неудобно – не бросать же ее одну…

Сняв лифчики и бросив их на груду одежды в углу, девушки еще с полминуты переминались в одних белых трусиках перед столом под неумолимыми взглядами сидящей компании.

Вынырнувший откуда-то сбоку Мишка Трофимов включил магнитофон, стоявший на низком столике неподалеку, и оттуда послышалась громкая музыка.

– Станцуйте, девочки, – кивнул Сергей Валерьевич. – Только поживее, под музыку. Покрутитесь, ножки повыше…

Повинуясь этому повелительному голосу и звучным аккордам мелодии, они принялись танцевать. Сначала робко, нерешительно, стесняясь, а потом все более заводясь. Рядом старательно подпрыгивала Даша, поводя плечами и покачивая бедрами. Мариной овладело какое-то отчаяние, она попыталась забыть про стыд и выплясывала изо всех сил. Эта ее проклятая старательность во всем!

Правда, танец продолжался недолго. Видимо, присутствовавшие оценили стати Даши и Марины.

– В фотостудию, – кивнул толстяк. – Миша, отведи. Сделайте там пробы, и обратно. Ясно?

Багровые от стыда, запыхавшиеся в танце, девушки тяжело дышали и уже плохо соображали, что происходит. Странная обстановка, резкие голоса незнакомцев, приказывающие им, танцы голышом – все это давило на них, подавляло, мешало оценивать ситуацию.

– Пошли, пошли, – заторопил Мишка, подталкивая подружек к дверям. – Одежду потом заберете. Давайте скорее.

В одних трусиках они выскочили за ним в коридор.

– Куда мы идем? – растерянно пискнула Даша, озираясь по сторонам и испуганно прижимаясь к холодной стене. Ее голубые глаза моргали, хлопая ресницами, и мордочка сделалась жалобной.

– Сказано же – в фотостудию, – не оборачиваясь, сказал Мишка. – Тут недалеко, не замерзнете.

Он быстро пошел по коридору, потом вышел на лестницу, по которой ходили вверх и вниз люди и по которой предстояло спуститься на два этажа ниже, в полуподвал. Девушки, прикрывая обнаженные груди руками и низко опустив головы, бежали За ним, вздрагивая от холода и от презрительных взглядов встречных, которые, как стало ясно, были отлично осведомлены о том, что происходит. Еще бы – работники казино прекрасно знали, чем занимается тут Мишка Трофимов.

– Новых телок потащил, – раздался насмешливый голос за спиной, и, услышав это, Марина содрогнулась как от удара плеткой. Но в ту минуту пути назад уже не было: не бежать же в голом виде обратно, требовать свою одежду.

Фотостудия оказалась большой комнатой, где ослепительно сияли лампы, была установлена аппаратура, а посредине стоял громадных размеров кожаный диван, на котором при желании могло бы уместиться десять человек.

Запыхавшихся от бега по лестницам, дрожащих девушек тотчас же усадили на этот диван, после чего они получили возможность отдышаться. Фотографом оказался смуглый молодой человек с гортанным голосом и властными вальяжными манерами развращенного римского аристократа.

– Меня зовут Бондо, – представился он важно, останавливаясь перед диваном и демонстрируя свою мощную фигуру атлета. – Я из Зугдиди. Есть такой город в Грузии. Слышали?

– Они замерзли, – подал голос Мишка. – Надо им налить чего-нибудь. У тебя есть, Бондо?

Вальяжный грузин вытащил откуда-то бутылку водки и полбутылки мартини.

Налив по трети стакана вермута, он плеснул туда водки и протянул девушкам.

– Мы не пьем водку, – попробовала протестовать слабым голосом Марина, но Бондо только снисходительно усмехнулся в ответ.

– За начало вашей карьеры, – сказал он. – К тому же вам нужно согреться.

Разве не так? А потом сразу начнем сниматься.

Он действительно сделал по несколько снимков после того, как заставил девушек выпить до дна предложенное спиртное. В фотостудии было тепло, алкоголь начал действовать, и подружки несколько оживились.

Сначала Бондо снимал Дашу, предлагая ей принимать различные соблазнительные позы. Она была снята стоя, лежа на ковре, расстеленном посреди студии, сидя на диване и стоя на коленях перед объективом.

– Улыбайся, – приговаривал поминутно фотограф. – Расслабься, что ты так напряжена. Будь ласковой, понимаешь?

Марина смущенно смотрела на позы, которые принимала Даша, и со страхом ждала своей очереди.

Нет, решительно все оказалось здесь не так, как она предполагала…

Закончив с Дашей, парни налили девушкам еще. За окнами начало смеркаться, короткий зимний день стремительно переходил в вечер. Горел электрокамин в студии, распространяя тепло, столь желанное после уличного мороза.

Может быть, сказалось то, что по дороге сюда девушки сильно замерзли, а может быть, от волнения алкоголь слишком активно проникал в кровь и будоражил чувства, путал мысли. Краем сознания Марина понимала, что пора домой, что ничего путного здесь не получится. Но сладкий вермут с водкой… Но пышущий жаром камин… Необходимость быть полуголой в присутствии мужчин, да еще принимать сладострастные позы и улыбаться в камеру объектива, как нимфа – загадочно и соблазнительно…

Пожалуй, все это походило на настоящее приключение.

После третьей порции вермута Мишка Трофимов Уже перестал казаться Марине таким уж отвратительным, тем более что она заметила, как Даша напропалую кокетничает с ним. А что касается Бондо, то этот юный кавказец казался Марине очень симпатичным…

Она ощущала легкий стыд оттого, что сидит тут с голой грудью, в одних белых трусиках, и в то же время это ее возбуждало. И обстановка вокруг была такая непривычная.

– Откинься назад, – говорил ей Бондо, щелкая затвором камеры и чуть отступая. – Чтобы груди были видны… Вот так уже лучше. Грудь вперед!

Он смотрел на нее с восхищением, и, когда их горящие взгляды томно перекрещивались, Марина испытывала легкую дрожь во всем разгоряченном теле.

Голова чуть кружилась, внизу живота растекалась приятная истома. В эти минуты мир сузился до этой фотостудии, где мерцал камин, горели яркие лампы и ничего не было снаружи – ни морозной улицы с дрянными троллейбусами, ни обычной жизни с институтом, мужем и постоянной готовкой на кухне.

Когда съемка закончилась, Марина вдруг увидела с изумлением, что Даша с Мишкой уже лежат на широком кожаном диване. Точнее, Даши не было видно – торчала только голова с рассыпавшимися волосами и голые ножки, которыми подруга обвила бедра лежащего на ней Мишки.

Рука Бондо легла Марине на лобок, а затем мягко передвинулась еще ниже. Он увлекал ее на тот же диван, оставлявший еще много места, и она с чуть слышным стоном поддавалась…

Вчетвером на диване было не очень удобно: Марина все время слышала прерывистые стоны подруги, сопение Мишки, а несколько раз Даша, дрыгнув ногой, сильно толкнула ее.

Через некоторое время, когда Марина уже окончательно обезумела, фотограф внезапно отстранился от нее и, хлопнув по пылающей щеке, сказал:

– А ты горячая. Меняемся, – тут же буркнул он Мишке, и не успели девушки ничего сказать, как обе они, задыхающиеся от страсти, оказались передвинутыми, будто безгласные куклы: тяжело дышащая Даша переползла к Бондо и легла, раскинувшись, под него, а Марина оказалась лежащей в объятиях пыхтящего ей в лицо Мишки.

– Нет, нет, – попыталась она возражать просящим голосом, но слишком она оказалась слаба в ту минуту…

Она стала проституткой. Да, именно так – стала. В течение последующего времени каждый раз, когда Марина мысленно с содроганием возвращалась к тому вечеру в казино «Черный корсар», ей хотелось сказать про себя: меня сделали проституткой.

Но сказать так она не могла: понимала, что это будет ложью себе самой. Она согласилась сама.

Можно говорить об обстоятельствах и их роковом стечении. О том, как давило безденежье, неразрешимый круг семейных проблем с больным ребенком и равнодушным мужем. Можно вспомнить о том, что умерла мама, а другие родственники совсем не интересовались Мариной и ее бедами…

Да, все так, но насилия над Мариной не было, решение стать проституткой она приняла сама. Как говорится: в здравом уме и твердой памяти.

После того как Бондо с Мишкой Трофимовым насытились девушками полностью, оба они вышли Из фотостудии. Марина с Дашей сели на диване и закурили молча.

Собственно, говорить им было не о Чем – все и так было предельно ясно. Обе отлично Видели друг дружку во время только что закончившейся оргии, слышали охи и ахи. Теперь нечего было обсуждать.

Они курили, глядя по сторонам и пытаясь прийти в себя.

– Ты очень на меня сердишься? – с виноватым видом подавленно спросила Даша. – Это ведь я затащила тебя сюда.

Марина промолчала: она отошла к зеркалу и пыталась привести в порядок безнадежно растрепавшуюся прическу. Сумочка с косметичкой осталась; наверху, а руками не много сделаешь в этой ситуации.

Что толку разговаривать о случившемся са Дашей? Виновата она или нет – не имеет никакого значения. В таких делах каждый делает выбор сам, лично отвечает за себя.

«Разве ты сама не понимала, что может с тобой случиться в казино?» – спросила Марина у собственного отражения в зеркале. Ответа она сама не знала.

Сейчас она была растеряна и смущена. После происшедшего Марина не знала, как ей следует относиться к себе самой, к Даше. Да и к Мишке – противному типу, которого она всегда презирала, а пять минут назад исступленно ласкала. Как смотреть в глаза ему? Какой позор…

– Послушай, – хихикнула вдруг Даша. – А у тебя уже было такое?

– Что «такое»? – резко переспросила Марина, оборачиваясь к сидевшей на диване подруге. Даша была еще вся мокрая от пота, ее щечки пылали игривым румянцем, а широко раскрытые глаза еще таили в своей глубине отблески недавно пережитого наслаждения.

– Ну, сама понимаешь, – снова хихикнула Даша. – Ты уже пробовала с двумя мужчинам сразу?

Марина промолчала и на сей раз. Конечно, она не пробовала. Конечно, еще сегодня утром ей и в голову не могло прийти, что с ней такое в принципе возможно. Сейчас ее интересовал вопрос, как идти обратно. Неужели придется снова в голом виде бежать по лестницам и коридорам под взглядами людей?

– Давай скорее, пока они не очухались, – послышался нервный голос Мишки за дверью, и в следующую секунду оба парня появились в студии. Вид у обоих был решительный.

– Вот что, девахи, – бойко начал Мишка, усаживаясь на диван и ради развлечения кладя руку Даше на низ живота. – Тут дело такое: есть возможность заработать. Там в отдельном кабинете два мужика отдыхают. У них сегодня хороший выигрыш был в казино, так они теперь оттягиваются, сами понимаете. Денег у них – куры не клюют. Хотят познакомиться с девушками. – Мишка мерзко ухмыльнулся.

Пожалуй, на этом можно остановиться. По крайней мере, сама Марина в течение всех последующих лет своей жизни всегда в воспоминаниях останавливалась на том первом вечере в казино и дальше не шла. Все, что было дальше, потом она старалась не впускать в свое сознание.

Лишь иногда, пытаясь проанализировать саму себя, свою сущность, Марина задавалась вопросом: когда она стала проституткой? Когда согласилась приехать в казино и разделась перед «комиссией»? Или уже потом, когда их вместе с Дашей, голых, снова прогнали бегом по коридору и, взмыленных, втолкнули в комнату с незнакомыми мужчинами? Которых, кстати, оказалось не двое, а целых четверо? И которых, превозмогая усталость и стыд, пришлось ублажать еще два часа? Там их с Дашей поили водкой, уже не добавляя мартини, и в перерывах между сексом снова заставляли плясать.

Или это еще не была проституция, а только лишь случайный срыв, временное наваждение, которому кто ж иной раз не подвластен?

Сама Марина считала, что переломным был последний эпизод, когда уже после всего они с Дашей оказались в комнате, где сидел Сергей Валерьевич, о существовании которого девушки уже успели забыть. Мишка Трофимов пришел за ними туда, где пьянствовали и оттягивались клиенты, и увел их, снова заставив бежать бегом по бесконечным лестницам и коридорам казино, точнее, его задворок.

Задыхаясь, они с Дашей бежали голые, цокая каблучками сапог – единственного, что на них оставалось из одежды, потому что трусики они давно потеряли. Бежали девушки медленно, поминутно спотыкаясь и пошатываясь, – Мишке приходилось подгонять их.

– Я не могу бежать, – простонала Марина, в очередной раз упав на лестнице и оцарапав коленку. – Дышать нечем, в глазах темно…

– Еще бы, – со злостью непонятно на кого огрызнулась Даша. – После шести мужиков не больно побегаешь.

«И правда ведь, – внезапно подумала Марина с ужасом, как бы впервые придя в себя и оценив случившееся за последние часы. – Нас ведь трахнули по шесть человек. Сначала Мишка с Бондо, а потом еще эти четверо».

На повороте с лестницы в коридор стояли два охранника в униформе, курили.

Увидев бегущих голых девушек и Трофимова сзади, один из парней весело заметил:

– А вот Мишка телок погнал. Ты их с работы гонишь или на работу?

– С работы, – отозвался Мишка спокойно. – Вон они заезженные какие.

– Ну, заезженная телка, полюби меня бесплатно, – засмеялся один из охранников, схватив Дашу за грудь, которую та пыталась прикрыть, и сжимая сосок. Второй уже протянул руку к Марине, и та беспомощно оглянулась на Мишку, невольно ища защиты, после чего Трофимов сказал:

– Нет, мужики. Бесплатно не бывает, тут вам не «субботник». Давайте, девочки, бегом марш.

В затянутом сукном кабинете девушки предстали перед Сергеем Валерьевичем.

Тот пристально оглядел их – вспотевших, задыхающихся, нетвердо стоящих на ногах. Оценил мутный блеск их хмельных глаз, их припухшие губки…

– Ну, как вам первый день работы? – поинтересовался он, улыбаясь. – Мишка, сколько клиентов они обслужили?

– Троих, – бойко отрапортовал негодяй Трофимов. – Все в порядке, все довольны.

– Четверых, – вдруг, словно очнувшись, произнесла Даша. – Там было четверо мужчин…

– Один был наш, – тут же вставил свое слово Мишка, недовольно зыркнув на осмелившуюся заговорить Дашу.

Сергей Валерьевич вытащил из кармана своего ярко-зеленого пиджака громадных размеров бумажник из натуральной кожи, приятно похрустывающий в руках, и вытащил оттуда три бумажки по десять долларов.

– Вот вам за первый день работы, – с радушной Улыбкой сказал он. – Поровну сами разделите. Ну, теперь идите одеваться. Завтра ждем к пятнадцати ноль-ноль, ваша смена. Миша ведь правильно сказал мне, что вы – студентки и можете работать только днем?

В соседней комнате, где была кучкой свалена одежда, девушки принялись одеваться. Сейчас, когда все закончилось, внутри осталось чувство опустошенности, усталость и обида, от которой хотелось плакать. Осталось тело, которое перестало быть твоим. Новое, незнакомое тело – разгоряченное вином и грубыми ласками незнакомцев, оскверненное, изломанное. Перспектива шагать сейчас по морозной темноте к троллейбусу…

Они натянули колготки, лифчики, свитера и юбки. После чего первой пришла в себя практичная Даша.

– Миша, – вдруг сказала она. – А почему ты сказал, что мы обслужили только троих? Мужчин ведь было четверо. Не считая вас с Бондо. Разве не так?

Вместо ответа Мишка приблизился к Даше вплотную и, не говоря ни слова, резко ударил ее в живот. Девушка охнула и согнулась пополам от боли, после чего Мишка нанес ей еще несколько ударов – в грудь и снова в живот.

– Ты еще разговаривать будешь, шалава, – прошипел он сквозь зубы. – Считаться захотела? Будешь у меня языком болтать, когда не спрашивают!

Четвертая часть того, что заработаете, – моя, – сказал Мишка, когда плачущая Даша разогнулась. – Это – моя доля. Я вас сюда привел. Вопросы есть?

А поскольку рыдающая от боли и обиды девушка ничего не ответила, ладонью хлестко ударил ее по лицу, отчего по всей комнате раздался звонкий шлепок пощечины.

– Я спрашиваю – вопросы есть? – угрожающе прорычал Мишка.

– Нет, – прошептала Даша, опустив глаза и облизывая разбитые губы. По ее щекам катились крупные слезы.

Марина, с ужасом наблюдавшая избиение подруги, дрожала всем телом.

– А ты что молчишь? – на всякий случай повернулся к ней Трофимов. – Что ты там застыла? Подними юбку, быстро. Спусти колготки. Иди сюда!

Двигаясь как автомат, ничего не соображая, Марина нагнулась и стащила с себя колготки до колен. Потом медленно, сминая ткань дрожащими руками, послушно задрала юбку. Заголившись так, она, путаясь ногами в колготках, приблизилась к Мишке.

Правой рукой он цепко взялся за низ ее живота – натруженный, болезненно ноющий и оттого ставший особенно возбудимым. Марина ахнула и обмякла на этой руке, слабо извиваясь и полузакрыв глаза.

– А ты согласна? – спросил Мишка.

Она не помнила, что ответила в ту минуту. Нет, совсем не помнила.

Постаралась забыть навсегда, потому что для самой себя Марина с тех пор именно эту сцену считала главной в истории своего падения.

Полученные в тот вечер тридцать долларов подруги разделили поровну, и Марина вдруг с изумлением обнаружила, что проблема лекарств для Артемки оказалась решена одним махом. По крайней мере на время.

Не нужно больше ничего выпрашивать у родственников, не нужно экономить на каждом куске хлеба и не нужно больше отказываться от масла и Фруктов. Конечно, пятнадцати долларов не может хватить надолго, но ведь ей недвусмысленно сказали, что ждут ее в казино «Черный корсар» ежедневно с трех часов дня.

Противно? Мерзко? Стыдно и отвратительно?

Но ко всему можно привыкнуть, в особенности если знаешь, что все это – временное, только для того, чтобы поправить дела. И если нет иного выхода. А двадцать – тридцать долларов в день означает простое и быстрое решение многих проблем для студентки, имеющей больного ребенка и мужа-бездельника…

Девушки в казино делились на дневных и ночных. Ночной тариф был выше – проститутка получала за одного клиента пятнадцать долларов, а не десять, как дневная, но тут Даша с Мариной не могли поступиться принципами – вечером нужно быть дома. А для Марины отсутствовать ночью вообще было невозможно: что скажет муж и как быть с ребенком? В конечном счете ведь именно ради Ар-темки, его лечения и питания она вообще пошла на все это…

Когда заканчивалась последняя лекция или семинар, они с Дашей срывались с места в аудитории и мчались в казино, чтобы успеть к трем часам. После этого у них было еще три часа на то, чтобы «поработать» с клиентами. Обслужить за это время каждая успевала двух человек и, таким образом заработав двадцать долларов, могла ехать домой. Иногда везло, и девушку брали одновременно двое клиентов: в этом случае оплата увеличивалась в полтора раза – пятнадцать долларов за двоих сразу. Хотя и обслуживать двоих сразу гораздо тяжелее, чем одного…

На самом деле клиенты платили гораздо больше – по сто долларов за один час с девушкой, но девяносто процентов этой суммы уходило казино, тому же самому Сергею Валерьевичу, так что самой проститутке от клиента доставалась лишь десятка. Да и из этой небольшой суммы четвертую часть нужно было отдавать Мишке Трофимову, который был тут главным по этой части. Бог знает, как на-зывалась его должность в казино официально: видимо, что-нибудь вроде «менеджер по работе с посетителями» или что-то в этом духе. Он заведовал проститутками, которых все тут называли телками, и не иначе.

Условия труда тут были жесткими, без послаблений. И дисциплина, заведенная Сергеем Валерьевичем и неустанно поддерживаемая Мишкой, напоминала военную муштру.

Пришедшие на работу телки сидели все в одном определенном месте, возле барной стойки казино, чтобы клиенты могли сразу обнаружить их. Когда желающих не было, девушки могли пить кофе, курить и болтать о чем угодно. Но стоило любому мужчине приблизиться к одной из них, ей следовало немедленно погасить сигарету и с любезной улыбкой встать перед ним.

Это касалось любого мужчины, что неоднократно подчеркивалось Мишкой, который строго следил тут за дисциплиной. Любого: начиная от уборщика помещений, официанта, охранника до каждого пьяного посетителя, пусть даже он еле держался на ногах.

– Каждый из них – ваш потенциальный клиент, – говорил Мишка назидательно.

– Если даже сейчас у него другое настроение или нет денег, то он может подойти в другой раз и тогда станет вашим клиентом. Вы должны это помнить и так себя и вести.

В первые дни Марине было странно и дико это ощущение того, что стоит ей переступить порог казино «Черный корсар» – и любой человек имеет право взять ее, купить как вещь. Каждый может просто подойти и помять руками твою грудь или просто шлепнуть по попе…

Пока ты сидишь на лекции, едешь в троллейбусе по городу, идешь по улице – ты нормальная молодая женщина, и никто не посмеет обращаться с тобой неуважительно. Да ты и сама этого не позволишь. Но вот ты оказываешься здесь: в баре или в отдельной комнате, и ты уже никто – ты должна вставать перед каждым мужчиной, крутиться перед ним, если он желает тебя рассмотреть, призывно улыбаться ему. А потом идти с ним и делать все, что он захочет.

Это было очень странное ощущение, которое так до конца и не прошло никогда.

Конечно, Марине не нравилось ее новое ремесло, не нравилось быть «дневной красавицей». Но тут главным оказалось приучить себя относиться к этому именно как к временному ремеслу – противному, тяжелому, но необходимому в ее нынешней жизни.

А сама по себе идея двойной жизни, которую она теперь вела, даже завораживала Марину.

Они с Дашей приезжали в казино из института, быстренько переодевались в специальной комнате и садились у барной стойки в главном зале. Там они поджидали подвыпивших клиентов, с которыми и уходили в приготовленные помещения, в которых стояли кровати и было все необходимое. Деньги они с мужчин не брали: те расплачивались с неизменно подскакивавшим в нужную минуту Мишкой Трофимовым.

Мужчины были разные. Чаще всего – совсем мерзкие, наглые, с липкими жадными руками. Или пьяные, воняющие потом и немытым телом. Обслуживать их приходилось стиснув зубы и отрешившись от всего. Просто терпеть и думать только о деньгах, которые за все это потом получишь. Которые так нужны.

Многие издевались над беззащитной проституткой кто как умел и мог.

Почему-то многим доставляет удовольствие издеваться над тем, кто не может ответить: наверное, в эти минуты каждый мелкий негодяй чувствует себя королем и властителем. Хуже всего, когда девушку брали сразу несколько человек, в складчину – это хоть и приносило ей больше денег, но почти всегда было связано с дополнительными унижениями, потому что в таких случаях клиенты зачастую соревнуются друг с другом в придумывании всяких гадких штучек и в том, кто более цинично обращается с купленной телкой. После подобных вещей Марина часто плакала, не в силах преодолеть в себе человеческую обиду. И пожаловаться некому: ни Даше, ни другим девочкам, с которыми познакомилась у стойки: среди проституток не принято рассказывать друг дружке о том, что недавно вытворяли с тобой пьяные мужики. Это как бы нарушение профессиональной этики.

Встречались и приятные клиенты – красивые, обаятельные мужчины, от ласк которых она невольно приходила в возбуждение. Человек ведь не камень, и молодая женщина не всегда способна контролировать себя. Тогда Марина кричала от страсти и, не в силах ничего с собой поделать, исступленно обнимала чужого ей человека.

Потом всегда бывало ужасно стыдно: она все еще пылала от желания, а он чаще всего уходил, даже не спросив ее имени…

Эту жизнь Марина вела несколько месяцев, до самой весны, когда внезапно наступил конец.

«Через два месяца получу диплом, устроюсь на работу и забуду обо всем, как о страшном сне, – говорила себе она. – Ведь можно забыть, можно. Тем более, я не втянулась в это дело, как многие другие».

Догадывался ли Вадим о том, чем занимается его жена? Наверное, да, хотя они ни разу не говорили об этом. Наверное, да, потому что Вадим ни разу не спросил у Марины: «Почему от тебя пахнет алкоголем? Где ты бываешь?»

Нет, Вадим не спросил ни разу. Не хотел получать ответа, не желал знать правду. На том этапе жизни происходящее его устраивало. Затем жизнь изменилась, и Вадим ушел от Марины, но это было уже потом.

В тот день она уехала из института раньше обычного: был преддипломный семинар, и профессор заявил, что хочет остаться побеседовать с теми студентами, у кого проблемы, а отличники могут идти. Даша осталась, а Марина собрала портфель и побежала на троллейбус: если она приедет в казино пораньше, то, может быть, успеет и домой пораньше.

Апрель в том году выдался ужасно холодный. Уже в конце марта потеплело, и казалось, что весна полностью взяла свое, вступила в свои права, но наступившие вдруг в апреле нежданные морозы разрушили иллюзию. Уже вторую неделю было ниже нуля, с Унчи дул ледяной пронизывающий ветер. В новостройках это ощущалось особенно, потому что ветер свободно гулял в огромных пространствах между домами. А вокруг казино «Черный корсар» вообще кружилась настоящая вьюга из мелких снежинок и поднятой с площади пыли.

Продрогшая Марина промчалась по улице, ощущая, как немеет лицо от мороза, и влетела в служебный вестибюль, где сразу столкнулась с Мишкой, словно поджидавшим ее.

– Что это ты сегодня пораньше явилась? – ухмыльнувшись, поинтересовался он. – Не терпится, что ли? Ничего, завтра у тебя «субботник» – натра-хаешься всласть.

Мишка засмеялся, и Марина обреченно промолчала. Примерно каждый месяц для проститутки устраивался «субботник», то есть она работала бесплатно, обслуживая нужных для казино и для Мишки Трофимова лично мужчин. Избежать этой работы не могла ни одна девушка – Мишка назначал их на «субботники» по очереди парами.

В комнате для переодевания Марина быстро разделась догола и достала из пакета принесенную с собой «рабочую» одежду, специально купленную еще в первые дни. Прозрачную блузку, через которую просвечивают крупные темные соски, черные чулки с подвязками и узкую юбку, такую короткую, что стоит в ней забраться на стул, как тотчас вылезают наружу голые ляжки.

Она заняла свое место у стойки бара, заказала себе чашечку кофе – уж в такой малости она не могла себе отказать. Отлично знавшая Марину барменша постаралась сварить для нее покрепче: знала, что девушка с утра в институте и сюда приезжает уже порядком уставшая.

– А ты что одна сегодня? – поинтересовалась барменша безучастно. – Дашка-то заболела, что ли?

– Скоро подъедет, – коротко бросила Марина, не пожелав распространяться о том, что сама освободилась раньше, потому что отличница и «тянет» на красный диплом. Слишком уж это глупо звучит: проститутка – отличница учебы…

В этот момент двери зала распахнулись, и на пороге появились двое. Высокие молодые люди с короткими стрижками и в дорогих костюмах прошли и уселись за столик у широкого окна. Во всем они выглядели совсем как джентльмены – «новые русские», образ которых так старательно лепит современное телевидение в рекламных роликах. Лишь Давно не чищенные ботинки говорили о том, что оба являются обыкновенными отморозками, по какому-то случаю приодевшимися. Впрочем, в казино такое совсем не редкость – это едва ли не половина здешних посетителей.

Грязные ботинки и давно не мытые машины – их отличительная черта. Впрочем, это только внешние признаки. Стоит заговорить с кем-нибудь из них, и иллюзии пропадают мгновенно – речь вперемешку с матом, блатные словечки, зековская шепелявость. Скольких подобных пришлось Марине перевидать тут за прошедшие полгода.

Однажды они уже были тут и в тот раз выбрали Дашу. Подозвали к своему столику обеих подруг и довольно долго рассматривали. Потом спросили цену и почти сразу же заявили, что берут Дашу на двоих, после чего увели ее в комнату на втором этаже. Даша вернулась через полтора часа, слегка усталая и в помятом платье. Но выглядела она довольной и даже сказала, что эти двое оказались вполне приличными клиентами…

А сейчас они снова пришли сюда. Несколько раз Марина выглянула из-за колонны в баре, надеясь, что посетители ее заметят. Потом встала, прошлась как будто в туалет, вернулась на место. Один раз ей показалось, что парни как будто глядят в ее сторону, и она приветливо помахала рукой. Но нет, все тщетно.

Марине очень хотелось, чтобы эти парни взяли ее. За двоих – сразу пятнадцать долларов. А кроме того, она знала обоих. Знала, что ничего плохого от них не будет, а это ведь немаловажно.

– Маришка замельтешила, – заметила ее старания сидевшая рядом девица – дылда по имени Катя. – Мальчики ей понравились.

Она хихикнула и, положив ногу на ногу, достала сигарету. Юбку она при этом нарочно слегка подтянула кверху, чтобы бедра были открыты.

– У тебя ноги худые, – сказала Катя, окидывая взглядом фигуру Марины. – А мужики любят полные ноги, особенно ляжки. Это замечено.

Когда-то Катя закончила два курса института культуры и с тех пор среди здешних девочек слыла знатоком искусства и вообще держалась надменно.

И вдруг оба парня поднялись из-за своего столика и направились прямо к бару. Среди нескольких сидевших рядышком девиц произошло оживление: днем клиентов вообще гораздо меньше, чем вечером, а тут сразу двое…

Сначала показалось, что парни выбрали Катю, и она уже слезла со своего стула, поспешно загасив сигарету. Но не успела она обрадоваться, как парни равнодушно шагнули мимо нее и остановились перед Мариной.

– Привет, детка, – сказал один из них. – Как она, жисть-жистянка?

– Привет, молодые люди, – весело отозвалась Марина, спрыгивая с высокого стула. Она невольно покосилась в сторону обиженно стоящей рядом Кати. Так ей и надо, высокомерной стерве. Пусть не задирается. Подумаешь, толстые ляжки!

– Поедем с нами, – произнес второй парень. – Тут недалеко. Заплатим за три часа, а потом доставим сюда обратно. Идет?

– А зачем ехать? – отозвалась Марина, надевая на лицо дежурную улыбку. – У нас отличные комнаты на втором этаже, да вы сами знаете. И ехать никуда не надо. Пошли наверх?

Она видела, что нравится этим ребятам, и, чтобы окончательно закрепить успех, состроила лукавую мордочку и сладострастно облизнула накрашенные блеском губы. Этим нехитрым вещам она уже успела хорошо научиться. Теперь нужно сделать вид, что случайно оступилась, плотно прижаться грудью к одному и как бы невзначай задеть бедром другого…

– Нет, – произнес первый парень. – Нам здесь не надо. Мы хотим товарища одного угостить. Ну, это, как бы, в натуре, подарок сделать… Секешь?

Вот этого Марине совсем не хотелось. Конечно, за последние полгода она ко многому привыкла и научилась обслуживать любых и всяких мужчин, без разбора. Но все же уезжать куда-то на сторону она боялась. Клиенты бывали разные, в том числе скандалисты и драчуны, но в помещении казино они все-таки вынуждены были сдерживаться, вести себя более или менее прилично. Потому что в случае чего имелся Мишка Трофимов, имелись охранники, и гости это прекрасно понимали…

А на выезде – другое дело. Там несчастная проститутка оказывается абсолютно беззащитной. Сколько уже пришлось Марине выслушать страшных историй о том, что вытворяют с бедными девочками!

– Нам нельзя отсюда уходить, – сделала Марина слабую попытку отказаться. – Мы все работаем здесь, в кабинетах, вы же знаете. И потом, это вам дорого будет стоить.

Парни ухмыльнулись, перестав обращать внимание на слова Марины.

– Все под контролем, – прошепелявил первый. – Где тут твой шеф?

А Мишка Трофимов уже стоял за спинами гостей, ожидая, пока к нему обратятся.

– Сто баксов в час, – сказал он. – За три часа это будет триста зеленых.

Вам только одну телку надо?

– Одной хватит, – подтвердил второй парень, кивая набыченной головой с низким лбом и выпуклыми светло-голубыми глазами:

– Нам для товарища надо. Типа, подарок сделать.

– А через три часа привезете ее обратно? – кивнул Трофимов в сторону Марины.

– Шеф, о чем базар? – возмутился первый «бычок» и даже притопнул ногой от нетерпения. – Бери бабки, и мы понеслись.

– Сейчас я вызову машину, – произнес Мишка, намереваясь сообщить охране о том, что для клиентов нужен автомобиль. Так было принято в тех случаях, когда гости хотели забрать девочку с собой. Но парни запротестовали.

– Нет, – замотал стриженой головой старший из них. – Так не катит, шеф.

Говорю привезем твою шлюху через три часа. Это не тема. А тачка у нас есть, твоей не надо. Давай отойдем на пару слов.

Пока парни о чем-то беседовали с Мишкой, Марина переминалась с ноги на ногу, и в сердце ее все больше заползало сомнение. Вернее, страх. Почему клиенты не хотят воспользоваться машиной казино? Не потому ли, что собираются сделать с ней, с Мариной, что-то плохое и не желают свидетелей? А что, такие случаи бывали. Очень страшно ехать с незнакомыми людьми неизвестно куда и понимать, что, случись что-нибудь, никто не узнает, куда тебя повезли.

– Слушай, Миша, – обратилась она к Трофимову, когда все трое вернулись к стойке бара. – Можно тебя на минутку?

И, оттащив его за локоть в сторону, Марина торопливо заговорила. Она пыталась упросить Мишку не отправлять ее с этими подозрительными людьми.

– Мишенька, ты же знаешь, здесь в казино я никогда не отказываюсь, – бормотала она, хватая сутенера за руки и заглядывая ему в глаза. – Но только здесь, а не на выезде! Мне же страшно ехать, пойми! Мало ли что…

– Дура! – прошипел в ответ Мишка. – Ничего не понимаешь! Они тысячу баксов дали. Ничего с тобой не случится. За три часа сто баксов заработаешь, мало тебе, что ли?

– Сто баксов? – протянула Марина, становясь задумчивой. Сто долларов за три часа пусть даже неприятной работы – это неплохо.

А риск? Он сопровождает профессию проститутки – это аксиома…

– Садись назад, – скомандовали парни на стоянке, когда они втроем приблизились к припаркованному джипу с грязным, наверное, уже год не мытым кузовом.

Ехали довольно долго, миновав городскую застройку и углубившись по шоссе в сторону дачных поселков. Метель усилилась, снежинки кружились вокруг и разлетались красивыми вихрями перед ветровым стеклом. Негромко играла музыка из автомагнитолы, но Марина не слушала ее: она не любила рок. Мимо проносились покрытые еще снегом поля, редкие строения с кое-где освещенными окнами, какие-то склады, бетонные заборы.

В машине было тепло: печка работала на полную мощность. Один раз они остановились: парни решили перекурить и потребовали, чтобы шлюха сделала им по очереди минет.

Марина уже расстегнула пальто и блузку и принялась вытаскивать грудь, чтобы парни могли во время минета позабавиться с ней, но ее остановили.

– Совсем раздевайся, – велел старший. – Голая поедешь, в машине тепло.

Давай не тяни, скидывай шмотки.

Спорить она не стала, тем более что печка и в самом деле нагрела салон основательно. Да и тянуть время не хотелось, скорее бы приехать, сделать работу и вернуться обратно.

Когда Марина разделась догола, парни по очереди перебрались к ней на заднее сиденье, где она, пристроившись у них в ногах на полу, обслужила обоих.

Пока она делала это, парни обменивались шуточками-прибауточками, изредка роняя пепел от сигарет ей на склоненную спину. Музыка продолжала тихо играть, изредка нарушаемая пыхтением Марины.

– Голову подними, – смеясь, сказал клиент и держал ее за волосы. – В глаза смотри.

Когда ее отпустили и машина тронулась, Марина достала из сумочки помаду и накрасила губки снова.

– Можно закурить? – спросила она на всякий случай, хотя в салоне было жутко накурено. И правильно сделала, потому что немедленно получила резкий отказ. Сидевший за рулем парень обозвал ее нецензурно и велел сидеть на своем месте тихо. Вздохнув, Марина спрятала сигареты обратно в сумочку и затихла.

– А вот и приехали, – почти сразу сообщил парень, круто выруливая вправо на проселок и тотчас останавливаясь.

Дом был небольшой, но видно, что очень богатый. Высокий забор из досок, железные кованые ворота с завитушками, а внутри, во дворе, несколько навороченных иномарок – правда, все грязные, с мутными пятнами на стеклах и на боках. Бандитские машины…

Одежду и сумочку пришлось оставить в джипе. Все еще мокрая от пота и разгоряченная после «развлечения» с парнями, Марина, ежась от холода, пробежала через двор и оказалась в доме. После чего уже в следующую секунду с ужасом поняла, что страхи ее были не напрасны. И что свои сто долларов ей придется отрабатывать очень тяжело…

– Мужики! – громогласно крикнул один из ее спутников. – Идите все сюда. Мы шлюху привезли!

Оперативная информация поступила в областной уголовный розыск только накануне. Осведомитель, официально именуемый в милицейских документах «источником», сообщил, что в Унчанск прибыл вор в законе по кличке Бык.

Преступника на самом деле звали гражданином Коровиным, но, видимо, именно поэтому он добился, чтобы все именовали его Быком – грозно и страшно.

Несмотря на свою кличку, был он человечком маленького роста, телом довольно хлипок, а на голове после двадцати лет, в общей сложности проведенных Быком за решеткой, осталось ровно три выцветшие вол осины.

Несмотря на свою жалкую внешность, Бык в свои пятьдесят лет имел репутацию гнилого и безжалостного типа.

За убийства его ни разу не удалось привлечь к суду, хотя ни у кого не было сомнений в том, что эти мутные желтоватые, как у тигра, зрачки и ублюдочное бледное лицо отразились не в одной паре предсмертно расширившихся глаз.

На этот раз Бык со своими людьми совершил зверское ограбление пункта обмена валюты в Самаре и в очередной раз был объявлен в розыск. Ограбление было действительно зверским, потому что для начала бандиты застрелили охранника пункта и девушку-кассира, что, в общем-то, по криминальным правилам, без крайней нужды делать не полагается. Профессиональные бандиты тем и отличаются от придурков-любителей, что всегда стараются соблюдать принцип «разумной достаточности» – не убивать без нужды, не лить лишней крови. Если можно только припугнуть жертву или дать человеку палкой по голове, то на этом и останавливаются. Не из гуманизма, конечно, и не по милосердию, а из элементарного соображения: незачем вешать на себя еще одно преступление.

Именно этим воры в законе отличаются от современной генерации преступников – так называемых отморозков – истериков и психопатов, которые в основном охотятся не за деньгами, а за самоутверждением.

Зачем Бык пошел на двойное убийство, хотя, судя по всему, вполне мог сделать все чисто и уйти с награбленным, не проливая при этом кровь? Что там произошло? У кого из его людей не выдержали нервы?

Чтобы получить ответы на эти вопросы и наконец уж точно «закатать» Быка на пожизненное заключение, его для начала нужно было поймать. В Ун-чанске его вообще не ждали, а тут неожиданно информатор сообщил о том, что Бык в городе и скрывается на одной из дач у местного авторитета по кличке Баклан.

Предстоящая операция выглядела очень заманчиво: имелась реальная возможность схватить Быка, а заодно еще и самого местного Баклана, на которого тоже имелась куча материала, да все не было конкретного повода для ареста. Вот и повод подвернулся.

Когда начальник областного угро собрал совещание оперов, которым предстояло принять участие в задержании преступников, его лицо сияло.

– Правильно в Индии говорят, товарищи офицеры, – торжественно сказал он. – Там говорят: «Нужно спокойно сидеть на пороге своего дома, ожидая, пока мимо тебя пронесут труп твоего врага». Вот как йоги рассуждают! Мы с вами в данном случае поступили по индийской методике. Сидели себе, ждали, а вот Бык в наших краях и объявился.

Все дружно засмеялись, а старший лейтенант Вербин тогда подумал о том, что унчанский уголовный розыск уже давно работает по индийской методике: сидит и ждет на пороге своего дома. Правда, чаще всего трупы врагов мимо так и не проносят…

Но сейчас дело обещало выгореть.

Для Вербина это была первая серьезная операция. Шел девяносто пятый год – первый год его работы в областном угрозыске. До этого он служил в РУВД, а там вечно приходится заниматься всякой мелочевкой – украденным в магазине ящиком водки и взломанной квартирой бабушки-пенсионерки, из которой вынесли поломанный телевизор «Заря» и швейную машинку тысяча девятьсот шестого года выпуска.

Но телевизор Вербин находил, как и швейную машинку. Он торжественно вручал этот хлам бабушке обратно, а местных балбесов, размазывавших слезы по щекам, увозил из зала райсуда в дальние края суровый конвой. Потому и взяли его работать сюда – в областной уголовный розыск. По этому случаю они с женой Риммой закатили шикарный ужин при свечах в ресторане «Океан» на главной улице, считавшемся тогда самым роскошным. Почему ресторан назывался так, никто не мог объяснить: от Унчанска до ближайшего моря, как писал Гоголь, «три года скачи – не доскачешь»…

Римма подарила мужу в тот вечер дорогой одеколон из своего магазина, объявив при этом, что только так должно пахнуть от сотрудника областного УВД.

– На даче будет человек пять-шесть, – пояснил полковник. – А нас с вами – двенадцать. Начальник УВД разрешил при задержании использовать автоматы. А сейчас смотрите сюда – вот план дачи и всего прилегающего участка. Глядите внимательно и запоминайте каждый свое место. Когда приедем, будет темно и некогда станет разбираться. Если хоть кого с той дачи упустим, пеняйте на себя.

А про Быка я уж не говорю.

Лицо полковника было угрожающим, он поминутно дергал себя за короткие усики. Кто-то когда-то надоумил его отпустить эти усы, уверив, что они придадут облику начальника угро более благородный, этакий гвардейский вид. Гвардейца из него все равно не получилось, но благодаря этим усикам все за глаза теперь называли его Котом в сапогах.

Обстановка среди оперативной группы была в тот вечер тревожная. Все знали, что бандиты всерьез будут обороняться. Задерживать таких орлов – это не бабулек с рынка гонять: запросто можно получить пулю.

К восьми вечера дачу оцепили. Было уже совершенно темно, когда все участники операции приблизились к забору. Машины пришлось оставить далеко, а сюда идти пешком, чертыхаясь в темноте и наталкиваясь на кочки, бугры и полуразвалившиеся заборы.

– Рациями пользоваться нельзя, – напоследок напутствовал своих подчиненных полковник. – Об этом даже забудьте. У Баклана тоже есть рация, и нашу милицейскую волну он отлично знает. У нас есть информатор среди его людей, а у него – среди наших. Сами понимаете, короче говоря. Стрелять желательно по ногам.

Вместе с напарником Вербин перемахнул через забор, и их никто не заметил.

Во дворе стояло несколько машин, что свидетельствовало о том, что все в сборе, но изнутри дома не доносилось ни звука.

Довольно странно для бандитской гулянки, но, может быть, основное веселье уже закончилось?

Дача была большая, из белого силикатного кирпича, выстроенная в два этажа.

Рядом с домом находились еще два тоже кирпичных строения: гараж на две машины и двухэтажная сауна с комнатой отдыха наверху.

В окне сауны горел свет, так что двое оперативников занялись ею: встали один у двери, а другой у окна. Остальные рассредоточились вокруг дома, чтобы окружить его и блокировать все возможные : ста отхода. ; Кто знает, сколько людей находится внутри?

Судя по донесению группы, дежурившей всю вторую половину дня на дороге, ведущей сюда, на дачу прибыли три машины с затемненными стеклами, а затем еще одна. Таким образом, теоретически в доме и в сауне могло находиться больше двадцати человек. На этот случай в полукилометре от дачи стоял автобус с задернутыми наглухо занавесками, в котором уже второй час сидели, стараясь не шуметь, двадцать бойцов спецотряда милиции. Использовать их не планировалось – они сидели тут на всякий случай, если завяжется серьезный бой. Вот тогда их помощь окажется неоценимой, но не ранее того. Идеально, если задержание проводят специально подготовленные оперативники, а не бойцы спецотряда, которые могут невзначай просто покрошить в лапшу всех тех, кого следует арестовать…

Когда командовавший операцией полковник убедился в том, что все офицеры заняли свои места, он выстрелил в воздух, давая тем самым сигнал к штурму.

В подобных случаях, когда идет задержание группы особо опасных преступников, бессмысленно затевать нелепую игру в прятки. Бессмысленно тихонько звонить в дверь и говорить старушечьим голосом: «Откройте, вам телеграмма». Такие «прибамбасы» хороши при задержании обычных людей, а не бандитов, знающих, что их разыскивают, и каждую минуту готовых к вооруженному отпору. Никто не откроет дверь на слова о телеграмме…

Пока выламывалась входная дверь в дом, оперативники, стоявшие у окон, разбили стекла и ринулись внутрь, стреляя в воздух и устрашающе выкри кивая:

– Ложись, ложись!

В течение нескольких мгновений все изменилось: фары подъехавших милицейских машин осветили дачу со всех сторон, отовсюду слышались крики и выстрелы.

Вербину с напарником выпало «брать» сауну, в которой, по предположениям, тоже могли быть люди. Кто знает: а вдруг именно там сейчас сидит знаменитый Бык?

Пока напарник рукой, специально обмотанной тряпкой, разбивал окно и лез в него, Вербин навалился на дверь, и она, оказавшись незапертой, внезапно распахнулась. Это было довольно неожиданно, и Владимир просто влетел внутрь, в ярко освещенное помещение, отчего в первую секунду ослеп. Но уже в следующий миг, преодолев резь в глазах, он увидел, что комната пуста. Здесь стоял деревянный стол из некрашеного дерева, на нем – несколько бутылок и стаканов, и повсюду валялась разбросанная одежда.

Судя по всему, люди были либо в парилке, либо в комнате отдыха наверху, куда вела деревянная узкая лестница с перилами.

Устремившись туда, Вербин увидел голые мужские ноги – это человек, услышав шум во дворе и в комнате внизу, спускался полюбопытствовать. Но не стрелять же сразу по голым ногам…

Еще через секунду Вербин увидел мужчину полностью – это был невысокого роста крепыш с широкой грудью и плечами атлета. На этих плечах сидела крошечная головка, коротко остриженная, с низким лбом и глубоко посаженными глазами. Из одежды на незнакомце имелось только пестрое банное полотенце, обернутое вокруг бедер.

Увидев друг друга, мужчины замерли.

– Стоять, милиция, – негромко произнес Владимир, поднимая руку с зажатым в ней пистолетом. Ствол он навел прямо в широкую грудь бандита, а сам оскалился.

– Руки за голову, – добавил он.

Сверху послышались еще шаги, и на верхних ступеньках почти тотчас возникли ноги еще одного человека. Этого было достаточно, чтобы первый воспользовался заминкой и метнулся в сторону, перемахнув через перила лестницы.

Владимир выстрелил не целясь в сторону мелькнувшего обнаженного тела, но промахнулся. Оказавшийся теперь внизу бандит кинулся на Вербина сзади. В мгновение он ринулся к столу и, схватив длинный нож, обернулся к старшему лейтенанту. Нож был не стальной, а обыкновенный кухонный, что отнюдь не делало его менее грозным оружием. На Вербине был тяжелый бронежилет, защищавший грудь, но ударить ножом ведь можно куда угодно – в шею, например, и твердости даже кухонного ножа достаточно для того, чтобы нанести смертельное ранение.

А сверху на Владимира уже летел второй человек, тоже голый, но успевший сориентироваться. И в руке у того, второго, уже имелся пистолет.

Забыв о первом, Вербин выстрелил во второго и на этот раз не промахнулся.

Целить в ноги уже не было времени, так что пуля вошла в низ живота бандита, отчего тот взревел и тяжким кулем повалился на стоявшего на нижних ступеньках лестницы офицера.

Они упали вместе, покатившись по полу. Вербин крепко сжимал в руке пистолет, больше всего боясь выронить его, и потому, как ни пытался, не сумел столкнуть с себя повалившегося на него человека. А тот, хотя и раненый, вовсе не собирался сдаваться и просить пощады. Напротив, продолжая вопить от боли в животе, он тянулся обеими руками к горлу оперативника. А другой бандит уже нависал сверху, примериваясь, как бы ударить ножом.

Прямо с пола, не целясь, Вербин поднял внезапно освободившуюся руку с пистолетом и выстрелил вверх.

Пуля на сей раз попала удачно – прямо в самый центр груди вооруженного ножом человека. А в этот момент в комнату влетел напарник Владимира, отчего-то промешкавший в парилке, куда попал через окно.

Но теперь уже задержание состоялось по всем правилам.

– Бросай пистолет! – гаркнул напарник, приставляя ствол к затылку бандита, до тех пор не оставлявшего попыток задушить лежащего под ним Вербина.

Вдвоем они уже сумели надеть наручники на обоих, хотя оба преступника были ранены и сразу притихли, обнаружив, что противники оказались не случайными людьми…

Вербин в тот раз впервые стрелял в людей, до этого не приходилось. Он еще задыхался после короткой схватки, но спросил себя, каковы были подлинные ощущения от происшедшего. Ведь стрелять в живых людей не каждый бывает готов, как бы хорошо заранее ни тренировался. Живая человеческая плоть – это не мишень в тире.

Сколько раз Вербину приходилось слышать рассказы бывалых оперов о том, как лихо они пускали в ход оружие. И он всегда спрашивал себя, сумеет ли поступить так же, когда наступит нужная минута.

И что же? Вот эта минута настала и даже уже миновала. Он стрелял и ранил последовательно двух бандитов. Сейчас оба они, окровавленные и корчащиеся от боли, лежали на полу сауны в ожидании своей участи. Можно сказать, что задержание прошло хорошо, а то, что пришлось применять оружие, никого не удивит: операция с самого начала считалась опасной, так что стрельба тут была вполне предусмотрена.

«Ощущаю ли я себя победителем? – задал себе вопрос Владимир, пока его напарник взбегал по лестнице на второй этаж, чтобы проверить там обстановку. – Нет, не ощущаю», – ответил сам себе. Ему не понравилось стрелять в людей.

Конечно, это было нужно и оправданно, все по закону. Но не было в душе Вербина того азарта боя, который буквально горел в глазах коллег, рассказывающих о подобном. Нет, он испытывал скорее отвращение и чувство опустошенности.

– Эй, тут еще девка, – крикнул сверху напарник. – Иди сюда, покарауль ее, пока я сбегаю наружу.

Он торопился узнать, как прошла операция в самом доме, задержан ли Бык. А заодно первым доложить начальству о том, что два бандита ранены и задержаны.

Тому, кто доложил первым, иногда и награда достается в первую очередь…

В комнате отдыха на втором этаже сауны мебели не было вовсе – только одна громадная кровать, стоящая у стены. Забившись в угол этой кровати, на смятом покрывале сжавшись сидела девушка. Глаза ее были полны ужаса: она, несомненно, слышала сверху все доносившиеся до нее перипетии схватки – короткой, но оттого не менее ожесточенной.

Грохот выстрелов вообще ошеломляет женщин…

Первое, что невольно отметил про себя Вербин, была красота девушки. Он даже невольно усмехнулся, поймав себя на этом в столь неподходящий момент. Но красота обожгла его, поразила моментально в самое сердце, так что он даже вздрогнул.

И это несмотря на то, что девушка явно выглядела далеко не лучшим образом.

Насмерть испуганная, она дрожала всем своим обнаженным телом. На девушке не было вообще никакой одежды – только серьги в ушах и маленький пластмассовый браслет на руке. Трясущиеся губы со следами стертой помады, расплывшаяся тушь, растекшаяся по заплаканному лицу.

И все же было в девушке, в ее фигуре, в лице и распущенных длинных волосах что-то настолько очаровательное, что старший лейтенант даже смутился. Он не мог представить себе, что в этом бандитском логове вдруг встретит столь совершенную, почти античную красоту.

– Ты кто? – спросил он, размышляя, стоит ли надевать на эти тонкие запястья стальные наручники. – Что ты тут делаешь?

Сначала девушка не смогла говорить. Она сделала попытку, но губы затряслись еще больше прежнего, а из горла вырвались бессвязные звуки.

– Марина, – наконец выдавила она из себя и закашлялась. – Меня зовут Марина Карсавина… А вы кто? Вы – из милиции?

Сама она рассказывать ничего не могла, была не в том состоянии. Но постепенно, задавая вопросы и получая на них короткие односложные ответы, Вербин сумел составить для себя картину происшедшего здесь.

Все это время внизу ходили люди: оперативники осматривали помещение, забирали задержанных, которые расхныкались и просили вызвать им «скорую».

Несколько человек поднялись наверх, но затем спустились, увидев там Вербина.

Заглянувший начальник окинул девушку строгим равнодушным взглядом и спросил, кивнув:

– Кто такая?

– Проститутка, товарищ полковник, – с некоторой запинкой ответил Вербин, внезапно покраснев. – Ее сюда несколько часов назад привезли. Вот…

– Ну и работай с ней, – распорядился тот, оворачиваясь. – Пока там ребята с бандитами разбираются, ты эту выспроси обо всем. А будет запираться, сам знаешь, как поступить.

Вербин не понял, что имел в виду торопливо сбежавший вниз полковник. О чем выспрашивать эту девушку? И как с ней поступить, если она вдруг не захочет говорить? Бить ее, что ли? Или зажимать пальцы между дверями? Право слово, иной раз высокие начальники не отдают себе отчета в том, что говорят…

Девушка Марина оказалась проституткой, которую двое бандитских подручных привезли сюда из казино «Черный корсар». Она думала, что придется обслужить одного клиента, и надеялась получить за это сто долларов. А обслужить пришлось всю гопкомпанию – больше десятка отморозков. Вербин легко мог себе представить, какой ужас испытывала эта девушка в течение нескольких часов, что ей пришлось провести в этой комнате, ублажая пьяное бандитское зверье.

– Они сказали, что утром отпустят, – пробормотала проститутка, все еще продолжая дрожать всем телом. – Сначала сказали, что на три часа, а оказалось… Вот…

Она снова заплакала. Слезы бессилия и унижения катились по щекам, и Вербин, глядя на это, снова занервничал: ему вдруг захотелось утереть слезы с этого прекрасного лица. И в сердце поднялась буря – это волна холодной ярости захлестнула Владимира. Впервые в жизни у него возникло желание убивать. Еще пятнадцать минут назад, когда дрался с бандитами, ярости не было. Была служба, задание, конкретная цель по задержанию опасных преступников. Но убивать он не стремился, даже стрелял как-то неуверенно. А сейчас, глядя на скорчившуюся на кровати голую девушку, которая плакала и дрожала всем телом, Вербин впервые в жизни испытал это чувство: когда кажется, что разорвал бы кое-кого собственными руками.

Ему хотелось отомстить. Вербин видел синяки на груди у девушки, кровоподтеки и ссадины на ягодицах – следы грубых бандитских рук, цинично мучивших это прекрасное тело, превративших его в жалкую игрушку для своих низких пьяных утех. И ему было обидно. Нестерпимо обидно за поруганную красоту.

И обидно за собственное бессилие. Сколько еще таких же девушек сейчас терзают по всему миру! Сколько их сейчас плачет от боли и унижения в разных квартирах и саунах? И он, Вербин, и все милиционеры и полицейские по всему свету не в силах остановить это.

Слабые люди от таких мыслей приходят в отчаяние и не хотят жить, а сильные… Сильные испытывают вдруг ясное ощущение того, что они все же могут что-то сделать. Остановить, защитить, прекратить! Если нужно – убить ради этого. Холодная ярость.

Наверное, именно тот эпизод, так поразивший Вербина, и стал основным в его жизни. Именно благодаря ему он и согласился спустя несколько лет возглавить отдел «полиции нравов»…

– Одевайся, Марина, – сказал он. – Сейчас все равно в УВД поедем. Незачем голой тут сидеть.

А когда оказалось, что одежда девушки находится в джипе, стоящем во дворе, сам спустился и все ей принес.

Заодно узнал и про то, что арест всех бандитов прошел успешно. Даже Быка взяли живым, хотя тот и пытался отстреливаться. Но не вышло: слишком много «травки» выкурил, рука подвела на этот раз.

– А ты молодец, – хлопнул Вербина по плечу уже слегка пришедший в себя полковник. – Слышал я, как вы с Сергеевым двоих бандитов положили. Молодцы.

Теперь давай девку ту разрабатывай как следует. Связи там и все такое. Сам понимаешь, она много может знать. Давай двигай.

– Ты вообще кто? – поинтересовался Владимир уже в машине, когда вдвоем ехали в город, в УВД. – Чем занимаешься? Приезжая, наверное?

Теперь он уже избегал смотреть на девушку, съежившуюся на заднем сиденье.

С одной стороны, она была такой красивой, что Вербин невольно краснел и потому отводил глаза. А с другой стороны, ему было, неловко, что он застал ее в минуту наибольшего ее унижения и подавленности. К этому примешивалось еще не вполне им самим осознанное чувство собственной вины перед ней. Ведь он – сотрудник милиции, и частично и его вина есть в том, что подобное вообще происходит на белом свете.

Он узнал, что она студентка пятого курса. Когда услышал, что оканчивает в этом году педагогический институт, ему стало совсем нехорошо. Мысли спутались.

До того момента Владимиру как-то не приходило в голову, в какое время он живет…

У нее неработающий муж и больной ребенок, которому необходимы дорогие лекарства. А где же взять деньги, если не таким вот путем?

– С тобой в первый раз случилось такое? – спросил он, и девушка кивнула.

Поглядев искоса на ее отрешенное заплаканное лицо, на ее мертвые глаза, Вербин поверил ей. И снова ему захотелось сделать что-нибудь, чтобы такие вот мертвые глаза стали у тех, кто организует бизнес, скромно именуемый «оказанием платных сексуальных услуг». – И давно этим занимаешься? – поинтересовался он.

– Полгода, – прошептала девушка. Она сидела нахохлившись, кутаясь в свое продувное пальтишко, а губы ее все еще продолжали дрожать.

Сейчас он привезет ее в УВД, оформит протокол задержания. Потом этот протокол пошлют в канцелярию педагогического института «для принятия мер».

И что будет? Ее отчислят, наверное. А если даже и нет, многое в жизни этой девушки будет кончено навсегда. Такие письма из органов внутренних дел никто не станет держать в секрете. В любом случае – позор, огласка. Пятно на всю жизнь, не отмоешься. Муж, конечно, бросит сразу же. Хотя он сам урод порядочный: нормальный муж не доведет жену до необходимости заниматься проституцией.

Кому от всего этого станет хорошо?

Сломать человеку судьбу – легче легкого. В особенности если человек и впрямь наделал глупостей, а ты – сотрудник милиции.

– Всех не пережалеешь, – как-то в назидание сказал ему один коллега.

Ну что ж, это справедливо. Всех не пожалеешь, всем не поможешь: он ведь не Бог, а старший лейтенант милиции. Но одного конкретного человека он пожалеть может. И одному он может помочь. Точнее, одной…

Закон? Инструкции? Какого черта, в конце концов! Закон не требует, чтобы наделенные властью сильные мужчины ломали жизни направо и налево молодым девчонкам!

Вербин вел машину быстро, и слабые огоньки дальних городских окраин бежали ему навстречу. Девушка сзади молчала. Он включил автомагнитолу.

Самурай скушал рис, выпил чай, Загорелся кровавый восход.

Самурай крикнет громко: «Банзай!» – И уйдет в бесконечный поход…

Он вдруг представил себя самураем. Тем самым, который с громким криком идет в дальний поход сквозь ночную мглу. Сквозь жизнь, с обнаженным оружием, против сил зла, неведомых и многочисленных…

– Вылезай, – негромко сказал Владимир, притормозив машину возле безлюдной автобусной остановки у самой черты города.

– Зачем? – чуть слышно прошелестела губами его испуганная спутница.

Вербин снова не посмотрел на нее, он отвернулся.

– Я смотрю в другую сторону, – пояснил он медленно. – А ты открываешь дверцу и бежишь. У меня нога болит, я ее подвернул, так что не смогу тебя догнать. Ты слишком быстро бегаешь.

Она не поблагодарила его, да, впрочем, Вербин ни на что подобное и не рассчитывал. Слишком устала, слишком потрясена, слишком подавлена, чтобы соображать. Разве в этом дело?

А он, в свою очередь, не стал смотреть ей вслед. Включил зажигание и тронулся, набирая скорость.

«Уж слишком она красивая», – вдруг ни с того ни с сего сказал он себе и засмеялся.

В дороге спустило колесо, он остановился, чтобы подкачать, а проститутка дала деру. Вот так это будет выглядеть в рапорте. А что не надел наручников и лопухнулся – это плохо, тянет на взыскание, но на фоне удачного задержания целой опасной банды, конечно, пройдет незамеченным. Так что можно включить магнитолу погромче и расслабиться немножко. В конце концов, он неплохо «завалил» сегодня тех двоих бандитов, а разве это не самое главное для него?

Эту ночку вдвоем мы с тобой проведем, Так смелее гляди, самурай!