Холодное утро в 3018

Глава 1

Всё началось с трупа в Синем секторе Нижнего района Льежа — моего родного города. В первый раз я услышал об этом, когда система управления электрокаром в режиме ожидания переключала радиоканалы.

«Женщина была найдена мёртвой рано утром. Личность ещё не установлена. Ведутся следственные действия. 12-ый квадрат сектора оцеплен. Будьте бдительны».

Щёлк.

Другая частота, другой канал. Предвыборная агитация.

«Оплачиваемые должности — людям! Голосуем за запрет использования роботов в сферах…»

Щёлк.

Другая частота. Другой канал. Навязчивая мелодия.

«Всё повторяется. Всё повторяяется…»

В обеденные часы через Центральный район не пробраться, непременно застрянешь в пробке и погибнешь от тоски. Наверное, все пятнадцать миллионов жителей Льежа и агломерации одновременно отправляются в путешествие на электрокарах и электробусах. Все куда-то спешат. В полдень для проезда даже открывают пространство верхних, элитных секторов. В другие часы оно доступно только для обладателей специальных пропусков и мощных электрокаров.

В тот день дроид-регулировщик, мигая красными, зелёными и оранжевыми огнями, размахивая длинными, тонкими, как веточки, конечностями, направлял кары вверх и вниз. И всё равно район «стоял». Люди, активировав автопилоты, занимались, чем придётся. Болтали, читали, смотрели фильмы, работали с документами, заказывали ленч-пакеты прямо в кар, сигналили роботам-разносчикам всякой всячины, дремали. Я, вот он я, темноволосый парень в чёрном каре с прозрачной крышей, в третьем ряду справа от дроида-регулировщика, жаждал выбраться из этой клоаки. Мечтал, наконец, покинуть шумный и безумный Центр города. Система охлаждения электрокара уже не справлялась с напряжением, и я словно жарился на медленном огне. Уфф! Хоть прямо здесь снимай рубашку и загорай. Одним глазом я наблюдал за дроидом и цепочкой каров, медленно-медленно перемещавшихся в воздушном пространстве города, другим — просматривал документы практикантов, переданных моим начальником Хенриком Ольсеном. Этот верзила вечно что-то забывает, вот и в тот раз добрая половина бумаг отсутствовала. А значит, мне следовало связаться с роботом в приёмной Университета и затребовать недостающие файлы.

Год назад я получил степень магистра права и место преподавателя в Университете Льежа, где с тех пор и проводил дни напролёт. А по вечерам патрулировал улицы своего района с другими парнями, вступившими в городскую гвардию.

Льежская агломерация — одна из самых крупных в Западной зоне Евразийской конфедерации, по площади и численности населения она соперничает разве что с Парижской и Берлинской. Но, в отличие от них, большинство районов Льежа построено на естественном, а не на насыпном грунте, и уровень воды в Арденнских озёрах давно не повышается. Короче говоря, Льежская агломерация на Западе ЕАК — лучшее место для проживания.

После Потопа, который аж в 2101 году стёр с лица Земли большую часть суши, облик планеты, как говорят специалисты, изменился до неузнаваемости. На экваторе и южнее естественные участки земной тверди практически полностью ушли под воду, люди там по-прежнему живут в свайных городах и на плавучих платформах.

Зелёный свет. Пора лететь. Замечательно, ведь ещё час в пробке, и можно превратиться в печёный картофель, Мой путь лежал из Центра города в Зелёный сектор — тихий, благополучный уголок Льежа (на уровне пятидесятого этажа высотной жилой башни). В городе несколько тысяч таких башен, которые берут начало в Синем, самом нижнем из секторов, рвутся в небо и заканчиваются шпилями в элитном районе города. Нижние сектора — для бедняков, высшие — для богачей. В центре живут представители среднего класса, а также располагаются административные учреждения. Я должен был встретиться с другом в полицейском участке Зелёного сектора, а заодно и передать бумаги практикантов-правоведов. За три года обучения они девять раз проходят практику в участках, следственных отделах и лабораториях льежской полиции. Обычно студенты помогают патрулировать улицы (дроидов использовать бесполезно, их тут же сломают и растащат на запчасти), перепроверяют данные, полученные с камер видеонаблюдения, участвуют в следственных экспериментах. Я же слежу, чтобы они не напортачили и не сильно-то путались под ногами у полицейских.

В каждом районе Льежа имеется свой полицейский участок, куда стекаются данные со всех местных камер наблюдения, от патрульных и гвардейцев. Обеденный перерыв уже закончился, стражи правопорядка вернулись к работе, склонились над мультимедийными экранами, обменивались информацией с роботами в приемной районного суда.

Хавьер де Леон — мой лучший друг — выглядел сердитым. Устал ждать и пообедал без меня. Я устроился в кресле-трансформере напротив товарища. Его лицо было полускрыто голографической картой города. Хавьера я знал много лет, мы дружили со школы, вместе учились в Университете и какое-то время патрулировали улицы. После выпуска я остался преподавать, а друг получил звание младшего детектива.

— Опять застрял в Центре? — Хавьер высунулся из-за голограммы. Чёрные кудрявые волосы топорщились в разные стороны, в синтетических зрачках мелькали зелёные огоньки.

— Угу… — я выудил из коробки любезно оставленное мне последнее овсяное печенье. — Не пройти и не проехать. На площади у ратуши проходит очередной митинг в защиту прав трудящихся, там всё перекрыто и оцеплено. Пришлось ехать в объезд. — Хавьер скривился и снова укрылся за голограммой. — Я привёз документы практикантов. Правда, форму отчётов Ольсен не утвердил, но всё равно ещё рано. Студенты у вас на месяц застрянут.

Большинство файлов передаётся и хранится в электронном виде, но личные дела, сметы и отчётность дублируются на синтетической бумаге. Она скручивается в тонкие рулоны, но при желании ею можно и пол застелить вместо коврового покрытия. Хавьер спрятал рулоны в оснащенный кодовым замком ящик стола.

— Им здесь совершенно нечем заняться. Сидят бедолаги в уголке, скучают, копошатся в Сети. У нас тут шаром покати, часть дел зависла, начальство в бешенстве, никто не захочет нянчиться с братьями нашими меньшими.

— Если «Партия справедливости» одержит победу, придётся отключить добрую половину роботов. Вот тогда-то и заставите студентов варить вам кофе, — усмехнулся я.

— Аа, — Хавьер махнул рукой, — глупости всё это. Идиотские байки. Никто в здравом уме не запретит использовать роботов, пока они в цене. И не напоминай мне о кофе. Ты меня соблазняешь, Ал! Четвёртый стаканчик в меня уже не влезет, — грустно добавил он.

Я бы поспорил с Хавьером. Оппозиционная «Партия справедливости» считалась одним из фаворитов предвыборной гонки. Её лидеры называли себя последователями «Лиги спасения» — организации, члены которой много лет назад сделали всё возможное для сохранения человеческого рода.

Во второй половине XXI века серия глобальных катаклизмов едва не загнала человечество обратно в пещеры. В 2101 году грянул Потоп, и мир, к которому привыкли предки, незнакомый нам мир, превратился в сон. Потребовались столетия, чтобы человечество восстало из пепла, но многие знания и технологии были утрачены, а в отдельных сферах жизнедеятельности всё пришлось начинать с нуля. Ныне, в Новую цифровую эру, это может показаться безумным, но ещё в 2800-е гг. были запрещены отдельные виды производств, наносящие вред экологии. Человечество, однажды оказавшееся на краю гибели, страшилось новой катастрофы. Потом на некоторое время страсти поутихли.

И вот «Партия справедливости» вновь подняла вопрос о вреде технологий, но уже для общества. Повсеместное использование роботов влечёт за собой безработицу, она, в свою очередь, снижает уровень жизни. Население стремительно растёт, людям не хватает рабочих мест. «Партия справедливости» выступает за ограничение использования роботов-разносчиков, официантов, барменов, медбратьев, продавцов, секретарей, низших банковских служащих, регулировщиков и уборщиков. Уверен, это создаст серьёзные трудности, ведь людям, в отличие от дроидов, придется платить. Что же… через пару месяцев, в начале 3018 года, мы должны узнать, что к чему.

— У нас, кстати, новое дело. Каролина взялась за расследование гибели женщины в Синем секторе, — сообщил Хавьер. — Хочешь ещё печенье? У меня где-то завалялось…

— А вы-то тут причём? Этим должны заниматься ребята из Нижнего района.

— Они провели первоначальный осмотр. Заявили, что женщина была мертва уже несколько часов, когда её тело притащили в Синий сектор. Нижние, конечно, окажут посильную помощь, но они отвечают только за свой район, а мы берёмся за смежные дела. Каролина говорит: этот случай особенный и мы ещё намучаемся. Но разве мы здесь не для этого?

Я отправил в рот печенье из новой пачки.

Следователь Каролина Фишер — старшая напарница и наставница Хавьера. Сексапильная блондинка, которой палец в рот не клади, руку отгрызёт. Она была старше моего друга на шесть лет, но это не мешало ему сохнуть по ней. Не скажу, что он уж очень-то страдал от неразделённой любви, напротив, воспринимал всё как охоту на опасного хищника. До того как я принял решение остаться в Университете, Каролина была и моей начальницей. Она — Нерон в женском обличье — уничтожила немало моих нервных клеток. И, тем не менее, я уважал её за острый ум и редкое чутьё.

— А что в этом деле такого особенного? — заинтересовался я.

— Тело молодой женщины обнаружили дроиды-уборщики рано утром. Она скончалась ещё вчера днём, и только вечером или ночью её труп забросили в Синий сектор. Может быть, хотели утопить в озере, но не успели…

— Значит, убийство?

— Да, закололи лазерным ножом.

Я присвистнул. Лазерное оружие стоит недёшево и не водится у обычной уличной шпаны. Хавьер понял меня без слов.

— Да, непростое убийство непростой штучки. Мы не можем установить личность убитой. Ладно, про документы заикаться смысла нет, но у дамочки даже ID-чипа не было. И удалён он, похоже, довольно давно.

— Думаешь, нелегальная иммигрантка? Беглянка?

А вот это уже интересно!

— Возможно. Хотя при ней не было никаких вещей, из одежды только брюки, туфли и блузка. Ни тебе сумочки, ни гаджетов, ни косметички. Человек — чистый лист. В базе ДНК не значится, выходит, родилась не в ЕАК. Как сюда попала — неизвестно. Мы связались с роботами аэровокзала, им придется проверить все записи камер хотя бы за последнюю неделю. Ищем любые совпадения. И почему именно она стала объектом нападения? Перевозила что-то ценное? Короче говоря, слишком много вопросов. А самое интересное, что никто ничего не заметил! Ладно камеры. Детишки все выбили, играя в мяч на аэроботах. Взрослые молчат, как рыбы, мол, не видели ничего. А ведь в Синем секторе после полуночи жизнь только-только начинается. Нашу жертву нашли, кстати, в самом оживлённом квадрате, едва ли не рядом со Школой. Слушай, Ал, Каролина хочет, чтобы ты опросил своих ребят. У них как раз последний урок закончился, может, не сразу домой пошли, вдруг видели кого-то подозрительного. Сделаешь? Чужих эти отморозки пошлют к дьяволу, сколько ни угрожай, а тебе всё выложат, как на духу.

— Среди моих учеников нет отморозков, — возразил я.

— Да-да, конечно, — фыркнул Хавьер. — Заодно предупредишь их, чтобы не гуляли поодиночке, и чтобы камеры не били. В следующий раз простым штрафом не отделаются. Поговоришь с ними, Ал?

— Без проблем. Сегодня же. Но вряд ли это поможет…

— Хоть какое-то движение… Ведь пока личность не установим, с места не сдвинемся… — приуныл Хавьер. — Ну да ладно… Как-нибудь прорвёмся. И да, Алекс, к тебе есть ещё одно предложение.

— Весь во внимании.

— Завтра опубликуют результаты общественной проверки. Будут выступать эксперты, журналисты слетятся, как мухи на варенье. Потом будет банкет. Начало в 18:00. Может, придёшь?

— Нет, не получится, Хавьер. Уроки в Школе.

— Да ну их! Они не повод отказываться от бесплатной кормёжки! — возмутившись, замахал руками друг.

— Очень даже серьёзный повод. Завтра день презентации ученических проектов. Ребята три месяца готовились.

— Поверь, Ал, если ты перенесёшь занятие, они рыдать не будут, скорее наоборот… И вообще-то, я не ради еды тебя приглашаю. Хочу кое с кем познакомить. Помнишь, я рассказывал о девушке, с которой познакомился в Москве?

— О которой из…?

— Ой, да брось! Будто бы их целый полк! Стейси Миронова, аппетитная такая блондиночка, ну просто яблочный оладушек!

Я подавился печеньем.

— Что-что?

У Хавьера была странная и глупая привычка сравнивать девушек с едой. А так как друг менял подружек, как перчатки, я постоянно пополнял кулинарные знания. Причём эта привычка распространялась не только на его возлюбленных, но и на чужих. Помнится, он называл мою бывшую невесту Регину — «лакричной палочкой». Ух, выдумал же!

— Оладушек. Яблочный. Так вот, она приезжает в Льеж. Стейси — фотограф. И завтра будет присутствовать на конференции.

— Свидание втроём? Нет уж, я такое не практикую.

— В последнее время ты вообще никакие свидания не практикуешь. И придержи коней, я ещё не закончил. Стейси придёт не одна, а с подругой — Эжени. И эта самая Эжени хочет с тобой познакомиться! Уверен: она тебе понравится! — Хавьер снова высунулся из-за голограммы, его улыбка растянулась до ушей, как у кота из сказки. Довольного-довольного кота. В последнее время Хавьер зачастил с «брачными предложениями». Так зачастил, что довел меня до бешенства. Разумеется, я был благодарен другу за заботу, но сватовство — уже перебор.

— Это не просто какая-нибудь Эжени, а Эжени Логинова. Эжени Логинова хочет познакомиться с тобой!

Ха! Может, он хотел, чтобы я сплясал на радостях?

— Кто-кто?

Синтетические глаза Хавьера сверкнули красным. Плохой знак!

— Ну Евгения Логинова, если тебе так проще.

— Не знаю никакой Евгении.

— Неужели НТЛ[2] не смотришь? Она несколько месяцев у нас работает, ведёт пару-тройку шоу, утренних, вечерних. С высоким рейтингом, кстати. Нет, ты точно её видел! Она постоянно мелькает на экране, участвует в благотворительных мероприятиях.

— И она хочет познакомиться со мной? Да ну! Ты что-то напутал!

— Я ещё не выжил из ума! На неё произвёл большое впечатление твой доклад. Эжени завалила меня вопросами, пришлось признаться, что его не я написал, а мой друг-нёрд, занудный до скрежета зубовного.

— Очень остроумно.

Байка про Эжени Логинову не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления. Но хорошо, что Хавьер говорил о событиях минувшего года без содрогания. Последние месяцы перед выпуском выдались ужасными. Хавс едва не потерял зрение. Трагическое стечение обстоятельств, больничная капсула, череда операций, жуткий страх перед темнотой и беспросветным будущим, неуверенность врачей. Его семья влезла в долги, чтобы оплатить кибернетические глаза и дорогостоящую реабилитацию. Хавьер очень комплексовал из-за мигающих зрачков имерцающей радужки и возвращался в прежнюю форму со скрипом. Потому-то я и отправил его вместо себя в Москву — на фестиваль молодых исследователей. Ему нужно было отвлечься, сменить обстановку, и тут подвернулся удобный случай. Фестиваль — не место для скуки. Каждый день новое мероприятие: форум, круглый стол, конференция, выставка, экскурсия. Новые знакомства, интересные люди, яркие впечатления. Прежний Хавьер был очень общительным и энергичным, вот я и решил: поездка встряхнёт его, выведет из состояния мрачной апатии. Но кто же знал, что он не только придет в норму, но и начнёт цеплять знаменитостей?

— Так что? Придёшь?

— Я пас, дружище. Извини! Не смогу перенести урок, всё-таки три месяца подготовки… едва ли не вся школа будет присутствовать…

— Ты ищешь повод для отказа! Я даже слышу, как крутятся шестерёнки в твоей голове. Зря отказываешься! Когда ещё представится подобный случай? Вот именно, может, и никогда.

— Да брось! Какой случай?! Что ты навыдумывал?

— Эх ты! Тёмный человек! Неисправимый упрямый зануда!

— Хорош причитать! Угомонись и лучше открой доступ к файлам по убийству в Синем секторе. Должен же я знать подробности, если мне предстоит опрашивать население.

Я вступил в гвардию в пятнадцать лет, как и большинство сверстников. Выпускникам Основной школы предоставляется выбор: год в армии перед поступлением в Университет (колледж) или же год службы в гвардии. Мы с Хавьером выбрали последнее потому, что, как и многие мальчишки, жаждали приключений и хотели приносить пользу. Жизнь в казармах, лекции, уроки стрельбы и физической подготовки представлялись нам наискучнейшим занятием по сравнению с патрулированием улиц и погонями за преступниками. Но в реальности всё оказалось не таким весёлым, как мы думали. Случившееся с Хавьером это только подтвердило. Он ушёл из гвардии, я — нет. Вообще, гвардейцы даже имеют некоторые преимущества перед детективами. Удивительно, но у нас есть допуск едва ли не во все районы города, а также к государственной тайне, который не требует постоянного подтверждения.

В основном гвардейцам приходится патрулировать нижние районы города, уровень преступности в которых просто зашкаливает. Синий сектор среди них самый неблагополучный. На первых ярусах жилой башни жарко и грязно. Поблизости расположены горячие Арденнские озёра, вода в которых настолько зловонна, что нутро выворачивается наизнанку. Внизу раскинулись кварталы коммунальных квартир, трущоб, притонов и ночлежек. Большинство жителей сектора не имеют постоянного места работы, а значит, и дома. Квартиры в жилых башнях Льежа принадлежат агломерации, и получить их может только тот, кто работает официально или служит городу.

В Синем секторе есть бесплатная школа для сирот, детей иммигрантов и ребят из неблагополучных и неполных семей. Некоторые из них живут в школьном пансионе, кто-то возвращается домой в трущобы. Может, это прозвучит странно, но они славные ребята, правда, грустные и диковатые. Заслужить их доверие — дорогого стоит. И если не сумеешь завоевать их расположение, они не позволят к себе подступиться. Когда я поступил в магистратуру, меня включили в «Программу подготовки детей из нижних секторов к поступлению в высшую школу» как помощника преподавателя. Цель программы — помочь детям из бедных семей сдать вступительные экзамены и получить высшее образование. После выпуска я совместил работу в Университете с должностью учителя в бесплатной школе. Я проводил занятия три раза в неделю, по вечерам. Днём подростки подрабатывали в нижних и средних секторах, там реже, чем в верхних, использовали труд роботов.

После занятий они частенько провожали меня. В Нижнем районе запрещено перемещаться на карах. Слишком узкие улицы, плохое освещение, отсутствие дорожных указателей. Передвигаться можно только пешком или на аэроботах. В Синем секторе ротозеям и зевакам появляться не следует. Опасное место даже для своих.

В тот вечер после уроков я угостил своих самых голодных учеников, Тима, Оливера и Лизу, бутербродами. Тим — черноволосый, смуглый парнишка, ужасно вертлявый, не отличающийся собранностью и внимательностью. Оливер — низенький, пухлый, но свирепый и в обиду себя никогда не даст. Лиза — худая, на голову выше обоих парней, с короткой стрижкой и резкими чертами лица, очень похожая на мальчишку. Учителю негоже иметь любимчиков, но мне эта троица всегда нравилась. Они не были сильны в праве или истории, но исправно посещали занятия и поддерживали все мои задумки. Всегда чумазые, разгуливающие в помятой школьной форме унылого серого цвета и в стоптанной обуви, с рюкзаками, набитыми всяким мусором, который можно сдать на переработку за деньги, эти дети никогда не теряли присутствия духа.

Напрашивался серьезный разговор про разбитые камеры и катание на аэроботах без прав.

— Да брось, учитель Алекс! Что в этом такого? Это был несчастный случай. Никто же не умер. Отец Гарри заплатил штраф.

— У отца Гарри не хватает денег на самое необходимое, не то что на штрафы. К слову, где сам Гарри? Почему не пришёл на занятия?

— Без понятия! Его и вчера не было, — ответил Оливер. — Может, заболел или симуляет.

— Обычно Гарри не прогуливает, тем более скоро полугодовые экзамены, — возразила Лиза.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера утром, на работе. Он сказал, что пойдёт собирать металлолом в 12-ый квадрат, — ответил Оливер.

Я притормозил.

— Что? Напоролся на стекло? — забеспокоилась Лиза.

— Говорите: в 12-ый квадрат? Когда он хотел идти?

— Собирался вчера вечером, после уроков, но, наверное, раз не пришел в школу, отправился туда раньше, — пояснил Тим. — Он хотел накопить на новый комп, поэтому нашёл подработку.

Проклятье!

— Сегодня утром там обнаружили тело убитой женщины. Кто-то приволок её труп в 12-ый квадрат вчера вечером. И Гарри пошёл туда вчера вечером вместо занятий. А сегодня он пропустил уроки. Смекаете?

Ребятишки обменялись многозначительными взглядами.

— Думаешь, с ним что-то случилось? Он наткнулся на убийц? — робко спросила Лиза и потянула меня за рукав.

— Нужно связаться с ним. Позвоните Гарри или его родителям. Это не шутки! Он, правда, мог столкнуться с убийцами.

— Да что ты, учитель Алекс! 12-ый квадрат большой. Очень большой! — заметил Оливер.

— Позвоните Гарри! Даже если он и не встретился с убийцами лицом к лицу, он мог заметить что-нибудь подозрительное. Позвони ему, Тим! А вы ответьте: кто-нибудь из ваших знакомых знает что-нибудь о вчерашнем убийстве? Только честно. Дело серьёзное.

— Здесь постоянно кого-нибудь убивают, всех и не упомнишь, — скучающим тоном сообщил Оливер. — Парни из 12-ого время от времени бьют ребят из 11-ого, шпана из 3-его и 4-ого устраивают драки квартал на квартал просто так, ради забавы. Бандиты из 8-ого громят приозёрные магазины. Короче говоря, убийством тут никого не удивишь.

И это страшно. Так страшно!

— На чужих нападают часто?

— Чужие здесь без сопровождения не ходят, даже гвардейцы.

— А если бы кто-то чужой захотел здесь спрятаться? Например, если бы он пробрался в Льеж без документов?

— Крыс, то есть незаконных иммигрантов, обычно заворачивают на пропускном пункте, — заметила Лиза и закатила глаза, мол, все это знают.

— Есть «норы». Если проберёшься в 12-ый через мёртвую зону у озёр, то минуешь пропускной пункт. Нужно добраться до водоочистительного комбината, пройти через трясину у складов, и ты в 12-том, — поделился знаниями Оливер.

— Говоришь со знанием дела! — усмехнулся я.

— Мы с парнями как-то бродили там, собирали мусор на утилизацию. Мерзкое местечко! Генератор давно вышел из строя, так что никаких фонарей и камер, дроиды не работают. Могут, конечно, охранники заметить, но ночью-то все кошки серы. Притворись, что работаешь на комбинате, никто не будет требовать пропуск. Воры туда не суются, всё равно красть нечего.

— У нас проблемы, — замогильным голосом объявил Тим. — Гарри не отвечает. А его сестра сказала: он не ночевал дома. Его родственники отправились на поиски.

Проклятье. Не бывает таких совпадений!

— Вы ведь знаете, где живёт Гарри? Отведите меня туда, я дождусь его родных, а потом провожу вас домой.

— Если задержишься надолго, опоздаешь на последний электробус, — заметила Лиза. Девочка всегда переживала за меня. — Такси отсюда не вызвать. Где же ты заночуешь?

— Ничего, я прорвусь. Слушайте, ребята, та молодая женщина была зарезана лазерным ножом, — подростки присвистнули. — Такое здесь встретишь нечасто. Вряд ли убийца — кто-то из местных. Это значит, что здесь, похоже, объявился маньяк с опасным оружием.

— Жертва всего одна, вряд ли это маньяк. Или ты думаешь, что Гарри…? Учитель Алекс! — даже Оливер встревожился не на шутку.

— Я ни о чём не думаю. Ещё ничего неизвестно. Но передайте всем остальным, чтобы после занятий ходили группами, по освещённым местам, ладно? Не суйтесь в 12-ый квадрат. Праздное любопытство тут совсем не к месту.

Семья Гарри жила ближе всего к озёрам, в зловонной крысиной норе. Темно там словно в могиле. Ребята и я освещали дорогу карманными фонарями. Узкие улицы, выбитые стёкла в окнах магазинов, погасшие вывески, горы мусора, наваленные у неровных, осклизлых стен, и вонь, страшная вонь. Ужас! Как можно здесь жить? Как можно даже заикаться о том, что это место пригодно для обитания? С экранов то и дело талдычат про создание благоприятных условий для работы дроидов, но забывают про людей. Почему-то именно на обычных людей, на тех, кто особенно нуждается в социальной защите, всем и наплевать.

Первый этаж жилой башни. Длинный полутёмный коридор, череда дверей. Внизу бывают перебои с электричеством, там плохо работают электронные устройства. А ещё в Синем секторе смертельно жарко, и создаётся ощущение, что вокруг всё гниёт, тухнет и разлагается.

Квартира Гарри — седьмая от входной двери.

— Стучи громче. Жанна, сестра Гарри, написала, что они ещё не вернулись. Дома только дед. Он почти ничего не слышит, — сообщил Тим.

И правда, дедушка продолжит спать, даже если к нему заявится целый гвардейский полк. В конце концов, мы попали внутрь, но он не мог толком ничего объяснить, ведь не помнил, что у него есть внук. Слабоумие — бич нашего времени. За последние столетия продолжительность жизни сильно увеличилась. Ныне люди в среднем живут до девяносто пяти — девяносто восьми лет, а то и дольше. Вернее, человеческое тело живёт, а вот разум — нет. Мозг оказался самым уязвимым из органов. Он стареет и умирает, и человек мучительно медленно, шаг за шагом перестаёт быть собой. Мы знаем так много о мире и, казалось бы, повелеваем им, но вот с этой проблемой справиться никак не можем. Лекарства нет. Отдельные препараты лишь на время отодвигают приближение неизбежного, а сильные таблетки стоят очень дорого. Эти больные становятся совершенно неуправляемыми (одна только моя бабуля чего стоит!), но в то же время абсолютно беспомощными. Они нуждаются в постоянном, специализированном уходе, но это не предусмотрено страховкой.

Обычно дедушку Гарри оставляли на попечение Жанны или, на худой конец, соседей, но исчезновение мальчика изменило приоритеты, и старик был представлен самому себе. Я постарался успокоить больного, как умел, и сплёл ему целую сеть из отборной чуши. Ребята молчали и глазели по сторонам. Квартира Гарри. Одна комната с обшарпанной мебелью и слоящимися от сырости обоями, в которой ютилась вся семья. Двухэтажная кровать для Гарри и Жанны, кресла-трансформеры для отца и деда. Три угла были огорожены друг от друга вылинявшими занавесками: угол для отца, угол для детей, угол для старика. Тогда занавески были раздвинуты, и мы могли увидеть убогую мебель и личные вещи семьи. В квартире ещё имелись маленькая кухня и санузел.

Я не раз бывал в таких домах и после устраивал длительную прогулку по секторам Среднего, моего родного района, кажущегося раем по сравнению с этой дырой. Я изо всех сил старался избавиться от чувства гадливости и не мог. Сладковатый запах разложения человеческих тел и надежд ещё долго преследовал меня повсюду.

К счастью, вернулись отец и восьмилетняя Жанна. Гарри они так и не нашли.

— Я связался с гвардейцами, они разошлют ориентировки постам. Пока это всё, что я могу сделать, — сообщил я родственникам пропавшего. Всегда нелегко признаваться в своём бессилии, но тут уж ничего не поделаешь. Легче найти иголку в стоге сена, чем ребёнка в Льеже. Взрослого отыскать проще, ведь после восемнадцати лет всем гражданам ЕАК вживляют ID-чипы. С их помощью можно отследить не только передвижения человека, но и совершение им крупных сделок: купли-продажи, дарения, регистрации движимого имущества.

Папа Гарри работает на водоочистительном комбинате у Арденнских озёр. Я видел его пару раз на родительских собраниях. Высокий, но сутулый, заросший, хмурый. В общем-то, неплохой человек, любящий отец.

— В участке отказались принимать заявление. Нужно ждать двое суток, — сказал он хриплым, грустным голосом. — Мы обзвонили все больницы, обошли район. Гарри не встречался с друзьями, не заходил в Школу, не был на работе…

— Скажите, мистер Питерс, у Гарри уже были уходы?

— Что-то я не пойму…

— Не уходил ли Гарри из дома на некоторое время?

— Чего ради? — недоумевал мистер Питерс. — Зачем ему уходить? У Гарри нет других родственников, кроме нас. Куда бы он пошёл, мистер Орелли?

Я не стал углубляться в эту тему. Бедняга был подавлен. Лучше вернуться к разговору, когда Гарри найдётся и расскажет, что с ним случилось. Я не слышал, чтобы парнишка жаловался на отца, по крайней мере, Гарри никогда не говорил о нём плохо. Его семья очень бедна. Они живут в квартире, которая хуже собачьей конуры, с гниющим полом и отслаивающимися обоями. Отец работает и день, и ночь. Гарри с одиннадцати лет перебивается случайными заработками. В скором времени и Жанне предстоит искать работу. Да ещё и больной дедушка, которому нужны сильнодействующие препараты. Темнота, никакого просвета, любой бы захотел уйти. Но вряд ли Гарри вот так просто покинул отца и сестру. Добрый и смышлёный парнишка, он, несмотря ни на что, неплохо учился, мечтал поступить в колледж, хотел помочь отцу деньгами. Что же с ним стряслось?

— Ну у тебя и видок! — ужаснулся Хавьер, когда следующим утром я заявился в полицейский участок. — Выглядишь так, точно тебя кар переехал.

— Нет, со мной-то как раз всё нормально, — я повалился в кресло-трансформер и подавил отчаянное желание положить ноги на рабочий стол товарища. Кроме него, всё равно никто бы не заметил, ведь все были поглощены работой. Хавьер делил кабинет ещё с пятью младшими детективами из разных отделов. У каждого в наличии имелись стол и комп — мультимедийное устройство, напоминающее большую голограмму. Компы способны менять форму, уменьшаться и увеличиваться, хранить и передавать большие объемы информации. К виску пользователя подключается специальный датчик, с помощью которого устройство устанавливает связь с мозгом человека, считывает его мысли и, следуя приказам, набирает текст, отправляет его по назначению, осуществляет поиск сведений в Сети. Тогда комп Хавьера вместо карты города показывал заключение медицинской экспертизы. Помимо компа, на столе лежали рулоны синтетической бумаги, электрические ручки и коробка печенья. Кресло-трансформер по желанию человека принимает любую форму, оно может стать длинной лавкой и даже кроватью. Правда, для последней было слишком мало места.

— По тебе не скажешь. Глаза краснющие, аж жуть. Неужели не ночевал дома?

— Не ночевал. Хавьер, будь другом, закажи для меня чашечку кофе.

— Тебе бы целых три не помешали, — пробурчал он, нажимая на кнопку вызова робота. — Что с тобой стряслось?

— Пропал ученик из моего класса. Гарри Питерс. Ему тринадцать. Ты его знаешь, высокий, светловолосый. Капитан школьной команды по игре в мяч на аэроботах.

— Который…?

— Да, который разбил камеры в 12-ом квадрате.

— Вот чёрт! И когда?

— Позавчера. Ушёл на работу и не вернулся. Его отец уже с ног сбился, искал его вчера весь день, с работы отпросился. Я сообщил ребятам из гвардии, они тоже ищут. Я только что из нижнего участка полиции, помогал отцу Гарри оформить заявление.

Хавьер присвистнул. Подкатил робот-официант участка, серебристое устройство по росту и габаритам идентичное человеку, только вместо лица у него синяя рекламная голограмма. Друг расщедрился и заказал для меня, помимо большого стакана кофе, два сэндвича.

— Человечище! Спасибо!

— Не принимайте это близко к сердцу, Алекс. Поверьте, подростки в таком возрасте становятся неуправляемыми и частенько уходят из дома просто ради развлечения, — со знанием дела заявила миссис Флоренс — пухленькая тридцатипятилетняя женщина в очках, старший специалист из отдела поиска пропавших без вести. Она заглянула к подопечным за отчётами и порцией сплетен. — И некоторые умудряются уйти довольно далеко. Одного мальчика мы спустя три месяца после начала поисков привезли из Минска! Подросткам нравится трепать родителям нервы.

— Гарри — славный парень, он никогда не доставлял отцу неприятностей.

— Проблемы в школе? Ссоры с друзьями, с девушкой? — начал перебирать варианты Хавьер.

— Нет. И у него нет девушки. Я говорил с его отцом, с сестрой, с друзьями и учителями. Никто не заметил ничего подозрительного в поведении Гарри. Всё было нормально, а потом парень исчез.

— Вот дьявол!

— Не паникуйте раньше времени, Алекс. Мальчик найдётся, — ободрила миссис Флоренс. — Зачастую подростки многое принимают слишком близко к сердцу. А порой им вдруг приходит в головы мысль о том, что нужно кому-то что-то доказать.

— Мне кажется, дело не в этом, — зашептал я Хавьеру. — Гарри исчез позавчера вечером в 12-ом квадрате, а утром следующего дня там обнаружили труп женщины. Не думаю, что это совпадение.

— 12-ый — большой квадрат. С чего ты взял, что между исчезновением мальчика и убийством есть что-то общее? Считаешь, он мог стать свидетелем? Но женщину убили не в 12-ом, иначе бы…

— Иначе бы нижние не отказались от дела. Да, место обнаружения трупа и место убийства не совпадают, но это не значит, что женщину убили не в Синем секторе.

— Знаю-знаю. Нижние под любым предлогом стараются спихнуть на нас тухлые дела. Допустим, она умерла в Синем секторе… Если так, то ублюдок или ублюдки всё сделали очень чисто, не подкопаешься. Нижние беседовали с местными жителями, с работниками магазинов, с обитателями ближайших трущоб. Никто ничего не видел.

— Я опросил учителей и технический персонал Школы. Они тоже ничего не знают. Сегодня поговорю с учениками, директор дал разрешение. С некоторыми ребятами, правда, я обсудил этот вопрос неофициально. Они ничего не знают об убийстве. Но кое-что они разъяснили. Их родители работают на водоочистительном комбинате, дети хорошо ориентируются в мёртвой зоне у озёр. И они сказали, что, если знать дорогу, можно попасть в Синий сектор, минуя посты. Что если именно так эта беглянка попала в Нижний район? И это значит, ей помог кто-то из местных.

— Ничего себе! Уже что-то! Спасибо тебе, друг! Подумаем, как можно это применить. Хочешь прочесть медицинское заключение?

Я придвинулся к голограмме.

— Возраст — двадцать восемь лет, рост, вес, ДНК-анализ… Неужели её нет ни в одной базе данных?

— Пришли ещё не все ответы на запросы, так что надежды не теряем. Но в базах ЕАК данных о ней нет. Её не отследить ни по ДНК, ни по сетчатке глаз, ни по слепку ушной раковины. Значит, она первый раз в Конфедерации. И уже сумела добраться до Нижнего района… А потом её убили… Эх, слишком много вопросов!

— И это напрягает.

Я уже собирался вызвать кар и отправиться в Школу, когда вквартиру завалился Хавьер, пьяный до чёртиков, да ещё и в компании двух незнакомых девчонок. Рита — искусственный интеллект квартиры, контролирующий все устройства, знала Хавьера в лицо и поэтому впустила его без вопросов. Только я дотронулся до ручки, как дверь отворилась сама собой и Хавьер чуть не рухнул мне на руки. Девушки тащили его на себе и, разумеется, были не в восторге.

— Какого чёрта? Когда ты успел?

Я глянул на часы, ещё и 18:00 не было! Хавьер должен был оставаться в участке и ждать начала конференции.

— Я? Да я трезв, как стёклышко! — возмущался друг, которого, как мне уже давно было известно, могла свалить с ног и пара стаканчиков бренди. Но в тот раз (я выяснил это чуть позже) парой стаканчиков он не ограничился, потому-то ни ноги, ни руки, ни язык его больше не слушались. «Ох, утром ему будет плохо и стыдно, это точно. И я не стану его жалеть», — решил я тогда.

Я втащил Хавьера в квартиру и пригласил девушек войти. Пока дроид предлагал им напитки из моих скудных запасов, я повалил друга на софу-трансформер в центре гостиной, стащил с него ботинки и синий жакет полицейского и завертелся в поисках пледа.

Квартира расположена на пятидесятом этаже жилой башни — это нижний ярус моего сектора. Я прекрасно себя чувствовал в двух комнатах моего личного пространства. Наверное, квартира даже велика для одного человека, но когда я получил её от Университета, я жил не один и запрашивал квадратные метры на двоих. По дому мне помогали два простеньких дроида, за которыми присматривала Рита. Они заказывали еду и заполняли холодильник, делали влажную уборку. На мне были приготовление пищи и поддержание порядка в вещах и мыслях. Мебели у меня немного. В маленькой комнате только постель, шкаф и рабочий стол с компом и стулом-трансформером. В гостиной — софа, столик, два кресла и стеллажи книг. Не синтетических, а бумажных, доставшихся в наследство от отца. Он собирал их всю жизнь, по всему свету.

— Спасибо вам большое! — обратился я к девушкам, когда устроил Хавьера поудобнее и наказал Рите подыскать для друга какое-нибудь лекарство. — Мне очень неловко, что вам пришлось тащить его на себе… После операции ему нельзя пить…

— Я ещё не сплю и всё слышууу… — замычал Хавьер. — Ламы, тьфу, дамы, вот я и доставил вас в место назначения. Вы хотели увидеть неподражаемого, невероятного идиота, то есть, Алекса Орелли, и вот он перед вами…

— Что ты несёшь? — скривился я. — Скажи «спасибо», что тебя не бросили и привезли сюда, а ведь ты мог испачкать сидения в чьём-нибудь каре.

— Фи… С чего бы?

— Мог позвонить, и я бы забрал тебя.

— Вообще-то мы сами его пригласили, а потом вызвались подвезти. Мы хотели, чтобы он показал, где ты живёшь, — заявила одна из девушек — высокая блондинка в коротком синем платье без рукавов.

— То есть…? Это вы его напоили? А я-то вам зачем понадобился?

— Раз ты не захотел встретиться с ними на конференции, они решили настигнуть тебя другим способом, — пропел Хавс. — Знакомься, это Стейси и Эжени.

Глава 2

— Стася, — поправила Хавьера блондинка.

— И Женя, — добавила её подруга.

Женя. Та самая Евгения Логинова. Теперь всё ясно!

Итак, Стейси и Эжени. Стася и Женя. На западе ЕАК славянам обычно придумывают новые имена и фамилии, близкие к настоящим, но благозвучные для уха англоязычного гражданина Конфедерации. В ЕАК три государственных языка: новоанглийский, новославянский и китайский упрощённый, но в Льеже подавляющее большинство населения говорит на диалекте новоанглийского. По-славянски я знаю всего пару десятков слов, большую часть из которых не могу произнести правильно. Про китайский и заикаться не стану.

Стася — типичная славянка. По крайней мере, на западе ЕАК их представляют именно такими: высокими, светловолосыми, светлокожими и голубоглазыми. Эжени — другая. Да, она не уступает красивой подруге в росте, но выглядит очень худой. Тонкие ноги, маленькие ступни и ладони, большие светло-карие глаза, вздёрнутый нос, пышные каштановые волосы, едва достающие до подбородка. Чем-то она напоминает мою ученицу Лизу. Если переодеть, сойдёт за мальчишку. Хм, она не похожа на телезвезду. В чертах лица, в манере держаться нет ничего особенного. Обычная девчонка. Но действительно, лицо девушки показалось мне знакомым, наверное, всё-таки смотрел её шоу. Прежде мне не приходилось общаться со знаменитостями, и я представить не мог, что кто-то из них заявится в мою квартиру. Я не был готов к такому повороту и смутился. А в подобных случаях от робости до раздражения всего один шаг. Стейси без стеснения глазела по сторонам. Эжени изучала меня, смотрела оценивающе, прикидывала, как будто планировала купить меня, точно дроида новой модели. Мне уже доводилось общаться с такими штучками. Знает себе цену и за словом в карман не полезет. Маленькая стерва. Хавьеру такие девушки нравятся, мне — нет.

— Приятно познакомиться. Хавьер о вас рассказывал, — я подивился собственному голосу. Спокойный, даже не дрожал от злости.

— Он сказал: ты сможешь помочь. Поэтому мы здесь, — заявила Эжени. Резкий тон. Привыкла получать всё, на что укажет пальчиком.

Упс! Что же Хавс ей обещал? И какая от меня могла быть польза? Любопытно. Очень любопытно. А трепаться-то некогда, нужно было спешить в Школу.

— Женя хочет пофотографировать в Нижнем районе и записать видео, — вежливо улыбаясь, сообщила Стейси.

— А если удастся взять пару-тройку интервью, то будет просто замечательно. Это нужно для социальной рекламы.

Тьфу ты! Социальная реклама! Так им нужен персональный гид, ещё и бесплатный! А эти богачки, оказывается, жадные.

Хавьер натянул одеяло на лицо, так, что на поверхности остались только брови и спутанные локоны чёлки, и захрапел.

«Вот же чёрт! Бросил меня, поганец! Он за это заплатит», — обещал себе я.

— На съёмку нужно разрешение. Без него возникнут серьёзные проблемы с полицией.

— О, нет вопросов! Разрешение у меня есть, — широко улыбнулась Эжени. А, впрочем, она была ничего. Хорошенькая, когда не хмурится. — Дело в том, что я никогда не была в Нижнем районе, никого там не знаю, не имею представления, с чего начать. Хавьер сказал: ты несколько лет работаешь в Синем секторе и можешь ходить, где пожелаешь. Если возьмёшь с собой, буду очень признательна.

Прогулка с телезвездой по Нижнему району — удивительное приключение, фу ты — ну ты! Плюс полезное знакомство. Хотя… хотя какой от него прок? Если только пригласит поучаствовать в её шоу… Интересно, сколько платят тем, кто задействован в массовке? Хоть это и не по мне, деньги никогда не бывают лишними.

Пока я фантазировал о небесных пирогах и кренделях, девушки начали терять терпение.

— Да, работаю в Школе. И у меня сейчас урок, кстати. Так что экскурсию в ближайшие часы обещать не могу. Да, я неплохо знаю Нижний район. Чужакам там не место. Слишком опасно. Гулять следует только с большой охраной. Впрочем, если переоденешься, будешь делать то, что скажу, и помалкивать, всё получится.

— Какой строгий, ай-ай! — ухмыльнулась Стася и подмигнула мне бирюзовым глазом.

— По рукам! Во что переодеться?

— Внизу ходят только в тёмном. Подойдёт лёгкая накидка с капюшоном. Я бы дал свою старую форму гвардейца, но боюсь, разрешения на её ношение у тебя нет. Подыщу что-нибудь другое.

Храп Хавьера молотком стучал по вискам, пока я рылся в шкафу, надеясь отыскать какую-нибудь тёмную накидку с капюшоном. У меня нашлась одна такая, я носил её лет семь назад, когда ещё был тощим подростком. Поношенная, потрёпанная и немного выцветшая. Ха-ха, звезде телеэкрана пришлась бы как раз впору. Эжени даже не скривилась, это уже что-то. Но второй такой у меня не было.

— Твои волосы будут заметны издалека, — сообщил я Стейси. — Это паршиво.

— В Нижний район я не пойду, — отмахнулась девушка. — Я оставила в полицейском участке дроида, он сделает фотографии. Но всё равно нужно вернуться на конференцию, взять запланированные интервью. Я подвезу вас до районного аэровокзала и прямиком туда.

Жаль! Стейси мне понравилась. Ни капли самоуверенности и заносчивости её подруги. Для неё я бы провёл много экскурсий.

— Раз так, то давайте поторопимся. Сначала уроки, потом прогулка.

Эжени надела мою накидку, которая, увы, не оправдала ожиданий и оказалась потешно широкой, и убрала пышную копну волос под капюшон.

— Сойдёт? — нахмурившись, спросила она у подружки.

— Сгодится. Стоит сделать парочку фотографий. На память. Замри, — сообщила та и потянулась за мини-камерой.

— Эээ, не вздумай их распространять! — воскликнула Эжени и закрыла лицо складками капюшона.

— Есть разрешение на ношение шокера? — спросил я, когда девицы, наконец, соизволили покинуть мою квартиру.

— Да, но обычно я не…

— На этот раз, скорее всего, придётся. И лучше не зевай.

— А как же Хавьер? Он в таком состоянии, и оставлять его одного… — забеспокоилась Стейси.

— Ему ничего не потребуется. Проспит часов пять. Не меньше. Рита за ним присмотрит и сообщит мне, если что-то пойдёт не так.

Электрокар Стейси — загляденье! Приобрести такую модель — просто мечта, сладкая грёза. Но мне и десяти лет не хватит, чтобы на неё накопить. А ведь мощный, но манёвренный кар — это самая что ни на есть необходимость в таком городе, как Льеж.

— Вы с виду совершенно трезвые. Зачем напоили моего друга?

— Вообще-то, он сам предложил выпить за встречу, — ответила Стейси. Она казалась виноватой. — Мы договорились встретиться до начала конференции. В итоге пил только Хавьер. Эжени на работе, а я — за рулём. Он выпил совсем немного, мы не ожидали, что его так развезёт.

— Ну… Хавьер и алкоголь — это отдельная история. Ему, кстати, вообще нельзя пить. Узнает начальница, сделает выговор, а другу нужна эта работа.

Без преувеличений. После операции мой друг был сам не свой и начал прикладываться к бутылке. К сожалению или к счастью, быстро стало ясно, что пить он не умеет и вряд ли когда-нибудь научится. В последние месяцы жизнь Хавьера наладилась, и он давно не срывался.

— В обществе Стаси парни часто ведут себя, как придурки, — хохотнула Эжени. — Сами не понимают, что творят.

Не удивлён.

— На тебя это, похоже, не распространяется, — заметила Стейси. — Славненько! Как раз то, что надо! Какое счастье, когда парень в моем обществе не впадает в ступор.

— Эй! — вскинулась Эжени. — Мы же договорились: этот — мой! Он мне нужен. Уговор дороже денег.

— О да! Уговор дороже денег, — Стейси притворилась расстроенной.

Уже поделили нас с Хавьером? Серьёзно? Я поморщился. Что за мерзость?

Эжени, надо же, подмигнула мне! Ха, тоже мне шутница! Я подавил желание скорчить рожу и в придачу высунуть язык. Или выскочить из электрокара на полном ходу, надеясь оказаться как можно дальше от этих хищниц. Я отвернулся к окну. Стейси гнала вовсю, и город внизу и вокруг слился в сплошное золотое пятно.

Льеж состоит из районов — уровней. Их три: Нижний, Средний и Верхний. Центральная дорога делит все районы пополам, её ответвления, точно рукава реки, расходятся в разные стороны, вглубь секторов, извиваются, ветвятся в квадратах. На самом деле, Центральная дорога — понятие условное. Воздушное пространство и есть дорога. В городе разрешено передвигаться на карах, на электробусах и аэроботах. Пешком можно ходить по железобетонным площадкам жилых башен. Там, на насыпном грунте высажены деревья и разбиты цветочные клумбы, устроены игровые площадки для детей и фонтаны. Вся жизнь города сосредоточена в жилых башнях, они служат нам домами, там же расположены административные учреждения и магазины. Мы живём в башнях, работаем и проводим свободное время. Мы их узники. Говорят, раньше люди жили в сельской местности, в частных домах с окнами, выходившими на цветущие сады. У многих семей были собственные участки земли и даже целые поля, уходившие за горизонт. Поля, которые нельзя было обойти, а только объехать. В наши дни численность населения растёт из года в год, а земли катастрофически не хватает. Потому-то жилые башни в ближайшие время скроются за границей облаков. В Нижнем районе нельзя передвигаться на личных карах. Расставшись со Стейси, мы сели на электробус — длиннющий кар на воздушной подушке, который опустил нас на одну из площадок. Далее спуск вниз по электролестнице. Сотни таких лестниц связывают промежуточные площадки и сектора Нижнего района. Эта сложная система затрудняет передвижение, и поэтому жители Нижнего оказались едва ли не запертыми в трущобах, придавленными к земле.

В пятницу рабочие смены заканчиваются раньше обычного, поэтому улицы района всегда кишат людьми, спешащими домой или за покупками. Чтобы добраться до Школы, нам пришлось продираться сквозь толпу. Эжени все глаза проглядела, рассматривая прохожих.

— Не пялься. Они сразу поймут, что ты не местная.

— И? Что они сделают? Разорвут в клочья?

— Может, и не разорвут. Кто-то, разумеется, и внимания не обратит, но есть и такие, кто сразу поймёт: ты ротозейка, район не знаешь, всё здесь тебе в диковинку. А значит, тебя можно облапошить, обокрасть или того хуже. Так что не зевай, не крути головой, настрой скучающий режим и держись поближе ко мне.

— Думаешь, твой значок гвардейца поможет, строгий, правильный мальчик?

Пфф!

— Нет.

— Тогда, может, твоя хмурая физиономия распугает подонков? Ха, она даже меня не тревожит. Страшным или грозным тебя не назовёшь, — заявила она.

— У меня, помимо шокера, есть лазерный пистолет, знаешь ли. И право стрелять без предупреждения.

— Потому-то я и выбрала тебя, — да уж! Выбрала, чёрт её дери. — Посмотрим, оправдаешь ли ты свою репутацию. Но, увы, пока я разочарована. Я не доверяю парням с девчачьими ресницами.

Пфф!

— Ха! А я всё думал, что с тобой не так! Это так же глупо, как не доверять рыжим или тем, кто красит волосы в зелёный.

Эжени улыбнулась. Из потока её слов ни одно не было серьёзным. Она просто потешалась надо мной, посмеивалась, сознавая собственное социальное превосходство. Очевидно, она презирала меня. Заносчивая, богатенькая пигалица! Считающая себя лучше других.

Проклятье! Не то чтобы я презирал богатых. Да, порой я делал вид, что они мне отвратительны, но на самом деле мне хотелось стать одним из них. Мне не были нужны пропуск в высшее общество или слава, только деньги. Для парня из бедного района они означают свободу, возможность жить, как нравится, увидеть мир. Я вырос не в трущобах, не голодал, но всё равно чувствовал себя неудовлетворённым. Моя семья ютилась в маленькой квартирке, где не могло быть и намёка на личное пространство, всё-таки четыре человека в двух смежных комнатах. У нас не было мощного электрокара и дорогих дроидов. Да, это не делало нас несчастными или обездоленными, не умаляло любви родителей друг к другу или ко мне. Но я видел, как им было трудно, как они изо всех сил пытались дать мне образование, обеспечить моё будущее. Я хотел и хочу, чтобы мать ни в чём не нуждалась, ни о ком и ни о чём не беспокоилась. Родителям всегда приходилось много работать и мне тоже, а вот у Эжени всё было с самого начала. И это бесило!

— Мне кажется, тебя нелегко вывести из себя. Это интересно. И, как по мне, очень даже привлекательно.

— Хочешь меня разозлить? Из спортивного интереса? Попробуй. Но предупреждаю: будет непросто. Я работаю с детьми. Если покажешь слабину, они распилят твои нервы и завяжут в узел кишки. Не показывай, что они тебя рассердили, заставь их уважать себя.

— Оу! Да ты большой специалист! Ну а я могу взбесить любого, так и знай. Главное в этом деле — методичность и терпение.

— Вызов принят! Ещё посмотрим, кто кого.

Мы почти опаздывали, до начала занятий оставалось не более десяти минут. Я тащил Эжени сквозь толпу жителей Нижнего в тёмно-зелёных робах. Девушка то и дело спотыкалась, фыркала и чертыхалась.

— Чего приуныла, барышня? Неужели никогда не поступала, как непослушная девочка, и не была в Нижнем районе Москвы?

— Была, и не раз, — Эжени запыхалась, но это не мешало ей трещать. — В Москве всё иначе. Жилые башни не такие высокие, как в Льеже. Часть населения живёт под землёй. Раньше под городом ходили поезда, и те туннели, что не были затоплены, были расширены и превратились в жилые кварталы. Их обитатели годами не видят солнца, но там не так жарко и сыро, как здесь. Раньше я проводила в Нижнем районе много времени.

— Чего ради?

— Тратила сначала деньги отца, а потом свои. Их слишком много.

— Денег много не бывает.

— Но у моего отца их много, — настаивала Эжени. — Подчёркиваю, слишком много. Я спускалась под землю едва ли не каждый день, а по субботам и вовсе проводила там целые сутки. Суббота предназначена для благотворительных акций.

— Скажи честно: есть ли какой-нибудь толк в твоей социальной рекламе? Помогает привлечь внимание на насущные проблемы, или это просто красивые картинки?

Эжени задохнулась от возмущения, зазевалась и чуть было не провалилась в открытый люк. Я поймал её и, обхватив поперёк талии, отволок в сторону. Хрупкая, очень легкая, а глаза горели, как у дикой кошки. Того и гляди, попытается укусить.

— Лететь пришлось бы долго. Смотри под ноги. Всего один поворот остался, ты просто обязана дотянуть.

Школа — отдельное пятиэтажное здание, примостившееся между двумя жилыми башнями. Стены отштукатурены и выкрашены в синий цвет, но от сырости краска неизменно слоится и сползает большими кусками. Зато все окна и двери целы, с этим здесь строго. За последние годы узкие коридоры, большие зеркала, скрипучие половицы и распухшие от сырости, плохо закрывающиеся двери — эти стены стали для меня родными. Как и дети, которые здесь учатся. В тот день классная комната была переполнена: тридцать девять взволнованных учеников, администрация Школы, пятеро учителей, с десяток родителей и Эжени. Последняя, к слову, не занимала много места, зато привлекала внимание. Стоило только девушке снять капюшон накидки, как все, начиная с директора и заканчивая самым отвязным учеником, ахнули и начали хлопотать вокруг неё. Разумеется, кто бы сомневался! Не каждый день в эту сырую и зловонную дыру заглядывает знаменитость. Я, хоть убей, не мог вспомнить, ведущей какого именно шоу она являлась (стоило поискать в Сети), но, похоже, многие были от него в восторге, задавали вопросы, просили автограф. В итоге, презентацию проектов отложили на полчаса. Эжени нравилось внимание, она премило улыбалась, расписывалась на обложках синтетических тетрадей, задавала вежливые вопросы, позволяла фотографироваться рядом с собой.

Ого! А девчонка оказалась кумиром молодёжи. Она обещала взять у детишек полноценные интервью и включить их фотографии в коллаж для рекламы. Разумеется, ребята пришли в неописуемый восторг. Они выглядели весёлыми и беззаботными. Это хорошо, радости у них всегда было не так много. Я же думал о пустом стуле, который прежде занимал Гарри. Думал о его отце, который продолжал поиски мальчика, о сестре, оставшейся в ужасной квартире, наедине с больным дедом. Что случилось с парнишкой? Куда он исчез? Вернётся ли он живым? Войдёт ли в этот класс?

Свет показался мне слишком ярким, а шум отодвинулся на задний план. Может быть, Гарри погиб, но создавалось ощущение, что никому не было до этого никакого дела.

Пока у меня не было хороших новостей. Никаких новостей. Я мог лишь скрипеть зубами от бессилия.

Школа — едва ли не единственное место, где не бывает перебоев с электричеством, и потому здесь работают персональные компы. Ребятишки часто остаются в Школе до полуночи, выполняя задания и готовясь к экзаменам. Раз в год они презентуют научные, творческие или социальные проекты. Месяцы работы, бессонные ночи и вот она долгожданная возможность высказаться, быть услышанными. Им нечасто удаётся проявить себя, заставить родителей ими гордиться. Вот потому-то тот вечер и был особенным. Я радовался за учеников, мне нравилось наблюдать за тем, как они раскрываются. Как забывают хотя бы на время, в каких живут условиях, не думают о том, что, возможно, их ждёт печальное будущее.

Только спустя четыре часа мы покинули Школу. По традиции я угостил Тима, Оливера и Лизу бутербродами, а Эжени купила им по стаканчику мороженного, а потом ещё по одному и ещё… Неудивительно, что ребята были от неё в восторге, трещали без умолку, заваливали вопросами. Я ревновал, ведь мне потребовалось куда больше времени, чтобы завоевать их доверие. В первые месяцы приходилось несладко. Я и сам был мальчишкой, ученики не боялись меня, на уроках орали, как резанные, не слушали, отказывались выполнять задания, насмехались надо мной, причём в лицо. Мне говорили: их может усмирить только страх. Но как заставить учеников бояться? Я срывал голос, наказывал их, но всё было без толку. Нет, страх оказался неподходящим средством, и я пошел по другому пути. Завоевал доверие детей, стал их другом. Мне говорили: это неправильно, учитель всегда должен соблюдать дистанцию. Плевал я на правила! Я сумел с ними договориться, они согласились работать под моим началом, и это главное. А Эжени… Ей хватило нескольких ласковых слов, чтобы они растаяли. Она была доброй феей, существом из иного, прекрасного, блестящего верхнего мира.

Эжени записывала на видео всё, что попадалось на глаза. Палатки стихийно раскинувшегося рынка, где допотопные дроиды и люди торговали всякой всячиной: от овощей до деталей для роботов и компов; людей, несмотря на поздний час, сновавших туда-сюда между торговыми рядами. Она фотографировала детей, рабочих в робах, грязные, забитые мусором улицы, выбитые стёкла в окнах на первых этажах. Мы кружили по главной площади сектора, заглядывали в проулки, заходили в магазинчики. Ребята рассказывали о Нижнем районе, об озерах и водоочистительном комбинате, о том, что они делают, когда отключают электричество.

Но беседа была прервана резким хлопком, раздавшимся на площади. Мы мигом вынырнули из проулка.

— Что это было? — вздрогнула Эжени.

— Выстрел, — будничным тоном ответил Тим. — Не обращайте внимания, здесь такое часто случается. Кто-то с кем-то повздорил. Обычное дело.

Как оказалось, нет. Люди испугались не на шутку и неслись прочь от того места, где прогремел выстрел, бежали прямо на нас. Я отстранил ребят и девушку к осклизлой стене жилой башни и вытащил из кобуры лазерный пистолет.

— Нужно посмотреть, что там. А вы оставайтесь здесь, опасно идти навстречу толпе.

Разумеется, они увязались за мной. Мы обежали площадь по кругу, не отходя от башенных стен, стараясь держаться подальше от толпы. Может, кто-то бросил зажигательную бомбу (подобное здесь случалось ни раз, от отморозков-то отбоя нет) или дроид перегрелся и взорвался? Хлопок был сильным и резким, немудрено, что он вызвал панику. Но, возможно, ничего криминального и не случилось. Главное, чтобы люди друг друга не зашибли.

Мы пробрались к месту происшествия, проложили себе дорогу в толпе локтями. Люди напирали со всех сторон, давили, кричали, я тащил Эжени и ребятишек за собой.

Запах гари и палёного мяса…

На месте головы убитого осталась дымящаяся дыра. Едкий дымок поднимался вверх, асфальт рядом с трупом горел. Не просто лазерный пистолет, настоящий гранатомёт! Или же… Или же стреляли с близкого расстояния, прямо в упор, а это значит…

— Ух ты! — вскричал Оливер, высунувшись из-за моего плеча. — Ему оторвало голову.

— Ему сожгло голову, — уточнила Лиза.

Тим присвистнул, а гримаса на лице Эжени красноречиво говорила о том, что её вот-вот стошнит.

— Тот, кто это сделал, всё ещё здесь. В толпе, — сообщил я спутникам. — Вам нужно убираться отсюда.

— Подожди, учитель Алекс! Пропустим самое интересное! — запротестовали ребята. Кровопролитие их не пугало. Эти подростки были к нему привычны, вот что страшно. Им нравилось наблюдать за действиями гвардейцев, за тем, как они окружают место преступления силовым полем и приступают к первичному осмотру. Обычно, правда, этим занимается полиция, но, если в отряде есть человек, обладающий специальными познаниями, он приступает к работе, пока тело ещё не остыло.

— Идёмте, — я начал подталкивать ребят. — Нужно доставить мисс Эжени наверх.

— Ууу, нет! Давайте посмотрим! — ныли они.

Мы не прошли и двадцати шагов, когда раздался ещё один хлопок, а за ним последовали и новые вопли. Совсем рядом. Толпа хлынула на нас. Я снова начал отталкивать ребят к стене жилой башни. Люди расступились, пропуская вперёд человека с натянутым на лицо (едва ли не до глаз) воротником водолазки. Он нёсся прямо на нас и едва не сбил с ног Оливера и Лизу. Мы попятились к стене, пропуская его, но тут же на нас налетели гвардейцы. Всё смешалось. Проклятье! Это он! И я мог его задержать… Мог задержать…

Прошла секунда.

— Отступите в проулок, зайдите вон в тот магазинчик и ждите меня. Я позвоню, когда всё утрясётся. Идите, — они и пикнуть не успели, а я уже бросился вслед за нападавшим. У службы в гвардии есть одна особенность: где бы ты ни был, что бы ты ни делал, ты всегда на посту. Ты должен содействовать предотвращению преступлений, а если кто-то преступил закон, следует сделать всё для его задержания.

Я хорошо знал тот квадрат. Сколько раз я бродил по закоулкам Нижнего вместе с учениками! Я знал, куда нужно повернуть, чтобы сократить путь, как обойти препятствие. А убийца — нет. Он шёл напролом. И стрелял, желая проложить себе дорогу в толпе. Если он не знает район, то где же попытается укрыться?

12-ый квадрат граничит с мёртвой зоной у озёр, где можно спрятаться на одном из многочисленных складов, переждать бурю и, если верить ребятам, покинуть район, минуя посты. Эх, мне бы аэроботы! Гвардейцы редко патрулируют улицы пешком, но в тот раз они передвигались на своих двоих. Гвардия экипируется за счёт районных средств, а в Нижнем живут исключительно бедные люди.

До мёртвой зоны было не так уж и далеко, убийца не должен был уйти. Трое гвардейцев против одного плюс я. Включив рацию, я связался с патрульными, хоть и не стоило одновременно бежать и говорить. Планировалось, что они продолжат преследовать нападавшего, я зайду с тыла и перекрою ему путь к отступлению (главное, чтобы голову мне не оторвал), а тут и подкрепление должно было подоспеть. Слишком много чести для одного мерзавца! Я свернул в ближайший проулок, чтобы срезать путь. Пока нападавший и гвардейцы двигались по прямой, я огибал улицы, обгонял их. Я определённо добрался до мёртвой зоны раньше остальных. Должен был столкнуться с ними, но… Но навстречу мне никто не бежал. Дорога всего одна, сворачивать некуда. Куда они делись?

Рано запаниковал. Прошло несколько минут, и вот они. Появились из темноты и ринулись мне навстречу. У нападавшего были аэроботы неплохой модели, поэтому он намного опережал преследователей. Мы столкнулись нос к носу, и я выстрелил. Не на поражение, разумеется, ранил в плечо. Я лишь хотел задержать его, и этого должно было хватить. Большой-большой риск… На мне не было защитного жилета. Да если бы и был, он бы не спас меня. Одного выстрела из подобной пушки хватило бы, чтобы снести голову. Однако нападавший не стал стрелять. Он ринулся на меня, и я не устоял на ногах, но утащил его за собой. Пара минут ожесточённой борьбы, беспорядочные удары, старания разоружить друг друга, мои отчаянные попытки не свалиться в озеро, стащить воротник водолазки с его лица, увидеть его, увидеть, запомнить…

Мгновения борьбы трудно запомнить, всё смешивается, сбивается в ком. Некогда думать, некогда рассуждать. Вонь, грязь, удушье. Преступник был сильнее, мощный, хорошо натренированный. Я, явно, уступал ему в весе. Да ещё и тяжёлые железные перчатки… Он разбил мне лоб, кровь заливала лицо, и я не видел, как его пытались оттащить.

Попался! Некуда бежать. Узкий мост, ведущий к водоочистительному комбинату, перекрыли подоспевшие полицейские. «Он никуда от нас не денется», — с удовлетворением подумал я. Его не пытались пристрелить, мерзавец был нужен живым. И вроде бы всё закончилось, его скрутили. Но поганец оказался неплохо подготовленным. Я валялся в грязи, размазывая ладонями кровь по лицу. Она застилала глаза, и я ни черта не видел. Всё произошло слишком быстро.

Бах! Разорвалась дымовая граната, всё заволокло едкой мерзостью. За этим последовал всплеск. Нападавший исчез. Бросился в воду? Очевидно так, ведь больше ему некуда было податься. У нас осталась только пуговица, на внутренней стороне которой были выгравированы два скрещенных ножа.

Знак Гильдии.

— Одно из моих первых дел было связано с Гильдией. Я тогда была даже моложе, чем вы сейчас, — сообщила Каролина Фишер. Она вне зависимости от ситуации выглядела потрясающе, хоть и не пользовалась косметикой и не укладывала волосы в сложные причёски.

Было раннее утро, а я уже прибыл в полицейский участок, приехал туда вместе с Хавьером. Я немного завидовал другу, он-то сумел как следует выспаться. И, тем не менее, выглядел Хавьер неважно, жаловался на головную боль, глотал крепкий кофе стаканами и постоянно зевал. И поделом ему! Я же щеголял с повязкой на голове и зашитой бровью, а большая часть лица превратилась в кровоподтёк.

Плохо. Каждое воскресенье я навещал мать, и если бы она увидела меня в таком виде, то пришла бы в ужас. Она была против моего вступления в гвардию ещё до случившегося с Хавьером, а после того инцидента уже не упрашивала сдать значок, а требовала. Я, разумеется, понимал её. Она будет любить меня и волноваться даже тогда, когда мне стукнет сорок и я облысею. Мать есть мать. И всё же я отказывался бросить службу из-за проклятой любви к риску и уже этим огорчал её, а очередная порция чёрных синяков её точно взбесит.

Ладно, не будем вспоминать об этом. Нужно разобраться с Гильдией. Это едва ли не самая крупная преступная организация в мире, она прочно пустила корни не только в ЕАК, но и в других частях света. Киллеры, к нашему несчастью, профессионалы своего дела, а ещё торговцы оружием, сильнодействующими психотропными веществами и крадеными технологиями. Вот кем были члены Гильдии.

— Они постоянно нас запутывают, водят за нос, оставляют на месте преступления знаки отличия: пуговицы, жетоны, булавки, перчатки, — продолжила разговор Каролина. — Толку от них никакого, ни тебе отпечатков, ни образцов ДНК. Гильдейцы всегда хвастаются своими преступлениями.

— Если они вступили в игру, значит, дело серьёзное, — заметил Хавьер. — Кто-то отвалил кучу денег, чтобы гильдейцы прикончили того несчастного. А может, и убитую в 12-ом женщину.

— Эти поганцы всегда подготовлены на «отлично», а мы выставляем против них неподготовленных, плохо экипированных мальчишек. Ясное дело, они его проворонили, — сердилась Каролина. — Ты не в счёт, Алекс, так что не грусти.

Грусти — не грусти, а убийцу я упустил.

— Я не смог его задержать, ранил и только. Он всё равно сумел уйти. Дроиды обыскивают озеро, но думаю, в этом нет никакого смысла. Он бросил что-то в воду, чтобы отвлечь внимание, а сам ушёл. Возможно, у него были сообщники. Если он добрался до электролестницы и поднялся наверх, то его мог подобрать кар. И пиши пропало. Вряд ли он останется в 12-ом… Если бы я смог разглядеть его лицо, сейчас у нас был фоторобот. Мы разослали бы его городским дроидам… Я всех подвёл.

— У тебя не было должного снаряжения. Гвардейцы из Нижнего — неважные помощники, — возразил Хавьер. — И вообще, ты рисковал жизнью, бросаясь на него с кулаками. Больше, чёрт подери, так не делай! Чудо, что он тебя не пристрелил! На площади этот гад серьёзно ранил троих прохожих, что ему стоило и тебя прикончить?

Ха, приятно осознавать, что я везунчик!

— Об убитом что-нибудь известно? Или снова неопознанный? — я направил мысли друга в иное русло, а то он уже начал багроветь от злости.

— Как раз нет. Пока мы жаловались друг другу на горькую судьбу, комп обрабатывал данные и формировал его профиль. Вот поглядите, — Хавс развернул вкладку на весь экран. — Йозеф Лисянский, 2982 года рождения. Основное место жительства — Варшава. Последние три года он числился в списке пропавших без вести. Уехал на заработки в Берлин и исчез. Родственники по-прежнему его ищут, роботы созвонятся с его семьей в течение часа. За три года он ни разу не вышел на связь. Лисянского даже пытались отследить по ID-чипу, и никаких результатов. Похоже, избавился от него. Что это значит? Наш друг занимался чем-то незаконным? И вот теперь он мёртв.

— Вы знаете, что только на западе Конфедерации ежегодно пропадают без вести тысячи человек? — к нам присоединился Майк — худощавый парень в очках, сотрудник аналитического отдела. Он не занимался оперативной работой, а обобщал статистические данные, собранные роботами, и сравнивал их. — В прошлом году, к примеру, исчезло сто тысяч человек, из них по ID-чипу удалось выследить менее 10 %. Кому нужно, тот удалит чип или повредит его. С детьми ещё сложнее, чипы-то вживляют только совершеннолетним.

Скверно всё это! Более чем. Пропавший без вести, без чипа, за которым охотилась Гильдия. Да, скверно.

— Ладно, сидя здесь, проблемы не решить. Я отправлюсь в Нижний район, посмотрю, что там и как. Хавьер, продолжай работать с документами. Пока это всё, чем ты можешь помочь. Но к обеду я должна знать всё о Йозефе Лисянском: почему уехал из Варшавы, привлекался ли когда-нибудь к ответственности, где работал и прочее, и прочее. В общем, ты меня понял. Выздоравливай, Алекс! Ещё увидимся! — попрощалась детектив Фишер.

Когда Каролина ушла, Хавьер схватился за голову.

— Везёт тебе, Ал! Ты пойдешь домой и завалишься спать. Мне бы отгул, хоть один!

— Ты не заслужил. Как ты умудрился напиться?

— Взял и умудрился. Думаешь, самому не противно? А ведь я давно не срывался.

— Похоже, Стейси скверно на тебя влияет, дружище.

— Не о нас со Стейси речь. Лучше расскажи, как там Эжени.

Чтоб тебя!

— Думаю, неплохо. Она записала видео и сделала фотографии для рекламы.

— Меня не это интересует. Я о другом, — потешно закатил мерцающие синтетические глаза Хавс.

— Она меня не привлекает.

Если только чуть-чуть.

— Тебе не угодишь! Может, здесь она не так известна, как на Востоке, но у себя на Родине она звезда. Когда ещё тебе подвернётся такая девушка?

— Она стала популярной благодаря деньгам папочки.

— Благодаря своей инициативе, Ал. Она, как и ты, помогает тем, кто попал в трудную ситуацию. Вам есть, о чём поговорить. И ты не можешь, просто не можешь, не посмеешь всё испортить!

— Не начинай, Хавьер! Она не привлекает меня, я не привлекаю её. Эжени сама сказала. Ей не нравятся парни с девчачьими ресницами.

Хавьер захохотал. А чего ещё от него ждать?

— Ты не прав, — подкралась к нам жгучая брюнетка Мадлен — помощница главы оперативного отдела. Она по-свойски обняла меня за плечи. — Девушки не меньше вашего обращают внимание на внешность. Многим из нас нравятся миловидные. Те, у кого правильные черты лица, острые скулы и выразительные глаза. Ты подходишь под описание.

— Просто прекрасно! Я польщён! — процедил я, пытаясь увернуться от рук Мадлен. Она собиралась трепать меня за волосы, а я терпеть этого не мог.

— Если он миловидный, то я просто неотразим! — заявил Хавс.

— Проклятье, Хавьер! Почему за моей личной жизнью следит весь отдел?

— О какой личной жизни речь? — усмехнулся друг.

— Серьезно, не начинай! Это старая песня, и она всем надоела. У меня всё под контролем.

— Нет, — покачал головой мой друг. Он больше не ухмылялся. — Не всё. Как ты живешь? Чем ты живешь? Чужими проблемами, заботой о чужих детях. Ты существуешь через них. Год назад я думал, что жизнь закончилась, я не представлял, как буду существовать в темноте. Я не хотел этого, не желал быть обузой. Бесполезным и беспомощным, сломленным, разбитым, слабым. Прежде нам казалось: жизнь такая скучная, нужно добавить перчика. Чем всё для меня закончилось, помнишь? Мне не спрятаться за кипами этих документов, за этим экраном навечно. Нет, я продолжу рисковать. Но теперь-то я не просто знаю, я отчетливо понимаю, как коротка жизнь. Знаю, что можно просто-напросто не успеть всё испробовать, побывать там, где хочется, быть с теми, кого любишь. Время ускользает сквозь пальцы, как вода или песок. Его не вернуть. И второй шанс никто не предоставит. Я горько пожалел тогда, что разменивался по мелочам, что обижался и злился по пустякам, страдал из-за ерунды. Я думал: всё, конец. Я ничего не попробовал, потратил время зря. Но тогда, год назад, не моя жизнь закончилась, а твоя. Тогда мы оба отбросили игрушки и посмотрели смерти в лицо. Каждый вынес из этого что-то своё. Я решил получить всё, что захочу. А ты стал следовать дурацким принципам и вогнал себя в такую тоску, что хоть в гроб ложись. Вчера тебя могли убить. И что? Всё вот так бы и закончилось? Что ты увидел, чего достиг? Живи, пока можешь. Получай удовольствие, наслаждайся. Люди созданы для этого. Проваливай отсюда, позвони Эжени и не корчи скорбную рожу. Я дело говорю.

Слишком серьёзным Хавс мне совсем не нравился, а «гиперзаботливый Хавьер» и вовсе доводил до белого каления. Я привык к другому: к его веселому лёгкому нраву, к умению рассмешить даже мертвеца, к его безрассудству. Я хотел, чтобы Хавьер оставался таким и впредь, излишняя серьезность, горечь в голосе и эти слова, исполненные глубокого и мрачного смысла, возвращали меня на год назад, в те дни, о которых я отчаянно пытался забыть, о которых старался не думать.

Хавьер драматизировал, на самом деле у меня всё было хорошо. И такой образ жизни меня совершенно устраивал. Похоже, я с трудом приспосабливаюсь к новым условиям, долго привыкаю к людям. Я встречался с Региной пять лет и собирался на ней жениться, но не сложилось. Не то чтобы я жил прошлым, нет, я уже избавился от сентиментальных глупостей. Мне просто-напросто нравилось плыть по течению. И хватит об этом.

Духота, вечная духота, даже дышать тяжело. Никакие зелёные насаждения, никакие фонтаны не спасают.

Раскаты грома. Сильные дожди в Льеже бывают очень часто. Тёплые, они могут идти целыми сутками, и тогда озера выходят из берегов, превращая жизнь обитателей ближайших к ним кварталов в настоящий ад. Берлин, центральный город на западе Конфедерации, от любой стихии защищает энергетическое поле, оно накрывает столицу точно крышка супницу. Жаль, в Льеже его нет.

От полицейского участка до моего дома рукой подать, поэтому не было смысла вызывать электрокар. Я решил прогуляться, рассчитывая укрыться в жилой башне, если город накроет волна дождя. Я шёл едва ли не по самому краю железобетонной площадки, служившей в этом квадрате зоной для пешеходов. Рядом туда-сюда сновали кары и перемещались платформы, которые перевозили пешеходов с одной площадки на другую. Шум города, состоявший из криков, гомона, механических голосов роботов, сигналов электрокаров, перекрывал даже раскаты грома. А ведь Зелёный нельзя назвать оживлённым сектором, большинство его жителей работают в социальных учреждениях: школах, больницах, аптеках в других секторах, в будние дни там куда меньше пешеходов, чем в Центре.

— Эй, Алекс Орелли! Ты оглох, что ли? Я сигналю уже пятый раз, притормози!

Рядом со мной остановился роскошный тёмно-синий электрокар с тонированными стеклами. Потрясающая тачка! Быстрая, но бесшумная модель. Мечта! Мечта! Просто прокатиться на такой машинке уже дорогого стоит. Стекло опустилось вниз, и из окна высунулась головка хозяйки кара. Лицо с острым подбородком и решительно сжатыми губами, большие глаза, ореол густых волос. Эжени.

— Привет! — она снизошла до улыбки. — Эм… хорошо выглядишь.

Прекрасно! Многообещающее начало. Почему бы не поиздеваться?

Я прижал пальцы к виску. Жест гвардейца. «Служу городу и нации».

— Спасибо, барышня! — хмыкнул я.

— Я искала тебя в участке, но мы разминулись. К счастью, Хавьер указал, куда ты направился. Славно, что ему полегчало!

Чёрт!

— Здесь, кстати, нельзя парковаться. Видишь этот значок? Да, скрещенные красные линии. Здесь платформа стыкуется с площадкой, а ты занимаешь место. Парковка допустима только для карет скорой помощи. Для остальных — запрещено. Согласно статье 18.1. Уложения об административных правонарушениях, несоблюдение этого правила дорожного движения карается штрафом от трех до пяти тысяч марок. Дай полный назад или, наоборот, вперёд. И поживее!

Эжени, о чудо, сделала так, как я сказал без вопросов и возражений.

— А Хавьер не лгал, когда сказал, что у тебя прекрасная память.

Подмазывается, не иначе.

— С какой целью ты меня искала?

— Хотела подвезти.

Пфф! Подвезти? Я многое бы отдал, чтобы прокатиться на её крутом каре, но тогда во мне взыграла гордость. Знаю, зависть никому не идет, однако я ничего не мог с собой поделать. В тот день я решил вести себя, как сноб. Чего ко мне прицепилась эта девчонка? Люди её круга не знаются с такими, как я. С обычными парнями из небогатого района. Я искал информацию об Эжени в Сети, и то, что я вычитал, лишь усугубило зависть. Её отец владел целой сетью предприятий по производству деталей для космических кораблей. Василий Логинов считался едва ли не самым богатым человеком в ЕАК. А его единственная дочка была почти принцессой, заносчивой барышней, гадкой, маленькой… Так, стоп! Не стоит увлекаться.

— Спасибо за заботу, но я живу неподалеку.

И тут небо, как назло, разразилось дождем. Поток воды обрушился мне на голову, вмиг я промок до нитки, но и не подумал укрыться от непогоды в электрокаре этой дамочки. Эжени засмеялась.

— Ты ведёшь себя, как придурок. Тебе это не идёт. Залезай, говорю тебе.

Внутри кар выглядел даже лучше, чем снаружи. Обивка сидений из натуральной кожи, регуляторы температуры, столик-трансформер, откидывающиеся кресла, большой экран управления искусственным интеллектом автомобиля, похожий на те, что установлены в космических кораблях. Не кар, почти самолёт. Я с восхищением пялился по сторонам и ничего не мог с собой поделать. Потому-то и не сразу заметил, что Эжени развернула потрясную тачку на 180 градусов.

— Эй! Я живу в другой стороне!

— Неважно, мы летим не туда, — заявила девушка, её смеющиеся глаза я видел в зеркале заднего обзора. — Похитить тебя ничего не стоит! Такой доверчивый!

— И куда же мы летим?

— Вперёд. Или вверх. Неважно, куда. Мы поговорим и поедим, — Эжени переключила кар в режим автопилота и повернулась ко мне. — Гляди, что у меня есть. Сандвичи, сок, печенье. Хочешь печенье? Хавьер сказал: тебе нравится овсяное.

— Что-то я не совсем понимаю… Если ты снова хочешь, чтобы я провёл экскурсию, могла бы просто сказать.

— Нет, я собрала достаточно материала для социальной рекламы. Дело в другом…

И тут её решимость испарилась. Выветрилась. Исчезла. И вот передо мной сидела всего лишь беспомощная, грустная девчонка. Неожиданный поворот!

— Какая помощь тебе нужна? Что я могу сделать для Эжени Логиновой такого, чего не могут сделать другие? Мои ресурсы ограничены.

— Дело очень деликатное, его я могу поручить только доверенному лицу, тому, на кого смогу положиться, тому, кто не донесёт на меня отцу. Когда всё расскажу подробнее, ситуация прояснится… Стася дружит с Хавьером, мне кажется: они нравятся друг другу. Они общались по переписке и иногда встречались, здесь, в Льеже. Её доверие не так-то просто заслужить, но у него получилось.

Надо же! Вот хитрый лис! Мне ничего не говорил! Или Эжени всё выдумала? Стоило набрать сообщение Хавьеру. Знаю-знаю, я тот ещё параноик!

— Так какая помощь тебе нужна?

Девушка наморщила лоб и тяжело вздохнула.

— Все думают: я приехала в Льеж на стажировку. Отец тоже так считает, иначе не позволил бы уехать без сопровождения. И, тем не менее, он наблюдает за мной.

— Какой-то тиран, твой отец. Ты ведь уже совершеннолетняя. И, кажется, ведешь жизнь пай-девочки. Скажешь, нет?

— Я приехала в Льеж, надеясь найти дядю. Ты знаешь его, не можешь не знать! Вы выступали на одной конференции месяцев девять назад. У тебя был доклад… Что-то про правовое регулирование в кибернетической сфере. Кажется, это так звучит на новоанглийском. Мой дядя — доктор. Он проводил операции по пересадке синтетических органов. Ты точно знаешь его… Пётр Никифоров, он ещё преподавал в Московском…

— Питер Никифоров — твой дядя? — ахнул я. Питер Никифоров — худой, сутулый, в простой, опрятной одежде и в очках. Таким я его запомнил. Он потрясающий специалист, учёный с мировым именем! Он разработал и внедрил в медицинскую практику процедуру адаптации людей, перенёсших пересадку синтетических тканей и органов. Он часто выступал с докладами на самых разнообразных конференциях, он был увлечённым исследователем. Если бы не случившееся с Хавьером, я вряд ли бы заинтересовался подобной темой. Но вот мне довелось посетить конференцию, на которой выступал сам Никифоров. Разумеется, сферы наших научных интересов совпадали лишь по отдельным пунктам, но меня поразил энтузиазм этого ученого, восхитило его умение говорить просто о сложных вещах.

— Пётр Никифоров — брат моей матери. И он пропал три месяца назад. Бесследно исчез.

Глава 3

Эжени начала рассказ. На удивление спокойным голосом. Однако её эмоции с головой выдавали дрожащие пальцы. Девушка не смотрела на меня, она выбрала какую-то неведомую точку над моим плечом и не сводила с неё глаз. А я поймал себя на мысли о том, что пялюсь на неё и поедаю печенье одно за другим. Что за чёрт!? Электрокар нёсся вперёд на огромной скорости, но в салоне движение не ощущалось. Казалось, мы сидим на софе в уютной квартирке. Жаль повод для встречи оказался неприятным!

— У дяди не было семьи, он всегда жил один, имел всего одного дроида и того держал выключенным. Он не заводил друзей и предпочитал одиночество. Исследования. Дядя думал о них днём и ночью, — Эжени вымученно улыбнулась. — Мог не есть и не спать сутками, если работа поглощала его целиком. Дядя был чудаком, очень добрым и даже беспомощным. Он мне очень дорог. Обычно мы связывались каждый день и, как минимум, три раза в неделю я навещала его. Тогда я уехала из Москвы, а когда вернулась и заглянула к дяде, его квартира была пуста. Я думала, он ушёл ненадолго, ведь все вещи остались на своих местах: большинство документов, одежда, комп, другие гаджеты. Я пыталась связаться с ним утром, звонила на следующий день и после… Наверное, я запаниковала слишком поздно, сразу нужно было бежать в полицию. А я всё ждала, когда он вернётся. Привыкла к тому, что дядя часто уезжал, и не беспокоилась. Это я виновата… Полицейские получили данные с одной из камер наблюдения на Московском аэровокзале, она запечатлела дядю. Потом они выяснили, что он направился в Краков, купил билет, сел в аэросостав, но до конечной станции так и не добрался. Где он вышел, я до сих пор не выяснила. По моей просьбе полицейские проверяли все данные, полученные с камер, от дроидов на пропускных пунктах всех остановок аэросостава. И ничего. Допустим, он мог переодеться, замаскироваться, покупать билеты по поддельным документам, но есть же ещё ID-чип. Дядю пытались по нему отследить, и снова ничего. Скорее всего, он повредил устройство, но почему… почему он решил скрыться…? Что заставило его всё бросить: ненаглядную работу, меня, свой дом? Или кто? Я продолжала поиски, гоняла полицейских, жаловалась во все инстанции, всё напрасно. Но вот, спустя три месяца безрезультатных поисков, мне сообщили, что дядю видели в Льеже, поэтому я здесь.

Она умолкла, замерла, задумалась. Захотелось её поторопить, но я не решился.

— Я не нашла его, и даже местные полицейские не смогли помочь. Я уже хотела вернуться в Москву, я была в отчаянии, не надеялась снова его увидеть. Но вот я опять получила сообщение и на этот раз — от него. Странное сообщение. Это бесспорно его адрес. Я определила место, откуда было отправлено сообщение. Нижний район, Синий сектор, 10 квадрат.

— Так вот почему ты рвалась вниз! Социальная реклама была только предлогом! — я хлопнул себя по лбу.

— Да, я хотела узнать как можно больше о Нижнем, куда идти, чего ожидать, где искать дядю. Сегодня я была там…

— Неужели ходила одна? Да? Ты, никак, рехнулась?! — вскричал я. Вот глупая, честное слово! Эжени, явно, удивил мой выпад. И ещё она пришла в ярость.

— А что я должна была делать? Недаром дядя связался со мной! Он нуждается в помощи. И ты думаешь, ты в самом деле думаешь, что я бросила бы его потому, что испугалась каких-то подонков? Сидела бы и ждала, сложа руки?! Я приехала в Льеж ради него, я хочу найти его и пойду ради этого на всё!

«О! А она, оказывается, легко воспламеняется и пылает, как факел!» — неожиданная ремарка к образу ледяной принцессы.

— Прости! Ты права, конечно же, ты права. Просто ты не знаешь район, ты могла заблудиться, а местные не щадят заплутавших простофиль, тем более богатых и известных… Практика показала, что тебя узнают в любой одежде.

— Твои ученики объяснили, где и что искать. Я изучила карту района, каждый проулок, каждую дорожку, каждый уровень жилой башни. Я отправилась туда ранним утром, когда большинство жителей Нижнего были на работе.

— И всё равно… Идти туда одной… одной… Если уж не захотела взять с собой телохранителей, позвала бы меня. Я хорошо знаю район. А если бы что-то пошло не так, я бы вызвал подкрепление.

Моё неизвестно откуда взявшееся рвение помогать в поисках даже смутило Эжени.

— Спасибо, но… В общем, всё оказалось напрасным. Да, я нашла квартиру, нашла комп, с которого было отправлено сообщение. Квартира расположена на восьмом этаже башни, одна комната, мебели почти нет, только какая-то рухлядь. Трудно представить, что в таких условиях кто-то живёт. Дяди там не было. И ничто не говорило о том, что он когда-то там жил. С компа стёрты почти все данные. Я попросила Хавьера провести в квартире обыск, поискать отпечатки пальцев или что-нибудь ещё…

У Хавьера, разумеется, не было полномочий на проведение несанкционированного обыска, хотя он мог попросить о помощи Каролину. И всё же скверно… Очень скверно…

— Ты уверена, что сообщение прислал твой дядя? Может, это ошибка? Или кто-то отправил его потому, что хотел заманить тебя в ловушку? У тебя есть враги? У дочки одного из самых богатых людей в Конфедерации просто обязаны быть враги.

— Не знаю…

— У твоего отца точно найдется пара-тройка недругов. Может быть, это они с какой-то целью водят тебя за нос?

— Нет, сообщение отправил мой дядя, — упрямилась она. — Это я знаю точно.

— Откуда такая уверенность, Эжени? Что было в сообщении?

— О том и речь. Из-за него я хочу попросить тебя о помощи, — она протянула свиток синтетической бумаги. Скопированное девушкой сообщение представляло собой чудовищную абракадабру. Набор букв и цифр.

«Ф.28.Р.59. ХаД. 61.64.79.Т.А.а.»

Из этой тарабарщины мне были понятны лишь несколько слов: «Ты должна знать, Лея Органа».

— Лея Органа?

— Так называл меня дядя, когда мы были наедине. Принцесса Лея Органа. Когда я была ребёнком, мы смотрели «Звёздные войны» вместе. Старый фильм, заново смонтированный, в ужасной записи. Мне он всегда нравился, а принцесса Лея была моим любимым персонажем. В шесть лет я решила, что хочу быть на неё похожей. Я носила сложные причёски из кос и бегала по дому с игрушечным бластером.

Я живо представил Эжени маленькой девочкой с короной каштановых волос и большущими лукавыми глазам, девочкой, размахивающей пистолетом. И ей подходил этот образ. Было в Эжени что-то неуловимое, любопытное и особенное. Что-то воинственное. Пришло на ум слово «Валькирия». Но не прошло секунды, как мне захотелось вытрясти его из головы. Нет, валькирией была другая…

— Это сообщение написал дядя. Ему грозит опасность, ему нужна моя помощь. Мне он всегда доверял, я знаю. Его нужно найти, пока не стало поздно. И ещё нужно расшифровать сообщение. Вот о чём я хочу тебя попросить. Хавьер сказал: ты это умеешь!

Идиот!

— Хавьер преувеличил мои дарования и себя, похоже, не обидел. Он грешит этим. Мы с ним любители, дилетанты. Ты же можешь нанять настоящего профессионала…

— И об этом тут же узнает мой отец, — скривилась она.

«Ага! По её мнению, повсюду шпионы папочки да доносчики? Шаг в сторону, и он тут же узнает, что дочка свернула на запретную улицу. Хавьер и я — никто, и звать нас „никак“. Василий Логинов нами не заинтересуется. Её слово против нашего, и кому поверит папочка? Ответ очевиден. Мы для Эжени самый подходящий вариант, хоть и не самый надёжный. Её дядя в беде, и нужно быть либо очень смелой, либо очень глупой, чтобы доверить нам его жизнь и тайну».

— Эжени, почему твой отец не хочет, чтобы ты нашла дядю? Он член вашей семьи. Кто знает, может, ему грозит смертельная опасность?! У твоего отца есть связи, есть деньги, в конце концов. Ради родственника он может поставить на уши всю полицию в ЕАК.

Девушка состроила гримасу.

— Он считает, что не стоит предавать случившееся с дядей огласке. Я была готова звонить во все колокола, но отец даже слышать об этом не хотел и всячески препятствовал моим поискам. В семье Логиновых всегда всё замечательно и пристойно. Семья Логиновых всегда на высоте. А дядя не вписывался в эти рамки. Да, он чудачил, признаю, но его нельзя назвать плохим. Отец, тем не менее, считает, что дядя связался с неприятной компанией.

— То есть?

Эжени заерзала, похоже, вопрос оказался щекотливым.

— Дядя мало говорил о проектах, над которыми работал. Возможно, ему предложили что-то, из ряда вон выходящее, угрожали ему. Возможно, к дяде обращались представители Гильдии или террористы. И поэтому он сбежал.

С каждой минутой становилось всё интереснее и интереснее!

— Подозрения твоего отца обоснованы, как считаешь?

— Не знаю, — убитым голосом ответила Эжени. — Дядя в первую очередь думал о благополучии пациентов, он врач с большой буквы. Мне трудно поверить, что его вовлекли в незаконное дело, но, если это так, его надо спасать. А отец пытается от него откреститься. Этого я ему никогда не прощу, но сейчас нужно позаботиться о дяде.

— Хавьер и я сделаем всё, что в наших силах. Мы тебе поможем.

Эжени кивнула и слабо улыбнулась.

— Большое-большое спасибо!

— Ещё не за что.

— Понимаю, что ставлю вас в неудобное положение…, знайте, я обязательно отдам долг, — клятвенно заверила девушка, но я только отмахнулся. «Служу городу и нации» — не пустой звук. Помогать людям — обязанность любого гвардейца.

Дождь по-прежнему лил, как из ведра, когда Эжени высадила меня у подъезда жилой башни. Резко стемнело, видимость была едва ли не нулевой. Можно было заметить лишь оранжевые огни преждевременно заработавших фонарей и стену воды, стоявшую у меня на пути.

Я отправился домой. На виски давил венок из скверных предчувствий: Гильдия, убийства, исчезновение Гарри и побег Питера Никифорова из Москвы. Связаны ли эти события между собой?

Светлый коридор, жужжавшие лампы, дроид-уборщик, пылесосивший бордовую ковровую дорожку. Привычная и спокойная атмосфера дома. Никаких похищений, никаких убийств. Я всё думал о словах Майка: «каждый год в ЕАК пропадают тысячи человек». В Конфедерации проживает 350 миллионов человек, из них около ста живёт на Западе, в таких агломерациях, как Берлин, Париж, Льеж, Мадрид, Орлеан и плавучие Новый Лондон и Новый Амстердам. Сто тысяч пропавших в прошлом году. Куда подевались эти люди? Нужно найти ответ и как можно скорее, ведь за каждым исчезновением стоит трагедия целой семьи. Куда подевались дядя Эжени и Гарри Питерс? Близкие с нетерпением ждут их возвращения, сходят с ума от беспокойства. В моих ли силах им помочь?

— Зачем ты солгал Эжени о том, что я владею навыками дешифровки? Я в этом ни черта не смыслю. И что ещё ты наплел обо мне? — я возмущался, Хавьер был спокоен, как удав. Он изучал текст сообщения, оставленный девушкой. Удивительной особенностью глаз моего друга является умение сканировать текст, сравнивать с ранее изученными (неважно, если их были сотни и тысячи) и распознавать похожие символы. Синтетические глаза видят то, что недоступно обычному органу зрения. Правда, глаза Хавьера не имеют подключения к Сети, ведь для этого нужно сделать сложную операцию на мозге, внедрить в него особое устройство, позволяющее синхронизировать органы чувств с Сетью. В случае Хавса, получившего сотрясение мозга, подобная операция могла закончиться летальным исходом. Поэтому Хавьер подключил к виску датчик компа и начал загружать текст Эжени в специальную программу для дешифровки. Работа и так продвигалась медленно, а я всё равно безбожно отвлекал друга.

— Ничего из ряда вон выходящего я о тебе не говорил, так что не злись!

— Ты предоставил ей недостоверные сведения! А ведь она доверила нам поиски дяди! Тебе всё шуточки, Хавьер! Разве не понимаешь, на кону жизнь человека?

— Не узнаю тебя, Ал, — Хавс отвернулся от экрана компа и вперил в меня колючий взгляд светящихся глаз. — Прежде ты не боялся трудностей.

— И сейчас не боюсь, но…

— Нет, боишься.

— Не боюсь, я ведь поддержал твою легенду, взялся за дело, хотя велик риск неудачи. Если мы ошибёмся…

— Ой, не ной! Не ошибёмся. Эжени нужно расшифровать послание дяди, для неё пока нет ничего важнее. И мы поможем ей, сделаем это вместе. Я просто не мог оставить тебя за бортом.

— Я помог бы в чём-нибудь другом. И самое главное сейчас — найти доктора Никифорова живым и здоровым.

— Вот и займись этим. Пораскинь своими блестящими мозгами и придумай, как нам получить разрешение на обыск. На эту квартиру, вроде бы, нет компромата. И не серчай, я привык всем с тобой делиться.

— Так «вроде бы» или нет? Нужно проверить. Может, обойдёмся и без крайних мер. Я отправил сообщение ребятам из Нижнего, попросил пробить квартиру по всем базам. Это совершенно невинный запрос и, думаю, ответ будет уже завтра во второй половине дня. Если ничего не нароют, то просто побеседуем с хозяевами квартиры. Я поработал с их профилями. На первый взгляд, ничего необычного. Простые работяги. Возможно, они позволят осмотреть вещи профессора, если состряпаем грустную историю и если, конечно, он что-то оставил. Да и просто порыскаем. Мы проведём обыск ненавязчиво, никто и не подкопается. Так как днём я получу все данные, то уже вечером смогу отправиться в 10 квадрат. Значит, завтра у нас появятся новые сведения. Какие-нибудь.

— Отлично. Уверен, Эжени одобрит этот план. Думаю, ты заслужишь похвалу, — расплылся в улыбке Хавьер.

— Да брось! Ничего такого я не заслужил. И, кажется, ты снова склоняешься к сватовству.

— Я не вижу в этом ничего плохого. Ты-то, как всегда, тормозишь. Продолжишь в том же духе, упустишь девушку, так и знай!

— Далась тебе эта девушка! Смени пластинку!

Сам виноват! Нечего было его провоцировать! Хавьера хлебом не корми, дай только помусолить любимую тему. Постановка проблемы: у Алекса нет девушки, а без неё он не проживёт. Бесспорно, тема актуальна, ведь Алекс — его лучший друг.

Цель работы: найти ему возлюбленную.

Первый пункт плана: выбор подходящей кандидатуры. Успешно реализован.

Второй пункт плана: сводим их вместе (тоже успешно реализован).

А дальше — тьма-тьмущая. И всё пошло наперекосяк. Логически стройная, выверенная концепция разбилась о скалы моего упрямства.

— Не сменю, — заявил Хавьер, который редко теряет надежду на успех, даже если предприятие совершенно гиблое. — Ты ей нравишься, но почему-то воротишь нос. Уж она-то тебя разглядывала!

Было бы что разглядывать! В моей внешности нет ничего примечательного. Разве что совсем светлые глаза, странно сочетающиеся с тёмными волосами, бровями и ресницами. Ха, подумаешь необычный цвет глаз! Вот у Хавьера запоминающаяся внешность. Девчонки пускали на него слюни ещё до того, как он обзавёлся парочкой ярко-жёлтых, блестящих, как у кота, глаз, нарастил мускулы и перестал коротко стричься. В этом вопросе я ему не завидовал. Повышенное внимание меня никогда не радовало, я не желал превратиться в неповоротливую планету, вокруг которой всё вращается. Нет, мне было достаточно любви близких, работы, исследований, тишины и книг.

— «Знай также, что желать приятно, но ещё приятнее быть желанным», — заметил я.

— И кто это сказал? — фыркнул Хавс.

— Петроний — один из главных героев «Quo vadis»[3].

— Что?

— «Куда идёшь» — роман Генрика Сенкевича. Петроний Арбитр — один из главных героев…

— Ааа, это тот, который перед смертью высказал Нерону всё, что о нём думал?

— Он самый!

— Этот тип для меня не авторитет.

Еще бы! Хавьер не любит читать. Даже если он и увлекается какой-нибудь книгой, то она ему быстро надоедает. А я жить без них не могу. Книги составляют для меня целый мир, нет, скорее множество разнообразных миров. Каждый раз, устраиваясь в кресле и собираясь погрузиться в новую историю, я отправляюсь в путешествие. В путешествие по давно исчезнувшим в океанских пучинах городам и странам, по древним замкам и гигантским лайнерам. Я провожу время в обществе представителей давно угасшей цивилизации. А ведь мы, люди будущего, едва ли сильно отличаемся от них. Также любим и страдаем, сражаемся за место под солнцем. Мы не победили Природу и Смерть, не стали повелителями Вселенной, не прекратили воевать, не отказались от политической борьбы. Каким бы ни видели будущее наши предшественники, оно оказалось весьма прозаичным. Будущее обычных людей, а не супергероев. Будущее общества, столкнувшегося с массой проблем, человечества, живущего в мире, где земля стоит дороже золота. Я пытался объяснить Хавьеру, что книга — это зеркало своего времени. Зеркало, в котором отражаются нравы общества, но он не слушал. Я пытался объяснить, что автор берётся за написание книги не просто так, не ради забавы, ведь это кропотливая работа, требующая большого терпения. Автор берётся за книгу, когда хочет сказать что-то важное, когда хочет объяснить. Слов хватает далеко не всегда. Но в любом случае, образы, представленные в книгах, пытаются чему-то научить, они живут, любят, страдают и гибнут. Эти герои, пусть они и выдуманные, отражения нас самих. Они кладезь человеческой мудрости. У них есть ответы. Пусть и не на все вопросы.

Меня привлекают именно старые книги, новые, напротив, наводят тоску. Книги, написанные ещё до Потопа, спасённые, перепечатанные, восстановленные, изданные вновь. Я обожаю бумажные книги, а их осталось немного, ведь сейчас ввиду экономии древесины выпускают только синтетические. О! Это совсем не то! Синтетика и электронные версии при всём их удобстве обезличивают книгу. Да, они не умаляют ценность содержания, но превращают её в нечто обыденное. Она перестаёт быть древним сокровищем. Все атрибуты книги: цвет обложки, переплёт, шрифт, даже запах краски имеют для меня значение. О да! Я привереда. Однако меня не смущают ни желтизна бумаги, ни пыль, осевшая на корешках, ни скукожившиеся от времени и жаркого влажного климата страницы. Напротив, они служат доказательством «старости» книги, доказательством прожитой ею удивительной жизни.

Что же… я увлёкся. Я могу говорить о книгах часами, однако Хавьера это чертовски раздражает. Его интересует лишь настоящее, а меня привлекают тайны прошлого. Разве нам не следует разгадать оставленные предками загадки, чтобы понять, почему теперь мы ведём себя именно так, а не иначе, и что ждет нас впереди?

— К этому делу нужно относиться серьёзно так же, как к работе, а не тратить время на шашни, — я как бы подвёл итог под замусоленной темой, хотя и не надеялся поставить в ней точку.

— Можно совмещать, знаешь ли!

— Бесполезно с тобой спорить. Хорошо, что в нашей команде есть хоть один здравомыслящий человек.

— Ты всего-навсего не умеешь переключаться.

— Ха, конечно! Ладно, работай. Я проведаю бабушку.

— Может, принесёшь что-нибудь пожевать?

— Может и принесу, но мама просила не объедаться. Как только она и Эмиль вернутся, будем ужинать.

Каждое воскресенье я проводил в родительском доме, присматривал за бабушкой, позволяя тем самым матери и её новому мужу отдохнуть от мирских забот и развлечься. Я предлагал перевезти бабулю со всем её незамысловатым скарбом в мою квартиру, но мама и слышать об этом не желала. Домой я приходил только на ночь, а оставлять бабушку одну на целый день опасно. Дроиды не могут справиться с ней, ведь бабуля с лёгкостью может их отключить, что проворачивала уже много раз. За ней нужен глаз да глаз. Маме приходится отлучаться с работы (она работает воспитателем) каждые три часа, чтобы удостовериться, что бабушка не взорвала дом. Бабушке часто что-то мерещится, она нервная, во всех видит врагов. Выкинуть она может всё, что угодно. Поджечь ковёр в гостиной, выброситься из окна, вырубить Марту, искусственный интеллект дома, и включить воду на полную мощность. С каждым годом её состояние ухудшается, с каждым годом у мамы прибавляется забот. Порой я злюсь на бабушку, хоть и знаю, что не имею на это права, хоть и понимаю, что она не виновата и это состояние выбрала бы для себя в последнюю очередь. И всё же я принимаюсь скрипеть зубами от злости, когда бабуля начинает чудить, сыплет оскорблениями, устраивает истерики, в общем, превращает жизнь матери в жуткий кошмар.

Квартира родителей, расположенная на пятьдесят пятом этаже жилой башни, по площади ненамного превышает мою. В этих двух невзрачных маленьких комнатах я провёл детство. В спальне, теперь всецело принадлежащей бабуле, до сих пор стоит мой письменный стол, ящики которого заполнены свитками синтетических учебников. В шкафу-трансформере можно обнаружить мою старую одежду. И всё же комната изменилась, пропахла сладким запахом старушечьего тела. О да! Этот запах въелся в постельное бельё, в ворс коврового покрытия, в одежду бабушки, и к нему было не так-то просто привыкнуть. В тот день бабуля была смирная, она вязала нечто бесформенное, лишь отдалённо напоминавшее гигантский носок. Она не заметила, как я вошел, не подняла головы. Хрупкая фигурка, завёрнутая в старенький, истрепанный халат. Белая кожа, напоминавшая испорченный пергамент, прорезанная взбухшими синими венами.

— Эм… бабушка, не нужно ли тебе чего-нибудь?

Она подняла на меня затуманенные пеленой глаза и опустила «носок» на колени. Кресло скрипнуло и перестало раскачиваться.

— Кто ты? — спросила бабуля надтреснутым голосом и попыталась приподняться. — Кто ты?

Ну вот, начинается! В такие моменты я неизменно терялся и был готов в любой момент дать дёру, пусть и понимал: это трусливо и недостойно.

— Александр. Твой… эээ… внук.

— Внук? — проскрежетала она. — У меня нет внука! — Бабушка вытаращила глаза от ужаса. — У меня нет внука! Мой сын ещё слишком молод, чтобы иметь детей! — Да-да, она застряла в прошлом и никак не может оттуда выбраться. — Кто ты? Почему Катерина тебя впустила?

— Мама попросила присмотреть за тобой в её отсутствие. Я Алекс, Альбер Орелли — мой отец.

— Альбер… — в голосе бабушки проступило узнавание, она присела. Я воспользовался этим мгновением для того, чтобы порыться в ящике стола и вытащить флакончик успокоительного. Десять капель, старушка угомонится и снова возьмётся за вязание.

— Да, Альбер. Мой сын, — бабуля расплылась в довольной улыбке. И также резко она помрачнела. — Но разве у него уже есть дети?! Не может быть! Он бы не скрыл от меня… Ты совсем на него не похож. У него такие чудесные белокурые волосы, как у его отца… Мягкие, как пух. Нет, ты не похож ни на него, ни на Ксандра… Ксандр… Ксандр… Ксандр так хотел увидеть сына… — Твердила она.

Вот беда! Она, похоже, напрочь забыла, что папы уже десять лет нет в живых. А Ксандр — это мой блудный дедушка. Бабуля часто о нём вспоминает и даже «беседует» с ним. Жуть! Мне не довелось встретиться с ним, и отец его не знал. Родители расстались ещё до его рождения. Единственное, что мне было известно о дедушке, это имя. По желанию бабушки меня назвали в его честь.

Долго мозолить глаза бабуле — себе дороже. Она может решить, что я жажду забрать её жизнь или имущество. Я оставил лекарство и поспешил ретироваться. Вскоре она забыла, что видела меня, и успокоилась. Я вернулся к Хавьеру в гостиную и протянул ему кислое зелёное яблоко.

— Держи, больше ничего не дам. Мама и Эмиль уже на подходе.

— Как там миссис Летиция?

— Не узнала меня.

— Ха, порой и я тебя не узнаю. Этот строгий взгляд, нахмуренные брови. Где же прежняя жажда приключений? Нет, это не ты! Я солидарен с миссис Летицией, — расплылся в улыбке Хавс, но стоило только другу увидеть моё лицо, как уголки его губ опустились вниз.

— Извини. Всё это скверно… — Хавьер смутился, отвернулся к экрану и впился зубами в яблоко. — Как я и говорил в самом начале, это не шифр и не тайнопись. Это набор сокращений. Я прогнал текст через специальную программу для дешифровки, не распознаёт. Да, нам придется потрудиться!

С отцом я ладил куда лучше, чем с матерью, хотя во многом мы с ней похожи. От неё я унаследовал тёмные волосы и брови, черты лица. Но мама слишком ласкова, слишком заботлива, слишком терпелива, и этим она постоянно смущает меня. В то время она особенно требовала откровенности, хотела, чтобы я всем делился с ней, а я боялся рассказывать, расстраивать её. И, тем не менее, я постоянно служил источником её огорчений. Увы, сын из меня вышел неважнецкий! За ужином мама, крайне недовольная моим внешним видом (чёртова повязка на голове, проклятые синяки), расспрашивала то Хавьера, то меня о работе, о личной жизни и обо всём остальном, о чём я хотел умолчать. Я сидел, словно в рот воды набрав, Хавьер же трещал без умолку. Уж он-то умеет «заболтать» собеседника. Я боялся, что он не утерпит и проговорится о нашей затее с поисками профессора Никифорова. Но, к счастью, Хавс тщательно подбирал слова. Он знал: маме не понравится, что мы ищем приключений на свои пятые точки не только в рабочее, но и в свободное время, и она непременно расскажет об этом его предкам. А они, люди суровые, так просто это не оставят. Как-никак они едва не потеряли сына и посему смотрели за ним в оба.

Итак, мама и Хавьер болтали обо всём на свете: о её воспитанниках, о ценах на продукты первой необходимости, о неполадках семейного компа, о выборах в тинг, городской парламент, о всякой всячине. Я уткнулся в тарелку и вяло ковырял вилкой в лазанье. Два робота с жужжанием и пиликаньем сновали туда-сюда: от плитки и холодильника до стола, убирали грязную посуду, разливали напитки. Бабуля ужинала в своей комнате, её пугали большие скопления людей.

Четыре человека и два дроида с трудом помещались в маленькой кухоньке. Большую часть комнаты занимал обеденный стол, за которым после смерти отца семья собиралась разве что по воскресеньям. Я не очень-то ладил с новым мужем матери — Эмилем Маре. Он похож на отца, как земля на небо. Отец был высок, гибок, светловолос и очень силён. И ещё он часто улыбался. Эмиль же едва достаёт мне до подбородка, он толст и лыс. В общем-то, он славный парень, любит мою мать и относится ко мне, как к хорошему другу. Но время от времени я злюсь на него, сержусь за то, что Эмиль пытается занять место моего отца. Мне было тринадцать, когда погиб папа, мне едва исполнилось пятнадцать, когда мама снова вышла замуж. Тогда я смертельно на неё обиделся, решил, что она предала память об отце. А ведь у неё не было другого выхода, в то время нам не хватало денег даже на самое необходимое, от меня было мало толка, я только-только начал служить в гвардии, а мои подработки едва ли приносили пользу. Эмиль нам очень помог, и всё равно я злился на него. Или на себя. На своё бессилие.

— Итак, умник, скажи, не нарушили ли мы пару-тройку законов? Ты же у нас специалист! — спросил Хавьер следующим вечером, когда мы закончили подготовку к рейду в 10 квадрат. Мы даже оделись соответствующе. Хавс в синюю с белым форму полицейского, состоящую из брюк, рубашки и жакета со звёздами на рукавах. Я накинул поверх тёмных брюк и рубашки чёрный плащ гвардейца с капюшоном и блестящими молниями вместо пуговиц. Мы захватили необходимую для осмотра квартиры и снятия отпечатков аппаратуру.

— Насколько я знаю, нет. Мы взяли приборы для практикантов. Согласно десятому пункту Положения «О прохождении практики студентами-правоведами», мы можем взять дроидов на сутки под роспись в регистрационном журнале. Так мы и поступили. Я провёл с ребятами инструктаж, они позанимались, и завтра утром, ровно в срок, мы вернём роботов на место. Ни о каком обыске и речи быть не может, квартира «чистая». Жильцы даже имеют разрешение на заключение договора субаренды. А если бы не имели, то не нам их привлекать к ответственности, этим занимаются налоговые органы. Задаём вопросы осторожно, имущество владельцев не трогаем и не делаем фотографии. Осматриваем только вещи профессора, если, конечно, найдём их. Эжени, кстати, не удалось.

— Прекрасно. Ты меня убедил. Идем, нас уже ждут девчонки.

Хавьеру, впрочем, мои наставления были не нужны, он обладал феноменальной зрительной памятью, ему стоило только взглянуть на документ, а глаза уже запомнили каждую запятую. И всё равно друг по старой привычке обращался ко мне. Хорошая память дана мне природой. Я быстро запоминаю большие объёмы информации (минутка хвастовства) и редко фиксирую её на бумаге. Я могу воспроизводить длинные тексты без подсказок. Эх, снова я увлёкся!

Хавьер ничего не рассказывал ни о Стейси, ни об отношениях с ней. И это было странно. Обычно он в подробностях расписывал свои победы и достижения в амурной сфере. Может быть, Стейси оказалась слишком уж крепким орешком? Я не расспрашивал. Лучше не провоцировать Хавьера, иначе он опять закинет удочку насчет Эжени.

Стейси вызвалась подвезти нас до электролестницы, ведь её кар привлекал меньше внимания, чем тачка подруги. Эта девушка мне нравилась. Спокойная, молчаливая, не такая заносчивая, как Эжени, не такая высокомерная. Она ничего о себе не рассказывала, но я знал, что она ещё одна принцесса, дочка Дмитрия Миронова — партнёра и друга Василия Логинова. Стейси или, если быть точным, Настасья Миронова окончила факультет журналистики, работала фотографом, обожала рисование, носила одежду разных оттенков синего и заплетала волосы в сложные косы. Много, и в то же время ничего.

Итак, Стейси осталась ждать у электролестницы, а мы отправились вниз. Эжени пошла с нами. Мы распределили роли: девушка и Хавьер задают ненавязчивые вопросы хозяйке, любезно согласившейся нас принять, я же осматриваю квартиру. Всё подмечаю и запоминаю, а ещё управляю роботами, которые собирают отпечатки пальцев.

Ещё одна маленькая, ничем не примечательная квартирка. Рухлядь вместо мебели, атмосфера уныния и полной безнадёги. Эжени не приукрашивала.

Профессор Никифоров должен был вернуться. Так сказала хозяйка — женщина средних лет с усталым лицом. Он снял угол в её квартире по поддельным документам, это стало ясно, когда мы изучили договор найма. Профессор возвращался в квартиру поздней ночью, а ранним утром покидал её. Правда, в последние несколько дней он не объявлялся.

— Он вернётся, — обнадёжила нас хозяйка квартиры. — Он сам так сказал. Это было позавчера, кажется… Да-да, позавчера. Сказал, что ещё придёт. Он должен дождаться кого-то, не знаю, кого… Аа, наверное, он ждал вас! Как жаль, что вы разминулись!

Мы не стали переубеждать женщину, хотя сомневались в том, что Никифоров ждал здесь племянницу. Он не мог не знать, что она приехала в Льеж, он мог встретиться с ней в любой момент, но не сделал этого. Скорее всего, пытался оградить её от опасности. Хозяйка не знала, как связаться с постояльцем, понятия не имела, куда он ушёл. Он уплатил арендную плату за два месяца вперед, и этого оказалось достаточно, чтобы женщина не задавала вопросов. Кому-то, конечно, поведение хозяйки квартиры покажется неблагоразумным, всё-таки впускать в дом подозрительного типа очень опасно. Но жители Нижнего района привыкли помалкивать и не пробивать документы по базе, если им неплохо платят. А Администрация района, дающая разрешения на заключение арендного договора, похоже, мало интересуется, кому сдаются казённые квартиры.

Мы осмотрели вещи профессора, а именно одежду и аксессуары: комплект белья, рубашки, тёмный плащ из лёгкой непромокаемой ткани, пустой кейс для бумаг. Никаких гаджетов, никаких документов, в общем, ничего полезного.

— Мы, к сожалению, не можем оставить здесь отслеживающее устройство. Алекс разорётся, ведь это считается вмешательством в частную жизнь. Я прав, Ал?

— Прав.

— Но про коридор в законе ничего не сказано, так, Ал?

— Так.

Хавьер достал из внутреннего кармана маленькую камеру.

— Сейчас мы её прикрепим куда-нибудь… Никто и не заметит. А если твой дядя, Эжени, здесь объявится, мне придёт сообщение.

Я присвистнул.

— Ничего себе! Камера с системой оповещения! Мощно! Где взял?

— Нигде. Сам смастерил!

Теперь свистел не только я, но и Эжени.

— Серьёзно? Вот это да! Ты говорил, что так и не смог ничего сконструировать, — заметил я.

— Не хотел сглазить.

— А она сработает? — нахмурилась Эжени.

— Сработает, за это я ручаюсь. Давайте где-нибудь раздобудем стремянку, нужно прицепить камеру повыше.

— Тут есть комната для хранения инструментов и всяких очистителей, идемте…

— Только на камеру полагаться не станем, — сообщил я Эжени и Хавьеру, когда мы покинули жилую башню. — Я разослал ориентировки ребятам из Нижнего отдела полиции, у меня там имеются хорошие друзья. Правда, они будут искать его по поддельным документам и выследят только в том случае, если он предъявлял их при покупке билетов. Скверное дело…

— Есть шанс, что его найдут? — спросила Эжени. До этого момента она мрачно молчала. Мы вели девушку под руки, точно конвоиры. Боялись, что она, оказавшись в толпе рабочих, отстанет и потеряется. Эжени сильно побледнела, нахмурилась и смотрела только вперёд. Капюшон тёмной накидки (на этот раз женской) был надвинут на глаза. Она не хотела, чтобы её узнали. — Только честно.

— Я бы не стал терять надежду. Шансы есть, — осторожно начал я.

— Просила честно, так и скажу, — заявил Хавьер. — Лучше привлечь к поискам как можно больше народу: полицию, гвардию, волонтёров.

Ого! До Хавса, наконец, дошло, что дело-то серьёзное!

— Я уже привлекла. Вас.

— И мы не откажемся помогать, сделаем всё, что сможем. Но мы занимаем младшие должности, у нас недостаточно связей и ресурсов. Если ты хочешь встретиться с дядей, нужно поскорее его найти. Он может в любой момент сняться с места.

— Он не уйдет, пока не встретится с тем, кого ждет, — возразил я.

— Если дождётся…

Я бросил на Хавьера понимающий взгляд. Он думал о том же, о чём и я. Но пока не стоило пугать Эжени, она и без того была подавлена.

— Его ищем не только мы, но и те, от кого он прячется, — зашептала девушка, когда мы поднялись на электролестницу. — Если привлечём много народу, можем пустить по его следу преступников. Я должна встретиться с ним и помочь. Вполне возможно ему придётся уехать из страны, рано или поздно ему потребуются деньги. Дядя ведь утратил доступ к своему счёту. Я понимаю, чем рискую, но боюсь навредить ему…

— Резонно, хоть риск и очень велик, — вздохнул Хавьер. — Ладно, продолжим в том же духе.

Заветное сообщение я получил спустя четыре дня. За сутки до этого Хавьер уехал в пригород агломерации для участия в следственном эксперименте и оставил всё на меня. В 16:00 у меня как раз закончились занятия в Университете. Я тут же связался с Эжени, и она примчалась в Центр точно на крыльях. В сезон дождей (последние два месяца календарного года) рано темнеет, поэтому мы отправились в Нижний уже в сумерках. Эжени вся тряслась от волнения, и немудрено, почему!

— Действуем осторожно, не забываем о том, что можем пустить по следу профессора тех, от кого он так упорно скрывается. Не привлекаем внимания. И было бы неплохо, если бы он сегодня же уехал из города. Если это невозможно, значит, ему стоит залечь на дно до тех пор, пока не будут готовы необходимые документы…

— Понимаю…

— Нужно задать твоему дяде много вопросов: почему он уехал, от кого скрывается, какие ему поступали предложения или угрозы, может ли он как-то идентифицировать преследователей. Справишься? Тебе он доверится, в отличие от меня.

— Да, я постараюсь.

— Как только прибудем на место, вызову подкрепление. И ещё. Держи шокер. Как следует, зашнуруй аэроботы и вот… силовой нагрудник. Боюсь, он будет тебе великоват, — я перевёл электрокар в режим автопилота и теперь копался в чемодане, хранившемся под дополнительным передним сидением.

— Силовой нагрудник?

— Экипировка гвардейца. Когда заступаешь на службу, получаешь комплект формы, оружия и защитных приспособлений. Нагрудник сдержит удар, замедлит пулю или снаряд. Даже если будут стрелять из лазерного оружия. Нагрудник, конечно, не убережёт от выстрела в голову, но всё же хоть какая-то защита. Давай покажу, как его надеть. Видишь по бокам ремни, как у спасательного жилета. Просто натягивай и …

Я потянулся к девушке, чтобы помочь затянуть ремни, но она отпрянула.

— Алекс!

Неужели решила, что я стану её лапать? Вот ещё! Да она же самый настоящий мешок с костями!

— Окей, давай сама…

— Алекс, ты как будто собираешься отбиваться от… Точно мы собираемся участвовать в перестрелке… — оказывается дело было вовсе не в стыдливости, а в страхе. Её сильно напугали мои приготовления. На лице Эжени проступила восковая бледность. Мне стало совестно.

— Эээ… я думаю, всё обойдется. Эй! Всё будет хорошо, слышишь? Просто хочу подстраховаться. На всякий случай. Что бы ни случилось, не паникуй. Понимаю… это будет трудно, но я же с тобой. Я здесь для того, чтобы защищать тебя и твоего дядю.

Кажется, мой ласковый тон немного приободрил девушку. По крайней мере, когда она снова заговорила, зубы уже не стучали.

— Но нагрудник… Только один…

— Есть и второй. Для твоего дяди.

— А для тебя? Неужели ты останешься без защиты? У тебя ведь не бронерубашка, полагаю?

— Со мной ничего не случится.

— Серьёзно, да? — в её голосе снова проступили истерические нотки.

— Со мной ничего не случится, — повторил я, на этот раз сердито, и отвернулся от неё. Нужно было закончить приготовления. Мы почти прибыли на место. Внезапно Эжени ткнула меня в плечо.

— Не ожидала, что такой сладенький мальчик, как ты, окажется очень храбрым и… глупым.

— Что, прости? — от неожиданности я подавился воздухом.

— Ты сладенький, храбрый и глупый.

Пфф!

— Прекрасно! Просто прекрасно! Если думаешь, что раскусила меня, то очень ошибаешься. Никакой я не «сладенький». Приехали. Дальше на карах нельзя. Аэроботы зашнуровала?

И тут мне снова пришло сообщение. Проклятье! Чтоб его! Куда понесли его черти? А как хорошо всё начиналось! Мы были почти у цели!

— Плохая новость, Эжени! Твой дядя покинул квартиру. Нужно торопиться!

Она побелела, как полотно.

— Но… но… всё равно не успеем! Ещё спуск вниз, а лестница плетётся, как черепаха, — в отчаянии вскричала девушка. Возбуждение, вызванное ожиданием скорой встречи с любимым дядей, как огонёк свечки, погасло в её глазах.

— Тихо! Не паникуй!

— Но…

— Не паникуй, говорю тебе! Врубай аэроботы. Так, теперь хватайся за мою руку и держи крепко, очень крепко. Слышишь? Ни в коем случае не отпускай! Готова? Тогда поехали, — и мы ухнули с электролестницы вниз. Разумеется, Эжени была не готова, но указания выполняла исправно. Вцепилась в меня так, словно от моей руки зависела её жизнь, шевелила ногами и почти не орала. Турбины ботов исторгали синее пламя, мы не падали, а летели вниз. Разница, в общем-то, небольшая. В обоих случаях несёшься на бешеной скорости, уши закладывает, глаза щиплют от слез. Одежда, точно крылья, хлопает за спиной. В лицо бьёт волна горячего зловонного ветра, не продохнуть.

Спуск продолжался несколько драгоценных минут. Потом мы сбросили скорость, развернулись и полетели по прямой. Я притянул Эжени как можно ближе к себе, опасаясь, что она угробит кого-нибудь из пешеходов. Они кричали нам вслед: «Безумные придурки! Идиоты! Эй ты, смотри, куда прёшь!». До нужного квадрата было рукой подать. «Мы успеем перехватить профессора, дорога-то всего одна, обязательно на него натолкнёмся. Только бы успеть!» — так я думал, обнадёживал себя, и напрасно. Не только Эжени, но и я разнервничался не на шутку.

Опоздали. Вот и всё.

Опоздали.

Мы поняли это, как только увидели толпившихся у жилой башни людей, они стояли полукругом и галдели. Эжени выдрала руку из моей ладони и ринулась в сторону толпы. Она расталкивала людей локтями, распихивала их, не обращая внимания на протесты. Я, переключив аэроботы из скоростного режима в обычный, последовал за ней. Я уже знал, что она увидит, но разве у меня было право её останавливать?

Начался дождь. Эжени склонилась над телом дяди, распростёртым на грязной дороге. Вряд ли я когда-нибудь забуду тот душераздирающий крик, который испустила девушка, когда увидела профессора. Он был ещё жив, хотя и тяжело ранен в грудь. Эх, и чего ему не сиделось в квартире? Мы разминулись с ним на какие-то 10–12 минут! Всего лишь несколько минут! Вот дьявол!

— Ни в коем случае не приподнимай его!

Но она и не пыталась, только закрыла его своим телом от противных дождевых капель. Эжени низко склонилась над ним.

Грустная картина. Хрупкая девчушка пыталась защитить любимого дядюшку.

Скорбная картина. Хрупкая девчушка надеялась остановить человека, который готовился шагнуть за край могилы.

— Кто-нибудь вызвал карету «Скорой помощи»? Эй! Кто-нибудь вызвал карету «Скорой помощи»? Ради чего тогда тут толпитесь? — я вытащил из кармана гаджет, чтобы передать нужные сообщения. — Мужчина. Огнестрельное ранение. Жив, но потерял много крови. 10 квадрат, 18 улица. Дом? Чёрт, номер дома… 22-ой! Быстрее! Быстрее! — Вызвав врачей, я начал звонить полицейским. — Код 15, покушение на убийство. Координаты выслал. Оцепите квадрат, перекройте выходы. Опять они.

— Не расходиться! Пожалуйста, не расходитесь! Эжени, помощь будет здесь через минуту. Эжени! Позволь мне! — я намеревался оказать пострадавшему первую помощь и постарался отцепить девушку от Никифорова. Но она упорно продолжала обнимать дядю. Дождь яростно хлестал её по спине, зелёная рубашка промокла насквозь и прилипла к костлявым лопаткам. Я набросил на плечи Эжени непромокаемый плащ гвардейца и, наконец, отодвинул её в сторону. Кровь расползалась по земле. Конечности Питера Никифорова сводила предсмертная судорога, на его губах вздувались и лопались кровавые пузыри, он едва-едва дышал. Лёгкое задето, не иначе. Очки профессора треснули, и Эжени сняла их дрожащей рукой. Он был в сознании. Я запомнил его другим, не таким худым и измождённым. За прошедшие несколько месяцев профессор осунулся и сильно постарел. Рядом с ним валялся парик. Эх, нехитрая маскировка его не спасла!

— Можно помочь? — девушка повернула ко мне залитое слезами лицо.

— Я пытаюсь остановить кровь… Пока это всё, что я могу… Но погляди, врачи уже здесь.

Карета «Скорой помощи» не могла протиснуться в проулок, поэтому к нам направили парочку дроидов с носилками.

— Дядя… держись, дядя… Вот и они… Тебе помогут…

Дроиды уже начали приподнимать раненого, как он мертвой хваткой вцепился в руку племянницы. Пальцы впились в её запястье так сильно, что она вскрикнула от боли.

— Женя… Женечка… Ты не должна быть здесь… Не должна… Слишком опасно… Не нужно было приходить… Я не хотел… Они… — он начал кашлять, и кровь ручьём потекла по подбородку. Я кое-как разжал его онемевшие пальцы и освободил руку девушки.

— Тише, не говори! Не говори! — взмолилась она.

— Сообщение. Всё в нём, Женя. Сообщение… Я сделал это ради тебя… ради тебя… ради тебя…

Дроиды осторожно погрузили профессора на носилки и покатили к машине. Я подал руку девушке, помог ей подняться на ноги. Она вся дрожала от пережитого потрясения, одежда и руки были в крови дяди. Я подтолкнул её в сторону дроидов.

— Поезжай с ними. Давай, Эжени, поезжай с дядей! Ему ты нужнее. Я приеду позже. Мне нужно остаться здесь до прихода полицейских и гвардейцев. Я попытаюсь что-нибудь выяснить. Иди, а то уедут без тебя. И да, они могут отвезти твоего дядю в Нижнюю больницу, а там ему не помогут. Назови себя, пусть везут вас в Зеленый сектор. Поняла?

Эжени кивнула и бросилась догонять роботов. А я повернулся к зевакам. Надо же! Для меня, казалось, прошла целая вечность, а для них — всего пара минут. Кто-то укрылся от ливня под козырьком подъезда башни, кто-то — под зонтом. Представление закончилось, и я боялся, что народ начнёт расходиться. Подростки, правда, напротив выступили вперёд и с любопытством взирали на лужу крови и раскиданные по земле вещи профессора: папки, шляпу, парик, маленький саквояж, зонт. Какой-то мальчишка потянулся было к одной из папок, листы синтетической бумаги вывалились оттуда, слабо замерцали и, наконец, погасли.

— Не трогать! — прикрикнул на него я. — Сделайте пару шагов назад. Всех вас привлек хлопок, так? Кто первый увидел раненого? Нужна любая информация! Давайте покончим с этим побыстрее. Незачем тут мокнуть, если сказать нечего.

Кто-то не сказал ни слова, кто-то поспешил ретироваться, а некоторые заговорили одновременно, наперебой.

— Сэр, я живу неподалёку…услышала хлопок, сильный…

— А я живу напротив… Хлопок был точно такой же, что и на площади в 12-ом. Никого не видел.

— И я… Только тело… Вернее раненого… Улица была пуста.

— Стреляли, наверное, с большого расстояния, сэр. Может быть, даже сверху.

«Эх, и без вас знаю. Но вот что странно… Характер повреждений. Рана, а не ожог. Значит, на этот раз убийца орудовал не лазером. И здесь был хлопок и тогда, на площади… Зажигательная бомба? Но где тогда воронка? И зачем привлекать внимание? Столько вопросов!

Но одно ясно совершенно точно: мы имеем дело с Гильдией. И это уже третье нападение».

Глава 4

В больнице Зелёного сектора всё ослепительно белое: стены, пол, потолок, столики и кресла в приёмной, лампы, стойки медицинских сестёр, голограммы дроидов. Я нёсся через длинный коридор к лифтам, рискуя в любой момент свалиться и разбить голову о плиты. Проклятый скользкий пол! Нужно было остаться в аэроботах, они куда устойчивее обычных ботинок.

Эжени ждала меня на втором этаже. Её одежда высохла, волосы тоже (они распушились и топорщились в разные стороны). Лицо девушки опухло от слёз.

— Твой плащ. Держи, — она говорила металлическим голосом и отказывалась смотреть на меня.

— Прости, пожалуйста, я сильно задержался! Нужно было всех опросить, собрать вещи профессора. Твой дядя…?

— Не выжил. Его привезли сюда… уже… уже мёртвым.

Проклятье! Сердце рухнуло в пятки.

Десяток мыслей вихрем пронёсся в голове. «Почему именно сейчас? Почему на профессора напали именно сегодня? Ему ведь удавалось скрываться столько месяцев! Нет, не бывает таких совпадений! Неужели это мы его выдали? Неужели? Немыслимо! Нет, не может быть! Мы были осторожны, обсуждали эту тему только при встречах. Может быть, они следили за Эжени? Чёрт подери! Чёрт подери! И что делать? Что теперь делать? Вряд ли я смогу утешить девушку. Теперь уж не в моих силах ей помочь… Ну же, Алекс! Скажи что-нибудь! Ты же человек, в конце концов, а не деревяшка!»

Я легонько коснулся её плеча, я испытывал мучительное чувство неловкости и никак не мог подобрать нужные слова.

— Мне очень жаль, Эжени! Мне, правда, очень жаль. Я не смог помочь…

Она только головой покачала. Правильно, толку от моих слов никакого. Никогда не умел утешать, даже близких, не то, что чужих людей, хотя был обязан по долгу службы. Эжени поспешила вернуться к двери палаты, и я побрёл за ней, понурив голову. В очередной раз я не справился со своими обязанностями. Я обещал найти её дядю. Что же… мы его нашли, но поздно. Наверное, от меня уже не будет никакой пользы. Я накинул плащ гвардейца поверх мокрой рубашки и убрал с лица волосы. Я чувствовал себя ужасно. Но каково было бедняжке Эжени?!

Девушка прижалась носом к стеклянной стене палаты, в которой тело профессора готовили к отправке в морг. Дроиды раздели его, обмыли, и теперь несколько докторов осматривали тело, тыкали в него разными светящимися иглами, раздвигали края раны на груди и ковырялись в ней.

— Эжени… Не нужно тебе на это смотреть! Давай подождём в приемной… — я обнял её за плечи и попытался отвести от стекла. — Только хуже будет.

— Оставь. Меня. Он мертв. Так какая разница? — в её голосе не было слёз, только злость. Слепая, обескуражившая меня ярость. Эжени повернулась, и я решил, что вот сейчас она бросится меня душить. Может, это была игра света, но в тот миг глаза девушки из светло-карих стали чёрными, холодными и пустыми, как у вампиров, о которых я читал в книгах.

— Эжени! — из её носа хлынула кровь. — Спокойно! Спокойно! Опусти голову! Вот так. Не поднимай. Держи, как есть. Так, нужна вода! Идём со мной, идём отсюда. — Я прижал к её носу платок и потащил прочь от проклятой комнаты. Сильный грохот заставил меня обернуться. Огромная лампа, висевшая в палате, замерцала, перегорела и рухнула на пол. Ну и ну!

— Вот же чёрт! Идём же. Нужно убираться отсюда.

Я вел Эжени по коридору, и все оборачивались нам вслед. Пациенты, медсёстры, врачи и технический персонал, спешивший в палату, где произошла авария. Все они узнали её — девушку, мелькающую на телеэкране, девушку, о которой они читали в Сети. Едва ли не самую богатую наследницу в ЕАК, на которую в тот миг было больно смотреть. Одежда помялась и была выпачкана в грязи, волосы всклочены, бледное лицо залито кровью. Все они останавливались, таращились, перешёптывались, кто-то потянулся за гаджетом, чтобы сделать снимок. Вот же гады! До лифтов было ещё далеко, не дотянуть. Я взял Эжени за локоть и потащил к двери, ведущей в комнату для медсестёр. Через минуту все любопытные глаза остались по ту сторону стены. Свет загорелся автоматически, не белый, а какой-то голубой. Эжени устроилась в одном из кресел. Кровь уже не текла, голова девушки была низко опущена. Пряди волос закрыли лицо. Помолчав пару мучительных секунд, она выдала.

— Здесь кодовый замок. Откуда ты знаешь пароль?

Я вытащил из её слабых пальцев окровавленный платок, скомкал и выбросил в автоматическое ведро-утилизатор мусора.

— Заслуга Хавьера. Видишь ли, когда-то у него была интрижка с одной из сестёр. Вот они здесь и запирались, когда хотели побыть одни. Днём тут, обычно, никого нет. Медсестры заняты работой. Удобное место, чтобы… Здесь есть вода, можешь умыться. И здесь имеется алкоголь. Хм… если есть потребность…

Тут она разразилась нервным смехом. И, похоже, смеялась она надо мной.

— Хавьер делится с тобой всеми тайнами?

Хм. Вопрос с подвохом?

— Нет, но большинством тайн, — я присел на корточки напротив девушки. — Он делится теми знаниями, которые, как он считает, мне пригодятся. Эта комната пришлась очень кстати. У нас с Хавьером так: один за всех и все за одного.

— Мушкетеров было трое и Д'Артаньян, а вас только двое.

— Не беда. Дело ведь не в количестве. Знаешь, никогда не хотел быть мушкетером. Скучно.

— Серьезно?

— Ага, — я несмело улыбнулся.

— А кем хотел стать?

— Уж точно не командором космического корабля или первооткрывателем планет и галактик. Это так… так привычно, что ли. Обыденно. Пиратом. Всегда хотел стать пиратом, как капитан Блад[4].

— Или Эмилио Рокканера[5]?

— Да, или как Чёрный корсар. Благородный разбойник. Неужели ты читала?

— Обожаю приключенческие книги! Девчонке это не положено?

— Отчего же? Без таких книг мир стал бы тусклым, неинтересным. Жаль, сейчас их трудно купить. Отец привозил их из каждой поездки. Он уезжал в командировки раз в два месяца и по возвращении дарил мне пару-тройку бумажных книг. Он где-то умудрялся их доставать, выпрашивать, выменивать. Некоторые он находил совсем уж в плачевном состоянии, но мы вместе делали новые обложки. Отец собрал целую коллекцию книг: о воинах, пиратах, революционерах, разбойниках и мстителях, об охотниках, искателях приключений и первопроходцах, о далеких временах и исчезнувших в пучине океана городах. Каждый раз мне казалось, что я прочитал всё, что только можно было прочесть, но вот возвращался папа и привозил новую увлекательную книгу. Радости моей не было предела. Я считал дни до его возвращения.

— А сейчас? — спросила Эжени, и туман счастливых детских воспоминаний тут же рассеялся. Ну и ну! На какое-то мгновение, на одну секунду, я даже забыл, где и с кем нахожусь. Перед мысленным взором стояло доброе лицо отца. Я помнил каждую деталь его внешности: поношенную серую робу, тикавший, как часы, ручной коммуникатор, дорожную сумку, доверху набитую книгами, густые светлые волосы, собранные в неряшливый хвост, хитрую и одновременно задорную улыбку.

В тот день, когда отца не стало, закончилось детство, и угасли мечты.

— Сейчас?

— Сейчас он привозит тебе книги?

— Нет, отец погиб, когда мне было тринадцать.

— О, извини меня… — прошептала девушка и заёрзала в кресле.

И тут я сделал то, чего никак не мог от себя ожидать. Я начал трепаться почём зря.

— Однажды он просто-напросто не вернулся из поездки вовремя. Потом нам прислали тело, вернее его, хм, останки, в чёрном ящике. Отец испытывал новые модели электрокаров, контролировал роботов-тестировщиков. Но часто ему самому приходилось садиться за руль. Он не протестовал, несмотря на риск. Папа говорил, что не может удержаться, так ему нравилась скорость. Он испытывал мощные кары, а сам был вынужден ездить на старой дребезжащей модели. Во время одного из испытаний произошел взрыв. Погиб не только мой отец, но и ещё несколько человек. Первый месяц я не верил в его смерть, пусть и видел тело. Знаю, это глупо, но я ждал, когда он вернётся, надеялся на чудо. А когда надежда угасла… Эх, что-то я заболтался… Умойся, а потом отвезу тебя домой.

— Знаешь, тебя приятно слушать. Твой голос успокаивает, — заметила она. Вот уж не ожидал! — Итак, значит, Александр Орелли — магистр права и пират?

— Ну… Питер Блад был бакалавром медицины и капитаном корабля. Чисто теоретически у меня есть шанс совершить подвиг и бла-бла-бла.

Она смотрела на меня, как на полного идиота, безмозглого мальчишку, но слабо улыбалась. И я обрадовался, что хоть немного сумел её приободрить.

Мы не смогли выйти через парадный вход потому, что около двери столпились журналисты и фотографы. Похоже, они уже пронюхали о гибели профессора, а кто-то из работников больницы сообщил им, где искать Эжени. Вот они и примчались, чтобы сделать пару десятков снимков заплаканного лица девушки и забросать её дурацкими вопросами. Только этого не хватало! Увидев их, Эжени отпрянула от окна, ещё сильнее побледнела и скривилась точно от боли.

— Думаю, они караулят тебя у всех выходов, — заметил я. — Вызову кар к пожарной лестнице, укатим, они и ахнуть не успеют.

Расчёты оказались верными, мы успели удрать. Эжени сжалась в комочек на заднем сидении, словно боялась, что журналисты всё-таки её заметят и пустятся в погоню.

— Поговорю с ними завтра. Вопросов всё равно не избежать. Ха! Как это всем понравится! Наконец и в семье Логиновых случилось несчастье. Оказывается, и богатые умеют плакать.

— С чего ты решила, что твою семью все ненавидят? Не спорю, без завистников вы обойтись не сможете. Но вспомни девчонок из Нижнего района! Многие из них мечтают стать такими же, как ты. Они пытаются подражать тебе. А большинству… знаешь, только кажется, что они интересуются нашей жизнью, что им есть до нас хоть какое-то дело. По правде говоря, им плевать, от наших радостей и бед им не тепло и не холодно.

— Жестокая мысль.

— Согласен. Рано или поздно нас уничтожит собственное равнодушие. Эжени, не переживай ты из-за этих репортёров! Они на работе, им нужно зарабатывать деньги. Им приходится изворачиваться. Не думаю, что они собрались здесь, чтобы посмеяться над твоим горем. Хотя… может, они и посмеялись бы, может, они и напишут про тебя гадости, но только потому, что это их служебный долг.

— Хорош долг — высмеивать других людей! — фыркнула девушка. — Сразу видно, Алекс, ты не имеешь к этой сфере никакого отношения. А я одна из них, я тоже журналист. Да, мне повезло больше, чем им. Я могу писать только о том, о чём хочу, и мои статьи будут печатать. А если нет, владельцам журналов придется туго. Неужели ты не сталкивался с завистью? Неужели сам никогда не завидовал? — И, не дав мне ответить, она продолжила. — О, с ненавистью чужих людей я знакома с детства. Меня отталкивали и презирали, но в открытую травить боялись. Мне предъявляли повышенные требования, ставили в пример другим, чтобы разозлить завистников ещё сильнее. По их мнению, я могу получить всё, что захочу, любую безделушку, неважно, сколько она стоит, любого человека. Я могу купить всё, что угодно. Нет, это не так. Хотя отец и считает иначе, уж он-то берёт всё, что пожелает, и плевать ему на других. Ему нет до них никакого дела. У меня никогда не спрашивали, чего хочу я. Нет, я не о шмотках и прочем хламе, с этим проблем не было. Меня никогда не спрашивали, каким я вижу своё будущее, чем хочу заниматься. Я мечтала стать врачом, но отец зарубил мои планы на корню. В нашей семье ведь уже есть, вернее… вернее был один врач. И отец ненавидел его. Все члены семьи для отца — средства достижения цели, каждый приносит ему пользу, ему одному, а не обществу. Дядя вышел за рамки этих правил и был предан анафеме. А я за него толком и не вступилась. Трусиха! Предательница!

— Не надо так говорить. Ты сделала всё, что могла. В его смерти нет твоей вины.

— Действительно веришь в это, добрый, сладенький мальчик? — зарычала она.

— Что ты хочешь услышать, Эжени? Я тебя не понимаю.

— И не обязан понимать. Но слушать будешь. Всё равно деваться тебе некуда, Алекс.

Действительно.

— Значит, твой отец — человек скверный, — я попытался поддержать разговор. Ох, в этом-то я как раз и не был мастером! — Мерзкий эгоист и всё такое. И из-за его правил ты несчастна. А что же твоя мама? Она не помогает тебе и дяде?

— Мама…Я говорила, что дядя был помешан на исследованиях. Да, это так. Но до матери ему было далеко. Если мне удаётся встретиться с ней хоть раз в год, это уже хорошо. Она мотается по миру в поисках допотопных артефактов, опускается на океанское дно и исследует затонувшие города.

— Вот это здорово! Потрясающе!! — я задохнулся от восторга. Мечта! Мечта! Эжени презрительно фыркнула, и я решил: далее восхищаться не стоит.

— Конечно, ей, наверное, весело… А мне приходится гадать: не забыла ли она, что у неё есть дочь. Им хорошо, моим родителям, когда я строю из себя славную девочку и не доставляю проблем. Но они никогда не пытались узнать, что я представляю собой на самом деле. Даже мама с её блестящими мозгами меня не разгадает. Ей это и не нужно. Ей никто не нужен, только доисторический хлам. Мне следует утонуть и пролежать на дне тысячи лет, чтобы она мною заинтересовалась. Дядя же был моим другом, он хотя бы слушал меня и никогда не отмахивался, не считал, что я появилась на свет в неподходящий момент. Он видел во мне личность. Единственный из всех. И именно его я потеряла.

Я был потрясен. Эжени доверилась совершенно чужому человеку. Пару минут назад она говорила о ненависти со стороны других людей, о том, что все они жизнь бы отдали за сочные подробности её биографии. И выдать свои тайны … мне.

«А если я солью их репортерам? Или же все и так это знают, только я, олух, не читаю журналы? Вот, значит, как! Всегда на виду, всегда среди поклонников, а поговорить не с кем. Приходится носить маску и быть клоуном, хотя роль у тебя трагическая. Девчонка, у которой всё есть. Всё, да не всё. Чего-то не хватает. Мы ещё и выпить-то не успели, а она уже призналась в своём одиночестве. И, глядя на неё тогда, я не мог понять, как вообще можно злорадствовать в таких случаях, радоваться, смеяться? Как можно бить лежачего? Но ударить-то легко, а вот поставить на ноги… Подобрать нужные слова, утешить, понять — гораздо труднее».

Эжени не рыдала, не причитала, сидела спокойно, с прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Она не выглядела жалкой и разбитой, но я видел слёзы, которые катились по её точно окаменевшему лицу. Они сползали по щекам и капали, капали, капали… А она не пыталась их стереть, она не шевелилась. Прежде я насмехался над Эжени за её спиной, считал пустышкой, злился на её злой язык, тогда же я начал её уважать. Слезы все текли и текли, но в глазах девушки, которые я видел в зеркале, пылали огоньки ярости. Той самой ярости, с которой я уже столкнулся в больнице. Сгусток бушующих страстей, запертый в хрупком теле, как в темнице. Мятежная душа, которая никак не может освободиться от оков. Я поспешно отвёл взгляд от зеркала, иначе бы глаза девушки прожгли во мне дырку.

— Мне нужен твой пропуск в Верхний район, Эжени. Иначе мой электрокар не пропустят. Мощности у него недостаёт, понимаешь?

— Не хочу ехать домой. Не вези меня туда! Сидеть в четырех стенах совсем одной… несколько часов… Я не выдержу.

— А разве Стейси не дома?

— У неё фотосессия. Правда, она грозилась всё бросить и приехать, но я упросила довести дело до конца. Стася попытается меня утешить, и я выйду из себя.

— В таком случае, куда тебя отвезти?

— Никуда. Можешь высадить меня где-нибудь в Центре. Дальше я сама о себе позабочусь.

«Нет уж! Дудки! Мало ли что ты выкинешь, детка!»

— Так не пойдёт. Я не оставлю тебя одну. Прости, но вид у тебя такой, точно ты намерена нарваться на крупные неприятности. А это тебе совсем ни к чему.

Я был уверен, что она рассердится, но нет, напротив.

— У тебя есть время? — робко спросила Эжени. Может, мне показалось, но она вздохнула с облегчением.

— Найдётся. До тех пор, пока Стейси не вернётся с работы, я останусь с тобой. Кажется, я знаю, куда тебя отвезти. Там никто не станет на тебя пялиться. Хотя, знаешь, натяни капюшон на всякий случай, — подмигнул я.

Место, куда я привёз Эжени, называется «XXI век». Это небольшой ресторанчик в 28 квадрате Центрального сектора, оформленный в допотопном стиле. Я не посещал его всего-то год, но, казалось, прошла целая вечность. Это место ассоциировалось с Региной, в былые времена мы частенько проводили время в «XXI веке». Мы сидели там часами, и всё равно было мало. Мы никак не могли наговориться. Что же… Мне не до ностальгии.

Место удобно тем, что там нет дроидов, мощных камер, экранов и голограмм. Посетители располагаются в небольших кабинках, отделённых друг от друга занавесками. Никакой мебели-трансформера. Статичные стульчики на тонких ножках, низкие столики, диванчики с облупившимся от времени покрытием, лампы с абажурами, посуда из настоящего стекла, ретро-музыка. Это место наделено особой атмосферой, той, которую я порой улавливал в старых книгах. Атмосферой маленького провинциального городка, жители которого проводили вечера в единственном на всю округу ресторанчике. В бар приходили пропустить стаканчик джина и поболтать с барменом (его обязанности исполнял человек, а не робот), посмотреть футбольный матч или обсудить транслируемые в прямом эфире новости. Люди отдыхали там несколько часов, а потом возвращались домой пешком, по твердой земле.

«XXI век» облюбовали подростки и парочки, они приходят, чтобы выпить по чашке вкуснейшего горячего шоколада, съесть пончик с начинкой и пошептаться о своём, скрывшись за ширмой. Никто не обратил бы на нас внимания. В баре и официантов-то нет (даже людей).

«Если Эжени не высунет нос из-за занавески, никто её не узнает», — подумал я с удовлетворением.

— Необычное место, — протянула она и нервно огляделась по сторонам. Похоже, девушку смутило маленькое, замкнутое пространство. Разумеется. Наверху все живут в огромных квартирах, наполненных светом и воздухом. — Почему именно XXI век? Почему не XXII или не XXIII?

Уместный вопрос, но меня аж передёрнуло. Регина спросила то же самое, когда я привел её в ресторан в первый раз.

— Наверное, потому, что XXI век, вернее его первая половина, своеобразный символ затишья перед бурей. А после начались войны и глобальные катаклизмы. XXI век был счастливой порой в истории человечества, он был… уютным, как и это место.

— Неплохо звучит! Эх… чем больше я наблюдаю за тобой, тем чаще ловлю себя на мысли, что ты никогда не ошибаешься. Такие люди меня пугают, — усмехнулась она.

О нет! Я ошибаюсь. Постоянно. Я бываю упрямым в своей глупости, бьюсь и бьюсь лбом в закрытую дверь и никак не могу остановиться.

— Шоколад очень горячий. Осторожно! Тут есть комплексные обеды, кстати. Если голодна, я закажу.

Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Есть совсем не хочется, — Эжени притянула к себе чашку шоколада и, вопреки предупреждению, обхватила её ладонями. — Знаю, я доставила много неприятностей. Не думай, что мне наплевать. Я обещала отблагодарить вас, и с этим не будет проблем. У меня достаточно денег.

— Эм… я надеялся, что ты задействуешь меня в массовке своего шоу, — усмехнулся я. — Это возможно?

— Серьёзно? Если так хочешь, я могу организовать… Я задержусь в Льеже, может быть, надолго.

— Неужели ты…?

— Я хочу узнать, кто преследовал и убил дядю. Не успокоюсь, пока не выясню это. Чтобы ни говорил отец, в Москву я не вернусь, пока не узнаю, не узнаю… — повторяла девушка, как заведённая. И снова он, этот взгляд, исполненный ярости. — Дядя оставил сообщение, он хотел, чтобы я всё выяснила. И я выясню.

«Во дает! Глупая, она вряд ли думает об опасности, которой себя подвергает. И вряд ли я сумею отговорить её. А значит, я должен помочь».

— Наше предложение по-прежнему в силе, Эжени. Мы поможем расшифровать сообщение твоего дяди. Убийцы должны понести заслуженное наказание, мы просто обязаны разоблачить их. Ты можешь рассчитывать на меня и на Хавьера.

Она улыбнулась и посмотрела с такой искренней, неприкрытой благодарностью, что я даже смутился. Разве в моём предложении было что-то особенное? Мой долг — помогать людям. Да и вообще, что если наши с Хавьером подозрения имели основания, что если именно Гильдия преследовала профессора Никифорова? Что если между тремя убийствами в Нижнем районе действительно была связь? А исчезновение Гарри Питерса… Может, и в этом была замешана Гильдия? Но с какой целью они похитили бедного мальчика? Кто знает… кто знает…

— Ты глубоко задумался, я вижу, — заметила девушка. — Выглядишь грустным. Это место что-то значит для тебя, так? Это особенное место?

Хавьер — самый настоящий гад! Придушить мало этого сплетника! Кто тянул его за язык? Вот кто? Когда-нибудь Хавсу вырвут язык за его болтовню и для острастки откусят нос.

— Ничего подобного. И не слушай Хавьера, он частенько преувеличивает.

— Вот как? А ведь он говорил о жуткой личной драме.

«Эх ты! Решила-таки поиздеваться! Стоит только показаться добреньким и пожалеть кого-то обманчиво несчастного, и он тут же показывает зубы».

Я бросил на неё сердитый взгляд и тут же понял, что ошибся. Девушка не смеялась надо мной, наоборот, похоже, она мне сочувствовала. Надо же!

Ох, не нравилась мне подобная тема! Меня от неё просто воротило! Но раз уж Эжени мне доверилась, пришлось последовать её примеру. В тот день я не мог ей отказать, у неё все-таки умер дядя. Вот только моя «драма» не шла со смертью профессора ни в какое сравнение.

— Дело было даже не во мне, а в Хавьере, который едва не умер, и в Регине — моей невесте. Хавьер, думаю, рассказывал… Год назад он был тяжело ранен при исполнении… Тогда мы попали в серьезный переплёт и уж решили: не выберемся. Хавьеру в те дни я был нужнее, чем Регине. Я не мог думать о свадьбе, ведь судьба лучшего друга была не определена. Для Регины, как выяснилось, это был не аргумент. Она ушла. По-твоему, это трагедия? Люди встречаются и расстаются. Обычное дело.

— Неужели она ушла только потому, что ты отложил свадьбу до выздоровления Хавьера? — подняла брови Эжени.

Хороший вопрос!

— Она толком не объяснила, почему уходит. Много раз спрашивал. Но, очевидно, на то были серьёзные причины. Никто не уходит просто так. В какой-то степени мы расстались, как это сказать, по-хорошему… Мне не о чем страдать.

Конечно, я лукавил. Мне снились кошмары. Хавьер, окровавленный, с пустыми глазницами. Регина, покидающая меня в самый тяжелый момент. И я, так и не выяснивший причину разрыва, волнующийся за неё, упрямо пытающийся достучаться до правды. Странная история, а может и нет. Может, самая обыкновенная. Предала ли меня Регина, или в случившемся моей вины было больше, чем её? Кто теперь разберёт?

В любом случае, это далеко не так больно, как потерять родного человека. Страшно, когда близкие умирают или страдают, страшно, когда ты бессилен им помочь. По сравнению с этим всё остальное — ерунда. И вот я снова вспомнил Хавьера с повязкой на глазах, его скучную, унылую больничную палату, где я провёл несколько бессонных ночей, не отходя от лечебной капсулы друга. Вспомнил, как Хавс протягивал ко мне дрожащие руки, каким слабым и безжизненным был его голос, голос, в котором уже не было надежды. Вспомнил глубокие темные глаза Регины, девушки, с которой я собирался связать жизнь и которую, как выяснилось, совсем не понимал. Вспомнил то удивительное, волшебное чувство, которое испытывал, когда рисковал жизнью, испытывал каждый раз с того самого дня. Прекрасное ощущение, его невозможно описать, невозможно передать словами. Что-то тогда пошло не так, что-то во мне изменилось, переломилось, вывернулось наизнанку. Я стал другим, и этот «новый я» меня пугал.

Жажда опасностей стала для меня своеобразным наркотиком. Так и подмывало снова нарваться на неприятности, пережить ужас, неопределённость, оказаться на линии огня и выйти сухим из воды. Не знаю, почему, но я рассказал об этом Эжени. Я не делился этим ни с кем, даже с Хавьером (хотя он понимал всё без слов, понимал и бесился), а едва знакомой девушке проболтался. Ну и дела!

— Так вот откуда у тебя такая тяга к риску. Ты же понимаешь: это нездорово, — заключила Эжени. Она взирала на меня с неодобрением. «Лицемерка! А сама-то что удумала? Едва ли не в одиночку охотится за киллерами из Гильдии!»

— Да, но ничего не могу с собой поделать.

— Ты всё-таки магистр права, должен соблюдать правила. А ты любишь их нарушать. Значит, ты немножко пират, — слабо улыбнулась она.

«Добрый доктор: памяти Петра Никифорова».

«Гибель профессора Никифорова потрясла всё учёное сообщество», «Пётр Никифоров — ведущий кибермедик был найден мёртвым в Нижнем районе города Льежа. Возбуждено уголовное дело. Ведутся следственные действия».

«Племянница погибшего доктора Никифорова сообщила, что, согласно его воле, прах профессора будет развеян над его родным городом — Москвой».

Десятки голограмм пестрили похожими сообщениями. Репортёры всё-таки добрались до Эжени! Бедняжка! Сто пятьдесят раз отвечать на одни и те же вопросы, мусолить злосчастную тему, никому не отказывать в комментариях, когда больше всего на свете хочется спрятаться, забиться в угол, избавиться от любопытных взглядов и постоянных расспросов. Я закрыл все вкладки, положил голову на руки и прикрыл глаза. Ещё одна бессонная ночь. Кажется, это вошло в привычку. До четырех часов утра Хавьер и я пытались расшифровать треклятое сообщение Никифорова.

Друга уже битый час распекал начальник — ведущий детектив, офицер полиции Ричард Фрост. Ему стало известно, что Хавс вышел за пределы полномочий и принял участие в поисках профессора. Конечно, Хавьер не совершил ничего незаконного, но детектив Фрост считал, что мы ненароком могли навлечь беду на доктора Никифорова и пустить по его следу убийц. Признаться, и у меня возникала подобная скверная мысль. Но ведь мы были осторожны…

Мой друг вышел из кабинета начальника с белым, как мел, лицом, нахмуренными бровями и стиснутыми от злости зубами. Детектив Фрост обращался с молодыми подопечными, как с детьми, а Хавьера этого бесило.

— Продолжишь в том же духе — лишишься значка, Леон! — офицер последовал за Хавьером к его рабочему столу. Другие детективы тут же повыскакивали с мест. Ричард Фрост — высокий, широкоплечий, седеющий, но с густой шевелюрой, мужчина в квадратных очках. Перед ним трепетал весь полицейский участок. Он никогда не кричал, вообще не повышал голос. Фрост говорил зловещим шёпотом, и именно этот тон приводил подопечных в неописуемый ужас. Он был чересчур справедлив и никогда не наказывал их просто так. Они не боялись гнева старшего детектива, казалось, он никогда не злился, они страшились его разочарования. — Ты не должен был скрывать от детектива Фишер свои делишки. Помочь девушке, дядюшка которой попал в беду, благое дело, но теперь он мёртв. И если твоя, так называемая помощь всплывёт на поверхность, если девчонка проболтается журналистам, которые толпами за ней ходят…

— Вряд ли Эжени Логинова пойдёт на такое, — возразил я, вспомнив горящие ненавистью к навязчивым репортёрам глаза девушки.

— Ты не можешь знать наверняка, Александр. Нам не нужны проблемы с прессой, а, поверь мне, журналисты будут долго стоять над нашей душой. И какой поднимется скандал, если мы не сумеем раскрыть это дело! А мы чертовски зависим от рейтингов, показателей эффективности и прочей чуши. И пока время играет не на нашей стороне. Это тухлая история, Хавьер, понимаешь? Гильдия, тайные делишки Никифорова, нежелание Бэзила Логинова помогать родственнику. Есть в этом что-то мерзкое. Но раз уж взялся за дело, Леон, то отступать поздно. Тебя, Алекс, я не могу отчитывать, как мальчишку, хотя язык так и чешется. Вот поступишь на службу, тогда и поговорим. Теперь Хавьеру придётся довести расследование до конца и расшифровать проклятое сообщение. Но если он облажается, пострадает репутация всего участка. Будь осторожен, всегда держи в курсе детектива Фишер, не выходи за границы полномочий и не таскай повсюду дочку Логинова. Если с девчонкой что-то случится, мы, все мы, дорого за это заплатим!

Хавьер скорчил за спиной Фроста отвратительную рожу. Репутация. Репутация. По мнению Хавса, все средства хороши, если они позволяют достичь цели.

— Вляпались вы по уши, — подвела итог Каролина, когда детектив Фрост наконец-то исчерпал запас наставлений и полностью потерял интерес к Хавсу. — Теперь с вас не слезут, пока не найдете убийц профессора. Вернее, пока мы их не найдём. Когда Хавьер делает глупости, отвечаю за него я. Не высовывай язык и не надувай щёки, выглядит по-идиотски. Давайте не будем тратить время и займёмся делом. — Она ногой подтолкнула стул к Хавьеру. — Подключайся, Леон, хватит дуться. Допустим, я согласна, что, возможно, убийства в Нижнем районе тесно связаны между собой. За этим стоит Гильдия. Одинаковый почерк… Но Гильдия никогда не вступает в игру просто так. Они выполняют крупные заказы, ликвидация мелких сошек, убийства простых смертных их не интересуют. На этот же раз они убили чернорабочего из Варшавы и учительницу из Штатов.

— Значит, вы установили личность первой убитой? — я, в конце концов, заставил себя продрать глаза.

— Ага, — энтузиазм Хавьера сдулся, как воздушный шарик. Он был обижен и делал вид, что запутанное дело его нисколько не интересует. — При вскрытии обнаружили вышедший из строя датчик-маяк. Такие вживляют жителям Американских штатов в район предплечья, вместо чипа. Сделали парочку запросов и, вуа-ля. Мэгги Стиг, 2989 года рождения, место регистрации — город Вашингтон. Учительница английского языка в младшей школе, замужем, имеет двоих детей.

— И она тоже пропала без вести?

— В том-то и дело, что нет. Она уехала к двоюродной сестре в Новый Амстердам, но оказалась почему-то в Льеже. Родственники не успели забить тревогу, они не подозревали, что миссис Стиг покинула дом сестры раньше, чем планировала, и направилась в Льеж. Разрешения на въезд она не получала, родственников и друзей у неё здесь нет. Сестра думала, что миссис Стиг уехала домой, в Штаты. Муж считал, что она все ещё гостит у сестры. Она до последнего дня связывалась с родственниками и каждому говорила своё.

— Чертовски подозрительно! Миссис Стиг приехала к сестре. Почему же тогда о ней нет сведений в базе данных миграционной службы? Произошёл сбой? Ха, едва ли! И как эта женщина смогла незамеченной добраться до Льежа? Ясное дело, она оказалась здесь не случайно. Миссис Стиг приехала с какой-то целью. Ей это нужно было позарез, — пробормотал я.

— Ты прав. Мэгги Стиг почему-то старалась сохранить поездку в тайне, врала родственникам напропалую. Она рвалась в Льеж, но почему…? — кивнул Хавьер.

— Никифоров задержался в Нижнем районе потому, что ждал кого-то… — напомнила Каролина.

— Вряд ли он ждал Лисянского. Профессор не мог не знать, что тот погиб. Вряд ли Никифоров не слышал последние новости. Но вот со Стиг всё гораздо сложнее.

— Итак, Никифоров кого-то ждал. Может быть, миссис Стиг. А может кого-то ещё. И, возможно, этот кто-то тоже в опасности, — Каролина постучала длинными, ухоженными ногтями по поверхности стола. — Вот только на первый взгляд у профессора, Лисянского и Стиг не было ничего общего. Доктор прежде никогда не участвовал в подозрительных предприятиях, Лисянский и Стиг ничем не выделялись. Обычные люди, связи между ними никакой. И всё же… она должна быть! Готова поспорить, убийства имеют общее начало. И мы должны как можно скорее нащупать связующую ниточку между ними, иначе быть беде. Я должна показать кое-что. Майки подготовил для меня. — Каролина расстелила на столе рулон синтетической бумаги. — Вы же знаете, он интересуется пропавшими без вести.

— Ага, обобщает статистические данные.

— И не просто обобщает, Хавьер. Он провёл серьёзную и кропотливую аналитическую работу, не спал несколько ночей. И вот что получил. Глядите.

Мы склонились над огромной таблицей, именно над ней неутомимый Майк корпел днями и ночами, желая произвести впечатление на Каролину. Он не просто любил её, он боготворил землю под её ногами, а детектив Фишер умело пользовалась этим. Майк был её преданным псом и задаром исполнял все поручения, не отказывался даже тогда, когда приходилось работать сверхурочно. Хавьера такая самоотдача выводила из терпения, и он в открытую издевался над беднягой и клацал зубами, когда я просил смириться и перестать ревновать. Каролина не спешила отдавать предпочтение ни одному из сопляков-поклонников, и, похоже, единственным мужчиной, которого она искренне любила, был её пятилетний сын — Тео.

— Майк обобщил данные о пропавших без вести за последние пять лет во всех агломерациях ЕАК. Я уже посоветовала ему опубликовать эту работу. Это же шедевр! Так вот… обратите внимание, что за последние полтора года число пропавших увеличилось в два раза! В два, мать его, раза! Конечно, кого-то нашли, выследили по ID-чипу, но многие до сих пор числятся в списках, пропавших без вести. И вот что странно… Видите вот этот перечень? Все указанные в нём люди были найдены мёртвыми, и все они числились пропавшими без вести, все они были убиты в прошлом или же в этом году. Во всех случаях убийцы использовали лазерное оружие. Похожий почерк просматривается ещё в семи случаях (и стоит включить в этот список убийства Стиг, Лисянского и Никифорова).

— Значит, Гильдия? — нахмурился Хавьер.

— Да, в пяти из десяти случаев были обнаружены знаки отличия гильдейцев. Ни одно из преступлений не было раскрыто.

— Итак, что мы имеем? — прошептал я, дёргая себя за волосы. — Десять аналогичных убийств в разных городах ЕАК. Три в Льеже, одно — в Новом Амстердаме, одно — в Париже, одно — в Бресте, два — в Пекине, два — в Москве. Что объединяло погибших? Их должно было что-то объединять! Неужели никто не рассматривал все убийства в совокупности?

— Насколько мне известно, нет. Я уже связалась с роботами в приёмных отделов полиции в каждом из городов. Как только ведущие детективы дадут «добро», мне перешлют необходимые материалы. Доступ к профилям убитых у меня уже есть. Нужно поработать с каждым из них, нельзя упустить ни одну, даже самую маленькую деталь. Слышишь меня, Хавьер? Приступай к работе прямо сейчас, к вечеру мы должны иметь представление о каждом погибшем. И вот ещё что, я думала о зашифрованном сообщении профессора Никифорова. Неужели это сочетание букв и цифр ничего вам не напоминает?

— Знаете… — неуверенно начал я, — мы думаем: это похоже на опись библиотечного фонда… Однако мы не нашли в Сети ни одного совпадения. Такого фонда не существует.

— Архивные фонды не просматривали? — изогнула бровь Каролина. — Алекс, ты работал с материалами Публичного архива ЕАК?

— Только с теми, что выложены в Сеть. Мне не доводилось бывать в Париже.

— Публичный архив — крупнейшее в Конфедерации хранилище документов. Занимает целых тринадцать этажей башни! Там есть фонды, доступ к которым штатских либо ограничен, либо полностью запрещён, поэтому их описи не встретишь в Сети. Это единственный архив в ЕАК, где хранятся секретные документы. Что если речь в сообщении Никифорова идёт именно о закрытых фондах? Увы, в таком случае нам до них не добраться. Боюсь, ни моего, ни тем более твоего, Алекс, кода доступа к государственной тайне не будет достаточно. Но запрос я всё-таки сделаю. Попытка не пытка.

— Персональный комп может и школьник взломать и стащить конфиденциальные сведения, так что не будем рисковать, — Хавьер решительно отодвинул экран в сторону. — Транслировать видео сообщения можно и с помощью автономных, то есть не подключенных к Сети устройств. Правда, таких сейчас осталось немного, большинство роботов синхронизируется с Сетью. Но, видишь ли, есть нюанс: качественные дроиды-игрушки или роботы-няни работают автономно. Стоят они бешенных денег… И вот недавно я наткнулся на любопытный опытный экземпляр и попробовал сконструировать нечто подобное… Трудность здесь заключается в том, что… — вещал мой друг, сверкая глазами. Он испытывал непередаваемое наслаждение, рассказывая о всяких модельках, приборах, запчастях и прочих штучках-дрючках, и приходил в неописуемый восторг в тех случаях, когда находился внимательный слушатель. Стейси сидела неподвижно, подперев ладошкой щёку, она не сводила глаз с Хавьера, кивала и рассеянно улыбалась. Я по просьбе друга рылся в ящиках его письменного стола, пытаясь обнаружить среди обрывков проводов, кусков пластика, инструментов и острых металлических заклёпок чипы связи. Эжени сидела на софе в другом конце комнаты. Спина прямая, как струна, руки сложены на коленях, брови сдвинуты. Лицо на фоне ярко-красной блузки казалось совершенно белым. За вечер она едва ли произнесла пару слов. И мы не решались беспокоить Эжени. Последние двое суток её осаждали репортёры и фотографы, поэтому она выглядела ужасно сердитой. На меня девушка смотрела с раздражением и явным неодобрением. Я понимал её чувства. В конце концов, я, совершенно чужой человек, стал свидетелем её горя. Эжени, похоже, жалела о своей откровенности, и я, признаться, взболтнул лишнее.

Квартира Хавьера располагалась на пятьдесят втором этаже жилой башни и состояла из одной изрядно захламлённой всякой всячиной комнаты. Хавс жил один, хотя часто к нему наведывалась младшая сестра — Христина. В 3018 году она оканчивала школу и, вопреки желанию родителей, собиралась вступить в гвардию. Христина постоянно ссорилась с матерью, а потом сутками отсиживалась у брата, ожидая, когда буря пройдёт стороной. Хавьер относился к сестре со снисхождением и никогда не выдавал. Тем вечером Христина удосужилась не поссориться с родителями, поэтому квартира была в нашем полном распоряжении. Хавс терпеть не мог наводить порядок, и его совершенно не смущало присутствие гостей в комнате, забитой бесполезными деталями, микросхемами и роботами, которые находились в полуразобранном состоянии.

— Так вот… можно использовать робота-кота как средство для транслирования видео, — Хавьер активировал игрушку. Серый с чёрными пятнами кот-робот ничем не отличался от живого, ни по размеру, ни по… как бы это сказать, функциям. Дроид спрыгнул со стола и потёрся о ногу Стейси.

— Ух ты! Женя, ты только посмотри! Как настоящий! — девушка подняла кота на руки, и тот вполне натурально заурчал.

— Если нравится, можешь забрать себе. Нет, честно! Собрать ещё одного котика для меня — плёвое дело, — просиял Хавс. — Вот только натуральный мех достать трудно, поэтому пришлось использовать заменитель. Но, вроде бы, почти не отличается от оригинала. И не глючит.

— Хорош хвастаться! — я ткнул друга в бок. — Держи чип.

Хавьер принял кота-робота из рук Стейси и усадил на стол. Дроид, в отличие от настоящего животного, не вырывался. Хавс открыл разъём за пушистым ушком и вставил туда чип связи, чтобы перевести устройство в режим трансляции сообщения. Глазки кота загорелись синим светом, и из головы устройства появился штырь-передатчик.

— Готово. Давайте носитель.

— У меня их два. Начнём, наверное, с завещания, — наконец подала голос Эжени. — Нотариус доставил его только сегодня утром. Оказывается, за неделю до исчезновения дядя внёс в текст изменения. А мне никто не сказал! Вдруг это важно?!

— Согласно части третьей статьи 558 Гражданского кодекса ЕАК, обнародовать завещание можно только после смерти завещателя. Согласен, порой эта норма доставляет неудобства, но…

Эжени уставилась на меня злыми глазами.

— То есть ты можешь процитировать любую статью? Совершенно любую?

— А то! Он был лучшим на курсе! У него феноменальная память! — улыбка Хавьера растянулась до ушей. — Ну же! Покажи ей класс, Ал!

— Вообще-то…

— Значит, ты не можешь процитировать любую статью?

— Она бросает тебе вызов!

Вот же придурки!

— И что я должен процитировать?

— Допустим… — теперь Эжени смотрела на меня с нескрываемым злорадством. Да что с ней не так? Что я ей сделал? — Статья 52 Семейного кодекса ЕАК.

— Статья 52. Права ребенка. Часть 1. Ребёнок имеет право на имя, фамилию и отчество (при наличии). Ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, а также общаться с родителями и другими родственниками. Ребенок имеет право на защиту…

— Ладно, достаточно, — прервала девушка тоном заправской учительницы. — Статья 40 Гражданского процессуального кодекса.

— Статья 40. Виды доказательств. Судом рассматриваются следующие виды доказательств: вещественные, устные и электронные. К вещественным относятся…

— Лады, убедил. Статья 389 Налогового уложения.

— Серьезно? Нет такой статьи. В «Уложении» 370 статей.

— Тьфу! — рассердилась Эжени. — Показушник!

— Ты сама напросилась, знаешь ли. Не понимаю только, чего ради затевалось это представление. Давайте уже вернёмся к работе, — и я отвернулся от мерзкой, въедливой девчонки. Хавьер, будь он неладен, ухмыльнулся и запустил видео.

Ничего интересного мы, в общем-то, не услышали и не увидели. Профессор Никифоров завещал племяннице Евгении московскую квартиру, выкупленную из казны муниципалитета, со всем её содержимым, а также сорок тысяч марок. Остальные нажитые им восемьдесят тысяч он наказал передать больницам, детским приютам и благотворительным фондам, согласно составленному списку. Часть своих наработок он передавал Московскому исследовательскому институту. Короче говоря, это было стандартное завещание. А посему все надежды мы возложили на второе сообщение.

Первое время голограмма оставалась синей и неподвижной, пустой, и мы даже занервничали. Но вот, наконец, мы увидели лицо профессора Никифорова. Тот расплылся в улыбке, стоило только увидеть племянницу.

— Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

К нашему с Хавьером счастью доктор записал сообщение на новоанглийском.

Выражение лица Эжени я не в силах описать словами. Ужас, горе и радость. Адская смесь. Я видел, как трясутся руки девушки, сложенные на коленях, как дрожат её губы. Она не могла вымолвить ни слова.

— Это наши друзья — Хавьер и Александр, Пётр Викторович, — вместо подруги ответила Стейси. Я видел, как она сжала ладонь Эжени, и та немного расслабилась. — Они нам помогают. Им можно доверять.

— Это хорошо, хорошо… девочки! Я должен сказать вам кое-что важное, рассказать. У меня так мало времени, так мало… Нужно было раньше признаться, но я не мог. Я так виноват перед вами, девочки, очень виноват.

— О чем ты, дядя? — прохрипела Эжени. — О чём ты говоришь?

— Я ввязался в опасную авантюру. Тогда я думал, что поступаю правильно. Я бы и хотел сказать, что не сразу понял, чем придется заниматься, вот только это неправда. Ложь. Гнусная ложь. Я знал, за что берусь. Знал, что из этого получится… И не попытался остановить безумие…

Мы переглянулись, а голограмма профессора продолжала вещать.

— У меня совсем не осталось времени. Некогда вдаваться в подробности, и нельзя. За мной постоянно наблюдают. Я боюсь подвергнуть вас опасности. Вы должны знать, Женя, Стася, как сильно я к вам привязан и как мне жаль, что вы вскоре разочаруетесь во мне. Вы же не оставите всё это просто так, верно? Даже если я попрошу… Я оставлю подсказки. Вам потребуется… вам потребуется код 312. Код 312. Запомните! Женя, Настя… простите! Простите меня!

Голограмма погасла. А потом загорелась вновь. Эжени вскочила на ноги.

— Дядя! Дядя! — вскричала она, в её голосе явственно слышались слёзы. — Дядя!

— Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

Эжени в ужасе отпрянула. Я тут же выключил кота-робота, и изображение покойного профессора исчезло.

— Это всего лишь запись. Голограмма с функцией распознавания лиц. Мудреная штуковина. Она будет повторять записанное сообщение раз за разом, пока…

— Уймись, Хавьер! — цыкнул на друга я. Эжени едва ли не давилась слезами. Стейси белая, как мел, гладила подругу по волосам и, явно, не знала, как её утешить.

— Толком он ничего не объяснил, но одно ясно совершенно точно, — зашептал мне на ухо Хавьер, — до нужных сведений будет чертовски трудно добраться. Код 312. «Совершенно секретно».

Глава 5

— Сегодня мы поговорим о налоговых проверках. Мы должны выяснить, с какими целями они проводятся, выделить и охарактеризовать виды проверок, определить порядок их проведения. На прошлом занятии вы уже обращались к этой теме, когда изучали налог с продаж, помните? Хорошо. Как и в прошлый раз, мы поработаем с Налоговым уложением. В данном правовом акте закреплены основные положения о налоговых проверках, указываются основания для их проведения. Также существует Методика проведения налоговых проверок. Но давайте сперва обратимся к тексту Уложения. Загружайте справочно-правовую систему, — с 9:00 и до 16:00 я читал лекции и проводил практические занятия у студентов-правоведов, обучавшихся в Льежском университете. Так уж вышло, что мне поручили вести самые разнообразные предметы: историю, компаративистику[6], налоговое, трудовое и процессуальное право. Старшие преподаватели обычно ведут дисциплины, объединённые общей темой, что, разумеется, куда логичнее. Я же занимал младшую должность, а значит, всем было плевать на мои научные интересы, предпочтения и удобство. Но жаловаться нет смысла, напротив, я радовался, что получил эту работу сразу же после выпуска.

Я хотел связать жизнь с преподаванием, и мне нравилась атмосфера, царившая в Университете. Деятельность там кипит и бурлит, хлещет через край. И студенты, и преподаватели кажутся неутомимыми, увлечёнными. Их привлекают исследования, они ищут ответы и искренне верят, что смогут докопаться до истины. Да что говорить! И я был таким. Университет занимает целых тридцать этажей жилой башни, верхние из которых отведены на общежитие для студентов. На нижних этажах расположены аудитории, лаборатории, тренировочный центр, оранжерея, библиотека и архив. Университет поистине огромен, настоящий город в городе, и обойти его вдоль и поперёк на своих двоих очень трудно. Обычно студенты и преподаватели передвигаются на мини-карах или же поднимаются и спускаются в стеклянных лифтах. В Университете обучаются ребята не только из самого Льежа, но и из пригородов, составляющих агломерацию. Высшее образование в ЕАК бесплатное, но поступить в высшее учебное заведение непросто, слишком высокий проходной балл. Большинству выпускников школы приходится довольствоваться колледжем. Тем же, кому посчастливилось поступить в Университет, предстоит заниматься три долгих и трудных года, чтобы получить диплом бакалавра. Я учился ещё два года, чтобы добиться степени магистра и права обучать студентов.

После занятий я оставался в Университете ещё на несколько часов, работал над конспектами лекций и заданиями, искал материал для научных статей. После я либо спешил в Школу, либо на дежурство. В любом случае я возвращался домой за полночь и тут же заваливался спать. Как только появлялась возможность вести дополнительные курсы, я тут же предлагал свою кандидатуру. Я набрал учебных часов с избытком и порой корил себя за жадность и неуёмное желание как можно скорее выбиться в люди. В будние дни я был свободен всего три часа, в обеденный перерыв и в промежутке между занятиями в Университете и Школе или между дежурствами. Субботу, если не было занятий и дежурств, я посвящал тренировкам, оттачивал навыки стрельбы и рукопашного боя. Воскресенье же проводил в родительском доме, приглядывая за бабулей. Не скажу, что я любил воскресенья.

Меня преследовала безудержная жажда деятельности. Порой, правда, я чувствовал непреодолимую, давящую усталость и хандрил. В такие минуты очень хотелось остаться одному, побыть наедине со своими мыслями, вздохнуть полной грудью и прекратить, наконец, бесконечную гонку за благополучием. Я был привязан к студентам, гордился учениками, но порой меня угнетало их общество. Я уставал от проблем, которые они обрушивали на меня. У меня не просто болела голова, страдал мозг. По вечерам казалось, что его распиливают на мелкие кусочки. Нестерпимо хотелось тишины, покоя. Я уставал от людей, а вот от книг — никогда. Ну вот… я разнылся. Не знаю, что на меня нашло. Неужели история с Гильдией выбила меня из колеи?

В тот день я никак не мог сосредоточиться на занятиях, ведь голова была забита совсем другим. То и дело я прокручивал в мыслях данные об убитых Гильдией людях. Хавьер и Каролина открыли мне доступ к их профилям. Все они были разных возрастов, профессий, разного социального статуса. Они не были связаны друг с другом, они не могли быть знакомы. И, тем не менее, ими заинтересовались киллеры. Что же их объединяло?

У нас не было ни одной зацепки. Ни одной.

Каролина сообщила, что моего кода доступа будет достаточно для ознакомления с материалами фонда Ф.28. Р.59 Публичного архива в Париже. А вот для фондов ХаД 79, 61 и 64 потребуется злосчастный код доступа 312, который имеется только у Председателя Тинга ЕАК, Верховного главнокомандующего, главы Службы безопасности и у пары-тройки генералов.

«Страшно представить, что за тайны сокрыты в этих файлах! Просто так прокатиться до Парижа мне никто не позволит, а я должен туда отправиться и хоть на шаг приблизиться к разгадке сообщения профессора Никифорова».

Я собирался примоститься к своему научному руководителю, Хенрику Ольсену, который отправлялся в Париж на конференцию, а для этого нужно было в считанные дни состряпать приличный текст доклада для выступления. Именно над этим я и должен был работать после занятий. Но, увы, вдохновение меня покинуло. Целый час я бесцельно пялился на мерцающий экран рабочего компа, смотрел в одну точку и трепал отросшие волосы.

Признаться, мне достался очень удобный рабочий уголок. Стол наполовину скрывался за выступом стены, а посему коллеги, сотрудники кафедры, не могли видеть, чем я занят. Правда, у меня был самый маленький стол, на котором никогда ничего не помещалось. Разглаженные стопки синтетической бумаги, учебные пособия и сборники научных статей громоздились на самом краю столика, ими были захламлены и ящики. Ко всему прочему, робот-секретарь приволок ещё пару стопок: отчёты, программы и прочая документация, которая требовала проверки.

«Хватит прохлаждаться! Нужно сосредоточиться, нужно работать! Погибшим уже не помочь, это так. Погибших уже не спасти, но вот других людей, которые могут стать жертвами Гильдии, ещё можно уберечь. А для этого следует расшифровать сообщение профессора», — увещевал себя я.

Я копался в базе судебных решений, когда позвонил Хавьер. Два дня назад он отправился в Пекин для того, чтобы поработать с материалами Национальной библиотеки, а именно с фондом Т.А.а. Новость об отъезде Хавс воспринял с восторгом. По натуре непоседа, он скучал, если подолгу оставался на одном месте. Каролина охотно отправляла его в командировки, поэтому большую часть рабочего времени друг мотался туда-сюда по ЕАК и звонил мне в любое время дня и ночи, желая поделиться впечатлениями. Правда, до Пекина, города, расположенного на самой окраине Конфедерации, он ещё не успел добраться. Пекин — самый крупный по численности город в ЕАК, там проживает 35 миллионов человек. Примечательно, что данная агломерация частично расположена на насыпном грунте, но большая её часть построена на огромной плавучей платформе, на своеобразном искусственном острове. Едва ли не каждый час я получал от Хавса новую порцию фотографий, на которых он умудрился запечатлеть основные достопримечательности Пекина: бамбуковые парки и музей под открытым небом (вернее под энергетическим куполом), именуемый «Поднебесная». Воссозданные Запретный город — огромный императорский дворец — и фрагмент древней Великой китайской стены являются визитными карточками Пекина. Я глядел на фотографии и скрипел зубами от зависти.

Ещё час я потратил на сущую ерунду, и вот в очередной раз позвонил Хавьер. Коммуникатор я носил на руке и по большей части использовал как часы. А потому, чтобы было удобно, я положил устройство на стол. Голова Хавса, мерцавшая и отливавшая синим, зависла над кипами бумаг. Голограммы — очень удобное средство связи. Можно беседовать с другом в любом месте и в любое время. Кроме того, коммуникаторы можно полностью отключить от Сети, что снижает вероятность утечки информации.

— Ты один? Всё чисто?

— Да, все уже разошлись по домам.

— Всё ещё киснешь над обзором практики?

— Да, работа медленно, но продвигается. Что это ты жуешь?

Хавс поднял повыше две скрещенные палочки, на которых было намотано длиннющее нечто.

— Лапша со свининой, яйцами и водорослями. Выглядит не очень, но зато вкусная. Итак, я в Национальной библиотеке. Тебе бы здесь понравилось, уж поверь. Стеллажи тут высокие, метров десять в высоту! От полки к полке перемещаешься на специальном лифте. Потрясно! И повсюду книги! Целое море книг! Настоящих, бумажных! Гляди! — Хавьер отошёл в сторону, и моему взору открылась удивительная картина. И в самом деле, невероятно высокие стеллажи, миллионы книг! А ведь это только одна комната!

— Что, уже потекли слюни? Так я и знал, — передо мной вновь возникла кудрявая голова Хавса. — Теперь к делу. Представь, я здесь совсем один. Похоже, никто не интересуется этой секцией… Фонд Т.А.а. содержит материалы научного эксперимента профессора Никифорова. Ну ты знаешь… его детище — программа реабилитации людей, переживших операции по пересадке синтетических органов и тканей. Занятные тут хранятся документы, кстати. Файлы самого Никифорова, наработки его предшественников, наблюдения других специалистов, разного рода расчеты, фотографии, характеристики отдельных операций, отзывы пациентов… На первый взгляд, не бог весь что, да? Занятно ознакомиться с этим, не спорю, но к нашей теме и за уши не притянешь. Правда, здесь имеются данные об анализах и пробах…и… а нет, не то… Вот! Здесь есть списки всех пациентов, проходивших реабилитацию у Никифорова. Если на что-то и стоит обратить внимание, то только на них.

— Постой… — я мигом избавился от сонливости. — Хочешь сказать, что нашёл имена погибших?

— Увы, нет. Перешерстил все списки «от» и «до». Ни одного совпадения. Но я обнаружил кое-что интересненькое. Среди пациентов Никифорова был человек, имеющий код доступа 312.

— Ого!

— Вот-вот! Не ради него ли Никифоров отправил нас в Пекин? Нам нужны файлы закрытых фондов, а у этого Гектора Бофорта перед доктором должок. А значит, он нам поможет.

— Как ты сказал?

— Командор Гектор Бофорт, — я тут же полез в Сеть. — Избранный, имеющий доступ ко всем секретным файлам. Правда, живёт у чёрта на куличках, в Новом Лондоне. Но раз ты отправляешься на Запад, может, и до Бофорта доберёшься. Старик Фрост обещал использовать все связи для того, чтобы тебе сделали пропуск в Закрытую зону Лондона.

Новый Лондон — плавучая агломерация, самый северный город и самая крупная военная база в Конфедерации. Живут там, преимущественно, служивые, члены их семей и обслуживающий персонал, а также курсанты, обучающиеся в элитной военной академии. И я должен получить пропуск в святая святых, если надеюсь на помощь заправского вояки Гектора Бофорта.

Попрощавшись с Хавьером, я обратился к профилю командора.

«Итак, с кем мы имеем дело? Гектор Альфред Бофорт, 2980 года рождения, командор 1-ого, то есть наивысшего, ранга, ведущий военный консультант, магистр военных наук. Награждён Орденом мужества первой степени. Ничего себе! И в самом деле, важная птица!»

Мой научный руководитель Хенрик Ольсен жить не может без конференций, а посему не пропускает ни одной. Он постоянно разъезжает по стране, выступает с докладами, участвует в семинарах, читает выездные лекции. Он не признает заочных выступлений через голограммы, только личное присутствие и живое слово докладчика. Хенрик Ольсен — прекрасный оратор, помешанный учёный и превосходный организатор. Он легко заводит полезные знакомства и действует оперативно, если речь идет о подготовке какого-нибудь важного мероприятия. В остальных случаях этот рослый, широкоплечий, рыжий детина абсолютно бесполезен. Ольсен не умеет планировать, он не способен распределять свои обязанности, а ещё он ужасно забывчив. Увы, львиную долю его работы приходилось выполнять мне. Я отправился в Париж именно с Ольсеном потому, что он имел неименной пропуск в Публичный архив и согласился одолжить его, а значит, мне не нужно было тратить время на оформление документов.

— Ехать обязательно? — Стейси едва-едва поспевала за мной на каблуках. Через пятнадцать минут Хенрик, девушка и я должны были сесть на аэросостав до Парижа. Два часа, и мы на месте. Длинные ноги унесли Ольсена далеко вперёд. Похоже, он решил заглянуть в буфет и заказать что-нибудь пожевать. Стейси и я остались на перроне, на котором уже толпился народ. Многие парни жадными глазами провожали мою спутницу. Высокая, прекрасно сложенная, с блестящими белокурыми волосами и ангельским лицом, она неизменно привлекала внимание. Разумеется, Стейси настолько красива, что на неё пялятся даже дроиды. — Можно ведь заказать нужные файлы или поработать с электронными версиями.

— Эти файлы нельзя запросить. Необходим код доступа и личное присутствие, — я был одет в штатское: брюки без стрелок, тёмно-серая рубашка безо всяких нашивок, никаких знаков отличия гвардейца. Удобно, если бы не Стейси, я бы легко слился с толпой, укрылся в её тени. Это, знаете ли, по мне. Терпеть не могу быть на виду.

— А ехать не опасно? Те, кто убил профессора, могут следить за нами.

— Потому-то тебе и стоит остаться здесь. Я уже говорил: твои волосы заметны издалека, — бурчал я. Скверное настроение было вызвано бессонницей и жарой. Раннее утро, а солнце уже припекало.

— Звучит, как комплимент, — ухмыльнулась девушка. — Я не могу не поехать. Я обещала Жене, что просмотрю файлы. Она рассчитывает на меня. — добавила она уже серьёзно.

Как я уже понял, спорить с обеими барышнями бесполезно, всё равно своего добьются. Разумеется, за нами могли наблюдать.

«Кто знает, может быть Гильдия не хочет, чтобы мы раскрыли секрет Никифорова? Особенно если он связан с убийствами». Да, мы рисковали, как, впрочем, и всегда. Только теперь в нашу с Хавьером команду риска записались Эжени и Стейси — две бедовые девицы.

— Ладно, прорвёмся. Держись поближе ко мне и не зевай.

— Я никогда не зеваю, — невозмутимо ответила она. Её подруга отмочила бы что-нибудь колкое, но Стейси общалась со всеми ровно, как со старыми друзьями, и, казалось, никогда не выходила из себя. Её терпение поражало меня.

— Как там Эжени? — вроде бы, невинный вопрос.

— А почему у неё самой не спросишь?

— Не хочу досаждать. Я ведь едва знаком с ней.

Девушка окинула меня оценивающим взглядом. Стейси смотрела иначе, чем подруга, в её глазах не было ни тени самодовольства, только осторожность.

— Неважно, — наконец, выдала девушка. Что же, похоже, я прошел проверку. — Тяжело переживает. Она безумно любит дядю, любит его больше всех на свете. Он, а не я, был её лучшим другом. Уж не знаю, что бы Женя делала без него… И теперь, когда она должна отвезти его прах в Москву… Страшно представить, что она чувствует! К счастью, все мои родственники живы, а Эжени потеряла самого близкого… Да ещё и отец примется её пилить, стоит только вернуться домой. Она вряд ли станет плакать или причитать, она не позволит себя утешить, будет кричать, ругаться, ворчать на меня, но не покажет истинных чувств.

«Так и знал, Эжени — непростая штучка. Подумать только! Сильный дух в хрупком теле. Может быть, поэтому он так озлоблен? Уж я-то знаю, что это такое: потерять любимого человека. Уж я-то знаю… Но вряд ли Эжени захочет слушать мои увещевания. Она решила отомстить за дядю. И винить её за это не стоит».

Мы приобрели билеты в вагон второго класса. Он более всего подходит для поездок на короткие расстояния. Там нет спальных мест, только откидывающиеся кресла и складные столики. Каждые четыре сидения отделены друг от друга стенками, на которых закреплены экраны компов. В любой момент можно вызвать дроида, заказать еду и напитки. Аэросоставы движутся на огромной скорости, но никогда не набирают большую высоту. Часть пути они даже преодолевают на воздушной подушке (если нужно пересечь полосу воды) или, грохоча, катятся по монорельсу. Большинство пассажиров вышло в Берлине, поэтому оставшийся час мы ехали в полупустом вагоне. В соседнем купе две молодые женщины лакомились круассанами и сплетничали. Сын одной из них, мальчик лет трёх, дремал, положив ножки на колени матери. Хенрик Ольсен крепко спал. Стейси делала наброски, положив лист синтетической бумаги на колено. Я никак не мог оторваться от романа «Дочь Монтесумы»[7] и в тот миг был готов убить любого, кто попытался бы меня отвлечь.

В вагоне, на моё счастье, было прохладно, система охлаждения работала на полную мощность, жалюзи были опущены. Всё равно смотреть не на что. Аэросостав нёсся так быстро, что все объекты за окном слились в сплошное бело-голубое пятно. Мимо проехал дроид с огромным подносом, нагруженным стаканами чая/кофе/сока/ лимонада и пачками печенья.

— Может, ты голодна? — я поднял глаза на Стейси. Она покачала головой и протянула лист бумаги. Мой портрет. Прежде никто не рисовал меня, а тут… Получилось очень натурально, да-да, не отличишь от оригинала: вихры волос, изгиб бровей, овал лица, складки на рубашке, потрепанные уголки книжной обложки.

— Ух ты! Очень-очень красиво! Ты здорово рисуешь!

Стейси вытащила из-под бока синюю дамскую сумку, на пару тонов темнее её блузки, убрала туда чистые листы и механический карандаш-стилус. Она выглядела расслабленной и очень довольной.

— Спасибо! На самом деле до совершенства ещё далеко, это становится ясно, как день, стоит только взглянуть на мои картины, выполненные в цвете. Вот чёрно-белые — другое дело, мне легко даётся игра света и тени, — начала увлечённо рассказывать она, и я даже отложил книгу. В других случаях из Стейси и слова не вытянешь, а тут она трещала без умолку. — Я сама выучилась, тренировалась много лет. Рисовала каждый день, если выходило плохо, начинала снова. У меня никогда не было учителей, я не ходила в художественную школу, не брала частные уроки. Всё сама да сама.

— Почему? — полюбопытствовал я. У родителей Стейси было много денег. Странно, что они такую малость, как обучение рисованию, не могли сделать для единственной дочурки.

— Отец и мать не хотели, чтобы я рисовала, впрочем, они и моё желание стать психиатром проигнорировали. А мы с Женей давным-давно решили, что она будет лечить тела, а я — души. Но у родителей были на нас другие планы, — вздохнула девушка. — В детстве я часто болела, приходилось постоянно сидеть дома. Отец и мать пропадали на работе, порой я не видела их неделями. Я была заперта в четырёх стенах, прикована к постели, всегда была одна, не считая десятка роботов. Думала: сойду с ума от скуки. Чтобы этого не случилось, начала рисовать. Надеялась, если это осилю, со всем остальным справиться не составит труда.

Она говорила, я слушал, не перебивая, не задавал вопросов, даже не пытался успокоить. Что-то подсказывало мне: эта девушка не нуждается в утешении. Внезапно Стейси стушевалась и умолкла.

— Похоже, психиатром нужно стать тебе. Кому угодно развяжешь язык, — усмехнулась она.

— Я ничего не сделал, — пожал плечами я.

О да! Ко мне частенько приставали с задушевными разговорами: коллеги, сослуживцы, ученики, их родители, приятели и их подружки. Они жаловались, рассказывали о проблемах и неудачах, либо болтали о всяких глупостях, о бредовых идеях, то и дело приходивших в их головы. Все они требовали от меня заботы, участия и внимания. Порой они жестоко испытывали моё терпение. Хавс утверждал, что я разбогател бы за пару лет, если бы стал требовать плату за свои «сеансы». Разумеется, он посмеивался, а вот мне было не до шуток. Чужие проблемы и фобии забивали мою и без того захламлённую голову и вызывали ужасную боль. Любопытно, но, когда я сам пытался поделиться проблемами, все они, мои «пациенты», тут же делали ноги.

— Что-то в тебе вызывает доверие. Знаешь, у тебя интересное лицо, такое спокойное. Никаких эмоций. Трудно даже представить, о чём ты можешь думать. Необычное лицо! Непросто тебя рисовать.

— Наверное, поэтому очереди из художников и не выстраиваются у моего порога.

— И глаза у тебя необычные, — она подалась вперед и посмотрела на меня, как бы это сказать, с восторгом художника-портретиста. А меня это смутило. — Странный цвет. И не серый, и не голубой, нечто среднее. Какой-то серебристый… А посмотришь под другим углом, покажется светло-сиреневым. В жизни таких глаз не видела.

Ха! У меня глаза отца. И мать говорила, что они у нас цвета лунной пыли или дождя. Регина же считала, что таких глаз у человека быть не может, и постоянно подтрунивала надо мной, называла пришельцем. Стейси похожа на Регину, те же белокурые волосы, только не распущенные, а заплетённые в сложные косы, начинающиеся у висков. Те же правильные черты лица, только глаза голубые, а не карие, и на губах нет ухмылки. Улыбка у неё добрая, ласковая.

— У Хавьера глаза интереснее. И пользы от них больше.

Стейси вдруг помрачнела.

— Хавьер ни минуты не может просидеть спокойно. Постоянно болтает, не заткнуть. Я не могу работать в таких условиях! Я люблю тишину, а излишняя суета меня раздражает. И да, уж слишком твой друг самодоволен.

— То есть?

— Слишком многого хочет. Слишком высокого о себе мнения. А других людей и в грош не ставит. Ты уж не обижайся, говорю, как есть.

И она была права! Даже у меня порой руки чесались от желания хорошенько треснуть Хавьера и выбить из него дурь. А вся беда заключалась в его мерзкой философии потребления. Мол, живу, как хочу, мир создан для моего удовольствия. И получу я всё, что пожелаю, стоит только руку протянуть. И все девушки мира готовы глаза друг другу выцарапать и волосы вырвать за ночь со мной. А если ты не одна из них, значит у тебя с головой не в порядке. Я понял, почему Хавьер не кичился «победой» над Стейси. Не было никакой «победы». Ему не удалось задобрить и умаслить эту девушку.

— На самом деле он славный парень и хороший друг, но с ним нужно вести себя строго. Хавьер понимает и уважает, увы, только силу.

— Угу…

«Эх, Хавьер-Хавьер! Как меня поучать, так он мастер, а сам толком не умеет общаться с девушками. Каким же он будет идиотом, если упустит Стейси!»

Хенрик Ольсен захрапел. Спал, похоже, как убитый, ничто его не брало.

— Слушай, Стейси, — я подался вперёд, — мне неловко спрашивать твою подругу о её дяде, но без информации не обойтись. Ты ведь хорошо знала профессора Никифорова?

— Да, мы с Женей вместе росли. Мы дружим ровно столько, сколько я себя помню. Пётр Викторович заботился о нас, по-своему. Хотя… скорее он был нашим другом, нежели родителем. И вот его нет… До сих пор не могу поверить, что его нет… Так о чём ты хочешь спросить?

— Ты ведь прекрасно понимаешь, и Эжени, думаю, тоже, что Гильдия далеко не просто так заинтересовалась профессором. Твоя подруга говорила: доктор Никифоров никогда не рассказывал вам, над чем он работал. Всё так и было?

Стейси наморщила лоб. Она не рассердилась на меня за подозрения, лишь силилась вспомнить и дать точный ответ.

— Всё верно. Правда, он рассказывал о своей любимой программе реабилитации. Вот о ней-то он мог говорить часами, он посвятил ей жизнь. Работа началась ещё в ту пору, когда он только-только начал практиковать, а окончательно реализована она была всего-то восемь лет назад. Но над чем он работал в последние месяцы… Нет, он не говорил. Знаешь… мы стали реже видеться. Учёба, работа. Мы не проводили с ним столько времени, сколько раньше. И теперь Женя винит себя за это. Последний год профессор провел в разъездах, выступал на конференциях, читал лекции.

— Так значит, он ни о чём не рассказывал… Скверно, как всегда. Вот бы узнать, почему отец Эжени был уверен, что профессор впутался в пренеприятную историю…

— Не факт, что у него были на то основания. Василий Андреевич постоянно подозревал профессора, придумывал, в чём ещё его можно обвинить. Они часто ссорились. Не спрашивай, в чём причина. Они никогда не ладили, а когда родители Жени расстались, отношения между Логиновыми и Никифоровыми окончательно испортились.

«Эх, тухлятина! Семейные дрязги! Не то всё это, не то. Вряд ли Стейси сказала неправду. Зачем ей лгать? Она понимала, что я лишь хотел разобраться в случившемся, узнать, во что ввязался профессор, нащупать конец нити, связывавшей убийства. Я не собирался порочить доброе имя доктора, ведь она понимала это? Должна была понимать», — размышлял я.

— Ладно, оставим эту тему. К сожалению, пока у нас нет ни одной зацепки, Стейси. Одна надежда на архивные фонды.

Париж — город наук и искусств. Там находятся крупнейший и самый престижный университет в ЕАК — Сорбонна, ведущий научно-исследовательский институт, архив, театральная академия, Опера, с десяток художественных галерей и венец всего этого великолепия — Лувр — огромный музейный комплекс, занимающий целый городской сектор. Я обошел этот музей «от» и «до», но, увы, с помощью сетевой видео экскурсии, а не лично. Для заказа персональной высокоточной голограммы, через которую можно осуществить «очное» путешествие в Лувр, требуется целый мешок марок. Я же не мог тратить деньги на всякие глупости, ведь бабуля постоянно нуждалась в дорогих лекарствах, а маминой зарплаты едва хватало на самое необходимое. Эх! Билет в Лувр, который действует в течение десяти суток, тоже стоит недёшево. Жаль, конечно, но потратить кучу денег на поход в музей я не мог. Часть заработной платы должна была уйти на ремонт родительского компа, часть — на усовершенствование электрокара, ведь если не заменить в тачке систему охлаждения, однажды я превращусь в жаркое. Поэтому я выступил на конференции, получил от Ольсена пропуск и потащился в архив.

Публичный архив поистине огромен! Десятки этажей, сотни читальных залов, где каждое рабочее место оборудовано мощным компом. Туда-сюда снуют дроиды-помощники, принимают заявления и требования — документы, в которых указано, какие дела ты хочешь заказать, разносят папки. При необходимости можно связаться с хранителем каждого фонда и запросить дополнительную информацию.

Мне принесли двадцать дел, относящихся к фонду Р.59, каждое из которых состояло из двухсот листов, и я принялся за работу.

Итак, фонд Р.59 «Программа Земля-Атлантида». Хм-хм… Я зарылся в бумаги. Программа «Земля-Атлантида» — научно-исследовательский проект, посвящённый поискам причины глобальных катаклизмов, едва не уничтоживших наш мир. Исследования начались тридцать лет назад группой ученых из Сорбонны, Московского, Берлинского и Пекинского университетов, которые, в свою очередь, сотрудничали с коллегами из Американских штатов. Работа длилась целых десять лет, а потом программу внезапно закрыли. Бац! Годы долгой и кропотливой работы ушли в никуда. Хм… Любопытно… Однако как это связано с убийствами? Я обратился к списку погибших, высланному Каролиной. Ни одного совпадения. Да и все убитые куда моложе этих ученых. Пробить бы каждого из них по базе, но есть ли смысл?

Я обратил внимание на общий лист фонда, в котором читатели делали отметки о том, какие дела были просмотрены и какие страницы отсканированы. Желающих изучить документы злосчастной программы оказалось немного, но… но среди них был профессор Никифоров! Он читал их последним. Так-так-так! Я подтянул к себе дела, с которыми работал доктор, и принялся разворачивать гигантские, как простыни, листы синтетической бумаги. Вскоре они покрыли три стола и пять стульев.

Так-так-так. Что же искал здесь Никифоров? Лист 5: фотографии участников программы. Ах, да ну их! Листы 14–48: личные дела участников. Проклятье, я точно чокнусь! Ну их! Листы 59–80: сметы расходов, инвентарные книги. Глупость какая-то!

Следующее дело. Листы 30-199: отчёты экспедиций, в том числе глубоководных, какие-то расчёты, формулы, от которых голова готова пойти кругом. Данные о температуре воды, о состоянии почвы, об атмосферном давлении, какие-то графики.

Нет, за один день с этим разобраться не получится. И я ни черта в этом не смыслил, ни черта…

Прошёл час, потом ещё полтора, Стейси, которой доступ к фонду по моему поручительству должны были предоставить только на следующий день, завалила меня сообщениями, пестрившими вопросительными знаками и грустными рожицами. А я продолжал листать страницы, читал отчёты и никак не мог оторваться. От обилия информации голова трещала по швам, листы синтетической бумаги мерцали, из-за этого болели и слезились глаза. Но я продолжал читать, слишком уж было интересно. «Теория катастроф», объект «Луна-11», инопланетное вмешательство, операция… стоп, что? Какое-то нечитаемое название! Ничего не понятно!

— Молодой человек! — меня окликнула пожилая женщина в чёрно-синей форме сотрудницы архива, сухопарая, седая и очень строгая на вид. Похоже, она была не в восторге от устроенного беспорядка.

— Извините… Я мигом всё уберу, — я уже поднялся на ноги, но она только головой покачала.

— Интересуетесь «Атлантидой», молодой человек? А знаете ли вы, что фонд Р.59 неполный? Не знаете? Видите ли, фонд включает в себя двадцать дел, хотя за годы разноплановых исследований были подготовлены десятки полных отчётов и сотни заметок. Кроме того, существовали и мемуары участников программы. Но эти файлы вы не найдёте ни в одном архиве Конфедерации. Утеряны. Советую обратиться к работе «Легенда об Атлантиде» Алины Леру. В библиотеке нашего архива сохранился один экземпляр. Автор была участницей программы, поэтому в книге вы обнаружите совершенно уникальные данные.

— Благодарю вас за консультацию! — хм, Алина Леру. Алина Леру. Фотографии участников программы. Алина Леру. Девушка в длинном белом халате с папкой под мышкой. Одно нажатие, и мне открыли доступ к её профилю. Ассистент. Участница программы «Земля-Атлантида». И никаких подробностей. Просто блеск!

— Можете оставить бумаги, я сама их соберу, — пообещала сотрудница архива, заметив, что я начал лихорадочно перебирать листы.

— О, большое спасибо! — надо же! Какая славная женщина!

— Ты уверен, что нам пригодится эта книга? По мне, так она никакого отношения к делу не имеет. — Стейси и я коротали ожидание у стойки дроида-администратора. Он передал данные в библиотеку, и приблизительно через пятнадцать минут нам должны были доставить книгу. Чтобы этого добиться, мне пришлось поцапаться с хранителем библиотечного фонда, которая заявила, что ни за что не выдаст единственную в своём роде книгу на руки, и прибегнуть к запрещённому приёму. Перед отъездом Каролина вручила мне следственное поручение, согласно которому, все организации и должностные лица должны были содействовать в расследовании преступления. Детектив Фишер наказала, чтобы я использовал его лишь в крайнем случае, ведь я не должен был привлекать излишнее внимание. Мне следовало представляться исследователем, а не сыщиком. Но хранитель фонда вывела меня из терпения.

— Профессор работал с материалами фонда Р.59 за четыре месяца до смерти, а потом пустил по этому следу Эжени. Неспроста это. Неспроста, Стейси! Программа «Земля-Атлантида» какая-то тёмная, подозрительная. Сама подумай, куда подевалась большая часть документов?

— Сказали: они утеряны. Или… думаешь: их уничтожили? Думаешь, учёные нашли что-то такое… — ахнула Стейси и побледнела.

— Да, именно так я и думаю. Они обнаружили что-то из ряда вон выходящее. Это никому не понравилось, поэтому программу и закрыли. А потом за дело взялся профессор Никифоров, и вот теперь он мёртв. Нет, мы должны во всём разобраться!

Научный труд Алины Леру «Легенда об Атлантиде» прекрасно сохранился. Он был издан минимальным тиражом (в 300 экземпляров) двадцать лет назад. Книга вышла ещё до того, как программа была закрыта, но, похоже, так и не дошла до широкого читателя. По крайней мере, в Сеть электронную версию «Легенды» загружать не стали. Стейси и я нашли место в дальнем конце зала, у стены, склонились над стопкой синтетических листов и заговорщически зашептали.

— Гляди, профессор тоже работал с этой книгой, — девушка ткнула в фамилию доктора, вписанную в строку таблицы на «Листке читателя».

— Неспроста всё это, неспроста… — повторял я, как заведённый, листая страницы. — Так, страница 23. «Глава 1. Теория катастроф. Согласно данной теории, череда глобальных катаклизмов второй половины XXI века была вызвана естественными процессами. В первую очередь изменением климата, которое привело к таянию ледников на полюсах планеты и к повышению уровня воды в океане до критического, что вызвало цунами, а также ускорило процесс смещения литосферных плит…» Мда…. Именно опровержение теории катастроф стало целью программы «Земля-Атлантида». Короче говоря, учёные пытались доказать, что Потоп и другие катаклизмы произошли совсем не потому, что планета взбесилась, а по какой-то другой причине.

— Насколько я знаю, теория катастроф считается общепризнанной. Значит, они не сумели доказать свою правоту. Но если их теория так теорией и осталась, зачем скрывать ото всех её результаты?

Хороший вопрос! Возможно, их скрывают потому, что они правдивы. И это может повергнуть людей в шок, разрушить давным-давно укоренившееся представление о мире. Честно говоря, я никогда не задумывался о том, что могло довести Землю до глобальной катастрофы, до Потопа, и поставить человеческий род на грань вымирания. Потоп был давно, подчёркиваю, очень давно. Так какая теперь разница? Боюсь, что в наши дни, спустя почти тысячу лет с момента катастрофы, мало кто размышляет об этом. Разве что учёные… Может, и зря. Что если это повторится снова?

— «Страница 77. Глава 3. Теории Судного дня, — голос Стейси вывел меня из оцепенения. — Помимо теории катастроф, существуют и иные версии „конца света“, в том числе техногенная катастрофа и инопланетное вмешательство».

— Инопланетное вмешательство? Неужели речь идет об илионийцах?

— Похоже на то. Здесь указано, что эта версия самая новая. Немудрено, в последние сорок лет отношения с илионийцами у нас не ладятся, вот и выдумывают всякое…

Лет так сто двадцать назад стало доподлинно известно, что люди — не единственные разумные существа во Вселенной. По предварительным подсчётам существует около десяти высокоразвитых форм жизни, но ближе всех к нам находятся именно илионийцы — обитатели планеты Илион[8], названной людьми в честь воспетого Гомером города, и пяти её спутников. Вопреки представлениям о пришельцах, илионийцы, как гласит история, оказались весьма дружелюбными и вовсе не горели желанием захватить Землю, сожрать нас с потрохами или ставить на людях жуткие эксперименты. Эти пришельцы, как бы выразиться поточнее, утонченные, что ли… Интеллигентные. По многим показателям уровень их развития превосходит человеческий, но в чём-то они серьезно нам уступают. Ещё полвека назад они были нашими друзьями, союзниками и торговыми партнёрами, и люди позаимствовали у них ряд полезных разработок, например модели двигателей для космических кораблей, позволяющих перемещаться быстрее света. Благодаря этому люди и илионийцы смогли постоянно контактировать и обмениваться опытом. А потом… потом что-то пошло не так. Мир, дружба и жвачка одновременно закончились. До войны, к счастью, не дошло, но контакты с Илионом были полностью прерваны, совместные проекты заморожены, пришельцы, работавшие на Земле по обмену, а также сотрудники дипломатической миссии были депортированы. И, похоже, теперь людям выгодно вешать на бывших друзей всех собак. Мол, это коварные пришельцы пытались сжить человечество со свету и захватить нашу планету. Очень и очень похоже на чушь, или… Или люди узнали страшную правду и поэтому отказались от всех контактов с илионийцами?

— «Страница 156. Глава 5. Объект „Луна-11“, — Стейси продолжала сверяться с пометками профессора в „Листке читателя“. Пока я размышлял, она не тратила время попусту и читала. — „Луна-11“ — секретная военная база, построенная под поверхностью Луны. Ля-ля-ля, пропускаю… База отсутствовала в регистрах и иных официальных документах. Была обнаружена случайно в ходе геологических (или как у них это называется?) работ на Луне и, как вскоре выяснилось, представляла собой гигантский военный полигон. Ля-ля-ля… Короче говоря, учёные предположили, что этот военный объект стал базой для проведения некоего эксперимента».

— И неужели именно он, по мнению автора, привёл к Потопу? — недоумевал я.

— Похоже на то. За десять лет участники программы нашли четыре похожих объекта в разных уголках Земли и один за её пределами, причём, в случае с «Луной-11» им крупно повезло. На этой базе осталось кое-какое древнее оборудование. Вывод такой: похоже, люди экспериментировали, экспериментировали и доигрались.

— Но что могло вызвать Потоп? Какое-то оружие? Ты только подумай, Стейси! Каким же оно было мощным! И если это так, если оно действительно существовало, то любой пожелал бы им обладать! — зашептал я, совершенно потрясенный нашим открытием.

— Это всего лишь одна из теорий, Алекс. Одна из многих, — отрезвила меня Стейси. — Никто уже не сможет сказать точно, что тогда произошло. Возможно, учёные ошиблись. Вот только не могу понять, хоть убей, не могу, зачем эти сведения понадобились доктору Никифорову?

— С этим вопросом придётся разобраться завтра. Время вышло. Архив закроется через 10 минут, — тяжело вздохнув, сообщил я и захлопнул «Легенду об Атлантиде».

— Значит, двинемся в Лувр! Да-да, я заказала два билета. Музей работает круглосуточно, до следующего утра у нас уйма времени!

Я не знал, какими словами выразить благодарность, и даже начал заикаться от счастья. Посетить Лувр! Я и мечтать об этом не смел! Билет ведь такой дорогой… Но только не для Стейси, для неё он ничего не стоил. Лицо девушки светилось ангельской добротой, и я совершенно растаял. Кроме того, она заявила, что непременно обидится, если я начну предлагать деньги. Билет в музей. Какой пустяк!

— В таком случае, я просто обязан накормить тебя ужином, — заявил я, и, она, не желая тревожить мою гордость, согласилась.

Была б моя воля, я бы остался в Лувре навсегда, я бы вечно бродил по тем коридорам, ведь не хватит и сотни лет, не хватит человеческой жизни, чтобы изучить каждый экспонат. Стейси застряла в отделе живописи и не сводила восторженного взгляда со старинных полотен. Там я и оставил девушку, не желая прерывать сладкий миг созерцания. Меня же заинтересовали египетские мумии из отдела древностей. Они заставили вспомнить всё, что я почерпнул из таких книг, как «Уарда»[9] и «Фараон»[10]. Высохшие трупы древних правителей были восхитительны! Их сохранилось всего несколько штук, жалкие остатки некогда обширной коллекции, и берегли их, как зеницу ока. Уж не знаю, как их удалось спасти во время Потопа, но теперь мумий держали в специальных капсулах. И неспроста! Если не создать специальные условия, не поддерживать особый микроклимат, они тут же обратятся в прах. Впрочем, как и многие другие экспонаты Лувра. Осколки иной, давно исчезнувшей цивилизации. Цивилизации, которая, о ужас, вполне возможно, исчезла по вине самого человека.

Спустя два дня я отправился в Новый Лондон. Офицер Фрост подсуетился и раздобыл для меня пропуск в военный городок.

«Хо-хо! Старик Ричи так спешил потому, что Каролина попросила. А он ни в чём не может ей отказать», — зубоскалил Хавьер. Он считает, что Ричард Фрост и Каролина Фишер — любовники, и это было похоже на правду, пусть их разница в возрасте составляет десять лет. Офицер Фрост души в Каролине не чает, а она умело этим пользуется. Пользуется, но не более. Хавс просто-напросто ревновал. Как я уже говорил, на друга порой находила блажь, и он думал, что все женщины мира должны принадлежать ему. Тогда он выходил на «охоту» и действовал с таким упорством, что многие девушки начинали гневаться. Если же я говорил Хавьеру, что он поступает неправильно, что нельзя так донимать девчонок, у них ведь есть свои вкусы и пристрастия, он злился и винил во всём Регину, эту независимую особу с острым, как бритва, язычком. Мол, Регина меня испортила, вбила в голову всякие глупости о женской независимости. Его выпады вызывали, разве что улыбку. Ха! Ничего он не понял. И зря обвинял её во всех грехах. Регина умная, это факт, и для своих лет она слишком хорошо разбирается в людях. Может быть, поэтому она ушла.

Стейси осталась в Париже и продолжила работать с материалами фонда. Я не волновался за неё, ведь в ближайшее время должны были приехать Хавьер и Эжени.

Расстояние от Парижа до Нового Лондона можно преодолеть в аэросоставе приблизительно за час. Почему приблизительно? Лондонская агломерация, полностью построенная на плавучей платформе, медленно, но всё же дрейфует в открытом океане. В самом северном городе ЕАК холоднее, чем в других местах Конфедерации, и очень-очень часто идёт дождь. Наверное, странно и жутко жить на огромном, постоянно перемещающемся куске металла, жить в страхе рано или поздно пойти ко дну, как Атлантида.

Атлантида…

Новый Лондон не произвёл на меня приятного впечатления. Суровый, недружелюбный город. Жилые башни возвышается над поверхностью платформы не более чем на шестьдесят этажей, повсюду бродят мрачные, сердитые вояки, которые останавливают на каждом шагу, по десять раз к ряду проверяют пропуск и сканируют ID-чип. Стоит только свернуть с дороги, и ты уже заплутал среди совершенно одинаковых на первый взгляд ангаров для кораблей военно-космического флота. Навигатор помог найти самую короткую дорогу к учебным корпусам военной академии, в которой учились не просто лучшие, а лучшие из лучших, и в которой, явно, забавы ради преподавал командор Гектор Бофорт. Уж не знаю, зачем человеку, ещё молодому, но достигшему высокого звания, возиться с подростками. Обычно военные консультанты поучают первых лиц государства, а никак не курсантов. Я проделал длинный путь по плацу к административному корпусу академии и краем глаза наблюдал за обучающимися там молодыми людьми. Они маршировали под противным мелким, как протонные снаряды, дождём. Вот же бедолаги! Обучение в академии даёт блестящие перспективы. Да-да, успешная карьера ребятам обеспечена (они станут пилотами космических кораблей и десантниками, им рано или поздно присвоят высокие военные звания), но взамен они отдадут этому мрачному местечку лучшие годы жизни. Только учёба, никаких развлечений, никаких отпусков в течение шести лет и строжайшая дисциплина.

У Гектора Бофорта, который, ко всему прочему, ещё и оказался проректором учебного заведения, имелся собственный рабочий кабинет, причём довольно просторный, но заставленный до отказа стеллажами и книжными шкафами. Похоже, Бофорт занимался исключительно бумажной работой, и папок с синтетическими документами здесь было в несколько раз больше, чем во всём полицейском участке Зелёного района. Каждая стопка, лежавшая на столе или громоздившаяся на полке стеллажа, была заботливо переплетена застёжками-замками с функцией идентификации личности. Ясное дело, секретные файлы, абы кто их не прочтёт. Дроид-секретарь с сине-зелёным корпусом и зловещей кроваво-красной голограммой вместо головы, подключившись к компу, считывал какую-то информацию, жужжал вовсю и этим чертовски нервировал. А может, сама зловещая атмосфера беспокоила меня. Комната, ни дать, ни взять, бункер без окон, и хозяин её человек — особенный. А я должен был убедить его помочь каким-то мелким сошкам. «Разумеется, он откажет. Откажет…»

Не успел я толком собраться с мыслями, как дверные створки разъехались в стороны, и в кабинет ворвался его хозяин, высокий, как башня, и могучий, как… ну не знаю, как какой-нибудь древний герой: Геракл, Ахилл, Аякс. Командор Бофорт носил высокие сапоги и тёмно-зелёную военную форму: штаны и косоворотку безо всяких нашивок и знаков отличия, только чёрные генеральские перчатки подчеркивали его статус. Он не снял их даже в помещении.

Его лицо. Странное. Вот бы Стейси его увидела! Её, похоже, завораживают необычные лица. И я, признаться, не мог отвести от него глаз. Лицо обветренное, в красных прожилках, отталкивающее, усталое и… всё же привлекательное. Правый уголок рта был опущен вниз, и эта черта превращала лицо командора в гримасу, тонкий, длинный нос, глубокая морщина между бровей. А глаза… ярко-синие, как васильки, и такие яркие, что невольно приходила на ум мысль о синтетике. Но зрачки не мигали, нет, значит, настоящие. Холодные, злые глаза.

Какая-то неведомая сила заставила меня подняться с софы, встать по стойке «смирно» и прижать пальцы к виску. Он ответил тем же. На лице не отразилось ни одной эмоции. Не лицо, а маска. Наверное, сам чёрт не знает, чего ждать от этого Бофорта.

— Александр Орелли, верно? — голос был не менее пугающим, чем лицо. Ни грамма теплоты, одно презрение. Командор устроился в кресле-трансформере и принял расслабленную позу: ноги вытянуты, голова откинута на спинку, на лице — подобие улыбки, пугавшее ещё сильнее, чем суровое выражение. Я остался стоять. Я уже давно так не нервничал, я ещё никогда не забывал, что должен сказать, а в тот раз голова полностью опустела. Хотелось исчезнуть, испариться, спрятаться от его жутких глаз, прожигавших насквозь. Да-да, я ждал, когда задымиться одежда и зашипит мясо.

— Если думаешь, что я буду ждать трое суток, пока ты пересилишь себя и откроешь, наконец, рот, то очень ошибаешься. У меня нет на тебя и пяти минут, парень. Либо излагай, что тебе надо, только покороче, либо убирайся отсюда. Валяй. Я жду.

Уфф! Он и без того знал, зачем я приехал. Командор просто решил поиздеваться. Нет, не в школе его место, а в Отделе дознания Службы безопасности, шпионов да террористов допрашивать. Не нужны никакие пытки, этот Бофорт замучает одним взглядом.

— Сэр, я принимаю участие в расследовании серии убийств, произошедших в разных городах Конфедерации. Погибло десять человек, и среди них доктор Питер Никифоров, — никаких эмоций не отразилось на лице командора Бофорта. Он продолжил взирать на меня пустыми глазами. — Судя по всему, за убийствами стоит Гильдия. Не буду углубляться в подробности и тянуть время, офицер Фрост выслал вам необходимые документы. Видите ли, доктор Никифоров отправил сообщение племяннице, и случилось это за несколько дней до его гибели. Профессор указал ряд архивных фондов, с которыми он, как мы выяснили, работал в последние месяцы. Он искал какую-то важную информацию и, возможно, из-за неё его убили. Три фонда из списка Никифорова засекречены. Мы бы хотели…

— Я не открою вам доступ к государственной тайне. Исключено. Даже надеяться на это было глупо. Как я понимаю, у тебя всё? Можешь быть свободен.

Вот, значит, как! Никаких церемоний! Даже не потрудился толком выслушать, а просто выставил. Плевал этот Бофорт на убитого профессора, на доктора, который его вылечил, кто знает, может, по частям собрал. И, похоже, командора неплохо «отремонтировали», превратили в киборга, не иначе!

— Сэр… если бы вы согласились открыть доступ к засекреченным файлам хотя бы офицеру Фросту, как руководителю…

Бофорта, явно, удивили мои возражения. О да! Он-то думал: я кинусь бежать со всех ног, желая оказаться как можно дальше от него. Что же… в какой-то степени он угадал.

— Исключено.

— Но ведь профессору Никифорову вы позволили ознакомиться с документами, разве нет?

Я бил вслепую, ведь кто знает, может доктор так и не добрался до этих чёртовых файлов. Командор прищурился.

— С чего ты взял, парень? — рыкнул он.

Что же… отступать было поздно.

— Питер Никифоров был вашим доктором, неужели вы бы отказали в помощи человеку, который…?

— Доктору, который сумел сделать из куска подгоревшего мяса некое подобие человека? Ха! Может, кусок мяса не желал возвращаться в исходное состояние, а? — Бофорт улыбнулся. Или оскалился? Вот дьявол! Наверное, так улыбаются акулы или тигры. Жуть! А главное, никак не понять, серьёзно ли он… — Нет, малец, доступ к файлам Никифоров не получил, но, как видишь, это его не спасло, он мёртв. Он доигрался, парень.

— Значит, дело не в файлах, — я даже обрадовался, ведь ни с того, ни с сего командор пошёл на контакт.

— Не в файлах дело. И в то же время они всему виной. Вижу, ты ничего не понимаешь, Алекс Орелли? Его убили за то, что он вздумал копать под своих заказчиков.

— Заказчиков?

— Ты не отличаешься сообразительностью, сыщик, — усмехнулся Бофорт. — От кого, по-твоему, убегал профессор, а?

— От членов Гильдии.

— В точку, парень! В точку! Да, Никифоров работал на Гильдию. И довольно долго. Уж не знаю, каковы были его мотивы, но однозначно он сотрудничал с ней. А когда захотел освободиться, узнал, что заказчики никогда его не отпустят, не отпустят живым. Никифорова мучила совесть, вот он и попытался выяснить, ради чего его использовали. Я не мог предоставить ему доступ к секретным файлам. Открыть их Никифорову, означало допустить к государственной тайне членов Гильдии. О да, они следили за ним, а он понял это слишком поздно. Они знали, что профессор попытается докопаться до правды, и решили с его помощью добраться до секретных документов. Понимаешь теперь, почему я отказал Никифорову? Правда, я пытался уговорить его остаться в Лондоне, а он просто-напросто сбежал.

«Итак, доктор действительно сотрудничал с отморозками из Гильдии, работал на них, помогал проворачивать грязные делишки. Скверно. И, похоже, именно я стану тем, кто расскажет Эжени постыдную правду о любимом дяде. Разумеется, она не поверит, а если и поверит, то, безусловно, будет искать оправдание его поступкам. Она и так подавлена, убита горем, а тут ещё и я со своей мерзкой правдой. Ну чего ему не жилось? Никифорову. Почему он связался с Гильдией? У него ведь было всё: любимая работа, деньги, признание. Чего ещё желать? Хм… А был ли у него выбор? Что если доктора принудили к сотрудничеству? Что если он искренне раскаивался и рисковал жизнью лишь ради того, чтобы обличить киллеров из Гильдии? Не знаю. Не знаю», — думал я с горечью.

— Если вы откроете доступ к секретным файлам для офицера Фроста, мы разберёмся…

— Нет, парень. Я этого не сделаю. Риск слишком велик. Я не могу допустить утечку информации. Вполне возможно, террористы следят и за вами.

Проклятье!

— Но, сэр, расследование…

— Насколько я знаю, на месте преступления знака Гильдии вы не обнаружили.

— Но вы же знаете, что это они! — и вот страх отступил, и я начал злиться. Он издевался надо мной! Издевался!

— У вас нет доказательств. А я не получал из Штаба соответствующее распоряжение.

— Доказательства и не будут обнаружены, если вы не поможете, не посодействуйте. Вы ведь сами можете изучить эти файлы из соображений безопасности. И рассказать нам.

— Будешь учить меня, парень? — Бофорт поднялся на ноги, быстро, я и пикнуть не успел, преодолел расстояние, разделявшее нас, и показалось, что сейчас он меня прикончит. Ещё ни у одного человека я не видел такого страшного взгляда.

— Нет, сэр. Ни в коем случае. Нам очень нужна ваша помощь, сэр, — потупился я. Нельзя было уйти ни с чем!

— Вот что я скажу тебе, парень, Никифоров и сам не знал, что ищет. Он выбрал неверный путь. Эти файлы, будь они неладны, не помогут вам найти ответы на все вопросы. Только запутают.

— Но о чём идет речь в этих документах? Может, о программе «Земля-Атлантида»? Или об объекте «Луна-11»? А может, об операции «Холодное утро»?

Командор отшатнулся от меня, как от ядовитой змеи. Впервые я увидел в глазах этого странного человека тень эмоций. То была не просто злость, а животная ярость, бешенство. Безо всяких церемоний он схватил меня за шиворот, оторвал от пола, как котёнка, вдарил свободной ладонью по панели, открывавшей дверь, и выбросил меня в коридор.

— Ты уже в дерьме, парень. Ты и твои друзья. В полном дерьме!

Глава 6

Я оттягивал момент встречи с Эжени, как мог. Одна только мысль о разговоре с девушкой, о том, как я расскажу ей правду о дяде, заставляла нервничать. И хотя Хавс и девчонки ждали меня в номере отеля, я битый час таскался по Парижу и пытался набраться смелости.

«Как же, как же я ей скажу? Любимый дядюшка — слабость Эжени. И если, если правда о нём, о его прошлом сломает её, если она расстроится… Да с чего бы мне переживать за неё? С этой девушкой я едва знаком. От неё одни неприятности. Она всего лишь мерзкая барышня, заноза в заднице… Почему её судьба, репутация её семьи меня волнует? Я всего лишь выполняю свою работу, всего лишь… Я ничем ей не обязан, ничем! Я не должен волноваться. У меня и без этого хватает неприятностей. Какой же я всё-таки идиот!»

Возможно, я злился из-за ужасной жары. Я обливался потом, даже сидя на скамейке под раскидистым деревом. Жара и пыль — явления, привычные с детства, и они, сколько себя помню, всегда отравляли мне жизнь. На пыль у меня страшная аллергия, время от времени я задыхаюсь от кашля и покрываюсь отвратительными красными пятнами. Жара же, особенно в последние пять месяцев года, которые отличаются высокими температурными показателями, денно и нощно, ежечасно превращает моё существование в сущий кошмар. Если в помещении ещё можно спастись, установив комфортный климатический режим, то на улице от пекла никуда не спрячешься. Головные боли, тошнота, резь в глазах становятся неизменными и очень преданными спутниками, стоит только предпринять длительную пешую прогулку. Досадное упущение Природы! Никто из родственников и знакомых не терпит подобных неудобств, которые, похоже, плохо повлияли на мой характер, сделали сварливым.

Возможно, я ещё не пришёл в себя после разговора с жутким командором Бофортом. Ух, ужас! Дело было даже не в том, что он меня выставил безо всяких церемоний, а в том, что он сказал. Признаюсь, его слова меня обеспокоили.

«Кто знает, может быть, мы действительно в опасности. И если расследование продолжится, исход его будет плачевным. Ах, к чёрту эти страдания! Деваться-то всё равно некуда. Но вот правда о прошлом профессора Никифорова… Не могу же я утаить её от Эжени? Нет, не могу. И почему именно мне приходится выступать в роли вестника плохих новостей? Такое ведь происходит уже не в первый раз».

Именно я рассказал матери о гибели отца. В тот день она забыла коммуникатор дома, и я увидел сообщение, когда вернулся из школы. Оно показалось совершенно бредовым, каким-то невозможным, нереальным. Я не хотел верить. Помню, мама вернулась домой в хорошем настроении, весёлая, улыбающаяся, а я… я не знал, как ей сказать. И в то же время торопился с этим, эгоистично желая, чтобы она меня утешила, успокоила, убедила в том, что сообщение — полная чушь, что папа жив. Я повторял строки сообщения снова и снова, вслух, точно от этого они бы перестали казаться такими жуткими. Я видел, как радость в глазах матери сменилась сначала недоумением, а потом ужасом, как её покинули силы, как она упала в кресло, закрыла лицо руками. Я разбил ей сердце. И ничего не мог с этим поделать. Не мог успокоить её.

Это был первый раз.

А потом… потом именно мне пришлось сообщить родителям Хавьера о случившемся с их сыном. О том, что Хавс тяжело ранен, что кислота выжгла его глаза, что всё кончено, кончено…

Хватит распускать нюни!

Итак, я не торопился к Хавьеру, Эжени и Стейси. Посиживал в тенёчке, наблюдал за детишками лет трёх-четырёх, которые катались на самозапускаемой карусели. Медленно-медленно, но, если долго смотреть, голова всё равно закружится. Няня-киборг, которую от человека отличали лишь ярко-красные глаза, стояла чуть поодаль и, не мигая, смотрела на воспитанников. Вот бы просидеть тут весь день, ни о чём не думая, не беспокоясь…

Коммуникатор запищал. «Наверное, опять Хавьер пишет», — решил я.

Нет, оказалось, это Каролина ответила на сообщение. Я пожаловался на несговорчивость и странное поведение Бофорта.

«Жаль! Ничего не скажешь, жаль. Придётся действовать официально. Отправим запрос на получение доступа. Увы, ответ придёт не раньше, чем через месяц, а ещё нас замучают вопросами да расспросами. Главное, чтобы наши изыскания не были преданы огласке. Возвращайтесь, и поскорее. Работы непочатый край».

И вслед за ним пришло гневное сообщение от Хавса.

«Где ты застрял? Дуй к нам! Немедленно! Иначе всё пропустишь!»

Что же… Звучало многообещающе!

— Что-то ты не сильно торопился! Где, чёрт возьми, ты шлялся, Ал?! — красный от злости Хавьер встретил меня на пороге гостиничного номера, в котором поселилась Стейси. Разумеется, она могла выбрать наишикарнейший люкс, но, не желая привлекать внимание, остановилась на стандартном. Одна комната, чистая, светлая, ещё и с балкончиком, что считается большой редкостью, плюс небольшая прихожая. Эжени, по-прежнему бледная, изнурённая, привалилась к спинке кровати. Её глаза были закрыты. Стейси сидела за столом в дальнем конце комнаты и о чём-то тихо переговаривалась с… с той самой женщиной-архивным работником, которая посоветовала прочесть книгу «Легенда об Атлантиде»!

— Что происходит? — спросил я у Хавса. — Почему она здесь?

— Познакомься, Алекс, это Женевьева Валери. Она же Алина Леру, — широко улыбнулся мой друг.

Вот это да! Я ожидал чего угодно, но только не этого.

— Это Стейси её подцепила. В Публичном архиве, — сообщил Хавс.

— Я тоже её видел. Она посоветовала заказать книгу… свою книгу… И ничего не сказала. Почему она решила открыться Стейси?

— Похоже, твоя хмурая рожа не вызвала её доверие. А Стейси такая миленькая!

— Просто прекрасно! — фыркнул я.

Женщина, Алина Леру, похоже, поняла, что мы шепчемся о ней и подняла глаза.

— А, это вы, молодой человек! — она выглядела удовлетворённой. — Наконец-то вы пришли! Мы вас заждались.

Просто блеск!

— Эм, добрый день! Извините, но… почему вы здесь?

— Всё просто, сладенький мальчик, — откликнулась Эжени, и её презрительный тон заставил меня скрипнуть зубами. «Посмеивается, чёртова барышня. Наслаждается тем, что знает больше, чем я. Но я тоже кое-что знаю о её драгоценном дядюшке… Проклятье! Неужели я такой злопамятный?» — Миссис Валери хочет поделиться информацией. Это же очевидно!

Ничегошеньки не очевидно! С чего бы ей помогать нам? Скрывала-скрывала эту информацию, сколько, ах да, двадцать лет, а тут решила ею поделиться. Подозрительно!

— Вы ищите убийц профессора Никифорова, а он был первым, кому я решилась рассказать правду о программе «Земля-Атлантида». Я рисковала, понимаю, но доктор Никифоров — известный человек, учёный с мировым именем… Я думала: он расспрашивает из чисто научного интереса. Возможно, так оно и было, — ага, конечно! — Но за ним следили, его убили, а теперь эти люди возьмутся за меня. Теперь они знают, что я располагаю важными сведениями, и будут преследовать меня. Мне нужна помощь. — Что же… для человека, на которого начала охоту Гильдия, Алина Леру держалась с поразительным самообладанием.

— Мне и прежде приходилось туго, — продолжила она. — После того, как программу закрыли, все мы лишились работы. Нас было двадцать. Двадцать учёных, не считая восьми коллег из Штатов. После того, как программу закрыли, нам стали угрожать, нас запугивали сотрудники Службы безопасности, так как боялись, что мы раскроем сведения журналистам или продадим кому-нибудь… Почти все документы были уничтожены. Годы работы, уникальные данные! Десять из двадцати участников программы нашли, не сразу, но всё-таки нашли способ покинуть ЕАК. Кто-то перебрался в Штаты, кто-то в Африку. А я осталась, вышла замуж, сменила профессию. Много лет меня никто не беспокоил, даже из-за написанной книги. И я по глупости решила, что меня оставили в покое.

— Но почему программу закрыли?

— Как раз об этом миссис Валери и хочет рассказать, Ал. Я раздобыл и установил глушители, чтобы разговор прошёл без лишних свидетелей. Кто знает, может быть, номера отелей всё-таки прослушивают. Скажи, я молодец?

— Ты молодец, — я одобрительно хлопнул друга по плечу.

— То-то и оно, — улыбка Хавса растянулась до ушей. Он был единственным из нас, кто еще не растерял присутствие духа. Стейси выглядела грустной, Эжени — сердитой, а я просто с ног валился от усталости. Всего пару часов назад я вернулся из Нового Лондона и теперь мечтал только об одном: о сне. — Что же… всё готово? Может быть, приступим, миссис Валери?

— Да, конечно, — женщина расположилась в кресле у стола, напротив Стейси. Хавс, Эжени и я подкатили к столу стулья-трансформеры.

— Не желаете чаю? — гостеприимно предложила Стейси, но все решительно отказались. Мой желудок, правда, требовательно заурчал (последний раз я ел за сутки до этого), но обстановка не располагала к дружескому перекусу.

— Почему закрыли программу? — вновь заговорила Алина Леру. — Сказали, что в ней больше нет нужды, что она слишком затратная, а результаты исследований — спорны и неприменимы на практике. Однако мы прекрасно понимали: программу закрыли из-за того, что её результаты по-настоящему всех напугали. Вижу, вы заинтригованы. Повремените с вопросами, сейчас расскажу обо всём подробнее. В первое время у нас не было проблем с финансированием. Исследовательский проект «Земля-Атлантида» появился не на пустом месте, мы выполняли государственный заказ. Мы должны были выявить истинную причину массовых катаклизмов, начавшихся во второй половине XXI века. Их кульминацией, как вы знаете, стал Потоп. Видите ли, согласно теории катастроф, изменения климата, в первую очередь повышение температуры, которые привели к столь серьёзным последствиям, носят циклический характер. То есть случившееся тысячу лет назад рано или поздно может повториться. А если так, то нужно быть к этому готовыми. Но была и другая причина. Нам очень доходчиво объяснили, что основная задача исследований состоит в том, чтобы вывести на чистую воду илионийцев, отношения с которыми были окончательно испорчены.

— Но доказательств вины илионийцев вы не обнаружили? — спросила Стейси.

— Нет. Однако мы нашли кое-что похуже, мы обнаружили нечто ужасное. Что же… вы ждёте подробностей. Хм, я так долго не решалась обсуждать это с кем-то, и даже профессору Никифорову рассказала не всё. Когда мы приступили к работе, то выяснилось, что мы имеем весьма поверхностные знания о жизни людей до Потопа, об их государствах, технологиях, культуре, взаимоотношениях. Многие документы были утеряны, а некоторые из них, по всей видимости, были уничтожены. Почему? Да потому, что правда оказалась слишком жуткой, она разобщила бы и без того измученное, ослабленное человечество. Но нам от этого было не легче. Мы начали практически с нуля и первоначально изучали современные климатические аномалии, строили графики колебания температур, моделировали… А потом… несказанная удача… или напротив, беда? Нам сообщили, что археологи, проводя подводные раскопки неподалёку от Сиднейской плавучей платформы, обнаружили странный объект. Вы же знаете, прежде на месте платформы располагался один из материков — Австралия, который полностью ушёл под воду. Но обнаруженный объект изначально был построен под водой. Нас тут же отправили в Сидней, чтобы мы изучили записи, сделанные дроидами. Правительство не поскупилось на деньги, мы получили доступ к секретным материалам, к найденным на дне артефактам. И, как мы поняли, они принадлежали людям, а не пришельцам. Но «Австралия — 1» не была военной базой в чистом виде (мы изучили раннее обнаруженные объекты, прежде носившие стратегический характер). «Австралия — 1» была создана для осуществления иных целей. За десять лет исследований нами были обнаружены ещё три похожих объекта, в разных частях света. Похожие объекты… Два под водой, ещё два прежде были наземными. Все они серьёзно пострадали, были затоплены, и это не позволило как следует их изучить. В общем-то, мы зашли в тупик и не могли сдвинуться с места. Исследования возобновились только тогда, когда при строительстве нового квартала Селении на Луне был обнаружен некий объект, объект, расположенный под поверхностью небесного тела. Не хранилище, не военная база и не космодром. А исследовательский центр и полигон. Полигон для испытания некоего… оружия… Как мы это поняли? Побывали внутри, изучили найденные документы. Этот объект, в отличие от остальных, не был затоплен, и там сохранилось оборудование, допотопная база данных, которую мы с колоссальным трудом расшифровали. Правда, частично. Тогда-то нам и стало известно об операции «Холодное утро». «Луна — 11» — оказалась полигоном для испытаний особого оружия. Операция «Холодное утро» была связана с испытанием природного оружия. Мы были ошарашены, мы и представить себе не могли, что до Потопа человечество обладало технологиями, которые и сейчас-то едва ли доступны. По всей видимости, во второй половине XXI века назрел серьёзный конфликт, конфликт мирового масштаба, но в военные действия он так и не вылился. Люди нашли иной способ ослабить друг друга, они научились вызывать природные катаклизмы по своему усмотрению. Похоже, серия природных бедствий того времени была спровоцирована людьми. Они испытывали это оружие. Технология «Холодного утра», явно, была освоена несколькими государствами допотопного мира, об этом говорят земные объекты, похожие на «Луну-11». Люди подстраивали природные бедствия под себя, но рано или поздно что-то должно было пойти не по плану. Так и вышло.

Случился Потоп, и человечество оказалось на грани вымирания. Не пришельцы, а люди уничтожили свой мир. Вот что мы выяснили. И поэтому программу «Земля-Атлантида» закрыли. Никто не хотел, чтобы жуткая правда о прошлом всплыла на поверхность. У нас изъяли все материалы и файлы, запретили публиковать научные работы на эту тему. Моя книга, правда, к тому моменту уже была напечатана, но её тираж сократили в несколько раз и запрятали в запасники архивов и библиотек. Она так и не дошла до широкого читателя. Все мы согласились на неразглашение и молчали. Угрожали ли нам в течение последующих лет? Да. Запугивали ли нас? Да, запугивали.

— А что случилось с объектами, которые вы исследовали? — спросил я.

— Нам сказали, что их уничтожили, в первую очередь, «Луну-11», но я в это не верю. Никто бы не пожелал отказаться от подобных технологий. Увы, природа человека неизменна. Люди остались прежними, изменились лишь декорации. Люди не учатся на своих ошибках. И всё повторяется.

Всё повторяется. Повторяется! О, проклятье!

— Значит, вы поняли, по какому принципу работает это оружие? — спросил Хавс, бледнея от ужаса.

— Частично. Мы только-только приступили к изучению чертежей, но программу заморозили.

— А смогли бы другие исследователи собрать прототип этого оружия по вашим наработкам, как считаете? — не унимался Хавьер.

— По нашим — вряд ли, но я не верю, что исследования в этой области были полностью прекращены.

— Миссис Валери, — обратилась к ней Эжени, — знаете ли вы, что случилось с другими участниками программы?

Она, похоже, думала о том же, о чём и я. В том, что Гильдия может охотиться за учёными. Вот только неясно, как это связано с убийствами. По сведениям, полученным от Каролины, погибшие не были связаны с участниками программы.

«Странно всё это. Странно. Может, кто-то водит нас за нос? Кто? Гильдия? Покойный Никифоров, пустивший нас по ложному следу?»

— Боюсь, что нет. Слышала, что некоторые уехали из ЕАК, а те, кто остался… Мы едва ли не сразу перестали общаться, боялись. Я поддерживала связь только с ведущим специалистом: доктором Патриком Карсоном. Он был уже не молод и не имел семьи, я заботилась о нём, пока он не умер. Но мы старались не вспоминать работу над «Землёй-Атлантидой». После смерти профессора Карсона я взяла имя матери — «Женевьева», вышла замуж. И не хотела возвращаться к этой теме, до встречи с доктором Никифоровым. Я не должна была рассказывать ему… Я поступила опрометчиво.

Она сникла, умолкла, полностью ушла в себя. Миссис Валери не выглядела напуганной, скорее встревоженной. Мы тоже молчали. Хавьер нетерпеливо ёрзал, Эжени стучала каблуком, Стейси хмурилась. Много ли значила для нас разгадка тайны «Земли-Атлантиды»? Наверное, нет. Мы были далеки от всего этого. Что для нас история о Потопе? Страшная сказка, миф. Но… что, если жуткие допотопные технологии, способные вызывать ураганы, землетрясения и цунами, будут использованы вновь? Страшная вещь! И если она окажется в руках гильдейцев, человечеству придётся туго.

— Вполне возможно, вам грозит серьёзная опасность, — начал я. Теперь мне было не до удобства Эжени, нужно было позаботиться о Женевьеве Валери. — Профессор Никифоров сотрудничал с Гильдией. Даже если он целенаправленно не собирал сведения для её руководителей, то они точно следили за ним и через него вышли на вас.

Миссис Валери открыла было рот, но не успела произнести ни слова, её опередила Эжени.

— Мой дядя не сотрудничал с Гильдией! Ты лжешь! — вскричала она. Мгновенье, и девушка уже была на ногах, она нависла надо мной, вся раскрасневшаяся от переизбытка чувств, рассерженная, свирепая, как амазонка. Что же… удивляться тут нечему. Я ждал подобной реакции. Да, Эжени сама подозревала дядю в связи с террористами, но не желала слышать это от других. Возможно, надеялась, что её предположения и догадки никогда не оправдаются. Надеялась… Бедняжка! Она мечтала ошибиться. И теперь была огорчена, разочарована и зла. Не на дядю. На меня. На того, кто открыл даже не ей, а всем остальным неприглядную правду о профессоре. Эх, как будто они сами не догадывались… Но о какой логике может быть речь? Ей нет места в делах сердечных.

— Мне жаль, Эжени. Очень жаль! Но боюсь, сказанное мною — правда. Я не знаю подробностей, может его заставили, принудили. Нам ещё предстоит разобраться в этом.

— С чего ты взял, что он виновен? — требовательно спросила она. Голос не дрожал, он как-то разом охрип. Глаза налились кровью (сосуды вот-вот лопнут) и потемнели. О, а взгляд! Как тогда, в больнице. Взгляд вампира, жаждавшего моей крови.

— Я говорил с командором Бофортом, имеющим доступ к секретной информации. Он встречался с твоим дядей, беседовал с ним, предлагал помощь. Командор понял, что профессор пытался выяснить, чем на самом деле занимаются гильдейцы. Он хотел защитить твоего дядю, но тот поспешил покинуть Новый Лондон, а потом скрывался…

— Всё это ложь! — с безумным упрямством повторяла Эжени, твердила одно и то же, точно надеялась, что сумеет вдолбить эту «правду» в наши глупые головы. — Ложь! Ложь!

По всем правилам девушка должна была разрыдаться, биться в истерике, но она только бесилась.

— Женя, не надо, прошу тебя! Успокойся, Женя! — Стейси тянула подругу за рукав, но та только отмахивалась.

— Слушай, Эжени, сейчас не самое подходящее время для споров. Факт есть факт. Из-за профессора над миссис Валери нависла угроза, мы должны подумать… — я не успел закончить предложение потому, что Эжени оскалилась, зарычала (зарычала по-настоящему) и ударила меня по лицу. Да, я позволил ей это. Позволил выпустить пар. Ну не мог же я, в конце концов, заламывать руки девчонке, которая хотела защитить честь любимого дядюшки? Я не ожидал, что она способна на сильный удар, но, оказалось, у этой вздорной девицы тяжёлая рука. Подчеркну, очень тяжёлая! Сила удара была такой, что голова дёрнулась вправо. От боли свело челюсть. Подумать только! Такие хрупкие руки, обманчиво хрупкие… Кажется, сломать их очень легко, а бьют так, словно на ладонях стальные перчатки. А этот взгляд, жуткий взгляд, не человека — монстра. Она собиралась ударить ещё раз. Я перехватил маленькую ручку девушки, Хавьер тоже. Я сжал запястье, он её острый локоть. Эжени точно и не заметила, похоже, она была готова рвать меня зубами. Черты её лица заострились, исказились. Она ненормальная, совершенно чокнутая!

— Ты с ума сошла?! — рычал Хавьер. — Рехнулась, что ли? Идиотка!

Эжени перевела страшный взгляд на моего друга, и показалось: сейчас, вот сейчас, эта безумная девица бросится на него.

— Женя! Прекрати, Женя! — Стейси вцепилась в плечи подруги и попыталась оттащить её. Девушка быстро-быстро заговорила на славянском. Я почти ничего не понимал, кроме «Женя», «нельзя так», «они хорошие», «ты не должна», «ты же знаешь». Знает что?

Эжени угомонилась так же внезапно, как и начала бушевать. Вернулась на место, вся сжалась и пристыженно опустила глаза, но извиняться, похоже, не собиралась. Хавьер трясся от ярости, Стейси выглядела испуганной, а я был ошарашен столь резкой переменой в настроении девушки. И только миссис Валери казалась совершенно спокойной, она точно бы и не удивилась.

— Мне довелось встречать таких, как вы, милочка. Вам нельзя так сильно переживать. Это чревато серьезными последствиями, — обратилась миссис Валери к Эжени ласковым голосом, но та никак не отреагировала, молчала и смотрела в одну точку. «Таких, как она? Что это значит?» — недоумевал я.

— Я вызову дроида, Алекс. Пусть принесет лёд, — засуетилась Стейси.

— Не надо. Мне и так нормально, — я надеялся, что синяк сойдёт быстрее, чем я повстречаюсь с матерью. — На чём мы остановились? — Продолжил я спокойно и явственно услышал скрип зубов Хавса. — На том, что нужно позаботиться о миссис Валери. Скажите, вы можете покинуть Париж? К примеру, прямо сейчас или в течение нескольких часов? Вам есть, где спрятаться?

— Боюсь, что нет. Я бы не рискнула остановиться у друзей. Моя дочь живёт в Штатах, но туда я поехать не могу. Слишком опасно. Значит, мне некуда податься.

— Об этом я позаботился, — заявил Хавьер. — Я ведь молодец! Я связался с сотрудниками Парижского управления полиции, Каролина разрешила воспользоваться кодом доступа 56.

— «Угроза жизни свидетеля», — пояснил я.

— Так вот, сейчас же отвезём миссис Валери к ним. Будьте уверены, там о вас позаботятся, а потом мы придумаем, как вам помочь.

— Мне бы заехать домой, собрать кое-какие личные вещи…

— Документы при вас?

— Да, но…

— Этого будет достаточно. Вас снабдят всем необходимым, а потом мы привезём всё, что пожелаете, — заверил я миссис Валери, заметив, что женщина разнервничалась не на шутку.

— Да-да, — вторил мне Хавс, — но сейчас соваться в ваш дом опасно. Отправимся прямо в управление. Я уже вызвал электрокар.

— Сами повезём, или будет подкрепление? — спросил я друга, когда мы оставили растерянных и испуганных представительниц прекрасного пола в комнате, а сами направились в прихожую.

— Нет, сами доберёмся. Они считают, что я нагнетаю. Угроз миссис Валери не поступало, никто на неё не нападал, слежку она могла и надумать. Ладно, ничего страшного. Пока за нами никто не гонится. Лететь, конечно, придётся через весь город, но ничего, прокачу вас с ветерком. Хм… На всякий случай… — Хавьер вытащил из сумки пять защитных жилетов. — Я и аэроботы захватил, и оружие. Мало ли что…

— Да, подготовился ты на славу! Только оружие девчонкам не показывай, а то запаникуют. И вообще, лучше будет, если они останутся здесь.

— Ага, останутся они! Нет, Стейси, может, и послушается. Но попробуй убедить эту мегеру…

— Вот как ты теперь называешь Эжени! — хохотнул я, принимая из рук друга партию жилетов.

— Именно! У меня волосы на голове встают дыбом от мысли, что я советовал тебе познакомиться с этой чокнутой поближе. Ну я и идиот!

— Да ладно! Не страдай!

— Мы ещё вернёмся к этому разговору. И тогда молчать я не буду, — пообещал Хавс, и его глаза недобро сверкнули.

Мерзкая, липкая жара. Вот что я почувствовал, когда мы, экипированные для самого настоящего боя, вышли на улицу. Совсем стемнело. Черно-фиолетовое небо намеревалось в любую минуту разразиться проливным дождём. Как раз кстати, а то дышать было нечем. Вызванный Хавьером кар должен был прилететь через секунду-другую. Вслед за нами отель покинули девушки, которые, разумеется, изъявили желание лететь в управление. Мне на ум пришли напутственные слова офицера Фроста, который просил не таскать повсюду дочку магната Логинова. Ха-ха! Попробуй её остановить!

Хавс напряжённо оглядывался по сторонам и, как оказалось, не зря. Он увидел то, что не могли заметить другие.

— На землю! — ни с того, ни с сего закричал друг и повалил миссис Валери (она и пикнуть не успела) на покрытую асфальтом платформу. Пространство над их головами прорезали золотистые лучи. Кто-то стрелял. Стрелял из лазерного оружия. Вот дерьмо! Я одновременно толкнул на асфальт Стейси и Эжени. Они дружно взвизгнули. Как раз в ту секунду рядом с нами приземлился вызванный Хавсом чёрный электрокар, и я принялся подталкивать к нему девчонок. В воздухе по-прежнему сверкали опасные лучи. Хавьер первым дополз до кара и распахнул дверцу.

— Залезайте быстрее! Нужно убираться отсюда! — он втащил в салон сначала миссис Валери, потом Стейси и, наконец, Эжени. Последним в кар забрался я. И как раз вовремя! На том месте, на котором ещё долю секунды назад были мои ноги, образовалась дымящаяся воронка. А ещё один лазерный луч покорёжил дверь автомобиля.

— Сваливаем отсюда, Хавьер! Быстрее!!

— Ага, момент! — Хавс перевёл кар из режима «Автопилот» в обычный и изо всех сил потянул за рычаг. — Пристегните ремни! — Друг выглядел воодушевлённым, в глазах ярким пламенем горела жажда деятельности. Он воспринимал происходящее как удивительное приключение, эдакую дань прошлому, тем дням, когда мы, лихие гвардейцы, вместе патрулировали самые опасные кварталы Льежа. Я бы тоже с радостью предался воспоминаниям и получил удовольствие от бешеной гонки на карах, если бы под боком не сидели три дрожащие, смертельно напуганные дамочки. Двери парадного входа отеля раздвинулись, на улицу высыпали вооружённые дроиды и сотрудник Службы безопасности. Но поздно. Подъездную дорожку перед зданием уже никто не обстреливал. Нападавшие на огромном сером электрокаре гнались за нами. И продолжали стрелять. Мы вихрем пронеслись по проулку, и тогда-то перед нами встала дилемма: каким путём добраться до управления.

— Не сворачивай на главную магистраль!

— Если не сделаем это, Ал, не сможем оторваться. Их кар мощнее, только в сильном потоке машин у нас появится шанс скрыться.

— Час-пик, Хавьер! Мы обязательно столкнёмся с кем-нибудь, будут жертвы. Или они продолжат стрелять!

— И как быть? Самый короткий путь — через Центр! Нам нельзя задерживаться! Если они попадут в нас, кар не дотянет…

Я развернул интерактивную карту, встроенную в панель управления.

«Быстрее, Алекс! Соображай быстрее!»

— Придётся рискнуть. Вот погляди, если свернём здесь, сделаем крюк, но тут узкие улицы. Если останемся в этом скоростном режиме, доберёмся до нужного места за сорок минут. Пока они не догнали, а на узких улицах не смогут подрезать. Может, они и мощнее, но мы быстрее.

— Ладно, попытка — не пытка, — кивнул Хавс, и резко свернул вправо. За этим последовали жалобные стоны, Стейси врезалась головой в стекло, а миссис Валери ударилась лбом о жёсткую спинку сидения пилота.

— Да пристегнитесь уже! Снова поворачиваю! — в горле Хавьера клокотал смех. Он делал такие крутые виражи и громко хохотал при этом, что пассажирки совершенно перепугались.

Сильный звон. Луч пробил уплотнённое заднее стекло. Я резко ударил ладонью по панели управления камерами автомобиля, чтобы отделить стеной задний отсек от пассажирского салона.

— Вниз! Ложитесь на пол, спрячьтесь под сидения! — потребовал я от женщин. Очередной резкий поворот, и миссис Валери свалилась на пол. Стейси и Эжени без посторонней помощи сползли вниз. — Все целы? Хавьер, аккуратнее! Не брёвна же везешь! Держитесь крепче и берегите головы!

— Сам рули, раз такой умный! — луч вновь чирикнул по задней двери. Эжени вскрикнула и отползла вглубь салона.

— Вообще-то здесь нельзя передвигаться на карах, правовед! — зашипел Хавс.

— Ну прости, что не учёл это! Нужно же было что-то придумать!

— Полицейские будут ждать в конце проулка. Нужно только дотянуть!

Преследователи как раз нагнали нас и попытались примоститься справа, со стороны повреждённой задней двери. Заметив это, Хавьер тоже свернул вправо, чтобы не оставить им места для манёвра в узком проходе между двумя жилыми башнями. Нос их кара чирикнул стену одной из них. А потом мы влетели в длинный тёмный туннель, образованный очень близко расположенными друг к другу постройками. Внизу не было надёжной платформы, под нами располагалось открытое, мерцающее всеми огнями радуги пространство большого города. Но спуск в той зоне был запрещён.

— Силовое поле, Хавьер!

— И что?

— Под нами силовое поле! Нужен манёвр. Манёвр, слышишь меня? Они просто обязаны натолкнуться на силовое поле!

— Как ты себе это представляешь, умник? Вдруг я не смогу поднять кар?

— Где твоя сумка? Под сидением?

— О нет, Ал, не начинай! Мы уже пытались провернуть такое в 3014, помнишь, чем всё закончилось? Ты три недели провалялся в лечебной капсуле. Все конечности себе переломал!

— Тогда мы рано свернули, вот и не избежали аварии.

— Хочешь сказать: сейчас всё под контролем? Я, конечно, не против рискнуть, но под угрозой…

— Жми! Они на хвосте! — взревела обнимавшая подругу Эжени.

— Черт бы вас всех подрал! — рявкнул Хавс, но послушно увёл электрокар вниз. Я вытащил из сумки лазерную винтовку, избавился от защитных ремней и перелез в пассажирский отсек. Мы на полной скорости неслись к силовому полю, под таким жутким углом, что Стейси и миссис Валери были вынуждены вцепиться в ножки кресел, чтобы не удариться о переднее сидение. Эжени, несмотря ни на что, сумела перелезть на моё место в кабине пилота. Я же устроился в кресле у двери, пристегнулся и наполовину опустил стекло.

— Идиот! Тебе голову оторвет! — ревел Хавьер.

— Молчи и рули!

— Что ты делаешь, Алекс?! — голос Стейси дрожал от ужаса. — Ты же убьёшься!

— Ничего. Ничего. Жду подходящего момента, чтобы выстрелить. Нужно выждать, вот сейчас они подберутся поближе… — я приготовился ненадолго высунуться из окна.

— Не делайте этого! Не делайте! — закричала миссис Валери.

Электрокар резко сбросил скорость, посему преследователь быстро подошёл к нам на очень близкое расстояние. До столкновения с силовым полем оставалось не более минуты. Я высунулся из окна, ветер принялся остервенело трепать волосы, грозя вырвать их с корнем. Глаза заслезились. Жаль, очков не было. Досадное упущение! Хавьеру вот никакие защитные средства не нужны. Да и стрелял он куда лучше, чем я. Но и водил кар тоже. Ладно, с такого расстояния я был просто обязан попасть в яблочко. По крайней мере, в прошлый раз мне это удалось. Правда, и меня подстрелили.

Раз. Два. Три.

И я выстрелил. Пробил лобовое стекло автомобиля преследователей. Это был сигнал. Хавьер резко взял влево, меня порядочно тряхнуло и приложило о раму окна. В глазах взорвались фейерверки, я едва не выронил винтовку. Всё завертелось, закружилось в бешеном танце, смешалось. Нет же… я не мог вывалиться… Тут же руки Стейси и миссис Валери втащили меня в салон. Хавс перевёл кар в режим «Заднего хода», и автомобиль начал подниматься вверх. Перед тем, как вместе с женщинами рухнуть на сидение, я успел нажать на кнопку, поднимавшую стекло. Кар преследователей, пилот которого не справился с управлением, столкнулся с силовым полем. Посыпался сноп искр, и машина загорелась. Уфф! Справились! Я с облегчением откинулся на спинку сидения и попытался восстановить дыхание. Стейси и миссис Валери, бледные и растрёпанные, устроились рядом со мной.

— Мы сделали их, Ал! — ликовал Хавьер. И даже Эжени соизволила улыбнуться.

Благополучно мы выбрались из злосчастного проулка, но на том конце нас никто не ждал.

— И где твои хваленые полицейские? — ворчал я, потирая ушибленную голову. — Не дождались нас что ли?

— Почём я знаю? — рассердился Хавьер. — Сейчас свяжусь с ними.

Но стоило только другу нажать на кнопку запуска коммуникатора, которым был оснащён кар, как сработали аварийные датчики. По ушам ударил рёв сирены, салон автомобиля озарился красным. От неожиданности Стейси взвизгнула.

— Что…? — поперхнулась Эжени — Неужели всё-таки зацепил поле?

— Нет, не должен был, — растеряно проговорил Хавьер, переведя кар в энергосберегающий режим. — Наверное, их луч что-то повредил. Нужно садиться! И побыстрее. Так, не паникуйте! Всё будет в ажуре.

Только-только мы начали снижаться, как попали под очередной лазерный луч. И снова кар тряхнуло, а мы попадали с сидений. Датчики опять угрожающе заалели.

— Невозможно! Мы же их подстрелили! Вот же… — Хавс грязно выругался, но ни у кого не было сил его одергивать.

— Это не тот, — заявила Эжени. — Другой. Тот был серый, а этот лиловый.

— Разумеется, большая разница! — заворчал Хавс.

— Что вы скрыли от нас, миссис Валери? — Эжени злыми глазами уставилась на бедную женщину. — Что ещё вы знаете?

— Я? Я не… понимаю… — женщина, похоже, не на шутку испугалась. Да, она что-то скрывала. Но тогда было не до разговоров.

— Ты же посадишь проклятую тачку, Хавьер?

— А то, дружище. Но не гарантирую, что посадочка выйдет мягкой. Лучше держитесь крепче.

Мы покинули электрокар, когда тот уже дымился. После головокружительного полета девушки, а тем более миссис Валери, нетвердо стояли на ногах, но нужно было бежать. Кар гильдейцев плавно приземлился на площадку неподалёку от нашей посудины. Бежать, на первый взгляд, было некуда. Если только вперед, но куда вел тот путь? Справа и слева находились складские помещения огромных продовольственных магазинов, занимающих целый квадрат. Огибать склады и бежать в пешеходную зону было опрометчиво, особенно тогда, ведь за нами гнались бравые молодчики с лазерными пушками. Мы врубили аэроботы и понеслись по прямой, деваться-то было некуда. Хавьер и я пропустили девушек и миссис Валери вперёд, а сами с винтовками наперевес замыкали процессию и время от времени стреляли, хоть и не рассчитывали кого-то серьезно покалечить.

— Как в старые-добрые времена, ха-ха! — мой друг по-прежнему получал удовольствие от происходящего. Каждое движение было продумано до мелочей: несколько размашистых шагов, выстрел, укрываемся за выступом стены, снова шаги, снова выстрел.

Устали до чёртиков!

— Ага, только на этот раз, похоже, всё куда серьёзнее.

«Куда гильдейцы гонят нас? Если они хотели убить, то мы уже были бы покойниками. Но нет. Значит, хотят взять живыми. Что если они загоняют нас в ловушку?»

— Мне прислали сообщение. Полицейские будут здесь с минуты на минуту.

— Продержимся ли мы целую минуту?

— Риторический вопрос! Ах! — Хавьер вздрогнул и отшатнулся. Похоже, его задело.

— Хавс? Хавьер? — я поспешно оттащил друга к стене и развернул лицом к себе.

— Ничего, рукав расплавился, — прошипел он, со свистом втянул воздух и поспешно спрятал от меня пострадавшую руку. — Всё со мной в порядке. — Тепловые снаряды. Не убивают, но причиняют серьёзные ожоги. Да, гильдейцы не собирались нас убивать, а лишь пытались ослабить.

Друг был готов снова ринуться в бой, но я схватил его за воротник и удержал на месте. Нам в затылки прерывисто дышали девчонки.

— Впереди тупик, не пройдём, — зашептала миссис Валери, её голос дрожал от страха.

— Значит, направимся в пешеходную зону. У нас нет другого выхода, — заявила Эжени.

Проклятье! Похоже, гильдейцы именно этого и добивались!

Хавьер и я на несколько секунд выглянули из-за стены магазина. Проулок насквозь прорезали лазерные лучи, но преследователей не было видно. Вдалеке слышались звуки выстрелов. Полицейские. Пришли, наконец, на помощь.

— Лады, направимся в пешеходную зону, — кивнул Хавс, скрипя зубами на боли. Снаряд не коснулся его напрямую, но пролетел совсем близко. И уже от этого на предплечье бедняги появились волдыри. — Дамы, не уходите далеко.

Мы повернули налево и ринулись вперёд по очередному заваленному мусором проулку, составляющему изнанку большого магазина.

Хлопок. И очередной мощный луч угодил в светившуюся, вращавшуюся вывеску, которая крепилась к крыше магазина. Проклятая штуковина взорвалась тысячей огней, перегорела и рухнула вниз. К счастью, нас она не задела, мы как раз сворачивали в последний проулок. Несколько метров и долгожданная, светлая, безопасная пешеходная зона. Последние шаги мы преодолевали в темноте, и на оживленную полосу пешеходов вылетели точно черти из табакерки: грязные, лохматые, напуганные, с винтовками наперевес. Покупатели магазина и обычные прохожие бросали на нас удивленные взгляды. А нас оглушил шум большого города, из-за которого даже не было слышно выстрелов, ослепил яркий свет вывесок и голограмм. Мы никак не могли сориентироваться в толпе людей и дроидов.

— Женя! — вдруг в ужасе вскрикнула Стейси и завертелась волчком. — Где Женя?!

— Только что была рядом, и… — миссис Валери, Хавьер и я вслед за ней начали лихорадочно оглядываться по сторонам.

«Куда могла запропаститься эта несносная барышня? Не могла же она уйти вперед без нас? Нет, маловероятно. Значит, значит, осталась там, в проулке. Ах, проклятье! Что она там забыла? А если… а если её придавило упавшей вывеской? Неужели так?» — от одной мысли об этом я пришел в неописуемый ужас.

Похоже, и Стейси подумала об этом. Девушка было бросилась обратно в проулок, но я успел схватить её за локоть.

— Я пойду.

— Ал, огромная штуковина обвалилось. Чуешь запах гари? Там всё… пылает… — прошептал Хавьер. Стейси зажала рот рукой, пытаясь сдержать вопль.

— Ждите здесь. Ты стреляешь гораздо лучше меня. Если что, прикроешь и их, и меня. Я мигом.

«Вот же маленькая гадина! Куда же она подевалась?»

Узкий проулок заволокло едким дымом, асфальт горел, трещали по швам какие-то странные конструкции, расположенные на крыше. Я закрыл нос рукавом, глаза снова слезились. «Где же Эжени? Куда она пропала?» Проход в соседний переулок завалило обломками вывески, из-под них вырывалось пламя. В опасной близости от огня стояла Эжени, застыла, словно статуя, не шевелясь. Меня передернуло. Проклятая дура!

— Эжени! Нужно уходить! Нельзя здесь оставаться! — я дотронулся до её плеча. — Идём.

Девушка повернулась ко мне, чумазая от сажи, растрёпанная. Глаза налились кровью. Она текла и из носа. Снова у неё начался этот приступ. Как же не вовремя!

— Теперь они не пройдут. Не пройдут, — твердила она, а кровь все текла и текла. Девушка выглядела поистине жуткой на фоне пламени и клубившегося чёрного дыма. Ещё один кусок конструкции, украшавшей крышу, с грохотом ударился о землю.

— Эжени! Да слышишь ты меня? Или нет? — в своём голосе я обнаружил нотки паники. — Идем! Ну же! Эжени!

— Не пройдут. Не пройдут.

Она была в шоке, я прекрасно это понимал, пусть от того не становилось легче. Вновь раздались выстрелы. И совсем близко. Огонь распространялся очень быстро, опоясывал нас.

«Скоро… скоро круг замкнётся, и не выберемся. Скоро. Скоро… Нечем дышать. Почему? Дым или паника? Дым или паника? Безвыходная ситуация! Ещё одна безвыходная ситуация! Чёртова девица! Всё из-за неё! Она самая настоящая сумасшедшая. Сколько огня! Как он трещит! Всё сливается, сливается… У меня, что, зрение отказывает? Нельзя паниковать! Только не сейчас! Успокойся, Алекс!»

— Эжени! Эжени! Ну что ты… — я схватил девушку поперёк талии, оторвал от земли и ринулся сквозь завесу дыма. К счастью, она не сопротивлялась, напротив, вцепилась в мои плечи. Крепко-крепко. Точно боялась, что уроню. Обратная дорога показалась мне длиннее жизни. В голове мутилось от дыма, Эжени безвольной куклой болталась на плече, позади гремели выстрелы, выли полицейские сирены. Когда мы, наконец, выбрались на пешеходную дорожку, я почувствовал предательскую дрожь в коленях и был счастлив даже одному глотку горячего воздуха. Но расслабляться было некогда. Нас снова преследовали. Хавьер помог поставить Эжени на ноги, и мы поволокли её сквозь толпу, как в Нижнем районе Льежа. Только тогда за нами никто не гнался. Гильдейцы не спешили стрелять, они расталкивали прохожих, отпихивали их в стороны. Хотя многие и добровольно расступались перед жутковатого вида ребятами с лицами, закрытыми капюшонами, оттаскивали детей. Те, до кого дошла суть происходившего, спешили укрыться в стенах магазинов. У входа в один из них уже началась давка. Люди кричали от ужаса и толкались. Гильдейцы неумолимо приближались. Да что же они прицепились? Мы пересекли улицу и ринулись к передвижной платформе, которая должна была перевезти нас на другую сторону. Немного осталось, совсем немного! Мы из последних сил волокли за собой девчонок и миссис Валери, будь она неладна!

«Нет, не доберёмся…»

— Эй, Алекс Орелли! Двигай сюда, парень! — неподалёку остановился огромный тёмно-зелёный электрокар. Из окна высунулась голова Гектора Бофорта. Его лицо исказила неприятная усмешка. — И поживее!

Я не поверил глазам. Ну и дела! Он пришёл к нам на помощь! Приехал из Нового Лондона. Немыслимо! Ах, была — не была! Кажется, его зелёная тачка и он сам, весь в зелёном, стали для нас символом надежды на спасение.

Я потащил друзей за собой.

— Залезайте быстрее! — задние двери кара распахнулись, и мы буквально впихнули миссис Валери и девушек в его нутро. Едва Хавьер и я успели забраться внутрь, как автомобиль пришёл в движение. Всех порядочно тряхнуло, особенно меня и Хавса. Мы оказались на полу. А впрочем, неважно. Мы выбрались, это главное. Можно было расслабиться и немного полежать. Электрокар нёсся на огромной скорости, и тех, кто остался на сидениях, продолжало трясти. Стейси стонала, то и дело врезаясь в оконную раму, Эжени ругалась сквозь зубы. Похоже, зловещая аура командора её не пугала. Как быстро она, однако, отошла от шока!

— Пристегнитесь! — рявкнул Бофорт. — Неужели сами не догадались?

— Как вы нашли нас? — прохрипел я, приподнимаясь на локте.

— Странный вопрос, парень. Прикрепил датчик слежения к твоему воротнику, неужели не очевидно?

Да ну тебя, командор! У меня раскалывалась голова, в мозгу взрывались бомбы, я не хотел думать, не хотел искать ответы. Мои друзья и я сам нуждались в отдыхе. Мы чудом выбрались из пекла.

«Потом. Потом будем разбираться. Нам нужно отдышаться, командор».

— Говорил же, вы в большом дерьме, ребятишки, — кажется, происходившее неимоверно забавляло Бофорта. — Вы и миссис Валери. Последнюю я доставлю в полицейское управление. И там она расскажет, наконец-то расскажет, где прячет чертежи оружия, найденные профессором Карсоном на «Луне-11».

Глава 7

Эжени.

Парижская квартира Гектора Бофорта, похоже, не знала женской руки и поэтому пришла в запустение. Командор, редко покидавший Новый Лондон, держал всех дроидов выключенными, и некому было время от времени делать влажную уборку. Но Женя быстро махнула рукой на чистоту, развалилась на старенькой, уже не трансформировавшейся софе и с облегчением вытянула ноги. Она даже не потрудилась скинуть обувь. Ступни гудели, мышцы сводило от боли. Глаза закрывались сами собой. Женя уткнулась носом в запыленную клетчатую накидку, колючую, как характер её хозяина, и пожелала только одного: уснуть. И как можно скорее. Пару часов назад они покинули полицейское управление, где оставили миссис Валери. Разговор о проклятых чертежах решили перенести на следующий день, а ценного свидетеля поместили в медицинскую капсулу для восстановления. Полежит несколько часов в витаминном растворе и будет как новенькая. И Жене не помешали бы витамины. Она больше не боялась и не злилась, лишь чувствовала себя смертельно уставшей, опустошенной, не могла найти силы подняться на ноги, принять душ и переодеться в обноски, любезно предложенные командором. Ни одна вспышка ярости ещё не проходила для девушки бесследно. Полный упадок сил и боль — её последствия. Женя так и осталась в грязной, пропахшей дымом одежде. Уснуть бы и ни о чём не думать. Но чертовски мешали яркий свет и транслирующий «Новости» интерактивный экран. Подумать только! Перестрелка в Среднем районе Парижа. Трое полицейских ранены, один — убит. Двое гильдейцев ликвидированы. Среди гражданского населения погибших нет, но десять человек получили травмы, пытаясь укрыться в помещении магазина. Подумать только! Виной всему какие-то допотопные чертежи. Стася разговаривала по коммуникатору с матерью, спокойным тоном и ласковыми словами пыталась успокоить её и заверить, что всё в порядке. Виктория Сергеевна уговаривала немедленно покинуть Париж и вернуться домой. То же самое требовал и отец Жени, но она написала ему что-то невразумительное. Ну уж нет! Только не теперь! Она не отступится. Ни за что на свете!

Разумеется, девушка прекрасно понимала, что ей грозила опасность. Ей, Стасе, которую она напрасно втянула в эту историю, Алексу, Хавьеру и даже командору Бофорту. Последний советовал им залечь на дно, не спешить с отъездом, укрыться в безопасном месте и любезно предложил переждать бурю в своей квартире. Командор оказался тем ещё параноиком и оснастил её самыми разными средствами защиты и глушителями.

Это дядя во всём виноват! Из-за него Женя подвергла опасности подругу и новых знакомых. Ради него она ввязалась в авантюру с расследованием. Если бы не его сообщение… Ан нет! Разве можно обвинять других в собственной глупости? Сама виновата. Эх, дядя! Почему сразу не сказал? Женя полностью ему доверяла и думала, что он отвечал тем же. Думала, что они друзья. Нет, он должен был ей рассказать! Она бы его не осудила. Дядя был единственным, на кого Женя никогда не сердилась. Она не имела права злиться. Дядя принимал её такой, какой она была на самом деле, любил её такой: своенравной, независимой, капризной, бескомпромиссной. И она его любила, прощала все странности и чудачества. Он был нужен девушке и сейчас, когда она пребывала в нерешительности. Он никогда ей не указывал, не задевал гордость, а лишь советовал.

Нет, дядя должен был раскрыть правду. Как он мог подумать, что Женя его не простит? Даже несмотря на то, что он сделал… Вот только что он сделал, что? Ради неё… ради неё… Нет, она должна во всём разобраться, узнать правду, какой бы страшной она ни была.

«Ты справишься, дорогая! — с улыбкой говорил дядя. — Ты сильнее их всех, гораздо сильнее». Да, это так. И она не могла оплошать.

— Женя… Жень, вставай! — Стася дотронулась до плеча подруги, и та, вздрогнув, открыла глаза. Поморщилась от яркого света, дёрнулась и окончательно запуталась в неизвестно откуда взявшемся колючем пледе.

— Эй, не пугайся. Это всего лишь я. Неужели собиралась на меня напасть, а? — хохотнула Стася. С её длинных распущенных волос капала вода. — Пора ужинать.

— Ты искупалась? — прохрипела Женя, убирая с глаз непослушные пряди волос.

— Разумеется. И тебе не помешает, грязнуля.

— Переодеться не во что, — фыркнула Женя. — Ты, вот, снова напялила грязную рубашку. Какая тогда разница…?

— Ну знаешь! Разница ощутима! Нужно оставаться на высоте вне зависимости от ситуации. И особенно сейчас, когда поблизости столько красивых мужчин.

— Ты это о ком? — усмехнулась Женя, выпутываясь из пледа. Кожа на руках и шее чесалась, у девушки была аллергия на шерсть. — Уж не о командоре ли?

— И о нём тоже. Да брось! Он выглядит потрясающе! Какое интересное лицо, какая фигура! Руки чешутся его нарисовать.

— Вряд ли он воспримет это с энтузиазмом, Стася.

— Ну… есть ведь ещё Алекс. Рыцарь с печальными глазами.

— Пфф! Ты, надеюсь, несерьезно, — скривилась Женя. Она всегда старалась быть честной с самой собой. Честность же по отношению к другим часто воспринималась как непозволительная роскошь, а вот не лгать себе не так уж и трудно. Женя быстро решала, как она относится к тому или иному человеку: нравится ли он ей, приятен ли он или отвратителен. Часто она рубила с плеча, не любезничала, не прощала, не прислушивалась к другим, но для себя решала совершенно точно, как вести себя с новым знакомым.

И только в тот раз девушка подозрительно долго тянула с решением и не могла понять, какие чувства испытывает к Алексу Орелли. Вот с его другом, Хавьером, всё было ясно, как день. Мускулистый красавчик с пышными кудрявыми волосами и обворожительной улыбкой. Умеет нравиться, заболтает и покойника. Лихо водит электрокар, с девушками особо не церемонится. Самовлюблённый кретин! От красивых слов быстро переходит к действиям. Разозлить может даже терпеливую и спокойную Стасю. Над такими, как Хавьер, Женя привыкла смеяться. Гордость — их уязвимое место, надавив на неё, точно на мозоль, с них можно легко сбить спесь.

Такие парни, как Хавьер, простые и понятные, но Алекс Орелли — создание совершенно странное. Ничто его не берёт. Непрошибаем, как стена, чёртов умник! Женю почему-то раздражали его равнодушный вид, сдвинутые брови, спокойные и глубокие глаза совершенно невообразимого, фантастического цвета. Она не знала, как вести себя с ним. Девушке очень хотелось вывести Алекса из себя, разбить маску невозмутимости, встряхнуть его хорошенько. Привлечь его внимание. Привлечь… именно это желание её и пугало, тревожило. Странное желание, учитывая тот факт, что Алекс ей совершенно не нравился. Или Женя ошибалась?

В квартире командора Бофорта столовая была совмещена с гостиной. Дверь отсутствовала, её место занимали длинные, от потолка до пола, деревянные подвески, которые раскачивались и звенели от каждого прикосновения. Жене они сразу понравились, как, впрочем, и сама квартира. Было в ней что-то старомодное. Стены в коридоре представляли собой искусственную каменную кладку, в гостиной горел электрический камин, стояли лампы с абажурами, как в ресторанчике «XXI век». Кто-то, обладающий редким чувством стиля, с большой любовью обставлял эту большую, ныне мрачную и пребывающую в запустение квартиру. И Женя отказывалась верить, что за этим стоял сам Гектор Бофорт.

Мебель: длинный стол, стулья с высокими спинками, сервант в столовой были вырезаны из тёмного, неподатливого дерева, и, наверное, это сближало комнату с залом какого-нибудь допотопного замка. Единственным отличием от оригинала были накрывавшие на стол дроиды, которые расставляли бокалы, раскладывали тарелки и приборы.

— Лопайте! — распорядился командор Бофорт, обращаясь к гостям. Сам он к еде не притронулся, принял расслабленную позу, откинулся на спинку стула и кончиками длинных пальцев (перчатки он, наконец, снял) постукивал по поверхности стола. На лице ни намёка на эмоции. Эдакий большой кот, сытый хищник. Да, Гектор Бофорт — человек, явно, необычный. Мрачный и жёсткий, нелюдимый, но интересный. Он всё-таки их спас и приютил. Позаботился о них, совершенно чужих людях, хоть и сам, похоже, не понимал, с чего это принял подобное решение.

Женя оказалась чертовски голодной и сию же секунду набросилась на еду: печёный картофель, овощи, кусочки мяса. Она набила рот и только потом осознала, что, кроме неё, больше никто не ест. Хавьер шептался со Стасей, явно, решил вернуть её расположение. Алекс сидел с низко опущенной головой и не шевелился. Тёмные волосы наполовину закрыли его лицо. Рука, державшая вилку, дрожала. Женя не могла отвести от него глаз и по инерции продолжала жевать. Обычно юноша такой хладнокровный, а тут трясётся.

— Ал? — Хавьер тоже заметил, что с другом творилось неладное. — Что с тобой?

Тот откинул волосы назад и улыбнулся совершенно жуткой улыбкой.

— Всё нормально. Устал. Думаю, как теперь поступить с миссис Валери. Не век же ей скрываться в управлении. Если у неё действительно имеются злосчастные чертежи…

— Полицейские распустят слухи о её смерти, а потом вывезут из Парижа, — заявил командор. — Если повезёт, уцелеет. Что касается вас, тут всё сложнее. Гильдейцы могут решить, что Женевьева Валери успела поведать вам о местонахождении чертежей. Ха, видели бы вы свои испуганные физиономии со стороны! Вы и сегодня-то чудом уцелели, ребятки. Во второй раз так не повезёт. Но и из игры теперь не выйти.

— Специально нагнетаете, так? — прорычала Женя. Она изо всех сил старалась сохранить лицо. Да, их всех чуть было не похитили или не убили. Подумаешь! И не такое бывало! На самом же деле зловещий тон командора Бофорта заставлял вздрагивать от ужаса. Стася, вон, совсем побледнела.

— Нет, девочка. В этом нет нужды, — фыркнул командор. Неужели жуткая история его лишь забавляла? Неужели он получал удовольствие, наблюдая за их страданиями?

— Может быть, у миссис Валери и вовсе нет никаких чертежей? — предположил Хавьер, наверное, желая приободрить товарищей.

— Она была очень близка к руководителю программы — Патрику Карсону, ухаживала за ним в дни болезни. Большую часть имущества он завещал ей. Именно Карсон занимался дешифровкой базы данных, обнаруженной на «Луне-11». Он же пытался восстановить чертежи природного оружия. Вполне возможно, он не отказался от исследований и после закрытия программы.

— Это только ваше предположение, сэр? — не унимался Хавьер.

— Ты сам видел лицо Женевьевы Валери, когда я упомянул о чертежах. Она испугалась и этим выдала себя. Завтра мы узнаем правду. А сейчас угомонитесь. Лопайте и не думайте ни о чём. Ты же, — Гектор Бофорт ткнул пальцем в Алекса, — выметайся из-за стола. Видок у тебя такой, будто ты намерен всё здесь залить блевотиной. Сильно ударился головой, да?

Алекс не выдавил из себя ни слова, глаза холодными голубыми огнями горели на помертвевшем лице. Хавьер выглядел взволнованным. Он крепко сжал плечо друга.

— Совсем плохо, да, Ал? Голова кружится? — пропел он таким ласковым, сладким тоном, что у Жени свело зубы. — Чем помочь?

— Стукнулся об оконную раму, — процедил Алекс. — Это не страшно. Нужно прилечь. Лучше пойду…

— Почему он сразу не сказал? — спросила забеспокоившаяся Стася. — В управлении были доктора. Они перевязали руку Хавьеру и Алекса могли осмотреть. Вдруг у него сотрясение…?

К своему удивлению, Женя разволновалась. Сотрясение. Сотрясение. Эта мысль, точно молот, била по черепушке девушки. Да что это она, в самом деле? Разве ей не всё равно? Разве она не чёрствая, не бесчувственная стерва? Для всех Женя была такой, для всех, кроме дяди и Стаси. Их она любила и опекала, а вот парней никогда не щадила. Синяк? Подумаешь! Переживет, не маленький! И всё же… Всё же он вернулся за ней, бросился спасать. Всё же Женя стала его должницей.

В квартире Бофорта были, не считая гостиной и столовой, ещё три комнаты. Но попасть Женя смогла только в самую маленькую, там она и обнаружила Алекса. И, похоже, там ему нравилось. А всё потому, что комнату со всех сторон окружали встроенные в стены книжные полки. Потолок был невероятно высоким, как и во всех квартирах элитных секторов. Окно, расположенное под крышей, и в самый солнечный день не пропускало много света. Зато в промежутки между полками были встроены панели мощных ламп. Алекс сидел на узкой постели, спиной к входной двери, обхватив тело руками.

— Эй, Алекс! У командора нашлись кое-какие таблетки…

Он обернулся так резко, что девушка вздрогнула и невольно отступила назад. Черты его лица заострились, глаза горели лихорадочным огнём. Странные глаза. На этот раз какого-то неестественного светло-лилового цвета. Это при его тёмных волосах (они торчали в разные стороны, потому что юноша то и дело накручивал пряди на пальцы), бровях и ресницах. Генетические мутации — не редкость, они встречаются сплошь и рядом. Волосы необычного цвета, двойной ряд ресниц, слишком длинные конечности, чрезвычайно хрупкое сложение — всё это трудно назвать диковинным. Но таких глаз, как у Алекса, Женя ещё не видела. «Совсем как у эльфа», — подумала она. Когда-то давно мать рассказывала ей вместо сказок мифы допотопных народов, в том числе удивительные истории о феях, альвах[11] и народе богини Дану[12]. Наверное, и у волшебных существ, в которых верили древние люди, были такие же глубокие, ясные и пугающие глаза. Юноша качнул головой, и непослушная тёмная прядь волос свесилась на лоб.

— Я в порядке.

Оно и видно!

— Слушай, если тебе плохо, можно вызвать…

— Я в порядке, — повторил он, и на этот раз твёрже. Женя так и не поняла: он изо всех сил старался сохранить лицо, он хотел остаться в одиночестве. Куда ей сообразить?! Никто не смел выставлять за дверь Евгению Логинову! Девушке впору было разозлиться на зловредного паренька, а она, напротив, смутилась. Женя поставила на низкий прикроватный столик стакан с водой, опустила рядом и упаковку таблеток, а потом плюхнулась на постель, всем своим видом показывая: она здесь надолго. Алекс закрыл глаза и замер, как будто ему не было никакого дела до девушки.

— Сердишься, да? — Женя назло решила не отставать и дожать беднягу. Она славилась упорством, хотя в том случае оно было неуместно. — За то, что ударила? У меня есть гель, который сведет синяк за пару часов. Хотя так тебе тоже ничего… Ты же не хотел выглядеть сладеньким.

Алекс медленно повернулся к девушке, и та с нескрываемым злорадством ожидала увидеть гнев в его глазах. Но юноша посмотрел на неё, как на умалишённую. И впервые за всё время знакомства с Алексом Орелли Жене стало стыдно за своё поведение. Почему она повела себя, как полная дура?

— Прости. На меня иногда находит… Глупость какая-то! У меня, знаешь, у меня бывают приступы… ярости. Не понимаю, что творю. Прости. Зря я тебя ударила. Ты поступил правильно, что рассказал о дяде. Я подозревала… я не должна была на тебя набрасываться… Это всё дядя, не признался мне… — эгоистичная девчонка продолжала изливать свои чувства, вываливать на Алекса комья собственных проблем, подозрений и переживаний. Юноша слушал её, не прерывая, только ладони сжал в кулаки. — И ещё… я ведь так и не поблагодарила тебя. Ты вернулся за мной в тот проулок. Там всё пылало, ты рисковал жизнью…

Алекс сделал глубокий вдох.

— И ты рисковала. Кто просил оставаться там? Если бы мы погибли, вина лежала бы лишь на тебе одной.

Пусть и дальше так думает. Только Стася и она сама знали правду. На самом деле Женя пыталась спасти друзей. Её так и распирало от чувства превосходства над Алексом, но нужно было помалкивать.

— Знаю. Извини. Я растерялась. Огонь пугает меня. И тебя тоже?

— Да, — глухо ответил он и вздрогнул. — Ненавижу огонь. И жару. И шум. И пыль.

— Ого! А у меня на пыль аллергия, — Женя зачем-то показала ладони, покрывшиеся красными пятнами. — И на шерсть.

Брови Алекса поползли вверх и потешно изогнулись. Но что-то в его облике, наконец, дало Жене понять: он страдает, и улыбка тут же сползла с лица девушки.

— В следующий раз я не смогу спасти тебя, Эжени, — прошептал молодой человек. Он точно бы признавался в чём-то позорном. — Я непременно запаникую, не смогу сделать и шагу. И мы… мы сгорим там… Сгорим, Эжени… Сгорим… Сгорим…

— Эй, Алекс! Да что с тобой стряслось? — встревожилась девушка — Всё… всё ведь уже хорошо. Слушай…

— Знаешь что-нибудь о захвате заложников в развлекательном центре «Бриллиант»? — спросил Алекс. И не дав ей ответить, продолжил. — В третьем месяце 3016 года террористы забаррикадировались в огромном развлекательном центре, в Фиолетовом секторе Льежа. В Верхнем районе. В том центре чего только не было: и торговые ряды, и рестораны, и аттракционы, бассейны, искусственные пляжи, сады. В воскресенье там было много народу. Проклятье, уже и не вспомню, какие были выдвинуты требования… Через два часа была предпринята первая попытка штурма. Пришлось отказаться от использования дроидов и киборгов, ведь у террористов были глушители. Привлекли гвардейцев. Мы знаем город лучше, чем полицейские, каждый закоулок, каждую нору… Пока полицейские и силовики из Службы безопасности штурмовали центральный вход, мы зашли с тыла, проникли внутрь. Мы должны были найти способ разблокировать двери и впустить полицейских. Нас было десять. Десять гвардейцев, которые служили уже несколько лет. Мы притворились заложниками, растворились среди них, а сами передавали данные в штаб. Мы видели всё, что там творилось, всё… — Алекс торопился выплеснуть на Женю рвавшиеся наружу слова, словно боялся, что его вот-вот немилосердно оборвут, заткнут, не захотят слушать. Он спешил, глотал фразы, обрывал слова, тянул себя за волосы и смотрел перед собой, смотрел, не мигая. — Они… облили всё какой-то дрянью и подожгли… Всё горело… всё… даже вода. Вода в бассейнах пылала, горели пальмы, горели… горели… В жизни не видел столько огня, столько удушливого, едкого дыма. Люди… и люди горели… Их намеренно обливали той самой мерзостью и поджигали, смотрели, как они корчатся, видели, что кожа пузырится на их лицах, вздувается, лопается…

— Не продолжай… Алекс, тебе же хуже будет, — просила Женя, стуча зубами. Она старалась отгородиться от его слов, заслониться, спрятаться. Она боялась даже подумать о них, становилось дурно даже от его тона. Юноша лихорадочно замотал головой и, к ужасу Жени, продолжил.

— Мы пробыли там шесть часов. Целых шесть часов в огненном аду, пока здание центра окончательно не освободили, а террористов не перебили. Они знали, что обречены, и продолжали жечь людей, обливали их кислотой и снова поджигали. Тогда Хавьер лишился глаз. Мы рвались к выходу, пытались вывести тех, кто ещё не погиб, и… Потом мы тащили и его через завесу дыма, там всё обваливалось, почти как сегодня, только хуже… Гораздо хуже. И у Хавьера были пустые глазницы, понимаешь? Совершенно пустые. Я порой вижу его таким и тех горящих людей, слышу, как они кричат. И в такие минуты не могу сдвинуться с места, не могу пошевелиться, я задыхаюсь, горло горит. И всё повторяется, снова и снова. Когда я увидел сегодня ту горящую штуковину и дым, то захотел убежать. Я был готов бросить тебя, унести ноги, я запаниковал, запаниковал, как и тогда, Эжени… При других обстоятельствах я бы, напротив, рвался вперёд, но тогда… Скверно… как же скверно… Не знаю, что со мной творится! Нельзя было паниковать! Что же… Почему они это сделали, скажи? Зачем издевались? Ради чего, ради чего? Какие цели они преследуют? Неужели они получают удовольствие? Неужели им нравится смотреть…? Что именно превращает людей в животных? Откуда такая жестокость? Почему люди, неважно, кто они, должны страдать? Они же не сделали ничего плохого, а с ними обошлись, как с мусором. Даже хуже… И никому нет дела. Никому! Не удивительно, что допотопные люди уничтожили свой мир. Разумеется, это правда… Правда…

— Эй, ну не надо! Ты же вырвешь все волосы. Не ты в этом виноват, не ты… — Женя была потрясена его вспышкой, она не ожидала, что юноша способен на столь бурные проявления чувств. Он был живым средоточием боли, ужаса и безумия. Он горел изнутри, горел живьём и продолжал представлять то, о чем говорил. Плохо понимая, что делает, девушка протянула к Алексу руки и прижала голову юноши к своей груди. Она не привыкла расточать нежность, успокаивать, утешать кого-то. Женя была холоднокровной, и ей нравилось быть такой. Тогда же она была готова пойти на всё, лишь бы только привести его в чувство. — Эй, успокойся… успокойся… Алекс, дыши!

Проклятье! Он ещё и согласился помогать ей, зная, что дело связано с Гильдией. Не нужно было его впутывать. Её дядя сотрудничал с гильдейцами, возможно, помогал мучить людей. И Алекс не сказал ей ни одного злого слова о профессоре, ничего не сказал, кроме правды. Напрасно она его доводила. Очень зря.

Юноша выпутался из кольца её рук. К нему вернулся румянец, слишком яркий, болезненный. Алекс нервно рассмеялся.

— От тебя я не ждал сочувствия, барышня! — ухмыльнулся он. И тут же Женя вышла из себя, она ударила его кулаком в плечо.

— Быстро же ты оперился!

Алекс нетерпеливо заерзал.

— Эжени, послушай… Жаль, что ты застала меня в таком виде. Извини меня! И… пожалуйста, не говори Хавьеру. Не стоит ему вспоминать о случившемся, он будет нервничать ещё сильнее, чем я.

— Ты когда-нибудь говорил с ним об этом?

— Нет. Разумеется, нет. Хавьер после операции помнит не всё. Это к лучшему.

«Лучше, если бы и ты забыл».

— Твои слова останутся между нами, обещаю. Я никому не расскажу.

— Спасибо! «Вы были сегодня моим добрымангелом, но, конечно, это не помешает нам ссориться в будущем».

— Да ну тебя!

— Нет, неправильно, — он улыбнулся и подмигнул Жене, — ты должна ответить: «я совершенно не желаю ссориться с кем бы то ни было». И тогда я скажу: «а я желаю. Добрая ссора — соль земли».

— Ах, прекрати цитировать Этель Войнич[13], умник! — отмахнулась Женя.

— Тебя не провести!

— А ты на что надеялся, болван? — хохотнула девушка, но тут же смех застрял в горле. Скрытая в полумраке комнаты штуковина засветилась жёлтым светом, щёлкнула, и из её нутра полилась нежная музыка.

— Шкатулка, — пояснил Алекс, склонившись над штуковиной. Она представляла собой прямоугольный ящик, на крышке которой располагался маленький корабль — модель допотопного парусника. Когда срабатывал механизм, корабль приходил в движение и словно покачивался на волнах. На его корме виднелась витиеватая надпись: «Гектору от Чарли и Эм».

Женя, выглянувшая из-за плеча Алекса, невольно залюбовалась «бороздящим просторы океана парусником». Мелодия быстро смолкла.

— Наверное, срабатывает каждый час, — заметил юноша.

— Это явно очень дорогая для Бофорта вещь.

— С чего ты взяла?

— Это же очевидно, сыщик! Только на ней нет пыли. Наверное, подарок от его родственников или любимых.

— Думаешь, у него есть любимые?

— А почему бы и нет? — подмигнула Женя. — Холодность у вас, мужчин, напускная. В глубине души вы милые и плюшевые. И ты подтвердил эту теорию.

Алекс покраснел, и девушка почувствовала себя донельзя довольной. Ага! Она узнала его главную слабость. Вот только было ли у неё право этим гордиться?

— Итак, Женевьева Валери ответила на все вопросы, — в несусветную рань командор вытащил гостей из постелей и объявил, что участницу программы «Земля-Атлантида» допросили ещё до рассвета. Сам командор ушёл, как только они уснули, и всю ночь провёл в управлении. — Чертежей в прямом смысле этого слова у неё нет.

— То есть? — поперхнулся Хавьер. Он единственный уминал круассаны и глотал кофе. Остальные не торопились приступать к завтраку.

— Перед смертью Карсон уничтожил воссозданные им же самим чертежи оружия. Чокнутый гений, похоже, устрашился собственного открытия. На бумаге или на другом носителе их не существует. Зато они имеются в голове миссис Валери, которая помогала профессору в изысканиях. Она запомнила каждую деталь, выучила их наизусть. И при желании сможет восстановить.

Бофорта наверняка позабавили открытые от удивления рты ребят.

— Она точно не лжёт? — Алекс первым начал задавать вопросы.

— Нет, её протестировали. Валери сказала правду.

— Скверно, — ответил на это Алекс, — в таком случае, гильдейцы никогда с неё не слезут.

— Вот именно! — подтвердил командор. — Разумеется, чертежи имеются в архиве Службы безопасности, но, по всей видимости, они неполные. А потому Женевьева Валери — ходячая мишень.

— Уже решили, что с ней будет? — спросил Хавьер.

— Пока нет. Некоторое время поживёт в управлении, там о ней позаботятся. А дальше будет видно. Но в Штаты к дочери точно никогда не выпустят, спрячут где-нибудь в ЕАК, — командор Бофорт криво усмехнулся и потрепал высокий воротник клетчатой рубашки (клетка, похоже, была его фетишем). — Я открою офицеру Фросту доступ к секретным файлам. Подождите, не пищите! — он предостерегающе поднял руку и не позволил Алексу и Хавьеру поблагодарить его. — Я ещё не закончил. Я помогу вам безопасным способом вернуться в Льеж, но помните: так просто от гильдейцев вы не отделаетесь. Глядите в оба.

— А вы? — робко спросила взволнованная Стася. — Что будет с вами? Вы же тоже в опасности!

— Вернусь в Новый Лондон. У меня хватает работы, — командор не стал делиться подробностями. — Весь день проведёте в квартире, вечером отправитесь в Льеж. Доступ получите через два-три дня. Больше ничем не могу помочь.

— Вы очень добры, сэр! — воскликнул Алекс. — Нет слов, чтобы выразить признательность…

— Вот и не ищи их, парень! — рявкнул командор Бофорт, и юноша оборвал себя на полуслове. — Толку от них никакого. И запомни, когда ты вляпаешься в следующий раз, меня рядом может и не оказаться, так что в твоих интересах не лезть на рожон.

Последние три дня Женя отказывалась выходить из своей льежской квартиры. За всё это время она едва ли проспала пару часов и почти ничего не съела. Большую часть времени девушка проводила в полутёмной комнате (она активировала «ночной режим», поэтому солнечный свет не мог пробиться ни в одну щель), сидела на софе, поджав под себя ноги, натянув одеяло до подбородка, и воспалёнными глазами смотрела в одну точку.

Новость о членстве профессора Никифорова в Гильдии стала известна журналистам уже на следующий день после возвращения Жени и её друзей в Льеж. Похоже, кто-то из младших офицеров парижского управления полиции слил информацию. Разумеется, за это очень строго наказывали. Но когда речь шла в семействе Логиновых, газетчики были готовы платить любые деньги за какие-нибудь мерзкие подробности. Любой соблазнится.

Новость взорвала Сеть, слухи, обвинения и предположения распространялись со скоростью света, полыхали, точно пожар. И не было от них спасения, их не успокоить и не унять. Жене казалось, что теперь от них никуда не спрятаться, не укрыться, не отгородиться. Они будут преследовать её до скончания века, они её клеймо. Василий Логинов пришёл в страшную ярость (буйный нрав Женя унаследовала именно от отца) ругался, проклинал профессора. Грязные делишки Никифорова, по его мнению, могут не просто подорвать, а разрушить репутацию семьи, изорвать на лоскуты. Отец кричал и требовал, чтобы Женя немедленно вернулась в Москву, беседовала с журналистами, опровергала их заявления, отнекивалась. Он, как всегда, был очень занят и собирался свалить на дочь самую неприятную работёнку.

Мать позвонила всего один раз, и то в день поминок дяди. Она участвовала в глубоководной экспедиции где-то в Южном океане и в ближайшее время не собиралась возвращаться в ЕАК. Вряд ли она знала, что её покойного брата с ног до головы облили грязью, заклеймили убийцей и террористом, свели на нет все его достижения. Он ведь столько добра сделал людям, стольких спас от смерти! Он посвятил жизнь лечебному делу, отдал ему всего себя, без остатка. И как быстро об этом забыли! Точно его работа, его открытия не имели никакого значения. Да с чего они взяли, что профессор добровольно сотрудничал с Гильдией? Как они могли винить его в этом, предварительно ничего не выяснив? Они, все они, ненавидели дядю за то, что он был членом семьи Логиновых, этих мерзких, гадких Логиновых, которые в грош никого не ставили. Поделом им! От них ничего другого и не ждали.

У Жени не было сил кричать, ругаться, доказывать свою правоту, опровергать слухи и домыслы. Она отключила большую часть гаджетов, в том числе комп, отказалась разговаривать с Алексом и Хавьером, которые позвонили в первый же день и попытались успокоить. Надо же! Какие милые! Большинство подруг и поклонников злорадствовали, а эти парни выглядели искренне расстроенными. Хавьер и вовсе обещал поднять вопрос о проверке всех сотрудников парижского управления на вшивость. И, кажется, его начальник, офицер Фрост, обещал помочь. Она не знала точно, не пожелала слушать и выключила коммуникатор, боялась, что разрыдается в голос от жалости к дяде, к себе, от благодарности к добрым мальчишкам. Стася утешала подругу, как могла, но Женя не любила душеспасительные беседы и, в конце концов, попросила оставить её в одиночестве. Стася волновалась и звонила каждые несколько часов, но у Жени не было желания болтать. На этот раз она даже не пыталась вести себя, как должно, и делать то, что требуется. Она забыла об обязанностях, хотя дни были расписаны по часам. Утренние съёмки телешоу, дневные пресс-конференции, репортажи, поездки, вечерние съёмки, встречи с фотографами, благотворительные акции, работа над социальными проектами, привлечение спонсоров, встречи с детишками в школах и больницах, беседы с их родителями, посещение приютов, званые ужины у друзей отца. Женя порядочно выбилась из графика, накопилось много «долгов», а самое главное, её ждали дети, несчастные, больные, брошенные, с которыми девушка проводила так много времени. Не потому, что это поднимало авторитет её семьи, привлекало внимание к её персоне, а потому, что рядом с ними ей не нужно было притворяться, доказывать правоту, отстаивать свою позицию. Женя нужна им такой, какой она была, и они нужны ей, наверное, потому, что более не были нужны никому.

Тогда же она забыла о них, забыла обо всём. Со дня исчезновения дяди Женя точно катилась по наклонной, всё быстрее и быстрее, и никак не могла остановиться. Она так сильно хотела найти профессора, спасти его, что само это желание разъедало её изнутри, как кислота. Она не успела помочь, она его потеряла, но так и не нашла в себе силы осознать этот факт, осмыслить его и принять. Девушка продолжала двигаться по инерции, забыла о страхе и нерешительности. Она думала, что вот-вот разгадает оставленную дядей загадку, во всём разберется, и тугой узел, до боли сдавивший внутренности, ослабнет. Но вопросов стало слишком много, куда больше, чем ответов. И Женя перегорела, как лампочка. Наконец, остановилась и осознала: сил не осталось. Не осталось ничего.

В какой-то момент девушке даже понравилось хандрить, ведь можно было выспаться, поваляться несколько часов в ванной или пожевать печенье, лежа на софе с любимой книгой в обнимку. Женя даже начала наслаждаться таким образом жизни и потихоньку приходить в норму, когда Миа — искусственный интеллект дома — объявила о визите мистера Александра Орелли. И вот тогда-то посреди ясного неба раздался гром. Женя вскочила на ноги, отчего-то заметалась по комнате, а в голове бушевал вихрь разномастных мыслей-вопросов:

«Что ему надо? Что случилось? Ещё кого-то убили? Неужели утешать пришёл? Рубашка вишневого цвета мне идет, разве нет?»

Алекс в форме гвардейца, слуга закона, таращился, как восторженный мальчишка. Но, разумеется, не на бледную и растрёпанную Женю, казавшуюся кукольной и совершенно нескладной в мешковатом, как у пилота грузового корабля, комбинезоне. Он пялился на огромные стеклянные лифты и на лестницу с мраморными перилами, ведущую на дополнительный этаж. Вряд ли он часто посещал Верхний район.

— Чего тебе? — хриплый сердитый голос Жени оторвал юношу от созерцания робота-швейцара, вышагивавшего в противоположенном конце коридора. Алекс вздрогнул и уставился на девушку. Он смотрел с тревогой, или показалось?

— Что у тебя стряслось, Эжени?

— Стряслось?

— Стейси сказала, что нужна моя помощь. Это она привезла меня. Так зачем я тебе понадобился?

Ну Стася! Ну лиса! Проницательная зараза. Она как-то догадалась, что броня подруги предательски сползает в обществе Алекса. Женя никому не позволяла себя утешать, не желала слушать ласковые слова, замыкалась в себе и не выдавала чувств. Не смела обнажать их ни перед кем, не подпускала даже близкую подругу. Алекс Орелли — проклятый умник, холодный снаружи и тлевший внутри — был первым, кому она открылась. Беспрецедентный случай. Да ну! Глупая ошибка! Она потеряла дядю и была не в себе. Второй раз такое не пройдёт. Женя и на порог не пустит этого парня, нечего ему тут делать. Ей и одной хорошо, она не ждала гостей. Женя не собиралась изливать душу, чтобы там ни надумала Стася, ей это не поможет.

— И где же она сама?

— Собиралась припарковаться и подняться следом за мной.

— Она нагло обманула тебя, балда. Бросила здесь, — усмехнулась Женя.

Несколько секунд Алекс просто глядел на неё, хмуря брови, а потом закатил глаза. Он не ругался и не возмущался, хотя Стася, по всей видимости, подловила его после изнурительного дежурства. Если юноша о чём-то и мечтал, то только о сне. И всё равно он приехал, не отказал в помощи. Жене стало совестно.

— Хм… что же… раз у тебя всё в порядке, я лучше пойду, — парень чувствовал себя глупо и намеривался смыться. Бедолага!

— Заходи, — решительно заявила Женя. — Накормлю ужином. Не зря же летел через весь город.

Девушка отступила в сторону и пропустила гостя внутрь, а тот, сделав первый шаг, так и застыл с открытым ртом. Квартира была предоставлена Жене муниципалитетом с мебелью и прочими предметами интерьера на правах найма. Выкупить недвижимость у города могли лишь самые богатые жители ЕАК, такие, как Василий Логинов или Пётр Никифоров, для остальных собственный дом был недостижимой мечтой. Алекс с восторгом разглядывал дорогущих роботов последней модели, которые помогали Жене по хозяйству и в тот момент накрывали на стол. Юноша высоко задирал голову, чтобы рассмотреть узоры на потолке, высовывался из окон (квартира Жени выходила во внутренний двор, где располагались фонтаны, бассейны, ресторан и игровая площадка. И всё на высоте сто семидесятого этажа. Алекса ужасно смущала ухмылка наблюдавшей за его действиями девушки, но он ничего не мог с собой поделать. Ему, явно, ещё не доводилось посещать столь роскошную квартиру. А ведь он даже не был на втором этаже, где Женя устроила библиотеку и небольшую оранжерею. Она вспомнила незатейливую обстановку квартирки Алекса, недорогую мебель и стопки обтрёпанных книг. И почему-то девушке стало стыдно за любовь к роскоши.

Алекс ни о чём не спрашивал, не говорил о профессоре Никифорове, не пытался утешить. Юноша устроился на краю софы, позволил Жене прислонить к своему плечу подушку и читал вслух. «Герой нашего времени», «Копи царя Соломона»[14] и «Театр»[15] — любопытное сочетание.

— Ты уверен, что осилишь их за такой короткий срок? — с сомнением спросила девушка. Она улеглась на софу, вытянула ноги, но задумала вертеться и доставлять Алексу разнообразные неудобства. Он, как хороший мальчик и добрый друг, смиренно терпел.

— Конечно. Целая ночь впереди. Раз уж я тут застрял.

— Вот именно. Застрял, — ухмылялась Женя, — Стася за тобой не приедет, и не надейся. Я в такой ливень и носа из дома не высуну, а самостоятельно ты доберёшься домой только к утру.

— От вас обеих одни неприятности.

— За тобой должок, сладенький мальчик! Сегодня ты нужен здесь. Обещаю, утром лично отвезу тебя в Университет.

— Ладно, так уж и быть. С чего начнём?

У него был удивительно спокойный и приятный голос, это девушка сразу отметила. Чем-то он напоминал голос дяди. А ведь когда-то, много лет назад, и он читал Жене на ночь, не оставлял до самого утра, если ей было плохо или больно. Она и не подозревала, что отчаянно нуждается в чьём-либо участии. Пусть оно и не приняло форму слов. Но кто бы ещё столь безропотно исполнял все её прихоти? Даже Стася на это неспособна.

Так что же, они с Алексом теперь квиты? Или Жене снова придётся ходить в должницах?

Девушка проснулась в несусветную рань, в пять часов утра. И, как ни странно, почувствовала себя свежей и прекрасно отдохнувшей. Алекс дремал, свернувшись в три погибели, «Театр» соскользнул с его коленей на пол. Вспомнив жизнеутверждающую концовку книги, Женя невольно улыбнулась. Бедняга Алекс! Она, и правда, доставляла ему одни неприятности, а ведь, напротив, могла стать другом. Недаром он поделился с ней самым сокровенным, тем, о чём не говорил даже лучшему другу. Отчего-то этот факт ужасно радовал Женю. Она укрыла гостя пледом и, страшно довольная собой, направилась готовить завтрак.

— Мистер Роман Иловайский, — сообщила Миа, чем привела Женю в замешательство. Что? Как? В такой час? Он же должен быть в Москве! Роман относился к парням, которые повсюду таскались за Женей и считали себя первейшими претендентами на её руку и сердце. Тьфу! Богатенькие, напыщенные хлыщи! Девушка презирала их, насмехалась над ними и водила за нос.

Роман был самым противным из всех. Его отец заседал в общегосударственном Тинге, а сам молодой человек служил в посольстве ЕАК в Штатах. Тощий, одетый с иголочки белобрысый засранец, которого она знала с детства и над которыми привыкла издеваться. Он был особенно настойчив, эгоистичный подонок, любил только себя и почему-то вообразил, что непременно женится на дочке Логинова. Убого! И, тем не менее, он не отставал. Что же… посмотрим, что он скажет, когда увидит в её постели другого мужчину, ха-ха! Возможно, Алекс, сам того не подозревая, окажет ей ещё одну услугу.

— Что ты здесь делаешь, Роман? — Женя прислонилась к дверному косяку и изображала зевоту. — Почему не позвонил?

— Я звонил, но ты не отвечала. Много раз звонил. Ты отключила коммуникатор. Твой отец хочет, чтобы ты вернулась домой, Женя. Я приехал за тобой. Неужели ты меня не впустишь?

Она впустила, старательно изображая недовольство, хотя на самом деле ситуация её забавляла. Её знакомые недоумевали, почему Женя отказывала Роману. В общем-то, он считался славным парнем. В его пользу говорили и блестящее образование, и способность заводить выгодные знакомства, и приятная внешность, и умение одеваться с иголочки, выглядеть свежим даже в пять часов утра. А ещё не нужно забывать о деньгах его родителей, способных открыть любые двери. Женя и Роман были одного поля ягоды, но никак не могли поладить. Нет, он не бесил её. Она его презирала. За капризность и избалованность, за нежелание прислушиваться к другим и уважать чужое мнение. За то, что в её присутствии он превращался в ревнивого идиота, хотя она никогда не давала ему обещаний.

И в тот момент Женю просто воротило от этого парня. От его холёного, румяного лица, прилизанных волос, от миазмов благополучия и вопиющего богатства, исходящих даже от его кожи, от букета белых лилий, которым он в порыве чувств размахивал у девушки перед носом. А Роман, не замечая злости Жени, принялся распекать её.

— Почему ты не отвечала? Знаешь же, я ужасно за тебя переживаю! Нельзя быть такой беспечной, слышишь, Женя, нельзя! Я взял у отца корабль, собирайся, в Москве будем уже через пару часов.

Женя слушала его вполуха, но тон ей не нравился. Роман говорил так, словно имел на неё какие-то права, и это взбесило девушку.

— С чего ты взял, что я поеду? У меня контракт, съёмки. Нет, исключено. Я остаюсь. У тебя всё?

— Как это «не поедешь»? Ты же знаешь, как нужна своему отцу! Ты не можешь здесь остаться! Ты должна вернуться в Москву! — вот же тупица! — Непременно должна вернуться! Разве тебя здесь что-то держит, Женя? — вот же заладил, идиот! Занудный до смерти! — Чем ты здесь занимаешься? Шляешься по Нижнему району? Опять общаешься с каким-то сбродом? Знаешь же, что я не одобряю подобное поведение!

А вот это уже лишнее! И как Земля умудряется носить такого кретина?

— Не одобряешь? — зашипела Женя. — А с чего ты взял, что меня интересует твоё мнение? Мне, откровенно говоря, всё равно, что ты думаешь. Мне не до тебя. Я, вообще-то, тебя не звала. И с какой стати ты заявился в такую рань? Проваливай, Роман!

— Не интересует моё мнение? Ты серьезно? Да что с тобой, Женя? Что случилось? В своём ли ты уме?

Трудно сказать, что именно разозлило Романа: несговорчивость девушки, её презрительно поднятый подбородок или застывшая на губах издевательская усмешка. Но он разозлился, вцепился в её плечи и встряхнул. В другом случае Женя не стала бы церемониться с нахалом и заехала ему прямо между глаз, между этих маленьких, противных глазок. Но тогда она оторопела, её душил рвущийся наружу безумный смех, только подтверждавший глупость всей сцены, и позволила до себя дотронуться.

— Отпусти её! — скомандовал появившийся в дверном проёме Алекс. В ту минуту Женя была страшно ему рада. Милый Алекс, осунувшийся и сердитый, в чёрной одежде. От него исходила мрачная аура гвардейца, приводившая гражданских в трепет. От неожиданности Роман сделал несколько шагов назад и врезался в дроида.

— Это ещё кто? Он, что, ночевал здесь? — взревел незваный гость.

— Верно, — из последних сил сдерживая хохот, заявила Женя. Небеса, какой Роман всё-таки тупой! У него крышу сносит, когда он её видит! Противно-то как! Противно!

— И часто он здесь ночует? — посинел от ярости Роман.

Алекс нахмурился. Ну потерпи, потерпи ещё немного, будь хорошим мальчиком!

Она кивнула, широко улыбнувшись. Глупый Роман, совершенно потеряв голову, бросился прочь.

— Странный тип, — под занавес выдал Алекс. — Какой-то нервный. Твой, хм… парень? Неловко получилось. Думаю, мне пора, Эжени…

В конце концов, Женя не выдержала и захохотала. Она смеялась и смеялась, до колик, до боли в груди. Смеялась, как сумасшедшая, как помешанная. Чтобы не рухнуть на пол, она прижалась к стене. Алекс таращился на её во все глаза, переступал с ноги на ногу и не знал, как себя вести.

Потом на глаза Жене попались невинные белые лилии, доживавшие свой короткий век на полу. Грустная картина! И хохот превратился в вопль. Всё то жуткое, что сидело в ней, заворчало, заскреблось, запросилось наружу. Приезд идиота Романа. Какая нелепица! Какая глупость! До слёз… Исчезновение дяди, месяцы томительного ожидания и мучительного страха за его жизнь. Дядя лежит в медицинской капсуле, вокруг снуют дроиды. Его тело… Дядя сильно похудел, осунулся. И кровь… кровь толчками вырывается из раны на его груди. Она его потеряла, потеряла по-настоящему! Правда о прошлом дяди. Нападение гильдейцев. Да ведь её чуть было не убили! Жуткий рассказ Алекса.

«Нет, об этом лучше не вспоминать! Не смей думать об этом, иначе рехнешься!»

А Женя и без того вплотную подошла к помешательству. Мёртвый дядя, проклятое природное оружие, посетители центра «Бриллиант», которых сожгли заживо. Она ясно представила их искаженные болью лица, на которых вздувались пузыри. Гильдия. Её дядя помогал террористам, мучил людей, мучил… Его больше нет, а ей, ей придется жить с этим. Придется жить… придётся… А тут ещё и Роман. Этот нелепый, глупый Роман, который нёс полную чушь. Нет, он какое-то нереальное существо, чудовище из другого мира. Скучного, благополучного, равнодушного, в котором ей, опасной сумасшедшей, места нет. Нет места, нет…

Наверное, Женя оглохла от крика, раз больше себя не слышала. Ей хотелось плакать, хотелось выплеснуть из себя боль, выпустить наружу, как джинна из бутылки, освободиться. Но слёз не было, только сухие, тяжёлые рыдания. Женя не чувствовала рук Алекса, крепко прижавшего её к себе, едва ли девушка слышала, как он пытался успокоить её, не видела его испуганных глаз. Но всё же ощущала его присутствие. Он не оставил Женю, не покинул, не бросил. Не испугался. Он был рядом в самую страшную для неё минуту. В момент, когда пелена спала с её глаз, когда она точно очнулась ото сна, в котором застряла со дня исчезновения дяди. В момент, когда она отошла от шока и поняла, что потеряла, что дядя рискнул собой ради неё и погиб. А с ним умерло и то лучшее, что было в ней, то, что придавало ей сил и помогало бороться с агонией. Женя думала, что отдаст концы в ту минуту, но нет, она не умерла. Она продолжала держаться за Алекса, вцепилась в него мёртвой хваткой, ломала ногти, но не отпускала, и он не отталкивал.

И Женя была уверена: он понимал её лучше, чем кто-либо другой, он знал, что она чувствует. Он сам пережил нечто подобное.

«Если ты действительно хотел, чтобы я узнала правду, дядя, ты оставил подсказки. И я найду их», — повторяла Женя, переходя из одной комнаты в другую и копаясь в вещах погибшего профессора. Девушка приехала в Москву на пару дней, но не ради отца или идиота Романа, который повадился забрасывать её жалобными сообщениями. Она хотела хоть как-то помочь расследованию.

Квартира дяди со всем содержимым теперь принадлежала Жене, и она, пусть и с трудом, заставила себя переступить порог этого жилища. Большая, просторная, светлая квартира, каждый уголок которой был знаком с детства. Вот в этой маленькой комнате Женя жила целых пять месяцев, дядя забрал её к себе, пока шёл бракоразводный процесс родителей. На этой софе, под одеялом с пандами она спала, в этом кресле сидел дядя и читал ей вслух. А вот и её детские книги, старые дроиды, первый комп, бластер… На этой кухне дядя пытался приготовить завтрак, уверяя, что справится без роботов, но масло уже горело ярким пламенем, а молоко пенилось и готовилось вырваться из недр кастрюльки. На этом плюшевом ковре в гостиной Женя и Стася играли, ползали и кувыркались, хохотали до упаду, мешая профессору работать. Всё было родом из детства, всё напоминало о дяде. Женя не смогла бы тут жить, о нет!

Полицейские побывали в доме профессора раза четыре, рылись в его документах, вытряхивали из папок листы синтетической бумаги, просматривали записи, сделанные Асей, искусственным интеллектом квартиры, изучали оставшиеся на компе файлы и не нашли ничего толкового. Но что-то должно было остаться, разве нет? Иначе как, по мнению дяди, Женя нашла бы ответы? Нет, он что-то оставил для неё, лишь для неё одной. Ведь именно ради неё он согласился сотрудничать с Гильдией. Он хотел спасти племянницу, хотел избавить её от…

Женя хлопнула себя по лбу. Точно! Какая же она тупица, раз сразу не догадалась! Она слишком хорошо знала дядю, чтобы ошибиться. Всё для него имело скрытый смысл. Если он сотрудничал с Гильдией ради неё, то… Девушка вернулась в детскую и начала рыться в ящиках письменного стола. Куда она могла запропаститься…? Ага! Вот она! Детская медицинская карта. Карта Евгении Васильевны Логиновой. Пухлая папка синтетической бумаги, а в ней грустная история трех запутавшихся взрослых и одного несчастного ребёнка, с которым сотворили страшное, необратимое или…

Женя опустилась на пол и развернула карту. Запищал проклятый коммуникатор, и робот из приемной отца сообщил, что в 15:00 начнётся пресс-конференция Николая Рябинина — кандидата в сенаторы общегосударственного Тинга от «Партии прогресса», ставленника её отца. Василий Логинов по понятным причинам поддерживал технократов. Их правительство выделяло огромные деньги на программу адаптации планет Солнечной системы под человеческие нужды и на исследования соседних галактик. Женя должна была взять у Рябинина интервью. Что же… в запасе у неё ещё два часа.

И девушка начала изучать карту. В ней сохранились данные о первых восемнадцати годах жизни Жени, о медицинских обследованиях, анализах, об изменениях её состояния, о лекарствах, которые она принимала. Во всех данных ещё предстояло разобраться. Какая-то информация была внесена докторами, какая-то — профессором Никифоровым, строго следившим за здоровьем племянницы. Он оставил пометки и комментарии рядом с записями врачей. И если расположить их в хронологической последовательности, то получится настоящий дневник. Девушка начала «перетягивать» комментарии дяди на чистый лист бумаги. Первая запись была сделана спустя сутки после рождения Жени, а последняя — год назад. Хм, на первый взгляд, ничего особенного. Но девушка не сдалась и продолжила систематизировать записи. Она возобновила работу после пресс-конференции и, в итоге, осталась в квартире дяди на ночь.

— Больше света, Ася! — попросила Женя. — Активируй «дневной режим», сегодня спать не буду. Итак, запись номер 14 от двадцать девятого дня шестого месяца 3000 г. «Жене ввели сыворотку на основе линия». Хм… прививка? А это ещё что такое?

Рядом была сделана дополнительная запись, оставленная спустя десять лет.

«Как и предполагалось, препараты на основе линия не оказывают пагубного воздействия на здоровье Жени. Но доказано, что у носителей гена X подобные препараты вызывают острую аллергическую реакцию».

Носители гена X? Что это значит?

Женя вышла в Сеть.

Препараты на основе линия. Лекарственные средства, используемые для лечения жёлтой лихорадки и ряда близких к ней вирусных заболеваний. Граждан Конфедерации в обязательном порядке прививают от жёлтой лихорадки чаще всего в пятилетнем возрасте. Так, понятно…

Ген X. Ни одного совпадения в Сети.

Женя искала похожие записи в своей карте, потом изучила другие документы дяди, сохранённые на компе файлы. Ген X встретился ещё пару раз.

«Запись от двадцать шестого дня четвёртого месяца 3011 года. Пока протестировано пятнадцать из сорока носители гена X. Но уже понятно, что мы стоим на пороге величайшего за последнее столетие открытия. Потенциал гена X поистине огромен».

Что за ген X? Что за потенциал?

«Запись от второго дня двенадцатого месяца 3016 года. Чудовищная ошибка. Страшное преступление! То, что мы предприняли, вышло за грань морали. Наше любопытство может привести к страшным последствиям. Носителями гена X нельзя управлять».

Женя отложила листы, закрыла глаза и запустила пальцы в волосы. Её тело сковало нехорошее предчувствие. Предчувствие чего-то жуткого, но неотвратимого. Что если…?

— Хавьер, прости, пожалуйста, что беспокою в столь поздний час. Ты ещё не спишь? — голос девушки дрожал от волнения.

— Привет, Эжени! Я на дежурстве, — бодро отрапортовал молодой человек. — Разве уже поздно?

— Ах да! Никак не привыкну к разнице во времени. В Москве уже ночь. Я не могу дозвониться до Алекса…

— И не дозвонишься. Его ученики сдают полугодовой экзамен, он сейчас в Школе. Так что случилось?

— Отключи коммуникатор от Сети. У меня есть важная информация.

— И?

— Вы так и не узнали, что связывало убитых?

— Нет.

— Запросите данные их медицинских карт. В пять лет всем делают прививки от жёлтой лихорадки. Обычно эта процедура проходит безболезненно. Но иногда… Слушай, Хавьер, узнай: была ли у убитых аллергия на линий! Если да, то, наверное, поэтому их убили.

— Из-за аллергии?

— Из-за того, что они были носителями гена X.

Глава 8

— Значит, ты всю ночь читал ей книги? — вопрошал Хавс, дёргая себя за лохматые кудри. — Ал! Ты серьёзно? Ты не шутишь?!

Вот же привязался, поганец!

— Да, Хавьер, да. Я же уже рассказывал. Зачем повторять снова? — я пил горячий сладкий чай и кривился. Отборная гадость! Заказывал с лимоном, но у дроидов в кафетерии, похоже, произошёл сбой. Или друг забавы ради изменил заказ, что выглядело куда правдоподобнее.

— Позор, Ал! Позор на твою голову! Ты просидел у Эжени всю ночь и просто читал ей вслух! У меня нет слов, просто нет слов!

— Хавс, угомонись! И не ори так! Опять хочешь, чтобы надо мной смеялся весь отдел? — я попытался пнуть друга, но тот ловко увернулся.

— Да, пусть смеются. Повод имеется серьёзный.

— Ты же сам говорил, чтобы я держался от Эжени подальше, раз она сумасшедшая.

— Говорил, признаю. И мнения своего не изменю. Но она сама тебя пригласила. А ты всё испортил!

— Меня никто не приглашал. Стейси попросила о помощи…

— Тебя облапошили, дубина! Они всё это придумали! Девушки не ищут лёгких путей. Неужели ты не понял?

— Не знаю, что они придумали, но Эжени был нужен друг. Вот и всё. Только друг.

— Ага, конечно, друг! — противно хихикал Хавьер. — Друг! Не смеши меня!

Мне не хотелось развивать эту тему. Да и вообще, я жалел о том, что разболтал Хавсу о ночи, проведённой в квартире Эжени. Вот кто меня за язык тянул? Хавьер, конечно, мой лучший друг, но он думает совсем не о том… Не стоило болтать, это породило лишние вопросы. А я не мог рассказать правду о состоянии Эжени, о том, как она грустно смотрела в одну точку, пока я читал, о том, как её тряс странный белобрысый парень. О том, как она кричала от ужаса, о том, как я страшно испугался за неё и не знал, что предпринять. Чудный получился бы рассказ! Да и как можно такое выболтать? Даже другу… Я и без того увидел слишком много. Это тайна Эжени, не моя. Мрачная тайна. И я не знал, сможем ли мы общаться, как раньше. Такие моменты либо сближают людей, либо, напротив, заставляют их избегать друг друга. Мне было жаль Эжени, но я не знал, как ей помочь.

Хавьер, заметив, наконец, что на эту тему я больше говорить не хочу, перевёл диалог совсем в другое русло.

— Расскажи о своих детишках. Они сдали экзамен? — желая меня задобрить, спросил друг. Знал же, об учениках я готов трещать без умолку.

— Разумеется, сдали. Девочки — Мина, Джесси и Лана — набрали высший балл. Джек — тоже. Он большой молодец! У него есть все шансы поступить в военную академию.

— Отговори его, — усмехнулся Хавьер, — его преподавателем будет командор Бофорт.

— Ха! И правда, жуть. Надо спасать мальчонку.

— Есть новости о Гарри Питерсе?

Я взялся было за печенье, но после такого вопроса аппетит тут же пропал.

— Я говорил с его отцом. Утром. Никаких новостей. Поиски продолжатся, но я не знаю… Чёрт возьми, Хавс, куда он мог запропаститься?

— Спокойно, Ал, прошло не так много времени, — друг потянулся через стол и потрепал меня по плечу.

— Куда уж больше! Не знаю, что делать, Хавьер. Что если… что если уже поздно?! Что если спасать уже некого…? Я ничем не помог, понимаешь, ничем…

— Алекс, опять ты себя изводишь! — всплеснул руками Хавьер. — Это никуда не годится! Понимаю, ты чувствуешь ответственность за этого мальчика, он же твой ученик. Но ты стараешься. Тебя не в чем упрекнуть!

Ага, конечно! Пока я работал в архиве, восторгался мумиями и злоупотреблял гостеприимством мрачноватого командора, отец и сестра Гарри сходили с ума от беспокойства, гадали: жив ли ещё их мальчик, ждали новостей. Я обещал помочь, а сам укатил в Париж, бросил их наедине с бедой.

«Хм, продолжу киснуть, станет только хуже. Нужно действовать».

— Пфф, слушай! — я взглянул на часы и ужаснулся. — Мы болтаем уже двадцать минут, и ничего не происходит. Получается, я зря отпустил студентов раньше срока.

— Поверь, не зря. Надо отрывать тебя от работы почаще, чтобы лишний раз не мучил бедолаг. Потерпи ещё минут десять. Они устанавливают глушители. Вот уже компы начали глючить, значит, процесс пошёл, — Хавс ткнул пальцем в экран, но тот не откликнулся. — Код доступа 312, сам понимаешь. Пока мы тут киснем, скажи, Ал, полицейские из Нижнего района запросили медицинскую карту Гарри Питерса?

— Они отказались работать в подобном ключе. Думают: это полный бред. Но отец Гарри заберёт карту из больницы. Я спрашивал у мистера Питерса про аллергию на линий, вот только он ничего не знает.

— А она не всегда проявляется в острой форме. По крайней мере, только у одного из десяти убитых был подобный случай. У Линь Джанга. Так, Линь Джанг, Линь Джанг. Работай, ну же! Чёртовы заглушки! — Хавьер ругался, комп «завис» и не реагировал на прикосновения. — Так, сейчас заставим мерзкую штуку работать автономно. Вот, гляди. Линь Джанг. 25 лет. Гражданин ЕАК. Он уроженец Пекина, там же и был убит 13 дня четвёртого месяца 3016 года. В розыске находился два месяца. К ответственности не привлекался. Работал водителем электробуса. Когда ему было три года, мать заболела лихорадкой. Она приехала из Штатов, прививку не делала. Её успели спасти, мужу и сыну ввели сыворотку на основе линия. Тогда-то у мальчика и проявилась аллергия. Он не просто покрылся пятнами. Ха, если бы! Начал задыхаться, еле-еле откачали. Провалялся в медицинской капсуле несколько недель. Вот так вот.

— Ого! Значит, аллергия была у всех убитых?

— Да, у всех. Кроме, разумеется, Никифорова. Его, ясное дело, убили по другой причине. Мэгги Стиг родилась и выросла в Штатах, там прививки от лихорадки делают по желанию. Отправлять запрос в Вашингтон — дело гиблое. Мы связались с её сестрой, с той, которая живёт в Новом Амстердаме. Она уже попросила мужа миссис Стиг достать медицинскую карту. У всех остальных обнаружилась аллергия на линий, но в разных формах. В основном, они покрывались пятнами. Подожди… могу проверить на всякий случай. Пока мы были в Париже, Каролина объединила все данные по делу в общий файл. Как я понял, ей помогали все подряд: и Майк, и Редж, и Кит. Хорошо устроилась, да? Взгляни, Ал, Чан Фиа, 36 лет, место регистрации — Пекин (там же и была убита), аллергия на препараты, основой для которых стал линий. Лёгкая форма.

Фёдор Савельев, 27 лет, место регистрации — Москва, аллергия. Легкая форма.

Оксана Петракова, 38 лет, место регистрации — Москва, лёгкая форма аллергии.

Йозеф Лисянский, наш старый знакомый, лёгкая форма.

Иван Стасюк, 21 год, место регистрации — Брест, лёгкая форма. Причём, у этого парня аллергия была зафиксирована только на концентрированную сыворотку линия. Короче говоря, на другие препараты, в состав которых входит линий, он никак не реагировал. То же самое, кстати, и у Габриэллы Эберн, убитой в Новом Амстердаме. Думаю, ты понял. Эжени нашла точку соприкосновения.

— Знаешь, что самое скверное, Хавьер? Гильдия получила доступ к медицинским картам граждан ЕАК и Штатов. Террористы, значит, открывают базу данных медицинских учреждений, вводят запрос «аллергия на линий», и дело в шляпе, перед ними список жертв.

Хавьер скривился.

— Да уж… Паршиво… Фрост уже передал сведения в Департамент информационной безопасности. Мы же пытаемся выяснить, что представляет собой этот самый ген X, но вот что странно, пока нигде не нашли ни крупицы информации. Вообще ничего!

«Очередная загадка, да? Что же, добавим её в и без того длинный список».

— Узнать бы, чем носители гена отличаются от обычных людей. Как я понимаю, ген X — какая-то очень редкая мутация.

— Очевидно, ты прав. Но это исключительная мутация. По крайней мере, согласно данным медицинских карт, погибшие ничем не отличались от обычных людей. Короче говоря, мы до сих пор в тупике.

«Вот как! Тогда… в чём же причина? Или… или нужно какое-то особенное исследование?» — размышлял я.

— Следует выяснить, сколько всего носителей гена X проживает в ЕАК. Если гильдейцы сумели отследить их по аллергии на линий, то и вы сможете. Нужно как-то предупредить бедолаг…

Коммуникатор Хавьера запищал, и тот заметно оживился.

— Они, наконец-то, всё настроили. Идём, — Хавс выключил барахливший комп, поднялся на ноги и потянулся.

Нас ждали в кабинете старшего офицера. Как выяснилось, мы были не единственными гостями. Помимо Ричарда Фроста и Каролины, за длинным офицерским столом расположились парочка невзрачных мужчин в штатском и рыжеволосая женщина средних лет в форме офицера Управления полиции Льежа.

— Офицер Лукреция Сфорца. Особый отдел Управления полиции, — объявил Ричард Фрост. — Агенты Службы безопасности — Квентин Уорбек и Джон Стюарт, — чего и следовало ожидать! Всё-таки код доступа 312, секретная информация. — Детектив Хавьер де Леон, лейтенант гвардии Александр Орелли. Присаживайтесь, молодые люди! Итак, давайте начнём.

— Напоминаю, что материалы фондов предоставляются только для ознакомительного просмотра, — заявил агент Уорбек, — копирование и, тем более, распространение данной информации запрещено. В случае её утечки к ответственности будут привлечены все присутствующие. Учитывая способности офицера Леона, это замечание нельзя назвать лишним.

— Просто запомните, если проболтаетесь, кому угодно, можете не только забыть о значках, но и о свободе. Отправитесь на Селению строить космопорт, закованные в подавляющие браслеты, — пояснила суровая Лукреция Сфорца, — после парижской истории были усилены меры безопасности. Как только приступите к чтению, компы установят связь с вашими ID-чипами и внесут соответствующие данные.

Да уж! После таких пояснений улыбка сползла с лица Хавьера, а если уж мой друг занервничал, то дело было серьёзнее некуда.

— Приступим? — уточнила Каролина.

— Приступим, — кивнул офицер Фрост.

Мы загрузили компы, на которых содержались «файлы века», и приступили к чтению.

Фонд ХаД 79 «НоваяЗемля».

— «Новая Земля»… Звучит знакомо… — сообщил Хавс. Я не мог с ним согласиться. Я впервые видел это название.

— «Новая Земля» — искусственный остров в Северном океане, затонувшая метеорологическая станция, — пояснила Каролина.

«Затонувшая станция? Серьезно?»

Я подключил датчик компа к виску и начал открывать один файл за другим. Чего в них только не было! План острова, схемы расположенных на нём объектов, данные о поставках оборудования, инвентарные книги, сведения о сотрудниках станции (фотографии, личные дела), отчёты о деятельности и… Стоп!

Станция на поверку оказалась засекреченной военной базой, подозрительно напоминавшей такие объекты, как «Австралия-1» и «Луна-11». Хавьер лукаво посмотрел на меня и ухмыльнулся. Я, напротив, скривился. Плохо. Всё это скверно!

Итак, что мы имеем? Станция была построена двадцать пять лет назад и первые годы действительно использовалась для проведения метеорологических исследований. В фонде сохранились данные о «полярниках», проживавших на «Новой Земле», отчёты о составе воздуха, графики изменения температур. Как хорошо всё начиналось! А лет так семнадцать назад станцию переоборудовали под секретную военную базу. На «Новой Земле» по-прежнему жили метеорологи, но теперь они соседствовали с учёными, выполнявшими военный заказ, и отрядом войск Особого назначения, которые охраняли объект. Ого! Остров был «накрыт» силовым куполом, защищавшим секретный объект от внешних воздействий. Тогда технология защитных полей только начала применяться на практике и, явно, была несовершенной. Тем не менее, купол так и не был замечен из космоса.

— Страница 714, — направила нас Каролина.

Так, 714. 714.

Конец у этой истории, как и полагается, плохой. В 3007 году станция «Новая Земля» была затоплена.

— Хм, хорошо помню, что нам тогда сообщили, — сказала офицер Сфорца. — Мол, без паники. В Льеже не были зафиксированы подземные толчки, а вот в Новом Амстердаме была объявлена тревога. Всех жителей спешно эвакуировали на материк, так как ждали прихода волны.

Ого! И как это я пропустил столь интересное событие?! 12 числа пятого месяца 3007 года. Всё понятно. За сутки до этого я узнал о гибели отца, и никакое землетрясение не могло сравниться с этой страшной новостью.

— Тогда писали, что землетрясение никак не связано с аварией на «Новой Земле», — заметил офицер Фрост. — Якобы на станции произошёл пожар, но не более того. Ох, вот, значит, как! — он нервным движением поправил сползавшие с носа очки. — Страница 720. Пожар на станции действительно был, но далеко не в тех масштабах, о которых сообщали СМИ.

Ага… 12 числа пятого месяца 3007 г., в 09:00 на большую землю поступили первые сведения о пожаре на станции. Тогда полярники сообщили, что потушат его своими силами. Помощь они попросили только через три часа, когда по острову прокатилась серия мощнейших взрывов, после которых большая часть платформы ушла под воду. В тот же день на «Новую Землю» была направлена группа ликвидаторов — военных. Они вывезли со станции выживших (100 из 550 полярников) и кое-какое оборудование. Также 12 числа были зафиксированы подземные толчки, они повторились 13, 14 и 15. Угроза цунами сохранялась вплоть до 20 числа.

Так… «Авария на закрытом объекте „Новая Земля“. Результаты комплексной проверки, 25 число пятого месяца — 20 число шестого месяца 3007 г.». Хм… После завершения проверки было принято решение о полном затоплении базы. Ага…

— Они испытывали оружие! Что-то пошло не так! Вот и пришлось заметать следы! — Хавьер топал ногами и стучал кулаками, когда завершился первый сеанс знакомства с секретными файлами и мы заперлись в кабинете Каролины.

— Дьявол! Прекрати бушевать, а! — толкал друга я. — Вдруг кто услышит?!

Каролина напрочь забыла о протоколе и закурила.

— Как тут не бушевать?! — заворчала она. — Представьте, какой поднимется скандалище, если эта информация просочится в Сеть! Готова поспорить, что о победе на выборах технократам придется забыть. «Партия прогресса» будет дискредитирована. Подумать только! Сформированное ими Правительство дало «добро» на испытание опасного оружия, способного нанести колоссальный урон человечеству, планете, способного… — не совладав с эмоциями, Каролина выругалась.

— Да уж… А Штаты… Если там узнают, что в ЕАК испытывали природное оружие, ещё и в мирное время! Они могут расценить это как вызов! В таком случае мы никогда не отмоемся, — добавил Хавс.

— Ладно, хорош причитать! — я снова ткнул друга под рёбра. — И не надо сочинять всякие ужасы. Прошло десять лет, никто ничего не узнал. Эта информация очень хорошо охраняется, даже слишком хорошо.

— Ал, но гильдейцы о ней пронюхали!

— Этого мы не знаем.

— Как не знаем? Как не знаем? А Никифоров? Он указал на фонды…

— Вы оба правы, мальчики, — вздохнула Каролина. — Не надо спорить. Сядьте и выслушайте меня. Вот и славно. Да, информация об объекте «Новая Земля» засекречена, она действительно хорошо охраняется. И, тем не менее, она может просочиться в Сеть или стать добычей газетчиков. Разумеется, мы должны этого избежать. Да, Гильдия, очевидно, знает о «Новой Земле». Но какой именно информацией обладают террористы, неизвестно. Допустим, Никифоров решил выйти из игры и попытался разузнать, чего хотят добиться заказчики. Как вы помните, фонду 28.Р.59 присвоен код 200 «Ограниченный доступ». С его материалами могут ознакомиться должностные лица, гвардейцы и учёные. То есть, чисто теоретически, добраться до него — раз плюнуть. Нужно только найти лицо, обладающее правом доступа, а их — сотни, привезти его в Париж и заказать пропуск в архив. Гильдейцев заинтересовала программа «Холодное утро», что неудивительно. Они пожелали добраться до чертежей и как-то прознали про «Новую Землю». Ни для кого не секрет, что Гильдия имеет обширные связи. У нас нет прямых доказательств, но её членами, скорее всего, являются влиятельные люди. Авария на станции произошла десять лет назад, и многие слышали о ней. Кто-то из гильдейских информаторов сообщил, что с «Новой Землёй» не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Технология «Холодного утра» в руках террористов — это же катастрофа! Сами понимаете, необязательно использовать оружие, можно запугивать, можно шантажировать, давить. Главное только, добраться до чертежей или… или сделать вид… Сечёте? Боюсь, они использовали Никифорова в своих целях, он копал под них, а они — следили за ним. Он не получил доступ к секретным данным, скорее всего, их нет и у Гильдии. Зато теперь террористы, как и мы, знают о Женевьеве Валери и чертежах профессора Карсона. Это проблема.

— Так почему бы нам не…

— Хавьер, офицер Фрост считает, что нам не стоит лезть в такое дело. Не в нашей компетенции решать подобные задачи. О миссис Валери позаботятся агенты Службы безопасности. Мы же должны раскрыть убийства. На этом и сосредоточься.

— Но, Каролина, дела связаны! — возразил я. Разве нет?

— Не факт. Возможно, Никифоров ненароком пустил нас по ложному следу. Гильдия может работать над несколькими проектами. Так, вижу: вы намерены спорить… — мы исчерпали запас терпения детектива Фишер, и она зло заскрипела зубами. — Алекс, Хавьер, просто сделайте, как говорю. Забудьте пока о «Холодном утре», чертежах и прочей дряни. Лучше помогите выяснить, в чём особенность гена X и почему гильдейцы охотятся за его носителями. Договорились?

— Что-то Каролина темнит. Она, явно, знает больше, чем мы, — бурчал Хавс на заднем сиденье электрокара. Мой друг был на взводе, поэтому я не решился доверить ему управление автомобилем. Если Хавьер взвинчен, он умудрится нарушить все существующие правила дорожного движения. За рулём был я, после всего прочитанного мне хотелось сосредоточиться на каком-нибудь нейтральном, пустяковом деле. — Но не говорит. Проклятье! Нам бы она могла рассказать.

— Всё-таки она права, Хавс, это не наша компетенция. «Новой Землёй» будет заниматься Служба безопасности.

— Но эти дела связаны!

— Не спорю. Однако Каролина верно сказала. Наше дело — убийства.

— Правильные парни — скучные, — Хавьер потянул меня за волосы. — Ал, Женевьева Валери была права. Люди неисправимы. Они подстроили Потоп, и это их ничему не научило. Они решили попробовать ещё раз! Попробовать ещё раз, Ал! И чуть было не потопили Новый Амстердам! А сколько людей погибло на проклятой станции: учёные, технический персонал, военные! Теперь в дело вступила Гильдия! И, кажется, она хочет потопить всех нас!

Я хотел отодвинуть его слова в сторону, отгородиться от них. Всего лишь сочетание букв. Ничего особенного. А какой страшный в них заложен смысл! Повторяю, Потоп представляется нам, людям Новой эры, чем-то совершенно нереальным, немыслимо далёким, не имеющим к нашему миру никакого отношения. Наверное, только учёные принимают его как данность, как исторический факт, но не более, они не пытаются представить масштаб катастрофы. Тысяча лет прошла с тех пор. Так какая разница? Но, как выяснилось, всего-то десять лет назад мы стояли на пороге нового Потопа, может, не такого глобального, как в прошлый раз, но всё же… Представьте! Какая-то волна способна в мгновение ока уничтожить башни из стекла и металла, наши города, плавучие платформы, островки цивилизации в бушующем океане. Мы думаем, что можем поработить её, обуздать, подчинить своей воле, своему гению, но мы ошибаемся. Стихия сильнее, равнодушнее, циничнее и коварнее людей. Не станет наших городов, наших платформ, островов и портов, а она никуда не денется, продолжит жить. Мы зависим от неё, а не она от нас. А мы ещё пытаемся играть, шутить и соревноваться с ней. Когда же мы усвоим урок?

Признаюсь, мне стало страшно. До дрожи! В ту минуту привычный мир показался мне удивительным, прекрасным. В ту минуту он полностью меня устраивал. Да, он не был совершенным. Его изъянами были бедность, болезни, социальное расслоение, несправедливые законы, высокие налоги, в конце концов. Но он был. Вот что важно. И мы не могли, не имели права превратить его в пыль. Сломать ведь так легко! А вот построить… На восстановление ушла тысяча лет. Мы должны сохранить то, что имеем, сберечь наш хрупкий мир, сделать его лучше.

Неужели это утопия?

— Ты просмотрел списки ликвидаторов аварии? — Хавс вывел меня из транса.

— Одним глазом, не вчитывался.

— А я вот изучил их. И знаешь, чьё имя обнаружил? Гектора Бофорта! Десять лет назад он был на «Новой Земле»!

Опа!

— Надеюсь, ты не собираешься…? — я внутренне содрогнулся. «О нет! Только не жуткий командор!»

— Собираюсь, Ал. Собираюсь, — ухмыльнулся Хавс. — Мы не можем остаться в стороне. Долой Фроста, Каролину и правила!

У парадного входа в Университет меня встретила целая делегация: Хавьер, Эжени и Стейси. Друг вовсю улыбался, ведь жара, похоже, не доставляла ему неудобств.

Стейси, щеголявшая в полупрозрачной голубой блузке и в синей юбке-карандаше, осмотрела меня с макушки до пят.

— Белый, определённо, твой цвет, Алекс! — вынесла вердикт девушка. — Тебе стоит чаще надевать эту рубашку.

— Белый делает его глаза совершенно прозрачными, — фыркнула Эжени. Она пребывала в хорошем настроении, это было заметно издалека. Её улыбка, почему-то, смутила меня.

«Никогда не знаешь, чего ждать от Эжени», — понял я. Её настроение подобно блуждающему огоньку, непостоянному и непредсказуемому. «Тебе не хватает острых ощущений, это заметно, Ал. И даже работа тебя не спасает, — как-то раз поделился наблюдениями Хавьер. — Эжени даст то, что ты хочешь. Она станет твоей Арабеллой[16]».

Небеса! Как пафосно! У Хавьера семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра — другое! То беги от Эжени, удирай, пока можешь, то она — та, кто тебе нужен. А как же мнение Эжени? А моё мнение, в конце концов?

«Ой, чего ты ломаешься, Алекс? Прекрати изображать ханжу! Признайся уже, хотя бы себе, что она тебе нравится».

Я остался с Эжени наедине. Стейси отправилась за покупками, и Хавьер увязался за ней. Эта девушка хорошо на него влияла. Что бы мой самовлюблённый друг ни думал о женщинах, Стейси он уважал. Она его заставила. Терпеливая, рассудительная и дипломатичная Стейси хорошо на него влияла.

Прекрасное настроение Эжени улетучилось, стоило только Хавьеру и Стейси скрыться в дверях магазина. Мы устроились в беседке, в сквере, напротив торгового центра. В моём обществе девушка и не пыталась притворяться. Я не знал, радоваться этому или огорчаться. Знакомый грустный взгляд! А чего ещё ждать? Эжени здорово досталось от полицейских (её допрашивали раз за разом), от газетчиков, которые смешали имя её дяди с грязью. Что я мог сделать для неё?

Ничего. Вот именно!

Бессилие — отвратительное чувство.

— Я хотел поблагодарить тебя, Эжени, за помощь в расследовании. Если бы не ты, мы никогда бы не узнали о гене X, — я первым начал разговор.

Она ухватилась за эту тему, как за соломинку.

— Стейси и я пытались разобрать записи дяди. У него, знаешь ли, был дневник. Дядя заполнял его вручную. Мы передали рукопись московским полицейским, но я скопировала данные для вас. Неизвестно, когда ими поделятся коллеги Хавьера, а времени и без того мало, — Эжени покопалась в сумке и вытащила оттуда свиток синтетической бумаги. — Возьми. Это не оригинал, так что могу отдать его с чистой совестью. Московские полицейские пытаются расшифровать дневник, а это непросто. У дяди был неразборчивый почерк, и ещё он любил загадки и шифры. Я читала записи, про ген X нашла всего несколько упоминаний. Страницы 55, 100 и 124. Он писал, что носители гена обладают иммунитетом к жёлтой лихорадке и некоторым другим заболеваниям. Они, похоже, выносливее обычных людей. Но пока это всё.

Уже что-то!

— Спасибо, Эжени! Важна любая информация. Жаль, что именно тебе приходится копаться в этом. Дядя очень дорог тебе…

Её лицо перекосилось, точно от боли. Бедняжка! Я неловко погладил девушку по плечу. Она, казалось, и внимания не обратила.

— Перед смертью он сказал, что сотрудничал с Гильдией из-за меня. А значит, чтобы я ни чувствовала, придётся во всём разобраться и узнать правду. Я смирилась. Он мучил людей ради меня, почему-то думал, что сумеет помочь. Каково мне, подумай, Алекс?! Жить и знать, что он делал ради меня, — и тогда слова полились из неё бурным потоком. Неужели Эжени делилась подобным только со мной? И если так, то почему? — Дядя ведь знал, что ничего не выйдет. Меня он исцелить не мог, зато был в состоянии помочь другим. Ради этого следовало жить. Ради его проекта. Кто, как ни дядя, мог сделать кибермедицину по-настоящему доступной? Мне не помочь, а вот многим детям — очень даже можно! Нужно было думать о программе, а не обо мне, нужно было сделать её бесплатной. А дядя вместо этого…

— Тебя он любил, Эжени, очень любил. Он выбрал тебя.

— Он не имел права так поступать! — взвизгнула девушка. — Не имел! Знал же, чем рискует! Не только собой, но и другими. Вот ты! Ты бы не пошёл на такое. Ты хотел спасти тех людей в «Бриллианте», хоть и не знал их. Они были тебе чужими! И мальчик, Гарри Питерс, ему ты тоже хочешь помочь!

Она смотрела в упор, злыми и печальными глазами. Её вина. Эжени во всём винила себя.

— Это немного другое, — возразил я, наверное, чересчур резко.

— Нет, не другое! Ты гвардеец, он врач. Вы оба спасаете людей! Вы оба!

Как же объяснить? Как ей объяснить? Сложно всё это. Семья Гарри нуждалась во мне. У родственников мальчика совсем не было денег. А значит, они были никому не нужны. Никому. Так уж заведено.

И Гарри. У него тоже была аллергия на линий. Что если пока я мило болтал с Эжени, гильдейцы мучили его, проводили эксперименты…?

Кто может стерпеть такое? Кто?

— Мне часто приходится сталкиваться со… страданием. Со страданием, на которое невозможно смотреть. С нечеловеческой жестокостью. Поэтому я такой. Я видел, что творилось в центре «Бриллиант», и ничего не мог сделать. Видел, как они горели, слышал их крики. Я бы хотел спасти их всех. Я пытался помочь. И не смог. Наверное, от этого может поехать крыша. Нет, это другое. Другое…

Я вздрогнул, когда она коснулась моей руки. Осторожно. Ласково.

— Прости меня! Прости. Я идиотка! Самая настоящая. Почему я постоянно набрасываюсь на тебя, славный, добрый парень? Ты столько пережил! Ты не заслуживаешь подобного обращения.

Она отстранилась, сложила руки на коленях, сгорбилась. Хрупкая фигурка, тонкие запястья, острые лопатки, короткое черное платье, перехваченное на узкой талии атласным белым поясом, синяки под глазами, пышная копна волос. Эжени была больна. Серьёзно больна, раз профессор Никифоров пошёл на такие жертвы, чтобы спасти её. И я не решался спросить, что с ней стряслось. Но мне было больно, тяжело, горько осознавать, что жизнь этой удивительной девушки полна страданий.

— Ты сказала: дядя сотрудничал с Гильдией из-за тебя… — начал я издалека.

— Да, он думал, что сможет меня вылечить.

— Ты уверена, что он ошибался?

Эжени закатила глаза.

— Да, уверена. Не делай такое лицо! Ты выглядишь глупо, сладенький мальчик! Неужели думаешь, что я с минуты на минуту упаду замертво? — её губы искривились в презрительной усмешке. — Моя болезнь не смертельна. Наверное, я буду жить очень долго. Ха, что это будет за жизнь! В постоянной борьбе! — добавила она с горечью.

— Неужели ничем нельзя помочь?!

— Не-а… Хочешь узнать, чем я больна? Не скажу, Алекс, не сегодня. Я доверяю тебе, но к подобным признаниям ещё не готова. Придётся подождать.

Я кивнул. Нельзя же настаивать. И беспокойство — не оправдание.

— Только помни, не забывай, если понадобится помощь, ты можешь на меня рассчитывать. Хорошо?

Её взгляд смягчился. Эжени потрепала меня по волосам (терпеть этого не могу!) и улыбнулась.

— На кого же мне ещё положиться, как не на тебя, Алекс? Ты знаешь слишком много. Ты не можешь меня подвести.

Она, и правда, верила или же подшучивала надо мной? Да какая разница?! Благодаря её улыбке мир вновь до краёв наполнился солнечным светом, запахом цветов, головокружительной зеленью листьев, смехом и криками школьников, окруживших киборга-мороженщика. И не было в этом мире ни горящих зданий, ни испытывавших страшные муки людей, ни волн, подрубавших основания наших башен. В Центре, на высоте девяносто шестого этажа, на прочной платформе, мы были в безопасности, мы были неуязвимы.

— Эжени, хочешь: я куплю тебе мороженое?

— Конечно, хочу! — капризным тоном ответила она. — И пригласи меня куда-нибудь! Я уже устала ждать.

Ого! Ничего себе!

— Эм… я давно хотел, но как же твой парень? Или кто он, тот мерзкий тип?

— Роман? Ха, он не мой парень. Просто кретин. И ты его спугнул. За это отдельное — «спасибо».

Что в таких ситуациях говорит Хавьер? Ага! Нельзя упускать свой шанс.

— Это же просто прекрасно! Замечательно! Если ты согласна, встретимся завтра.

— Согласна.

— Но сначала — мороженное. Подожди меня пару минут.

Эжени кивнула, широко улыбаясь. Она выглядела расслабленной, довольной, и её приподнятое настроение несказанно радовало меня. В тот момент я забыл о социальной пропасти, разделившей нас. Тогда казалось, она не имеет никакого значения.

— Раз вам неймётся ввязаться в очередную дерьмовую историю, я, так уж и быть, расскажу всё по порядку, — заявил Гектор Бофорт, устроившийся на софе в родительской гостиной. Честное слово, я был не в восторге от идеи Хавьера и не желал приглашать жутковатого командора в квартиру матери. Но деваться было некуда. Если уж Хавс что-то вбил в голову, это и клином не вышибешь. Мой друг всё равно осуществит задуманное. Я не мог отпустить его одного и не должен был покидать квартиру мамы, ведь по воскресеньям я присматривал за бабушкой. Командор же не мог приехать в Льеж в рабочий день. Итак, по воле звёзд ко мне на чай заглянул обладатель кода доступа 312, великий и ужасный Гектор Бофорт.

— Вы, значит, уже изучили материалы фонда ХаД 79… Ха! По иронии судьбы их передали на хранение именно мне, — командор недобро улыбнулся и кончиком пальца постучал по чайному блюдцу. Я предлагал гостю и бутерброды, и кусок маминого яблочного пирога, и печенье, и мармелад, но он так ни к чему не притронулся. Он выглядел уставшим и сердитым. — Если читали внимательно, то знаете, что учёные пытались воссоздать на «Новой Земле» допотопное природное оружие. Они использовали расшифрованные фрагменты чертежей, обнаруженные на «Луне-11». База «Новая Земля» была засекречена, все пятьсот пятьдесят обитателей искусственного острова обязались никогда не покидать его. Они в прямом смысле этого слова жили под колпаком. Все частные разговоры прослушивались и записывались. Служба безопасности сделала всё для того, чтобы свести до минимума риск утечки информации. Вы знаете: после аварии была проведена закрытая комплексная проверка. Согласно её результатам, причиной пожара стало вовсе не испытание оружия, а сбой в работе генератора. Но в итоге, базу затопили со всем содержимым.

— Со всем содержимым… — протянул Хавьер, расположившийся в неработающем кресле-трансформере напротив командора. — То есть…?

— И с проклятым оружием, парень. Да. Его уничтожили.

— Точно? Ошибки быть не может?

— Точно, Алекс. Они уничтожили бракованный образец. У полярников на «Новой Земле» не было полных чертежей, возможно, поэтому аппарат работал неправильно. А может, дело в другом… Так или иначе, 12 числа на базе начался пожар. В тот день испытывать аппарат не планировали, работа над ним ещё не была завершена. Его просто тестировали, что и спровоцировало подземные толчки. Поднялись волны. Эта штука, оружие, аппарат, называйте, как хотите, просто взбесилась. Была запущена цепная реакция. Уж не знаю, как полярники умудрились вырубить аппарат, но на какой-то момент они подумали, что держат руку на пульсе. Но потом начался пожар в техническом блоке. Его причина до сих пор неизвестна, выжившие были настолько напуганы, что ничего не могли объяснить. Огонь быстро распространялся и, наконец, добрался до генератора. Прогремел взрыв, отключилось силовое поле, правда, частично, для его поддержания существовали резервные генераторы. Толчки продолжались, в «пробоины», появившиеся в куполе, хлынула вода. Взрывы прогремели и на других объектах базы. Мы пришли на помощь слишком поздно. Почему? Потому, что полярники скрывали ото всех сведения о разрушениях, уверяли: у них всё под контролем. Впоследствии агенты Службы безопасности выяснили, что у учёных и охранявших их военных были соответствующие указания: скрыть существование оружия, любой, подчёркиваю, любой ценой. Они были смертниками, они не позволили себе помочь. Их начальство бездействовало, наверное, надеялось, что база потонет сама и под толщей воды скроется страшная правда об объекте «Новая Земля». Когда нам, наконец, дали «добро» на спасительную операцию, все прекрасно понимали: слишком поздно. Нам было поручено вывезти с базы выживших и уцелевшее оборудование, но никто не удосужился сообщить правду. Мы понятия не имели о масштабах катастрофы. В моем отряде было всего-то сто человек, сто десантников военно-космических войск, отряд Особого назначения. Вывезти пострадавших из-за высоких волн мы могли только по воздуху. Когда добрались до места назначения, связь с островом уже отсутствовала, и поэтому мы застряли по ту сторону силового купола. Жаждете подробностей, да? Будет вам страшная история, мальчишки, — командор откинулся на спинку софы и сомкнул веки. Приняв расслабленную позу, он продолжил рассказ. — Остров накренился и частично ушёл под воду, гигантские волны лизали его покорёженные бока, сметали всё, что оказывалось на пути: здания и корабли. На уцелевшей части базы продолжался пожар, то там, то здесь гремели взрывы. А мы не могли преодолеть проклятый купол! Мы смотрели, как «Новая Земля» уходит под воду и ничего не могли сделать. Выжившие знали, что мы близко, видели в небе очертания кораблей, но уже не могли отключить поле. Они думали: мы знаем, как помочь. Они ошибались. Они сигналили, разумеется, они не были готовы к приходу смерти (а кто бывает к нему готов?), взывали о помощи, а мы не двигались с места, смотрели, как остров погружается в пучину…

Хавьер слушал с полуоткрытым ртом, даже не шевелился. Мне же хотелось бежать, бежать прочь из квартиры, не слышать этого холодного равнодушного голоса, спрятаться, скрыться. Хотелось отключить воображение, как функцию компа, хотелось не думать, не слышать… С удивлением я обнаружил на ладонях следы от ногтей. В тот момент командор Бофорт уставился на меня. Синие глаза встретились с моими, и тогда-то передо мной предстал живой человек, а не киборг, передо мной предстал настоящий Гектор Бофорт, тот, кто никогда не забудет 12 число. Секунда, он отвёл взгляд, и его рот искривился в усмешке. Пусть так! Но я прекрасно понимал его чувства и знал: он понимает мои.

— Купол не пробить и протонными торпедами. Уж поверьте, мы пробовали. Командир отряда Андрей Соловьёв предложил следующий план: пробраться на остров через пробоину в поле, а она была под водой. Рискованный план. Наши кары могли угодить в водоворот. Мы всё-таки прорвались, вывезли с «Новой Земли» выживших. Но за их спасение заплатили дорогую цену: из ста офицеров отряда на большую землю вернулось только шестьдесят. Командир погиб, не вернулись парни, с которыми я учился в Академии, те, с кем я прошёл Африканскую кампанию. Мне удалось выкарабкаться, но в таком состоянии, что милосерднее было бросить меня там, оставить в покое. Я походил на подгоревший бифштекс. Я не должен был выжить. Но… Никифоров буквально собрал меня по частям. 60 % кожного покрытия — синтетическое, — командор закатал до локтей рукава гимнастёрки. Руки были покрыты уродливыми, бугристыми шрамами. — Их я оставил на память, — ухмылялся Бофорт, разглядывая наши потрясённые, сморщенные от ужаса и отвращения лица. — Не следует забывать, каково это — бороться со стихией. В Африканскую всё было понятно. Вот мы, а вот враги Союза африканских государств, а значит и ЕАК. Враг такой же, как мы, его можно усмирить, уничтожить. Со стихией такие фокусы не пройдут. Не нам ею руководить. Это поняли и организаторы проекта «Новая Земля», они уничтожили объект и чертежи оружия.

— Но чертежи Карсона… — прошептал Хавьер. Бофорт сверкнул глазами.

— Верно, парень, чертежи профессора Карсона. О них тогда никто не знал.

— Но неужели это возможно? Миссис Валери говорила, что за ней следили, значит, и за Карсоном тоже, — удивился я.

— Да-да, — хохотнул командор, — за ним следили. Но он умело имитировал выжившего из ума старика, так хорошо притворялся, что не подкопаешься. Он не желал более делиться открытиями.

— Почему? — хором спросили мы.

— А разве не ясно? Его программу, его детище, закрыли, а его отправили на почётную, но скучную пенсию, жить на гроши и прозябать в одиночестве. Раскрыв тайну чертежей и скрыв её от властей, от научного сообщества, он насолил обидчикам.

— Все поняли, что природное оружие очень опасно, что шутки с ним плохи. Карсон же продолжал исследования. Какого же чёрта…?

— Вспомни, Хавс, он всё-таки уничтожил чертежи.

— Верно, уничтожил, — кивнул Бофорт. — Но после этого жизнь стала ему в тягость. Профессор недолго протянул без работы. Я говорил с Женевьевой Валери о Карсоне и о его проекте. Спрашивал, сознавал ли профессор, какую угрозу для человечества несёт его творение. И если сознавал, так почему продолжал исследования. Знаете, что им двигало? Не жадность, не честолюбие, не корысть. Любопытство учёного. Неужели нас когда-нибудь погубит собственное любопытство?

— А вот проект «Новая Земля» вряд ли затевался любопытства ради, — пробурчал Хавьер. — Зачем в наше время испытывать подобное оружие? У нас же мир со Штатами. И война в Африке закончилась ещё в 3005 году.

Африка была самым уязвимым местом нашего мира. Союз африканских государств оказался непрочным политическим образованием. В 3003 году там произошёл переворот, власть захватила группировка военных. Её признали террористической организацией, Штаты и ЕАК поддержали законное правительство и ввели в Союз войска миротворцев. Спустя два года в Африке воцарился мир. И тогда же появилась Гильдия. У её истоков стояли военные, когда-то захватившие власть в Союзе.

— Даже друзьям не следует доверять, парень, — усмехнулся Бофорт. — Война закончилась, это верно. Гильдия тогда была не так сильна, как теперь. И истерия, связанная с илионийцами, прекратилась. Но вечного мира не существует. Хочешь его сохранить — готовься к войне. Ладно, оставим это. Теперь самое главное, ребятки. Гильдия охотится за чертежами оружия. И начали террористы с поиска сведений о «Новой Земле». Но откуда у них информация о сверхсекретной программе? Правильно, у них имеются обширные связи. Но секретная военная программа… Как они узнали о ней? Террористы, явно, принялись искать информацию до того, как под них начал копать Никифоров. Сами они не имели доступа к секретным сведениям, но кто-то указал им путь. Понимаете?

— Кто мог их надоумить? — спросил я.

— А кому это выгодно, мальчик? Может быть, космическим магнатам, а? Или политиканам? Финансистам? Агентам Службы безопасности? Кому угодно. С этим ещё предстоит разобраться. Но я уверен в одном: очень скоро боссы Гильдии выдадут себя. Трудно сказать, кто спонсирует террористов, но о «Новой Земле» им поведали очевидцы. А значит, круг подозреваемых сужается, — и на этой загадочной ноте командор сменил тему. — Вы уже приступили к изучению фондов 61 и 64 «Илиониилионийцы»?

— Да, но мы не успели просмотреть все файлы, — ответил я.

О! Это, в самом деле, занимательное чтиво! Честное слово! В секретных фондах содержалась информация о сотрудничестве с илионийцами, очень, кстати, любопытная. В Сети можно найти не так-то много сведений о пришельцах, об этом почти не рассказывают в Школе и в Университете. Об этом не говорят. Современная молодёжь не интересуется илионийцами, а большинство стариков уже не помнит о временах дружбы с пришельцами. Но меня фонды по-настоящему заинтересовали. В них содержалась информация о далёкой планете Илион — огромном ледяном шаре, окружённом спутниками, о распространённых там формах жизни, городах, о зданиях, напоминающих пирамиды, попасть в которые можно только через крышу, о кораблях, построенных из неизвестного землянам, очень прочного, блестящего металла, о том, что илионийцы превыше всего ценят семейные узы…

— В таком случае, не буду вдаваться в подробности, — продолжал вещать Бофорт. — Надеюсь, ваши глушители не барахлят, а? Я уже говорил, что боссы Гильдии скоро выдадут себя. Видите ли, у нас имеются сведения о том, что террористы попытаются организовать покушение на илионийского посла — Лу'Кааса, который прибудет в Берлин 21 числа этого месяца. Парни, видели бы вы свои физиономии! Думаете, я шучу? Неужели, и правда, считали, что все контакты с Илионом прерваны? Ха-ха! Это же глупо! Нельзя терять пришельцев из виду.

Действительно. В его словах присутствовало зрелое зерно. Но проклятье! Мы не поддерживали связи с илионийцами и одновременно… поддерживали? Это же самая настоящая двойная бухгалтерия, то есть дипломатия!

— Даже если и так, то последние… последние…

— Сорок пять лет.

— Верно, Ал, последние сорок пять лет они не прилетали на Землю, так почему же теперь…

— Бенджамин Холинвуд — глава «Партии справедливости» выступил в Тинге с инициативой сближения с илионийцами. Он же и пригласил посла Лу'Кааса в ЕАК.

Бенджамин Холинвуд — большая шишка, один из претендентов на пост канцлера, известный во всём мире правозащитник. Неудивительно, что инициатива примирения с пришельцами исходила именно от него. Тем более что период сотрудничества с илионийцами считается временем быстрого прогресса, открытий и изобретений. Кто знает, может быть, новый союз будет очень выгодным для человечества?

— Подготовка к переговорам с илионийцами проходила в строжайшей тайне и, тем не менее, о ней стало известно террористам. Как? Вопрос щекотливый. В тайну были посвящены немногие, и теперь все они под подозрением. Кто-то передал гильдейцам сведения о приезде посла, правда, непонятно, знают ли они точное время и место прибытия.

— Они хотят сорвать переговоры? — спросил я, оглушённый подобными новостями.

— Вполне возможно. Или же Лу'Каас нужен им живым. Трудно сказать…

— Но как это связано с чертежами оружия и убийствами? — озвучил мои мысли Хавс. Что-то было нечисто, непонятно, нелогично. Да, за всем стояла Гильдия, но она являлась крупнейшей преступной организацией и выполняла самые разные заказы. Так с чего командор решил, что нападение на посла связано с убийствами носителей гена X? Он, явно, знал больше, чем мы, и темнил.

— Генерал Лу’Каас, — раздался скрипучий голос. В дверях гостиной стояла бабушка.

«Вот же беда! Я совсем забыл о ней! Обо всём забыл! Ещё бы! Свихнуться можно от такого объема информации. Так, стоп. Она назвала посла Лу’Кааса — генералом? С чего бы это?»

— Бабушка, что такое? — я сию же минуту бросился к ней и взял за локоть. Она не обратила на меня внимания, её взгляд, такой же рассеянный, как и обычно, блуждал по лицу командора. Свой безразмерный «носок» старушка, похоже, потеряла по дороге. — Ты приняла лекарства? Эм, бабушка, не волнуйся. Это мой гость — мистер Бофорт. Мистер Бофорт — это моя бабушка — Летиция Орелли.

— Приятно познакомиться! — командор осилил более или менее приветливую улыбку.

— Он сказал: «генерал Лу’Каас»? Я знала его.

Хавьер присвистнул.

«Проклятье! Ну почему именно сейчас? Почему, бабуля? Почему твой приступ не мог подождать хотя бы полчаса?»

— Бабушка, давай я отведу тебя в комнату. Ты должна принять лекарство. А потом ты поспишь…

Лицо бабули озарила улыбка, искренняя и совершенно не безумная.

— Он знает что-нибудь о Лу'Каасе, верно? Он хочет рассказать мне о нём! Я долго ждала… очень долго.

Если она хотела нас потрясти, то получилось на «отлично». Хавьер выпучил глаза и не мог вымолвить ни слова. Командор вопросительно поднял брови. А мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не имел ни малейшего понятия о том, как угомонить бабушку. Она же отмахнулась от моей руки, проковыляла к софе и устроилась рядом с Бофортом.

— Так ты пришёл, чтобы рассказать о Лу'Каасе? Я ждала этого, я знала: он даст о себе знать! Мы не виделись… сколько же мы не виделись? Ах да! Уже сорок пять лет прошло. Надо же сорок пять лет… Целых сорок пять лет…

— Бабушка, — склонился над ней я, — кто такой Лу'Каас?

Она подняла глаза, и… столь осмысленного взгляда я не видел уже лет пять.

— Генерал Лу'Каас — илионийский посол, один из членов Совета двадцати — их правительства. Очень влиятельный, знатный, уважаемый…

Я скосил глаза в сторону командора, тот едва заметно кивнул.

«Она действительно знает Лу'Кааса? Какого дьявола?»

Так, успокойся. Где бабуля могла прочитать о нём? В том-то и дело, что нигде. Хотя стоп! Она могла узнать о его существовании полвека назад, когда контакты с пришельцами ещё не прекратились. Но поразительно, что бабушка запомнила его имя.

— Миссис Орелли, откуда вы знаете генерала? — поинтересовался очухавшийся от потрясения Хавс.

— Я переводила для него документы, помогала составлять письма, — продолжала удивлять бабуля. — Это был… это был 2973 год… Тогда илионийцы прилетели в последний раз, среди них был Лу'Каас. Как это было давно! Но я знала, что он вернётся. Однажды он вернётся, однажды… И тогда… — внезапно она затихла, перегорела, как лампочка. Её взгляд перестал быть осознанным, рот приоткрылся. Бабушка благополучно забыла, о чём говорила. Вот так просто забыла обо всём.

Хавьер дулся следующие несколько дней. Он считал, что я намеренно скрыл от него «потрясную правду о прошлом бабушки». Проклятье! Звучит, как отборная чушь! Я ничего не знал о работе бабули. Она никогда не говорила, что переводила с английского на илионийский. Бабушка, как мне казалось, всю жизнь отработала в Школе, а тут такое… О том, что она была одним из переводчиков, закреплённых за пришельцами в дни итоговых переговоров, она не рассказывала ни маме, ни мне. Говорила ли бабушка об этом отцу — неизвестно. Скорее всего, для молчания у неё были серьёзные основания. Я получил доступ к расширенному профилю бабули, и данные подтвердили её слова. Подумать только! Ничего себе новости! Но мне было некогда рассуждать об этом. А если бы время появилось, стал бы я ворошить прошлое и донимать вопросами больную бабушку? Что было, то прошло.

Каждый день перед дежурством или уроками я посещал полицейский участок и работал с материалами секретных фондов. Пару раз я встречался с Эжени, мы пытались расшифровать дневник её дяди и найти сведения о носителях гена X.

«Тоже мне романтика!» — фыркал Хавьер.

Ха, сначала расследование, а романтику оставим на десерт.

В тот день я снова заглянул в полицейский участок. Там, к удивлению, царил жуткий переполох. Обеденный перерыв давно закончился, но никто не спешил возвращаться к работе. Все галдели, хихикали, обсуждали что-то, явно, из ряда вон выходящее.

— Что здесь происходит? — спросил я у Хавса, который с безмятежным видом уминал сандвичи.

— Фрост бушует, и это всех дезориентировало.

— Фрост бушует? Разве он на такое способен? — удивился я. Старший офицер считался образцом благоразумия.

— Как оказалось, более чем. Давай же, угощайся. Сейчас расскажу, как всё было. К нему заглянул Уорбек, и тут началось…

Как раз в тот момент агент Квентин Уорбек покинул кабинет старшего офицера и направился к лифтам, Фрост, белый от ярости, нёсся за ним.

— Уорбек, какого чёрта? — ого! Никогда не слышал, чтобы он ругался. — Зачем всё это? Зачем?!

— Приказ сверху. Ты же видел. Особое распоряжение, — бросил Квентин Уорбек через плечо.

— Я ничего не понимаю! Это не наша компетенция! Леон нужен здесь. А Александр Орелли и вовсе помогает на добровольных началах.

— Его заменят на работе, пусть не переживает.

— Зачем они тебе? Ответь!

— У них есть опыт участия в антитеррористических операциях.

— И что же? Они задействованы в другом деле! Это не их компетенция.

— В Берлине у них появится больше возможностей ознакомиться с документами.

— Просто пришли мне бумаги, Уорбек! Оставь эту глупую затею! Безумие!

— Особое распоряжение, повторяю, Фрост.

— Видал? — усмехнулся Хавс. — Вот это сцена!

— Так что случилось? Зачем нас направляют в Берлин?

— Для участия в операции по ликвидации гильдейцев, охотящихся за Лу'Каасом. Оказывается, её курирует этот хмырь Уорбек. У него имеются глаза и уши в Гильдии.

— Вздор и ерунда! Полицейские и гвардейцы в подобном не участвуют.

«Хотя звучит очень и очень интересно!»

— Сдаётся мне, что распоряжение направил Бофорт. Он же считает, что убийства связаны с поисками оружия и охотой на посла.

«Странно. Очень странно».

— Думаю, ты прав, Хавьер. И я солидарен с Бофортом: мы погрязли в дерьме. По самые уши.

21 число двенадцатого месяца 3017 г.

1 входящее сообщение.

Неизвестный абонент (адрес не был определён) — Александру Орелли.

«Алекс, ты просто обязан прочитать это сообщение! Я не могу объяснить всего, но прошу: откажись от участия в операции. Это западня! Ты должен поверить мне!

Регинлейв[17]».

Конец первой части.