ГЛАВА 1

— Это первая лекция из серии «Поразмыслите над вопросом». И, прежде чем мы начнем, освободите наш мозг от посторонних мыслей. Представьте, что парите на облаке высоко над землей… парите… парите… парите…

— Дурацкие записи! — воскликнула Руби Джордан, врываясь в кабинет мужа, чтобы выключить магнитофон. Рода, ее приходящая прислуга, вероятно, случайно коснулась переключателя сложной аппаратуры, когда вытирала пыль.

Безжалостная боль сдавила виски, пульсировала в голове, и она понимала, что ко времени возвращения Джека ей станет еще хуже. Неужели предстоит очередная ссора?

При виде Джека, укладывавшего в портфель кассеты с мотивационными записями, Руби остановилась как вкопанная.

— Не знала, что ты дома. Почему бы тебе не…

— Не начинай снова, Руби, — перебил жену Джек Джордан с еле заметными предостерегающими нотками в глубоком низком голосе. — Я по горло сыт скандалами.

И в доказательство театрально резанул ребром ладони по шее.

— Я тоже, пробормотала Руби, но тут же заметила выставленные у двери чемоданы. Значит, он действительно решил уйти. Она давно ожидала, что так будет, но слезы все-таки обожгли веки.

— Джек, ты уверен, что хочешь этого?

Сколько раз она задавала этот вопрос за последние две недели? Как глупо с ее стороны считать, что на этот раз ответ будет иным!

Джек, согнувшийся над стереосистемой, выпрямился, нажал на выключатель и устало потер глаза, прежде чем окинуть жену гневным взглядом. На нем по-прежнему был темный деловой костюм, надетый сегодня утром.

Руби знала, что кризис на рынке недвижимости тяжело сказался на бизнесе мужа. Им даже пришлось однажды потратить ее деньги на оплату его счетов, что было просто ударом по самолюбию Джека. И теперь его широкие плечи сгорбились под тяжестью забот и усталости. Вероятно, он целый день не ел. На какое-то мгновение сердце Руби смягчилось, и она едва не спросила его, не подать ли ужин. Едва.

— Руби, наш брак исчерпал себя. Мы уже давно только раним друг друга, и я измучился, пытаясь все наладить. Нужно начать новую жизнь… нам обоим. Эти споры изводят меня… мешают работе.

Руби молча слушала, ощущая знакомую тоску. Видя, что она не отвечает, Джек продолжал резким, полным боли голосом:

— Мне тридцать восемь, и я не желаю провести остаток жизни с женщиной, которую ее бизнес и клиенты возбуждают куда больше, чем я.

— О! — пробормотала она, потрясенная его грубостью. — Это неправда! Как это похоже на тебя — во всем усматривать намеки на секс!

— А как насчет единственной вещи, которая все еще связывает нас? Правда, и это не слишком часто случается за последнее время, — криво улыбнувшись и пожав плечами, заметил Джек.

Его улыбка, такая же ослепительно интимная, как поцелуй, все еще, после стольких лет заставила сердце Руби подпрыгнуть и сжаться, и Руби пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать себя;

— Хочешь сказать, что уходишь из-за сексуальных проблем между нами? — дрожащим голосом спросила она.

— Ты же знаешь, что это не так!

Улыбка мужа поблекла, холодные голубые глаза пригвоздили ее к месту обвиняющим взглядом:

— Мы можем немедленно отправиться наверх и затрахать друг друга до полусмерти, но это ничего не решит.

— Как ты груб!

— Да, верно, но тебе недолго придется это терпеть, — немедленно вскинулся Джек и упрямо поджал губы, но тут же, смягчившись, нежно коснулся кончиками пальцев ее трясущихся губ: — Прости, крошка. Я не хотел, чтобы все так кончилось. Неужели мы не можем расстаться друзьями?

Руби внутренне сжалась и содрогнулась. Она попыталась представить будущее без Джека. Тоска и боль разрывали сердце стальными пальцами, и ей пришлось запечатать ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.

— У тебя… другая женщина? — еле слышно пробормотала Руби прерывающимся голосом. Джек рассерженно нахмурился:

— Нет! Я десятки раз повторял это!

Сверкающие глаза словно бросали вызов.

— Однако можешь быть уверена, что я намереваюсь найти женщину, которая не станет считать меня женоненавистником только потому, что я хочу о ней заботиться.

В голосе наконец прорезалась горечь, но Джек, набрав в грудь воздуха, упорно продолжал:

— Скажу тебе и кое-что еще. Наши дети нуждаются в матери, настоящей, а не приходящей! Господи! Сколько времени ты проводишь с ними последние месяцы? Они чувствуют себя такими же заброшенными, как и я!

Уничтожающая реплика застала Руби врасплох, но она вынудила себя спокойно поинтересоваться:

— Почему, как только женщина добивается успеха, мужчина воспринимает это как угрозу собственному благополучию? Почему он не может смириться с тем, что женщина-профессионал может быть одновременно хозяйкой и матерью?

— Я отказываюсь снова быть вовлеченным в эту феминистскую дискуссию, — с холодной решительностью заключил Джек, кладя в портфель еще несколько кассет и закрывая замки.

— Насколько я полагаю, ты удовлетворишься двадцатилетней сикухой в мини-платье, которая уговорит тебя купить мотоцикл или спортивный автомобиль, — ядовито усмехнулась Руби, закусив нижнюю губу, чтобы скрыть слезы.

Печальная улыбка чуть тронула уголки губ Джека, но он возразил быстро и почти не задумываясь, как вошло в привычку за многие годы совместной жизни.

— Нет, я подумываю о даме лет тридцати с телом Долли Партон, умом Барбары Уолтере и чувством юмора Джоан Риверс.

Мрачные глаза Джека противоречили шутливому тону.

Руби не смогла скрыть боль и ревность, пронзившие ее.

— Долли Партон! Спустись на землю! Самое большее Джейн Фонда, но Долли Партон!

Джек нашел в себе силы усмехнуться, что давало Руби смелость предположить:

— Если не считать тела Долли Партон, я могла бы вполне удовлетворить остальным требованиям.

Веселые искорки в глазах исчезли, как только Джек, мгновенно став серьезным, спросил:

— А кого предпочтешь ты?

Руби съежилась. Неужели Джек действительно считает, что ей нужен другой мужчина? Оскорбленная гордость заставила ее поджать губы, но смущение скоро сменилось раздражением. Она вызывающе встретила взгляд Джека:

— Хорошо бы найти кого-то с внешностью кинозвезды, хотя это не так уж важно. Кроме того, приходится реально смотреть на вещи: я не Бог весть какая красавица и в моем возрасте мужчины смотрят на женщин помоложе.

— Ну-ну, Руби, ты еще можешь покорить любого мужчину, которого выберешь.

«Любого, кроме того, кто так нужен мне», — подумала Руби, но вместо того, чтобы признаться в этом, лишь конвульсивно сглотнула и мягко упрекнула мужа:

— Джек, сними розовые очки и будь честен. Тридцативосьмилетние мужчины не смотрят на тридцативосьмилетних женщин.

— Смотрят, если женщина выглядит, как ты.

Джек несколько мгновений изучал ее и добавил:

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Чего ты ищешь в мужчине?

Боль, острая и мучительная, сжала горло Руби. Неужели Джек не понимает этого, когда задает дурацкие вопросы? Однако она попыталась описать идеального мужчину:

— Он должен быть умен. Да-да, ум — это самое важное. И добиться успеха… Нет, дело не в деньгах… пусть будет способным и талантливым.

Голос ее постепенно стих, и напускная бравада куда-то подевалась. Но Руби постаралась взять себя и руки, чтобы попытаться продолжать:

— Но, по правде говоря, все это не имеет ни малейшего значения. Просто нужен человек, который бы любил меня. Знаешь, точно так же, как ты когда-то…

Но тут горло вновь перехватило, и Руби не смогла вымолвить ни слова.

Джек попытался коснуться ее плеча, но Руби рассерженно вырвалась:

— Не надо меня жалеть! Не желаю я твоей жалости! Только уходи поскорее! Ты прав: нельзя затягивать неизбежное! Уходи!

И через несколько секунд она услыхала, как Джек идет к двери.

— Поживу в домике на озере, пока не найду квартиру, — странно охрипшим голосом выговорил он. — Вечером позвоню мальчикам.

И Руби мгновенно забыла о гордости перед лицом этого ужасного конца двадцатилетнего супружества. Боже, сколько раз она клялась себе, что не станет задавать глупый вопрос, тот, что женщины неизменно задают в самые трудные минуты жизни?

— Ты больше не любишь меня?

Джек замер на пороге и неуклюже повернулся. Сердце Руби перевернулось. Один взгляд этого красавца способен заставить ее потерять голову, даже после двадцати лет брака и несмотря на то, что в его русых волосах появилась седина. Последний тяжелый, полный напряжений год вытравил безжалостные линии морщин в чертах точеного лица, но годы каждодневного бега трусцой и тенниса у стенки помогли сохранить спортивную форму.

Руби на минуту закрыла глаза.

Долгое молчание, последовавшее вслед за вопросом Руби, все сказало ей без слов, еще до того как Джек вздохнул и наконец нерешительно пробормотал:

— Не знаю. Просто не знаю, что чувствую теперь. И не уверен, что это имеет значение.

Слова кинжалом вонзились в сердце Руби.

— Нам всего лишь нужно время…

— Нет! Чтобы продолжать тянуть все это, требуется не время! Сколько раз я просил тебя умерить деловой пыл, пораньше приходить домой и постараться спасти наш брак. Ты отказалась.

— Не отказалась, а просто не могла сделать это сразу. Столько заказов накопилось, что пришлось нанять еще человека и передать ему часть моих обязанностей. Через месяц, самое большее через два, я, вероятно, смогу…

Джек ошеломленно взглянул на нее и воздел руки к небу:

— Сдаюсь! Я это слышу чуть ли не год. Позвони, когда у тебя найдется для меня время!

Несколько долгих секунд он колебался, глядя на Руби почти с сожалением. Время словно остановилось, окутав их облаком сладостной ностальгии. Умоляющий взгляд Джека обволакивал Руби нежной лаской, и надежда вновь затеплилась в ее душе. Но тут он повернулся и вышел.

Руби сквозь слезы смотрела на закрывшуюся дверь. Ну почему Джек не может понять, как тяжело пришлось работать, чтобы создать компанию по пошиву дамского белья на заказ, как трудно передоверить дело кому-то другому? Она любила Джека. Очень любила. Почему нельзя сохранить и мужа, и карьеру?

Горячая капля поползла по щеке. Сожаление клещами стискивало сердце. Воспоминания обжигали мозг. Она разрыдалась.

Руби плакала долго, пока не иссякли силы. Она опустилась в старенькое кресло, любимое Джеком еще со студенческих лет, и, рассеянно обведя глазами комнату, потянулась к плееру своего пятнадцатилетнего сына, стараясь заполнить чем-нибудь тишину. Не в состоянии справиться с ошеломительным чувством потери, Руби рассеянно вставила кассету, которую слушал Джек, надела наушники и устало откинулась на спинку кресла. Может, одна из мотивационных записей позволит понять, как вернуть мужа и наладить семейную жизнь…

Господи, во что же я превратила эту самую жизнь!

Руби уселась поудобнее, рассматривая кассеты на полках. Она не возражала против мотивационных записей, но за время кризиса в недвижимости Джек стал буквально одержим ими.

Хуже и забавнее всего были записи с воем койота. Сколько раз по утрам он будил ее и мальчиков ужасным воем, объявляя при этом, что каждый день должен начинаться с чего-то положительного. Руби забыла, почему койоты так важны для Джека… что-то связанное с их способностью выживать в пустыне, и бизнесмены, мол, должны у них учиться, как выжить в тяжелые времена, что-то в этом роде. Зато она помнила, как мальчики прятали головы под подушки и отказывались ездить в машине с отцом, потому что тот заставлял их слушать проклятые записи вместо любимых рок-групп.

Руби невольно улыбнулась. Кажется, это было так давно! Целую вечность!

Она снова поглядела на полки. Сотни проклятых кассет, не говоря уже о видеокассетах, книг и дощечек с надписями, от старого проверенного труда «Сила положительного мышления» до призыва: «Ты можешь сделать все».

Если бы Руби могла сделать все, она стала бы на двадцать лет моложе. Все отдала бы за возможность вновь прожить жизнь и уж никогда бы не связалась с еще одним поборником мужского превосходства! Не позволила бы себе влюбиться в еще одного Джека. Слишком уж это ранит!

По правде говоря, Руби вообще вряд ли вышла бы замуж. Да, конечно, в их семейной жизни было немало радости и счастья, но мужчины слишком многого требуют от женщин, которых любят. Они стараются лишить их всех грез и фантазий, отнять все мечты. И по-прежнему хотят видеть своих жен беременными, домашними и смиренными.

Руби вытерла глаза бумажной салфеткой, перемотала ленту и включила магнитофон, пытаясь забыть беды и волнения и оттянуть решение, которое обязательно придется принять. Эдди и Дэвид знали, что между родителями не все ладно, но они будут в отчаянии, узнав, что отец ушел. Руби чувствовала себя так, словно висит на краю обрыва, цепляясь пальцами за осыпающуюся землю. Найдет ли она силы подтянуться или попросту сдастся и рухнет вниз?

Горячие слезы вновь обожгли глаза. Руби, как только гипнотизирующий голос объявил:

— Вы можете управлять собственной жизнью.

Ха!

Диктор продолжал:

— Прежде чем мы начнем, освободите мозг от всех посторонних мыслей. Представьте, что вы вылетаете из собственного тела, парите… парите… парите… Не существует ни единой вещи в мире, которой вы не могли бы получить, если достаточно сильно этого захотите. Интеллект — самое мощное орудие.

— О Боже, помоги мне выпутаться из этой беды, — взмолилась вслух Руби. — Не знаю, как смогу жить без Джека.

— Некоторые люди считают молитву ответом на все свои проблемы, — продолжал диктор, и глаза Руби удивленно распахнулись. Неужели она сходит с ума?! Господи, подумать только, телепатическая связь с магнитофоном!

— Молитвы необходимы и нужны, — вещал голос, — но даже Господь желает, чтобы вы сами помогали себе, и, уверяю вас, нет в мире ничего такого, чего вы сами не смогли бы добиться. Когда воля достаточно сильна, всегда найдется выход.

Монотонный голос проповедника продолжал литься из наушников, и Руби позволила себе ни о чем не думать и совершенно расслабиться. Она чувствовала себя так, словно вылетела из собственного тела и парит в пространстве. Божественное состояние! Ее освободившаяся душа перелетает с облака на облако в ярко-синем небе…

Все проблемы и беды исчезли. Лишние пять фунтов веса, которые набрала Руби за последние напряженные месяцы, словно растаяли. Она почувствовала себя на двадцать лет моложе.

Руби улыбалась во сне.


Именно запах привел Руби в себя — запах немытого человеческого тела.

Прекрасно, Руби, — пробормотала она себе. — Плыви по течению. Цветные сны со вкусами и запахами! Будет о чем рассказать психоаналитику, если у меня когда-нибудь появится таковой!

Руби лениво приоткрыла глаза, но тут же в ужасе поспешно зажмурилась, а когда снова осмелилась приподнять веки, сразу же поняла, что видит самый реалистичный сон из всех когда-либо виденных. С десяток каких-то оборванцев в грязных, причудливых одеждах, казалось, сделанных из мешковины, теснили ее к корме длинной лодки, быстро двигавшейся к берегу. Судя по вони, они не мылись много недель.

Руби с отвращением сморщила нос и отодвинулась подальше от беззубой ведьмы, странным образом напоминавшей ее уборщицу, Роду. Руби фыркнула. Подумать только! Даже в сон о прошлых веках ухитрилась пролезть ее уборщица! Другие в сновидениях видят красавцев-актеров вроде Кевина Костнера, предпочитающего «долгие, медленные, чувственные, влажные поцелуи, которые могут длиться три дня», а она видит Роду! Но как Рода проживет без своих бульварных газет?

— Господь милосердный, ты кто — парень или девка? — воскликнула эта новая Рода.

Руби внезапно осознала, что все сидящие в лодке глазеют на нее, словно на какого-то диковинного зверя. Руби оглядела себя. И не увидела ничего необычного в спортивных коротких кроссовках, голубых джинсах и растянутой сыновней футболке не по размеру, с надписью «Брасс Боллз Салун»[1]. О, вероятно, в этом вся проблема. Именно эта надпись шокирует их.

Она начала было объяснять, что футболка принадлежит ее пятнадцатилетнему сыну Эдди, купившему ее без разрешения матери в лавчонке на берегу, но тут же одернула себя. Она ни перед кем не обязана оправдываться даже во сне.

Руби одернула футболку, но тут же вскинулась. Стройная! Она не была такой худенькой с самой первой беременности. Не то что когда-нибудь она могла считаться толстой, но фигура меняется к тридцати восьми годам и после двух родов.

Руби незаметно приподняла подол футболки, оттянула свободный пояс джинсов и уставилась на кожу над пупком. Слава тебе Господи! Ни одной растяжки! Она на двадцать лет моложе!

Широко улыбаясь, Руби оглянулась и замерла: три огромных корабля викингов с драконьими головами на носу покачивались на якорях у слияния двух больших рек. Сотни других судов стояли вдоль берега или плыли по широкой реке, впадающей в море. Она не видела ничего более впечатляющего с того дня, как на реке Гудзон в Нью-Йорке состоялся водный праздник. Эти суда были великолепны.

Громкий стук заставил ее вновь обернуться. Их лодка причалила к берегу, и теперь ее швартовали. Сотни людей кишели на пристани, все в странных одеждах, большинство грязные и оборванные. Некоторые мужчины были в коротких туниках, едва доходивших до колен и оставлявших руки обнаженными, другие носили простые рубашки с длинными рукавами и без воротников, достигавшие бедер и надетые поверх облегающих штанов. Пояса всех видов, от кожаных ремней до тяжелых золотых цепей, стягивали талии. Короткие мечи и кинжалы в ножнах болтались на боках.

Длинные туники, не сшитые по бокам, закрывали женские полотняные сборчатые рубахи, волочившиеся сзади по земле. Затейливые заколки и броши со свисавшими с них связками ключей, ножницами или небольшими ножами скрепляли туники на плечах.

Руби заметила, что все присутствующие были блондинами. Светлые волосы всех оттенков, от почти белого до огненно-рыжего, сверкали на солнце. Женщины постарше стягивали их в узел на затылках и покрывали косынками или чепцами, остальные носили длинные косы или распускали волосы по плечам. Волосы мужчин достигали плеч и зачастую тоже были заплетены в косы, обрамлявшие лица, либо чисто выбритые, либо усатые и с густыми бородами.

Тяжелые браслеты искусной работы из золота и серебра, усаженные драгоценными камнями, украшали запястья и предплечья мужчин и женщин, одетых побогаче. Некоторые казались музейными экземплярами. Вот это да!

Руби, не отрывая завороженного взгляда от толпы, спросила Роду, которая по-прежнему с подозрением рассматривала ее:

— Где мы?

— Джорвик.

— Джорвик? Где это?

— Саксы называют его «Еорвик», но язычники-викинги выговаривают «Джорвик». Ты саксонка?

— Что? — недоуменно пролепетала Руби и нахмурилась. Джорвик? Что-то словно щелкнуло в мозгу. Недавно она читала об археологических раскопках… Что-то связанное с викингами. И неожиданно все сошлось.

— О Господи! Хочешь сказать, Йорк, в Англии? А эти корабли… суда викингов?

Рода, не отвечая, глазела на нее с открытым ртом. Но тут безумная мысль осенила Руби. Сначала она попыталась выбросить ее из головы, но потом все же спросила:

— Какой сейчас год?

Тут Рода воззрилась на нее так, словно Руби только что сбежала из психушки.

— Девятьсот двадцать пятый. Тебя, что ли, держали под замком? В темнице? Или, могу побиться об заклад, в монастыре! Там и спятить недолго. Я как-то слыхала о девушке, которая слишком любила мужчин; мать послала ее в монастырь, а там она сбесилась, потому что за год ни один мужчина к ней не прикоснулся.

Господи! Рода, пожалуй, не нуждается здесь в бульварных листках! Даже в эти варварские времена она нашла способ узнавать сенсационные сплетни.

Руби начала было истерически хохотать, подтверждая худшие опасения Роды. Ну и сон! Почему она не может видеть ковбоев или рыцарей в сияющих доспехах? Не хватало ей викингов в древней Англии. Но чего еще ожидать при такой жизни!

Скорее бы проснуться и рассказать Джеку, что его записи действительно подействовали! Стоп! Она забыла, что Джека уже не будет в доме. Но так ли это?

Зверская головная боль снова начала раскалывать голову, особенно когда гигант, от которого за версту несло запахом жирной медвежьей шкуры, точно таким, какой Руби однажды унюхала в зоопарке, стащил ее и Роду с лодки и грубо толкнул вперед к тем, кто уже толпился на пристани.

— Эй! — громко запротестовала Руби, — смотри, что делаешь, малый!

Остальные оборванцы в ужасе от такой дерзости молча переглядывались, словно Руби оказалась куда более безумной, чем они думали. Голиаф разъяренно уставился на нее.

— Как тебя зовут? — упорствовала Руби, сгорая от негодования. — Я собираюсь пожаловаться твоему… твоему начальнику.

— Олаф! — прорычал он, снова тычком посылая ее вперед.

— Олаф! Ничего себе. Вполне подходит твоей физиономии.

Но тут Рода вцепилась ей в руку и прошептала:

— Ш-ш-ш! Неужели не боишься? Хочешь, чтобы тебя прикончили?

И тут Руби увидела Джека. О да, русые волосы значительно посветлели и свисают до плеч, а черная туника покрывает молодое, более сильное тело, тело, которому мог бы позавидовать Арнольд Шварценеггер, но лицо определенно принадлежало человеку, который спал с ней в одной постели двадцать лет. Благодарение Богу! Этот дурацкий сон уже начал немного надоедать. Руби хотелось поскорее проснуться.

В то же время ее сердце бешено забилось при виде золотисто-коричневого мускулистого тела мужа. Она снова ощущала себя влюбившейся с первого взгляда девчонкой.

— Джек! — радостно окликнула Руби, хотя Рода пыталась удержать ее. Глупая! Он не обращает на жену ни малейшего внимания! Ну конечно, снова злится! Разве не сам только что покончил с опостылевшим браком?

Джек, по-видимому, прибыл на одном из больших кораблей, и внимание, которое он привлекал, указывало на то, что это знатный человек. Когда Джек остановился поговорить с кем-то, Руби увидела, что его рука покоится на плечах грудастой блондинки в зеленой тунике, увешанной целым состоянием в золоте и серебре. Обида Руби мгновенно сменилась ревностью, а потом и жгучим гневом. Взбешенная Руби вновь завопила, призывая Джека, но тот по-прежнему глядел в другую сторону. Лживый подонок! Говорил, что у него нет другой женщины!

— Двуличный сукин… — пробормотала Руби и, всхлипнув, вырвалась из рук Роды и метнулась к Джеку. Она покажет ему.

Руби подхватила ком грязи размером с добрую дыню, тщательно прицелилась и метнула, попав Джеку прямо в лицо. Она удовлетворенно улыбнулась — недаром была когда-то одним из лучших игроков в софтболл!

Высокий викинг резко развернулся, потрясенно разыскивая глазами оскорбителя, но прежде чем успел что-то сказать, Руби показала пальцем на его ошеломленную спутницу и предупредила:

— Пусть держится подальше от моего мужа, если хочет остаться живой и невредимой.

Глядя на нее так, словно увидела привидение, молодая женщина отпрянула, поскользнулась и упала спиной в грязь. Руби громко смеялась, до тех пор пока Олаф, подошедший сзади, не подхватил ее массивными руками и не стиснул так, что казалось, ребра вот-вот треснут.

— Поставь меня наземь, болван! — взвизгнула Руби и, повернувшись к мужу, потребовала:

— Джек, прикажи этому дикарю поставить меня. Он делает мне больно. Немедленно отпусти! — снова велела она дикарю, но тот поднял ее еще выше, словно Руби весила не больше пера.

Джек ледяным взглядом долго изучал ее, злобно сцепив челюсти. Потом медленно вытер грязь с лица квадратом полотняной ткани. Его подружка громко вопила, пока один из спутников Джека небрежным ударом не заставил ее замолчать.

Мертвая тишина окружила Руби. Толпа на пристани замерла, наблюдая интересную сцену. Да, она, кажется, переборщила. Не стоило бить мужа при всех, в общественном месте, но он не имел права смотреть на жену с такой яростью! В конце концов, виноват-то он. Супружеская измена есть супружеская измена, даже во сне.

Викинг решительно шагнул туда, где Олаф все еще держал брыкавшуюся пленницу. Он подошел ближе, и Руби уловила хорошо знакомый запах его кожи. Джек почти ласкающе коснулся пальцем ее подбородка и чуть приподнял его. Руби инстинктивно повиновалась было, но тут же резко отдернула голову, потрясенная молнией чувственного ощущения. Нахмуренные брови и пристальный недоумевающий взгляд Джека без слов сказали Руби, как подействовало на него простое прикосновение. Самый воздух вокруг них был, казалось, насыщен электричеством.

Но в это мгновение гнев преобразил лицо Джека. И вскоре Руби обнаружила причину. Сжав ее подбородок, словно тисками, Джек прорычал:

— Что за мальчишка, осмелившийся ударить Торка, сына Гаральда, короля всей Норвегии?

Мальчик?

Только сейчас Руби сообразила, что он принял ее за мальчика, и неудивительно, что он раздосадован сексуальным притяжением между ними. Что же, судя по тому, как выглядят эти люди, Руби легко можно принять за юношу, в этих облегающих джинсах и с прической «сассун». Но, черт возьми, не слишком ли высоко метит Джек — прямо в королевские сыновья! Может, ей следует поклониться или что-то в этом роде?

— Кто ты? — проворчал Джек, больно сжимая подбородок. — Шпион Ивара?

— Ивар? Какой еще Ивар?

— У тебя слишком распущенный язык, мальчишка!

— Джек, неужели ты не узнаешь меня? Я Руби, твоя жена.

— Нет у меня никакой жены, — объявил он, негодующе переминаясь с ноги на ногу. — И уж конечно я не содомит, — с отвращением добавил он, глядя на то, что, очевидно, считал мужским нарядом. Но тут же, выпустив ее подбородок, Джек уставился на надпись, пересекавшую футболку, и его глаза расширились. Опять эти дурацкие «Брасс Боллз»!

Джек протянул руку, почти нежно скользнул пальцем по ее обнаженной руке, провел по трясущимся губам. Потом коварно улыбнулся и кивнул, словно отвечая на собственный вопрос и в то же время довольный мурашками, пробежавшими по ее голой коже.

И тут ее муж сотворил немыслимое. С молниеносной быстротой он обвел кончики упругих грудей. Подумать только, действительно дотронулся до ее грудей, перед всеми этими людьми! Она убьет его за это унижение!

Обозленная Руби попыталась вырваться из лап Олафа.

— Кровь Тора! Да это девка! — воскликнул Джек, с улыбкой оборачиваясь к спутникам.

— Довольно! Это зашло слишком далеко, Джек! Вели этому шуту отпустить меня! Эта шутка… или сон… переходит все границы. И я уже устала от всех этих глупостей!

Слезы душили ее. Почему Джек так себя ведет?

Руби поплотнее зажмурила глаза. Она ущипнула бы себя за щеку, но Олаф по-прежнему стискивал ее руки, и вместо этого Руби прикусила нижнюю губу, пока не ощутила во рту вкус крови, надеясь пробудиться от кошмара.

Но этого не случилось. Окружающие в изумлении смотрели на ее окровавленные губы, словно Руби и вправду сошла с ума.

— Меня зовут Торк, — заметил близнец Джека. — И запомни: у меня нет жены, и она мне не нужна. Я джомсвикинг, — прозвучал низкий холодный голос Джека.

Присутствующие, улыбаясь, закивали, явно одобряя способ, которым молодой человек поставил женщину на место. Люди заговорили на ужасной смеси средневекового англосаксонского, который она когда-то слышала на лекциях по английской литературе, и того, что, вероятно, было древненорвежским языком. Наречия были очень похожи. И, как ни странно, она понимала оба. «Правда, не слишком странно для сна», — рассудила Руби. И прежде чем она сумела отреагировать на ошеломительное заявление Джека, тот шагнул ближе и очертил пальцем буквы на футболке.

— Медные яйца, — вслух сказал он, вопросительно глядя сначала на стоявшего рядом мужчину, а потом снова на нее, и неожиданно улыбнулся, поняв наконец значение слов. Несколько человек, стоявших позади, засмеялись. Однако веселье вновь превратилось в гнев.

— Значит, Ивар велел передать, что его люди имеют настолько крепкую мужскую снасть?

Он говорил достаточно громко, чтобы услыхали собравшиеся. Господи Боже! Да она очутилась в каком-то бедламе!

— А ты, девка, по собственному опыту знаешь, из чего мужские причиндалы у людей Ивара? — ехидно осведомился он.

— Заткнись, Джек.

Он снова сжал зубы, глядя Руби прямо в глаза.

— Торк. Запомни мои слова хорошенько, девушка. Меня зовут Торк.

Руби едва не заплакала от боли, но Джек не отступал.

— Повтори.

И когда она отказалась, Джек сжал ее еще сильнее, и Руби простонала:

— Торк, жлоб несчастный. Торк! Торк!

— Надеюсь, жлоб — это выражение почтения, — предостерег он.

— О да, оно означает что-то вроде «господин и повелитель».

Джек явно не был убежден в этом, но тем не менее отпустил Руби и обратился к толпе:

— Думаю, Ивар посылает мальчика-женщину, чтобы бросить нам вызов. Да-да, хочет снова затеять войну. Плохо уже то, что он грабит наши земли, когда мы уходим в набеги или торговать. Теперь же приходится читать это оскорбительное послание. Медные йца! Ха! Ну что, покажем Ивару теперь и навсегда, кто из нас лучший мужчина?

Рев громом прокатился по толпе. Кошмар какой-то! Слыханное ли дело, чтобы футболка послужила причиной войны? Руби попыталась выразить свое мнение, объяснить, что они ошиблись, но Олаф зажал ей рот вонючей ладонью. Руби с силой опустила каблук на его мягкий сапог, но, к ее разочарованию, великан даже не шевельнулся. Оглянувшись, она заметила его довольную усмешку.

— Нужно отвести шпионку к королю Зигтригу, — решил Торк. — Пусть решит судьбу пленницы и заодно скажет, стоит ли начинать войну с Иваром.

Снова рев одобрения пронесся сквозь толпу.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала, — прошептала Рода ей на ухо. — Зигтриг Одноглазый — злобный стервятник. Он скорее всего прикажет отсечь тебе голову. Или выжечь глаза. Или…

— Отстань, Рода. Ты слишком много читаешь дешевых газетенок.

— Пойдем, пленница, — скомандовал Джек. — Остальные рабы пусть остаются.

— Интересно, кого это ты величаешь рабыней и пленницей? — запротестовала Руби, наконец вырвавшись из рук гиганта. — Я такая же рабыня, как и ты.

У Джека хватило наглости ухмыльнуться. Он действительно наслаждается ее мучениями! И тут же, обняв ее за плечи, тихо посоветовал:

— Придержи язык, если дорожишь своей прекрасной головкой, милая. Толпа жаждет крови.

Милая!

Руби улыбнулась, впервые за все это время надеясь, что наконец-то примирится с мужем. Но радость оказалась недолговечной.

— Отруби ей голову здесь и сейчас! — прокричал кто-то. — И пошли ее башку Ивару, прямо в рубашке, которую носила шпионка!

Руби оглянулась на кивающую Роду, на лице которой было написано: «Я же говорила!»

— Зачем ждать?! — завопил еще кто-то. — Отмахни ей башку сейчас! Она шпионка. А может, и женщина Ивара. Лучшего послания не придумать!

Судя по оглушительному реву, эта мысль понравилась многим. Руби инстинктивно подвинулась поближе к Джеку. Почему предложение обезглавить ее, кажется, ничуть его не расстраивает? Она достаточно часто ходила с ним в походы, чтобы знать — муж не может даже форель очистить без того, чтобы не поморщиться от брезгливости. Но тут Джек громко возразил:

— Нет, это должен решать король. А может, он подождет приговора альтинга, который соберется в следующем месяце.

И, резко повернувшись, сказал хорошо одетому мужчине, стоявшему рядом:

— Селик, мы теряем время с какой-то рабыней, а ведь нам нужно передать важное послание Зигтригу от короля Ательстана Уэссекского!

С этими словами он схватил Руби за руку и потащил сквозь расступающуюся толпу.

— Позже я отведу шпионку в спальню для допроса, — пообещал он спутникам, многозначительно подмигнув. — Может, и у женщин земли Ивара тоже найдется кое-что из меди.

Мужчины расхохотались, и кто-то похотливо предложил немедленно произвести осмотр. Джек остановился, не снимая руки, по-хозяйски лежавшей у нее на плече, словно прикидывая, не стоит ли согласиться на публичный стриптиз. Вне себя от унижения Руби попыталась лягнуть голую ногу Торка. Она больше не думала о нем как о Джеке. Джек никогда не проявил бы подобную жестокость. Но Торк лишь рассмеялся, когда Руби начала бить кулаками по его широкой груди, а потом подхватил ее и ловко перебросил через плечо, чем дал толпе новый повод для смеха. Торк приказал одному из мужчин ехать вперед, в замок, и сообщить королю Зигтригу об их прибытии, а другому — отправиться в дом деда, в Нортумбрии, и передать, что внук завтра приедет. Третьему Торк велел наблюдать за разгрузкой кораблей и доложить обо всем сегодня же вечером.

Когда он устроил ее поудобнее, словно мешок с мукой, Руби укусила его за плечо, чтобы привлечь внимание. Но Торк с плотоядным смешком шлепнул ее по выпяченному заду, а потом начал растопыренными пальцами нежно поглаживать ушибленное место. Руби почувствовала, как загорелось лицо, и не только из-за неудобного положения, в котором она висела.

Проклятый жлоб вызвал очередной рев восхищения, когда громко заметил своим дружкам:

— Может, у женщин из земли Ивара действительно медное тело. Ее зад на ощупь такой же костлявый, как изголодавшийся кролик.

Он заплатит за это, мысленно клялась Руби, пока Торк уносил ее в неизвестность. Когда-нибудь, как-нибудь она найдет способ отплатить этому гнусному подобию мужчины!

Загрузка...