Холодный викинг

ГЛАВА 4

Руби почти бежала, чтобы не отстать от Олафа и Торка, широкими шагами идущих по улицам города. Очевидно, дом Олафа был на самой окраине.

Она попыталась расспрашивать обо всех диковинных вещах, которые встречала по пути, — грубых постройках с черепичными крышами, красивых детях, игравших на порогах домов, ремесленниках, выставлявших на продажу неуклюжую мебель и искусно сделанные украшения, но мужчины либо отделывались односложными репликами, либо просто не отвечали.

В натертую ступню врезался камешек, и Руби, упрямо плюхнувшись на скамью рядом с мастерской резчика по дереву, стала ждать, пока Олаф и Торк заметят, что она отстала. Долго сидеть ей не пришлось.

— Какую проделку ты затеяла сейчас? — угрожающе поинтересовался Торк.

— Никакой. Просто в туфлю попал камешек, и бок заболел, а вы что, бежите бостонский марафон?

— Марафон?

— Неважно.

Руби вновь завязала шнурки рваной кроссовки с тяжелым предчувствием того, что придется не раз повторять это слово, прежде чем она проснется.

Торк нетерпеливо нахмурился:

— Надевай чертову туфлю и перестань ворон считать.

— Совершенно ни к чему так вопить, — пробормотала Руби.

Олаф, весело улыбаясь, наблюдал за ними.

— Такая обувь мгновенно развалится, стоит только очутиться на поле битвы или когда тебя буря застигнет, — презрительно заметил Торк. — Меч тут же проткнет ткань.

Руби невольно усмехнулась.

— Ты прав, для сражений они не подходят, зато в самый раз хороши для бега трусцой.

— Бега трус… Это еще что такое, черт побери?

— Сейчас покажу.

Руби побежала по улице в том направлении, куда они шли. Только через несколько мгновений Торк и Олаф опомнились и, сообразив, в чем дело, бросились в погоню. Торк вцепился ей в руку и заставил остановиться.

— Думаешь, что сумеешь сбежать? И оставишь меня оправдываться перед Зигтригом?

— Нет, — запротестовала Руби, — просто показывала, что такое бег трусцой. В моей стране этим занимаются мужчины и женщины, чтобы упражнять тело.

И она, отдернув руку, обежала вокруг него для пущей наглядности.

— Кровь Тора! Зачем им это нужно? Разве мужчины не закаляют тело ежедневно, упражняясь с мечом и топором? А женщины? К чему им так бегать?!

Руби попыталась ответить, но поняла, что это невозможно. Как можно объяснить, что в ее времени мужчины и женщины просиживают целыми днями в офисах, служба в армии — дело добровольное, а самые трудные упражнения заключаются в том, что нужно загнать маленький мячик клюшкой в лунку. А современные женщины делают многое из того, что показалось бы викингам попросту неприличным.

Она пожала плечами. Торк с отвращением оглядел ее. Этот холодный оценивающий взгляд ранил Руби.

— Ты не веришь, что мы женаты, так?

Торк грубо, пренебрежительно фыркнул:

— Перестань молоть чушь! Конечно, кто-то может поверить, что ты внучка Грольфа, но моя жена?! Никогда! — И, издевательски ухмыльнувшись, добавил: — А может, ты просто домогаешься меня? Поверь, ты не первая! Возможно, горячая кровь заставила тебя следовать за мной, но я не был женат ни на одной, тем более на такой, как ты.

— Паршивый эгоист, почему? Что во мне плохого?

Торк снова брезгливо оглядел ее с головы до ног.

— Клянусь Тором, девчонка, ты скорее походишь на мужчину своими короткими волосами и дерзкой речью. А на костях почти нет плоти. Мужчины любят женщин мягких и нежных.

— Я видела выражение твоих глаз, когда мы стояли в холле, — напомнила Руби, преодолевая смущение. — Ты не остался равнодушным.

— Ха! А ты ожидала чего-то другого? Кровь Тора! Да у каждого мужчины в холле копье дыбом встало, когда ты сняла одежду и бесстыдно выставила напоказ это странное белье!

Горящие глаза откровенно ласкали ее, напоминая о том, что Торк знает, что именно скрывают футболка и джинсы.

— Копье! Выставила! — захлебнулась Руби, но тут же, успокоившись, улыбнулась и ответила ему таким же взглядом. Долгая жизнь вместе позволила ей изучить его вкус. Кого он пытается обмануть?

— Ты ошибаешься, если считаешь, что я ничем не могу привлечь тебя, — вызывающе бросила она, высокомерно подняв подбородок. — И что ты не женился на мне. Я знаю больше о твоем сексуальном либидо, болван, чем любая женщина на земле. Хочешь заключить пари?

— Побиться об заклад? — рассмеялся Олаф. — Женщины об заклад не бьются, только мужчины!

— Клянусь всеми богами, никогда я не встречал подобной женщины, — покачал головой Торк.

— Хорошо, так как насчет пари?

— Нет, я не спорю с женщинами, особенно если должен обязательно выиграть.

Но, несмотря на хвастливые слова, Руби с удовольствием заметила неуверенность в его глазах.

— Пойдемте, — нетерпеливо вмешался Олаф! — Я два года не был в Джорвике, и мне не терпится увидеть жену.

Он многозначительно поднял брови.

Пройдя с милю по узким улочкам, они попали в более малолюдную часть города, где дома были больше и дальше отстояли друг от друга. Они остановились перед самым внушительным зданием, выстроенным из того же материала, что и другие, но отличавшимся тяжелыми дубовыми дверями и добротными хозяйственными постройками. Длинный участок скошенной травы вел к реке.

Неожиданно дверь открылась, и из дома вывалилась целая орда вопящих девчонок от пяти до пятнадцати лет, всех оттенков рыжего.

— Отец! Отец!

— Наконец-то ты дома!

— Что ты мне привез?

— Надолго приехал?

— Подними меня! Подними!

— А ты возьмешь меня покататься на лодке?

Младшие ухватились за руки Олафа, остальные сгрудились вокруг, обнимая отца. Тот широко улыбался, пытаясь с истинно родительским терпением ответить на все вопросы. Наконец, осторожно опустив на землю младших дочерей, он объявил:

— Девочки, познакомьтесь с нашей гостьей.

И, знаком велев Руби выйти вперед, гордо сказал, показывая на каждую девочку, начиная с самой младшей:

— Руби, это мои дочери: Тира, Фрейдис, Тири, Хильд, Сигрун, Гунна, Астрид.

Семь! У него семь дочерей!

Женщина, стоявшая в дверях и молча наблюдавшая за встречей, знаком подозвала Торка и что-то шепнула ему. Он зашел за угол и исчез из виду. Потом Джида с улыбкой повернулась к мужу. Она была очень хорошенькой. Белокурые волосы, заплетенные в косы, были короной уложены на голове. Почти тех же лет, что и Олаф — около тридцати пяти, Джида была маленькой, слегка полной и женственной — именно тот идеал женщины, о котором толковали Олаф и Торк.

— Добро пожаловать домой, муженек, — мягко приветствовала Джида, выступая вперед.

— Эх, хорошо снова оказаться дома, — широко улыбнулся Олаф, с громким криком подхватил жену на руки и закружил, крепко обнимая. Джида спрятала лицо у него на груди, вцепившись в плечи мужа. Когда она подняла затуманенные глаза, Олаф нежно поцеловал жену и решительно понес в дом, оставив всех за порогом.

Руби подняла смущенный взгляд на детей, надеясь, что они не слышали, как Олаф многозначительно спросил, прежде чем закрылась дверь:

— Хочешь увидеть подарок, который я припас для тебя?

Но девочки совершенно не были сконфужены. Старшая, Астрид, без всякого стыда пояснила:

— Они любят поговорить наедине после долгой разлуки.

Не было ни малейшего сомнения в том, что девушка знает, чем занимаются родители.

— Хочешь посмотреть уток на реке? — спросила самая младшая, Тира, малышка лет пяти. Руби кивнула, и ребенок очаровательно ей улыбнулся. Вложив ручонку и ладонь Руби, она потянула гостью к реке. Сердце Руби замерло. Она всегда мечтала о дочке, которую могла бы баловать, покупать платья с оборками и кукол, которая плакала бы вместе с матерью на грустных фильмах и разделяла ее любовь к шитью.

Им с Джеком стоило бы родить еще одного ребенка!

Эта неожиданная мысль пронзила Руби. Они всегда хотели иметь еще детей, но когда Руби начала свой бизнес, а дела Джека пошли плохо, они все реже заговаривали об этом.

Неужели поздно? Не слишком ли она стара? И по-прежнему ли хочет Джек детей? Впрочем, думать об этом бессмысленно, ведь он ушел и не вернется. А может, она сама больше не окажется в будущем.

Головная боль вернулась с прежней силой. Руби попыталась забыть о ней и думать связно.

Они обошли дом и миновали колодец, закрытую мусорную яму и спустились к реке по травянистому склону. Любопытные сестры Тиры в длинных ярких платьях с чистыми передниками следовали за ними по пятам, совсем как утки.

Руби села на крепко сколоченную деревянную скамью, а Тира вынула из кармана передника горсть хлебных крошек.

— Хочешь покормить уток?

— О да! — кивнула Руби, и ей пришло в голову: как сущие пустяки могут сделать детей счастливыми. Что происходит с людьми, когда они становятся взрослыми? Теряют способность наслаждаться радостями жизни — прекрасным закатом, смеющимся ребенком, утками у берега реки, любовью хорошего человека?

В воде плавало множество уток. Девочки восторженно хохотали над проделками прожорливых птиц, отталкивающих друг друга в попытке дотянуться до еды. Постепенно девочки подвигались все ближе, и наконец старшая, Астрид, присев на другой край скамьи, нерешительно спросила:

— Тебя в самом деле зовут Руби?

— Да, Руби Джордан.

— Как драгоценный камень?[2]

— Да.

— Никогда не слыхала такого имени.

— В моей стране многих девушек называют в честь драгоценных камней, — объяснила Руби. — Эсмералд, Опал, Перл, Гарнет и Джейд[3]. Но меня назвали так, потому что мать…

Она не договорила, потому что в этот момент появилась Тира, громко жалуясь на утку, едва не ущипнувшую ее, когда вырвала из рук последнюю крошку.

— Знаешь, Тира, твои хлебные крошки напоминают мне об истории, которую так любили мои дети. Она о мальчике, потерявшемся в лесу и сумевшем спастись только благодаря чему ты думала? Хлебным крошкам! Хочешь послушать?

— Да! Да! Я люблю сказки почти так же, как уток! И щенков! И пирожки с клубникой!

— Тише, Тира, — упрекнула одна из сестер. По-видимому, не одна Тира любила слушать сказки. Девочки расселись на скамейке и на траве.

— Сказка называется «Гензель и Гретель», — начала Руби. — Жили-были…

Когда она досказала любимую сказку сыновей, девочки хором начали просить повторить еще раз.

— Ты долго пробудешь с нами? — спросила Тира.

— Не знаю. Король Зигтриг почему-то вбил себе в голову, что я шпионка какого-то Ивара.

— Ивара Злобного! — охнули старшие девочки и в ужасе отодвинулись от нее подальше. — Шпионка!

— Но, по правде говоря, короля больше заинтересовало то, что я прихожусь родственницей викингу Грольфу Нормандскому.

— Ты приходишься родней Грольфу? — зачарованно осведомилась Астрид. — Я как-то видела его. Высокий словно дуб и красив как все боги!

Девушка смущенно покраснела от собственной нескромности.

— Девочки, мать зовет вас. Нужно ей помочь, — окликнул Олаф. Дочери снова подбежали к нему и начали обнимать. Руби засмеялась, слыша их взволнованную болтовню, в которой повторялись имена Гензель и Гретель, Ивара, Грольфа и Руби.

Олаф, вопросительно глядя на Руби, дождался ухода дочерей и, медленно проследовав к скамейке, уселся и вытянул ноги, очевидно крайне довольный собой.

Мужчины! Все они одинаковы! Немного любви — и делай с ними, что хочешь!

Непрошеная мысль снова закралась в голову. Может, именно этого недоставало Джеку последний год?

Виновато вздохнув, Руби повернулась к Олафу.

— Значит, вот что такое — оказаться дома! Действительно так хорошо?

— Лучше, — усмехнулся он. — Кстати, совсем забыл среди всей этой суматохи приказать сторожить тебя. Но с этой минуты один из моих слуг будет постоянно следовать за тобой.

— Глупости! Это совсем ни к чему! Куда мне бежать? На пристань? Так и вижу себя пытающейся пробраться на идущий в Америку корабль. Да ее, возможно, еще вообще не открыли!

Олаф, ничего не поняв, недоуменно покачал головой.

— Опять со своими сказками! Разве Зигтриг не запретил тебе повторять их?

— Да, но я не думала, что ты станешь возражать.

— Стану. Нечего забивать головы моим детям.

Олаф уже встал, намереваясь вернуться в дом, когда внимание Руби привлек Торк, идущий по берегу в компании двух мальчиков лет восьми и десяти с удочками на плечах. Завидев Олафа, они бросились вперед, громко зовя его. И когда дети подбежали ближе, сердце Руби бешено заколотилось. Это невозможно! О Боже! Они выглядели совсем как ее сыновья в этом возрасте!

Руби вскочила и метнулась к ним:

— Эдди! Дэвид! Как вы попали сюда? Я так счастлива видеть вас!

И, прежде чем дети успели опомниться, обняла их, так что те выронили удочки. Но, почувствовав, как они пытаются вырваться, умоляюще глядя на Торка и Олафа, Руби в недоумении обернулась к Торку. Олаф коротко велел детям идти домой и умыться перед ужином. Оба немедленно послушались и побрели наверх, с любопытством оглядываясь. Во взгляде старшего светилась неприязнь, младший словно жалел о том, что не остался с Руби.

— Женщина, прекрати нести чушь! — взорвался Торк, как только мальчики скрылись из виду. — Ты на волоске от смерти! Попробуй оскорбить моих людей, и твоя жизнь кончена!

— Но, Торк, это мои… наши сыновья! — хрипло запротестовала Руби со слезами на глазах.

— Никакие они не сыновья тебе! Это сироты, живущие с семьей Олафа! Немедленно прекрати лгать, или я собственноручно вырву твой язык! — разъяренно прошипел Торк.

Руби вызывающе уставилась на него.

— Угрожай чем хочешь, но я не могу не узнать своих детей…

Глаза Торка вспыхнули синим огнем.

— Девчонка, ты еще не видела столько зим, чтобы иметь десятилетнего сына! И я не позволю тревожить мальчишек и семью Олафа подобными глупостями.

— Торк, в той, другой жизни мне тридцать восемь лет, я пыталась объяснить тебе, но…

— Клянусь головой Одина, еще слово, и я рассеку тебя пополам!

— Но ты не сможешь убедить меня, что эти мальчики не твои сыновья.

Торк, зарычав, раздраженно дернул себя за волосы и схватил Руби за плечо.

— Слушай меня внимательно, девка! Не смей никому повторять эти слова! Если дорожишь жизнью этих мальчиков, будешь всем говорить, что это обыкновенные сироты, и никто больше!

Недоумевающая Руби несколько мгновений рассматривала его и наконец пролепетала:

— Я ничего не понимаю, но даю слово никому не выдавать, кто их отец.

Немного подумав, Торк кивнул. Они продолжали идти к дому. Уже у самой двери Руби, не выдержав, спросила:

— Ты говоришь, что не женат. Кто же мать мальчиков?

Торк раздраженно тряхнул головой, но, к ее удивлению, все же ответил:

— Теа, саксонская рабыня, была матерью Эйрика. Она умерла при родах. Асбол, принцесса викингов, бросила Тайкира, когда тому было два месяца. Может, она все еще жива. Я ничего о ней не знаю.

Он равнодушно пожал плечами.

— Она искала мужа знатнее и богаче, чем я; правда, я не особенно страдал из-за этого.

— Но почему мальчики не живут с тобой?

Торк резко остановился, держась за кожаную ручку двери, и резанул ее ледяным взглядом:

— Потому что мне они не нужны.

Руби в ужасе поднесла руку ко рту и хотела спросить еще что-то, но Торк холодно предупредил:

— Передай Олафу, что я иду в стойла седлать лошадей. Подожду его на улице.

И он грубо втолкнул ее в дверь.

У Торка два незаконных сына! И они ему не нужны! Что же он за человек?! Джек любил сыновей до безумия. Это — лучшее доказательство того, что Джек и Торк — разные люди.

Руби передала Олафу слова Торка, и он, наскоро познакомив ее с женой, быстро поцеловал Джиду в щеку и выскочил наружу.

В огромном холле, длиной почти сотню футов, горел большой очаг, открытый со всех сторон. Дым выходил в дыру в высоком потолке.

Джида оказалась прекрасной хозяйкой — в доме была безупречная чистота, пол покрывали свежие циновки. Нигде ни соринки. На полках стояли деревянные блюда, со стен свисала кухонная утварь. Деревянные лохани и бочонки с маслом, сыром, творогом и молоком были расставлены около кухни.

На стенах висели куски ткани, чтобы сквозняки не так свободно гуляли зимой по комнате, по обеим сторонам холла стояли вделанные в стены скамьи.

На втором этаже располагались спальные клетушки. Внизу на первом этаже, на одном конце тоже были спальни поменьше, скорее всего для двух рабынь и трех рабов, расставлявших сейчас столы в холле. Кроме того, они приносили блюда и масляные светильники из мыльного камня. На другом конце Руби увидела ткацкий станок и прялку, а также с дюжину кресел, на которых лежали мягкие подушки.

Эйрик и Тайкир были заняты какой-то настольной игрой. На обоих были мешковатые штаны и домотканые сорочки. Мальчики умылись и пригладили длинные волосы. Руби умирала от желания подойти к ним, но вовремя заметила предостерегающий взгляд Джиды.

Закончив отдавать приказания служанкам, хозяйка сказала:

— Добро пожаловать в мой дом, Руби. Тира покажет тебе покои, где ты можешь умыться перед обедом.

Тира повела Руби наверх в маленькую комнатку, просто обставленную, в которой оказались лишь одна маленькая лежанка, сундук для одежды и деревянный стол с глиняным кувшином и миской, наполненной водой, а также светильником из мыльного камня. Два полотняных полотенца висели на стуле.

— Мама сказала, чтобы я не приставала к тебе, — заметила Тира, переминаясь на пороге и явно надеясь, что Руби пригласит ее войти.

— Не думаю, что такая лапочка может надоесть, — искренне возразила Руби.

Тира расплылась в очаровательной улыбке и спросила:

— А сколько у тебя детей?

— Два мальчика, — не колеблясь ответила Руби. — Эдди и Дэвид.

— Ты по ним скучаешь?

— Очень.

У Руби до сих пор не было времени тосковать о сыновьях. Сердце заболело при мысли о том, что она никогда не увидит их снова. Как они смогут жить без матери? Конечно, Джек вернется домой, но не посчитают ли они ее мертвой? И что подумают?

Нет! Руби отказывалась думать об этом. Сейчас главное — выжить. Потом она найдет способ вернуться в будущее. Если же ей не удастся… что же, придется подумать, как пережить потерю.

Так же, как нужно будет жить дальше одной, без Джека. О Боже, неужели он покинул ее только сегодня? Или много столетий назад?

— А ты мне расскажешь еще раз сагу о Гензель и Гретель? — умоляюще пробормотала Тира. — После ужина.

— Конечно, крошка… если твои родители позволят. Но им может не понравиться, что я рассказываю тебе всякие истории.

— Нет! — быстро заверила Тира. — Они тоже любят сказки. Мы все любим.

После ухода Тиры Руби разделась, обтерлась мокрым полотенцем и умылась белым мылом без запаха, совсем таким, какое варила из древесной золы ее прабабка. Потом она снова оделась и спустилась вниз, где уже был подан ужин.

Только что вернувшийся Олаф уселся во главе стола. Слева устроилась Руби, справа — Джида. Девочки разместились по обе стороны стола, а еще дальше сидели сыновья Торка.

Олаф смущенно объяснил, что Торк переночует в городе и зайдет утром, перед тем как отправиться в поместье деда. Руби стало плохо, когда она увидела разочарованные лица мальчиков.

К ее удивлению, все собравшиеся за столом склонили головы в молитве.

— Благодарю тебя, Боже, за добрую еду и за то, что прислал домой мужа и отца живым и здоровым, — сказала Джида.

— И благодарение Тору и Одину за нашу счастливую судьбу, — добавил Олаф.

Должно быть, лицо у Руби было таким удивленным, что Олаф счел нужным пояснить:

— Мы исповедуем обе религии. Крещение в христианскую веру — это цена, которую платят викинги за жизнь в чужих странах. Большинство делают это из соображений безопасности.

— Нет, муженек, некоторые становятся истинными христианами, — возразила Джида.

За столом текла непринужденная беседа. Руби наслаждалась вкусной едой и плоским хлебом, называемым «беннок», который пекли ежедневно. Даже дети говорили свободно обо всем, что случилось в отсутствие отца.

Джида рассказала о том, кто умер, кто родился, кто вышел замуж и женился.

— Говорят, что теперь в Джорвике живет тридцать тысяч человек. Неужели это правда? — спросила она мужа.

— Может, это и преувеличение, но город растет, как сорняк. Я заметил, что даже улицы идут в определенном порядке.

— Да. Теперь у нас Копергейт, Питергейт, Эндрюгейт, Скелдергейт, Бишопгейт…

— А что означает «гейт»? — перебила Руби. — В моей стране это «дверь в заборе».

— «Гейт» — это норвежское слово, означающее «улица», — объяснил Олаф.

Дети тоже сообщили отцу свои важные новости. Тира рассказала о том, что на прошлой неделе старая кошка принесла пять котят. Астрид застенчиво осведомилась о красавце Селике, что, по-видимому, расстроило Олафа. Остальные наперебой докладывали об успехах в домоводстве, неудачах, сплетнях и безделушках, которые хотели купить.

Сыновья Торка сидели молча, лишь иногда перешептывались между собой. Они держались подчеркнуто обособленно от дружного семейства Олафа. Одинокие, заброшенные дети. Как мог Торк после такого долгого отсутствия не побыть с собственными детьми хотя бы одну ночь? И почему они живут в доме Олафа, почему не с дедушкой Торка Даром? Что-то здесь не так.

Руби недоумевающе покачала головой, решив, однако, непременно докопаться до сути дела. Сердце разрывалось от желания помочь мальчикам, но Руби помнила о предостережении Торка. «Позже», — поклялась она себе. Позже она пойдет к ним. Однако Руби не могла дождаться возвращения Торка. Уж у нее найдется несколько отборных выражений, чтобы высказать ему!

— Торк! — неожиданно воскликнул Олаф, и все обернулись к двери. На пороге и правда стоял он, сложив руки на груди и забавляясь откровенными разговорами.

— Ты же сказал, что переночуешь во дворце! — обвиняюще припомнил Олаф.

Говоря по правде, Торк и сам удивлялся, зачем, вопреки добрым намерениям, вернулся к Олафу. Много лет он, следуя мудрой предосторожности, избегал сыновей на людях или в присутствии чужаков, как, например, Руби. Нельзя допустить, чтобы враги узнали о мальчиках — плодах его чресел. Святая Фрейя! Да его собственный братец Эрик убьет детей, только чтобы защитить своих отпрысков. Или чтобы причинить боль Торку.

Во всем виновата Руби! Она околдовала его, и по какой-то неясной причине его все время тянет в дом к Олафу! Он встретился глазами с таинственной девушкой и почувствовал, как тело охватило жаром. Торк шумно втянул в себя воздух.

Почему эта женщина обладает способностью так действовать на него? Во всяком случае, дело вовсе не в ее сомнительной красоте. Конечно, она не уродина, но, по правде говоря, Торк знал немало женщин, не менее приятных на вид, хотя и не столь притягательных. Может, разгадка именно в ее взгляде? Как она смотрела на него! Словно в глазах отражалось все, что у нее на сердце!

Нет, скорее всего, Торк просто слишком долго был без женщины и, должно быть, мечтает лишь о том, как поскорее избавиться от штанов, ее и своих! Но всякие отношения с этой женщиной опасны, для нее, для него, для мальчиков, грозят гибелью не только им, но и семье Олафа! И, зная все это, он вернулся сюда!

— Торк, почему ты здесь? — удивился Олаф. — Ты сказал, что придешь только утром.

Торк послал Олафу короткий предостерегающий взгляд. Он избегал смотреть на сыновей, хотя заметил, что мальчики не могли скрыть радости при виде неожиданно возвратившегося отца.

Джида встала, чтобы принести тарелку для гостя, а Торк сел напротив Руби. Собравшиеся за столом следили за ним с открытым ртом, явно удивленные его странным поведением. Уши Одина! Следовало бы немедленно уйти и вернуться в замок, где он мог забыться в объятиях Эсли.

Но вместо этого Торк продолжал пристально изучать Руби и выговорил куда более хриплым голосом, чем ожидал от себя:

— Я передумал.

Нескрываемый восторг Руби обезоружил Торка, хотя пальцы напряженно постукивали по столу.

— Хм, — пробормотал Олаф, распознав блеск вожделения в глазах Руби и нескрываемо-чувственный оскал приоткрытых губ друга.

— Готов поклясться, сейчас ты думаешь вовсе не головой, а той частью тела, что расположена гораздо ниже.

Олаф откинул голову и оглушительно расхохотался, видя откровенное смущение Торка: очевидно викинг был не очень доволен такой проницательностью приятеля.

Торк свирепо уставился на него, и Олафу наконец удалось сдержать порыв неуместного веселья. Джида поставила перед ним кубок и тарелку, наполненную едой. Торк жадно принялся есть, и беседа вновь возобновилась.

Когда остальные занялись разговорами, Руби прошептала достаточно громко, чтобы услышал только он:

— А я думала, что ты сейчас во дворце трахаешься с той чувихой с пристани.

— Трахаешься? Чувиха?!

Сначала Торк не понял странных слов, а когда все же сообразил, в чем дело, еле заметно усмехнулся.

— Ты имеешь в виду Эсль? — невинно осведомился он.

Улыбка его стала шире при виде горячей краски, залившей щеки дерзкой девицы, которая сейчас смущенно заерзала.

— Поверь, мне все равно, с кем ты спишь, — вызывающе добавила она, и Торк почувствовал новый прилив желания оттого, что она несомненно лгала.

— Клянусь Тором, ты за словом в карман не лезешь!

— Но ты же так и сыплешь непристойностями!

Торк неожиданно понял, что наслаждается этим странным поединком с Руби, и сосредоточенно нахмурился. По правде говоря, он не помнил, когда вообще в последний раз прислушивался к женщине. Только эта была способна привлечь его внимание. Поистине непонятно!

Перегнувшись через стол, он вкрадчиво сказал ей:

— Будь у меня больше времени для глупостей, я мог бы позабавиться с тобой, девчонка.

Руби отвернула голову, безуспешно пытаясь не показать, как тяжело вырывается дыхание из пересохшего рта. Наконец она смогла успокоиться, но скрыть любопытство не сумела.

— Позабавиться? Каким же это образом?

Торк сделал большой глоток эля и намеренно медленно поставил кубок на стол, прежде чем ответить:

— Всяческими способами, девушка.

И на секунду закрыл глаза, отчетливо представив соблазнительную картину. Распахнув веки, он взглянул на Руби и добавил:

— Всяческими вообразимыми способами, и невообразимыми тоже.

После ужина члены семьи перешли в угол комнаты, отведенный для шитья, и устроились на стульях и восточном ковре, брошенном поверх циновок. Торк снова удивил всех, оставшись у Олафа. Олаф рассказал о путешествии. Они должны были пробыть в пути всего девять месяцев, когда отправлялись торговать по поручению Дара, деда Торка, но погода и тяготы дороги не позволили вернуться раньше. Олаф упомянул о поездках к датским берегам, в шведские города Бирку и Хедебю, о том, как они выменивали меха и моржовую кость в России, шелка и богатые ковры в Турции и пряности на Востоке. Он также с отвращением поведал о долгом пребывании в Джомсборге, где Торк присоединился к джомсвикингам, отправлявшимся в набег на земли врагов.

Торк иногда кивал, но почти не участвовал в разговоре, а уставился в кубок и лишь изредка поглядывал на Руби, вынуждая себя не смотреть на сыновей, сидевших поодаль. Он болезненно сознавал их одиночество, даже в кругу доброжелательно настроенных людей. «Но другого выхода нет», — повторял он себе. Слишком тяжело дались усвоенные уроки.

— Что такое «джомсвикинги»? — поинтересовалась Руби.

Олаф вопросительно взглянул на Торка. Тот нахмурился, размышляя, как много имеет право открыть девушке. В конце концов, она, возможно, действительно шпионка Ательстана или Ивара.

Наконец он осторожно ответил:

— Я стал джомсвикингом с четырнадцати лет. Тогда я солгал и сказал, что мне восемнадцать. Джомсвикинги — избранные воины, давшие обет верности братству викингов. Мы клянемся всегда думать о победе, никогда не выказывать страха…

— О Господи! — перебила Руби. Как похоже на Джека и его философию позитивного мышления! — Записи воя койотов! — пробормотала она и, видя недоуменные лица присутствующих, пояснила: — Когда-то в одной части моей страны развелось так много койотов…

— Койотов? — перебил Торк.

— Животных, похожих на волков. Они убивали скот и так досаждали фермерам и владельцам ранчо, что правительство назначило награду за каждого убитого койота. Но ничего нельзя было поделать. Глупые звери плодились как кролики. Некоторые ухитрялись выжить, даже попав в капкан и оставшись без лап или ушей. Главное в том, что койоты оказались очень стойкими.

— Вроде викингов, — вставил Олаф, и Торк кивнул.

— А ты джомсвикинг? — спросила Руби Олафа.

— Нет. Они живут в укрепленных городах, куда не допускаются женщины и подростки и где могут обитать лишь мужчины от восемнадцати до пятидесяти лет.

— Поэтому Зигтриг и сказал, что Торк не станет рисковать званием джомсвикинга и жениться!

— Будь я не женат, стал бы джомсвикингом — это огромная честь, — добавил Олаф. — Все норвежцы почитают их за храбрость и преданность долгу.

Руби немного подумала и рассмеялась:

— Джомсвикинги — нечто среднее между наемниками и рыцарями Круглого Стола короля Артура.

Неожиданно Торк согласился с ней.

— Вероятно, ты права. Я слыхал истории о благородном валлийском лорде, сражавшемся с саксами. Но разница в том, что джомсвикинги в основном не женаты и у них нет семей.

Он особенно подчеркнул последнее слово, желая, чтобы она поняла, почему ее слова о женитьбе так разозлили его. Руби молча размышляла над сказанным, поглядывая на Эйрика и Тайкира.

Когда все выговорились, Олаф попросил Астрид поиграть на лютне. Но Тира закапризничала:

— Нет, отец, мы хотим, чтобы Руби рассказала сагу о Гензель и Гретель.

Олаф снисходительно кивнул и взглянул на Астрид, опасаясь, что дочь обиделась, но та, казалось, с таким же нетерпением, что и малышка, ждала рассказа. Девочки дружно начали упрашивать Руби рассказать сказку. «Они выучат ее и будут потом рассказывать ее сами», — подумал Торк, наблюдая, как Руби вьет свое магическое кружево, околдовывая присутствующих.

Когда Руби попросили рассказать другую историю, она объявила:

— Эйрик и Тайкир, эта сага посвящается вам, потому что вы так похожи на моих сыновей, а это их любимая история.

Мальчики удивленно переглянулись. Руби вызывающе взглянула на викинга, словно ожидая, что тот грубо ее оборвет. На щеке викинга рассерженно дернулся мускул, но Торк ничего не ответил.

— Жил-был мальчик по имени Пиноккио, — начала Руби.

После Тира позабавила всех, поспешно измерив пальчиком длину носа. Должно быть, недавно сказала неправду.

— Ну и ну! — раздраженно бросил Торк Руби. — Удивительно, что твой нос не вытянулся! Ты наговорила столько лжи, что потребовалась бы подпорка, чтобы его поддерживать!

По правде говоря, Торк втайне восхищался талантом Руби рассказывать занимательные истории, а кроме того, с замирающим сердцем следил за восторженными лицами сыновей. Он знал, что Руби считала их собственными детьми, как невероятно это ни звучало. Мальчики сидели открыв рты, забыв об одиночестве и бедах. Лишь за это стоило поблагодарить Руби.

Но глаза Торка мгновенно сузились, как только он заметил лукавый блеск в глазах девушки. Что она придумала на этот раз?

— Сейчас я расскажу еще одну историю, — начала она, в упор глядя на Торка. Он пытался безмолвно предостеречь ее, что она заходит слишком далеко, но девушка, не обращая на него внимания, беспечно тряхнула головой и начала:

— Жили однажды огромный уродливый великан по имени Торк и мальчик Джек, который посадил волшебное бобовое зернышко…

Торк нахмурился, поняв, что над ним издеваются, но позволил ей продолжать. Позже он найдет способ отомстить дерзкой девчонке!

Когда Руби изобразила великана глупым неуклюжим неповоротливым верзилой, кровь Торка закипела, но он не посмел ничего возразить из-за детей. Но тут Руби, в точности передразнивая его хриплый голос, пропела:

— Фи, фай, фо, фам, английский дух я чую там!

Ребятишки словно обезумели, повторяя стишок, и Торк невольно улыбнулся. Руби рассказала свою дурацкую сказку три раза, а в конце нерешительно поглядела на Торка. Они обменялись улыбками, и сердце Торка бешено забилось. Что эта ведьма делает с ним?!

Довольно!

Торк резко встал, чтобы уйти, но сначала оттащил Руби в сторону и прошептал на ухо:

— Считай, что я проиграл тебе одну маленькую битву, но не думай, что на этом все кончится. В конце концов ты заплатишь, и заплатишь дорого.

С этими словами он ущипнул ее за соблазнительный зад и удалился, довольный негодующим воплем.