Холодный викинг

ГЛАВА 7

Следующие несколько дней мысли о Торке терзали Руби. Что бы она ни делала — помогала ли Джиде делать заготовки на зиму, делала ли покупки с Астрид под бдительным присмотром Ульфа, играла ли с детьми, пела и рассказывала ли истории во дворце Зигтрига, где обрела поистине нежеланную популярность, — Руби постоянно думала о викинге, похожем на ее мужа как две капли воды.

Рассудок твердил, что Торк не ее муж. Но сердце ничего не желало слушать и не находило разницы между Джеком и Торком.

Руби стремилась поговорить с Торком, но он избегал ее, как чуму, почти не приходил к Олафу и исчезал, как только встречался с ней во дворце Зигтрига, обычно уводя с собой блондинку, так похожую на Долли Партон.

Каким-то образом ей необходимо убедить Торка, что она явилась из будущего и по неизвестной причине, ясной лишь Богу, была послана викингу. Кроме того, Руби неустанно тревожилась о сыновьях Торка. Она должна объяснить, как его безразличие ранит мальчиков! Они нуждались в нем почти так же отчаянно, как сама Руби.

А как насчет Джека и ее собственных детей? Жалеет ли Джек о том, что покинул ее? Или считает, что Руби умерла? Она не могла вынести ужасной картины — Эдди и Дэвид на ее похоронах. Как они смогут жить без матери? Но ведь Джек намеревался искать другую женщину и сам сказал жене об этом. И какой болью ни отзывалась бы эта мысль, Руби надеялась, что вторая жена Джека будет хорошей матерью мальчикам… если сама она не вернется.

Руби вытерла глаза и посмотрела на Джиду, что-то весело щебетавшую. Они направлялись к замку короля, и Ульф почтительно следовал сзади.

— Просто не понимаю, почему Бернхил, последняя любовница Зигтрига, захотела нас видеть? Да еще средь бела дня! Все порядочные люди заняты делом!

— Я знаю не больше, чем ты. Поверь, я с радостью держалась бы подальше от короля и его переменчивого нрава. Боюсь, он прикажет обезглавить меня.

Наконец они добрались до дворца. Большой холл встретил их тишиной. Служанка проводила их наверх, где с десяток богато одетых женщин, принадлежавших ко двору Зигтрига, с нетерпением дожидались прихода чужеземки.

После положенных приветствий Бернхил, ширококостная женщина с внешностью амазонки, по-видимому, прекрасно подходившая Зигтригу ростом и статью, перешла к делу.

— Я сидела в холле в ту первую ночь, когда ты появилась, и видела эти прозрачные тряпочки, которые были на тебе. Не можешь показать нам их еще раз, здесь, когда мы одни?

Руби и Джида обменялись удивленными взглядами.

— Зачем? — спросила Руби.

— Мне нравятся красивые вещи, — объявила тщеславная женщина, обводя рукой комнату, где на стульях валялись роскошные одеяния. Гобелены тонкой работы украшали каменные стены, а поверх циновок на полу лежал персидский ковер.

— Кроме того, я заметила, как смотрели на тебя мужчины, когда ты разделась. Может, и мне пойдет такой наряд?

— Конечно, я помогу тебе, — нерешительно пробормотала Руби. — Я владею компанией, производящей тонкое женское белье.

Бернхил и женщины захлопали в ладоши.

— Превосходно! — провозгласила Бернхил. — Значит, ты можешь и мне сшить такое. Сейчас сделаем набег на сокровищницу Зигтрига и поищем ткани.

Когда Руби еще раз прошлась в черном белье перед дамами, те заохали и заахали, осторожно прикасаясь к тонкому кружеву и расспрашивая, какие еще ткани можно использовать и есть ли другие фасоны.

— Почему у тебя такие колючие ноги? — поморщилась одна из дам.

— Две недели не брила, — пояснила Руби.

— Ты бреешь ноги? Зачем?

— В моей стране большинство женщин бреют ноги, а некоторые подбривают даже волосы внизу живота, — ответила Руби, проводя воображаемую черту.

— Но разве это не больно? — вскрикнул кто-то.

— Совсем нет, если намылить хорошенько и взять острый клинок. А ноги становятся гладкими, словно шелк.

Но женщины весьма недоверчиво отнеслись к этому новшеству, особенно когда Руби объяснила, что процедуру нужно повторять через день.

Сокровищница была переполнена тканями, нитками и тесьмой всех вообразимых цветов. Конечно, Руби знала, что викинги торгуют по всему свету, но это изобилие поразило ее.

Сообразив, что бумага еще не изобретена, Руби отложила отрез жесткой белой ткани для выкроек и, упрекнув женщин в жадности, выбрала несколько рулонов шелка — черный, ярко-красный, зеленый, белый и два оттенка. синего, а также подходящую отделку. С огромным трудом удалось убедить Бернхил, что шерсть не очень подходит для нижнего белья, даже зимой.

— Сегодня я смогу сшить только один комплект, — сказала Руби, объяснив попутно, что такое «комплект». — Возможно, если остальные будут внимательно наблюдать, они смогут сами сделать выкройки.

Бернхил, без всяких колебаний и смущения, разделась догола и гордо прошлась по комнате. Великолепное тело соперничало с фигурами лучших атлеток, виденных Руби в своей жизни, и она без обиняков похвалила Бернхил.

— Как ты сохраняешь форму? Бегаешь трусцой? — поинтересовалась она и, рассказав о беге трусцой, с удовлетворением отметила неподдельный интерес Бернхил.

— В Дублине я упражнялась на мечах с братьями, а дважды ходила в набеги, — объявила Бернхилл. — Здесь мне почти ничего не дают делать. Зигтриг запрещает мне выходить на ристалище. Боится, что я побью его мужчин, особенно если возьму в руки короткий меч! Зато, — лукаво добавила она, — он не знает, что я ухожу со своим слугой Хедином на окраину города, где мы вместе тренируется. Женщина должна уметь защищаться.

Еще бы! — подумала Руби. Кому лучше знать, как не ей!

— Может, и я стану бегать с тобой вместе.

— Но Олаф запрещает мне бегать!

Руби не собиралась заработать еще одно наказание ради того, чтобы удовлетворить каприз любовницы Зигтрига. Она рассказала Бернхил о том, что произошло.

— Меня много раз запирали в комнате, — похвасталась любовница Зигтрига. — Иногда он даже бьет меня, но не очень сильно, не ломает костей и не уродует лицо. Уж такого я не потерпела бы!

Руби использовала ленты вместо крючков и петель на лифчиках и вместо эластика на поясе панталон. И через пару часов Бернхил уже красовалась в пламенно-красном бикини, отделанном черным кружевом, и таком же лифчике, в вырезе которого тоже соблазнительно выглядывало черное кружево. Повертевшись перед большим зеркалом из полированного металла, она объявила, что в жизни не носила лучшего наряда.

— К завтрашнему дню сшейте мне еще с дюжину таких! — велела она двум портнихам и, подойдя к лакированному восточному сундучку, начала рыться в нем, пока не отыскала то, что хотела, — изумруд размером с миндалину, свисавший с тонкой золотой цепочки. Подойдя к Руби, Бернхил вручила ей драгоценность.

— С моей благодарностью.

— О Боже! Я не могу принять это! Для меня было большим удовольствием сшить для тебя белье!

Но Джида одобрительно кивнула, и Руби приняла драгоценность. По пути домой Джида и Руби хихикали, словно девчонки, над сегодняшним приключением.

— Я должна поблагодарить тебя за это, Руби, никогда меня не приглашали во дворец королевские жены и любовницы.

— По-моему, весьма сомнительная честь.

Джида улыбнулась и нерешительно спросила:

— Не могла бы ты показать мне, как сделать такое же одеяние?

Руби разразилась смехом, и Джида покраснела.

— Надеюсь, я не буду глупо выглядеть в таком наряде? — застенчиво поглядела на нее Джида.

— Ну конечно нет! Я знаю фасон, который идеально подойдет тебе! Я смеялась над собственным дурацким положением! Одна, в чужой стране, боюсь за собственную голову, и все равно нахожу время заниматься бизнесом! Мой муж Джек опять сказал бы, что на первое место я, как всегда, ставлю собственные интересы!

— Трудно тебе приходится, верно? — сочувственно спросила Джида. — Одна, вдали от родных и семьи. Я знаю, что у тебя есть собственное дело и ты можешь без труда и здесь заработать на хлеб, но семья… Ведь это самое главное, разве нет?

Руби, немного подумав, пробормотала:

— В моей стране женщины свободны. Они считают, что ни одна женщина не должна зависеть от мужчины и думать лишь о детях. Она обязана представлять из себя что-то.

— Не понимаю.

— Раньше женщины привыкли считать, что их цель в жизни — выйти замуж и рожать детей. Теперь они свободны от этих уз. Многие вообще предпочитают не выходить замуж, а некоторые супруги принимают решение не иметь детей — никогда.

— В жизни не слышала подобного вздора! Конечно, женщины должны представлять из себя что-то! Когда Олаф уплывает в набег или торговать вместе с Торком, я всегда справляюсь с его делами — наблюдаю за разгрузкой кораблей, веду счета, слежу за фермой и домом, но когда возвращается муж, с радостью передаю ему роль главы семейства.

— И тебе нравится такое положение?

— Конечно. Мужчина должен чувствовать, что заботится о жене и детях. Если женщина хочет заняться ремеслом или завести собственное дело, ничего плохого тут нет, — главное, чтобы она не показала мужу, что стала единственным добытчиком и главой семьи. И, конечно, так ведется в любой стране. Просто не могу представить, чтобы было иначе.

Руби неохотно кивнула:

— Мы добились очень многого в борьбе за женские права, но, вероятно, слишком спешили и наделали ошибок.

— Еще бы! Ну скажи, что хорошего в том, если женщина ведет себя, как мужчина, или все время несет на своих плечах тяжкое бремя? Какая женщина может жить в мире с собой, если вынуждает собственного мужа чувствовать себя не настоящим мужчиной?

— Действительно, какая женщина?

— С таким же успехом она может отсечь его мужские принадлежности, как в той песне о человеке, раненном на Азиатской войне.

Немного подумав и сосредоточенно хмурясь, Джида повернулась к Руби:

— Именно поэтому муж ушел от тебя? Ты заставляла его чувствовать себя не настоящим мужчиной?

Руби устало прикрыла глаза и кивнула.

— Наверное. Но, клянусь Богом, я не думала о том, что делаю.

С тяжелым сердцем открыла она дверь дома и остановилась на пороге как вкопанная. За столом сидел Торк и играл с сыновьями в настольную игру викингов, похожую на шашки. Они смеялись, шутили и вели себя, как любые обычные отец и сыновья.

Когда Торк, подняв глаза, заметил Руби, сердце его, казалось, пропустило удар. О Фрейя! После бесчисленных сражений, бесконечных женщин, счет которым потерян много лет назад, глупое проклятое сердце сжимается при виде безмозглой, несчастной, тощей девчонки, с волосами, как у мальчишки, и характером сварливой бабы.

И все этот поцелуй! Торк не мог забыть восхитительный, исступленный, томительный, сладостный поцелуй! И свой гнев по поводу отказа Руби последовать путем, которым неизбежно вел подобный поцелуй. Но Торк винил и себя. Он не должен был допустить этого поцелуя. Размяк, распустился, потерял голову. Совсем как сегодня. Ему не следовало торчать здесь. Нельзя дать понять посторонним, что Эйрик и Тайкир — его сыновья. Враги не задумаются использовать это против него.

Торк встал и сделал мальчикам знак. Те поняли, что не могут оставаться в присутствии чужачки. По крайней мере, ему показалось, что они поняли. Иногда, заметив выражение их глаз, Торк снова и снова спрашивал себя, уж не лучше ли взять сыновей, сесть на корабль и исчезнуть, затеряться в другой стране, хотя бы в Богом забытой Исландии, где поселилось последнее время так много викингов.

— И не думай, — предупредила Руби и, направившись к Торку, уперлась ладонью в его грудь и заставила сесть обратно на стул. — Ты не уйдешь, пока мы не поговорим.

— Ты приказываешь мне, девушка?

Уголки губ Торка дернулись в улыбке, несмотря на очевидное изумление от подобной дерзости. Подумать только, она еще смеет командовать!

— Совершенно верно! Довольно с меня твоего трусливого поведения! Хватит избегать меня!

Эйрик и Тайкир хихикнули, видя, как свирепый отец отступает и тушуется перед женщиной.

— Ищешь моей компании, милочка? Хочешь снова испытать на себе мои чары? Не знал, что моя слава распространится так далеко.

— Слава? Чары?

И, сообразив, к чему клонит Торк, Руби разъяренно выпалила:

— Ах ты мерзкая склизкая жаба!

— Жаба? — задохнулся от смеха Торк.

— Да, жаба! Подумать только, именно мне выпало очутиться в стране грез и заполучить жабу вместо принца!

Торк бесстыдно ухмыльнулся, вероятно, даже не поняв, что она имеет в виду. Руби стиснула кулаки, чтобы немного взять себя в руки, и спокойно объявила:

— Я хочу поговорить с тобой насчет наших детей.

Оба тут же оглянулись на Эйрика и Тайкира, навостривших уши и широко раскрывших глаза.

— Идите! — приказал Торк мальчикам. — Мы поговорим, прежде чем я уйду.

— Останься обедать, отец, теперь, когда Руби знает, — умоляюще шепнул Тайкир.

Торк нерешительно оглядел Руби. Она никак не могла сообразить, почему не должна знать о том, что Торк — отец мальчиков.

— Может быть.

— Не будь смешным. Оставайся. Я не собираюсь портить тебе удовольствие от этой небольшой загадки.

Дети убежали, и Торк повел Руби к комнате, где обычно Джида занималась рукоделием. Остальные тактично исчезли.

— Прежде чем снова начнешь меня упрекать, — предупредил Торк, — хотя и не имеешь на это права, позволь сказать, что это вовсе не игра. Никто не должен знать, как я люблю сыновей.

Любит? Неожиданно на сердце Руби стало теплее. Может, она неверно судит о своем «муже»-викинге.

— Я и Олаф последние десять лет делали все, — резко продолжал Торк, — чтобы никто из посторонних ни о чем не догадался.

— Почему? Почему большинство людей должны считать, что мальчики — чужие тебе?

— Тебе вовсе ни к чему знать об этом, — упрямо повторил Торк.

— Правда? А я думаю, ты слишком преувеличиваешь опасность.

— Преувеличиваю?

Торк приблизил лицо к лицу Руби и, упершись пальцем ей в грудь, словно подчеркивая свои слова, процедил:

— Мои враги убили мать Эйрика вскоре после его рождения. Малыш избежал смерти лишь потому, что старая повитуха поменяла детей в колыбели. Сын бедного раба не был столь удачлив.

— Я думала, мать Эйрика умерла при родах, — охнула Руби.

Торк пренебрежительно махнул рукой.

— Эту историю мы сочинили и всем рассказываем.

— Ничего не понимаю. Почему ты не можешь открыто признать сыновей?

— Тебе необязательно понимать все это. Прекрати лезть не в свои дела.

Он угрюмо смотрел на нее, долго не сводя глаз, пока не убедился, что смысл его слов достаточно ясен.

Наконец Руби, осознав все сказанное, покорно пробормотала:

— Я только хотела помочь.

— От тебя ничего не требуется, кроме молчания. Способна ты на это?

Руби оскорбленно вскинулась:

— Я никогда бы не сделала ничего, что могло повредить мальчикам.

Да и тебе, хотя ты этого заслуживаешь.

— Они напоминают мне моих сыновей. Должно быть, Эйрик и Тайкир пробуждают во мне материнские чувства.

— Разыгрывай любящую мать где-нибудь в другом месте, — бесстрастно приказал Торк и, отступив, уселся на стол, недоуменно разглядывая Руби.

— Когда мы впервые встретились, ты сказала, что муж бросил тебя. Почему? Он забрал сыновей с собой?

Руби тоже села.

— Нет, он не способен на такое.

Как объяснить, почему ее брак распался? Невозможно. Во всяком случае, не в двух словах. Поэтому она и не пыталась. И решила сменить тему, шутливо пояснив:

— Вероятно, он не мог со мной справиться.

Она многозначительно повела бровью. Торк наклонился вперед и одарил ее чувственной улыбкой:

— Если ты целовала его так же, как меня, не сомневаюсь в этом. Не думай, что я забыл твой поцелуй. У тебя поистине талант заставить мужчину потерять голову.

Комплимент от Торка? Такое она слышит впервые. Руби почувствовала, как предательская краска расползается по лицу и шее. Наверное, он и сказал это лишь для того, чтобы смутить ее.

— Однако, в отличие от твоего мужа, — продолжал Торк, — сомневаюсь, что не смогу справиться с тобой. Подозреваю, что мы слишком хорошо подходим друг другу.

И лицо осветилось приводящей в бешенство самоуверенной ухмылкой, а синие глаза весело блеснули.

— Твоя наглость не знает границ, — фыркнула Руби, поспешно выбегая из комнаты, чтобы не опозориться, поддавшись желанию броситься в его объятия, как ей ужасно хотелось. Но, к раздражению Руби, Торк успел ущипнуть ее за зад.

— Да прекратишь ты когда-нибудь? — рявкнула Руби, потирая пострадавшее место.

— Проверяю, по-прежнему ли он умещается в ладони, — с притворной наивностью пояснил Торк.

Руби разъяренно уставилась на него.

— Умещается, — заверил Торк и удрал, прежде чем она ответила ему, как подобает, по пути, однако, успев метнуть последнюю стрелу:

— Интересно, а другие части тела тоже умещаются?

Торк остался на ужин, за которым Джида рассказала о событиях минувшего дня, особенно о происходившем в комнате Бернхил. Собравшиеся умирали со смеху, особенно когда Джида описала голую Бернхил, требующую от Руби сшить ей огненно-красное белье.

— Похоже, Зигтриг сегодня будет в хорошем настроении, — сухо заметил Олаф и лукаво добавил: — Думаю, Джида тоже будет неплохо выглядеть в таком наряде.

Джида вызывающе подняла подбородок:

— Мы уже решили сшить его!

Олаф изумленно открыл рот, но тут же громко засмеялся:

— Неужели ты сделаешь это для меня, Джида? Совсем ни к чему. Мне ты нравишься в данном Богом обличье.

Джида мило покраснела, но не собиралась сдаваться.

— Я сделаю это для себя. Женщинам нравится носить красивые вещи.

И, многозначительно взглянув на Руби, объявила:

— В конце концов, женщина должна что-то представлять из себя.

Олаф и Торк вновь разразились смехом, хотя Джида покраснела еще гуще.

— Заткнитесь, вы, свиньи, вам бы только унижать женщин, — прошипела Руби.

— Согласна. Заткнитесь, вы, боровы! — повторила Джида.

Торк и Олаф буквально взвыли. Руби не могла удержаться и тоже хихикнула.

После ужина все собрались в комнате Джиды, и, к удивлению присутствующих, Торк тоже остался. Руби, державшаяся немного в стороне, сказала ему:

— А я думала, ты отправишься соблазнять свою Долли Партон.

— Кого?

— Даму с огромными…

Руби отвела руки от груди почти на фут, желая показать, о чем идет речь. Но Торк лишь ошеломленно покачал головой. Подумать только, на что отваживается эта девчонка! Правда, Руби удивилась не меньше. Она никогда не была столь бесцеремонной в той жизни.

— Ты говоришь про Эсль? Она пошла в гости к родственникам. Может, позже…

Глаза весело лучились. Наконец-то он заставил Руби ревновать!

Руби пренебрежительно фыркнула.

— Может, хочешь занять ее место? Кажется, я уже предлагал тебе, — поддразнил Торк, с надеждой глядя на Руби.

— Нет, спасибо. Разве что ты вспомнишь о моем предложении.

— Да ты, я вижу, настойчива! — покачал головой Торк. — Нет, цена слишком высока.

— Откуда тебе знать? — не удержалась Руби, усмехаясь. Но как же ей хотелось пойти за этим мужчиной в постель, куда угодно и любить его, пока он не забудет о высокомерии и не начнет молить выйти за него. Она может добиться этого!

Торк остался, чтобы послушать игру Астрид на лютне, очаровательное пение Гунхильд и очередную историю Руби. Странно молчаливый, он прихлебывал вино с пряностями, сидя между Эйриком и Тайкиром, и еле заметно улыбался над детскими сказками Руби или презрительно фыркал, когда та перешла к рассказу о Торке и Джеке Бобовое зерно.

— Думаю, собравшиеся на альтинг весьма позабавятся этой историей, — заметила она с серьезным видом.

— Клянусь молотом Тора, ты слишком далеко заходишь, — предостерег Торк, — и закончишь дни свои под замком в конюшне.

Внезапно все замолчали, вспомнив легкомысленный поступок Руби. Иногда в такие моменты Руби совершенно забывала, насколько свирепы эти люди. Даже Торк.

Она и мальчики проводили Торка к стойлам, где стояла его лошадь. Эйрик и Тайкир отправились помочь Ульфу седлать кобылку, а Руби и Торк остались снаружи.

— Уверена, что не хочешь ехать со мной? — прошептал Торк, осторожно проводя пальцем по ее обнаженной руке и чувствуя, как по коже бегут мурашки.

— Не могу, — с сожалением покачала головой Руби.

Ладонь Торка легла на ее голову:

— Неужели мужу нравились такие короткие волосы?

По тону было заметно, что сам он не очень любит подобные прически.

— Он не возражал. За такими легче ухаживать, особенно еще и потому, что приходится вставать рано утром и спешить на работу.

Неожиданно Руби, вспомнив то, о чем не думала уже много лет, выпалила:

— Правда, когда мы поженились, у меня были длинные волосы, ниже плеч. Джеку нравилось это. Он часто просил меня никогда не стричь их.

Это было так давно. Как она могла забыть?! Торк насмешливо поднял брови.

— Но ты все равно их обрезала? Неужели не любила его? — допытывался он. — Не хотела угодить?

Он сжал ее руки, чувственным жестом потирая большими пальцами запястья. Сердце Руби билось так суматошно, а кровь стучала в висках так настойчиво, что она почти ни о чем не могла думать.

— Это такая мелочь, — прошептала Руби наконец. — Думаю, Джеку было совершенно все равно.

Торк ничего не ответил, но, очевидно, не поверил ей. Да и сама Руби не была уверена в собственных словах.

Его беспокойные руки скользнули по ее талии и медленно поднимались к груди. Руби затаила дыхание: тело покалывало в тех местах, к которым он прикасался. Когда Торк остановился, почти дойдя до цели, Руби медленно выдохнула, прежде чем дрожащим голосом сказать:

— Торк, ты должен мне довериться. Неужели по-прежнему считаешь меня шпионкой, явившейся в Джорвик с недобрыми намерениями?

— Я никогда не считал тебя шпионкой. Но и доверять тебе полностью не могу. Существует слишком много вопросов, на которые нет ответа, и, кроме того, мне нелегко дался урок — никогда и никому не доверять до конца. Слишком рискованно предоставить тебе полную свободу.

Плечи Руби устало опустились, и Торк приподнял пальцем ее подбородок, чтобы взглянуть в глаза.

— Мое мнение ничего не значит, — продолжал он. — Кроме того, я уеду в Джомбург сразу после того, как соберется альтинг.

— И сколько пробудешь там?

Торк нерешительно пожал плечами.

— Два года.

— Два года!

Сердце Руби налилось свинцовой тяжестью, и она едва смогла выдавить:

— Почему так долго?

— Два года посвятил я делам деда, но уже давно принес клятву джомсвикингов. Честь требует моего немедленного возвращения.

— Какая же честь в убийствах и поединках?

Торк на мгновение застыл:

— Мужчина должен делать все, чтобы защитить свой народ.

— Ты много людей убил?

— Да. Больше, чем могу сосчитать.

— И добровольно выбрал такую жизнь?

Руби покачала головой, не в силах понять, что движет Торком.

— Иногда просто нет иного выбора.

На виске Торка дрогнула жилка.

Послышались шаги детей, и Торк быстро наклонился к Руби.

— Может, подаришь поцелуй, чтобы утешить меня перед долгой дорогой в замок?

Торк притянул ее ближе. Его губы были совсем рядом, но он заколебался, глядя в ее глаза со слишком знакомым выражением, и лишь через несколько мгновений припал к ее губам. Руби с покорным вздохом отдалась сладостным ощущениям. Как прекрасно чувствовать себя в его объятиях!

Торк, слегка отстранившись, впился глазами в лицо Руби, пытаясь понять, почему их так влечет друг к другу. Он коснулся ее губ кончиком языка, и Руби застонала, требуя большего. Голоса детей стали громче, и Торк вынудил себя выпрямиться, держа ее за плечи, пока оба они не стали дышать ровнее, а потом, слегка поцеловав ее, прошептал:

— Спокойной ночи, сердечко мое.

И, вскочив на лошадь, ускакал.

Руби ворочалась всю ночь, не в состоянии сомкнуть глаз. Только когда в комнате посветлело, она смогла задремать. Оставалось надеяться лишь на то, что Торк страдает точно так же.