Бен и Келси неделю назад приехали в Канзас-сити и обнаружили, что такого скопления корейцев видеть им еще не доводилось. Чтобы контролировать такой большой, разбросанный город, понадобилось громадное количество войск, а именно бригада численностью до четырех тысяч человек. Уокер плохо понимал, что они здесь делают. Канзас – сельскохозяйственный штат, корейцы не проходят мимо таких ресурсов, но сам по себе город лишен всякого стратегического значения. Или нет?
Сейчас парочка в компании некоего «Дерби» сидела в кофейне рядом с парком «Голубая Долина», неподалеку от спорткомплекса Трумэна.
– Город стоит на реке Миссури, та впадает в Миссисипи, вот в чем соль, – объяснил Дерби.
Наладить контакт с участником вещательной сети Голоса Свободы оказалось нетривиальной задачкой. Корейцы гарантированно прослушивают все эфиры ВГС. У партизан есть своя радиосвязь: иначе никак, других вариантов связи просто нет. Мобильники так и не работают, телефонные линии никто чинить не стал. Потому был разработан шифр, интуитивно понятный американцам, но недоступный врагу. Мало кто не знаком с творчеством «Биттлз», потому время и место встречи Уокер закодировал в отсылках к песням Битлов. Он надеялся, что корейцы не поймут, о чем идет речь. Сообщение Уокер передавал по кусочкам. Например: «Добрый вечер, братья американцы. Mean Mr. Mustard (убогий мистер Горчица) ищет Ticket to Ride (дорожный билет) до Дерби. Сегодня в новостях…» В следующем репортаже он скажет: «Здесь любят очень странною любовью, я в Голубой Долине кофе пью». Первые слова – цитата из песни «Канзас-сити» Уилберта Харрисона, которую «битлы» включили в один из ранних альбомов. Это значит, что встреча состоится в Канзас-сити. Потом Уокер скажет: «Гу-гу-ка-чу, во вторник в три». Эта цитата из абсурдистской песенки «Я морж» обозначала день и час встречи. Партизаны не сразу раскусили его послания, но потом кого-то осенило, и связь наладилась.
Дерби оказался тощим коротышкой в летах. Встреча с Голосом Свободы, да еще в общественном месте, явно выбила его из колеи. Дядьку аж трясло.
Уокер опознал Дерби по выцветшей майке с «битлами». Кофейня, бывший «Старбакс», предлагала гостям кофе из доморощенных зерен на дождевой воде. Заведение пользовалось успехом.
Бен, Келси и Дерби заняли столик на улице, в прямой видимости корейских солдат, разглядывающих прохожих. Уокер трезво рассудил, что самое темное место – под фонарем.
– Как тебя зовут? – спросил Дерби. – Меня…
Уокер взмахом руки остановил его.
– Давай без имен. Если кого-нибудь поймают… сам понимаешь.
– Ой, правда. Не подумал. Кстати, с «битлами» ты здорово придумал. Я сперва изумился, что за чушь ты несешь, а потом дошло. В молодости я был их фанатом. Как будто щелкнуло в голове – хлоп! – и все ясно. Молодцом.
– Спасибо.
– Чем могу помочь?
– Нам бы выйти в эфир. Не знаешь, тут поблизости нельзя присмотреть радиостанцию? Портативный передатчик не очень далеко добивает. Когда мы ехали сюда, заметили в Топеке здание с огромной антенной, ночью вернулись и залезли туда. Оборудование в рабочем состоянии. Кажется, оттуда ведут религиозные проповеди.
Дерби засмеялся.
– Ага, знаю о чем ты. Оттуда всю жизнь вещало «Семейное Радио». Да, они работают. У них, должно быть, здоровенный генератор и бензина хоть залейся. Господь берет на довольствие тех, кто несет Его слово.
– Да уж, генератор у них огромный. И вломиться туда было нетрудно. Терпеть не могу нарушать права собственности, но Голос Свободы не имеет права молчать. Наше слово вряд ли весит меньше, чем Господне.
– Как скажешь. Как обстоит дело в Канзас-сити с радиостанциями, не скажу, но в одном колледже есть собственный радиоузел. Колледж, к слову, работает. Корейцы не мешают нам жить обычной жизнью, правда, без машин, электричества и водоснабжения. Ученики починили технику, притащили генератор и после занятий крутят музыку.
Уилкокс кивнула.
– Ага, радиоузел в колледже – обычное дело. У нас в школе тоже был радиоклуб. Дело популярное, хоть и недешевое. Странно, что корейцы не отобрали передатчики.
– Они взяли точку на контроль. Пока детишки крутят музыку и школьные новости, им плевать. Только вот все радиопередачи отслеживаются. Да вы и сами должны знать. Для партизан настали трудные времена.
– Вот почему мы никогда не выходим в эфир дважды из одного места, – сказал Уокер. – Как поступим? Дождемся ночи, взломаем дверь…
– Вахтер входит в нашу партизанскую ячейку. Договоримся с ним. Сегодня в десять вечера выйдешь на связь?
– Постараюсь.
– Сообщу время операции. – Дерби написал на салфетке название и адрес колледжа. – Он находится за пределами штата, в Парквилле, Миссури, но все равно считается частью Канзас-сити. Если обойти главное здание, увидишь эстакаду для грузовиков. Встречаемся там. На дело пойдем, как стемнеет. По ночам там вообще ни черта не видно.
– Это радует.
– В последнее время появились какие-то мутные передачи, что о них скажешь?
Уокер посмотрел на Келси, та пожала плечами.
– Не слышал, – сказал Бен.
– Да ты что? Каждый день в полночь, сигнал очень плохой, слов не разобрать, сплошные помехи.
– Нет, я не слышал. Когда началось?
– Восемь дней назад.
– Ага, мы за это время только раз выходили в эфир. Пока еще не освоились тут.
– Где поселились? С партизанами контакт держите?
– В трейлерном парке, там хватает переселенцев. Хотя придется оттуда съезжать, вчера корейцы обыскивали машины и проверяли документы. По счастью, мы отошли по делам, но они наверняка вернутся. Кого-то ищут, может, и нас.
Дерби кивнул.
– Вполне вероятно. Они здорово прижали наших. Извини, я пропустил твою передачу. Когда это было?
– Три дня назад. Нашли шестиэтажный дом, занятый бездомными. Забрались на верхний этаж. Ладно, рассказывай, что там с мутными передачами.
– Вот, я записал, что смог разобрать. – Дерби вытащил из кармана мятые бумажки. – Первая передача. «Непонятно, непонятно… которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы… непонятно, непонятно…» – Дерби передал клочок Уокеру. Для него слова звучали как тарабарщина. – Вот еще. «После ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея … непонятно, непонятно…» И сигнал пропал.
Уокер нахмурился.
– Как-то знакомо. Давай дальше, – потер он подбородок.
– «Непонятно, непонятно… уж очень возгордился, что видел черта и возил на себе ведьм по всему свету».
– Чего? – Уилкокс аж перекосило. – Чушь какая-то.
– Ой, не факт, – ответил Уокер. – Еще что-нибудь есть?
– Ага, вчерашняя порция. «Непонятно, непонятно… обругал всех вокруг, а потом обругал еще раз… непонятно, непонятно… и напоследок еще раз всех обругал… непонятно, непонятно».
– Я возьму?
– Конечно. Если можешь, разберись, что это такое. То ли шифр, то ли какой-то полоумный забивает эфир.
– Может, корейцы зондируют почву, – предположила Уилкокс. – Надеются, что мы отзовемся.
– Была такая мысль, – согласился Уокер. – Сегодня послушаю сам.
– Знаешь, в чем главный прикол? – шепнул Дерби. – Мы практически уверены, что передача идет с восточного берега Миссури!
Сальмуса в сопровождении десятка пехотинцев ворвался в здание «Семейного Радио», откуда три дня назад выходил в эфир Голос Свободы. Пятисотфутовая радиовышка обеспечивала прекрасную связь: сигнал отсюда легко добивал за пределы штата.
Из всего персонала на станции были только диджей в тонстудии и техник за пультом. Когда в операторскую ворвались солдаты, диктор как раз цитировал Библию и предлагал слушателям молиться за «избавление от зла».
– Вырубай радио! Сейчас же! – рявкнул Сальмуса.
Техник встал со своего места.
– Погодите, мы же не делаем ничего противозаконного.
Вытащив пистолет, Сальмуса перехватил его за ствол и рукояткой врезал технику по морде. Прибежавший диджей упал рядом с товарищем на колени.
– Зачем? Не имеете права! Чего вам надо? – выкрикнул он.
Техник кое-как сел. На правой щеке у него сочилась кровью здоровенная рана.
– Три ночи назад с вашей станции выходил в эфир Голос Свободы. Где он?
– Кто? – нахмурился диктор.
– Только не говорите, что не знаете Голос Свободы.
Оба сотрудника покачали головами.
– Нет, не знаем. Пару дней назад кто-то залез к нам, выломали заднюю дверь, что-то делали в операторской, но ничего не украли.
– Показывай.
Техник остался сидеть на полу, вцепившись в рассеченную скулу. Диджей отвел Сальмусу с парой солдат к взломанной двери. Глядя на выдранный из стены косяк, кореец пришел к выводу, что ему говорят правду. Но упустить такую возможность пощипать нервы Голосу Свободы он не мог.
– Давай к микрофону, выходи в эфир, – приказал он.
Диджей видел, что спорить опасно. Вернувшись на рабочее место, он сел к микрофону. Сальмуса взмахом пистолета предложил технику сесть за пульт. А сам зашел в тонстудию и встал за спиной диктора. Загорелся красный огонек, техник сказал:
– Мы в эфире.
– Повторяй за мной, – потребовал Сальмуса. – Это сообщение Голосу Свободы и его подельникам, бунтовщикам и диссидентам. Впредь у вас не выйдет использовать радиостанции, чтобы транслировать изменнические речи.
Когда диджей повторил его слова, Сальмуса сказал:
– Теперь представься и назови, с какой ты радиостанции. – Диктор подчинился. – Повторяй за мной. Чтобы показать, сколь пагубно сопротивление и предательская ложь в эфире, Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни.
Диджей, выпучив глаза, обернулся на Сальмусу.
– Чего?
– Повторяй! – Ствол пистолета уперся диджею в висок.
Тот бросил взгляд на коллегу через звуконепроницаемое стекло. Один из солдат прижал ствол к голове техника.
– Чтобы показать, сколь… что?
– Пагубно сопротивление и предательская ложь в эфире…
– Пагубно… сопротивление… и предательская ложь… в эфире… Боже, помоги нам! Господи Иисусе!
Сальмуса со всех сил вдавил ствол в висок диджея.
– …Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни! Повторяй!
– Прошу вас, не надо…
Сальмуса кивнул своему бойцу через стекло. Тот, нажав спусковой крючок, вышиб технику мозги. Диджей завизжал.
– Если не повторишь мои слова, я буду пытать тебя много часов, а потом все равно убью, – пообещал Сальмуса.
Со слезами на глазах диджей, заикаясь, выдавил из себя жуткую фразу.
– Молодец. – Убедившись, что микрофон поймает звук выстрела, Сальмуса спустил курок.
Бен с Келси развернули генератор и передатчик на заброшенной заправке в трех милях от трейлерного парка. В восемь часов они вышли в эфир. Пульт с прошлого раза был настроен на частоту «Семейного Радио». Уилкокс чуть подкрутила ручку, и они поймали голос перепуганного диктора, повторяющего чужие слова.
– Это сообщение Голосу Свободы и его подельникам, бунтовщикам и диссидентам. (Пауза.) Впредь у вас не выйдет использовать радиостанции, чтобы вести изменнические речи. (Бормотание, потом имя диджея, позывной «Семейное Радио». Снова неразборчивые слова, потом воглас диджея: «Чего?» «Повторяй!» Пауза.) Чтобы показать, сколь… что? Пагубно… сопротивление… и предательская ложь… в эфире… Боже, помоги нам! Господи Иисусе!
Далекий звук удара заставил Бена с Келси подпрыгнуть. Они сразу поняли, что это было. Диджей снова заговорил, жалобно всхлипывая.
– Прошу вас, не надо… (Пауза, потом диджей заорал истошным голосом. Смутное бормотание, и снова заикающаяся речь диджея.) Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни!
И резкий грохот выстрела.
Недолгое шипение, и передача началась сначала. Ее гнали в эфир по кругу.
– Господи, Бен, этих людей убили из-за нас, – сказала Келси.
Уокер, встав, отошел на пару шагов. Пинком отправил стул через всю комнату. Подобрав с пола забытую кем-то отвертку, метнул ее в стену.
– Знаешь, Келси, похоже, что Лас-Вегас разбомбили тоже из-за меня.
– Почему это?
– Корейцы отслеживают наши передачи. Услышали диджея Бена, им не понравилось, они определили, что сигнал идет из Лас-Вегаса, и сравняли его с землей.
– Совсем не факт. Корейцы просто хотели показать, кто в стране хозяин. Не изводи себя попусту.
Уокер покачал головой и облокотился на верстак, пытаясь выровнять дыхание. Затем, видно, приняв какое-то решение, подошел к передатчику и заговорил в микрофон.
– Братья американцы, в эфире Голос Свободы. Передаю сообщение корейским захватчикам. Я знаю, что вы нас слушаете. Как смеете вы убивать невинных? И сваливать вину на меня? Вы – жалкие и подлые трусы. У вас нет чести. Нет достоинства. Вы – полные ничтожества. И знаете что? Сраный товарищ Ким Чен Ын – самый трусливый из вас. Сидит на жопе своей толстой, врет на весь мир о своем миролюбии и приказывает казнить людей без суда и следствия. Знаете, что я вам скажу, сволочи, непрошенные гости на нашей земле? Партизанское движение пустит вас под нож. Запомните мои слова! Может, не завтра и даже не в следующем месяце. Может, не в этом году. Но однажды мы вышвырнем вас прочь и заставим пожалеть о каждом глотке американского воздуха! Вы – как жуки-навозники, вы омерзительны! Мы вас похороним! Американцы, вы со мной? Готовы убивать трусливых скотов? Дать им такого пенделя, чтобы летели до самой Кореи? Вперед! Повторяйте за мной! Вперед! Давайте же громче! Вперед! Громче, громче! Вперед! Вперед!
Бен орал изо всех сил добрую минуту, изливая в крике боль и ненависть. А когда замолк, Келси схватила его за руку.
– Прислушайся, – попросила она.
Сперва он не понял, что случилось. А потом услышал. С улицы доносились голоса.
Уокер подошел к двери и навострил уши.
Вдалеке, едва слышно, люди скандировали: Вперед! Вперед! Вперед!
Тысячи американцев откликнулись на его призыв.
Сальмуса приказал отслеживать все радиопередачи. Голос Свободы обычно выходил в эфир с восьми до полуночи. Сальмуса слышал и пламенную речь Бена, и крики протеста. Он пришел в такую ярость, что, выйдя на запруженную улицу, пристрелил случайного прохожего.
Позже началась обычная болтовня в эфире. Сальмуса узнал Голос Свободы и некоего «Дерби».
– Друзья мои, сегодня был Вечер Трудного Дня, – сказал Голос. – Куда бы мне податься в институт?
– Завтра Вечно Непонятно, – ответил Дерби. – Как минимум до десяти часов.
– Голос Свободы принял. Отбой.
Сальмуса уставился на колонку. Это что такое было? Явно шифр. Построение фраз о чем-то ему напоминало. Он хлопнул в ладоши. На зов явился помощник Пен.
– Принеси расшифровки последних десяти передач Голоса Свободы.
Искомое немедленно появилось. Сальмуса углубился в изучение распечаток. Потом улыбнулся.
Его бывшая жена Кианна была завзятой битломанкой. В доме постоянно звучала омерзительная западная музыка, Сальмусе даже пришлось носить в ушах затычки. Но иные стихи и названия запомнились.
Кажется, он взломал шифр.
Сальмуса отправился в кабинет, где работала его команда.
– Мне нужен список школ, колледжей и институтов, где есть действующие радиоточки! – приказал он.
Дерби и его знакомый вахтер, Эрик, тихо ехали на велосипедах в сторону кампуса. Дорога шла через густой парк. Было темно, хоть глаз выколи.
– Сколько времени? – спросил Эрик.
– Не знаю. Около десяти. Надеюсь, мы не опоздаем.
– Что-то мне тревожно.
– Расслабься. Все будет нормально. Голосу Свободы нужно пять минут в эфире, мы исчезнем раньше, чем корейцы прочухаются.
В небе не было ни звезд, ни луны. Как-то холодно для середины лета, подумал Дерби.
– Давай пошевеливаться, – предложил он.
Последняя миля дороги осталась позади. На институтской парковке не было ни единой машины. Здание стояло мертвым, ни лучика света, ни звука.
Проехав за угол, они остановились у эстакады.
Едва они слезли с велосипедов, вспыхнул прожектор.
– Руки вверх! Ни с места! – рявкнул корейский офицер в мегафон. Громкий, скрипучий голос раздался так внезапно, что пленники взвизгнули от ужаса. Ослепленный Дерби сумел разглядеть солдат, целящихся из винтовок. К ним подошел офицер, зловещий силуэт на фоне прожектора.
– Кто из вас Голос Свободы?
От испуга пленники не могли вымолвить ни слова.
– Или Голоса Свободы среди вас нет, он еще не приехал?
Сальмуса, придвинувшись, изучал перепуганные лица. Взгляд его скользил с Дерби на вахтера и обратно.
– Говорите, или пристрелю. Один из вас – Дерби, коллега Голоса? Считаю до трех. Один.
Дерби сглотнул.
– Два.
– Стойте! Я Голос Свободы!
Сальмуса не поверил. Интонации и тембр были ему знакомы, но какие-то не те. Он обратился к Эрику.
– А ты кто такой?
– Вахтер местный.
– Собрался пустить бунтовщиков на вверенную тебе радиостанцию?
Эрик замялся.
– Говори как есть, – разрешил Дерби.
Эрик кивнул. Сальмуса улыбнулся. Довольный, он хлопнул в ладоши. К ним подбежало четверо солдат. Ткнув в вахтера, Сальмуса приказал.
– Этого повесить на фонарном столбе у ворот.
– Нет! Не надо! – закричал Дерби. Но изменить он ничего не мог. Эрика уволокли за угол.
Сальмуса вновь смерил Дерби взглядом.
– Так ты у нас Голос Свободы?
– Да.
– Докажи.
– Что?
– Докажи. Хочу тебя послушать. Например, о чем ты хотел говорить в передаче?
Дерби понимал, что шансов нет. Выйдет ли предупредить Уокера, чтобы тот не лез в ловушку? Сейчас он, должно быть, подъезжает к колледжу.
– Дайте мегафон, – попросил Дерби.
– Зачем? – искренне удивился Сальмуса.
– Раз уж это мой последний репортаж, хочу, чтобы его хоть кто-нибудь услышал.
Сальмуса задумался. Почему бы и нет? Он протянул пленнику мегафон.
Дерби проверил, что аппарат работает, а громкость выставлена на максимум. Прижал мегафон ко рту… и запел во все горло.
– Беги же, девчонка, спасай свою жизнь, голову спрячь в песок. Я видел тебя и другого мужчину, а значит, пришел твой срок!
Песня эхом разлетелась по двору и окрестностям. Не умолкая, Дерби пошел на прожекторы.
– Беги же, девчонка, спасай свою жизнь, голову спрячь в песок. Я видел тебя и другого мужчину, а значит, пришел…
Выстрел оборвал его концерт. Сальмуса, убирая пистолет, смотрел, как под лежащим на асфальте бунтовщиком растекается кровавая лужа.
Бен с Келси слышали все до последнего слова.
Машину они бросили в укромном месте в парке и дальше пошли пешком. Впереди уже выросла черная громада кампуса, когда до них долетел усиленный мегафоном голос.
– Это Дерби, – шепнул Уокер.
Раздался выстрел, и пение оборвалось.
– Господи. Это песня Битлов «Спасай свою жизнь». Он хотел предупредить нас. Убираемся!
Держась в тени, они вернулись под кров деревьев, откуда с ужасом наблюдали, как корейцы вешают человека у центральных ворот.
– Это он? – спросила Келси.
– Вряд ли. Должно быть, его друг.
Они час прятались в темноте. Наконец корейцы сели в «Хамви», припаркованный за колледжем, и уехали. Почувствовав, что угроза миновала, Бен с Келси побежали к машине.
Они въехали на площадку заброшенного автокинотеатра. Уокер начал распаковывать передатчик.
– Зачем?
– Скоро полночь. Хочу послушать, что творится в эфире.
События этого вечера потрясли его. Уже минимум четверо заплатили жизнями за действия Голоса Свободы. Уокер не предполагал, что все может закончиться кровью.
– Каким же я был наивным, – сказал он подружке. – Как я не подумал, что будут погибать люди!
– Бен, здесь нет твоей вины. Хватит тебе, все знали, что идут на опасное дело. Мы рискуем собой, и рискуем осознанно. Смирись.
– Голос Свободы был ошибкой. Зачем я только дал Уолли себя уговорить?
– Бен, ты же понимаешь, что не прав! Хватит! Голос Свободы – не ошибка, и уговаривал тебя не только Уолли! Понимаю, ты злишься. Я тоже. И что, ты сложишь ручки и будешь смотреть, как корейцы грабят твою страну? Ты сдашься?
– Нет, – вздохнул Уокер, включая радио. – Ты правильно говоришь. Правда…
– Знаю. – Она показала на радио. – Что ищешь?
– Мутные передачи, о которых рассказывал Дерби. Сможешь нащупать?
Келси взялась за настройку, но динамики лишь шипели помехами.
– Надо было спросить частоту.
В какой-то миг они поймали музыку. Удивились и продолжили поиски. Прошла минута. Ничего.
– Ищи дальше.
Келси начала проверять частоты по второму кругу. И тут…
Мощный шум. Голос, искаженный до ужаса.
– Нашла!
Они ловили каждый звук, пытаясь сложить обрывки в осмысленные фразы.
– …мы ловили рыбу, болтали, купались, чтобы прогнать сон. Когда лежишь на спине в водах широкой, спокойной реки и смотришь на звезды, это восхитительно… (помехи) …с нами ничего не случилось ни в ту ночь, ни в следующую, ни в послеследующую…
У Бена отвисла челюсть!
– Боже мой, я знаю, что это за текст!
– Да? И что же?
– Келси! Это Гекльберри Финн!
– Чего?
– Они читают «Приключения Гекльберри Финна». Там же вся книга вертится вокруг Миссисипи. Понимаешь, что это значит?
– Передача идет с другой стороны? С востока, как предполагал Дерби?
– Да, но не только! Это зашифрованное послание! Нам сообщают, что мы должны, просто обязаны попасть на ту сторону!